Текст книги "Знак черепа"

Автор книги: Джон Данн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Я внимательно прислушался, и мне показалось, будто справа доносится более ровный и сильный шум течения, перекрывающий плеск и журчание суматошных волн вокруг окружавших меня свай. Отпустив причальное кольцо, я поплыл в сторону шума, но не успел сделать и нескольких гребков, как что-то ухватило меня за ногу и потянуло на дно. Вынырнув на поверхность, я в панике замолотил руками по воде, но тут что-то опять дернуло меня за ногу. Но теперь я уже знал, что это такое. Я не успел полностью избавиться от пут, когда открылся люк. Веревка все еще была привязана к моей ноге, и второй ее конец зацепился где-то под водой.

В обычных условиях освободить от нее ногу не составило бы ни малейшего труда, но удар по затылку и борьба с холодным течением, которое трепало и кружило мое несчастное тело, пока я трудился над намокшим узлом, обессилили меня вконец. Мне приходилось то и дело хвататься за причальное кольцо, чтобы отдышаться, и затем – в который уж раз! – снова нырять, пытаясь окоченевшими пальцами развязать проклятую веревку. Наконец она ослабла и соскользнула с ноги.

Потраченные усилия настолько истощили меня, что я не мог уже противостоять течению. Здесь, в береговой заводи под таверной, возникали многочисленные водовороты, вертевшие меня, словно полено. Мелкие злые волны захлестывали рот при попытке ухватить глоток воздуха, колотили меня о мокрые бревна свай, за трухлявую древесину которых я тщетно цеплялся, пуская в ход ногти, стараясь удержаться, как устрица, оторванная от скалы прибоем. В конце концов меня вышвырнуло на широкий простор главного русла, где могучая приливная волна подхватила мое беспомощное тело и понесла в сторону Лондонского моста. Я уже видел тусклые огоньки обрамляющих его домов и напрягал остатки убывающих сил, чтобы удержать голову на поверхности мутного потока.

Капризом течения меня снова приблизило к берегу и понесло вдоль очередной излучины, где под деревянными мостками причала река образовала небольшой мальстрем (Мальстрем – водоворот близ берегов Норвегии; нарицательное наименование любого крупного водоворота.). Слишком обессиленный, чтобы сопротивляться ударам волн, я безучастно ожидал момента, когда меня снова швырнет на сваи. Тяжелая апатия охватила меня, и я желал лишь, чтобы все это поскорее окончилось.

Говорят, будто перед мысленным взором утопающего проносится вся его жизнь; могу засвидетельствовать, что ничего подобного не происходило, только полное смирение перед судьбой, которая уже не казалась злой я несправедливой. И тут я совершенно неожиданно зацепился сначала ногой, а вслед за этим – уже вполне осознанно! – обеими руками за толстый канат, тянувшийся из воды. Это был якорный трос стоящего у причала судна, мимо кормы которого меня проносило течением. Немедленно воля к жизни с новой силой вспыхнула во мне!

Я буквально обвился вокруг каната, выступающего из воды под довольно острым углом. Канат был толщиной с мою руку и даже не прогнулся под тяжестью моего тела, так туго он был натянут. Я лежал на нем, постепенно приходя в себя, выставив над водой голову и плечи, тогда как осатаневший прилив, словно разозлившись на то, что жертва от него ускользает, неистово пытался сдернуть меня обратно. Судно стояло у причала, и я от всей души благодарил Бога за предусмотрительность моряков, которые завели кормовой якорь, чтобы противостоять приливному течению.

Световое пятно указывало на местоположение окон большой каюты на квартердеке. Если, как обычно, под ним проходит вдоль гакаборта (Гакаборт кормовой борт судна, кормовые обводы.) широкий кормовой брус, отмечающий осадку судна, то мне, возможно, и не понадобится карабкаться до самой палубы и перебираться на ют(Ют – кормовая часть палубы.) через леерное ограждение (Леерное ограждение – веревочные перила, ограждающие борта (в отличие от фальшборта, являющегося продолжением бортов над палубой).).

