Текст книги "Воин жив"

Автор книги: Джоэл Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2
АНДРЕА КУЛЛИНАН

Просторно Вдове из Виндзора,

Полмира считают за ней

И весь мир целиком добывая штыком.

Мы мостим ей ковер из костей.

(Сброд мой милый! Из наших костей!)

Не зарясь на Вдовьи лабазы,

Перечить Вдове не берись.

По углам, по щелям впору лезть королям.

Если только Вдова скажет «Брысь!»

(Сброд мой милый! Нас шлют с этим «Брысь!»).

Редьярд Киплинг

Главное различие между Карлом и мной в том, что я слишком заботлив, чтобы оставить свою жену вдовой. Полагаю, мне придется жить вечно.

Уолтер Словотский

Щурясь на ясное утреннее солнышко, Джейсон миновал отсалютовавших ему часовых и вышел на залитый светом двор. День был хорош, небо…

Это еще что?

– Кетол? Дарайн?..

Почему они на часах?

Опустив кремневый карабин к ноге, рыжеволосый Кетол добродушно осклабился.

– Доброго утра, государь.

Великан Дарайн отбросил со лба упавшую прядь и тоже приветливо улыбнулся; его великанская пятерня неторопливо скребла то ли окончание подбородка, то ли начало шеи. Воин был сложен, как медведь.

– Доброго утра, государь, – эхом повторил он.

– Что вы двое делаете на часах?

Кетол повел плечами.

– Да вот прогневили генерала прошлой ночью. – Высокий, ширококостный, он сжимал ружье рукой с выступающими, как орехи, костяшками.

– Чем это?

– Это все моя вина, государь. – На сей раз плечами пожал Дарайн. – Перебрал вчера вечером пива. Ну, и слегка подрался – в казарме.

Джейсон взглянул повнимательней. Левый глаз Кетола украшал огромный фонарь, костяшки левой руки Дарайна были содраны в кровь.

– Из-за чего?

Снова пожатие плеч.

– Да из-за одной городской шлюшки. Пироджиль в нее втюрился, а Лориаль начал его подначивать…

– Лориаль?

– Он из новичков, из Тирнаэля, – принялся объяснять Кетол. – Он и его три братца появились как раз перед тем, как императору и нам в Эвенор идти. Ну, сперва Пиро кинулся на Лориаля, а потом его братцы – на меня, когда я попробовал их растащить… – Он улыбнулся во весь рот. – Ну, да, называл я их свинячьими детьми и сукиными сынами – так это ж чтоб успокоились… А Дарайн всего-то и сделал, что пошвырял двоих на пол и придержал, пока мы с Пиро выясняли отношения с другой парочкой – по-честному, двое на двое.

– Ранены?

– Не так, чтоб очень. – Дарайн опять пожал плечами. – Пироджилю пару зубов вышибли, и лекарь сказал – ребро у него треснуло. Самое мерзкое – это что ему врезали по уху; Лориаль ему здорово съездил. А вот противнику Кетола повезло, что лекарь прибежал быстро – не то петь бы ему тенором. У моей парочки слегка побиты головы. Паукан приживил Пиро зубы, а остальное оставил как есть. Отбывать наказание будут все – не одни мы.

Джейсон кивнул. Валеран читал ему длинные лекции о казарменной дисциплине. То, что сделал Гаравар, было, во-первых, экономно, во-вторых – действенно: использовать немного волшебства, чтобы залечить по-настоящему серьезные раны, а остальные, в назидание, оставить саднить. Лучше запомнится. Но в каждом правиле есть исключения. Кетол, Дарайн и Пироджиль были спутниками его отца в последнем походе. – Я поговорю с Гараваром…

«Даже когда ты в короне, Джейсон, – ворвался в его мысли ровный голос Эллегона, – лучше тебе найти причину посерьезнее, чтобы приказывать Гаравару».

Джейсон кашлянул, прикрывая заминку, хоть и не был уверен, что это у него выйдет.

«Но…»

«Вот тебе и „но“. А теперь – иди к матери».

– Ладно, пока, – сказал солдатам Джейсон, понимая, что его промах вряд ли от них укрылся.

«Не укрылся, разумеется. Они поняли, что ты собирался сунуть нос в Гараваров монастырь. Но болтать об этом они не станут».

