Текст книги "Дом на Локте Сатаны. Темная сторона луны"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– По словам Джорджа, – его глаза снова нашли Алана и Камиллу, – вы двое вернулись значительно позже десяти, но потом снова исчезли, не сказав никому ни слова. Не надо обладать большим умом, чтобы понять почему. – Тут Янси собрался с духом и посмотрел на капитана Эшкрофта: – Вы спрашиваете, что я здесь делаю, так? Полагаю, то же самое, что все остальные. Правильно ли я вычислил, Иегесиф, что две группы – вы и доктор Фелл, с одной стороны, и парочка почти, но не совсем влюбленных голубков, с другой – пришли сюда по отдельности после того, как прочитали и поняли четвертое послание на доске, а потом столкнулись друг с другом на пороге?

– Почему вы думаете, что столкнулись?

– Потому что то же самое произошло со мной, – ответил Янси. – Пусть сгорят мои штаны! Поговорив наверху с Джорджем, я спустился вниз, прошел через библиотеку в оружейную и нашел длинное, скучное послание, которое подразумевало только школу «Джоэль Пуансет», комнату 26.

Я был совершенно один, заметьте. Но я стоял там и громко разговаривал сам с собой, а это признак, что ты начинаешь сходить с ума. Должно быть, я действительно схожу с ума, если уж на то пошло. Потому что после того как я поговорил сам с собой (точнее, покричал сам с собой) насчет послания, я вышел в задний сад, чтобы охладить голову, прежде чем идти сюда. И голос из-за шпалеры с розами говорил со мной, когда говорить там было некому.

– Да, – кивнул капитан Эшкрофт, – вы точно направляетесь прямиком в психушку. Или же, – завопил он, – хотите, чтобы мы проглотили эту глупейшую чертову историю, которая когда-либо приходила в голову человеку, вляпавшемуся в неприятности! И в том и в другом случае…

– Вы можете понять, капитан, что я не валяю дурака?

– Хорошо, вы не валяете дурака. Так что произошло?

– Я пытался вам рассказать. «Мрак луны» – не так ли сказал сегодня однажды доктор Фелл? В том саду никого не было и быть не могло. Мэдж наверху под охраной; все остальные где угодно, только не там. И все же голос заговорил, шепчущий, бестелесный голос, когда я проходил мимо шпалеры с розами рядом с одним из стеклянных окон в вестибюле.

– Как голос по телефону, так?

– Да! Только из-за шпалеры, а вовсе не по телефону. «Если вы пойдете в эту школу, будьте настороже!» – и опять: «Если вы пойдете в эту школу, будьте настороже!» Я побежал к шпалере и заглянул за нее, но там никого не было.

– Если вы были совершенно одни, как кто-либо мог узнать, что вы собираетесь идти сюда?

– Потому что я говорил сам с собой, разве я не сказал? Я говорил сам с собой в оружейной, и французское окно там было распахнуто настежь, пока я не закрыл его от москитов. Любой на расстоянии нескольких ярдов мог услышать, как я бубнил насчет школы «Пуансет» и комнаты 26. Но кто был?

Капитан, я ничего не могу поделать, если вы мне не верите. Может быть, я на это и не рассчитываю. И все же я говорю чистую правду! Объясните голос как вам будет угодно, у меня же от него внутри все перевернулось. Но это вовсе не означало, что он может меня остановить. Так что я пришел сюда с мыслью взломать окно и самому здесь поискать. Между прочим, где тут комната 26?

– Пока не знаем, но скоро выясним. Вы знаете что-нибудь об этой школе?

– Вообще ничего, никогда раньше не был внутри.

– На некоторое время, мой мальчик, – сказал капитан Эшкрофт, – мы отложим суждение о вашем рассказе. Пойдемте лучше с нами, пока мы будем искать комнату; по крайней мере, это упасет вас от неприятностей и вы не будете слышать голоса, раздающиеся все равно из-за чего. Готовы, доктор Фелл? Все готовы?

Следующие пятнадцать минут – Янси шел впереди с капитаном Эшкрофтом и доктором Феллом, остальные двое плелись сзади – они исследовали каждый закуток основного этажа. Большой фонарь капитана руководил операцией. Янси, все еще на пределе, зажигал спичку за спичкой.

