Текст книги "Воскрешение королевы"

Автор книги: Джоконда Белли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 26

Хуана замолчала. Слезы мешали мне открыть глаза. Мануэль глубоко вздохнул и закурил сигарету.

– Мы почти угадали, – произнесла я.

Мануэль потянулся за другой папкой. Современной. Меня охватили сомнения.

– Мануэль, а это точно Хуана написала?

Мануэль не ответил. В руках у него был машинописный лист стандартного размера. Мануэль читал, то и дело потирая висок.

– Что с тобой, Мануэль? Что случилось?

Он поднял на меня широко распахнутые глаза. От пламени свечей его бледность приобрела синеватый оттенок.

– Сегодня ночь открытий, Лусия. Хочешь, я тебе еще почитаю? Прочесть тебе документ, из которого следует, что Агеда – моя мать?

– Агеда? Как это?

– Идем, – сказал Мануэль, поднимаясь на ноги. – Идем со мной. Кажется, я знаю, куда ведет эта лестница. – Он судорожно сжал мою руку. Я попыталась вырваться, но Мануэль меня не отпускал. Он протащил меня по темной лестнице, а я все спрашивала, что случилось и куда мы идем, напуганная его мрачной решимостью и странными словами. Наконец мы достигли последней ступеньки. Судя по всему, лестница вела на второй этаж. Перед нами снова оказалась дверь. Мануэль толкнул ее. Дверь не поддалась. Тогда он со всей силы ударил по ней плечом. Мы вломились прямо в темную спальню Агеды. Она сидела на кровати, зажав рот рукой, с перекошенным от ужаса лицом, вырванная из глубокого сна, в который погружала себя каждую ночь.

Мануэль отпустил меня. Агеда переводила взгляд с него на меня, не зная, что предпринять. Я застыла у стены, тщетно пытаясь осознать то, что предстало моим глазам: вся комната Агеды, словно гардеробная актрисы, была завешана платьями из эпохи Хуаны. Я принялась считать их, дошла до пяти и сбилась.

Мануэль решительно приблизился к теткиной постели и швырнул бумаги на одеяло.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить? Ты должна объяснить, что все это означает. – Он принялся демонстрировать один лист за другим. – Здесь говорится, что я твой сын. Согласно выписке из больничного листа, ты произвела на свет мальчика как раз в день моего рождения. Как это понимать? – повторял Мануэль, расхаживая из стороны в сторону. – Очередная ложь? Это какой-то генетический порок? Почему в этой семье вот уже который век все лгут? Во имя Господа! Агеда, откуда взялась эта замечательная традиция? – Мануэль почти кричал. – Но, ради всего святого, ты не можешь быть моей матерью! Ты так много сделала для меня, но, Агеда, прошу тебя, ведь ты не моя мать!

Потрясенная Агеда беззвучно плакала, ее лицо искажала жалкая гримаса.

– Будь проклято твое любопытство, Мануэль, будь проклято твое любопытство.

Мануэль был смертельно бледен. Он взял себя в руки и от этого сделался еще страшнее. Я ощутила приступ тошноты. Мне хотелось поскорее сбежать из этой комнаты. Выбраться на воздух.

Агеда заговорила. Я не могла пошевелиться.

– Сейчас я встану. – Она поднялась с постели, сунула ноги в домашние туфли, поправила волосы, зажгла ночник. – В нашей семье все немного сумасшедшие, но та, кого ты привык считать своей матерью, Аврора, была совершенно безумна. Она в полной мере унаследовала дурную кровь Денья, распутничала и лгала, не двинув бровью; она была из тех, кто живет сегодняшним днем, боится упустить мгновение. Для нее не существовало ни прошлого, ни будущего. Я не понимала ее ни тогда, ни после, когда мы расстались. Не понимала, что, в сущности, я ничем не лучше. В юности твоя тетушка Агеда, – она горько усмехнулась, – была примерной девочкой, тихой, скромной и прилежной. Вроде тебя, Лусия. – Она повернулась ко мне. – Я была папиной дочкой, все время прибиралась у него в кабинете, беседовала с ним об истории, неторопливо взрослела и в один прекрасный день забеременела. Такое случается. Уж вам ли не знать. Чтобы спасти честь семьи, родители решили обвинить во всем пропащую Аврору. Меня заперли до рождения ребенка, а когда ты появился на свет, Мануэль, объявили, что ты сын моей сестры. Какая разница, сказали мне, все равно растить его будешь ты. Они придумали безупречную версию падения Авроры и в конце концов поверили в нее настолько, что изгнали вторую дочь и вычеркнули ее из своих сердец. Ты знаешь, к чему это привело.

