Текст книги "Ветер полуночи"

Автор книги: Джон Блэкбэрн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

10

Хотя отель «Кэстл» не был столь величественным, как «Ройял», он все же выглядел довольно солидно. Ажурные железные ворота, каменные столбы со скульптурными изображениями львиных голов, широкая мощеная аллея, ведущая к портику, который можно было принять за часовню, гербы «Автомобильной ассоциации» и «Королевского автоклуба» по обе стороны парадного подъезда, балконы по всему фасаду и ни одного освещенного окна!

Билл поднялся на крыльцо. Отель показался ему безлюдным и покинутым, однако дверь растворилась, едва он толкнул ее. В холле было еще темнее, чем на улице, и очертания диванов и столов во мраке выглядели таинственно и зловеще. Справа едва виднелась лестница, и лишь на конторке дежурного администратора теплилась небольшая лампа.

Он подошел к конторке, точно такой же, как и в тысячах других гостиниц, с той лишь разницей, что здесь за конторкой не было никого. На откидной доске барьера из красного дерева лежали телефонные справочники и бухгалтерские книги, на стене висела карта графства, ячейки для корреспонденции зияли пустотой. Билл потряс маленьким медным колокольчиком, стоявшим на барьере, и прислушался. Ждал он долго. Тишину нарушало лишь тиканье настенных часов и изредка грохот грузовиков. Билл позвонил еще раз. На лестнице послышались шаги, и появился свет.

– Добрый вечер! – поздоровалась с лестницы молодая женщина и улыбнулась. Она даже показалась ему немного похожей на Мэри – высокая, смуглая, в брюках и свитере, с длинными волосами, ниспадавшими на плечи. Однако, когда она подошла ближе, Билл понял, что сходство это было очень и очень далеким. На лице у Мэри всегда было такое выражение, которое, пожалуй, точнее всего можно было назвать сдержанностью. От этого лицо ее всегда казалось таинственным, не выдававшим ее мыслей и, может быть, поэтому так нравилось ему. Лицо же этой женщины было открытым, слишком уж открытым. Совершенно очевидно, что она ничего не могла скрывать.

– Добрый вечер, – отозвался Билл. – Мне сказали, что я могу получить у вас номер… Конечно, если вы уже закрылись…

– Нет, мы еще не закрылись, но никто не может сказать почему. Постояльцев-то ведь совсем нет. – Она подошла к конторке и открыла книгу регистрации жильцов. – Наверное, муниципалитет решил, чтобы работала хоть одна гостиница в городе, и жребий выпал на нас. Могу предложить вам любой из ста десяти номеров. – Женщина рассеянно наблюдала, как Билл расписывается в книге, и захлопнула ее, даже не взглянув, что он там написал.

– Хотите номер пятый? На втором этаже, с балконом и ванной. К сожалению, не могу предложить вам пообедать у нас. За исключением швейцара, который спит с похмелья после встречи однополчан, весь персонал по вечерам отпускается домой, и, кроме меня, тут никого нет. Если пожелаете, я могу приготовить вам сандвичи.

– Любой номер меня вполне устроит, и я не откажусь от сандвичей, если вам не хлопотно… Выходит, что вы тут одна? Не скучаете?

– Веселого мало, но я стараюсь не поддаваться скуке. После появления у нас тут людей из фирмы «Стар констракшн» я успела уже поработать и дежурным администратором, и горничной, и официанткой, и «старшей кто куда пошлет». Сперва все это мне не понравилось, но со временем можно привыкнуть ко всему. – Женщина сняла с доски ключ от номера и, передавая Биллу, вскинула брови. – Что с вами случилось, сэр?

– Со мной? – Билл проследил за ее взглядом. Его усилия почиститься на улице оказались не слишком удачными. Левый рукав пальто покрывала грязь. – Чуть не попал под грузовик. Едва успел отскочить.

– Да? – Дежурная нахмурилась. – Эти шоферы совершенно невозможны! У них сдельная оплата, и они носятся так, словно весь город принадлежит им… Вообще-то говоря, в какой-то степени это действительно так, но хоть убейте, не понимаю, почему полиция все им спускает? Недавно один водитель задавил женщину насмерть.