Они нашли небольшую аудиторию, находившуюся в том же месте, где ниже располагался спортивный зал. Они открывали одну за другой двери классных комнат. С темно-желтых стен на них смотрели те же самые фотографии усатых писателей девятнадцатого века, которые можно было найти в любой школе того же типа по всей стране. Они насчитали не больше двенадцати пронумерованных классов, когда, в отдающемся шепотом эхе, стали подниматься по другой широкой лестнице на следующий этаж.

Но и здесь поиск не принес никаких результатов. Обнаружили учебный зал с крепкими столами и стульями, далее находились химическая аудитория, химическая лаборатория, лишенная оборудования, комната для «коммерческого курса», где у пишущих машинок на клавиатуре не было букв. Картины в еще одной дюжине комнат были хорошо узнаваемы: церковь в Стратфорде, римский Колизей, вид на Большой канал в Венеции.

Но по-прежнему не было никаких признаков комнаты номер 26. Разочарованные, все собрались в холле вокруг фонтанчика для питья, чуть освещенного лунным светом. Доктор Фелл, возвышавшийся в тени, поднял руку, призывая к молчанию.

– Мы считали очень тщательно, – с выражением произнес он. – Это верхний этаж, ведь их всего два, и самая последняя комната здесь имеет номер 24. Если только мы не оказались жертвами бессмысленного розыгрыша…

– Это не розыгрыш, – сказала вдруг Камилла. – Я знаю, где это!

Хотя она обращалась только к Алану, четыре головы повернулись в ее сторону.

– Когда мы заходили через подвальный вход, а это на самом деле не подвал, там, в коридоре, было довольно много дверей, на которые мы и не посмотрели. Двери со стеклянными панелями по обе стороны входа. Вполне ведь могло случиться, что комната, которую мы ищем, была именно самой первой комнатой, мимо которой мы прошли, даже не заметив ее.

– Камилла, милая! – воскликнул Янси. – Это самое настоящее озарение! Клянусь бородой Господа Бога Всемогущего, ты попала в самое яблочко! Комната 26 находится в подвале, она должна быть именно там, со всем тем, что там для нас приготовлено. Ну что, пошли?

Он мгновенно повернулся, готовый бежать вниз.

– Эй, погодите! – сказал капитан Эшкрофт. – Там пол скользкий, как в танцевальном зале. Вы хотите упасть и разбить себе череп? Полегче, полегче!

– Нет, о пророк, определенно нет! Старина Янс просто не может полегче, хотелось бы, да не могу. Кроме того, если кто-то скрывается в засаде, чтобы выпрыгнуть на нас, я хочу прижать его к ногтю до того, как он прыгнет. Пошли!

И Янси ушел сквозь тень и неверный лунный свет. Во время их собственного, гораздо более неторопливого спуска, отмеряемого постукиванием палки доктора Фелла, они услышали удаляющийся на бегу топот шагов Янси.

Это была довольно обычная школа, сказал себе Алан, кошмарные ужасы исходили от нее только потому, что была ночь и все очень возбуждены и взволнованы. И все же неприятные ощущения все накапливались. Через двадцать секунд, когда четверо достигли конца лестницы в подвал, они обнаружили интересную картину.

Справа от них поперечный коридор тянулся в темноте к боковой двери, через которую они вошли. Похоже, Янси Била не заботил поперечный коридор. Он сделал полдюжины шагов по центральному проходу, который делил коридор пополам. Он зажег спичку, поднял ее вверх и начал вглядываться в направлении двойных деревянных дверей, которые вели на галерею спортивного зала.

Сначала капитан Эшкрофт, потом доктор Фелл, потом Алан и Камилла инстинктивно прошли за ним несколько шагов мимо поперечного коридора. На мгновение Янси оглянулся на них, крохотное пламя осветило часть его лица и темные глаза. Потом его внимание обратилось на двойные двери.

– Да? – окликнул он вдруг. – Кто там? Кто тут есть?

И он кинулся прямо к дверям, открыв их плечом, и исчез в темноте. Остальные теперь не могли видеть его, но они слышали топот его ног, доносившийся с галереи, в погоне бог знает за кем или чем.

