Текст книги "История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре"

Автор книги: Джон Бартон

Итак, у нас теперь два великих повествования – Пятикнижие и «Второзаконническая история», заключившие в себе всю Еврейскую Библию от Книги Бытия до Книг Царств. Иногда весь свод этих текстов называют Изначальной историей. Этим он отличается от другого собрания текстов, которое, как повсеместно принято считать, появилось гораздо позже. Речь идет о Летописях, или Хрониках (Первой и Второй книгах Паралипоменон, в прямом смысле – «книгах пропущенного»). Они охватывают тот же период, что и Изначальная история: от Сотворения мира (во всяком случае от Адама) до конца Вавилонского пленения. Впрочем, большая часть истории в них подается просто как генеалогия с очень кратким повествованием: это перечни важных имен и вплетенные в них крошечные фрагменты преданий. Рассказ об Израиле не прерывается на Вавилонском плене – и этим Летописи отличаются от «Второзаконнической истории» в 4 Цар 25 – а завершается тем, что Кир, владыка персов, позволяет народу изгнанников вернуться в Землю Обетованную: последнее слово Второй книги Паралипоменон (2 Пар 36:23) звучит как veya‘al, «и пусть он туда идет» – иными словами, пусть любой изгнанник, если того желает, вернется на родину. Еврейская Библия выстроена так, что именно это слово ее и завершает: надежда приходит на смену отчаянию (смотрите главу 13).

Сейчас все склонны согласиться в том, что автор Книг Паралипоменон не располагал независимым материалом, на который мог бы опереться, и по большей части просто переписал древнюю историю, желая подвести ее к тому, что его волновало. А прежде всего его волновало израильское литургическое богослужение, и кроме того, он стремился показать, что люди получают то, чего заслуживают – причем показывал он это в гораздо большей мере, чем беспорядочные предания минувших дней. Например, тем, кому знакома «Второзаконническая история», известна и проблема с Манассией, царем Иудейским, жившим в VII столетии до нашей эры. В Четвертой книге Царств (4 Цар 21) сказано, что он едва ли имел себе равного в злодеяниях и не только поклонялся идолам, но и принес собственного сына в жертву на костре [25]. И тем не менее Манассия царствовал дольше, чем любой из иудейских царей (пятьдесят пять лет, согласно 4 Цар 21:1). И Летописец воспринимал это как богословскую проблему. Как вышло, что Бог позволил столь злому царю так долго править страной? Проблему нужно было решать – и был создан рассказ о покаянии Манассии. В 2 Пар 33 военачальники царя Ассирийского уводят закованного Манассию в Вавилон, как он того поистине заслуживал, но…

И в тесноте своей он стал умолять лице Господа Бога своего и глубоко смирился пред Богом отцов своих. И помолился Ему, и Бог преклонился к нему и услышал моление его, и возвратил его в Иерусалим на царство его. И узнал Манассия, что Господь есть Бог.

2 Пар 33:12–13

Гораздо более поздний текст, Молитва Манассии, появился в греческом переводе Ветхого Завета и оттуда перешел в протестантские апокрифы. Его нет ни в Еврейской, ни в Латинской Библии. Но он притязает на то, чтобы считаться той самой покаянной молитвой, которую возносил Манассия.

В Еврейской Библии есть и повествования иного характера. Книги Ездры и Неемии слегка несвязно и путано сообщают о событиях в общине, вернувшейся из Вавилонского плена, и в обоих случаях повествование ведется от первого лица (1 Ездр 7:27 – 9:15; Неем 1–7 и 13). Библеисты (может быть, легковерно) часто были склонны доверять рассказу от первого лица как явно надежному и допускали, что он и правда исходит от двух деятелей, хотя то, как и когда именно они вершили свои труды, остается загадкой. Должно быть, и Ездра, и Неемия вели активную деятельность в V или, предположительно, в IV веке до нашей эры, и судя по тому, как представлены их образы, персидский царь признал их право распоряжаться делами в персидской провинции Йехуд (так тогда звалась Иудея). Как и в Книгах Паралипоменон, иврит в Книгах Ездры и Неемии отличается от иврита, на котором написаны библейские «саги». В нем проявляются черты долгого развития, заметен ряд арамейских заимствований и, как отмечалось в главе 1, несколько пассажей в Книге Ездры полностью написаны на арамейском.

Есть и повествования, которые обычно называют еврейскими новеллами [26]. Они короткие, и их герои, возможно, вымышлены. Это Книга Руфи, Книга Ионы, Книга Есфири и ряд историй в Книге пророка Даниила 1–6 (а также Книга Товита и Книга Иудифи, отнесенные у протестантов к апокрифам). Эти книги проявляют все признаки того, что составлялись как законченное целое, повествование в них ведется последовательно, сюжет ясен, понятен и четко спланирован, и почти ничего не свидетельствует о том, будто в их основе лежат древние народные предания или устная традиция. Вероятно, они созданы в персидский или даже эллинистический период, иными словами, за время с V по II век до нашей эры. Большинство современных библеистов воспринимает их как сознательный вымысел и даже не предполагает в них и намека на историчность – в общем и целом, это «небылицы»: Иону глотает огромная рыба – и извергает его живым; Есфирь разрушает заговор против евреев, и многие избегают погибельной резни; Даниил спасается невредимым из львиного рва. Даже сторонники традиций не всегда убеждены в том, что эти рассказы историчны, и иногда охотно расценивают их не как рассказ о реальных событиях, а как притчи или нравоучительные сказки. Впрочем, и по сей день многие интересуются, нет ли в Средиземном море огромной рыбы, способной проглотить человека.

В наше время исследователи библейских повествований занимают полярные позиции. Некоторые ученые, особенно в немецкоязычном мире – впрочем, в Северной Америке и Израиле такие тоже есть, – по-прежнему стремятся в первую очередь узнать о том, откуда пришли эти повествования и как они развивались. Они разрабатывают сложнейшие теории, призванные объяснить, как устные и письменные материалы, соединившись, сформировали те книги, которыми мы теперь обладаем [27]. Других библеистов, и особенно в Северной Америке, намного сильнее интересуют литературные аспекты текстов, и в этом случае повествования читают синхронически, иными словами, как завершенное целое и как великую литературу, не задавая никаких вопросов об их истоках и развитии [28]. А что касается плодотворнейших выводов, к которым могут привести оба этих подхода, то насчет них ни в том, ни в другом лагере нет ни малейшего намека на согласие. Первым интересно, как возникла Библия; вторым – как ее читать в окончательной форме. Если они хоть в чем-то и согласны, так только в том, что книги повествований – это важная часть Ветхого Завета и их нельзя считать второстепенными по отношению к книгам пророков, а именно так по традиции и читали Библию христиане. (Раннехристианские писатели цитировали исторические книги очень нечасто – по сравнению с тем, сколь много цитат они брали из пророческих книг [29].) Тот факт, что Библия содержит повествования – это часть ее особенного характера, и этим она отличается от поздних вероучений и сформулированных доктрин. Ряд библейских преданий соприкасается с историей и дает нам свидетельства о том, как жил Древний Израиль. Но большая их часть – либо вымысел, либо искусно сочиненная история, даже в том случае, когда в основу рассказов ложится историческая правда.

Как же использовались книги повествований в Древнем Израиле? Библеисты по большей части полагают, что рассказы читались вслух: грамотность не была уделом многих. И, возможно, это подразумевает, что читались они в контексте богослужения, вполне вероятно, на каком-либо из ежегодных празднеств, совершаемых в Иерусалиме, причем и до Вавилонского пленения, которое свершилось в VI веке до нашей эры, и после него. Может быть, рассказы об упадке и падении Израиля и Иудеи, приведенные в Книгах Царств, служили неким выражением народной скорби или исповеданием общей вины [30]. И скорее всего, именно в дни владычества персов возникли синагоги – здания, где иудеи собирались ради молитвы и учебы. А к эпохе Нового Завета прочтение исторических книг, хотя и избирательное, вошло в богослужение. Иудаизм уже шел к тому, чтобы сделать акцент на изучении текстов и молитв, не связанных с жертвоприношением, на местном уровне – даже хотя в то время Второй Храм еще не был разрушен и там каждый день приносились жертвы. Ранние христиане тоже читали некоторые разделы исторических книг на своих литургических торжествах – как часть хроники отношений Бога с Его народом с древних времен. По сути, именно богослужение стало одним из главных контекстов, в которых с Библией встретились как евреи времен позднего иудаизма, так и христиане.

Но как могут рассказы, собранные в книги, играть важную религиозную роль? И в чем именно они были важны для религиозной мысли Древнего Израиля? Они определенно не были «учением» в нашем понимании этого слова. Возможно, они подавали пример правильной жизни, но для этого ветхозаветные рассказы часто слишком сложны и не помогают напрямую. (Согласитесь, непросто вывести наставление «живи правильно» из упомянутого выше предания о том, как Моисей много раз восходил на вершину Синайской горы.) Весьма вероятно, что они могли служить для привлечения внимания и для того, чтобы вовлечь слушателей в мир, о котором спешил поведать рассказ, и не вели ни к каким определенным выводам, а просто показывали, пусть и не прямо, то, в каком состоянии пребывали люди. И если так, это очень далеко от того, как их читали в некоторых отраслях позднего иудаизма и христианства, часто сокращая до источника моральных наставлений и указаний.

В современной библеистике заново открыли «элемент предания» в тех книгах, которые по традиции именовали историческими, и тем признали, что просто и ясно об истории Израиля нам в них ничего не прочесть. Они важны не как архивный материал, а как способ определить своеобразие израильского народа. Они – это национальная литература. Исторические книги часто вносят свой вклад в то, как мы понимаем историю народа, и позволяют нам догадаться о том, как во время их написания воспринимались события и общественные движения. Они не дают надежных сведений об истории времени, которое пытаются описать. Это понимание приходит с первых же строк Книги Паралипоменон, которую ученые долго трактовали главным образом как свидетельство религиозных позиций и отношения к истории в эру владычества персов, – но не как источник достоверных сведений о том периоде истории, который в нем исследован. Идея, согласно которой и сама Изначальная история – лишь плод воображения и на самом деле сообщает нам не о праотцах Израиля и не о его царях начиная со второго тысячелетия до нашей эры, а лишь о том, что думали израильтяне с VIII по V век до нашей эры, появилась намного позже, но теперь повсеместна. Порой она по-прежнему шокирует ревностных иудеев или христиан: в подобном им видятся нападки на статус и авторитет Библии. Но многие верующие, не столь приверженные традициям, уже давно признали, что, скажем, первая глава Книги Бытия – это вовсе не точный отчет о том, как создавался мир. И после того, что мы поняли о первой главе Библии, мы вполне вольны сомневаться и в деталях библейских рассказов, – но наряду с этим можем и с непрестанным благоговением относиться к библейским текстам, увидев в них религиозно вдохновенные и содержательные источники. Но остается вопрос: а насколько далеко мы можем зайти в своих сомнениях, прежде чем утратим любое соприкосновение с традиционным пониманием Библии – и традиционным обращением с ней? В конце книги я еще вернусь к этому вопросу – как и ко многим другим очень важным проблемам, поднятым в современной библеистике.