Джейсон сошел с дорожки и побежал по траве. День обещался хороший. С запада дул легкий ветерок, над головой в голубом небе парили чуть видные облачка.

Трава, колыхаясь под ветерком, щекотала щиколотки. Джейсон всей грудью вдохнул густой запах свежескошенного луга.

Так всегда бывает в дни мира. У людей появляется время и настроение думать о, к примеру, красоте газонов. И следить за ними. Даже у императорской власти есть границы: в мирное время можно запросто приказать, чтобы никто, кроме садовников, не топтал траву – но попробуй найди садовника в дни войны!

Юноша обогнул стену донжона и сошел с лужайки на камни плаца. С теплых камней навстречу ему поднялась громадная треугольная голова.

– Привет, Эллегон, – проговорил Джейсон, подходя к зверю. Отец говорил – Эллегон размером с автобус «грейхаунд», что для Джейсона всегда было загадкой. Автобус – это такая машина, но разве грейхаунд – не порода собак?..

Эллегон был огромен. Джейсон не мог себе представить пса такого размера.

«Доброе утро, Джейсон», – отозвался дракон.

С глубоким ворчанием он подобрал под себя сперва передние лапы, потом задние, поднялся и потянулся, трепеща кожистыми крыльями. Из ноздрей размером с небольшую тарелку взметнулись пар и дым.

Распахнулась пасть, явив взору частокол зубов в локоть величиной – и обдав Джейсона невыносимой вонью гнилого мяса и тухлой рыбы. Эллегон не был разборчив в еде.

Юношу замутило.

«Дыши в сторону, пожалуйста».

«Прости». – Заскрипев чешуей, Эллегон повернул массивную голову и дохнул огнем; вонь пропала.

Джейсон никогда не мог понять, почему другие боятся Эллегона. Это было то же самое, что бояться мечей Тэннети. Вселенная делилась на два сорта людей, и одни люди боялись других.

«Они просто боятся, что их съедят. Люди не любят меня, потому что я знаю слишком многое».

«И слишком во многое лезешь». Одно дело – не дать Джейсону выставить себя дураком перед Кетолом и Дарайном, и совсем другое – лезть в… личные дела.

«Повторяю: я этого не хотел», – сказал дракон, хотя Джейсон мог бы поклясться, что слышал приглушенное мысленное ворчание: «Вылитый отец. Слишком часто думает тем, что у него промеж ног, а не тем, что промеж ушей».

«А еще ты слишком много ешь… Ладно, идем к ней».

До северного угла было всего-то пара сотен метров – только пересечь плац, так что взлетать Эллегон не стал.

Джейсон шел быстро, дракон вперевалочку двигался следом.

Обычно люди стараются держаться подальше от работающих магов, и это вполне разумно. Мастерская Андреа Куллинан находилась в самом дальнем углу двора – а если бы не соображения безопасности, ее вообще стоило бы вынести в междустенье или даже за пределы Бимстрена.

Однако с безопасностью приходилось считаться – матушкина бимстренская мастерская, сколько себя помнил Джейсон, находилась в небольшом низком каменном домике в северном углу внутреннего двора.

Джейсон постучал в дверь. Никакого ответа.

– Мам, это я. Джейсон.

Ничего.

«Может, попробовать мне?»

«Нет. Лучше все же я сам».

Рука юноши на ручке дрожала.

Одной из главных заповедей, вынесенных им из детства, было – не мешать матушке, когда она работает. Это было одно из немногих правил, за нарушение которых грозила порка. Матушка так же не любила его пороть, как он не любил бывать выпоротым. Она говорила, что «не отвлекать мага» значит то же самое, что на Той Стороне – «не отвлекать водителя». Знать бы еще, что это такое…

В том-то и трудность в общении с пришедшими с Той Стороны – будь то родители, Уолтер Словотский или Дория Перлштейн: они вечно поминают вещи, понятные только лишь им одним. И дело не во всех этих машинах, самолетах и микроволновках (а кстати, что это? Доски, чтоб кататься на низкой волне?), а в том, что они слишком часто понимают и воспринимают все не так, как обычные люди.

Однако, хоть Джейсон и не понял сравнения, урок был затвержен накрепко и укоренился где-то на уровне подкорки. А потому решиться юноше было весьма трудно. Он знал, что на самом деле она не делает сейчас ничего опасного – Эллегон предупредил бы его.