– Вернитесь! – завопил капитан Эшкрофт. – Вернитесь, олух! Я же говорил вам…

– Все в порядке, не так ли? – закричала Камилла. – То есть я хочу сказать, с ним все в порядке? И думать не хочу, что…

– Тогда не думайте, – посоветовал ей капитан Эшкрофт. – Парень безумен, как бешеный волк! Он гоняется за собственным воображением, только и всего; кроме нас, здесь никого нет. Одно время доктор Фелл думал, что, может быть, кто-то придет, но никого нет. Кроме нас пятерых, здесь нет ни единой живой души на расстоянии…

И в эту минуту все застыли. Потому что все это услышали.

Сначала раздалось треньканье банджо, потом легкий тенор запел песню. Приглушенные, словно им мешало какое-то препятствие, и все же громкие в ночной тишине, ноты доносились откуда-то с этажа.

О, я пришел из Алабамы

С банджо на моем колене;

Я иду в Луизиану

Повидать мою Сюзанну.

О, Сюзанна!..

Поддержанные мощным оркестром, множество мужских голосов хором подхватили и пропели еще три куплета. Потом, словно после некоторого раздумья, музыка и голоса слились в слащавом сентиментальном напеве:

Ах, как ярко солнце светит у меня в Кентукки дома;

Это лето, вечером веселье…

Вот тогда все четыре слушателя зашевелились: они повернули из центрального коридора обратно в поперечный. Свет фонаря капитана Эшкрофта скользнул по нему, как и луч маленького фонарика Алана.

– Она была права! – Капитан Эшкрофт указал на Камиллу. – Это из одной из тех двух дверей в самом конце, слева или справа, как войдешь. Но кто же закатывает серенаду в это время ночи?

– Серенаду, говорите? – просипел доктор Фелл. – Это звучит слишком механически, чтобы быть живым пением. Кроме того, слышится некоторое поскрипывание. Я склонен думать…

Алан и капитан Эшкрофт уже ушли вниз по проходу. Фонарик Алана, светивший в направлении той двери, которая теперь оказалась справа от них, выхватил из темноты на стеклянной панели черный номер 25. Потом он метнулся к двери напротив, и они наконец-то нашли комнату номер 26.

Голоса, закончив прославлять свой старый дом в Кентукки, теперь дружно голосили о «Славном голубом флаге». Но в комнате было темно.

– Стоять! – сказал капитан Эшкрофт. – Давайте без спешки!

Повернув дверную ручку, он приоткрыл дверь настолько, что смог нащупать выключатель на стене с левой стороны. За стеклянной панелью зажегся свет. Капитан Эшкрофт, сунув потушенный фонарь в карман, распахнул дверь и подложил под нее деревянный клинышек, который нашел на полу.

Это была довольно большая квадратная комната, обычный класс, за исключением того, что единственная доска в ней была переносной и стояла на мольберте позади учительского стола, как и доска в Мэйнард-Холле.

Свет под потолком был не очень ярким. Алан увидел четыре небольших квадратных окна высоко под потолком на восточной стене. В нескольких футах от этой стены стоял учительский стол, а перед ним ряды обычных ученических парт, слегка облезлых и пострадавших от времени. На стене висели электрические часы. В углу комнаты стояло маленькое старинное пианино, на крышке которого лежал помятый саксофон без футляра. В другом углу находилась старомодная кабинетная виктрола, популярная в те времена, когда была открыта средняя школа «Джоэль Пуансет». Она тоже демонстрировала следы износа и ветхости. Ее надо было заводить ключом. Крышка сейчас была открыта, экспансивные голоса взмывали вверх, распевая «Дикси».

– Музыка? – сказал капитан Эшкрофт оглядываясь. – Их учили музыке, так? Он указал на виктролу. – И выключите эту чертову штуку!

Алан так и сделал, остановив пластинку, не поднимая иглы с желобка. На старомодной пластинке было написано: «По дороге на юг. Попурри» – и другие надписи, которые он не стал читать.

Алан поднял глаза. Тусклый желтый свет не способствовал проявлению любопытства. Но Камилла, уже рядом с ним, отчаянно тыкала в сторону учительского стола. И его не надо было долго уговаривать, что быстро переключить туда свое внимание.

