Текст книги "Уайклифф разрывает паутину"

Автор книги: Джон Берли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– И что же?

– А то, что мы должны хорошо узнать ее, изучив ее семью, ее школу, ее друзей и ее недругов тоже, если таковые имеются. Школьники сейчас на каникулах, но необходимо выяснить, кто из учителей чаще с ней общался – их можно будет разыскать. А потом нужно разговорить этого паренька. Кажется, он солгал, но это еще не значит, что он законченный лжец. Я вообще не верю, что это дело из серии «мальчик девочку любил», однако он может что-то знать, сам не подозревая об этом. И есть ведь еще сплетни. Давай найдем благовидный предлог, чтобы послать наших людей по тем домам, где их можно собрать побольше… Кстати, кого ты включил в свою группу?

– Пока только Диксона, Кэрноу и Шоу. Люси Лэйн должна сегодня развязаться с бумажной работой по делу о поджоге и сможет присоединиться к нам завтра с утра, если будет нужно. Шоу сейчас подыскивает для нас пристанище, а Кэрноу я отправил привести парня.

– Шоу пора найти для штаба нашего расследования подходящее помещение; невозможно долго ютиться в этом спичечном коробке.

Шоу был в их подразделении чем-то вроде завхоза и администратора.

– Думаете, эта волынка надолго?

– Мне кажется, да.

После некоторой паузы Керси спросил:

– Вы возглавите расследование, сэр?

– Я? Нет. Я сегодня же возвращаюсь домой. Это дело ведешь ты.

Керси криво усмехнулся, но ничего не сказал.

Уайклифф смотрел в маленькое окошко, стараясь составить представление о городке. На пирсе расположились два рыбака, занятые починкой сетей, в точности как Иаков и Иоанн почти за две тысячи лет до того, но с той разницей, что их сети были из зеленого и оранжевого нейлона, а Иисус вряд ли мог показаться теперь поблизости.

Прибыл инспектор Кэрноу, который привел с собой Ральфа Мартина. Присутствие в штабном автобусе начальства явно удивило Кэрноу.

– Мартин-младший доставлен, сэр.

– Я – старший инспектор Уайклифф, а это – инспектор Керси. Присаживайтесь.

Юноша опустился на зачехленное сиденье по другую сторону стола; понурив голову и неловко положив руки себе на колени, он, казалось, вот-вот готов был расплакаться.

– Я ознакомился с вашими показаниями о том, что произошло в субботу, – начал Керси. – Однако теперь мы имеем основания полагать, что вы сказали нам неправду. Вы утверждали, что последовали за Хильдой, но не нашли ее.

Ральф Мартин словно не слушал его.

– Тем не менее вас видели, когда вы разговаривали с ней на тропинке, ведущей через поля фермы Трегеллес.

Парень вскинул голову и невидящим взором уставился в окно в сторону гавани.

– Хорошо, я признаю… После того как я пробежался вдоль берега и ее нигде не было видно, я решил попытать счастья на полевой тропинке, хотя мне казалось, что она едва ли могла пойти по ней.

– Почему?

Он помотал головой.

– Даже не знаю… Просто со мной она никогда там не ходила. Я думал, это потому, что ей не хотелось приближаться к дому своей тетки. Их семьи не очень-то ладят. Но именно там я ее и нашел. Она сидела на выступе изгороди. Я спросил, что она делает. Она сказала, что ей нужно подумать.

Прибытие юноши под конвоем в штабной полицейский автобус не могло остаться незамеченным для обитателей домов вокруг гавани; теперь множество глаз следили за автобусом, ожидая, как он выйдет из него – один, в сопровождении полисмена, а то и вовсе в наручниках?

– И после того, как вы с ней повидались, вы все равно утверждали, что думали, будто она уехала домой на автобусе?

Ральф беспомощно развел руками.

– Мои пассажиры слышали, как она сказала, что поступит именно так. Я бы признал, что виделся с ней, если бы стал им противоречить.

– Правильно, вы боялись признаться в этом, потому что знали, что произошло!

– Нет! – воскликнул он со злостью, которую тут же сумел подавить в себе. – Я просто не хотел говорить на эту тему.