«Правильно мыслишь».

И все же его рука дрожала. Проклиная предательски трясущиеся пальцы, он сжал ручку, медленно приоткрыл тяжелую дубовую дверь, скользнул внутрь и прикрыл дверь за собой.

– Мам?..

Он невольно принюхался. Внутри каменного дома было темно и влажно, пахло странно – и все же знакомо. Слабый запах, который он не мог бы в точности опознать, хоть и узнал густой, тягучий аромат маррима и резкий оттенок сожженных горошинок перца. Больше всего это напоминало запах старого пота.

Комната освещалась лишь светом, сочащимся из щели меж потолком и стеной. Виден был только узкий вход, где стоял Джейсон, и темный зал впереди. Занавески из черного газа скрывали остальное.

– Матушка?..

Джейсон двинулся сквозь занавески – сухие на ощупь, они льнули к лицу и рукам, будто влажные. Его передергивало, но он продолжал идти.

– Мама?..

За последними занавесками горела лампа – но так слабо, что Джейсон едва разглядел тусклый свет. Он откинул завесу – и увидел фигуру матери: склонясь над рабочим столом, она что-то лихорадочно писала, перо в ее пальцах тряслось и подрагивало. Над ее головой висел масляный светильник, справа на столе в кольцах медного змея покоился хрустальный глобус. Голова змея лежала на северном полюсе – тварь задумчиво озирала мир. Слева от матери стояла грубая глиняная фигурка человека со скрещенными на груди руками. На левой руке статуи было лишь два пальца.

Фигурка была еще влажной; позади нее лежал кусок глины и с полдюжины небольших ножей, какие-то палочки, лопатки и другие инструменты ваятеля.

– Мам, – сказал Джейсон, – перестань.

Она не ответила, а продолжала писать.

– Перестань, – повторил он.

Она будто не слышала.

– Так. Считаю до десяти – а потом отбираю у тебя перо.

Она замотала головой – взметнулись и опали спутанные черные пряди.

– Нет. Я уже близко; почти рядом. Может быть, я смогу…

Хрустальный шар посветлел.

– Видишь!

– Это ничего не значит, если только ты не сможешь увидеть его. А ты этого не сможешь, потому что он мертв.

– Ты не видел тела. – Хрустальный шар разгорался все ярче…

И вдруг потух. Комната снова погрузилась во мрак, освещенный лишь масляной лампой.

– Нет! – Она ударила кулаком по столу, потом повернулась лицом к сыну.

Он содрогнулся – хорошо, что лишь внутренне. Глаза ее были красны, веки набухли от недосыпа и слез, глубокие морщины избороздили щеки.

– Мам… – Джейсон взял ее руки в свои, на миг поразившись – как слабо она сопротивляется. – Прошу тебя. Мы – все мы – видели взрыв. Уолтер и Ахира остались там. Он не мог пережить взрыва, но если бы пережил – эта парочка уже привезла бы его сюда.

Что с Уолтером Словотским и гномом – по-прежнему оставалось тайной. Они не давали о себе знать – ни слова, ни знака. До Холтунбима им за это время, ясное дело, не добраться – но вот до Эвенора они добраться могли бы уже вполне, даже если бы плыли на мелских каноэ или, избрав путь по суше, переходили горы.

Так где же они? Вопрос важен, ибо они живы. Отец же – мертв.

– И все же я не отступлюсь. Пока не обнаружу тела – или не увижу его.

Но его разнесло на клочки, подумал Джейсон. Он не мог сказать этого – сказать своей матери, вдове своего отца.

– Твое заклятие не сможет распознать… того, что от него осталось. Оставь это, матушка, переоденься, отдохни и умойся. Вечером совет, и ты… – Он не договорил.

И ты должна выглядеть живой, собирался сказать он. Но он не мог заставить себя произнести это вслух. Порой бывает правильней недоговорить.

– Матушка… Ты же знаешь – он мертв. Есть еще одно доказательство – то, которое неизвестно другим.

– Да? – Голос ее, обычно – теплое контральто, дрожал и похрипывал.

– Папа любил тебя. Будь он жив – ничто не удержало бы его вдали от тебя.

Ее нижняя губа дрогнула.

– Он мне ни словечка не передал. На прощание…

– Ему это было не нужно. Он все сказал Тэннети. – Глаза Джейсона наполнили слезы. – Что он мог просить нас передать тебе? Что он любил тебя? Матушка, неужели ты не знала этого?

Она отвернулась. Плечи ее тряслись.

«Прошу тебя. Джейсон прав. Мы должны жить дальше, Андреа. Все мы».

Не сразу, но она перестала плакать, задышала ровней. Глубокий прерывистый вздох – и она обернулась. Вытерла лицо рукавом.

– Просто позвольте мне попытаться еще. Пожалуйста.

– Нет. Есть дела, которые необходимо сделать, а тебе надо привести себя…

На миг на губах ее мелькнула прежняя улыбка.

– В надлежащий вид? Не выглядеть старой ведьмой?

Чуть-чуть оттолкнув сына, она повела перед собой руками и пробормотала слова, которые забылись, едва будучи произнесены.

Она изменилась.

Морщины на ее щеках разгладились, глаза высохли, мешки под ними исчезли. Спутанные, немытые волосы засияли ровным чистым блеском; изможденное тело помолодело, грудь поднялась, спина распрямилась – и вот уже она точно такая же, какою была всегда.

– Я так и думала, что ты делаешь именно это, – раздался из мрака спокойный голос Дории Перлштейн. Она отбросила занавес и встала рядом с Джейсоном. – Носишь личину.

Впервые Дория не выглядела младше матери – нет, она казалась старше Андреа. Казалась не согбенной годами, но придавленной бременем знаний.

– Сними ее, Андреа, – потребовала Дория, сглотнув слюну. – Или это сделаю я.

Потеряв свою сущность целительницы, Дория вместе с ней потеряла и возможность восполнять заклинания. Все, что остались ей – и все, что у нее будут отныне и впредь, – это те, что у нее в голове. Разумеется, сколько их и какие они – оставалось тайной. Но они были невосполнимы.

– А какой смысл? – возразила Андреа. Голос ее, низкий и мелодичный, будто пришел из Джейсонова детства. – Личина помогает не хуже других средств, а может – и лучше.

– Чушь. Она не делает тебя здоровой – просто дает возможность здоровой выглядеть, так это на самом деле или нет. И все. Все равно что косметику наложить – помнишь еще?

– Терпеть не могу косметику. У меня на нее жуткая аллергия.

Дория снова улыбнулась.

– Даже и не будь ее у тебя, все равно злоупотреблять этим глупо. Это ничего не дает – только раскрашивает. – Она взяла Андреа за руку. – Снимай ее – сейчас же. Можно надеть личину, если нужно, но лишь чтобы выглядеть хуже. Никогда не скрывай, что с тобой происходит. Джейсон, возьми ее за другую руку.

Он сделал, что сказано – рука казалась округлой и полной, но вот мать прошептала тут же истаявшие в воздухе слова… … и рука словно усохла.

– Ты обманывала и себя, и нас всех. – Дория цокнула языком. – От тебя же остались кожа да кости. Попробуем снова наполнить их плотью – идет?

Андреа слабо усмехнулась.

– Считаешь себя специалисткой?

Ответная улыбка Дории была твердой.

– Я должна была стать домашним врачом, помнишь? Лелеяла материнские инстинкты, как говаривал Уолтер, когда ему надоедало выслушивать мамочкины советы… Ну, а сейчас мамочка нужна тебе. На самом деле с тобой ничего страшного – ничего такого, чему не могли бы помочь хорошее питание, упражнения и отдых. А сюда дорогу забудь, поняла?

– Нет! – вспыхнула Андреа. – Я должна хотя бы пытаться. Должна отыскать его, если он жив, если…

Дория вздохнула.

– Он мертв, Андреа. Постарайся принять это… Пойдем завтракать. А потом – посмотрим, кто из нас способен гулять дольше. Потом – спать, а потом – опять еда и прогулки. – Она опять улыбнулась. – Пока ты на самом деле не станешь такой, какой делала тебя личина.

– Ты забыла, – покачал головой Джейсон. – Сегодня вечером – совет.

Дория зыркнула на него:

– Значит, вести его придется вам с Томеном. А твоя мать отправится в постель. Ясно?