На столе, около метронома, лежало нечто, что никак не могло здесь лежать. Это была пачка писем, пятнадцать-двадцать конвертов хорошего качества, перевязанных широкой розовой лентой.

Алан шагнул туда и взял пачку. Лента, повязанная наискосок, скрывала на верхнем конверте имя лица, которому были посланы эти письма, и адрес, кроме слов «Голиаф, Кон.», написанный твердым, аккуратным почерком. Почтовый штемпель мало что добавлял, он был так смазан, что можно было разобрать только «Масс.». Дата могла оказаться любым месяцем любого сравнительно недавнего года.

Алан снова поднял глаза. Доктор Гидеон Фелл, державший шляпу и палку одной рукой, теперь возвышался над ним с придурковатым видом человека, которого только что огрели клюшкой по голове.

– Магистр! Это письма! – Алан протянул их ему. – Это их мы должны были здесь найти?

Доктор Фелл взял письма, вертя их в своих пальцах:

– Мой дорогой друг, я в этом нисколько не сомневаюсь. Они не местного, так сказать, происхождения, если говорить о школе «Джоэль Пуансет». Их самым заботливым образом сюда доставили.

Капитан Эшкрофт выскочил вперед и стал смотреть на пачку.

– Этот почерк… – сказал он.

– Ага. Нам знаком этот почерк, – согласился доктор Фелл, – поскольку мы видели его слишком недавно. Следовательно, с вашего позволения…

– Да?

– Следовательно, – доктор Фелл сунул письма к себе в карман, – мы не будем пока изучать их содержание. И на это есть две причины.

Положив шляпу и палку на учительский стол, он встал за него, приняв позу лектора, поблескивающего очками и топорщащего усы перед впечатляющей речью.

– Во-первых, – сказал он, – эти письма вряд ли содержат какую-либо информацию, которую мы еще не вычислили. Во-вторых…

Как бы нехотя он наклонился вперед, взял метроном, запустил его и снова поставил на стол. Тонкий металлический прутик начал тикать, двигаясь вперед-назад.

– Во-вторых, – продолжал доктор Фелл, сперва указывая на четыре окна позади и выше его головы, а потом – словно это было не то направление, которое он имел в виду, – указывая в сторону открытой двери комнаты номер 26,– во-вторых, потому, что нам непременно помешают. Кто-то приближается к зданию через тот же вход, которым воспользовались и мы. Если это не возвращающийся молодой мистер Бил, мы сейчас встретим еще одного гостя.

«Тик, – продолжал метроном, – тик-тик», – отмерял он удары в тишине. Большая боковая дверь в школьный двор, которую капитан Эшкрофт оставил полузакрытой, резко распахнулась, и в комнату номер 26 вошла Валери Хьюрет.

Плечи откинуты назад, все еще вся в белом, с белой сумочкой, зажатой под мышкой, казалось, ее держит на плаву какая-то сила, существующая вне и помимо ее самой. На бледном лице глаза приобрели какой-то блеск, который казался признаком неуправляемой ярости или даже полубезумия.

– Хорошо! – начала она сквозь стиснутые губы. – Хорошо! Камилла не единственная, кто слышал про эту боковую дверь, знаете ли.

– Ну, мэм! – ответил капитан Эшкрофт, словно бык, разворачиваясь к ней лицом. – Значит, вы вернулись из города?

– Я вернулась из города. И остальные тоже. Фильм в «Ривьере» закончился в десять тридцать. Рип Хиллборо пришел в «Болотную лисицу» и присоединился ко мне и Бобу. Потом мы поехали обратно.

– Остальные с вами, мэм? Здесь, в школе, я имею в виду?

– Нет, их нет. Рип настаивал, что должен посмотреть по телевизору позднюю программу. В субботу вечером она начинается в одиннадцать пятнадцать, а не в одиннадцать тридцать. Боб сказал: «Вы уже видели сегодня вечером один фильм, неужели вам нужно смотреть и эту чертову скучищу перед сном?» Но Рип настаивал. Они оба были полусонные, так что налили себе выпить и уселись смотреть телевизор. Вы можете догадаться, почему я здесь?

– Полагаю, мэм, что вы тоже поняли послание на доске.