Боясь оставаться в холодной воде, я призвал на помощь всю жажду жизни и медленно пополз вверх по толстому четырехдюймовому канату, перехватывая его руками. Это отняло у меня последние остатки воли и сил. Я больше не чувствовал ни своих онемевших скрюченных пальцев, ни оцепеневшего, насквозь промокшего тела, повисшего в темноте над разъяренной рекой.

Мало-помалу я постепенно приблизился к освещенным окнам. И наконец разглядел во тьме выступ кормового бруса, и в самый последний момент, когда мне казалось, будто руки мои вот-вот выскочат из суставов, я в последнем рывке выбросил ноги вперед и почувствовал блаженное облегчение, ощутив под ними твердую опору. Я стоял на узком раскачивающемся деревянном карнизе, то и дело захлестываемом волной, все еще держась руками за канат, протянувшийся надо мной до самых кормовых битенгов (Битенги – швартовые тумбы на судне.). Окно было рядом, и я осторожно заглянул в него.

В каюте за столом сидели двое, и один из них оказался Картером. Вербовщик не отличался богатством фантазии, и когда он предложил мне выглянуть в окошко таверны, указав на барк, стоящий у причала, то имел в виду именно тот, о котором сам думал постоянно. Судя по всему, это был тот самый барк, за чей якорный канат я так удачно зацепился.

Картер отсчитывал на столе золотые монеты, очевидно из тех, которые получил от Симпкинса. Мне сразу пришла в голову мысль, что я наблюдаю продолжение заговора и таким образом имею возможность узнать кое-какие его детали, хотя, разумеется, едва ли следовало ожидать, чтобы мое появление в окне каюты было встречено ее обитателями с большим восторгом.

Почувствовав прилив свежих сил благодаря отдыху и возбуждению от увиденного, я продолжил свои акробатические упражнения. Подтянувшись на руках, я вновь охватил канат ногами и пополз по нему до кормовых шпигатов. Перебраться через фальшборт не составляло особого труда, и вскоре я уже стоял на пустынной палубе юта. У трапа, ведущего с квартердека на главную палубу, горел фонарь; все еще не очень уверенно ступая на нетвердых ногах, я, крадучись, подошел поближе и выглянул из-за ограждения.

Повсюду внизу, куда только можно было проникнуть взглядом, лежали разнообразные тюки, бочонки и ящики, приготовленные то ли к погрузке, то ли к выгрузке, но ни одной живой души вокруг не было видно. Со всеми предосторожностями я спустился с квартердека, и в эту минуту дверь каюты внезапно распахнулась. Я едва успел укрыться в тени ближайшей кучи каких-то мешков, однако из двери никто не вышел. Оба мужчины продолжали беседовать, стоя в каюте.

– Итак, – услышал я голос Картера, – если ты сможешь дать мне своих людей, да еще дюжину с "Пеликана", то у меня как раз наберется сорок человек. Но ты сам должен мне их доставить. Капитан Уэйн взбеленится, когда узнает, что кто-то сманил его команду, посулив ей более выгодные условия. И если он пронюхает, что за всем этим стою я, то на мне можно будет поставить крест.

– Хо-хо, – засмеялся другой, скорее всего вахтенный матрос, как я определил по его одежде и манерам, – а разве не ты набирал команду на "Пеликан"? Редкую шутку ты сыграешь с Уэйном, продав ему людей сегодня, а завтра похитив их всех до единого!

– Держи язык за зубами, приятель, если не хочешь его лишиться! злобно прошипел Картер.

– Не волнуйся: я знаю, с какой стороны мой кусок хлеба намазан маслом! Где мы встретимся?

– У меня. Знаешь, где это? Ладно. Когда тебя сменят? В девять вечера? Отлично; сразу же отправляйся на полубак "Пеликана". Не забудь захватить с собой флягу с грогом: так легче будет заключить сделку. Намекни им на то, о чем я тебе говорил относительно рейса. Им это больше придется по душе, чем гнуть спину под командой Уэйна на половинном пайке и нищенском жалованье. Это плавание покажется им просто увеселительной прогулкой! Свяжись со мной, когда все закончишь, чтобы я смог найти, где им спрятаться и переждать, пока "Пеликан" не наберет себе новую команду. Послезавтра он снимается с якоря. Постарайся управиться до полуночи.