Измученная и потрясенная драмой, которая разыгрывалась у меня на глазах, я оперлась о стену. Мне показалось, что она вибрирует. Я решила, что это мои фантазии, что это я сама дрожу от волнения.

– Скажи, кто был мой отец, – попросил Мануэль, остановившись напротив Агеды. Их взгляды пересеклись.

– Нет, Мануэль, нет. – Старая женщина покачала головой. Ее лицо превратилось в маску ужаса.

– Ответь.

Агеда бросилась к двери.

Мануэль рванулся за ней. Я поспешила следом. Едва переступив порог, я поняла, отчего дрожала стена. Дом горел. Верхний этаж пылал, словно факел. Стены издавали жуткий треск. Огонь распространялся повсюду с чудовищной, необъяснимой скоростью. Я начала задыхаться. Со стен опадали куски горящего дерева. Повсюду расползался дым. Потолок готов был вот-вот превратиться в огромный костер.

– Мануэль, бумаги! Боже милостивый!

Я металась по коридору, не зная, что делать. Мануэль застыл на месте. Казалось, что он полностью утратил волю. Внезапно он бросился назад, к спальне Агеды. Через мгновение включилась сигнализация.

– Беги, Лусия, – сказал Мануэль твердо, с поразительным спокойствием. – Беги. Я должен найти Агеду. Не могу же я бросить ее здесь. Увидим, смогу ли я спасти заодно и рукописи. – Он чуть ли не пинками толкал меня к входной двери.

– Нет, Мануэль, идем вместе.

– Я скоро. Беги, беги же. – Он толкнул меня в последний раз. Я решила, что дом уцелеет, что скоро приедут пожарные. Добежав до Реколетас, я застыла на месте так близко от пожарища, как только могла.

Пламя разгоралось с удивительной быстротой и силой. В воздухе стоял оглушительный треск. Рушились балки, крепкие стены морщились как бумага. Дом выл, как зверь. Издалека ему вторили пожарные сирены. Я горячо молилась, надеясь, что помощь вот-вот придет. Огонь уже охватил весь дом, а Мануэль все не появлялся. Все не появлялся. Не появлялся. Так и не появился.

Ни он, ни его мать.

ГЛАВА 27

Я видела фотографии пепелища. Этот пожар вошел в историю Мадрида как бедствие, уничтожившее бесценные произведения искусства. Когда рассвело, дом еще пылал, а вокруг толпились любопытные. Одетая в длинное платье из алого бархата, с крестиком Хуаны на груди, я всю ночь простояла на месте, впав в оцепенение. Видения вновь и вновь вспыхивали в моей голове, и я не знала, как их прогнать. Я не могла пошевелиться, дрожа от холода и страха. Пожарный, которому я назвалась знакомой маркизы и ее племянника, принес мне одеяло. В шесть утра из дома вынесли черные мешки с останками Агеды и Мануэля. Я спрашивала себя, сгорел Мануэль дотла или какая-то часть его тела осталась невредимой, как рука моего отца. Я представляла, как они с Агедой мечутся среди пламени: она пытается спасти свои сокровища, он ищет рукописи Хуаны. Призналась ли Агеда, кто его отец? Не это ли стало причиной их смерти? Что, если Мануэль оказался сыном своего деда? Что произошло между ним и теткой? Почему мысль о том, что Агеда его мать, привела Мануэля в такой ужас?