«У меня два послания. Одно – от твоей матери: «Я спущусь на совет; не волнуйся». И она намерена это сделать. Второе – от Дории: «Черта с два она спустится. Черта с два я ее пущу. Действуй так, словно никого, кроме тебя, нет». Но она не уверена в своих словах».

«А что скажешь ты?»

«На сей раз я на стороне Дории. Нам давно пора выяснить, можете ли вы с Томеном управляться одни. Вот мы это и выясним – сегодня на совете».

Глава 3
ПЕРЕД СОВЕТОМ БАРОНОВ

Пускай за нас заговорят мечи.

Кристофер Марло

Я всегда считал, что переговоры выше битв. Но в списке моих любимых занятий они лишь на третьем месте.

Уолтер Словотский

Джейсон Куллинан в одиночестве сидел в Большом зале Бимстренского замка и оглядывал его так, будто видел впервые.

Так оно и было – в определенном смысле. Отсюда он не видел его никогда. Он должен был сидеть за столом на месте Отца – но со времени возвращения Джейсона парадных обедов в замке не было.

Джейсон подошел к длинному дубовому столу, сел на свое собственное – прежнее – место по левую руку от места Отца, пробежал пальцами по темной истертой, исцарапанной столешнице. Потер небольшую выбоинку – все, что осталось от основательного пореза. Прорезь эту прокорябал когда-то сам Джейсон во время донельзя скучного официального обеда – пока отец не заметил, чем он занят. Отец мягко, как всегда, отобрал у него нож и вздохнул – с глубоким разочарованием. Другой отец выпорол бы сынка, но Карл Куллинан считал это неправильным.

Тот, кто сделал жестокость своей профессией, не должен быть жесток со своими, говорил он.

Вот и тогда – Карл Куллинан просто вздохнул и, вдруг словно бы постарев, отпустил всех, кроме Джейсона. Они вместе отправились к столяру, взяли напильник, шкурку, щетки и лак. Так же вместе они загладили порез, залакировали его, потом вымыли и отнесли назад инструменты. И все это время Карл выглядел старым и будто потерпевшим поражение.

Джейсон предпочел бы, чтобы его выпороли.

Отец Микина порол того постоянно.

Джейсон тряхнул головой. Это ему еще предстоит – встретиться лицом к лицу с Микином и со всем отрядом Даэррина. Теперь он мог это сделать. Да, он бежал, как трус, но потом выследил и убил Армина, как его отец убил Арминова отца.

Сколько всего оставалось несделанным – а тут еще этот чертов совет!

Я не знаю, как с этим справляться. Что ж – надо будет научиться… Но то, что он вообще должен учиться этому, неправильно само по себе.

«Просто ужасно! Такая страшная несправедливость… Я не знаю большей несправедливости за всю историю мироздания».

За дальним окном полыхнуло пламя. Джейсон прошел туда, распахнул створки и боком уселся на подоконник. Внизу стоял Эллегон; крылья его трепетали. Вверху подмигивала звездами ночь, вдали водили свои странные огнистые хороводы огоньки фей.

Джейсон усмехнулся.

«Ты намекаешь, что я слишком жалею себя?»

«Намекаю? Нет. Заявляю, объявляю, провозглашаю, декларирую и возвещаю – да». – Дракон опустил голову и отхватил кусок в добрых полчеловека от того, что еще недавно было быком.

«Думаю, для этого ты нам и нужен – не для того чтобы прореживать стада».

Дракон загадочно усмехнулся – но ответ его был серьезен.

«Я скоро вернусь. Лучше мне сделать вечерний облет до того, как начнется совет».

Не прошло и пары минут, как Джейсон услышал позади звук. Он обернулся – и увидел Томена Фурнаэля. Тот шел к нему по багряному ковру, взгляд его не упускал ничего. Ростом он был вровень с Джейсоном, но старше на пять лет – и это прибавляло ему значительности. Работа сделала его грудь и плечи мускулистыми. Аккуратно подстриженная черная борода закрывала половину лица, в ней, как и в темных волосах, уже серебрилась седина: в роду Фурнаэлей седели рано.

Костюм Томена, как всегда элегантный, подчеркивал его положение барона и регента. Алая туника, ниспадая по плечам, узко сходилась к талии. Окаймленная черной кожей по подолу и бокам, на груди она была украшена витой серебряной цепью. Короткий черный плащ, с небрежным изяществом наброшенный на левое плечо, почти скрывал руку. Мелкие перламутровые горошинки тянулись вдоль швов черных лосин. Широконосые, тоже черные, сапоги были из лучшей кожи.

Из общего стиля выбивалась только обвивающая бедра Томена простая широкая перевязь, на которой слева – как раз под рукой – висел шнур с кинжальной рукоятью, а справа была привешена кобура с кремневым пистолетом.

– Джейсон, что ты тут делаешь?

– Жду. Полагаю; я должен появляться тут первым?

Томен покачал головой:

– Нет – ты появляешься тут последним. Все должны уже сидеть здесь и ждать тебя – ждать, пока не придет время твоего выхода. Потом они все стоят – а ты не спеша проходишь к своему месту. – Он хмыкнул. – Не мешает напомнить, кто в доме хозяин.

– А кто хозяин?

– Ты, разумеется. И будешь им – если не забудешь время от времени напоминать об этом. – Томен ткнул пальцем вниз, на газонокосильщиков, охраняющих лужайку. – На это тоже наплюй. Пускай остальные держатся от лужка подальше – к тебе это не относится.

Джейсон никогда не видел отца Томена, но Отец всегда высоко ценил и его, и Раффа, и однажды сказал, что трое Фурнаэлей – прекрасный довод против заявления Тома Пэйна, что благородство не наследуется.

– Ты уверен?

– Со мной можешь не изображать Куллинана. Верь мне. Или – если не веришь – найди себе другого регента, а меня отпусти в зал суда или лучше в мое баронство. – Сказано это было вроде бы шутливо, но с серьезным подтекстом. Уголки губ Томена приподнялись. – Я, разумеется, шучу. Сейчас тебе не найти никого другого, кто болел бы за дело так же, как я. Все блюдут прежде всего собственный интерес, кроме, возможно, Брена и Гаравара, а старина Гар полагает, что лучший способ разрешения любых проблем – беглый огонь. Брен был бы хорош… но другие бимские бароны не потерпят регента-холта.

– А ты – потерпишь?

Томен кивнул:

– Если это будет Брен – да. Он любил твоего отца почти так же, как его любил – и люблю – я. – Он поманил Джейсона. – Пошли. Уйдем отсюда прежде, чем они начнут собираться. Надо как-то убить время… чем бы ты хотел заняться?

– Я хотел бы поговорить о том, что тревожит тебя последние дни.

Что бы это могло быть? Матушка держалась отстраненно с самого возвращения Джейсона из Мелавэя, а то, что вернулся Данагар, было поводом вздохнуть с облегчением – не поводом для заботы. Но государственные дела в последние дни, казалось, навалились на Фурнаэля уж слишком сильно.

– Есть одно дельце… – Томен куснул губу. – Можно мне подумать еще немного? Оно… слегка запутанно – хочу попробовать понять, что и как можно сделать.

Джейсон пожал плечами.

– Ладно. Завтра?

– Думаю, раньше. Я выступлю на совете.

– Может, стоит все обсудить до того?

Томен покачал головой:

– Навряд ли. Ну а теперь – чем все-таки ты хочешь заняться?

Джейсон улыбнулся. Возможно, он и не разбирался в политике так хорошо, как Томен, но кое-что ему удавалось лучше.

– Боем на двух клинках. До трех уколов или до пяти? Выбирай.

Томен Фурнаэль кивнул:

– Добрая мысль: выпустить хоть часть той энергии, которой обычно ты кипишь.

– Отец всегда повторял: когда говоришь по-английски, не заканчивай предложение сказуемым.

– Уолтер Словотский всегда повторял что-то вроде: «О'кей, а теперь давай-ка спустим тот пар, которым ты, олух царя небесного, просто кипишь».

Они заставили дежурного инженера открыть арсенал и, пока Томен снимал тунику и подбирал маски и тренировочные клинки, Джейсон с огнивом обошел зал, зажигая лампу за лампой, пока подвал с низким потолком не залил мерцающий желтоватый свет. Попрыгав сперва на одной, потом на другой ноге, он стянул сапоги, отбросил их и принял у Томена стальную плетеную маску и два «клинка». Маска была подобием корзины, подбитой изнутри, чтобы защитить голову. Первый клинок был затупленной рапирой – ее острие прикрывал шарик размером в два Джейсонова ногтя, второй – коротким деревянным кинжалом.

Положив оружие, Джейсон повесил тунику на крюк и принялся разминаться – пошевелил спиной, повел плечами. Нацепил на голову маску, поднял оружие и сделал несколько пробных выпадов – ноги у него все еще гудели после тренировки с Тэннети. Но этой истине научил его еще Валеран: урок только тогда запоминается навеки, когда загоняешь себя до смерти.

Томен тоже надел маску, быстро отсалютовал и встал в боевую стойку: рапира в правой руке, тренировочный кинжал – в опущенной левой.

– Правила сабельные?

– Конечно. Сабля всегда с кинжалом.

– Разумеется.

Джейсон сделал медленный вдох, так же выдохнул и дважды повторил упражнение. Это помогало сосредоточиться.

Он был готов. Отсалютовав, он встал в ту же позицию, что и Томен, – и продолжал стоять, чуть шевеля клинком, пока Томен, свистнув кончиком рапиры у самого его лица, не бросился в классическую верхнюю атаку. Джейсон отскочил – и сталь зазвенела о сталь, когда он отбросил рапиру Томена; не успел барон отступить, как Джейсон, сделав ответный выпад, слегка коснулся его груди.

– Один-ноль, – сказал юноша. – Дурная привычка, Томен; избавься от нее – не то она поможет кому-нибудь избавиться от тебя.

– Ты это о чем? – Томен парировал – отступил – Джейсон провел нижнюю атаку – клинки схлестнулись, звякнули – и Томен размочил счет, уколов Джейсона в правую руку.

– Один-один, – отметил Джейсон. – Ты прекрасно знаешь, о чем я: твоя первая атака всегда слишком проста, и, пока ты выясняешь, насколько противник быстр, он успевает нанести первый удар.

– Тебе это не нравится?

– Валеран пустил бы тебе кровь за такое. Это…

Джейсон атаковал, но Томен легко ответил, остановив финт Джейсона. Юноша отступил.

– … правило игры. В настоящем бою тебя проколют насквозь, пока ты выясняешь, насколько хорошо твой враг владеет оружием.

– Но это просто игра, – улыбнулся Томен. – Драться по-настоящему мне не придется: я из неприкасаемого высшего класса, не забыл? Все, что должен делать я, – восседать на судейской скамье или на баронском троне. Или еще…

Они снова сошлись; на сей раз Джейсон начал с быстрого режущего удара, и теперь уже Томену пришлось отбивать и отвечать. Джейсон выставил левую руку – встретить удар, но Томен отступил на два шага и начал новую атаку.

Джейсон едва успел в защиту; рапиры свистели в воздухе.

Высокий блок, обвод, ответный удар, отскок… и не забывать, что в твоей левой руке – кинжал.

Прямая верхняя атака Томена напоролась на выпад Джейсона. Оба попытались парировать, но рывок был слишком силен. Они столкнулись, Джейсон попытался пнуть Томена в колено, но промахнулся, потерял равновесие, и, пока приходил в себя, Томен успел дважды легонько кольнуть его в грудь.

– Считай как один. Два-один. Продолжим?..

– Конечно. – Джейсон резко отбил клинок Томена и провел удар в голову, но Томен отступил на шаг, перехватил Джейсонову рапиру, закрутил ее и вывернул из пальцев Джейсона, оставив его открытым – юноша не успел даже перехватить кинжал.

Томен ударил – этот удар вспорол бы Джейсона от плеча до пояса, – отступил и отдал салют.

– Три-один. Победа моя.

Джейсон отсалютовал в ответ.

– Реванш?

Томен покачал головой:

– Нет. У нас времени – только вымыться и одеться. Нас наверняка уже ждут.

Томен Фурнаэль старался скрыть это, но был страшно доволен собой. Джейсон просто-таки читал его мысли: может, отец и врезал ему когда-то по яйцам, но будь он проклят, если не справится с сыном.

Джейсон тоже мог бы гордиться собой – если б проиграть Томену Фурнаэлю не оказалось настолько легко.

Черт возьми, но Томен действительно был мастером!