– Он не хотел говорить на эту тему! Тогда скажите, о чем вы разговаривали с Хильдой?

– О ребенке и что нам делать.

– Вам вдвоем?

– Да. По крайней мере, мне так хотелось, – ответил Ральф после долгой паузы.

– А что же Хильда?

Уайклифф заметил, как смятение на лице юноши сменилось выражением отрешенно-упрямым.

– Больше я ничего не скажу. – На его глазах снова блеснули слезы.

– А она сказала вам, что собиралась делать после того, как вы распрощаетесь?

– Нет, но я видел, как она пошла через поле, и мне это показалось очевидным.

– И у вас не возникло опасения, что она может наложить на себя руки?

– Нет!.. Она ведь не сделала этого?! Не сделала, правда?

– Нам пока не известна ее судьба. У кого-нибудь могли быть причины убить ее?

Он свел ладони вместе, крепко стиснув переплетенные пальцы.

– Если бы я только мог знать…

– Что именно?

– Так, ничего…

– Надеюсь, вы понимаете, что легко можете быть заподозрены в причастности к ее исчезновению? Вы уже дважды солгали полиции и, весьма вероятно, продолжаете вводить нас в заблуждение сейчас. Ведь вполне возможно, что вы последовали по тропе вместе с ней, серьезно поссорились, а потом вы…

Ральф резко повернулся к Уайклиффу и хрипло сказал:

– Вы считаете, что она мертва… Вы ведь об этом толкуете, верно?

– Мы говорим о том, что должны рассмотреть все версии, что вы, насколько нам известно, были последним, кто ее видел, и что вы осложняете и свое и наше положение своей ложью и нежеланием дать нам полную информацию.

Мартин еще какое-то время сидел в скованной и напряженной позе, потом вдруг сразу обмяк, плечи понуро опустились.

– Думайте, что хотите! – сказал он и после небольшой паузы добавил: – И делайте, что хотите.

– Мы с тобой не в игрушки играем, парень! – вскинулся на него Керси. – По-моему, ты что-то не то вбил себе в голову. Мы с тобой пока по-доброму, но все может быть совершенно иначе. У нас еще остались вопросы; отвечай на них сразу, а не то мы тебя мигом доставим в ближайший полицейский участок и продержим там, пока все не расскажешь.

Странно было наблюдать, как эта маленькая драма разыгрывается именно в тот момент, когда вечернее умиротворение спускается на гавань и окружающий ее городок. В кафе и ресторанчиках на портовой площади посетители углубились в изучение меню. Стоял сезон высоких приливов, но отлив уже давно начался, и маломерные суденышки в гавани едва доставали бортами до пирса; на некоторых из них лязгали инструментом механики, возившиеся с движками, на яхтах чинили рангоуты. На леерах, кромках бортов и верхушках мачт расселись чайки и замерли, посверкивая глазками-пуговицами.

Юноша устало махнул рукой.

– Хорошо, что вам от меня нужно?

Теперь за него взялся Уайклифф.

– Хильда беременна. Это ваш ребенок?

Слегка покраснев, Ральф сказал:

– Конечно, мой. К чему это вы клоните?

– Позвольте вопросы сейчас задавать мне. Давно ли вы с ней состоите в интимной связи?

– Недавно, – сказано с мрачным видом.

– Что такое «недавно»? Месяц? Или, может быть, год?

Нервными движениями Ральф принялся массировать себе ляжки. Раз или два он хотел что-то сказать, но слова не шли. Потом он все же выдавил:

– Так получилось с первого раза.

– У нее это в первый раз было с вами?

Ральф помедлил с ответом.

– По-моему, это ее личное дело.

– Точнее, было ее личным делом. Теперь это необходимо установить нам. Так что отвечайте на вопрос.

– Думаю, она уже с кем-то спала… Но это не значит… Я хочу сказать, что она не была…

Уайклифф переглянулся с Керси, потом сказал:

– Я оставляю вас на попечение мистера Кэрноу. Это наш сотрудник, который привел вас сюда. Он снимет с вас новые показания, и мой вам совет – будьте на этот раз откровенны.

– А потом меня отпустят?

– Возможно.