Я долго брела по улице Реколетос. Каждый ответ, который я давала на свои собственные вопросы, был страшнее предыдущего. Я спаслась. Возможно, избежала участи куда страшнее смерти. Но пламя не отпускало меня. Я видела огонь, чувствовала запах гари. Я хотела заплакать, но глаза мои оставались сухими. Утренний воздух был свежим и холодным, но меня по-прежнему окружали копоть и дым. Огонь, когда-то сделавший меня сиротой, пощадил последнего отпрыска маркизов Денья, спавшего у меня под сердцем. Какой странный мир окружал это беспомощное, слепое и глухое маленькое существо, живущее в моей утробе, безумный отец, влюбленный в давно умершую женщину также беззаветно, как любила когда-то она сама. И бабушка, узница собственного скрытого греха, лишенная права называть своего сына сыном. Нагромождение загадок, фантазий и лжи.

Я шла куда глаза глядят, пока не добралась до фонтана «Нептун» и не оказалась, сама не помню как, в вестибюле отеля «Палас». Назвав имя деда, я попросила позвонить ему, чтобы он снял мне номер. Администратор не сводил глаз с моего наряда. Я актриса, объяснила я. Репетирую роль королевы Хуаны.

– Хуаны Безумной? – спросил он.

– Нет, – ответила я, – Хуаны Кастильской.

ЭПИЛОГ

Убедившись, что моя беременность не очередная мистификация Мануэля, я долго не могла решить, прервать ее или сохранить. После всего пережитого мне хотелось навсегда оборвать ветвь маркизов Денья. Несмотря на скорбь по Мануэлю, я боялась, что мой ребенок унаследует его кровь, а вместе с ней его безумие. Но матушка Луиса Магдалена, прибежавшая в отель, как только я ей позвонила, посоветовала мне постараться увидеть в малышке реинкарнацию Хуаны. В конце концов, ее отец погиб, пытаясь разгадать тайну королевы. Пусть дочь станет новой, чистой страницей истории, а я стану рассказывать ей о Хуане, и тогда вместе с несгибаемым духом кастильской принцессы в мир вернется и голос Мануэля.

– Представь, что ты беременна Хуаной, – сказала монахиня. – Подумай об этом. Новой Хуане достанется целое море любви, и никто не посмеет лишить ее свободы.

– Мы ведь не знаем, кто это будет: девочка или мальчик, – возразила я.

– Ну конечно, девочка, – ответила она. – Вот увидишь.

Через несколько дней мы с матушкой Луисой простились в аэропорту.

Моя дочь родилась в Нью-Йорке.

Позже я привезла дочку в Тордесильяс, чтобы показать ей место, где томилась королева, о которой мама ей так много рассказывала и которую так любил ее папа. Вот здесь ее держали, говорю я. Дочурка машет руками. Она хочет летать, как птички, вспорхнувшие с террасы. Малышка смотрит на меня ярко-синими глазами. Ветер подхватывает ее юбку, и она смеется. Смотри, говорит она, на крыше живут аисты. Видишь, один как раз пролетает над рекой? Смотри, какие у него длинные ноги, какие широкие крылья.

Пока моя дочь играет на террасе под церковной галереей, я сажусь на каменную скамью, на которой, возможно, сидела Хуана, предаваясь грезам о былом.

Теперь я смогу собрать по крупицам все обстоятельства ее жизни. Школьница, которая любила писать письма, выводя буквы каллиграфическим почерком, и верила, что слова, словно волшебные мостики, могут перенести ее в другой мир, свяжет воедино оборванные нити, победит собственную боль и напишет новую историю, новую правду, которая призвана победить ложь.

Она до сих пор бережет платье из алого бархата. И время от времени его надевает. И хранит память о Мануэле и Филиппе.

Санта-Моника, январь 2005 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Противоречивые сведения о душевном здоровье Хуаны Кастильской, содержащиеся в источниках первого ряда, долгое время позволяли историкам – преимущественно мужчинам – трактовать поведение королевы исходя из собственных субъективных представлений. Однако женщина двадцать первого столетия, лишенная стереотипов и предрассудков относительно мотивов и причин женских поступков, способна взглянуть на исторические события с точки зрения своего пола и превратить свои выводы в роман.

