355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Бартон » История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре » Текст книги (страница 4)
История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре
  • Текст добавлен: 17 июля 2021, 03:04

Текст книги "История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре"


Автор книги: Джон Бартон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Термин «Ветхий Завет»

Свод текстов, о котором здесь идет речь, я до сих пор называл «Ветхим Заветом». Но этот термин проблематичен. Так его называют христиане, по контрасту с Новым Заветом (кстати, термин «Новый Завет» восходит к Мелитону, епископу Сард [он умер в 180 году нашей эры]). Конечно же, в священные писания евреев Новый Завет не входит совершенно, и они предпочитают давать Ветхому Завету иное имя. Порой они ограничиваются простым «Библия», а иногда используют слово «Танах», образуя акроним по первым буквам трех разделов, на которые Библия разделена в еврейской традиции: это Закон (Тора), Пророки (Невиим) и Писания (Ктувим), и в их число входят Псалтирь, Книга Притчей Соломоновых, Книга Ездры-Неемии и Книга Хроник. В мире академической библеистики яро спорят о том, какой термин лучше. С «Ветхим Заветом» есть проблема: слово «ветхий» можно воспринять как негативное или уничижительное – «мол, те Писания ветхие и старые, а в Новом Завете у нас теперь есть кое-что и получше». Такой подход согласуется с давней христианской традицией, известной как теология замещения, или суперсессионизм: это убеждение в том, что христианство улучшило иудаизм и тем самым пришло ему на смену. Вероятно, основой подобного воззрения стала строка из новозаветного Послания к Евреям, где Иисус представлен как «ходатай нового завета» (Евр 9:15).

В современных академических сочинениях заметна склонность применять термин «Еврейская Библия» или «Еврейские Писания». У него есть свои достоинства: прежде всего, он совершенно не связан с религией, а создан в академическом мире, в рамках которого, за редкими исключениями, его и используют. Конечно, из-за этого термин «Новый Завет» оказывается в слегка трудном положении, поскольку нет ничего, чему служило бы контрастом слово «новый». Но, как принято считать, это достойная цена за термин, не выказывающий враждебности к иудаизму. Мы еще увидим, что термин этот неточен: не все в Еврейской Библии на самом деле написано на еврейском, – но все же он близок к истине. Впрочем, термин «Ветхий Завет» по-прежнему в ходу среди широкой публики и во многих христианских церквях, и он остается нормой в печатных христианских Библиях, а значит, достоин того, чтобы по-прежнему им пользоваться – при условии, что его будут применять нейтрально и без каких-либо намеков на суперсессионизм; более того, так его используют даже некоторые еврейские ученые. В этой книге термины «Ветхий Завет» и «Еврейская Библия» в какой-то мере взаимно заменяют друг друга, причем первый присутствует чуть чаще в том контексте, где ветхозаветные книги рассматриваются как часть большей по охвату христианской Библии, а второй – когда на главный план выходят либо проблемы, имеющие отношение к евреям, либо чисто академические вопросы. Лично мне кажется, что название «Ветхий Завет» вовсе не искажено до такой степени, будто к нему совершенно нельзя прибегнуть. А иногда я воспринимаю его как термин, принятый по умолчанию – ибо именно так люди западной культуры в большинстве своем имели обыкновение называть этот свод книг.

Язык Ветхого Завета

Несмотря на все вышесказанное, слова «Еврейская Библия» напоминают нам о том, что изначально большая часть библейских книг была написана на так называемом библейском, или, как иногда говорят, классическом иврите. Иврит принадлежит к семитской семье языков, не связанной с европейскими языками[4]4
  Само слово «семитский» возводится к имени Сима, одного из сыновей Ноя, от которого, как считалось, пошли народы Леванта и Месопотамии. – Авт.


[Закрыть]
. На семитских языках говорил в древности весь Ближний Восток – и говорит на них по сей день. Самым значимым их примером в современном мире, возможно, послужит арабский. Он развился в важный мировой язык и в своей классической форме – как язык Корана – знаком многим в народах, чьи языки не входят в семитскую семью. Иврит принадлежит к северо-западной ветви семитских языков, наряду с другими местными языками южного Леванта – такими, как ныне исчезнувшие угаритский, финикийский и моавитский. Есть и другие ветви: к восточносемитским принадлежит аккадский, язык Ассирии и лингва франка всего Ближнего Востока почти до середины первого тысячелетия до нашей эры: именно на нем вели переписку египтяне и ассирийцы. (Шумерский язык, возникший еще раньше на территории, ныне принадлежащей Ираку, к семитским не относится. Он вообще не относится ни к какому из известных языков.) Древние и современные языки Эфиопии входят, как и арабский, в южносемитскую ветвь.

Еще один семитский язык северо-западной ветви – арамейский. Порой некоторые неверно полагают, что арамейский происходит от иврита или даже является его более поздней версией. На самом деле эти языки совершенно различны, хотя и тесно связаны – столь же тесно, как, скажем, немецкий и нидерландский или испанский и португальский: они явно схожи, но это вовсе не значит, что говорящие на них поймут друг друга. Впрочем, арамейский намного важнее в аспекте истории. Возник он, вероятно, в Сирии (древний Арам), и со временем тоже возвысился до уровня ближневосточного лингва франка. В первом тысячелетии до нашей эры даже персы (чей родной язык относился к индоевропейской семье) вели на арамейском – как говорят, на имперском арамейском – дипломатическую переписку и административное управление. К эпохе Нового Завета арамейский уже заменил иврит в роли языка повседневного общения, и еврейские общины начали переводить на него Еврейскую Библию. Эти переводы получили название таргумов (см. главу 18). Совершенно ясно, что Иисус и его последователи говорили на арамейском, хотя они знали и Библию на иврите. Арамейский жив и сейчас – это литургический язык Ассирийской церкви Востока и Сиро-яковитской православной церкви. А в одной из своих форм, называемой сирийским языком [16], он широко представлен в христианской литературе. И пусть на Западе она не слишком известна, в ней прекрасные гимны и поэзия.

Иврит по-прежнему знали. На нем составлялась Мишна, подробнейший свод толкований иудейского Закона, или Торы, сведенный в единую систему в III веке нашей эры – и потому его назвали мишнаитским. Люди, способные говорить и писать на иврите, оставались вплоть до XX столетия, когда он возродился, приобрел множество новых форм и конструкций и развился в современный иврит, национальный язык государства Израиль с 1947 года. В древние времена иврит был просто местным языком Израиля и Иудеи и не имел широкого значения. Именно Библия позволила ему выйти на большую сцену.

В первом тысячелетии до нашей эры многие евреи совершенно спокойно читали и на иврите, и на арамейском. Это поразительно ясно проявляется в самой Библии: в двух библейских книгах, сохранившихся до наших дней в своем самом раннем состоянии, присутствуют фрагменты на обоих языках. Это Книга Ездры и Книга пророка Даниила (обе они находятся в числе завершительных книг Еврейской Библии) [17]. В Дан 2:4 переход с иврита на арамейский происходит прямо в середине стиха, а потом книга продолжается на арамейском до самого конца седьмой главы. Есть разные теории, призванные объяснить, почему так случилось. Но, видимо, это знак того, что и автор, и читатели могли совершенно спокойно воспринимать и тот и другой язык, возможно, даже не замечая перемены. Известно, что люди, владеющие многими языками, иногда начинают фразу на одном и заканчивают на другом. Строго говоря, это означает, что термин «Еврейская Библия» не совсем верен, поскольку Библия не написана исключительно на иврите, – но все же близок к истине, и это приемлемо.

Как уже упоминалось, в письменном иврите лишь двадцать две буквы, и главным образом все они отражают согласные звуки. В давние времена, как и в современном иврите, гласные на письме не отображались. Возможно, кому-то покажется, что из-за этого на языке сложно читать. Но в иврите гласные можно предсказать чаще, чем в том же английском, и во многих фразах прочесть текст, записанный лишь согласными, не сложнее, чем фразу на родном языке, скажем, такую: «В дрвнврйскм нт глснх», особенно если в прочтении, как здесь, помогает контекст. Но даже при этом еще в глубокой древности появился обычай отображать как согласные, так и гласные. Например, буква «йуд», которая, как правило, обозначает звук [й], может заменять гласные звуки [э] или [и]. Так и в английском буква y («уай») способна обозначать согласный звук, звуча как [й] (скажем, в слове yellow – ‘желтый’), и гласный, звуча как [и] (например, в слове easy – ‘легкий’). Подобное стали еще чаще практиковать в более поздних текстах. И в свитках Мертвого моря, в большинстве своем восходящих к I веку до нашей эры, эта более полная огласовка встречается чаще, чем в Еврейской Библии в ее традиционной форме. Следует этой практике и современный иврит.

Уже по прошествии долгого времени с начала христианской эры еврейские писцы начали разрабатывать изощренную систему обозначения гласных при помощи точек и черточек над буквами и под ними («вокалических значков»), как принято и в арабском. А значит, Библия в том виде, в каком мы читаем ее сейчас, содержит все слова в полной фонетической транскрипции. Да, система появилась значительно позже, нежели тексты, записанные с ее помощью. Но это не означает, будто она ненадежна: Библию по давней традиции зачитывали вслух, передавая произношение слов, и то, что записали масореты – те самые писцы, продумавшие систему вокалических значков – не было их изобретением. В наши дни библеисты склонны считать, что вокализация, в ее известном виде, порой неправильна – но в поразительном большинстве случаев практически несомненно верна. Масореты, трудившиеся с VI по X век в Палестине (в Тиверии и в Иерусалиме) и в Вавилонии, разработали приемы, позволяющие убедиться, что их вокализацию в точности передадут последующие поколения. А множество «пометок на полях», оставленных ими, привлекает внимание к любым неожиданным моментам, способным соблазнить будущих переписчиков на внесение изменений. У этих примечаний есть и название: Масора.

Современные печатные Библии, как правило, основаны на конкретном масоретском манускрипте, Ленинградском кодексе (в библеистике ему присвоена сигла L). Он создан в 1008 году, и это самый древний полный манускрипт, которым мы располагаем. Но среди свитков Мертвого моря найдены намного более древние фрагменты – например, почти вся Книга пророка Исаии, причем сразу в нескольких манускриптах. Эти рукописи, которые появились на добрую тысячу лет раньше, чем Ленинградский кодекс, часто отличаются в важных моментах от текстов, известных нам. Хотя если взглянуть в общем и целом, переданы они на удивление точно. Мы определенно читаем те же самые книги, даже пусть порядок слов порой слегка изменен, а некоторые абзацы длиннее или, напротив, короче по сравнению с Ленинградским кодексом. Только в двух случаях, связанных с Книгой пророка Иеремии и Псалтирью, мы встречаем по-настоящему значительные различия в порядке и иногда даже в содержании глав, и это скорее исключение, а не правило. Но даже свитки Мертвого моря на несколько веков старше изначальных текстов – как и писания, дошедшие до нас из Греции и Рима, – так что для Еврейской Библии у нас нет «автографов», то есть рукописей, написанных изначальными авторами. Есть только более поздние манускрипты. Именно в этом и скрыта причина столь ярых противоречий во взглядах на датировку изначальных текстов: они непременно старше, чем свитки Мертвого моря, но насколько старше – об этом спорят каждый раз.

Впрочем, на самом деле почти во всем, о чем сказано в этой главе, библеисты единодушны. Кое-кто из них намного более оптимистичен в плане доверия к библейским преданиям о Древнем Израиле, но, в общем-то, все склонны сомневаться в точности ветхозаветных повествований до эпохи Амоса и Исаии, наступившей в VIII веке до нашей эры. А в том, что говорилось об иврите и масоретской традиции, царит совершенное согласие. Но вопросы, затрагиваемые в данной книге, имеют далеко идущие последствия. Истоки Библии, и в особенности Еврейской Библии, скрыты за темной пеленой. Как и любой свод книг, дошедший до нас из Древнего мира, Библия происходит из множества разных времен и создавалась в самых различных обстоятельствах. Ее исторические отчеты необязательно точны: отчасти потому, что в ней присутствуют легенды, а отчасти оттого, что подобные отчеты в ней всегда диктовались интересами и приверженностью рассказчиков. Скажем, идея, согласно которой Иудейское царство было важнее Израильского, может быть богословской или идеологической, но исторического суждения она собой не представляет. Еврейская Библия не составлялась в один день. Это антология книг. И, как мы увидим, порой эти книги сами по себе являются антологией. Приверженцы религии, как мы видели во вступлении, склонны полагать, что в общем и целом Библия непротиворечива и связана в единое целое, но это сложно показать эмпирически. И когда мы углубимся в историю Библии, первое, что нас поразит – это ее разнообразие и сложность.