– О, я поняла послание, его понял бы и ребенок. Оно и подсказало мне, куда идти. Но я здесь не поэтому. Я здесь, – почти провизжала Валери, – чтобы разоблачить кое-кого и наконец-то сказать правду! За этим кроются все пороки ада, и все же вы их не видите. Предполагается, что вы умны, в особенности доктор Фелл. Но вы вовсе не умны, вы ничего не видите!

– Не видим – чего? – требовательно спросил капитан Эшкрофт. – Если вы хотите обвинить кого-то, почему бы вам это не сделать? И кого вы хотите все-таки обвинить? Вы довольно близки с мистером Крэндаллом, как я заметил. Мы думали, что это потому, что он вам нравится, может быть, даже очень. Но возможно, у вас были какие-то другие причины. Итак, вы обвиняете в убийстве Боба Крэндалла?

– Обвиняю Боба Крэндалла? Вы что, спятили?

«Тик, – продолжал метроном, – тик-тик-тик». Валери со свистом выдохнула воздух через ноздри и подбежала к столу.

– Он хороший человек! – Она бросала слова прямо в лицо доктору Феллу. – Я так говорила и прежде, я это говорю и сейчас. Он слишком хорош для этого дома и тех вещей, которые он тоже не видит. Нет, я не имею в виду Боба Крэндалла! Я имею в виду кое-кого, кто злобен и проклят, как никто не был настолько злобен и проклят с ведьмовских времен триста лет назад. Я имею в виду…

Прозвучал ответ малокалиберного револьвера, из которого выстрелил кто-то, стоявший наклонясь за одним из окон, и аккуратная дырочка появилась в окне.

Валери не откинуло назад, как случилось бы от удара более тяжелой пули. Вместо этого она дернулась вбок и вправо. Сумочка вылетела из ее руки. Делая движения, совсем не идущие такой гибкой и спортивной женщине, она, спотыкаясь, двинулась вперед по диагонали, вытянув вперед обе руки.

Ее руки ударили виктролу, стоявшую на четырех маленьких ножках, Валери упала ничком и осталась лежать подергиваясь. На белом платье из раны на спине выступала кровь. Когда виктрола опрокинулась и ударилась о стену, какой-то спусковой механизм запустил остановленную песню. Скрипучие голоса взмыли к финалу:

 
Тогда хочу быть в Дикси! Ура! Ура!
В стране Дикси найду я свое место,
Чтобы жить и умереть в Дикси.
Далеко, далеко, далеко на Юге в Дикси…
Далеко, далеко, далеко на Юге в Дикси!
 

Глава 17

После последовавшего за этим переполоха Алан не приезжал в Мэйнард-Холл до воскресного вечера шестнадцатого мая – почти двадцать четыре часа. Но новости о Валери Хьюрет, появились гораздо раньше.

В Валери стреляли около половины двенадцатого ночи в субботу. Возвратившись в отель значительно позже часа ночи, Алан и доктор Фелл курили напоследок в холле, когда доктора Фелла вызвали к телефону. Капитан Эшкрофт звонил из большой больницы на Кэлхаун-стрит неподалеку, когда доктор Фелл взял трубку. Алан подошел совсем близко к телефонной будке и мог четко слышать голос капитана и его ответы.

– Умерла? – воскликнул голос с выражением некоего недоверия. – Нет, эта леди устроит все, что угодно, только не умрет! Собственно говоря, хотя сейчас ей дали успокоительное, она даже и ранена несерьезно.

– Сэр!..

– Это рана по касательной, странная, сказал доктор, необычная. Мне не нужно излагать вам раскладку, так? Вы сами нашли два револьвера в подвале Холла: «смит-и-вессон» 32-го калибра и полицейский 38-го калибра. Помните?

– Ага. Помню.

– Насмотревшись боевиков по телевизору, люди думают, что застрелить кого-нибудь насмерть очень легко. Убийца, на этот раз неудавшийся убийца, украл револьвер 32-го калибра и выстрелил через окно, целясь в сердце миссис Хьюрет. Пуля ударила ее чуть ниже грудной кости. Вместо того чтобы проникнуть далеко вглубь, она проскочила вокруг ребра под кожей и вышла на спине, при этом совсем не задев груди. Тогда наш убийца бросил пушку и побежал, никаких отпечатков, но и никакого убийства! Возможно, рана немножко поболит, но очень скоро у нее все будет в полном порядке.