– И ты полностью расплатишься со мной? По кроне за голову?

– Деньги уже тебя ждут. Смотри не подведи меня!

– Можешь на меня положиться. Черт, ну и ночка: хоть глаз выколи! Сумеешь сам найти дорогу?

Картер ответил утвердительно, и вахтенный вернулся в каюту, захлопнув за собой дверь. Я узнал не очень много, но в моем мозгу зародилась идея помешать Картеру явиться в назначенное место встречи. Рядом со мной находилась толстая дубовая кофель-планка с массивными железными нагелями для крепления снастей. Я протянул руку и выдернул один из них. Картер продолжал идти в сторону сходней, то и дело спотыкаясь о сваленный на палубе груз и громко чертыхаясь, чем облегчал мне задачу пробираться следом за ним. Я старался двигаться как можно бесшумнее, прикидывая, который уже может быть час.

Однажды Картер остановился и замер прислушиваясь. Я тут же спрятался за ящиком, хотя ночь и туман делали подобную предосторожность излишней. Палуба барки находилась на одном уровне с причалом, и, когда Картер ступил на сходни, я нанес ему сильный удар тяжелым шкворнем по затылку. Вербовщик молча рухнул на освещенные фонарем доски причала. Он был практически без сознания, все равно пытался непроизвольно встать.

Все произошло без единого звука. Причал загромождали груды всевозможного груза, разбросанного в беспорядке. Во мгновение ока я связал Картера более надежно, чем он меня, и вместо кляпа сунул ему в рот обрывок каната, чтобы он тоже почувствовал вкус просмоленной пеньки, когда придет в себя. Я огляделся, ища, куда бы его спрятать. Фонарь, освещавший причал, раскачивался на кронштейне над дверью какого-то сарая. Дверь была не заперта, и внутри все было завалено старой парусиной, канатами, бочками с засохшей краской, сломанными веслами и прочей дребеденью. Я оттащил вербовщика в самый дальний угол, рискнув для этого снять фонарь с крюка, и спрятал его под кучей гнилых парусов.

Увы, больше я ничего не мог сделать, хотя счастливый случай и дал мне возможность обернуть мою оплошность нам на пользу. Я не сомневался, что теперь нам удастся опередить наших конкурентов и наверстать упущенное время. Картера вряд ли сумеют скоро найти; впрочем, данное обстоятельство нисколько меня не заботило: то, как подло он поступил со мной, служило мне оправданием. Я вернул фонарь на место и направился к каменным ступеням широкой лестницы, что вела с пирса на улицу. Я чуть не падал от усталости и голода, на моем теле не найти было живого места от ударов о бревна и сваи, но сознание того, что мне удалось не поддаться козням наших врагов – кем бы они ни были, – согревало мне сердце.

Картер, очевидно, очень торопился, потому что, хотя мой кошелек и исчез, однако выкупленные из залога мелочи, которые я положил во внутренний карман, к моей великой радости остались в целости и сохранности. Впрочем, радость эту немного омрачала перспектива предстоящей длительной пешей прогулки по ночному городу. Ни один носильщик или возница, конечно, не согласился бы поверить на слово джентльмену в моем нынешнем положении: в насквозь промокшей, грязной, перепачканной смолой и илом одежде, без шляпы и без единого фартинга в кармане. Поэтому я недолго думая пустился в путь, благословляя ночь и туман за то, что они, как в дни моей недавней бедности, оказывают мне дружескую услугу, скрывая от любопытных глаз мой жалкий и непристойный вид.

Об одном я только сожалел. Мне так и не удалось установить личность человека, стоявшего за Симпкинсом, а также раскрыть сущность заговора, который, как подсказывало мне чутье, был хитрым и коварным.

Глава десятая. МЫ ФРАХТУЕМ "ЗОЛОТУЮ НАДЕЖДУ"

... Своя судьба для каждого бесценна,

и в жизни всяк свою играет роль:

храбрец и трус, преступник и король,

вся наша жизнь – одна сплошная сцена.

Пробило полночь, когда я наконец добрался до дома. По правде говоря, я не особенно следил за временем, устало бредя по ночным улицам, мокрый, голодный, в хлюпающих на каждом шагу сапогах. Несмотря на поздний час, окна нижнего этажа особняка сэра Ричарда были ярко освещены. Мое отсутствие, несомненно, уже вызвало тревогу у моих компаньонов, причем они могли истолковать его совершенно превратно. В самом деле, была ли у них гарантия, что я не поступил так же, как Симпкинс? Эта чудовищная мысль потрясла меня. Правда, сэр Ричард слышал о моем семействе, но разве я не мог оказаться самозванцем? И много ли вообще знал он обо мне, о моих вкусах, привычках и наклонностях, кроме того, что я практически представлял собой обыкновенного бродягу, когда он взял меня на службу?

Обладая секретом карты и кольца, я имел возможность сбежать, чтобы продать эти сведения за более солидную долю в добыче, чем обещанные мне пять процентов, или просто за круглую сумму наличными. В Лондоне я, как и Симпкинс, вполне мог бы скрываться неделями, а то и месяцами, и пытаться искать меня здесь было бы самым бесполезным занятием.

Я поднялся по ступеням, все еще оставляя за собой мокрые следы, и потянул за звонок. Дверь отворилась мгновенно, и меня встретила радостно улыбающаяся физиономия Хадсона. Сверху донесся короткий лай, и Дон, одним прыжком перемахнув лестницу в вестибюле, бросился неистово приветствовать меня.

– Собака чуть с ума не сошла, – сказал Хадсон. – Все время пыталась вырваться и отправиться искать вас, сэр, но мы ее не пустили, так как боялись, что она сама потеряется. Идите прямо в библиотеку, там все уже собрались и будут очень рады вас видеть. Я бы сказал, они довольно серьезно обеспокоены, сэр!

Я успокоил Дона, положив конец восторженным проявлениям его чувств, и он проследовал за мной в библиотеку, ни на шаг не отступая, словно твердо решив больше никогда не терять меня из виду. В камине пылал яркий огонь; юный Мадден удобно расположился подле него в глубоком кресле. Сэр Ричард стоял спиной к огню, а за столом, с неприкрытым любопытством уставившись на меня своими миндалевидными глазами, сидел Саймон Левисон.

Очевидно, на моем лице можно было недвусмысленно прочесть все те чувства, которые внезапно вспыхнули во мне при виде "делового партнера" нашего хозяина, потому что в глазах его промелькнула легкая усмешка, и моя злоба тут же улетучилась. У меня не было прямых улик, подтверждавших какие бы то ни было обвинения против него, не было доказательств, что Симпкинс действовал по его указке или что набор команды на судно обязательно должен был предполагать экспедицию за спрятанными сокровищами.

У такого человека, как Саймон, чье несколько грубоватое лицо служило отличной ширмой для деятельного ума, проблески которого лишь изредка можно было заметить во взгляде его великолепных бархатных глаз, конечно же, найдется сотня резонных доводов, чтобы выставить меня на посмешище вместе со всеми моими подозрениями. Я недолюбливал этого человека, однако сегодня я впервые по достоинству оценил его как личность, обладающую высоким интеллектом и недюжинным самообладанием, как ценного партнера и опасного противника.

Я сказал, что оценил его по достоинству, но скорее он сам внушил мне это убеждение, причем настолько явственно, что я почувствовал нечто вроде физического удара, потрясшего меня до глубины души. Этот человек обладал какой-то гипнотической силой, властной и непреклонной, которая словно заявляла о себе в его слегка печальной иронической улыбке.

Наш обмен взглядами продолжался всего одну секунду, но за это короткое время, как мне показалось, он успел бросить мне вызов, а я принять его. Тут Фрэнк Мадден вскочил с кресла и кинулся ко мне с радостным возгласом:

– Я же уверял вас, дядюшка: он вернется!

Я покраснел до корней волос, и он смущенно замолк. Сэр Ричард шагнул ко мне с протянутой рукой, оттесняя племянника в сторону, но было уже ясно, что мои опасения по поводу возникших относительно меня подозрений оказались справедливыми.

– Где вы пропадали, друг мой? – спросил сэр Ричард, наливая мне стаканчик шерри. – Свалились в реку?

Я одним махом проглотил благословенный напиток и почувствовал, как вино сразу ударило мне в голову, что было не удивительно, учитывая мое состояние.

– Вы недалеки от истины, – ответил я. – Дайте мне чего-нибудь перекусить, и я вам все расскажу. Меня едва ноги держат от истощения.

– Вам бы не помешало, кстати, сменить ваш костюм, а то вы напоминаете огородное пугало, смытое во время наводнения. Мы вас подождем. Верно, Левисон? Или вы торопитесь?

– Мои слуги находятся в таверне, – ответил Саймон. – Они могут подождать. Я бы не прочь выслушать рассказ о приключениях нашего юного друга.

Да, он был очень умен, этот Саймон Левисон! Расскажи я правду, он тут же принял бы меры к спасению Картера, а если бы я позволил себе высказать подозрения – да нет, уверенность! – в его причастности к заговору, он не преминул бы высмеять меня и убедить всех в том, что он так же невинен, как новорожденный младенец. Поэтому я решил не подыгрывать ему и, пока переодевался, придумал историю о нападении на меня, которая была так же далека от действительности, как луна от земли. Больше всего меня интересовало, много ли ему удалось выпытать у сэра Ричарда о наших планах.

Прежде чем залезть в горячую ванну, приготовленную для меня Хадсоном, я мельком взглянул на себя в зеркало. "Огородное пугало, смытое во время наводнения", оказалось довольно удачным сравнением, если не считать того, что я, будучи созданием из плоти и крови, испытывал куда более тяжкие страдания, чем набитое соломой чучело. Руки и ноги мои покрывали синяки и ссадины, на одном плече красовался огромный кровоподтек, а к затылку было не притронуться. Но, подумав о Картере под кучей гнилых парусов в сарае на пристани, я улыбнулся собственному отражению, принял ванну, переоделся и сошел вниз, чтобы наброситься на холодный, но столь желанный ужин.

Саймон отнесся к вымышленному отчету о моих приключениях с серьезностью, явно, на мой взгляд, преувеличенной; он слишком переигрывал. Вступая со мной в пикировку, он всячески норовил спровоцировать меня на попытку сорвать с него эту личину.

– Кстати, сэр Ричард, – не выдержал я однажды, о чем тут же пожалел, вы интересовались у мистера Левисона, не видел ли он Симпкинса со времени его отъезда из Хендона?

– Симпкинс, хозяин таверны? – притворно удивился Саймон. – Нет. А в чем дело?

Он адресовал вопрос прямо ко мне, внезапно сверкнув округлившимися и еще сильнее заблестевшими глазами. Сэр Ричард нечаянно пришел мне на помощь, избавив меня от необходимости отвечать.

– Жена этого мерзавца просила нас отправить его назад к ней, – сказал он. – Похоже, он бросил ее. Кстати, Пенрит, мистер Левисон намного сократил наши заботы. Он зафрахтовал для нас баркентину "Золотая Надежда", внеся под нее залог, и теперь она ждет нас в Плимуте.

Мне показалось, что в неверном свете свечей я различил тень улыбки на тонких губах Саймона.

– Подходящее название, – заметил я. – Так ли хорошо само судно, мистер Левисон?

– Едва ли можно найти что-нибудь лучше. Быстроходное и отлично оснащенное. Превосходный капитан и надежная команда, – ответил он, безмятежно глядя на меня своими восточными глазами с поволокой, которые, казалось, имели свойство зашториваться изнутри какой-то непроницаемой завесой.

– Действительно, это избавит нас от множества забот и потери времени, – сказал я и демонстративно зевнул, прикрывая рот ладошкой. Если мой жест должен был послужить намеком, то Левисон мгновенно откликнулся на него. Я не видел причины, почему он засиделся у нас так долго, разве что, узнав о результатах моего свидания с Картером, захотел лично проверить его исход. Левисон произвел на меня впечатление человека, не отличающего дня от ночи, если дело касается бизнеса. Хадсона послали за его портшезом, и "деловой партнер" сэра Ричарда отбыл восвояси.

– Прибыло оружие и снаряжение, которое вы заказали, – сообщил сэр Ричард. – Все отличного качества. А как с местами на завтра?

– Почтовая карета отправляется от станции Суон-Ярд в четверть седьмого утра.

– В таком случае пора спать. Наши пираты вот уже два часа храпят вовсю. Пошли, племянник!

– Погодите пару минут, – остановил я его.

Я подробно описал все мои сегодняшние похождения. Сэр Ричард слушал внимательно, но мой рассказ, казалось, не очень поразил его, а для юного Маддена он и вовсе послужил источником скрытого веселья, о чем свидетельствовали выражение его глаз и подрагивавшие уголки губ. Это вывело меня из себя, чего я, конечно, не должен был себе позволить, но я видел, что сэр Ричард относится к моей истории не слишком серьезно, слушая лишь из вежливости.

– Не знаю, какую аферу задумал Симпкинс, – проговорил он, – но я не могу подвергать сомнению честность Левисона. Он так много сделал для нашей экспедиции...

– Цель которой ему предельно ясна, – вставил я.

– Это было необходимо, чтобы взять в банке наличные деньги. Конечно, ему не известны координаты, а карту он и в глаза не видел.

– Если только он не получил их от Симпкинса.

– А откуда они у Симпкинса? Вы полагаете, Фентон передал их ему?

Все это время юный Мадден сидел, опершись о подлокотники кресла, и с явным удовольствием наблюдал за перепалкой между мной и его дядей.

– Не знаю, откуда он их получил, – упрямо продолжал я. – Но предположим, что я прав и Симпкинс выполняет поручение Левисона. Ваш "деловой партнер" дает нам судно с готовой командой. Предположим, "Золотая Надежда" вовсе не так хороша, как другое судно, которое он готовит для себя. Предположим, что капитан "Золотой Надежды" – его человек. Саймон платит ему, или уже уплатил, и пообещал заплатить еще столько же после этого путешествия. Так же, как и команде. А что касается его услуг, которые он оказал вам в этом Деле, то полагаю, он не остался внакладе!

– Можешь быть уверен! – хихикнул Фрэнк Мадден. – Еврей никогда ничего не делает даром. Саймон – хитрая бестия. Хотелось бы посмотреть ему в лицо, если все окажется правдой, и мы в конце концов выведем его на чистую воду!

– Все ваши подозрения основаны на пустых домыслах, – сказал сэр Ричард. – Я полностью доверяю Левисону. Он, кстати, нисколько не одобряет хотя, естественно, не выражает этого вслух – такую дикую авантюру, как наша!

– Разумеется, нет, – буркнул я, – поскольку сам намерен в нее ввязаться!

– Мы идем спать, – холодно бросил сэр Ричард. – Если вы считаете нашу экспедицию плохо спланированной, мистер Пенрит, то никто не принуждает вас в ней участвовать!

Я подскочил как ужаленный. На мгновение я забыл, что нахожусь в полной зависимости от моего работодателя, служа домашним учителем за пятьдесят фунтов в год.

– Как вам будет угодно, – ответил я с поклоном.

– Нет, нет! – воскликнул юный Мадден. – Я не позволю вам ссориться! Джастин отправляется с нами, или я остаюсь дома. Думаю, он прав насчет вашего хитроумного Саймона. Но пусть он опережает нас или следует за нами по пятам – мы найдем способ натянуть ему нос. А без Джастина наша экспедиция и вовсе не состоится!

Слова его звучали сердито и властно, и я в очередной раз убедился в бессилии сэра Ричарда противостоять племяннику.

– Я погорячился, – сказал он. – Возможно, в ваших словах и есть доля истины, однако я не могу обвинять Левисона, не имея на то веских доказательств. Давайте отправимся спать и обсудим все завтра на свежую голову. Утро вечера мудренее!

Хромой мальчик пришел ко мне, когда я уже собирался укладываться в постель.

– Джастин, – сказал он, – мой дядя самодовольный напыщенный индюк. А Саймон хитрая лиса. Но мы найдем способ обложить его нору! А тем временем я обещаю тебе, что ты не пожалеешь об участии в нашей экспедиции – чем бы она ни обернулась. Спокойной ночи!

Он покинул мою спальню с интригующей ухмылкой, намекавшей на некие скрытые мысли в его не по возрасту мудрой голове, которая, несмотря на всю рассудительность, была полна невероятным количеством всевозможных причуд и фантазий. У меня, однако, не хватило времени как следует подумать над этим, потому что я заснул прежде, чем моя голова коснулась подушки.

Глава одиннадцатая. ЧЕРНЫЙ МАЙКЛ

– Острый нож, лихая шпага,

пистолеты на боку,

ловкость, дерзость и отвага

все, что нужно моряку!

Долгое путешествие в Плимут, начавшееся на следующий день ранним и зябким утром, всех нас приободрило. За окнами кареты проплывали прекрасные виды, нас добродушно приветствовали крестьяне, обеды на маленьких почтовых станциях сменялись ужинами в довольно приличных трактирах, а главное октябрьская погода выдалась солнечной и поистине великолепной. Дон то бежал рядом, дружелюбно полаивая на лошадей, то вскакивал на козлы или сворачивался клубочком у моих ног.

Карета практически находилась в нашем полном распоряжении, и Фентон с Пайком горланили свои любимые песни, неизменно ухитряясь пребывать в состоянии, как они выражались, "легкой морской зыби", поддерживая в нас романтический дух и эйфорию предвкушения славного путешествия. Между песнями они рассказывали матросские байки, довольно занятные, в особенности если отбросить наполнявшие их суеверия и хвастовство. Что касается юного Маддена, то его совершенно очаровали истории о пиратской жизни, где щеголяющие в золоте и кружевах пираты выступали в роли благородных джентльменов, героев, которым сам черт не брат, наказывающих порок и поощряющих добродетель, грабящих только богачей и помогающих беднякам, отважных в сражениях и галантных с женщинами. Если верить всем их небылицам, то возраст рассказчиков насчитывал никак не менее сотни лет, ибо свои повествования они неизменно вели от первого лица – обычай, кстати, свойственный не одним лишь пиратам. Пайк уверял, будто был с Генри Морганом и Менсфилдом на Багамах и на Ямайке, присутствовал при падении Портобелло и разграблении Панамы. Фентон хвастался участием в разгроме Перу под предводительством Саукинса, Шарпа и Уотлинга и в знаменитом переходе Таунли через Панамский перешеек.

Однако больше всего оба воздавали хвалу Эдварду Девису, последователю и продолжателю дела Джона Кука, впервые открывшего пиратам дорогу в Южные моря. Сдается мне, идея присвоить себе чужие подвиги возникла у обоих сразу, хотя Фентон первым описал знаменитое морское сражение Девиса, которое тот в течение семи дней и ночей вел с двумя испанскими фрегатами, имевшими более чем двойное превосходство в артиллерии всех калибров и четырехкратное в людях, и все-таки подбил одно и захватил в качестве приза другое судно к вящей славе британского флага, под сенью которого воевал.

Это были захватывающие истории, из тех, которые моряки собирают по крупицам, а затем вечно хранят в памяти; их рассказывают повсюду: от матросских кубриков до офицерских кают-компаний, причем рассказывают часто и каждый раз как бы заново. Они горячили кровь и заставляли сердце сильнее биться в груди, хотя я знал, что дерзость и отвага прежних пиратов, объединившихся в борьбе против Испании и Великой Инквизиции, давно с тех пор переродились в грубую наглость, а их независимость и своеобразное понятие о чести – во многочисленные пороки и бессмысленную жестокость.

Но хромой мальчик не видел ничего этого. Он впитывал в себя морские рассказы, как сухой песок пустыни впитывает воду, и, я не сомневаюсь, не раз воображал себя стоящим на квартердеке под черным флагом с черепом и перекрещенными костями – своей излюбленной эмблемой, – пока какой-нибудь резкий толчок кареты снова грубо не напоминал ему о реальности и его физических недостатках.

Наконец, мы прибыли в Плимут, где нас тепло встретили друзья сэра Ричарда, а также и некоторые мои, судившие о нынешних успехах Джаспера Пенрита в основном по качеству его одежды. Покончив со встречами и приветствиями и кое-как обосновавшись, мы торопливо принялись готовиться к путешествию, всячески стараясь ускорить отплытие обещаниями дополнительного вознаграждения для грузчиков и моряков.

"Золотая Надежда" оказалась хорошим судном, не новым, но и не очень старым, не слишком быстроходным, но и не медлительным, с прочным набором корпуса, добротными рангоутом (Рангоут – совокупность надпалубных частей судового оборудования (мачты, реи, гафели и пр.), предназначенного для крепления парусов и подъема грузов. Изготавливался прежде из дерева особых пород, отчего части рангоута получили название "рангоутного дерева".) и такелажем (Такелаж – совокупность всех снастей на судне. Бегучий такелаж подвижные снасти, служащие для маневров с парусами. Стоячий такелаж неподвижные снасти, служащие для крепления рангоута, то есть мачт, стеньг и т. п.) и с восемнадцатью орудийными портами в бортах. Она представляла собой двухсоттонную баркентину (Баркентина – трехмачтовое судно с прямым парусным вооружением на фок-мачте (первой от носа) и косым на грот-мачте и бизани.) с низко расположенным шкафутом (Шкафут – средняя часть палубы между фок– и грот-мачтами.) и высокой кормой, с не очень плавными, полноватыми носовыми обводами, что несколько снижало скорость и не позволяло приводить ее чересчур круто к ветру.

Мы распорядились установить на носу и на корме по длинноствольной пушке на шарнирных лафетах, что сразу же возбудило к баркентине изрядный интерес, подогреваемый значительным количеством ручного холодного и огнестрельного оружия, мушкетов, сабель, абордажных топоров и крючьев, гранат, пороха и пуль, доставленных к ней на борт.

Мы постарались распространить слух, будто "Золотая Надежда" отправляется с одним только балластом в Африку за грузом шелка и пряностей и вооружена против пиратов, которые, как известно, заполонили Мозамбикский пролив и все восточное африканское побережье, готовые в любое время и в любом месте поймать золотую рыбку в обличье безоружного торгового судна. Фентон и Пайк поклялись держать в секрете истинную цель нашего путешествия и до сих пор оставались верны своей клятве, что, к слову сказать, было не только в наших, но и в их интересах.

Воспользовавшись моими познаниями в морском деле – весьма, правда, в то время скудными, – сэр Ричард большинство из этих забот переложил на мои плечи, и я выступал в роли суперкарго (Суперкарго (здесь) – помощник капитана, наблюдающий за правильной и наиболее эффективной укладкой грузов на судне.), к явному неудовольствию капитана "Золотой Надежды" который во всеуслышанье ворчал о вмешательстве не в свои дела "сухопутных моряков". На сей счет я помалкивал, оставив выяснение отношений до более благоприятных времен. Судовая команда выглядела довольно прилично, хотя у меня и возникли сомнения по поводу их бойцовских качеств, если, скажем, дело дойдет до драки. Кое-кто из матросов начал было колебаться относительно участия в экспедиции, пока сэр Ричард не намекнул на ожидающиеся премиальные, тогда некоторые потребовали выдачи аванса, но в целом это была вполне сносная команда, если ею умело руководить.