2. Еврейские повествования

В Еврейской Библии есть великая поэзия. Но более чем треть ее – от Книги Бытия до Книги Есфири – написана прозой. Прозаический рассказ – главное средство, призванное поведать об истории Израиля и даже об истории мира, начиная с Сотворения и заканчивая периодом владычества персов. Дух античной греческой литературы воплощен в стихотворном эпосе (Илиада и Одиссея Гомера), это же справедливо и для эпических поэм Месопотамии (Эпос о Гильгамеше), но для еврейской литературы характерной формой изложения является повествование в прозе [1].

И именно так, в прозе, длится непрерывный рассказ обо всем – о Сотворении мира, об Адаме и Еве, о Ное и Всемирном потопе, о Вавилонской башне; об истории праотцов Израиля – Авраама, Исаака, Иакова; о жизни Иосифа (все это в Книге Бытия); затем следуют длинные повествования о свершениях Моисея (Исход, Левит, Числа, Второзаконие) и хроника покорения Земли Обетованной (Книга Иисуса Навина). Рассказы продолжаются и говорят нам о «судьях» – начальниках местных племен (Книга Судей), о первых царях (Первая и Вторая книги Царств), переходят к периоду ассирийского и вавилонского господства (Третья и Четвертая книги Царств) и заканчиваются Вавилонским пленением. В Книге Паралипоменон предложен иной рассказ о том же самом периоде – от Адама до Вавилонского плена, – только он больше сосредоточен на эпохе монархии и в завершение упоминает о том, что уведенные в Вавилон евреи, возможно, сумеют вернуться в Иерусалим. На этом рассказ перестает быть непрерывным. Книги Ездры и Неемии относятся к событиям, случившимся в дни персидского господства, как и Книга Есфири, но чувство связной истории уже потеряно.

Три стиля еврейских повествований

Еврейские повествования не всегда одинаковы. Мы легко сможем различить три их стиля, вполне очевидные даже в переводах. В большинстве своем прозаические книги – в число которых входят почти все библейские предания, известные широкой публике, – написаны простым и лаконичным стилем, который почти ничего не говорит ни о чувствах, ни о внешнем облике персонажей, и нам остается лишь самим судить о том, что скрыто в глубине [2]. Бог иногда играет роль в сюжете, но зачастую мы очень мало узнаем о том, как Он реагирует на описываемые события. Нам не говорят, одобряет ли Он то, что совершают герои, или не одобряет – вывод об этом приходится делать самим. Этот стиль я назову «стилем саги»: он напоминает мне стиль исландских саг – и в какой-то мере тоже склонен затрагивать сходные темы, скажем, события в семье. Этот термин нестандартен для библеистики, но, как мне кажется, параллели с кратким и резким стилем исландской саги делают его подходящим.

Вот пример такого стиля – из предания о том, как Давид воцаряется над Северным Израильским царством вместо Иевосфея, сына Саула, а помогает ему в этом один из генералов Саула, Авенир. Давид требует вернуть ему жену, которую отдали одному из подручных Саула:

И послал Авенир от себя послов к Давиду [в Хеврон, где он находился], сказать: чья эта земля? И еще сказать: заключи союз со мною, и рука моя будет с тобою, чтобы обратить к тебе весь народ Израильский. И сказал [Давид]: хорошо, я заключу союз с тобою, только прошу тебя об одном, именно – ты не увидишь лица моего, если не приведешь с собою Мелхолы, дочери Саула, когда придешь увидеться со мною. И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Филистимских [3]. И послал Иевосфей и взял ее от мужа, от Фалтия, сына Лаишева. Пошел с нею и муж ее и с плачем провожал ее до Бахурима; но Авенир сказал ему: ступай назад. И он возвратился.

2 Цар 3:12–16

Как отмечает Джонатан Магонет: «Это всего лишь пара-тройка предложений посреди великих переговоров и соперничества царей – но в этих фразах заключена трагедия человека в вихре событий, над которыми он не властен; человека, чья жизнь и любовь уничтожены в мгновение ока и которому никак и ничего не изменить, – он просто пущен в расход» [4]. Автор не делает по этому поводу никаких комментариев: он просто заносит случай в хронику. И тем не менее все явно задумано именно с целью создать у нас впечатление того, как безутешен Фалтий, как жесток Давид и как он, возможно, сам любит Мелхолу, которая поддерживала его в трудные времена (см.: 1 Цар 19:11–17).

Истоки «стиля саги» окутаны тайной. Если не считать свитков Мертвого моря, созданных в течение двух последних веков до нашей эры, у нас, помимо Библии, почти нет текстов на иврите – разве что отдельные надписи или фрагменты. И потому библейские предания – это единственное свидетельство такого стиля. Все совершенно иначе с Египтом или Месопотамией: там у нас тысячи текстов в их изначальной форме – на папирусах и на глиняных табличках. А в случае с Израилем у нас лишь библейские тексты, и манускрипты, их сохранившие, написаны гораздо позже, чем возникли сами предания (см. главу 12). Нам не сказать, как израильтяне сумели развить этот довольно сложный и в то же время лаконичный стиль прозы, и если Библия хорошо нам знакома, то мы можем и не осознать, сколь он примечателен.

Но есть и другие места. И в них мы находим рассказы, в которых божественное отношение к поступкам людей проявляется несомненно ясно. А кроме того, открыто судятся деяния героев – то, правильно или неправильно они поступили; впрочем, о том, что именно они сделали, говорится крайне мало. Подобное можно увидеть в частых «резюме», подводящих итоги жизни и свершений израильских и иудейских владык в Книгах Царств. Примером станет отношение к Амврию, правившему Северным царством где-то спустя столетие с эпохи Давида, в Третьей книге Царств:

В тридцать первый год Асы, царя Иудейского, воцарился Амврий над Израилем и царствовал двенадцать лет. В Фирце он царствовал шесть лет. И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы. И делал Амврий неугодное пред очами Господа и поступал хуже всех бывших перед ним. Он во всем ходил путем Иеровоама, сына Наватова, и во грехах его, которыми тот ввел в грех Израильтян, чтобы прогневлять Господа Бога Израилева идолами своими. Прочие дела Амврия, которые он сделал, и мужество, которое он показал, описаны в летописи царей Израильских. И почил Амврий с отцами своими и погребен в Самарии. И воцарился Ахав, сын его, вместо него.

3 Цар 16:23–28

Об Амврии мы читали в предыдущей главе. Он играл значительную роль, пребывая на престоле; ему сопутствовал успех; и даже век спустя ассирийцы по-прежнему называли Израиль «домом Амврия». И все же автору Третьей книги Царств почти нечего о нем сказать, кроме того, что Амврий почитал идолов и тем обрек Израиль на грех, – как и его далекий предок Иеровоам, взошедший на престол в X веке до нашей эры, после Соломона. В рассказе нет описаний – лишь краткий итог совершенных дел. Стиль таких пассажей часто называют «второзаконническим», поскольку критерии, принятые ими для оценки людей, как кажется, восходят к Книге Второзакония. А она делала ярчайший акцент на том, сколь важно уничтожать местные святилища, где могли поклоняться идолам, и совершать богослужения в одном месте (предположительно, таким местом был Иерусалим):

Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом; и разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнем рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того. Не то должны вы делать для Господа, Бога вашего; но к месту, какое изберет Господь, Бог ваш, из всех колен ваших, чтобы пребывать имени Его там, обращайтесь и туда приходите.

Втор 12:2–5

Кроме того, к чертам «второзаконнического стиля» относится и нагромождение синонимов, призванных обозначить закон Божий, например:

И было слово Господа к Соломону, и сказано ему: вот, ты строишь храм [5]; если ты будешь ходить по уставам Моим, и поступать по определениям Моим и соблюдать все заповеди Мои, поступая по ним, то Я исполню на тебе слово Мое, которое Я сказал Давиду, отцу твоему, и буду жить среди сынов Израилевых, и не оставлю народа Моего Израиля.

1 Цар 6:11–13

Позже, посвящая Богу возведенный Храм и вознося молитву, Соломон сам говорит «второзаконническим стилем»:

Да будет с нами Господь Бог наш, как был Он с отцами нашими, да не оставит нас, да не покинет нас, наклоняя к Себе сердце наше, чтобы мы ходили по всем путям Его и соблюдали заповеди Его и уставы Его и законы Его, которые Он заповедал отцам нашим.

1 Цар 8:57–58

«Второзаконнический стиль» часто встречается и в Книге пророка Иеремии – возможно, в какой-то мере в знак того, что сама книга появилась в VII веке до нашей эры, примерно в дни реформ царя Иосии, которые, вероятно, коснулись и Иеремии. Здесь сосредоточенность на законе Божием, или Торе, становится главным моментом религии. Это ранний пример того, чему в будущем предстояло стать нормой иудаизма вплоть до нашего времени: неустанное стремление верно упорядочить жизнь по божественным указаниям, закрепленным в предписаниях закона. Как мы увидим в главе 5, эту идею прославляют псалмы 18 и 118.

Третий стиль мы встретим во многих пассажах, особенно в Пятикнижии. Части, написанные им, называют, как правило, «Священническим кодексом». Вот его пример – он взят из предания о том, как израильтяне странствовали по пустыне под предводительством Моисея:

В тот день, когда поставлена была скиния, облако покрыло скинию откровения, и с вечера над скиниею как бы огонь виден был до самого утра. Так было и всегда: облако покрывало ее [днем] и подобие огня ночью. И когда облако поднималось от скинии, тогда сыны Израилевы отправлялись в путь, и на месте, где останавливалось облако, там останавливались станом сыны Израилевы. По повелению Господню отправлялись сыны Израилевы в путь, и по повелению Господню останавливались: во все то время, когда облако стояло над скиниею, и они стояли; и если облако долгое время было над скиниею, то и сыны Израилевы следовали этому указанию Господа и не отправлялись; иногда же облако немного времени было над скиниею: они по указанию Господню останавливались, и по указанию Господню отправлялись в путь; иногда облако стояло только от вечера до утра, и поутру поднималось облако, тогда и они отправлялись; или день и ночь стояло облако, и когда поднималось, и они тогда отправлялись; или, если два дня, или месяц, или несколько дней стояло облако над скиниею, то и сыны Израилевы стояли и не отправлялись в путь; а когда оно поднималось, тогда отправлялись; по указанию Господню останавливались, и по указанию Господню отправлялись в путь.

Чис 9:15–23

Возможно, мы сочтем, что уловили суть, еще не дочитав пассаж. Для этого стиля характерны тягучие повторения и склонность к стереотипным формулировкам. Он совершенно иной в сравнении с вольным и спонтанным изложением, свойственным библейским «сагам». Ассоциация со священниками связана с тем, что многие пассажи, представленные в таком стиле, касаются не политики и не бытовых событий, а ритуальной чистоты, богопочитания и порядка богослужений. Классический пример «священнического стиля» – первая глава Книги Бытия:

В начале сотворил [6] Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. [И стало так.] И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. [И увидел Бог, что это хорошо.] И был вечер, и было утро: день второй.

И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. [И собралась вода под небом в свои места, и явилась суша.] И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо. И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя [по роду и по подобию ее, и] дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду [и по подобию] ее, и дерево [плодовитое], приносящее плод, в котором семя его по роду его [на земле]. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий.

И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной [для освещения земли и] для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвёртый.

И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. [И стало так.] И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый.

И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всею землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле. И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; – вам сие будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому [гаду,] пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так. И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.

Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал.

Быт 1:1–2:3

Здесь повторяются одни и те же формулировки – «и стало так», «по роду и по подобию», «и был вечер, и было утро» – и рассказ аккуратно выстраивается по модели: в большей части дней вершится один акт творения, и только в третий и шестой день – по два. (Некоторые полагают, что за этим скрыт рассказ о творении за восемь дней.) Медленное, неторопливое течение прозы слегка завораживает. В ней совершенно отсутствуют разнообразие и яркость «стиля саги». Авторы, предпочитающие «священнический стиль», редко рассказывают истории с обилием персонажей и любопытными случаями, а скорее декламируют эпизоды событий, превращенных в ритуал. Достоинство и мощь таких произведений несомненны – как и то, что их творцы отходят и от библейских «саг», и от сочинений «второзаконнической школы».

Предполагают, что «священнический стиль» восходит к тем, в чьей власти находился Второй Храм – или, возможно, к их предшественникам, которые в годы Вавилонского плена стремились детально проработать правила храмового богослужения и свести их в систему. В Книге пророка Иезекииля, священника, вершившего свои труды среди изгнанных, есть пассажи, представленные в схожем стиле – особенно в наставлениях, касающихся жизни в восстановленной Земле Обетованной (Иез 40–48). Примером самой современной аналогии, наверное, может стать юридический английский: в нем никогда не пытаются избежать повторений или многословия, поскольку необходимо совершенно точно выразить суть.

Мы могли бы ожидать, что в одном из этих трех стилей будут написаны целые книги – но оказывается, что в Еврейской Библии это совершенно не так. Даже в одном-единственном предании могут проявиться два стиля, а то и все три. Пример такой нелепости – вторая глава Третьей книги Царств, в которой «второзаконнический стиль» смешан со «стилем саги», отчего речь умирающего царя Давида весьма приводит в замешательство:

Приблизилось время умереть Давиду, и завещал он сыну своему Соломону, говоря: вот, я отхожу в путь всей земли, ты же будь тверд и будь мужествен и храни завет Господа Бога твоего, ходя путями Его и соблюдая уставы Его и заповеди Его, и определения Его и постановления Его, как написано в законе Моисеевом, чтобы быть тебе благоразумным во всем, что ни будешь делать, и везде, куда ни обратишься…

Еще: ты знаешь, что сделал мне Иоав, сын Саруин, как поступил он с двумя вождями войска Израильского, с Авениром, сыном Нировым, и Амессаем, сыном Иеферовым, как он умертвил их и пролил кровь бранную во время мира, обагрив кровью бранною пояс на чреслах своих и обувь на ногах своих: поступи по мудрости твоей, чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю… Вот еще у тебя Семей, сын Геры Вениамитянина из Бахурима; он злословил меня тяжким злословием, когда я шел в Маханаим; но он вышел навстречу мне у Иордана, и я поклялся ему Господом, говоря: «я не умерщвлю тебя мечом». Ты же не оставь его безнаказанным; ибо ты человек мудрый и знаешь, что тебе сделать с ним, чтобы низвести седину его в крови в преисподнюю[5]5
  В изначальном тексте стоит слово «Шеол» – так называли подземный мир, безжизненную страну теней, куда души людей уходили после смерти. – Авт.


[Закрыть]
.

3 Цар 2:1–3, 5–6, 8–9

В то время как основная речь (стихи 5–9, второй абзац вверху) вроде как вдохновляет наследника престола – Соломона, сына Давидова – свести старые счеты и убить злейших врагов отца (ведь он «человек мудрый»), первый абзац, в котором приведены стихи 1–3, напротив, в явно «второзаконническом стиле» велит ему соблюсти закон и заповеди Моисея (которые политическое убийство не поощряют). Это противоречие лучше всего объясняется тем, что основную речь сочинили прежде, чем «второзаконнический» пассаж, – а потом добавили и его, пытаясь чуть приглушить постыдный призыв к кровожадной мести и перестроить образ царя, наделив его ролью проповедника закона. (В более поздних преданиях, приведенных в Книге Паралипоменон, Давид обратится главным образом в священника.) Если это и правда так, то вторая глава Третьей книги Царств – не единый и цельный текст, а такой, куда со временем внесли дополнения поздние сочинители. Такие «второзаконнические» вставки – не редкость в Еврейской Библии. Мартин Нот, немецкий ученый, исследователь Ветхого Завета, в 1943 году предположил [7], что целый корпус исторических повествований от Книги Иисуса Навина до Четвертой книги Царств самым тщательным образом отредактировали, чтобы его можно было читать как единое целое, и придали ему «второзаконнический» вид. И с тех пор, как появились труды Нота, эти книги, и в их числе саму Книгу Второзакония, принято называть «Второзаконнической историей» [8]. Эти исправления и дополнения ни в коей мере не устраняли целиком и полностью древний оригинал, и довольно большие отрывки, представленные в «стиле саги», в той или иной мере присутствуют на всем протяжении текста. Рассказы о Сауле и Давиде в Первой и Второй книгах Царств почти не проявляют признаков «второзаконнической» редактуры – и потому образы обоих царей, представшие перед нами, сложны и далеко отстоят от шаблонности «второзаконников». Цари изображены героями, но не лишены недостатков, и оба они – далеко не лучший образец для подражания в плане покорности Богу или свершения моральных деяний. Но во всех остальных случаях, особенно в Книге Судей и в Книгах Царств, рука «второзаконников» заметнее, и, вероятно, ярче всего она проявляется в пассажах, «подводящих итог» – в тех, где царей объявляли хорошими или плохими в зависимости от того, брались ли те уничтожать местные языческие святилища, как того требовала Книга Второзакония, или нет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю