Текст книги "Огонь, гори!"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Джон Диксон Карр
Огонь, гори!

Посвящается сэру Аллену Лейну

Глава 1
«Кого пошлешь ты привести его?»

Невозможно совершить убийство в просторной, ярко освещенной галерее на глазах у трех свидетелей. И тем не менее одну женщину убили именно так.

По словам Чевиота, самое непостижимое преступление в его практике относится к 1829 году – то есть оно было совершено за восемь лет до вступления на престол королевы Виктории. Тогда в последний раз расцвели щеголи-денди. В своих комнатах, битком набитых драгоценными безделушками, загадочно улыбались красавицы куртизанки с белой кожей, а старый, тучный Георг Четвертый мучился одышкой в Виндзорском замке.

Но поскольку сейчас, в середине двадцатого века, суперинтендент уголовного розыска Джон Чевиот жив-здоров и его даже нельзя назвать пожилым человеком, предыдущие слова нуждаются в некоторых разъяснениях.

Однажды октябрьским вечером – было около десяти часов – Чевиот поймал такси на Юстон-роуд.

– В Скотленд-Ярд, – бросил он шоферу, усаживаясь на сиденье и захлопывая дверцу.

Чевиот – суперинтендент отделения «С-1» уголовного розыска, которое в Просторечии именуют «убойным отделом». Своим продвижением по службе Чевиот обязан заместителю главы столичной полиции, который считает, что повышать следует за способности, а не за выслугу лет.

В наши дни служба в полиции не считается зазорной даже для выпускника Винчестера и Тринити-колледжа в Кембридже. А если данный выпускник хорошо справляется со своими основными обязанностями, никто не станет возражать против его невинной причуды – рыться в Центральном архиве Скотленд-Ярда и читать о преступлениях, совершенных в древности.

За годы службы в полиции Чевиот приучился сдерживать слишком пылкое воображение. На вид он казался таким же бесстрастным, как и все остальные. Аскетическая обстановка привилегированной частной школы неплохо подготовила его к полувоенной дисциплине, принятой в полиции. И за то, что он не сошел с ума после произошедших с ним необычайных событий, ему следует благодарить женщину и собственное чувство юмора.

Итак, Чевиот сел в такси на Юстон-роуд и велел отвезти его в Скотленд-Ярд.

На улице было сыро и душно, хотя и не слишком тепло; постепенно сгущался туман. Чевиот не следил за дорогой, так как размышлял об одном деле, не имеющем отношения к нашему рассказу. Он уверяет, что не испытывал никакого дурного предчувствия. Когда такси остановилось почти в том самом месте, где ему и следовало остановиться, он даже не понял, что некие темные силы уже пронзили толщу веков и затянули его в омут прошлого.

«Если поденщица говорит правду…» – размышлял Чевиот, наклоняясь влево.

Он открыл дверцу, собираясь выйти из машины, но ударился головой; шляпа упала на пол.

Оторванный от своих мыслей, Чевиот нагнулся. Странно! Мягкая фетровая шляпа не могла произвести такого стука.

Что-то привлекло его внимание, и он посмотрел вперед. На месте обычного фонарного столба он увидел за пеленой тумана газовый фонарь, накрытый стеклянным колпаком, похожим на гробик.

Чевиот ничего не понял и даже не особенно удивился: многие районы Лондона до сих пор освещаются газом.

Он осторожно нагнулся, поднял свой головной убор за плотное изогнутое поле и полез наружу. Однако нога нащупала не обычную подножку автомобиля, а высокую ступеньку экипажа. По обе стороны экипажа висели медные масляные лампы. И хотя Чевиот ничего не видел в тусклом свете, нос его уловил запах конюшни.

Он ничего не сказал. Выражение его лица не изменилось. Он спрыгнул на землю – и его обдало брызгами грязи, толстым слоем покрывшей булыжную мостовую.

– Сколько с меня? – Чевиоту показалось, что голос его звучит громче обычного.

– Шиллинг, – буркнул кебмен.

Может, все дело было в предательской игре воображения, но Чевиота больше всего поразили ненависть и мстительность в низком голосе возницы.

– Шиллинг. Понятно, – механически повторил Чевиот. – Где я вас нанял?