– Это большое облегчение, спасибо вам. Есть ли другие новости?

– Есть ли другие новости, пропади я пропадом? Так много, что не могу рассказать по телефону!

– Да?

– Я просто горжусь, что руковожу этим расследованием, хотя именно вы подсказали мне, где искать. Большую часть завтрашнего утра, доктор Фелл, я и собираюсь руководить, не могу больше откладывать грязную работу. Под «грязной работой» я не имею в виду арест – это легко, это приятно. Это произойдет позже. Я имею в виду… ну, это не важно! Итак, вы не понадобитесь мне завтра до вечера. Я пришлю за вами машину, если наши планы оправдаются.

– Если наши планы оправдаются. Ага!

– Завтра, – сказал капитан Эшкрофт, – нас, вероятно, ожидает долгая и, возможно, тяжелая ночь. Так что мистер Грэнтам мне не нужен, пока мы не увидимся с вами. Мы договоримся об этом позже. Тем временем занимайтесь своими делами и относитесь ко всему легко. Я дам вам знать в свое время. Понятно?

– «Относитесь ко всему легко», – заметил доктор Фелл, – не совсем применимо к теперешнему делу. Но я понимаю. «Varium et mutabile semper femina!». [48]48
  Женщина всегда изменчива и непостоянна (лат.). – Вергилий. Энеида. IV. 565 сл


[Закрыть]Я понимаю это слишком хорошо.

И он, и Алан встали на следующее утро поздно и позавтракали уже в середине дня. После полудня они занялись осмотром достопримечательностей, какой был только возможен в сонное воскресенье. Казалось, самое время заняться исследованием церквей: серый Святой Филипп, погруженный в мир и покой под своим высоким шпилем; Святой Михаил с портиком, чьи колокола вызванивают свои мелодии для каждого праздника; прогуляться в его саду сплошное удовольствие. В картинной галерее Гиббса, неподалеку от Святого Михаила, доктор Фелл долго разглядывал портрет полковника (впоследствии генерала) Уильяма Молтри работы Бенджамина Уэста.

Но никакие отвлечения не помогали. Оба часто курили и грызли ногти от нетерпения. Доктор Фелл не просто отказался комментировать дело Мэйнарда; вопреки обыкновению, он отказался даже на что-либо намекнуть, несмотря на свое явно растущее беспокойство.

– Что вы имели в виду, – наконец взорвался Алан, – той латинской пословицей о женщине, всегда изменчивой и непостоянной? О какой конкретно женщине вы упоминали?

– Если только, – просипел доктор Фелл, – у нее был один мужчина! Все оказалось бы гораздо проще, вы не думаете?

Они очень рано поужинали, а чуть позже семи часов полицейская машина с сержантом Дакуортом за рулем прибыла в отель за доктором Феллом, оставив Алана ожидать, когда его вызовут.

Расположившись в своей комнате с книжечкой головоломок, которую купил в аптеке напротив, Алан даже не открыл ее. Он не сомневался, что дело движется к развязке. Темнота опустилась на Чарлстон, долина огоньков расцвела к югу от Батареи. Алан непрерывно прокручивал в памяти события прошлой ночи после того как Валери Хьюрет упала ничком в белом платье, запятнанном кровью.

Инстинктивно они ринулись из здания и под третьим из четырех окон на западной стене обнаружили брошенный револьвер с одной использованной гильзой в магазине. Они позвонили в «Скорую помощь» из офиса наверху, когда вернулся чертыхающийся и извиняющийся Янси Бил, объяснивший, что он гонялся за каким-то чисто воображаемым взломщиком по всему спортивному залу. В последней попытке добыть улики они поспешили в Мэйнард-Холл, где Рип Хиллборо и Боб Крэндалл – поздняя программа только что закончилась – сидели, оба явно не в духе, перед телевизором и вообще ничего не могли добавить.

И все же Алан размышлял.

«Varium et mutabile semper femina!» Это ведь Вергилий, не так ли? Поскольку и доктор Фелл, и капитан Эшкрофт клянутся, что все эти женщины невиновны, какая поэтическая ирония заключена во всех событиях, если в конце концов окажется, что убийца все-таки женщина! Мог ли доктор Фелл специально скрывать что-то? Что, если убийцей была сама Валери Хьюрет и очевидное покушение на ее жизнь всего лишь ошибка?

Нет!

Алан встряхнулся мысленно и даже физически. Он подозревал, в духе классического детектива, наименее вероятную личность, а это никуда не годится! Выбрав более приятную тему для размышлений, он начал думать о Камилле. Алан не мог бы сказать, как долго он так сидел, пока мысли его бродили по всевозможным закоулкам, в конце каждого из которых находилась Камилла, когда звонок телефона вернул его к действительности.

– Да, это я, – сказал голос Камиллы. – Да, я в Холле. Алан, что здесь происходит?

– Ты звонишь мне в отель, чтобы спросить, что происходит в Холле?

– Кое-что произошло!

– Ты хочешь сказать, после того, как туда приехал доктор Фелл?

– Нет, до того, как сюда приехал доктор Фелл. После полудня, когда даже еще темно не было!

– Камилла, о чем ты говоришь?

– Полицейские все время тихонечко шныряют туда-сюда, – загадочно сказала Камилла. – Фи! Фа! Фо! Фум! И – ты помнишь, в пятницу, поздно вечером, когда Валери чуть не развалила дом своим визгом?

– Ну?

– Сегодня это была не Валери. Я читала Джойса в библиотеке днем, когда наверху женский голос издал абсолютно леденящий душу вопль, так что я чуть не упала со стула. Только один вопль. Потом тишина, и вроде опять все скрыли.

– Кто же это кричал?

– Я не смогла узнать. Похоже, никто не знает. Думаю, одна из горничных. С самого вечера пятницы бедный Джордж, дворецкий, с огромным трудом удерживает горничных и повара от ухода. Внешне Джорджа трудно вывести из себя, хотя внутренне, думаю, он так же взволнован, как все остальные. Он умеет это скрыть, только и всего. Я не кричала и не думаю, что кричала Мэдж. Так что я голосую за Сильвию, Джудит или Уинни Мэй, кто там еще есть?

– Что с Мэдж, кстати? Как она?

– Она больше не изолирована от мира. Она на ногах, и одета, и все прочее, все по моде, но очень слаба и ни с кем много не говорит, в чем я ее не виню. Однажды капитан Эшкрофт проходил мимо нее по ступеням и что-то пробормотал, и Мэдж только сказала: «Снова за свое, глупыш?» – и больше не обращала на него внимания. Но это тоже еще не все. Алан?

– Да?

– После слушания завтра во второй половине дня, сказал капитан Эшкрофт, мы все свободно можем уехать отсюда и отправиться домой. Трудно себе представить, что можно заставить людей нервничать еще больше, чем было, но так оно и есть. Доктор Фелл… – Камилла словно заколебалась. – Одну минуту! Вот сам доктор Фелл, делает мне знаки. Он хочет поговорить с тобой.

– Мой дорогой друг, – вмешался голос доктора Фелл а, – вы знаете, который сейчас час?

– Около девяти, думаю, а это важно?

– Не особенно, хотя, собственно говоря, сейчас без четверти девять. Если вы захотите приехать сюда сейчас, ваше присутствие будет очень желательно.

– Да, Алан! – закричала Камилла. – Пожалуйста, приезжай как можно скорее!

В трубке щелкнуло, линия отключилась. Поспешив вниз забрать машину с автомобильной стоянки, Алан обнаружил, что вечер, хотя и ясный, оказался неожиданно прохладным, пожалуй, даже холодным. По дороге на остров Джеймс он преодолел несколько пробок воскресного уличного движения. Было чуть позже половины десятого, когда он въехал на земли Мэйнард-Холла.

На темной дороге за воротами стояла еще одна машина, внутри нее кто-то сидел. Не обращая внимания, Алан прошел дальше. Под портиком он встретился с подавленным, строго одетым доктором Марком Шелдоном, покидающим дом.

– «Корабли, что проходят мимо в ночи, – сказал молодой доктор, – и говорят, проходя, друг с другом». Когда бы мы с вами ни встречались сэр, я, кажется, всегда несусь отсюда куда-то в другое место.

