Текст книги "Полночь в саду добра и зла"

Автор книги: Джон Берендт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Ну все, все, деловая мисс, – произнесла она. – Больше не будет этих разговоров, я не стану больше выдавать наши профессиональные тайны. Прости меня, мне очень жаль, что я это сделала. Мне очень стыдно, честное слово! Ты меня прощаешь?

Джули Рэй против воли улыбнулась.

– Вот и хорошо, моя радость. Мы, девочки, должны держаться друг друга. Ой, малыш, моя очередь!

Шабли сорвала с вешалки темное, как ночь, синее платье и скользнула в него. Платье было с высоким воротом и действительно доставало до пола. Плечи густо покрывали фальшивые бриллианты.

– Застегни мне молнию, мой сладкий, – проворковала Шабли.

Я застегнул. Сзади на платье действительно был вырез, но песня оказалась медленной мелодичной балладой, и Шабли неторопливо извивалась в такт песне, не делая резких движений. Повороты плеч подчеркивали на строение баллады, и поклонники, выстроившись в проходе протягивали ей свои чаевые. Когда танец кончился, Шабли взяла микрофон и поблагодарила всех присутствующих.

– Если вам понравилось наше шоу, – сказала она, – то я благодарю вас от всей души, и помните, что меня зовут Леди Шабли. Если же оно вам не понравилось, то меня зовут Нэнси Рейган, и можете идти домой и трахать себя в задницу!

Шабли ушла за кулисы и тут же сбросила с себя платье.

– Мой адвокат из Хилтон-Хед хорошо усвоил урок – отвалил мне целых двадцать долларов.

Она надела короткое зеленое мини-платье с бисерными висюльками.

– Пора идти в бар, забрать деньги, выпить яблочного шнапса и выкурить сигарету. – Она слегка подкрасила губы. – Потом надо вернуться на второе представление, надеть самое поганое платье и распахать чертову задницу Берта от сих и до сих!

Внизу оглушительно гремела музыка диско. Под охраной Шабли я продвигался к бару сквозь густую толпу. Шабли приветствовала своих поклонников, поворачивая голову из стороны в сторону и подставляя щеки и губы для поцелуев, при этом внимательно следя, чтобы ретивые фанаты не смазали макияж и не попортили прическу.

– Что, сладкий мой? Ты пропустил представление? Ничего страшного, ты можешь отдать мне деньги, которыми собирался одарить меня в зале, прямо здесь! Засунь их мне между грудями! Вот так! О-о-о-о, малыш! Спасибо тебе, мой сладкий… Эй, бэби, как поживаешь?…Отлично, девочка! Сестричка выглядит на все сто!.. О, малыш, ты явился сюда с тем же номером, что и на прошлой неделе? Да? Ну-ка, отвечай мне, да побыстрее! Налей чаю, девочка! Налей чаю! А-атлично!.. Нет, мой сладкий, я не взяла сегодня на представление своего мужа. Он ждет меня дома и уже давно приготовил для меня кое-что очень твердое и большое.

Когда Шабли наконец добралась до бара, ее уже ожидал яблочный шнапс. Она взяла бокал и подняла его, приветствуя приземистого мужчину с мощными плечами, стоявшего рядом.

– Здорово, Берт, – сказала она. – Подумаешь, две слезинки на ведро…

Она выпила.

У Берта была блестящая лысина и грустные глаза.

– Как поживаешь, Шабли? – спросил он.

– Пока еще не на продуктовые талоны, – ответила | она, – но уже близка к этому. Хорошо, что ты мне так мало платишь, а то бы я так ничему и не научилась.

Берт молчал.

– Уж коль мы заговорили об этом, – произнесла Шабли, изящно протянув руку, – то могу ли я получить свой конверт?

Берт отдал ей маленький конверт.

– Спасибо тебе, мой сладкий. Ты придешь на второе представление?

– Думаю, что да, – кивнул Берт.

– Это хорошо, потому что после яблочного шнапса я всегда выступаю лучше. Так что, мой сладкий, тебе не стоит пропускать второе представление! – Шабли заглянула в конверт. – А где остальные?

– Остальные – что? – не понял Берт.

– Мои деньги. Здесь не хватает ста долларов. Почему ты вычел деньги из моей зарплаты?

– Правильно, я их вычел, – согласился Берт, – потому что ты не отработала два представления, и мы за них не заплатили.

Глаза Шабли засверкали гневом.

– Берт, это говенная шутка!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я конечно, не светилась на сцене, но проторчала час перед зеркалом в уборной, а это работа. Я ехала сюда на такси и прибыла вовремя, и ни одна сволочь не позвонила мне и не сказала, что представление отменяется. Я получаю зарплату и за это, таково наше соглашение.

Берт недовольно посмотрел на Шабли.

– Если ты не работаешь, Шабли, то тебе не платят. Таким вот путем.

– Берт, я должна платить за квартиру. Каким образом я должна это делать?

– Тебе надо поговорить с Мэрилин, – попытался уйти в сторону Берт. Мэрилин была бухгалтером клуба.

– Я не собираюсь ни с кем говорить, я хочу получить свои деньги.

Хозяин тяжело вздохнул.

– Шабли, я не собираюсь с тобой спорить. Все сделано по-честному.

Шабли стукнула ладонью по столу.

– Ладно, пошло оно все… – воскликнула она. – Смотри!

С этими словами она развернулась и кинулась в толпу, рассекая ее пополам. Остановившись на мгновение и пошептавшись о чем-то с Джули Рэй, она бросилась вверх по лестнице. Следом за ней, не отставая, бежал Берт.

– Шабли! – крикнул он. – Что ты делаешь?

– Отдай мне мои деньги, – ответила она.

– Но ты не работала!

– Нет, работала! – Вбежав в уборную, Шабли сорвала с вешалки охапку платьев.

– Я забираю все свои наряды домой и увольняюсь!

– Шабли, прошу тебя, перестань! – Он тоже ухватился за платья, и несколько секунд они с Шабли занимались перетягиванием каната.

– Ты что, хочешь оборвать с них весь бисер, малыш? Берт внезапно смутился и опустил руки.

В дверях вслед за Бертом возникла Джули Рэй, а за ней еще с полдюжины людей, которых она привела снизу. Шабли швырнула платья через голову Берта, Джули поймала их и передала людям в холле.

– Держись, Шабли! – крикнула она. – Мы с тобой, детка!

Шабли сорвала с вешалки еще одну охапку, но на этот раз Берт встал перед ней, воздев кверху руки.

– Ты кое о чем забыла, – проговорил он. – Шесть недель назад ты заняла у нас сто долларов, а теперь тебе надо их вернуть.

Шабли задумалась всего на одно мгновение.

– Это правда, – согласилась она, – но ты не оговорил срок возврата. Ты мог бы предупредить меня, что собираешься урезать мне зарплату, особенно зная, что мне надо платить за квартиру. Кто-нибудь наверняка мог позвонить мне и сказать, что представление отменяется, и я могла бы поехать в ту же Колумбию – там отличные чаевые.

– Ладно, я готов извиниться перед тобой, Шабли, – пошел на попятную Берт, – но я не могу позволить тебе уносить отсюда платья, пока ты не погасишь долг.

В ту же секунду в хозяина полетело серебристое платье из ламе.

– Возьми это и подавись. Платье стоит сто долларов, И мы квиты. Все, я убираюсь отсюда!

Берт тупо уставился на платье. По размеру оно было не больше чайной салфетки и висело на его руке, как малюсенькая тряпочка.

– И что я должен с ним делать?

– Носи! – заявила Шабли. – И вот тебе еще кое-что, чтобы ты спрятал свой член, когда напялишь эту тряпку на себя!

Она швырнула хозяину капкан. Джули Рэй завизжала от восторга.

Берт с отвращением бросил капкан на пол.

– Шабли, – взмолился он. – Вся твоя проблема заключается в том, что…

– Не заводись, – перебила она хозяина. – Я сама знаю, в чем заключается моя проблема. Она в том, что я сама покупаю себе весь гардероб, а потом трачу сотни часов, чтобы расшить его бисером, блестками и камушками, и мне за это никто не платит! Я покупаю записи, чтобы учить песни, и трачу по двадцать долларов за гормональные уколы дважды в месяц, чтобы не терять женской формы, и за это мне тоже никто ничего не платит. Я провожу здесь часы, делая прически, наводя макияж и надевая платья, и все это только для того, чтобы выступить в твоем вонючем сортире, который не годится быть прихожей в порядочном доме, и создать иллюзию волшебства. В твоем заведении такие низкие стропила, что я никогда не рискну выйти на сцену в короне!

Шабли уставилась на Берта горящими темными глазами.

– Ну ладно, Шабли, – примирительно заговорил он, – если ты…

– Моя проблема заключается в том, – не слушая его, продолжала Шабли, – что я работаю на человека, который воображает, будто делает мне одолжение, позволяя блистать на своей сцене. Он думает, я получаю удовольствие от того, что надеваю женские платья и трясу задом, и что мне не надо за это платить. Так вот что я тебе на это скажу: бывают моменты, когда мне не хочется надевать платья и делать макияж. Но я прихожу сюда и делаю все это, потому что это моя работа, которая дает мне средства к существованию. И вот что еще я тебе скажу: это чертовски трудная работа – все время быть женщиной!

– Шабли, – перебил ее Берт. – Ты не права. Ты же знаешь, для меня ты все равно, что член семьи.

Она вздохнула, уперла руку в бедро и сардонически улыбнулась.

– Конечно, бэби, – тихо произнесла она. – Думаю, что именно поэтому ты повесил внизу объявление: «Вступительный взнос – пятнадцать долларов». Этот взнос берут только с черных, потому что они не могут быть гостями клуба, они могут быть только поденной рабочей силой. Они поденщики, и поэтому хозяин им иногда может и вовсе не платить. – Шабли сняла с вешалки остальные платья. – Прочь с дороги, сука. Этот член семьи возвращается домой!

Холл у дверей уборной был буквально забит народом. Шабли начала выбрасывать туда платье за платьем. – Держите их повыше, сладкие мои! Не рвите и не мните! Держите их над головами, детки! Выбросив последний туалет, Шабли повернулась к Берту. Он стоял, по-прежнему держа в руке серебристое платье из ламе.

– Не забудь о капкане, Берт, – повторила Шабли. – Тебе придется им воспользоваться, чтобы никто не увидел твой член, когда ты будешь надевать это платьице. Но если ты не хочешь этого делать, то, так и быть, я открою тебе еще один секрет – напяль на себя четыре пары колготок, и все смогут поклясться, что у тебя вместо члена настоящая киска!

Шабли бросила последнее платье Джули Рэй.

– Отлично, деловая мисс! – сказала она. – Я готова.

С этими словами Шабли начала спускаться по лестнице, сопровождаемая каскадом сверкающих облаков расшитых немыслимыми блестками тканей. Шабли вломилась на танцплощадку. Следом за ней, словно пестрый китайский дракон, в бар вполз поезд ее платьев. К процессии присоединились танцующие, поддерживая руками развевающийся шатер из одежды. Шабли сияла от счастья.

– У-у-у-у, детки! – кричала она. – Хотела бы я, чтобы сейчас меня видела моя мама!

Шабли приплясывала, вертелась и трясла задом, платьеносцы не отставали, вереща и улюлюкая, а их предводительница повела свое войско через танцплощадку, мимо человека в бейсболке и объявления о пятнадцати долларах, на Конгресс-стрит.

На улице она, все еще приплясывая под музыку, повернула на восток, и пестрый длинный поезд послушно последовал за ней. Огни светофоров отражались в бесчисленных блестках и бисеринках, которые сверкали волшебным огнем в персиковых, красных, зеленых и белых облаках.

– Я же предупреждала тебя, мой сладкий, – крикнула Шабли, проходя мимо меня, – что тебе придется поездить, чтобы посмотреть на меня. Мейкон, Огаста, Атланта, Колумбия… Все знают Куколку, мой сладкий! Все знают Шабли!

Движение на Конгресс-стрит застопорилось, машины выстроились вслед процессии. В воздухе повисли гудки клаксонов, свист и крики – удивительная смесь добродушного веселья и ядреных насмешек. Автомобилисты, ставшие свидетелями этого спектакля, естественно, и не подозревали, что присутствуют при параде Великой Императрицы Саванны, которая демонстрировала всем каждый парик, каждое платье и каждый капкан из своего императорского гардероба. Шабли неистово махнула рукой своим поклонникам.

– Сестричка съезжает! – кричала она. – Да-а-а-а, сладкие мои! Мама переезжает! Я серьезно, мальчики!

Глава VIII
«МИЛАЯ ДЖОРДЖИЯ»

– Видит Бог, вы, янки, сделаны из какого-то другого теста, – с досадой сказал Джо Одом. – Мы выбиваемся из сил, чтобы наставить вас на путь истинный, и что из этого получается? Сначала вы заводите дружбу со всякой швалью вроде Лютера Дриггерса, который, как утверждает молва, скоро всех нас отравит, потом покупаете машину, в которой стыдно возить свиней на бойню, а теперь еще связались с негритянской стриптизершей. Как прикажете все это понимать?! Ваши мама и папа схватятся за голову, когда об этом узнают, и могу поручиться, что они во всем обвинят меня.

Произнося свою тираду, Джо сидел за столом в огромном складском помещении, коему вскоре предстояло стать пиано-баром «Милая Джорджия», где было решено воссоздать атмосферу девяностых годов прошлого века. Джо Одом являлся одновременно владельцем, президентом и главным исполнителем джазового трио. В данный момент он выписывал чеки и вручал их рабочим, заканчивающим отделку помещения. Плотник наводил последний глянец на дубовую стойку бара, сделанную в форме буквы U. В центре стойки, за перекладиной U, над пирамидой бутылок, высилась, встав на дыбы, деревянная белая лошадь, словно спрыгнувшая с карусели. Мэнди, совладелица бара и, по совместительству, главный вокалист, забравшись на стремянку, направляла свет прожектора на эстраду, посреди которой Джо, потягивая послеобеденный виски, выписывал счета.

Расставание Джо с баром «У Эммы» прошло совершенно полюбовно. Учитывая обстоятельства, можно даже сказать, что это был по-настоящему джентльменский поступок со стороны Джо. Дело в том, что как только кредиторы пронюхали о паевом участии Одома в пиано-баре Келли, они ринулись туда, как тараканы, из всех щелей, потрясая долговыми обязательствами и судебными повестками, подобно влиятельным клиентам лопнувшего банка. Джо стал обузой для Эммы и отказался от своей доли владения баром, взяв в аренду складское помещение на Бэй-стрит. При этом не было никакой уверенности, что кредиторы не придут по новому адресу, и, когда Джо спрашивали об этом, он только неопределенно пожимал плечами.

Но это было не все. Пока шла отделка помещения нового бара, Мэнди и Джо выселили из дома 101 по Оглторп-авеню за неуплату денег за аренду, что вовсе не повергло парочку в уныние – через несколько дней они переехали в белый деревянный дом на Пуласки-сквер, в нескольких кварталах от Оглторп-авеню. Вслед за Джо по новому адресу переместилась вся его обстановка и туристические автобусы. Единственными людьми в городе, которые ни сном ни духом не ведали, куда переехал Джо, были владельцы его нового жилища, выехавшие из Саванны, и агент по недвижимости Джон Торсен, показавший этот дом Джо. Одом прикинулся, что не решил, стоит ли поселяться в пустующее жилище, на которое навел его Торсен, и заявил, что не будет спешить. Агент удовлетворился этими словами и на следующий день отбыл на полгода в Англию, а еще через день в дом въехал Джо с мебелью, картинами, роялем и всем прочим антуражем. Одом был большой специалист по захвату пустующих помещений, но тогда этого еще никто не знал.

В конце первой недели Джо уже принимал автобусные экскурсии с неизменным ленчем, получая по три доллара с головы. Туристов он приветствовал слегка измененной версией обычной речи, которой он встречал гостей в своих предыдущих домах: «Добрый день! Меня зовут Джо Одом, я специалист по налогам, брокер по недвижимости и пианист. Я живу в этом доме, построенном в тысяча восемьсот сорок втором году Фрэнсисом Бартоу, генералом Конфедерации, погибшим во время войны, которую мы до сих пор называем агрессией Севера. Вы можете свободно ходить по зданию и чувствовать себя здесь, как дома, но у меня есть одна просьба: если вы увидите закрытую дверь, то не открывайте ее – вы можете обнаружить в комнате, куда войдете, грязные носки или неубранную постель, а в ней, чего доброго, кто-нибудь спит».

Мэнди спустилась на пол. На ней было надето прямое, длинное, расшитое бисером платье с глубоким вырезом. Увешанную каменьями головную повязку украшало павлинье перо. По замыслу Мэнди такой наряд соответствовал духу девяностых годов прошлого века.

– Как я выгляжу? – спросила Мэнди, опершись на рояль в немыслимо сексуальной позе.

– Потрясающе, – ответил Джо.

– Тогда женись на мне, – предложила Мэнди.

Вместо ответа Джо поцеловал свою подругу и вернулся к выписке чеков. Один чек он вручил монтеру, второй – плотнику, а третий – главному подрядчику. Покончив с формальностями, мужчины некоторое время весело болтали, словно все они были уверены, что эти чеки чего-то стоят.

Когда рабочие ушли, к Джо подошел чернокожий старик, опиравшийся на палочку. Он суетился в баре весь день, готовя кофе для рабочих и подметая помещение.

– Мое время вышло, мистер Одом, – произнес он, бросив красноречивый взгляд на чековую книжку.

Джо отрицательно покачал головой. – Ах, Честер, не морочь себе голову этой глупостью. Всегда требуй наличные, если не хочешь остаться в дураках.

Джо достал из кармана бумажник, вытащил оттуда единственную двадцатку и вручил ее старику. Тот поблагодарил Джо и заковылял к выходу.

– Ладно, а теперь поговорим о той публике, с которой вы тут путаетесь, – заговорил Джо, снова обратив на меня внимание.

– Не знаю, что и сказать, – пробормотал я. – В общем, мне нравятся люди, с которыми я познакомился здесь, в Саванне. Но машину мне, конечно, надо поменять.

– Значит, не все еще потеряно, – облегченно вздохнул Джо и прикурил сигару. – Дело в том, что мы с Мэнди собираемся снять виллу с бассейном в Голливуде, когда там начнут снимать фильм по вашей книге. Но, судя по всему, дело идет к тому, что вместе с нами будет сниматься всякая шваль, а этого никак нельзя допустить.

– А кого бы вы предпочли? – поинтересовался я. – Мэра?

– Господи, только не это, – простонал Джо и на мгновение задумался. – У меня в доме живет одна женщина, которая, возможно, вас заинтересует. Она ведет колонку сексопатолога в журнале «Пентхауз». – Джо выжидательно посмотрел на меня. – Нет? Все ясно, значит, нет.

Я вытащил из кармана листок бумаги со своими пометками.

– Уж коли об этом зашла речь, – проговорил я, – то могу вас порадовать. Я решил расширить круг знакомств. Посмотрите, вероятно, вы одобрите мой выбор.

Я отдал Джо листок, на котором значилось: «Джим Уильямс, Мерсер-хауз, 429, Булл-стрит, вторник, 18.30».

Одом многозначительно покачал головой, словно ювелир, которому попал в руки редчайший камень.

– Ну вот! – сказал он. – Это лучше. Гораздо лучше. Джим Уильямс – звезда первой величины. Он блистателен, сумел добиться успеха, им восхищаются. Он немного надменен, но богат, очень богат, да и на дом его стоит посмотреть.

Глава IX
ХОДЯЧИЙ КУСОК СЕКСА

Вот так случилось, что я провел тот необыкновенный вечер в Мерсер-хауз в компании Джима Уильямса, его безделушек от Фаберже, его органа, портретов, нацистского знамени, психологических костей и взбалмошного юного Дэнни Хэнсфорда.

– Ну, и что вы об этом скажете? – спросил Джо, когда я вскоре после своего визита заехал в «Милую Джорджию».

– Скажу, что встретил там того молодого человека, которого вы обнаружили в своей постели, – ответил я. – Да, да, того самого – с татуировками и «Твою мать!» на футболке. Этот парень работает у Уильямса.

– Так вот кто это, – протянул Джо. – Должно быть, это тот тип, который гоняет на «камаро» и всегда паркуется у «Мерсер-хауз». У этого парня машина с форсированным двигателем, и он так лихо закручивает виражи на площадях, словно они – его собственная трасса «Формулы-1».

Между тем Дэнни Хэнсфорд был абсолютно неизвестен большинству обитателей площади Монтрей, для них он оставался некой безымянной личностью, которая периодически входит в Мерсер-хауз и выходит из него, садится в черную «камаро» и рвет с места так, что шины с визгом прокручиваются по мостовой. Одной из немногих жительниц площади, которые лично знали Дэнни, была студентка по имени Коринна, обитавшая на верхнем этаже дома на Монтрей. Коринна отличалась нежной белой кожей и копной золотисто-каштановых волос. Она сама шила себе одежду, выгодно подчеркивавшую ее главные прелести – грудь и ягодицы. Коринна регулярно завтракала у Клэри и не стеснялась признаваться, что знакома с Дэнни Хэнсфордом. «Это ходячий кусок секса», – говорила она мне.

Коринна положила глаз на Дэнни задолго до того, как ей выпал случай перекинуться с ним парой слов. Она сразу предположила, что ему около двадцати лет, то есть приблизительно столько же, сколько ей самой. Девушка была околдована его поджарым мускулистым телом, спутанными светлыми волосами и татуировкой. Но самое большое впечатление на нее произвела его походка – важная петушиная поступь, с таким же вызовом говорившая всем «Твою мать!», как и надпись на футболке, которую он часто нашивал. Он был само движение и вихрь, создавалось впечатление, будто ему совершенно наплевать, что творится по сторонам. Хотя в этом правиле случилось одно исключение, о котором Коринна сохранила самые живые воспоминания.

Однажды, переходя площадь Монтрей, она услышала рев машины Дэнни, несущейся по Булл-стрит. Коринна ускорила шаг и оказалась у входа в Мерсер-хауз как раз в тот момент, когда машина остановилась. Из нее прямо на девушку вывалился Дэнни и смущенно улыбнулся. Мысленно Коринна поздравила себя со своим костюмом: обтягивающей майкой и коротенькой юбкой.

– Привет, – сказала Коринна. – Ты живешь в этом доме?

– Да, – ответил он, – конечно, живу. Хочешь зайти?

– «Конечно, я захотела», – говорила мне Коринна много месяцев спустя, в подробностях вспоминая, что произошло после этого приглашения.

Поднимаясь вслед за ним по лестнице к подъезду, Коринна любовалась сзади его джинсами, затянутой в футболку спиной и руками, но как только она вступила в гулкую тишину вестибюля, девушка забыла обо всем на свете. От окружающего великолепия у нее остановилось дыхание: винтовая лестница, портреты, гобелены, хрустальные канделябры и сверкающая мебель.

– Боже милостивый, – только и смогла выдохнуть Коринна.

Дэнни сунул руки в карманы, развернулся на пятках и посмотрел на девушку. У него было совершенно мальчишеское лицо, курносый нос и полные чувственные губы, в которых пряталась усмешка.

Все это дерьмо привезено из замков и дворцов, – пояснил он.

Но это и есть настоящий замок, – благоговейно прошептала Коринна.

– Ага, – подтвердил Дэнни, – и стоит он пару миллионов баксов. Этот дом как-то пыталась купить Джекки Онассис. Ну ты знаешь, это та, которая была женой президента, но мы сказали ей: «Дом не продается, леди». Представляешь, мы послали куда подальше саму Джекки Онассис. – От такого приятного воспоминания Дэнни довольно рассмеялся и почесал грудь. При этом движении футболка немного задралась, открыв взору Коринны твердый, как стиральная доска, живот. – Пошли, я тебе все покажу.

Молодые люди были в доме одни. Они переходили из зала в зал, и Дэнни широким жестом указывал на портреты, висевшие на стенах.

– Все эти ребята – короли и королевы, – говорил он. – Все до одного. А весь металл здесь – золото и серебро. Да чего там, здесь везде понатыкана сигнализация. Если какой-нибудь бродяга вздумает сюда забраться, то я ему не завидую – из него все дерьмо вытрясут. Хотел бы я, чтоб кто-нибудь попытал счастья. Кии-я! От меня просто так не отвяжешься. – Дэнни разрубил воздух ударом каратэ, добивая воображаемого пришельца. – Чун! Чуя/ Получай, сволочь!

Они прошли в столовую, где Коринна остановилась перед писанным маслом портретом солидного джентльмена в парике и кружевном воротнике.

– Кто это? – спросила она. Дэнни взглянул на портрет.

– Вот этот жирный сукин сын? Я же тебе говорил – это король.

– Король чего? – не унималась Коринна. Дэнни пожал плечами.

– Король Европы.

Коринна хотела было спросить еще что-то, но вовремя осеклась, поймав полный неуверенности взгляд Дэнни. Он секунду помедлил, а потом решительно направился обратно в гостиную.

– Знаешь что, – предложил он, – давай выпьем, а потом поднимемся наверх и поиграем в рулетку. Хочешь?

Он наполнил две стопки водкой и протянул одну Коринне. Она не успела сделать пары глотков, как он выпил свою порцию и посмотрел на девушку с двусмысленной улыбкой.

– Пошли, пошли. Давай поднимемся наверх.

В бальном зале на втором этаже они несколько раз крутанули рулетку, потом Дэнни извлек из органа некое грубое подобие собачьего вальса и повел девушку в хозяйскую спальню. Там он достал из кармана пластиковый пакетик с марихуаной и свернул толстую самокрутку.

– У меня лучшая травка в Саванне, – гордо заявил он. – Тебе каждый скажет, что у Дэнни Хэнсфорда отличная травка – крепче не бывает. Я выращиваю ее в саду, а сушу в СВЧ-печке. Вырубает напрочь!

Они выкурили самокрутку, в голове у Коринны появилось легкое кружение.

– Я тебе нравлюсь? – спросил Дэнни; в его голосе появилось что-то похожее на нежность.

– Угу, – ответила она.

Дэнни обнял ее и принялся гладить по спине, а от поцелуев, которыми он ласкал ее шею, по спине девушки побежала дрожь. Они повалились в роскошную кровать, и Дэнни принялся целовать грудь Коринны, одновременно задрав ей юбку и стянув трусики. Она собралась было снять туфли, когда он пальцами одной руки нежно, но настойчиво раздвинул ей ноги, а второй рукой расстегнул молнию на джинсах. Ухватив Коринну за ягодицы, он придвинул ее к себе и с чавкающим звуком овладел ею. Девушка ощутила солоноватый запах футболки и почувствовала, как о ее живот трется пряжка брючного ремня. Тепло их тел окутало парочку, словно жаркое стеганое одеяло.

Все кончилось довольно быстро. Дэнни поднял голову и взглянул на Коринну.

– Это было здорово, да? Тебе понравилось?

– Угу, – ответила она. – Но, может быть, в следующий раз мы все-таки снимем одежду.

Девушка, разумеется, не приняла всерьез претензии Дэнни на владение Мерсер-хауз – она, как и все в Саванне, знала, что дом принадлежит Джиму Уильямсу, но решила подыграть Хэнсфорду – эта загадочность придавала обаяние безудержному хвастовству Дэнни. Коринна довольно убедительно вздохнула, когда Дэнни показал ей в гараже «ягуар-XJ 12»; она очень правдоподобно затаила дыхание, когда он открыл шкаф и продемонстрировал «свои» золотые часы и «королевские» запонки. Когда они прощались в вестибюле, Коринна смотрела на Дэнни во все глаза, утверждая, что ей очень понравился его замок и что он очень сексуальный Принц Очарование. В этот момент открылась дверь, и вошел Джим Уильямс.

– Привет, ребятки! – крикнул он. Хозяин Мерсер-хауз был в приподнятом настроении.

– Мы как раз собираемся уходить, – промямлил Дэнни.

– Зачем так спешить? Оставайтесь, мы сейчас выпьем, ты представишь меня своей хорошенькой подружке.

– Мы уже выпили, – возразил Дэнни. Его настроение портилось на глазах.

– Ну, это не помешает вам посидеть со мной несколько минут и проявить общительность, – дружески произнес Джим. – Для этого всегда можно найти время.

Уильямс представился Коринне и так уверенно прошествовал в гостиную, что молодые люди последовали за ним, словно он тащил их на аркане. Коринна поведала Уильямсу, что учится в Саваннском архитектурно-строительном колледже. В ответ, к большому изумлению Коринны, Уильямс рассказал несколько забавных сплетен о преподавателях колледжа. Дэнни тихо злобствовал, сидя на краешке стула.

Уильямс прикурил сигару «Король Эдуард».

– Я полагаю, что Дэнни провел вас по дому, – проговорил Джим. – Он показал вам, как играть в психологические кости?… Нет? Ага! Тогда, с вашего позволения, это сделаю я!

Уильямс повел Коринну к игральному столику, объяснил правила, пояснил, что с помощью концентрации внимания на костях игрок может улучшить результат, не забыв при этом сослаться на опыты ученых из университета Дюка, которые подтвердили, что если сфокусировать умственную энергию на костях или на чем угодно еще, то можно получить желаемый результат или приблизиться к нему. Джим оглянулся на Дэнни, который продолжал с хмурым видом сидеть на своем стуле.

– Вот смотрите, например. – Уильямс хитро прищурился. – Если мы с вами по-настоящему сконцентрируем внимание и умственную энергию на мистере Хэнсфорде, то он, возможно, встанет со стула и приготовит нам что-нибудь выпить.

Не говоря ни слова, Дэнни поднялся и вышел. Мгновение спустя с первого этажа раздался грохот захлопнутой двери.

Коринна подскочила на месте от неожиданности, но Джим не повел и бровью, изобразив удивленную улыбку.

– Мне кажется, послание было принято и отправлено назад, отправителю. – Он встряхнул кости и выбросил их на зеленое поле.

Через полчаса, выпив с Уильямсом и поиграв с ним в психокубики, Коринна вышла на улицу, где, опершись на крыло своего автомобиля и мрачно скрестив руки на груди, терпеливо дожидался Дэнни. Не отрывая глаз от девушки, он открыл дверь машины.

– Садись, – коротко бросил он.

Было уже далеко за полдень, и у Коринны была масса дел. Она посмотрела на джинсы Дэнни, его футболку, руки и несмелую улыбку… и залезла в машину. Дэнни церемонно придержал дверцу, аккуратно ее прикрыл, обошел автомобиль и сел за руль.

Коринна похлопала парня по руке.

– Слушай, приятель, – обратилась она к нему, – ты не просветишь меня, почему ты вдруг сорвался с места?

Дэнни пожал плечами.

– Я не люблю, когда начинают клеить девчонку, которая со мной.

– Ты думаешь, что Джим Уильямс меня клеил?

– Да, и мне очень не по нутру такое дерьмо.

– Знаешь, что я тебе скажу? – спросила Коринна. – Я очень хорошо чувствую, когда ко мне начинают приставать. Но Джим Уильямс даже не пытался этого делать.

– Он разыгрывал из себя умника.

– Нет, он просто показал тебе, кто в доме хозяин.

– Мне это без разницы. – Дэнни повернул ключ зажигания. – И, все равно, мне не нравится это дерьмо, и я не собираюсь в нем копаться.

Он вдавил в пол педаль газа, и машина, словно ужаленная, сорвалась с места с душераздирающим визгом. Коринна ухватилась за приборную доску.

– Боже мой! – В крике ее прозвучал неподдельный ужас.

На полном ходу Дэнни обогнул угол площади. Облако сизого дыма заволокло Мерсер-хауз.

– Пристегнись! – крикнул Дэнни. – Эту поездку ты запомнишь на всю жизнь!

– Я не хочу! – не своим голосом заверещала Коринна. – Выпусти меня отсюда! Сейчас же!

– Потом, – отрезал Дэнни. – И перестань трястись, ничего с тобой не случится – я же великий водитель. У меня самая лучшая в городе машина – эта девочка особенно хороша на форсаже! – Дэнни победоносно улыбнулся, он снова был на коне, глаза его сияли – если он и не являлся хозяином Мёрсер-хауз, то королем дороги он, несомненно, был неподдельным.

Коринна возмущенно вздохнула и с видом полной покорности судьбе откинулась на спинку сиденья.

– Ну ладно, так и быть, – согласилась она. – Куда же мы поедем?

– На Тайби, – ответил Дэнни. – Хочу показать тебе кое-что интересное.

Они понеслись по Островному скоростному шоссе на восток, к побережью. Коринна оценивающе взглянула на Дэнни. В его теперешнем расположении духа он нравился ей гораздо больше, чем когда дулся, как индюк.