– Да, я слыхал… – Билл отвернулся, но дежурная так увлеклась жалобами на шоферов, что не обратила внимания на выражение его лица.

– Просто не понимаю, почему муниципалитет мирится с поведением фирмы «Стар констракшн»… У нас в городе есть три хорошие гостиницы, не подлежащие сносу, и все они могли бы работать. Однако влачит жалкое существование только наш отель, а почему? Да потому, что фирма построила в пригороде поселок для своих рабочих и служащих. И как после этого еще можно говорить, что реконструкция порта уменьшит безработицу!

– Может быть, со временем и уменьшит. – Билл вдруг очень захотел есть, и беседа на общие темы перестала его интересовать. – Если вы не возражаете, я поднимусь в номер и умоюсь… Нет, нет, не беспокойтесь, я найду сам. Пятый номер на втором этаже? Через несколько минут я вернусь. – Он взял ключ и направился к лестнице.

Подобно городу, гостиница «Кэстл» показалась Биллу частью мертвого, пустого мира. Несомненно, что после окончания работ по расширению порта рее оживет, появятся постояльцы, но пока что все здесь казалось гнетущим и безжизненным. Ковровая дорожка на лестнице, по которой он шел, отсырела, а на перилах, прежде, наверное, отполированных до блеска, лежал толстый слой пыли. На площадке второго этажа, на треноге висела медная гильза от артиллерийского снаряда, использовавшаяся вместо гонга, но сейчас Билл, несомненно, являлся единственным жильцом, который мог услышать этот звук; венчающий треногу герб королевской артиллерии опутывала паутина. Билл глянул вдоль длинного, безлюдного коридора с рядами закрытых дверей, и на мгновение у него возникло неприятное ощущение, что, если он сейчас ударит в гонг, двери распахнутся и явятся тени некогда живших тут отпускников, молодоженов и коммивояжеров.

Пятый номер. Очень удобная комната, или, точнее говоря, комната была удобной до того, как дела гостиницы пошли на спад и обслуживающий персонал был сокращен. Кровать стояла на небольшом возвышении, у изголовья висели занавеси, обстановка представляла собой имитацию мебели эпохи Людовика XIV, белые панели поблескивали позолотой, ванная комната с массивными кранами выглядела словно пещера. На всем лежал слой пыли, естественный в общей атмосфере запущенности и небрежения.

Билл умылся теплой, ржавой водой и вышел на балкон. На запад, насколько можно было видел, тянулись равнины Йоркшира, а расстилавшимся внизу город выглядел так, словно он только что подвергся налету вражеской авиации. Большая часть района вокруг рыбного порта была уже снесена, а на южном берегу вырыт огромный котлован для бетонных доков нового порта. При свете прожекторов там сновали грузовики, работали экскаваторы, и Билл снова подумал, какой большой и важный контракт заключил Норман Стар. Далеко в море, то появляясь, то исчезая, светились огни какого-то лайнера, а над громадиной отеля «Ройял», на вершине горы по-прежнему пылал знак фирмы Стара. Билл вернулся в номер, закрыв за собой балконную дверь, и спустился в вестибюль.

Дежурная уже приготовила на одном из столиков тарелку с сандвичами.

– Надеюсь, вам понравятся, хотя у нас ничего нет, кроме сыра и ветчины.

– Сойдет и сыр и ветчина, – улыбаясь, сказал он. – Кстати, меня зовут Ирвин, Билл Ирвин. – За окнами прогрохотал еще один грузовик, взбиравшийся на косогор.

– Знаю. Я взглянула в журнал регистрации, пока вы были наверху. А я Кэй Соммерс…

Фамилия Соммерс показалась Биллу знакомой, но он никак не мог вспомнить, где и когда слыхал ее.

– Вам, должно быть, трудно управляться здесь с пьяницей-швейцаром в качестве помощника?

– Конечно, трудно. Днем, правда, на работу выходят еще трое служащих. Зато хозяева прибавили мне жалованье, ну, а, как известно, нищим выбирать не положено. У меня двое маленьких детей.

– Тогда, пожалуй, вы правы. А ваш муж?

– Он умер, но мы с ним развелись за два года до его смерти. Главной виновницей, пожалуй, была я. Даже детей суд постановил оставить мне только потому, что Поль ими совершенно не интересовался.