Рядом злобно, с ненавистью щелкнул невидимый хлыст.

– На Юстон-роуд, да приказали везти на шотландское подворье, то бишь в Скотленд-Ярд. Ну, вот и приехали, Уайт-холл-Плейс, номер четыре, будь он неладен! – Снова щелкнул хлыст. – Стало быть, платите!

Чевиот оглядел головной убор, который держал в руке. Он напоминал современный цилиндр, только был выше и тяжелее; тускло поблескивал бобровый ворс. Чевиот осторожно дернул себя за волосы. С прической тоже творилось что-то неладное: ему показалось, что волосы стали гуще.

Суперинтендент сунул руку в карман брюк. Оказалось, что на нем длиннополый сюртук тонкого черного сукна и довольно тесные панталоны; он с трудом добрался до кармана и выудил оттуда горсть монет.

В газовом свете тускло блеснуло серебро. Увидев профиль на монетах, суперинтендент Чевиот застыл, точно громом пораженный.

Из темноты снова послышался хриплый голос невидимого кебмена.

– Фу-ты ну-ты, важная шишка! – с ненавистью проговорил он. – Небось подручный Бобби Пиля из этой… как ее… полиции, будь она неладна!

– Что такое?!

– Оглох, что ли? – еще больше взъярился кебмен. – Ишь, как вырядился, весь в пестром, точно попугай! Да вдобавок еще и зубы мне заговаривает. Небось цену хочешь сбавить? Не выйдет!

Чевиот поднял голову.

– А ну-ка тихо, – приказал он.

Когда-то одна женщина-репортер назвала внешность суперинтендента Чевиота из отдела убийств примечательной. Она написала: «У него довольно зловещие светло-серые глаза, хотя мне он показался довольно добродушным».

Разумеется, репортерша преувеличивала. И все же, увидев выражение лица своего пассажира, кебмен словно захлебнулся. Светло-серые глаза резко выделялись на впалом лице, казавшемся еще тоньше на фоне высокого остроконечного воротника и небрежно повязанного широкого черного атласного галстука.

«Да ну его!» – подумалось кучеру. Ему сразу расхотелось ругаться с «важной шишкой», у которой был такой угрожающий вид.

– Вот, возьми, – негромко сказал Чевиот и сунул кебмену два шиллинга, хотя тот даже не потрудился заранее спрыгнуть на землю и открыть перед пассажиром дверцу.

Если плата за проезд от Юстон-роуд всего шиллинг, то он дал грубияну непомерные чаевые. Кебмен жадно схватил монеты и взмахнул хлыстом. Кренясь на сторону и утопая в грязи, кеб покатил прочь и вскоре скрылся из вида. Странная ночь! Однако невидимый голос еще успел с ненавистью прокричать из темноты:

– Мусор! Шпион!

Джон Чевиот повернулся и зашагал налево. Над входом в кирпичный дом на углу горел свет. Очень неприятно было брести по холодной грязи, доходившей до щиколоток и противно чавкавшей под ногами.

Неужели все это происходит наяву?

Да нет, не может быть!

«Это старый Скотленд-Ярд, – подумал Чевиот. – Именно так он и должен выглядеть. Он находился в нескольких сотнях ярдов от того места, куда мне нужно попасть. И ничуть не изменился. Я вижу его собственными глазами; чувства и мозг меня не обманывают».

Вдруг им овладели ужас и отчаяние.

«Боже мой, неужели я не сплю? Неужели все происходит наяву?… Наверное, я перетрудился…»

Тогда-то он впервые и увидел ее…

Под самые окна дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс подкатила черная лакированная коробка на четырех позолоченных колесах – закрытая карета, влекомая лоснящимися гнедыми лошадьми. Чевиот заметил карету не сразу – фонари, висевшие по обе ее стороны, почти погасли. И лишь когда кучер в цилиндре и красной ливрее спрыгнул на землю и подкрутил фитили, фонари загорелись ярко-желтым пламенем.

Дверца распахнулась, и взору суперинтендента предстала женская ножка; ее обладательница махнула рукой кучеру и посмотрела Чевиоту в лицо с расстояния всего десяти футов.

– Мистер Чевиот! – тихо позвала она. Голос у нее был негромкий и мелодичный. В некотором замешательстве дама опустила длинные ресницы и снова села.

Чевиот не сдвинулся с места.

Хуже не придумаешь! Он почти не успел разглядеть даму. Она показалась суперинтенденту знакомой, хотя он никогда раньше ее не видел. Явно не молоденькая девушка – ей лет тридцать, а может, и больше. Выглядит зрелой женщиной, что лишь добавляет ей обаяния.

На незнакомке было платье из белой парчи со светло-желтыми полосками; плечи и грудь обнажены, руки голые. Волосы ее, чистое золото, были разделены посередине пробором и уложены сзади венцом; лоб и уши открыты. Поразительно красивое лицо слегка нарумянено и напудрено. На губах ни следа помады; ротик маленький, однако губы полные и чувственные. Подбородок округлый. Поражали огромные глаза – темные и невинные, как у четырнадцатилетней девочки.

Однако невинной дама не являлась никоим образом.

Чевиот понял, что должен подойти к карете, однако ноги не слушались его. Краем глаза он подметил: кучер в цилиндре и красной ливрее взобрался на козлы, сел прямо, как палка, и уставился вдаль, словно намекая на то, что он ничего не слышит и не видит.

Чевиот снял шляпу, поднялся на ступеньку и заглянул в карету.

Это был не дешевый наемный экипаж. Внутри сладко пахло жасминовыми духами. Женщина сидела, утопая в пурпурно-красных подушках, откинув голову назад, полузакрыв невинные темно-синие глаза. Однако при виде Чевиота она выпрямилась.

– Милый! – произнесла она страстно и так тихо, что он с трудом расслышал ее. Потом подставила губы для поцелуя.

– Мадам, – отозвался Чевиот, – как вас зовут? Синие глаза изумленно раскрылись.

– Ведь ваше имя Флора? Не так ли?

– Как будто ты не знаешь!

– Вы леди Дрейтон. Вы вдова и живете на…

Ему вскоре предстояло узнать: даже в минуты крайнего гнева или страсти она вдруг становилась застенчивой, почти робкой.

– Я живу, – прошептала женщина, – там, где, надеюсь, будешь жить и ты… как всегда.

Внешне невозмутимый Чевиот никак не мог объяснить свое поведение. Упав на одно колено, он обвил руками прелестную талию и прижался щекой к обворожительной груди.

– Не смейся надо мной! – попросил он. – Ради бога, не смейся надо мной!

Флора не пообещала, что не станет смеяться, и не вскрикнула от боли, хотя он сжал ее довольно сильно. Просто обвила шею Чевиота руками и прижалась щекой к его голове.

– Милый! Что случилось? В чем дело?

– Я выжил из ума! Я душевнобольной! Мое место в сумасшедшем доме! Понимаешь…

Примерно полминуты он то шептал, то вскрикивал как безумный. Вряд ли Флора, запомнившая все, что он говорил, и повторявшая ему его же слова позже, поняла хотя бы одну десятую часть его речи.

Однако по мере того, как Чевиот говорил, окутавший его мрак понемногу рассеивался. Щекой он чувствовал мягкую плоть; грудь Флоры то вздымалась, то опускалась.

Вспомнив о том, что он на службе, Чевиот с трудом поднялся, нечаянно наступив на подол бело-желтого парчового платья – узкого в талии, но с широкой, по моде, юбкой. Выпрямиться во весь рост в карете он не мог. Наклонившись к Флоре, он положил руки ей на плечи. Она откинула голову.

Казалось, ее стройная шея вот-вот надломится под тяжестью пышной золотой короны волос. Огромные невинные глаза наполнились слезами, Флора вздрогнула. Она была так осязаема, так чувственна, что у Чевиота голова пошла кругом…

– Ты не душевнобольной, – тихо проговорила она, но тут же скривила губы и отвернулась. – Если не считать того, что ты хочешь стать суперинтендентом центральной компании или центрального отделения – как там они называются? – Она посмотрела на него в упор. – И если ты сошел с ума, то кто же тогда я?

– Ты вышла из картинки в книге!

– Что такое, милый?…

– Точнее, из альбома с рисунками из…

Чевиот вовремя остановился и не добавил: «Из Музея Виктории и Альберта».

– Никто не знает, и никто никогда не узнает, – продолжал он, – как долго я тебя люблю!

– Надеюсь, что нет. – Ее шепот воспламенял его еще больше. – Ах, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома! Но… ты не опоздаешь на свою встречу?

– Встречу? С кем?

– С мистером Мейном и полковником Роуэном, разумеется!

Рядом с Флорой на подушках лежали широкополая итальянская шляпа и красная кашемировая шаль. Чевиот разглядывал их в полумраке. Как человек, хорошо знавший историю, он помнил, что Ричард Мейн и полковник Чарльз Роуэн были двумя первыми начальниками – или комиссарами – полиции.

Он читал о них в архиве, видел их портреты. Он знал…

– Ты имеешь в виду… – спросил он, откашлявшись, – сподвижников сэра Роберта Пиля?…

– Как сэра Роберта?! – ошеломленно переспросила Флора. – Я слышала, что старый сэр Роберт очень болен. Говорят, он не жилец. Но неужели он уже умер? И неужели мистер Пиль унаследовал титул баронета?

– Нет, нет еще! – воскликнул Чевиот. – Прости, – добавил он тише. – Я оговорился.

– Ладно, – проворковала Флора. – По-моему, тебе пора. Но прошу, пожалуйста, возвращайся скорее!

И она снова подставила губы для поцелуя.

Умолчим о том, что происходило в течение следующих нескольких минут. Когда Чевиот, покинув карету, уверенно зашагал к двери дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс, ужаса он больше не испытывал.

«Ну же! – подхлестывал его насмешливый внутренний голос. – Разве не сбылась еще одна твоя мечта – тайная, заветная мечта? Разве ты не хотел посмотреть, как работал первый в истории Скотленд-Ярд? Тогда на улицах бушевала чернь, тогда совершались самые темные злодеяния, тогда полицейских ненавидели и считали помехой личной свободы. Тогда таинственные преступления – кражи со взломом, убийства – раскрывались лишь благодаря счастливой случайности или в результате доноса… Давай признаем, – продолжал все тот же насмешливый голос, – что убийство всегда омерзительно и совсем неинтересно; настоящие убийства совсем не похожи на те, что описывают в романах. И все же! Разве тебе не хотелось произвести впечатление на своих знаменитых предшественников, раскрыв какое-нибудь зловещее преступление по отпечаткам пальцев, следам пуль или благодаря современной дедукции? Разве в глубине души ты не хочешь поразить их своими способностями?»

– Да! – воскликнул суперинтендент Чевиот.

Дом номер четыре на Уайтхолл-Плейс был красивым кирпичным домом; в окнах по обе стороны от входной двери за плотными шторами горел свет. Чевиот взялся за дверной молоток и громко постучал.

Возможно, у него просто разыгралось воображение или он в самом деле услышал, как рядом кто-то тихо хихикнул? Чевиот круто развернулся на каблуках. Так и есть, ему померещилось. Никого.

Дверь открыл человек… именно такой, какого Чевиот и ожидал увидеть. Среднего роста, краснолицый; судя по военной выправке, явно отставной солдат. Сюртук, доходящий до середины бедра, был синего цвета, сверху до пояса шел ряд металлических пуговиц. Брюки тоже синие. Немногие догадались бы, что его цилиндр изнутри укреплен кожаной тульей и тростниковыми распорками, способными смягчить удар хлыстом или бутылкой.

Хорошенько разглядев Чевиота и его костюм, незнакомец почтительно осведомился:

– Чем могу служить, сэр?

– Моя фамилия Чевиот, – беззаботно проговорил посетитель. – У меня назначена встреча с полковником Роуэном и мистером Мейном.

– Да, сэр. Следуйте за мной, сэр.

Наметанный глаз Чевиота угадал скрытые под полами сюртука полисмена дубинку из прочной древесины и трещотку, введенные в обиход Пилем. Полицейский, по мнению Пиля, не должен был выделяться из толпы – на его профессию указывала лишь сине-белая повязка на левой руке. Она свидетельствовала о том, что ее обладатель находится на дежурстве.

Чевиот не спеша брел за своим провожатым. Из просторного вестибюля они вышли в коридор, который, казалось, вот-вот рухнет – если судить по запаху сырости и по пятнам на алых обоях.

Полисмен с негнущейся спиной прошагал к двери справа и распахнул ее.

– Мистер Чевиот! – хрипло объявил он. Судя по голосу, он был не дурак выпить.

Чевиоту опять стало страшно – так страшно, как никогда в жизни. Сейчас он свяжет себя обязательствами. К добру или к худу, к жизни или к смерти, но он должен шагнуть в неизвестность… Что ж, надо держаться достойно, так чтобы Флора гордилась им.

Он лишь мельком заметил довольно большую комнату, обшитую дубовыми панелями. Все стены сплошь увешаны военными трофеями. Насколько он помнил, здесь жил полковник Роуэн – холостяк. Расправив плечи и небрежно улыбнувшись, Чевиот перешагнул порог.

– Добрый вечер, господа! – сказал он.

Глава 2
Кража из кормушки

В комнате находились трое. Но поскольку один сидел за конторкой в дальнем углу, Чевиот вначале заметил только двоих.

На полу лежал красный турецкий ковер – такой грязный, затоптанный и засыпанный табачным пеплом, что его истинный цвет определить было трудно. В центре комнаты стоял полированный стол красного дерева, прожженный по краям. На нем, среди разбросанных документов и папиросной бумаги, светила масляная лампа под узким красным стеклянным колпаком, плоский фитиль ровно горел в красной колбе.

Не впервые Чевиот задумался: почему масляные лампы не взрываются? Вскоре ему предстояло узнать, что они взрываются, и довольно часто.

Сбоку от стола, в мягком кресле, обтянутом фиолетовым шелком, сидел высокий, худощавый, довольно привлекательный человек лет сорока восьми. Его редеющие и седеющие волосы были зачесаны назад и вились над высоким лбом. Однако прежде всего вы замечали его большие глаза и широкие ноздри. Благодаря им худое лицо казалось одухотворенным.

Разумеется, то был полковник Чарльз Роуэн. Он был в форме, хотя и без сабли и портупеи. Алый мундир украшали тяжелые золотые эполеты, темно-желтые обшлага и серебряные галуны 52-го пехотного полка. На ногах – белые лосины. В левой руке полковник держал сигару, в правой у него были белые перчатки, которыми он похлопывал по ручке кресла.

Чевиот посмотрел на второго человека за столом.

Мистер Ричард Мейн также курил сигару. Несмотря на молодость – тридцать с небольшим лет, – он уже являлся известным барристером, то есть адвокатом, имеющим право выступать в высших судах. С первого взгляда казалось, будто лицо у него совершенно круглое; впечатление усиливали блестящие черные волосы и лоснящиеся бакенбарды, которые почти охватывали лицо, словно заключив его в раму – до их полного срастания на подбородке оставался дюйм-другой. Из такого вот подобия рамки на вошедшего смотрели блестящие черные глаза, острые и проницательные, далее шел длинный нос и широкий рот.

Платье мистера Мейна, если не считать выделки, напоминало костюм самого Чевиота. На барристере был темный сюртук, узкий в талии, но длиннополый и свободно спадающий почти до колен. Высокий воротничок поднимался над белым шейным платком. Панталоны из коричневого бархата со штрипками были такими же, как у Чевиота.

«Спокойно! – приказал себе Чевиот. – Я совершенно спокоен».

Однако у него почему-то запершило в горле.

– Господа, – произнес он, кланяясь, – я… кхм… должен извиниться за опоздание.

Мужчины встали и поклонились в ответ. Оба выкинули сигары в фарфоровую плевательницу у стола.

– Не стоит извинений, – улыбнулся полковник Роуэн. – Что касается меня, я был очень рад, когда вы подали заявку. Насколько мне известно, вы впервые в Скотленд-Ярде?

Чевиот запнулся и неопределенно взмахнул шляпой.

– Да, да. Прошу садиться – туда, на тот стул. Обсудим, подходите ли вы нам.

Ричард Мейн, севший было, снова вскочил. Выражение круглого лица, обрамленного черными волосами и бакенбардами, вовсе не было недружелюбным, однако демонстрировало неприкрытое недоверие.

– Роуэн, – произнес Мейн низким голосом с легким ирландским акцентом, – мне все это не по душе. Простите меня, мистер Чевиот. – Он сдвинул черные брови и снова повернулся к полковнику: – Но он слишком уж явный джентльмен. Боюсь, это нам не подойдет!

– А я не уверен, – задумчиво возразил полковник.

– Не уверены? Черт побери, да вы идете против приказа самого Пиля! Костяк полиции должны составлять бывшие армейские рядовые, которыми командуют офицеры запаса. Офицеры запаса! Пиль ясно сказал: джентльмены ему ни к чему. – Мистер Мейн закатил глаза, вспоминая. – «Сержант гвардии, получающий двести фунтов в год, – процитировал он, – больше подходит для моих целей, чем капитан, отмеченный многими наградами; он будет служить либо бесплатно, либо в том случае, если я положу ему жалованье тысячу в год». Что вы на это скажете?

Из-за высокого и тесного черного галстука полковнику Роуэну трудно было вертеть головой; он медленно повернулся к Мейну.

– После первого же смотра, – сказал он, – мы вынуждены были уволить пятерых полицейских за то, что они явились на дежурство пьяными. Я уже не говорю о тех девятерых, которых уволили за их жалобы на «удлиненный рабочий день»!

– Пьянство? – усмехнулся молодой адвокат. – Перестаньте! Чего еще можно ожидать от них?

Еще раз вежливо поклонившись, полковник Роуэн направился в дальний угол комнаты. Там он обменялся несколькими словами с человеком, сидевшим за конторкой, и тот (Чевиот не очень хорошо его видел) передал полковнику длинный лист бумаги. Полковник Роуэн вернулся к столу.

– Итак, сэр. – Он внимательно посмотрел на Чевиота. – Вот ваш послужной список!

Он сел. Мейн и Чевиот тоже сели; последний все вертел в руках шляпу. Руки у него сделались ватными.

Под взглядом светло-голубых кротких глаз полковника Роуэна он вдруг почувствовал себя очень маленьким. Он вспомнил, как в тумане, портрет полковника с пятью медалями на мундире. Этот человек участвовал во всех крупнейших битвах Иберийской войны, а в битве при Ватерлоо командовал флангом.

– Насколько я понял, – продолжал полковник, проглядывая записи, – вы участвовали в последних сражениях?

Конечно, он имел в виду наполеоновские сражения.

– Да, сэр.

– Ваше звание?

– Капитан.

Ричард Мейн что-то проворчал.

– Да, – невозмутимо продолжал полковник Роуэн. – Насколько я понимаю, в 43-м пехотном полку. – Потом он заговорил о Чевиоте в третьем лице, как будто того рядом не было. – «Награжден за…» Не станем его смущать.

Чевиот промолчал.

– «Живет, – продолжал полковник Роуэн, – в меблированных комнатах „Олбани“ на Пикадилли. Располагает собственными средствами; эти сведения любезно предоставили его банкиры из конторы Гроллера с Ломбард-стрит. Вращается в… светском обществе. Отличный стрелок, борец и фехтовальщик…» – Полковник окинул одобрительным взглядом широкие плечи Чевиота и посмотрел на мистера Мейна. – «Личные связи…» Хм! Это нас не касается.

В прокуренной, дымной комнате раздался звонкий голос Чевиота:

– Если не возражаете, сэр, мне бы хотелось узнать, что вы накопали о моей личной жизни.

– Настаиваете?

– Прошу.

– «Временами любит предаваться азартным играм, – прочитал полковник Роуэн, – однако потом месяцами не притрагивается к картам или костям. Не является членом общества трезвости, но и пьяным его никто не видел. Общеизвестна его дружба с леди Дрейтон…»

Мистер Мейн громко хмыкнул.

– Повторяю, это нас не касается. Полковник бросил лист на стол.

Выйдя из ступора, вызванного шоком, Чевиот впал в другую крайность. Он ощутил необычайные веселость, легкость и беззаботность. Гори все огнем! Он готов следовать своей мечте.

Не успел он сделать это заключение, как прозвучал красивый, низкий голос мистера Мейна:

– Послушайте, мистер Чевиот! – Адвокат так резко подался к нему, что Чевиот испугался, как бы лампа не опалила пышные бакенбарды. – С вашего разрешения, я спрошу вас о том, о чем собирался спросить Роуэн.

Мейн встал, сунув руки под сюртук и поигрывая фалдами. Под сюртуком оказался бархатный жилет, в котором узоры черного цвета преобладали над зелеными; на животе посверкивала золотая цепочка для часов, с которой свисала связка печаток.

– Сэр, – продолжал адвокат, – вы просите назначить вас суперинтендентом нашего Центрального отделения, именуемого также Отделением внутренних дел. Насколько нам известно, вы – человек обеспеченный. Ваше жалованье здесь будет составлять всего двести фунтов в год. Вам придется дежурить по двенадцать часов в день. Ваша работа будет трудной, опасной, даже кровавой. Мистер Чевиот, зачем вам все это?

Чевиот вскочил.

– Затем, – парировал он, – что в обязанности полиции входит не только подавление мятежей или растаскивание пьяных драчунов. Вы согласны со мной?

– Допустим…

– В обязанности полиции входит также раскрывать преступления. Грабежи, кражи со взломом, даже убийства! – Последнее слово Чевиот произнес особенно веско.

Мейн нахмурился и оставил в покое фалды. Полковник Роуэн молчал.

– По-моему, подобными преступлениями, – продолжал Чевиот, – сейчас занимаются сыщики. Но сыщики продажны. Их может нанять любой гражданин; или правительство назначает награду в соответствии с уровнем преступления. Ах да! Уголовный полицейский суд на Боу-стрит всегда может отыскать подходящего кандидата на виселицу. Однако часто ли вы вешаете того, кого следует?

Полковник Роуэн перебил его необычно резко.

– Редко, – заявил он. – Чертовски редко! Дайте срок, – продолжал он, – лет двенадцать или более того, и мы покончим с сыщиками. Мы создадим собственные силы, которые будут называться «уголовной полицией».

– Отлично! – звонко ответил Чевиот. – Так почему бы мне, в дополнение к моим обычным обязанностям, не стать первым сотрудником вашей уголовной полиции? И приступить к службе немедленно!

Ответом ему было молчание.

Вид у полковника Роуэна был обескураженный и даже недовольный. Однако Чевиота неожиданно поддержал мистер Ричард Мейн.

– Да, почему бы нет?! – с жаром воскликнул он. – Мы живем в новый век, Роуэн! В век паровых машин, железных дорог, ткацких станков!

– А следовательно, – возразил полковник, – в век все большего обнищания. Призывы к реформе избирательной системы повлекут за собой бунты; помните об этом. Если мы к следующему году сумеем набрать семнадцать дивизий, нам понадобятся все люди до единого. Вы забегаете вперед, Мейн.

– Неужели? Сомневаюсь! Разумеется, при условии, что мистер Чевиот справится со своей работой. Сэр, с чего вы взяли, будто справитесь?

– Если позволите, я сейчас вам докажу, – с поклоном отвечал Чевиот.

– Докажете? Но как? Чевиот быстро огляделся.

Лампа в кроваво-красной стеклянной колбе отбрасывала тусклые, жутковатые отблески. На стенах поблескивали сабли, пистолеты, мушкеты, металлические значки – знаки отличия. Напротив, рядом с беломраморным камином, красовалось чучело медведя, изъеденное молью; медведь стоял на задних лапах, выставив когти и, казалось, внимательно прислушивался. Одного глаза у него не было.

– Сэр, – сказал Чевиот, поворачиваясь к полковнику Роуэну и обводя комнату рукой, – найдется ли среди ваших трофеев заряженный пистолет?

– Заряженный пистолет у меня всегда при себе, – серьезно ответил полковник.

Он выдвинул ящик письменного стола и извлек оттуда пистолет средних размеров и среднего калибра. Чевиот с удовольствием отметил, что рукоятка украшена серебряной пластиной, на которой выгравированы инициалы полковника.

С тем же серьезным видом полковник Роуэн поставил оружие на предохранитель и протянул оружие Чевиоту:

– Подойдет?

– Замечательно! С вашего позволения, сэр, я произведу один опыт. А вы, господа, будете свидетелями. Погодите! – Чевиот оглянулся на фигуру за конторкой. – Вас здесь трое. Трое свидетелей осложнят мне задачу.

Полковник Роуэн повернул шею.

– Мистер Хенли! – позвал он.

Послышались глухой стук и звяканье незаправленной лампы; кто-то неуклюже вылезал из-за конторки. Скоро из тени вышел низкорослый, приземистый человечек лет пятидесяти с лишком.

Он прихрамывал на правую ногу вследствие раны, полученной при Ватерлоо, и опирался на тонкую трость черного дерева. У него были живые карие глаза, чуть приплюснутый нос и веселый полный рот. Плешь на затылке окружал густой венчик рыжеватых волос; бакенбарды также были рыжеватыми.

В человеке с такой внешностью нетрудно угадать дамского угодника, неугомонного весельчака, любителя вкусно поесть и выпить. Подобное мнение складывалось, невзирая на черный костюм и важный вид, какой человечек напустил на себя, приблизившись к полковнику Роуэну.

– Позвольте представить вам мистера Алана Хенли, нашего старшего клерка.

– Ваш покорный слуга, сэр, – пропел мистер Хенли несколько самодовольно хорошо поставленным голосом, в котором, однако, угадывался намек на то, что его обладатель не происходил из привилегированных слоев.

Чевиоту он адресовал отдельную улыбку, которую не видел полковник Роуэн. Прислонив трость к столу, он напустил на себя сосредоточенный вид и оперся о столешницу обеими руками.

– Но послушайте! – не выдержал мистер Мейн. – Что еще за опыты такие?! Что он намерен делать?

– Наблюдайте, – ответил Чевиот, полируя пистолет извлеченным из кармана пестрым шелковым носовым платком необъятных размеров – так, словно единственной его целью было придать стволу больше блеска. Осторожно, двумя пальцами взяв пистолет за кончик ствола и рукоятку, Чевиот положил оружие на стол, под лампу. – Там, в коридоре, – сказал он, засовывая платок в карман, – дежурит констебль. Сейчас я туда выйду. Попросите констебля чем-нибудь занять меня; в общем, сделайте так, чтобы я не видел, что здесь происходит.

– Так… так… и что?!

– Закройте дверь, заприте ее на замок. Затем пусть один из вас, господа, возьмет пистолет и выстрелит с любого расстояния в… скажем, вон в то чучело медведя у камина.

Все развернулись и посмотрели на бурого медведя, который злобно косился на них одним глазом.

– Затем, – продолжал Чевиот, – подайте мне знак, что можно возвращаться. И я скажу, кто из вас стрелял, с какого расстояния и что этот человек делал до и после выстрела. Вот и все.

– Все?! – повторил Ричард Мейн, выйдя из оцепенения.

– Да, мистер Мейн.

Адвокат что было сил грохнул кулаком по столу.

– Приятель, да вы безумец! – почти прокричал он. – То, что вы предлагаете, невозможно!

– А все-таки я попробую!

– Бедный старый Том, – не без грусти произнес полковник Роуэн и посмотрел на бурого медведя. – Я подстрелил его в Испании много лет назад. Еще одна пуля ему не повредит… Однако, – воскликнул полковник, – наш гость без труда сумеет определить, с какого расстояния произведен выстрел – по следам пороха.

Чевиоту показалось, что у него переворачивается сердце. Неужели эти люди?…

Его ужас, видимо, разделяли и старший клерк, и адвокат. Мистер Алан Хенли закинул назад крупную лысеющую голову и вытаращил глаза. По его виску медленно скатилась капля пота.

– С-сэр… – начал он.

– Полно, Хенли, вы ведь бывали на войне! Неужели вы никогда не видели, как получаются раны?

– Нет, сэр. Сдается мне… – Мистер Хенли закашлялся и тут же поправился: – Едва ли я видел.

– Если выстрел производится с близкого расстояния, на мундире остаются черные следы. Даже если стрелять с десяти – двенадцати футов, а заряд большой, остаются слабые следы. В другом же, мистер Чевиот… простите, но я нахожу ваше предложение невероятным.

– Невероятным?! – возмутился мистер Мейн. – Да это попросту невозможно! – Он посмотрел на Чевиота: – А давайте побьемся об заклад. Ставлю за то, что у вас ничего не выйдет!