Поведенческие странности, которые порой демонстрировала королева, принято объяснять шизофренией. Однако большинство психиатров, с которыми я беседовала, собирая сведения для своей книги, категорически не согласны с таким диагнозом. Шизофрения развивается циклически. Что касается Хуаны, то она, по выражению специалистов, «демонстрировала длительные периоды стабильности», когда ее собственная жизнь входила в нормальное русло. На шизофрению это совсем не похоже. Кризисы, которые переживала Хуана – когда отказывалась от еды и так далее, – случались, когда с ней дурно обращались, принуждали к тому, с чем она не желала примириться, разлучали с детьми. Таким образом она пыталась бороться за свои права. По словам медиков, подобные симптомы скорее характерны для маниакально-депрессивного психоза или просто глубокой депрессии, вызванной теми или иными обстоятельствами.

Лично я полагаю, что сколь угодно здравомыслящая женщина, даже я сама, может сломаться, столкнувшись с бездушной авторитарной властью, которой она заведомо не может противостоять. То, что современники сочли безумием, на самом деле было бунтом, единственным доступным способом защиты.

С другой стороны, необходимо, как я уже отмечала, учитывать особенности противоположной точки зрения. Изучая документы и монографии, посвященные Хуане, я пришла к выводу, что историки-мужчины выдвигают две противоречащие друг другу версии странного поведения Хуаны: болезнь и интриги, направленные на то, чтобы выдать её за сумасшедшую. Тот факт, что большинство исследователей склоняется к первой версии, вполне соответствует критериям анализа, традиционно применяемого к историческим персонажам-женщинам.

Приходится признать, что Хуане, в отличие от ее царственной матери, не хватало политической мудрости, гибкости и властолюбия. Так же, как Хуана Бельтранеха, законная наследница кастильского трона, окончившая дни в монастыре, Хуана стала жертвой государственных интересов и чужих амбиций.

Но, по крайней мере, она решилась поднять голос в свою защиту, да так, что мы услышали его сквозь века.

В моем романе вымысел все, кроме истории Хуаны. В этом отношении книга опирается на реальные события, почерпнутые из различных источников и описанные в работах многих исследователей, перед которыми я в большом долгу.

Мне нередко приходилось сталкиваться с разночтениями в датах и названиях у разных авторов. В таких случаях я выбирала те варианты, которые скорее находили подтверждение в документах эпохи. Я взяла на себя смелость переосмыслить детали некоторых событий, но лишь в том случае, если подобное переосмысление не нарушало исторической канвы. Кроме того, логика повествования заставила меня «перенести» картину Франсиско Прадильи «Хуана Безумная у гроба супруга» из дворца Буэн-Ретиро в галерею Прадо.

Подготовка к написанию исторического романа заключается в прочтении множества книг. Мне хотелось бы упомянуть основные работы, которые помогли мне составить представление о судьбе Хуаны и ее эпохе. Среди них замечательная монография Бетани Арам «Королева Хуана», исчерпывающее исследование Мигеля Анхеля Саламы «Повседневная жизнь и искусство при дворе королевы Хуаны в Тордесильясе», «Хуана Безумная» Михаэля Прадвина, «Хуана Безумная, узница Тордесильяса» Мануэля Фернандеса Альвареса, «Хуана Безумная» Хосе Луиса Олайсолы. Среди других книг, из которых мне удалось почерпнуть немало полезных сведений, можно упомянуть «Изабеллу Кастильскую» Нэнси Рубин, «Мир, озаренный пожаром» Уильяма Манчестера, «Знаменитых безумцев» Хосе Антонио Вальехо-Нахеры, «Черное солнце: Депрессия и меланхолия» Юлии Кристевой, «Безумие и цивилизацию» Мишеля Фуко, «Дворы наследных принцев в Европе 1500–1750 гг.» Джона Адамсона, «Жемчужины Ренессанса» Томаса Крэна и Скота Мак-Кендрика.

В процессе работы я не раз прибегала к помощи Интернета, неиссякаемого источника информации, которым располагает современный человек. Я благодарна профессору Теофило Руису из Университета Лос-Анджелеса за персональные консультации и блестящие лекции в The Teaching Company, посвященные правлению Королей-Католиков. А также докторам Чарльзу Хогу, Тони Верней и Ивану Аранго за глубокий анализ поведения Хуаны.

Мне хотелось бы выразить особую признательность своей сестре Лусии, в настоящее время живущей в Мадриде, которая не только одолжила свое имя моей героине, но и помогла мне с подбором книг и цитат. Я благодарна ей и нашей кузине Тересе за то, что они сопровождали меня в поездках по местам, связанным с Хуаной, прежде всего в Тордесильяс. Спасибо моей сестре Лавинии, дочери Мелиссе, незаменимому Серхио Рамиресу, Кларибель Алегриа, Анакристине Росси и моему издателю Элене Рамирес за потраченное время, поддержку и советы. А также Бонни Нэйделл и Гильермо Шавельсону, моим агентам в США и Испании, за отличную работу.

Читатель, который интересуется историей, найдет немало любопытных документов в Центральном архиве Симанкаса. Среди них фрагмент речи Хуаны, произнесенной двадцать четвертого сентября тысяча пятьсот двадцатого года перед представителями Священного союза общин, восставших против власти Карла I и предпринявших попытку освободить королеву из заключения, в котором она томилась с тысяча пятьсот девятого года.

Другой интересный документ – свидетельство прачки Хуаны Каталины Круглой о тайнике и содержимом ларца (того, что обнаружили Лусия и Мануэль), исчезновение которого в романе связано с интригами маркизов Денья.

Санта-Моника, январь 2005 г.

РЕЧЬ ХУАНЫ ПЕРЕД СОЮЗОМ ОБЩИН

После того как Господь призвал к Себе Ее величество Королеву-Католичку, я всегда была покорна воле его величества короля, ибо он был моим отцом и супругом ее величества, моей матери; при нем я могла быть спокойна, ибо он никогда не допустил никакого зла и бесчинства. И теперь, когда Господь призвал к Себе и моего отца, я больше всего на свете хотела бы, чтобы он жил и был сейчас рядом со мной или чтобы Господь призвал его вместо меня. Я хотела бы знать прежде все, что знаю теперь, чтобы исправить все, что было.

Я люблю свой народ и глубоко скорблю о причиненных ему несправедливостях. Но я ничего об этом не знала, ибо его величество, мой отец, унаследовавший престол ее величества, моей матери, поместил меня сюда, а злые люди, что окружали меня здесь, все время мне лгали, и теперь мне непросто отличить правду от обмана и вымысла. Когда мне стало известно, как много зла причинили Кастилии чужеземцы, сердце мое было готово разорваться от боли. Теперь же душа моя ликует при виде того, как злодеев постигает возмездие, ибо я всегда любила добро и отвращала душу от зла. Что же до того, что в случившемся есть немалая вина моих детей, в это я поверить не могу, хотя мне твердят, что так и есть. Я надеюсь, что мне вернут привилегии и почести, положенные королевской дочери. Я высоко ценю вашу решимость покарать зло и прекратить бесчинства и повелеваю вам продолжать начатую борьбу. Однако дать вам ответ я не могу, ибо сначала должна оплакать кончину его величества моего отца, укрепить свой дух и обдумать все, что произошло. Потому я прошу вас выбрать четверых самых мудрых из вас, чтобы я могла их выслушать, а после беседы принять решение и сделать все, что смогу.

СВИДЕТЕЛЬСТВО КАТАЛИНЫ КРУГЛОЙ О ЛАРЦЕ ХУАНЫ

…У Ее величества и вправду был ларец, обтянутый кожей, но что было в том ларце, никому не известно, ибо ее величество берегла ключ от него как зеницу ока и всякий раз, когда она открывала означенный ларец, все должны были отворачиваться, так что я видела только белые покровы, и лишь однажды под ними что-то блеснуло, и это было похоже на бриллиант, а в последний раз ее величество открывала ларец [sic] в День святого Михаила в сентябре года тысяча пятьсот пятого, за восемь дней до этого и через восемь дней после <…> а когда пересчитывали имущество Ее величества за восемь дней до ее кончины, то обнаружили на месте все, кроме означенного ларца <…> и, как мне известно, ни один человек не знал, где Ее величество хранит ларец, и не мог завладеть им без ее ведома…