– Понимаю, как вам трудно приходится… – Билл взглянул в открытое лицо Кэй и заметил, что она пытается что-то скрыть. Грусть? Пожалуй, нет. Она говорила правду, и выражение ее лица свидетельствовало о чем-то другом – о жалости, любопытстве и еще о чем-то не поддающемся определению. – Бедняжка, – искренне посочувствовал он.

Кэй закурила, сделала глубокую затяжку, словно это могло помочь ей контролировать выражение своего лица.

– Не Кэй бедняжка, а бедняжка Билл. Мне так было жаль вашу жену!

– Вы и это знаете?!

Билл наклонился над столиком. Может быть, она видела его раньше?.. В тот вечер, когда была убита Мэри… Хотя телефонная будка показалась ему незнакомой, но, может быть, он все же побывал в Фелклифе в тот вечер?!

– Конечно, знаю. Как только вы вошли, я сразу подумала, что где-то встречала вас, но не могла вспомнить. Возможно, видела вашу фотографию на суперобложках… Мне очень нравилась ваша жена, Билл.

– Вы знали ее? – Задавая этот вопрос, Билл уже вспомнил один из протоколов, которые ему давал читать Керн. «Миссис Кэй Соммерс, вдова, двадцати семи лет, показала… Миссис Ирвин вышла из гостиницы в половине двенадцатого вечера и отправилась на вокзал. Она хотела уже на следующий день возвратиться в Фелклиф и поэтому взяла с собой только сумочку и небольшой портфель. Я предложила ей вызвать такси, так как начинал моросить дождь, но она сказала, что предпочитает пройтись».

– Значит, вы работали в отеле «Норт-Клифф»?

– Конечно. Почти два года, дежурным администратором. Эта гостиница принадлежит той же самой фирме, и, когда «Норт-Клифф» закрылся, мне предложили перейти сюда.

Настенные часы начали отбивать одиннадцать, и Биллу вдруг померещилось, что все в окружающем мире мертво и лишь они двое еще живы.

– Пожалуйста, Кэй, расскажите о моей жене. Вы дежурили в тот вечер? Почему она передумала и решила выехать ночным поездом?

– А тут и рассказывать нечего. Все, что мне было известно, я рассказала в полиции. – Билл снова заметил, что Кэй что-то пытается скрыть. – Ваша жена проживала в «Норт-Клиффе» около двух недель. Вы же знаете, она работала секретарем у мистера Уэйна, который проживал в гостинице «Ройял», совсем близко отсюда. Там проживали многие служащие фирмы «Стар», пока не было закончено строительство поселка, куда они переехали. Ваша жена все время моталась с места на место и часто ездила на короткое время в Лондон. За день до смерти она, по-моему, вернулась из Лондона.

– Да, да, все это мне известно, но я хочу знать, как она провела тот вечер… Вы можете точно вспомнить, что она делала?

– Точно не знаю. По-моему, все было как обычно. Накануне она ездила в Лондон и вернулась к ужину. Утром побывала в конторе строительства, что возле развалин аббатства, а потом вместе с мистером Уэйном обедала здесь.

– Обедала с Уэйном? И потом решила выехать в Лондон ночным поездом, а не дневным, как намеревалась?

– Не знаю… – Кэй покачала головой. – Дайте-ка мне вспомнить… Нет, она решила это позднее. Мистер Уэйн ушел примерно в половине третьего, а ваша жена поднялась к себе в номер, чтобы собраться. Швейцара она просила заказать такси к поезду, отходящему в пять часов, и сказала, что будет ждать такси в вестибюле. Да, я припоминаю, что видела ее там. Она сидела на диване, разглядывала какой-то журнал. Потом, должно быть, сразу же после четырех, ей позвонили. Я знаю об этом потому, что сама позвала ее к телефону.

– Вы?! – Пальцы Билла сжали бокал с виски. – Кэй, но, может быть, вы запомнили голос того, кто звонил? Это не мог быть мой голос?

– Ваш? Но в таком случае, Билл, я ничего не понимаю! Если звонили вы, почему же…

– Почему же я спрашиваю об этом? В том-то и дело. В тот день я частично потерял память и до сих пор не могу вспомнить, что я делал…

– Да? Бедный вы мой! – Кэй коснулась его руки.

– Скажите мне про голос, Кэй! – Прикосновение ее пальцев было приятным, но он хотел только одного – выяснить все, что она знала. – Я имею в виду голос человека, который звонил по телефону. Был ли это мой голос?

– Это мог быть, чей угодно голос, чей угодно, понимаете? – Кэй убрала руку и покачала головой. – И вместе с тем мне почему-то показалось, что тот человек говорил с каким-то иностранным акцентом, возможно, американским. Может быть, даже это был женский голос. Тогда я не придала этому никакого значения, но после гибели вашей жены я несколько раз спрашивала себя, не изменил ли тот, кто звонил, свой голос умышленно? Мне даже подумалось, что он говорил через носовой платок.

– Изменил голос?! Вы уверены в этом? – В таком случае вопрос о том, что звонил он, исключался. Ему незачем было менять голос, он позвал бы Мэри к телефону и, несомненно, бушевал бы, разговаривая с ней. А что, если звонил Джамбо Уэйн? Его знали в гостинице, поэтому ему имело смысл изменить голос. – Вы вполне уверены в этом, Кэй?

– Не знаю, не могу сказать… Мысль об этом пришла мне в голову только после несчастья с вашей женой.

– Ну, а потом? После того, как Мэри поговорила по телефону? Как она вела себя? Нервничала, была расстроена?

– Расстроена? Что вы! Совсем нет. Она сказала, что поедет ночным поездом, и попросила меня аннулировать заказ на такси и зарезервировать ей ужин. Пожалуй, в ней можно было заметить некоторое волнение, она была чем-то взволнована и одновременно счастлива. Словно услыхала, что на ее лотерейный билет выпал крупный выигрыш.

– Счастлива и взволнована… – Все начинало становиться на свои места. – И вы разговаривали с ней перед тем, как она ушла на вокзал?

– Да. Я рассказала в полиции. Примерно без четверти одиннадцать я спросила, не заказать ли ей другое такси, но она ответила, что предпочитает пройтись. И еще добавила, что с таким настроением, как сейчас, она может пройти пешком миль сто.

– Что еще, Кэй, скажите! – Билл взял ее за руку и вопросительно смотрел на нее. – Вы не все рассказали в полиции… Скажите же мне, Кэй! Я должен все знать.

– Но это мелочь, не имеющая никакого значения. – Кэй пыталась отнять руку, но Билл не выпускал ее. – Перед тем, как ей уйти, мы выпили… Она предложила тост…

– Тост? По какому поводу?

– Да так… За ее будущее. Она сказала, что если все удастся, то ее ждет хорошее будущее и ей никогда больше не придется ни о чем беспокоиться.

– Почему вы не сказали об этом в полиции?

– Да потому… потому, что я подумала о вас, Билл. Я не знала вас, но решила, что так будет лучше. Вашей жены уже не было в живых, и я не видела смысла в том, чтобы… Билл, вы делаете мне больно!

– В чем вы не видели смысла, Кэй? Как вы думаете, почему она предложила такой тост?

– Я подумала… Мне показалось… – Выражение лица Кэй стало каким-то расслабленным, вялым. – Я подумала… Нет, не подумала, а была вполне уверена, что ваша жена отправлялась на любовное свидание…

Полночь. Холодный, сырой ветер дует с моря, и где-то далеко бьют часы. Стоя на балконе, Билл смотрел на городские руины. В открытом море, качаясь на волнах, куда-то на север пробирался пароход, а от подножия горы временами доносился грохот грузовиков.

– Стерва ты, Мэри, – прошептал он под шум ветра. – Глупенькая, алчная, маленькая стерва!

Да, именно так обстояло дело. Рассказ Кэй Соммерс подтверждал часть домыслов Поуда, однако это было еще не все. Мэри вместе с Джамбо Уэйном участвовала в этой отвратительной комбинации, и инициатором, вероятно, была Мэри. Она всегда была неравнодушна к деньгам, и, очевидно, именно она сообразила, насколько важно открытие Вицлеба и, что конкурент Стара хорошо заплатит за него.

Да, видимо, все было просто. Она рассказала Джамбо о бумагах, а он связался с конкурирующей фирмой и договорился о сумме, которая должна была обеспечить его и Мэри на всю жизнь.

Глупая Мэри! Далеко у подножия горы Билл видел уличный перекресток, где она умерла, и ему показалось, что теперь он может точно восстановить, как все произошло. Мэри хотела уехать в Лондон дневным поездом, снять копии с бумаг Вицлеба и передать их конкурирующей фирме. Никто и ни в чем не мог бы заподозрить ее, ибо обе фирмы могли одновременно и отдельно друг от друга сделать одно и то же открытие. Наверное, она считала себя очень ловкой и предприимчивой особой, но у Джамбо Уэйна имелись на сей счет, некоторые другие соображения. Может быть, она уже надоела ему, может быть, он боялся, что в случае ссоры она выдаст его, а может быть, просто хотел, чтобы все деньги достались только ему. Во всяком случае, он действовал по-своему – договорился с конкурентом Стара, что тот организует хищение бумаг Вицлеба из квартиры Ирвинов, затем позвонил Мэри и убедил ее поехать в Лондон вместе ночным поездом. Несильный толчок на дорогу под мчавшийся грузовик Кеплина, и Джамбо Уэйн мог ни о чем больше не беспокоиться.

Да, Аллан Уэйн, несомненно, был убийцей Мэри, и завтра утром Билл выколотит из него правду.

11

Едва переступив порог кабинета Аллана Уэйна, Билл обратил внимание, что Джамбо сильно изменился. За несколько недель, что они не встречались, он постарел и похудел. Его лицо, обычно жизнерадостное и румяное, было бледным и измученным, а костюм висел на нем, словно кокон на мертвой гусенице.

– А, Билл! – воскликнул он, тяжело, как дряхлый старик, поднимаясь из-за письменного стола. – Очень мило с вашей стороны навестить меня. – Его рукопожатие было вялым и сухим. – Извините за столь скромную обстановку, старина. Боюсь, что она не очень походит на мой кабинет в Лондоне. – На бледном лице появилось нечто вроде улыбки.

Билл обвел взглядом маленькую, плохо обставленную комнату. В лондонском кабинете Уэйна на полу лежал персидский ковер, над камином висели две картины модного художника, в клавесине был устроен бар, а письменный стол с множеством кнопок и переключателей напоминал контрольную панель для запуска космического корабля. Здесь же кабинет был сугубо деловым – стальной сейф на голом деревянном полу, стол, два венских стула и столик с различными планами и бумагами на нем.

– Спасибо, – поблагодарил Билл, опускаясь на стул, пододвинутый ему Уэйном. Да, возможно, что этот человек убил его жену, и Билл намеревался добиться от него правды, но пока что ему нужно было держаться очень осторожно. – Я уже сказал девице в приемной, что случайно оказался тут поблизости и решил навестить вас. Спасибо, что вы нашли время для меня. Понимаю, как вы заняты. – Билл взглянул в окно и ярдах в двухстах увидел то, что еще осталось от развалин аббатства. Колокольня пока еще была на месте, но от нее к стоявшим неподалеку бульдозерам уже тянулись канаты.

– Да, да, работы по горло, но я рад видеть вас, Билл. – Уэйн замолчал, так как бульдозеры загрохотали, тросы натянулись, колокольня закачалась и рухнула, вздымая облако пыли, поднявшееся высоко в небо. Билл вспомнил брошюру, прочитанную в поезде. «Аббатство частично разрушено Генрихом VIII и Кромвелем; подверглось артиллерийскому обстрелу с немецкого крейсера в первую мировую войну». Теперь «Стар констракшн» разделывалась с ним окончательно. Голос Уэйна прервал его размышления. – И, кроме того, Билл, мне хотелось переговорить с вами. Я написал вам письмо (надеюсь, вы его получили), но мне хотелось сказать вам лично, как я грущу о смерти Мэри. Она ведь была не просто секретарем, а большим моим другом.

– Да, я знаю, Аллан. – Наблюдая за Уэйном, Билл подумал, что хотя тот несколько потерял в весе, но ничего не утратил из своих актерских талантов. Лицо его выражало печаль, и, возможно, так оно на самом деле и было. Не исключено, что Джамбо по-своему привязан к Мэри. – Но я зашел к вам не только для того, чтобы просто поболтать, – продолжал Билл. – Вам, наверное, известно, что я подвергся нападению у себя дома и частично потерял память?

– Да, Билл, я слыхал об этом и очень сочувствую вам… Сигарету? – Уэйн подвинул Биллу пачку и начал рыться в кармане, но зажигалку не вынул, словно ожидая, что это сделает Билл. – Боже, сколько вам пришлось пережить! Нападение, затем это страшное известие о Мэри… Достаточно, чтобы свести с ума любого.

– Да, мне было тяжело, но теперь все уже позади. – Билл наклонился, чтобы прикурить, так как Уэйн достал, наконец, зажигалку, и сразу же понял, почему тот не спешил с этим – рука у него тряслась, как у нервнобольного. – Я зашел к вам потому, Аллан, что хочу знать больше о смерти Мэри. Вы ведь были тогда в Фелклифе, не так ли?

– Да, но вряд ли я могу рассказать что-нибудь, кроме того, что уже сказал следователю. – Его лицо по-прежнему выражало соболезнование. – Как вам известно, Мэри была в Лондоне, и я попросил ее вернуться для работы над пересмотром планов сноса. Понимаете ли, у нас возникла спешка. Американские метеорологи предсказали возможность преждевременного похолодания и даже заморозков. Вот нам и приходится ускорить снос, чтобы закончить укладку первой очереди бетона до конца месяца.

– Все это мне известно, Аллан. Я читал ваши показания. Мэри вернулась сюда и ночевала в гостинице. Утром вы занимались с ней пересмотром графика работ. Потом вместе обедали, и она собралась выехать по делам в Лондон. Правильно?

– Правильно, и я говорил об этом на следствии. – Подбородок Уэйна нервно задергался. – Но почему… почему вы снова расспрашиваете меня об этом?

– Потому что я хочу знать ответ, Аллан, ответ, который бы полностью соответствовал действительности. – Билл почувствовал, как у него сжимаются кулаки, и он с трудом подавил в себе желание вскочить, схватить Уэйна за горло и заставить его сказать правду. – После обеда, в два тридцать, вы ушли. Почему, Аллан, почему Мэри не поехала дневным поездом? Почему вы позвонили ей вскоре после четырех часов и велели выехать ночным?

– Не звонил я, Билл! Клянусь вам, не звонил. – Уэйн отодвинул стул и встал. – С чего вы взяли, что я велел ей ехать ночным поездом?! – Казалось, что Уэйн начал приходить в себя. – Билл, старина, я очень сожалею обо всем происшедшем, о смерти Мэри, о попытке нападения на вас, но если вы действительно думаете, что я звонил ей после обеда или что я вообще имею какое-то отношение к ее смерти, вы просто спятили. Клянусь… Нет, нет, мне и клясться не нужно, так как я могу доказать вам… – Он протянул руку к селектору, но в этот момент послышался звонок.

– Мисс Саймондс, – все же успел сказать Уэйн, – пожалуйста, зайдите ко мне на минутку…

– Хорошо, хорошо, сэр, – послышался в ответ смущенный женский голос. – Вас спрашивает… – Женщина замолчала, и тут же раздался хриплый мужской голос с каким-то сухим шелестом, как будто рвалась гнилая парусина.

– Уэйн? Это я, Ганс Вицлеб. Я хочу знать, почему, черт бы вас побрал, вы не сообщили мне, что все наши мероприятия по безопасности одобрены местными властями?

– Прошу меня извинить, но согласие местных властей я получил всего несколько минут назад, – ответил Уэйн, буквально съежившись перед аппаратом. Да, он был женат на падчерице владельца фирмы. Но это ничуть не мешало одному из руководителей фирмы относиться к нему с нескрываемым презрением. – Оно у меня. Я сейчас пришлю его вам.

– Не трудитесь. Я сам зайду. Скажите, неужели вы не понимаете, что у нас осталось меньше четырнадцати часов? Интересно, кто-нибудь выполняет приказы в этой проклятой стране? Я сейчас приду.

– Да, да, пожалуйста, – пробормотал Уэйн не то в аппарат, не то себе под нос, а потом взглянул на Билла. – Так о чем я говорил? Да… Я не звонил Мэри по телефону и могу доказать вам это. Могу, могу, старина, но только не сейчас может быть, вы зайдете ко мне вечерком в мой коттедж в Ситоллере? Я полагаю, вы остановились в Фелклифе? Я пришлю за вами машину. Восемь часов вас устроит? В таком случае, в половине девятого мы увидимся. – Он протянул руку и попытался улыбнуться. – И уверяю вас, Билл, что я не звонил Мэри… – Дверь кабинета с силой распахнулась, и улыбка стерлась с его лица.

– У вас посетитель! – Ганс Вицлеб остановился на пороге и уставился на них сквозь толстые стекла очков без оправы. На нем были кожаные шорты, кожаная куртка, в руке трость-табурет. Билл повернулся и посмотрел на Вицлеба с чисто профессиональным любопытством. Этот человек был частью страшного прошлого, но внешне выглядел комически – карикатура на прусского унтер-офицера в штатском или маленького государственного чиновника в костюме для загородной прогулки. Его короткие ноги были покрыты рыжими волосами, грудной клетке было тесно в куртке, а лысая голова походила на яйцо.

Да, Вицлеб, пожалуй, выглядел комично, однако его биография не давала ни малейшего повода для шуток: уже в двадцатипятилетнем возрасте Вицлеб – проектировщик трех первоклассных автострад в Баварии, в тридцать лет – правительственный инспектор всего гражданского строительства а Германии, в 1943–1945 годах – главный инженер «Организации К», подчинявшийся непосредственно Альберту Шпееру и Вилли Френцелю, частый посетитель бункера Гитлера в Берлине вплоть до того, как Советская Армия окружила город, один из последних, кто видел Гитлера живым.

– Мистер Ирвин уже уходит. Значит, встретимся после восьми, Билл…

Билл направился было к двери, но Вицлеб поднял руку.

– Ein момент, bitte! Вы сказали – мистер Ирки? Мистер Уильям Ирвин? – Вицлеб сверкнул очками в направлении Билла и одобрительно кивнул, словно только что обнаружил какой-то интересный и, возможно, ценный экспонат, который ему необходимо внимательно осмотреть. – Мистер Ирвин, прошу вас уделить мне несколько минут после того, как я закончу свое дело здесь. Мне кажется, нам нужно переговорить…

– Пожалуйста, только не знаю, чем могу… – Билл поморщился, когда Вицлеб крепко пожал ему руку. «Сколько смертных приговоров подпиши эта рука? – мысленно спросил он себя. – Сколько людей отправились в небытие по кивку этой яйцевидной головы?»

– Поверьте, мистер Ирвин, нам обязательно нужно поговорить. А сейчас прошу меня извинить. – Он кивнул Биллу и промаршировал – только так и было возможно назвать его походку – к столу, на котором Уэйн разворачивал схему.

– Мистер Уэйн, позвольте мне ознакомиться с теми мерами безопасности, которые вы наметите осуществить сегодня вечером. – Обращение «мистер» было явно необычным проявлением вежливости, которой Аллан Уэйн был обязан присутствию Билла. – Надеюсь, вы тщательно все продумали, ведь нам следует рассчитывать на большое количество зрителей, которые заходят полюбоваться забавой… Нет, нет, не пытайтесь объяснять все это МНЕ, – прервал он Уэйна, когда тот попытался заговорить. – Если уж я не сразу пойму суть ваших мер, эти идиоты из полиции и за сто лет не разберутся… Так, следовательно, заграждение из колючей проволоки высотой в четыре фута подходит вот здесь, с вершины горы к главным, а потом к боковым воротам и до самого пляжа. Хорошо! – Вицлеб вынул карандаш и принялся водить им по нанесенной на карте линии крестиков. – Ворота и пункты взрывов охраняются местной полицией. Полагаю, что все эти посты соединены телефонами на тот случай, если какой-нибудь любопытный идиот попытается перебраться через проволоку?

– Разумеется. Кроме того, полицейские с собаками будут патрулировать вдоль заграждения. Мощные юпитеры установлены у главных ворот, и, насколько мне известно, будет включено освещение гостиницы. Лично я полагаю, что это ненужная роскошь, но если сэр Норман считает…

– Вы находите, что это ненужная роскошь, мистер Уэйн? Серьезно? – Вицлеб постучал карандашом по столу. – Возможно, вы и правы, но мы должны считаться с желаниями нашего хозяина. В конце концов, я всего лишь инженер-строитель, получающий жалованье за выполнение распоряжений, а вы… – Он было умолк, нахмурясь, взглянул на Уэйна, а затем продолжал: – А вы зять хозяина, о чем я совсем забыл. Ну, так что же мы имеем? Проволочное ограждение, посты у ворот и в местах взрывов, патрули с собаками и громкоговорители для оповещения и предупреждения толпы. Пожалуй, этого достаточно, но остается один пункт, который меня беспокоит, – нижняя часть склона, вот здесь. Вы не договорились о патрулировании этого участка?

– Нет, мне показалось это излишним. Я разговаривал с начальником полиции. Больше людей он нам выделить не может, а если какой-нибудь сумасшедший попытается вскарабкаться тут на гору, то этим он благословит нас отправить его к праотцам и избавить общество от опасного лунатика.

– Что? – Немец нахмурился, а затем на его лице появилась гримаса, которую человек с богатым воображением мог бы назвать улыбкой. – Это, должно быть, шутка? Тот самый знаменитый британский юмор, который мы, иностранцы, как предполагается, не в состоянии понимать и ценить… Ну, что ж, хорошо. В таком случае все в порядке. Сделайте нужное количество копий схемы и поскорее пришлите мне. – Вицлеб отвернулся от Уэйна с таким видом, словно тот внезапно перестал для него существовать. – Я свободен, мистер Ирвин. Не будете ли вы любезны, пройти со мной?

Из окна кабинета Вицлеба Фелклиф походил на игрушечный городок, выстроенный детьми на полу, а затем брошенный ими. Большая часть торгового центра была уже снесена, кое-где, словно после бомбежки, торчали куски стен, на месте рыбного порта был пустой коричнево-серый прямоугольник, по которому беспрерывно сновали машины. Ветер доносил стук пневматических молотков и глухие удары стальных шаров. На глазах у Билла рухнул и развалился большой дом.

– Wunderschon! Очень красиво, не правда ли, мистер Ирвин? Я всегда находил что-то чудесное в картине разрушения. – Глаза Вицлеба за толстыми стеклами сверкнули. – Но тут, собственно, и смотреть нечего. Вот в Берлине в конце 1944 года на всем пути от Тиргартена до Александер-платца не было ничего, кроме руин и строительного мусора. Здесь – иное дело. Мы сносим, чтобы построить вновь. – Вицлеб говорил на хорошем английском языке, но временами умолкал в поисках нужного слова. – Мы уничтожаем здесь старое и дряхлое, чтобы возвести на этом месте строения из стали и бетона, которые будут существовать в веках, так же как пирамиды. Там, где до сих пор причаливали рыбачьи баркасы, поднимется нефтеочистительный завод, на котором будут трудиться десять тысяч рабочих. На северной стороне, вместо вон той горы, будут причалы, где смогут швартоваться танкеры водоизмещением свыше тридцати тысяч тонн. Вас это не волнует, мистер Ирвин?

– Нет, почему же, волнует. – Билл внимательно присматривался к собеседнику. Он пробыл с Вицлебом уже минут пять, но тот даже не заикнулся, о чем он хотел переговорить с ним. Вицлеб подвел его к окну и принялся рассказывать о ведущихся работах, словно разговаривал с приятелем или возможным клиентом, которого хотел подавить могуществом представляемой им фирмы. – А вот то здание будет взорвано сегодня вечером. – Билл взглянул в сторону реки. За ней на горе возвышался отель «Ройял». Казалось, его невозможно уничтожить – огромный замок в готическом стиле, с башнями, башенками и контрфорсами – последний оплот обороны от чужеземных захватчиков. – Будет взорвана вся та часть горы. Делается это, как вам сказать… из-за крайней необходимости. В обычных условиях мы сносим здания, не спеша, демонтируя то, что еще может быть использовано, но сейчас у нас нет времени. Американская метеорологическая служба предупредила, что в начале декабря может наступить похолодание, и нам приходится спешить. Вам, вероятно, известно, что цемент плохо твердеет при низкой температуре, и нам обязательно нужно успеть возвести первые железобетонные опоры до наступления морозов. Времени на снос здания обычными методами нет, и мы вынуждены взорвать его.