– Да, действительно похоже, что так. Сегодня…

– Сегодня, – продолжал доктор, указывая в сторону ворот, – моя жена сидит там в машине. Аннетт не захотела пойти со мной; она говорит, что это неправильно и неприлично. Я посчитал, что необходимо выразить свое уважение.

И все же, куда я ни повернусь, в какую сторону ни пойду, ваш друг доктор Фелл повсюду оказывается передо мной. Поймите, пожалуйста, мистер Грэнтам: я ничего не имею против Гидеона Фелла. Он добрая душа, и у него репутация человека гораздо более проницательного, чем можно поначалу решить по его виду. Но что, он всегда… откровенно говоря, ну, у него всегда все в порядке с головой?

– Я обычно нахожу его в достаточно здравом уме. А почему вы спрашиваете?

– У него есть полевой бинокль, – ответил Марк Шелдон серьезным тоном, он сказал мне, что нашел его в чулане наверху. Он не пользовался биноклем, мы же находились в доме. Он держал бинокль в руках, вдруг он посмотрел на меня и сказал что-то вроде: «Если расчистить верхушку, то деревянная рогатка могла бы служить местом отдыха».

– Ну и что, доктор Шелдон?

– В самом деле! Я подумал, что «место отдыха» может быть неким неясным упоминанием о похоронах во вторник, и спросил его об этом. Все, что он ответил, было: «Окна можно поднимать и опускать бесшумно. Пожалуйста, заметьте, сэр, что окна можно поднимать и опускать бесшумно!» Возможно, я излишне материалистичен, но, когда на моих глазах человек начинает заговариваться, я чувствую себя неловко. Или это могло иметь какой-то смысл?

– Это имело смысл, хотя не стану притворяться, что разгадал его. Где сейчас доктор Фелл?

– В вестибюле, где у них стоит телевизор и доска для игры в кости. Он допрашивает Рипа Хиллборо! А теперь мне пора идти. Посмотрим! – Марк Шелдон закатил глаза. – Завтра слушание, похороны во вторник. Если вы не будете присутствовать на похоронах во вторник, мистер Грэнтам, есть основания полагать, что мы с вами больше не увидимся. Доброй ночи, доброй ночи, доброй ночи!

И доктор умчался прочь. Алан пересек крыльцо и, открыв внутреннюю дверь, двинулся к вестибюлю в конце холла.

Мэдж Мэйнард, само олицетворение трагедии, стояла справа возле двери столовой. Она была одета в черное, контрастирующее с белой кожей и золотыми волосами. Он не подошел бы к ней, даже если бы она его заметила, но она его не видела. Мэдж стояла неподвижно, откинув голову назад, сжав кулаки, плотно закрыв глаза, словно молилась.

Алан прошел мимо нее, как мог бы пройти мимо какого-нибудь образа из сна. В вестибюле, где все стеклянные двери в сад были закрыты из-за холодного ночного воздуха, Рип Хиллборо стоял лицом к лицу с доктором Феллом.

– Послушайте, Гаргантюа, – возмущался Рип, – что вы меня все время жучите?

– Мистер Хиллборо, – мягко ответил доктор Фелл, – значит, таково ваше впечатление от того, что я делаю? Будьте более милосердны! Я был вынужден загнать вас в угол подобным образом только потому, поверьте, что некоторое время был не в состоянии вас отыскать. Никто не мог отыскать вас или хотя бы приблизительно сказать, где вы находитесь.

Рип приподнял одно плечо.

– Большую часть времени после ужина, – ответил он, – я паковал вещи. Завтра нас выпускают, как вы, возможно, слышали, и мне нужно ехать домой. Мне дали неделю отпуска – я был вынужден задержаться на две недели. Мой босс на фирме – старина Джефф Чаннинг, из «Чаннинг, Лоуэлл и Босуорт», – оторвет мои уши, если я не вернусь в Хэнфорд в течение двадцати четырех часов. Так что я был у себя в комнате, упаковывая…

– Могу ли я подчеркнуть, – сказал доктор Фелл, – что вы не были у себя в комнате полчаса назад? Я посетил каждую спальню в этом доме – вас не было ни в одной из них.

Рип шагнул к столику, на котором лежали колоды карт и коробка с костями. Открыв коробку, он достал из нее кости и потряс в руке, не бросая на стол.