Глава третья

В понедельник вечером

На ферме Трегеллес Джейн Рул занималась стряпней. Лучи закатного солнца проецировали на противоположной стене оконные рамы в виде размытого решетчатого узора. Обеденный стол в кухне был накрыт на двоих и отдельно стоял еще поднос с миской, ложкой и ломтем хлеба. На плите урчало в сковородке, накрытой тарелкой, жаркое; по временам тарелка жалобно звякала, выпуская струйку пара.

В пустоватой и неуютной кухне пол был выложен кафелем и кое-где застлан соломенными циновками. На фоне выкрашенных желтой краской стен выделялось шоколадно-коричневое дерево несущих опор. На коврике у камина безмятежно спали рядом черно-белая колли и полосатая кошка – собака свернулась, положив голову на лапы, а кошка вольготно развалилась. На каминной полке отсчитывал мгновения будильник, зажатый между двумя фарфоровыми собачками.

Джейн Рул, сухопарая и седая, монументально застыла над плитой с поварешкой в руке, как автомат, готовый выполнить свою нехитрую операцию, как только поступит сигнал с пульта.

Снаружи донесся звук подошв, шаркающих о половик, и вошел ее сын. Клиффорд Рул обладал сложением борца-тяжеловеса, но щеки его розовели детской нежностью, и на мир он смотрел глазами ребенка – невинного, наивного, принимающего все как должное. На нем была серая рубашка, заправленная в плисовые брюки; от него попахивало коровником.

Ни мать, ни сын не проронили ни слова. Клиффорд сразу направился к раковине и умылся с шумом и множеством брызг. Его матушка словно вышла из столбняка и принялась раскладывать жаркое по мискам. В ту, что стояла на подносе, попало совсем чуть-чуть.

Клиффорд вытерся полотенцем, с любопытством поглядывая на мать.

– Ну и долго ты еще будешь это делать?

– Замолчи, Клиффорд! – рявкнула на него Джейн. – Садись и принимайся за свой ужин.

Клиффорд сел, и мать поставила перед ним миску жаркого.

– Начинай, а я отнесу это наверх.

Она взяла поднос и направилась к лестнице, располагавшейся в углу столовой. Спустя несколько секунд дощатый пол на втором этаже застонал под ее шагами. Она спустилась вскоре, но уже без подноса.

– Я же велела тебе начинать есть!

Она заняла свое место за столом, и почти синхронными движениями оба взяли по куску хлеба, накрошив при этом на синтетическую скатерть, потом свои ложки и принялись за еду.

– Полицейских видел?

Клиффорд задумался и замер с ложкой у рта.

– Видел… вчера.

– Они опять приехали сегодня.

Он отложил ложку в сторону и бросил на мать встревоженный взгляд.

– Зачем они вернулись?

– Они обыскивают округу.

– Но они же все обыскали вчера. У них еще были такие специальные палки, и они ими везде тыкали, в канавы, там, в заросли… – Клиффорд разволновался, и слова у него стали налетать одно на другое.

– А ну-ка возьми себя в руки! – резко сказала Джейн. – Они всего лишь осмотрели постройки.

– Постройки… – Он уставился на мать, открыв рот. – А к нам в дом они заходили?

– Да.

Он воздел глаза к потолку.

– И наверх поднимались?

– Да.

– И в маслобойне были?

– Да.

Ее ответы походили на капли воды из прохудившегося крана. Между каждым из его вопросов зависала долгая пауза.

– Но они же не…

– Нет!

– Они задавали вопросы?

– Да, те же, что и вчера. Ешь живей!

Несколько минут они ели молча. Тень от решетки чуть заметно ползла вверх по стене, в солнечных лучах искрились пылинки.

– И еще эта сегодня заявилась… Жена Иннеса, в своей инвалидке.

– Что ей было нужно? – Он снова занервничал.

– Она меня про полицейских расспрашивала. О ней не беспокойся. С такими-то я умею обходиться.

Клиффорд нахмурился.

– Мистер Иннес ко мне хорошо относится.

– Хорошо относится?! Он к тебе хорошо относится только потому, что платит тебе половину положенного, когда ты на него ишачишь. Вот тебе мой совет, сынок, держись-ка ты от этой семейки подальше!

Когда Ральфа Мартина увели в другой отсек штабного автобуса, Уайклифф занялся изучением карты, кнопками прикрепленной к перегородке. Чтобы как следует войти в курс расследования, он прежде всего должен был изучить местность, «поработать в поле», как сказал бы ученый-естественник. Просто допрашивать свидетеля или подозреваемого было для него все равно что посадить в клетку подопытного зверька. Это могло дать некоторое представление о поведении индивидуума в условиях стресса, но нисколько не помогало разобраться в мотивах его поступков, его реакции на окружающее, понять, какое место эта отдельная судьба занимает в хитросплетении судеб других людей.

Он повернулся к Керси.

– Эта семья на ферме, как бишь ее?… Трегеллес… Я хочу наведаться к ним. Потом поеду домой. Тебе буду звонить завтра утром.

Он прошелся по пирсу, пересек площадь, на которой располагались основные магазины, и свернул в одну из узеньких улочек, что вели прочь от гавани. Если бы обитатели этого городка, жившие в нем сто лет назад, вдруг воскресли, они без труда узнали бы его, каждое здание было бы им знакомо. Переход от рыболовства к туризму (слава Богу, еще не окончательный) не имел пока обычного всеразрушающего эффекта.

Сразу за городской чертой дорога пошла вверх, по левую сторону поля, по правую – деревья. Затем показался въезд в кемпинг с вывеской под аркой ворот: «Трегвитенский парк отдыха и туризма». За воротами открывался вид на холмы с террасами, где деревья и кусты практически полностью скрывали припаркованные передвижные домики.

Уайклифф вошел на территорию кемпинга, миновал магазинчик и службу размещения слева и жилой дом справа. Дорожка вилась меж холмов, а по обеим ее сторонам были размечены места для стоянки автобусов. Солнце все еще стояло над верхушками деревьев, но свет его уже стал золотым, предвещая безмятежный летний вечер.

Обитатели кемпинга уже вернулись к своим домикам на колесах, дети резвились в траве, их отцы, впрочем, тоже. Голоса радиоприемников беззлобно перекрикивали друг друга. Сквозь распахнутые двери Уайклиффу было видно, как женщины разогревали на туристических газовых плитках еду.

Прежде чем нырнуть в лесную чащу, дорожка превратилась в тропинку. Под деревьями сразу дохнуло прохладой. Солнечные лучи, разделенные ветвями на падающие колонны, создавали в абсолютной тишине атмосферу торжественности. Тропа раздваивалась: левое ответвление уходило вслед за ручьем, а правое взбиралось на пологий холм, где деревья стояли реже и из земли вылезали на поверхность поросшие мхом верхушки скал. Уайклифф двинулся вдоль ручья.

И почти сразу тропинка вывела его на просеку, а затем на большую поляну, ограниченную с одной стороны ручьем, а с другой – старой каменоломней. Камень добывали сверлами и динамитом из склона холма, одна сторона которого теперь была высокой отвесной стеной, опускавшейся в обширный пруд, образованный затопленной водой выработкой. На вершине холма кусты утесника цвели вторым цветением и выделялись яркой желтизной на фоне синевы неба, и хотя уцелевшие склоны холма были круты и каменисты, там тоже сумели укорениться на редких уступах кусты и даже небольшие деревца.

Поверхность пруда покрывали крупные пятна зеленой ряски, причем происхождение этого узора из зелени и темной воды имело только одно объяснение – здесь недавно поработал полицейский водолаз.

Местечко казалось мертвенно-тихим, как вдруг нагрянула стайка говорливых скворцов, птицы расселись было вдоль воды, но потом так же внезапно, словно по сигналу, сорвались в полет, суматошно мельтеша крыльями.

Уайклифф пошел дальше по тропе, которая постепенно взбиралась в гору, оставив позади и ручей, и каменоломню. Ветви деревьев на время вновь сомкнулись над головой, но вскоре опять расступились, а когда он достиг верхней точки, лес и вовсе кончился, уступив место невысоким живым изгородям, тропа перешла в полевой проселок. С этой точки местность открылась ему как на ладони. В окрестных лугах паслись телята и овцы. Слева от него на некотором удалении в сушу вдавался язык морского залива, а впереди и справа, насколько хватало глаз, тянулись поля, среди которых кое-где виднелись крыши домов или ферм да торчала одинокая верхушка церковной колокольни.

К деревянным воротам была приколочена вывеска: «Трегеллес». Рядом торчал столбик со стрелкой: «Тропа на Горран Хейвен». Стало быть, любой, кому нужно было в городок, по необходимости пересекал хозяйственный двор. Проезжая дорога, как он заметил, шла в обход фермы, и чуть подальше вдоль нее стояли еще, по меньшей мере, два дома, и только потом, через четверть мили, она сливалась с тропой.

Если Хильда Клемо пошла из Хейвена по тропе, до какого места она сумела добраться? До фермы? До каменоломни? А может быть, она по каким-то своим причинам свернула на проселочную дорогу в сторону шоссе?

Двор фермы устилали солома и разнородный мусор. Под шатким навесом были укрыты музейной ценности трактор и старенькая малолитражка «моррис-майнор». В мусоре ковырялись куры, а в двухъярусных клетках вдоль стены возились и попискивали кролики. Из дома выбежала всклокоченная черно-белая колли и огласила двор лаем, который перемежало злобное рычание. Вслед за собакой показался темноволосый крепыш с щеками цвета наливных яблок.

– Вам что-то нужно, мистер?

В нем не было ни намека на агрессию; он даже говорил с мягкой, несколько заискивающей интонацией.

– Это дорога на Горран Хейвен?

– Да, но здесь мало кто ходит. Все больше по берегу…

– И все-таки Хильда Клемо в субботу днем прошла мимо вас.

В карих глазах мелькнул страх.

– Ежели вы из газеты, так я ничего не знаю, мистер.

– Нет, я не из газеты. Старший инспектор Уайклифф, – он махнул своим удостоверением. – Ваша фамилия Рул?

– Да… Рул, – признал молодой человек после мгновенного замешательства.

Но и в дальнейшем его смятение ощущалось: он не знал, как себя вести и что говорить.

– Полицейские уже были тут вчера… И еще сегодня утром… – Он безуспешно старался найти вежливую формулу, чтобы объяснить бессмысленность нового визита. – Все здесь облазили, но ничего не нашли… А Хильда… Она, должно быть, пошла другой дорогой.

Он энергично закивал сам себе в подтверждение.

– Точно, так она и сделала.

Последняя фраза прозвучала мольбой о пощаде.

– Какой другой дорогой?

Этот вопрос его добил; он быстро оглянулся, ища поддержки, но никто не пришел на помощь, и тогда, совсем уже тускло, он сказал:

– Вам лучше зайти и поговорить с мамой.

Уайклифф последовал за ним в кухню (до чего же неуютный домишко!), где сухонькая седовласая женщина мыла в фаянсовом тазу посуду.

– Тут еще один из полиции…

Женщина, которая не сразу заметила их появление, теперь обернулась, вытерла руки влажным грязноватым полотенцем и сказала:

– Полиция у нас уже в третий раз. Но мы ведь сказали все, что могли. Что мы ничего не знаем.

У нее был хрипловатый голос, и слова она цедила медленно, как человек, чуждый многословия. Ее сын стоял у самой двери. Он достал из кармана перочинный ножик и теперь ритмично открывал одно из лезвий, а потом отпускал, и оно пружинисто, с громким щелчком возвращалось на место.

– Если ваша племянница пошла в субботу домой через поля, она должна была пройти через двор вашей фермы.

– Возможно, и так, но только это не имеет значения. Мы-то ее не видали.

– Где были вы оба примерно в пять пополудни?

Джейн Рул стояла совершенно неподвижно, без всякого выражения на лице – ни один мускул не дрогнул. Нечасто ему встречались люди, способные вот так окаменеть. Даже когда она заговорила, двигались, казалось, одни губы.

– Клиффорд работал где-то в поле…

– Я пошел подправить ворота у Бэссета. А то овцы разбредались…

– Это где-то вдоль тропы?

– Нет, тропа мимо Бэссета не идет.

Его мать сказала:

– А я прилегла наверху, прежде чем заняться ужином. Я ведь с шести утра на ногах.

– Но уж собака-то наверняка залаяла бы?

– Собаку взял с собой Клиффорд.

– Да, она была при мне. Держала овец в загоне, пока я, значит, ворота…

Снова установились тишина и неподвижность, которые так поразили Уайклиффа в лесу. Щелчки лезвия звучали теперь выстрелами. И если бы это зависело от Рулов, так могло продолжаться бесконечно.

– Ваша племянница часто проходит через ферму?

– Если и проходит, то мы ее не замечаем. Бывает иногда, должно быть.

– А к вам она при этом заглядывает?

– Мы не очень дружны, да и других дел хватает.

– Раньше Хильда к нам ходила. Теперь нет, – сказал Клиффорд с заметным сожалением.

– Это уже давно было, – поспешно перебила его мать.

– А ваша золовка? Она где была в субботу?

– Наверху, в своей комнате.

Клиффорд вновь попытался влезть в разговор:

– Она вообще вниз не сходит. Если только сбежать захочет…

Джейн Рул даже не взглянула на него и продолжала:

– Агнес… Мою золовку звать Агнес. Так вот, ей уже семьдесят семь и она немного того… Старческое слабоумие, так это называется.

– Все думает, что она еще девочка, – сообщил Клиффорд.

– Она часами сидит у окна и все время смотрит на море. Ждет, не покажется ли лодка Эрни Паско.

Эрни был ее нареченным, но утонул во время промысла почти шестьдесят лет тому.

Серые глаза Джейн Рул выдержали пристальный взгляд Уайклиффа, но он успел разглядеть в них странное беспокойство. У этой задавленной жизнью женщины были правильные черты лица, и в свое время она, вероятно, могла считаться привлекательной. А ныне, если ее лицо что и выражало, то это была мрачная меланхолия. Глаза изредка оживали, но лишь для того, чтобы сверкнуть злостью. Уайклиффу стало жаль ее.

– Все это очень печально.

Кажется, женщина поверила в его искренность.

– Вся беда в том, – заговорила она опять, – что как ни торчит она у себя наверху, ни в чем нельзя быть уверенной. Иногда она спускается потихоньку и уходит невесть куда. А мы ищи ее потом.

– Стало быть, ноги у нее в порядке?

– С ногами все нормально, но вот с головой…

Разговор на эту тему явно был исчерпан, и Уайклифф попытался зайти с другой стороны:

– На той дороге, что ведет отсюда к шоссе… Как я заметил, там есть еще дома, верно?

– Да, два.

– Кто в них живет?

– В одном – мужчина с женщиной. Фамилия их Иннес, вот только не знаю, женаты ли. Она картинки рисует, а он – вроде писатель, что ли.

– Они хорошие соседи?

Джейн чуть заметно пожала плечами, но не ответила.

– А другой дом, у самой дороги, это Мойлов. У них семья большая. Старшенький их в кемпинге работает.

Она впервые сообщила что-то, не дожидаясь вопроса.

Но это-то и угнетало его: бесцветная, унылая женщина и неполноценный сын с его жалкими потугами понравиться гостю. Женщина была откровенно холодна и даже сурова, но разве ее поведение не объяснялось тяготами повседневной жизни, которую она вела? Вдова с недоумком-сыном и эксцентричной старухой на руках, она должна хоть как-то содержать ферму в порядке, чтобы сводить концы с концами. И все же оставалась вероятность, что Клиффорд Рул изнасиловал и убил пропавшую девушку, а его матушка попросту делает все возможное, чтобы сокрыть это преступление.

«Немного слаб головой, но безвредный и дружелюбный, ничего плохого за ним сроду не водилось» – таково здешнее мнение о нем, но Уайклифф, читавший когда-то книжки по психологии (больше из чувства долга, нежели из подлинного интереса), помнил, что по статистике умственно неполноценные люди наиболее склонны именно к преступлениям на сексуальной почве.

– Эта ферма принадлежит вам, миссис Рул?

– Нет, я – арендатор.

– А кто же хозяин?

– Думаю, не вашего это ума дело, ну да вы все равно легко узнаете. Фермой владеют Клемо.

Уайклифф не имел больше вопросов и вышел из дома, так и не сумев избавиться от тягостного чувства. Клиффорд и собака проводили его, а хозяйка снова взялась за мытье посуды.

Он решил, что пойдет дальше не тропой, а проселочной дорогой мимо соседских домов.

Первые из соседей Рулов жили примерно в четырехстах метрах от них в солидном, большом и достаточно современном бунгало, стоявшем посреди обширной и тщательно выкошенной лужайки. На одном ее краю росло несколько старых сосен, словно перенесенных сюда с японской гравюры. Перед фасадом дома была припаркована серая французская малолитражка.

Уайклифф подошел к распахнутой входной двери, через которую виднелся выложенный керамической плиткой коридор. Звонок отсутствовал, и ему пришлось стучать. Сначала никто не отозвался. Он постучал громче, и до него донесся тонкий, словно девичий, голосок:

– Там кто-то пришел, Тристан! Пойди посмотри, будь любезен.

Почти сразу в противоположном конце коридора показался мужчина: рослый и стройный брюнет лет тридцати с небольшим.

– Добрый вечер… – И вопросительный взгляд.

– Я – старший инспектор Уайклифф… Мистер Иннес, если не ошибаюсь?

– Да, это я. Хорошо, что вы нас навестили, старший инспектор. Я сам собирался связаться с полицией. Прошу вас, заходите.

Он говорил приветливо, а манеры его подкупали некоторой робостью перед гостем. Чуть сутуловатый, он и двигался с замедленной осторожностью, что вполне могло объясняться высоким ростом.

– Сюда, пожалуйста.

Комната на всю ширину дома соединяла в себе гостиную и библиотеку. От пола до потолка высились инкрустированные книжные шкафы, которые заставляли забыть, что находишься в современном бунгало. Несколько по-настоящему дорогих предметов мебели придавали обстановке элегантный вид. Окно было чрезмерно велико, но его размеры удачно скрадывались парчовыми шторами, а вся отделка комнаты отличалась приглушенностью тонов. Пустые простенки украшали индийские миниатюры; пол был застлан персидским ковром с узором «древо жизни».

Одно из двух: либо Иннес очень прилично зарабатывал своим писательским пером и лекциями, либо у них были иные источники дохода.

– Садитесь, пожалуйста… Вы наверняка по поводу Хильды. Есть какие-нибудь новости?

Уайклифф на мгновение растерялся.

– Нет, никаких… Если я правильно понял, вы знакомы с Хильдой?

Иннес мимолетно улыбнулся.

– Да, в последние шесть или семь месяцев она бывала здесь довольно часто.

– Как вы с ней познакомились?

Неопределенный жест рукой с длинными белыми пальцами.

– Часть моей работы состоит в том, что я разъезжаю по всему Юго-Западу с лекциями по различным аспектам истории искусств. И случилось так, что меня пригласили в школу, где учится Хильда. Видимо, я сумел ее заинтересовать, потому что через несколько дней она пришла сюда. Почти сразу стало очевидно, что у девочки незаурядный ум, и мы с женой были только рады содействовать ее развитию.

Иннес говорил размеренно и точно, слова произносил со смаком, после каждой фразы или предложения делал отчетливую паузу, так что знаки препинания становились почти видимыми. Все в этом человеке должно было производить впечатление непринужденности, но Уайклифф все же почувствовал в нем скрытое внутреннее напряжение.

– Она часто здесь бывает?

Поджав губы:

– Примерно раз в неделю. Иногда чаще.

– Вы даете ей уроки?

– Помилуй боже, нет! Это нельзя так назвать. Мы просто беседуем, слушаем музыку, вместе читаем стихи, рассматриваем репродукции живописи и обсуждаем их.

– Втроем?

Быстрый взгляд.

– Да, втроем. Моей жене Хильда очень нравится. Девочке хочется расширить свой кругозор, и нам показалось, что мы можем ей в этом помочь, став для нее понимающими друзьями и собеседниками.

– Вы сказали, что собирались связаться с нами?

– Собирался. Хотел сообщить то, о чем рассказал только что вам. Дело в том, что вчера, когда приезжала полиция, меня не было дома. Я уехал еще в субботу вечером, а вернулся только сегодня днем. Мне показалось, что моя жена не совсем поняла, насколько обеспокоена полиция исчезновением Хильды…

– Значит, в субботу днем вы были дома?

– Да, конечно. В воскресенье я должен был читать лекцию в вечерней школе в Экзетере, а сегодня утром мне назначили деловую встречу в университете. В субботу и воскресенье я ночевал у приятеля в Тэдберн-Сент-Мэри в окрестностях Экзетера.

– Но с Хильдой вы в субботу не виделись?

– Почему же? Виделся днем…

– Здесь?

– Нет. Я вывел собаку на прогулку полями в сторону Горран Хейвена и встретил Хильду. Она как раз шла в нашу сторону. Я спросил, зайдет ли она к нам, но она сказала, что нет. Ей было нужно домой.

– Ваша жена ничего не сказала вчера об этом нашему сотруднику.

– Она не знала. Мне просто в голову не пришло рассказать ей о встрече с Хильдой. В этом не было ничего экстраординарного.

– Когда вам стало известно об ее исчезновении?

– Только сегодня по возвращении домой.

– В котором часу вы встретились с ней в субботу?

Он наморщил лоб.

– Точно сказать не могу, но, по-моему, около пяти часов.

– Вы не заметили в ее поведении ничего странного?

После некоторого колебания:

– Пожалуй, нет. Мне она показалась немного грустной, но Хильда вообще человек настроения.

Комната выходила окнами на север, и по углам ее уже начали сгущаться сумерки. Установилась мертвая тишина. Иннес сидел, скрестив длинные ноги, и вежливо дожидался следующего вопроса. Уайклиифф не спешил: когда молчание станет тягостным, тогда, только чтобы прервать его, должен быть задан встречный вопрос, куда более красноречивый, чем иные ответы.

Уайклифф уже почти готов был признать, что проиграл игру в молчанку, но тут, наконец, прозвучал вопрос:

– Вы действительно считаете, что с ней могло случиться что-то серьезное?

Уайклифф ушел от ответа:

– Вы знали ее, быть может, лучше, чем многие. Скажите, была она способна уйти из дома, не взяв с собой ничего из вещей, никого не предупредив?

– Нет, – покачал головой Иннес, – это совсем не в ее стиле.

После небольшой паузы он спросил:

– Вы предполагаете, что с ней что-то стряслось в субботу по пути домой?

– Я бы не стал называть это предположением. Если вы видели ее поблизости отсюда около пяти, а домой она не пришла, такой вывод напрашивается сам собой.

– Да, конечно. Просто мне трудно даже вообразить, что такое с ней могло приключиться.

– Вам известно, что она беременна? – спросил Уайклифф с обдуманной небрежностью.

–  Беременна?!

– Да, это ей подтвердил врач как раз в субботу.

– Бог ты мой! Я и понятия не имел. Бедная девочка! Так вы считаете, что ее исчезновение как-то связано с беременностью?

– А вы сами что думаете?

Теперь Иннес казался совершенно растерянным.

– Мне не известны никакие обстоятельства этого дела, но я не могу себе представить, чтобы Хильда могла как-то чрезмерно переживать или наделать глупостей, если вы это имеете в виду.

Наступил момент для еще одной затяжной паузы в разговоре, но тут послышался скрип резины по кафелю коридора. Иннес вскочил и кинулся к двери, чтобы открыть ее для женщины в инвалидном кресле-каталке. В серой блузе, пестревшей пятнами краски, она была так миниатюрна, что с первого взгляда показалась Уайклиффу ребенком.

– Надеюсь, я не помешала?

– Что ты, Полли, конечно же нет! Пожалуйста, позволь тебе представить старшего инспектора Уайклиффа. Он здесь из-за Хильды. – Иннес перевел взгляд на полицейского. – Познакомьтесь с моей супругой. Как вы можете заметить сами, она художница.

С изрядной ловкостью он развернул кресло в удобную для всех позицию. Каталка была, несомненно, сделана по специальному заказу – более узкая, чем обычно, она своим высоким сиденьем компенсировала недостаток роста владелицы и давала ей больше свободы маневра.

Миссис Иннес смерила Уайклиффа заинтересованным взглядом: