Текст книги "Синдром Фауста"
Автор книги: Джоэль Данн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Она сняла с головы полотенце и швырнула его на подоконник. Лицо Софи сковало от внутреннего напряжения.
– Не удивляйтесь, племянница, – хмыкнул я. – Ваша подруга принадлежит к избранному дамскому обществу. Для таких, как она, сказать гадость – все равно, что глотнуть пару таблеток.
В руке Мишель появилась расческа. Чуть наклонившись, она стала расчесывать волосы, глядясь при этом в зеркало.
– Тоже мне – дистиллят добродетелей. Духовный оборванец!..
– Даже у духовных оборванцев есть свои принципы, – рассмеялся я.
Я смотрел на загнанное выражение на лице Софи и чувствовал прилив острой к ней жалости. Всю свою недолгую жизнь она прожила в выдуманном, калечащем своей пустотой и изолированностью мире. В тесной золотой клетке, откуда нет выхода. Не знала сверстников в детстве. А став взрослой, была лишена возможности общаться с теми, кто был ей интересен.
Какое будущее ей предназначено? Вечное одиночество во имя давно изживших себя династических интересов? А чем это отличается от участи собаки-медалистки, которой, в отличие от дворовой шавки, полагается случка с премированным псом? О господи!
В общем, все было ясно, как в заключении психолога: когда человек лишен чего-то полнокровного, настоящего, он хватается за любые суррогаты. Не мог я оставить ее в этот момент одну. По глазам было видно, как муторно у нее на душе.
– Мы – в казино. Надеюсь, вы с нами? – не спросила, а как бы приказала Мишель.
И я кивнул…
Через час мы снова были там. И, как и в прошлый раз, тот же дородный европеец в золотых очках провел нас к игорному столу. Что было потом, я не помню.
Очнулся я от тупой, но тяжелой головной боли.
– Сэр, – услышал я его голос с немецким акцентом, – прежде чем продолжить игру, вам придется расплатиться за свой долг.
– Какой долг? – ошалело мотнул я гудящей головой.
– Восемьдесят пять тысяч триста семнадцать долларов…
Неподалеку застыли двое горилл. На их откормленных азиатских физиономиях застыло выражение скуки и ожидания. Я заметил, как один из них сжимает и разжимает в руке теннисный мячик.
Единственно, что мне удалось вспомнить: мы с Софи взяли у девицы в мини-юбке по бокалу желтоватого коктейля. Он, кстати, показался мне слабоватым…
– Софи! Софи! – слышался рядом голос Мишель.
Она легонько постукивала по щекам совершенно бесчувственную подружку.
– Вы вместе должны больше ста семидесяти тысяч, – безучастно произнес распорядитель. – Разница во времени со Швейцарией – шесть часов. Там сейчас – около шести вечера. Свяжитесь с банком и подтвердите перевод денег на счет казино. Вы и эта мадемуазель, – показал он на Софи.
Двое горилл чуть придвинулись в нашу сторону. Тот, у кого был в руке мячик, сунул его в карман, и тот оттопырился.
– Завтра, если хотите, можете отыграться, – уже голосом потеплее ободрил он меня.
Софи мучительно открыла глаза и стала приходить в себя.
– Что с тобой? – заботливо спрашивала ее Мишель.
Опасность глядела на меня желтоватым взглядом хищника. Только позже я сообразил, что это сфокусированный в очках распорядителя острый электрический блик. В оптических стеклах отражалась яркая настольная лампа на столе. Я чувствовал себя как пешеход, оказавшийся в середине автомагистрали. Подскок адреналина в крови отозвался провальным скачком страха:
– Да, но все мои документы в сейфе, в лобби отеля, – с растерянностью провинциала робко улыбнулся я.
Гориллы подвинулись еще ближе.
– Если кто-нибудь со мной поедет… – продолжал я игру.
Но распорядитель молча покачал головой. Теперь я изобразил охватившее меня отчаяние.
– Тогда соедините меня с отелем…
Распорядитель прошелся по мне взглядом, словно прощупывал мои карманы, и, поджав губы, протянул мобильник. Я набрал номер.
– Я – в казино… Проиграл крупную сумму… Это мистер Руди Грин, из комнаты 676… Вы не могли бы мне сказать номер моего паспорта, и там еще, на обратной стороне переплета, наклейка с шестнадцатью цифрами…
Только я знал, какие из них – номер телефона банка, а какие – код.
Теперь глаза европейца были похожи на дуло сдвоенного винчестера: вот-вот выстрелят. В ушах снова отозвались поскрипывающие шаги горилл. Но он остановил их, чуть пошевелив пальцами.
В руках я сжимал чужой мобильник. Сердце отбивало удары тяжелым соборным колоколом. Я набрал номер телефона в Швейцарии, а потом код и сумму для немедленного перевода денег. Закончив, набрал номер факса в казино.
Оставалось ждать, когда придет подтверждение. Минуты слипались – не разорвешь, – как перегретая резина. В горле пересохло, а руки так онемели, что по ним поползли мурашки. Мне отчаянно хотелось пить, но я заставил себя сдержаться: не желал просить у этих подонков даже воды.
Наконец раздались звоночки и, чуть звякнув, завращался валик факса.
– Эй, – схватил я за рукав Софи, – племянница, вернешь мне потом все, что я пока за тебя выложил…
Она послушно кивнула. Маска сдержанности и спокойствия сползала с нее, как грим в горячей сауне.
– А теперь – пошли! – рванул я ее за руку. – Мы с тобой не останемся здесь ни секундой дольше.
Позвонив в отель и сказав, где нахожусь, я обезопасил себя. И ее, думаю, тоже. Мой голос звучал так уверенно и безапелляционно, что я не узнавал самого себя. Софи машинально протянула руку к сумке. Она и не пыталась сопротивляться. Без особых церемоний я подтолкнул ее вперед. Мишель кинулась следом, но я отстранил ее и обратился к распорядителю:
– Вы ведь не хотите, чтобы я обратился в полицию, не так ли? Тогда попридержите эту даму…
Никто не произнес ни слова. Мишель приморозило к месту. На улице я поймал первое попавшееся такси и втиснул Софи внутрь.
В раскрытую служителем дверь отеля входила уже принцесса Софи. Она шла по лобби, легко и энергично постукивая каблучками, а я думал о том, сколько бы отдала любая женщина за то, чтобы уметь держаться с таким элегантным достоинством.
– Думаешь, я не знаю, чья идея – лететь в Бангкок? – спросил я, втолкнув ее в номер. – И кто приучил тебя к наркоте?
Она стояла у стенки, с силой сжав губы и зажмурившись. Попробовала было отвернуться от меня, как кинозвезда – от прилипшего почитателя, но я не позволил:
– Ладно – ты! Но ведь и я, старый болван, должен был сообразить раньше, что происходит. Как ведь облапошили, а?!
На меня она не смотрела. Но глаза ее были открыты. Я проследил за ними взглядом. В них были загнанный вглубь страх и отвращение.
– Твоя подружка – не просто авантюристка: по ней решетка плачет… Это ведь она снабжала тебя порошком… Иду на пари – не бесплатно.
Но Софи и тут не удостоила меня ответом. И до меня вдруг дошло.
– Слушай, – вскричал я неожиданно, – а кто был посредником между Пачелли и твоим дедом? Ты или она?
По лицу Софи проскочила легкая судорога. Я выхватил из кармана мобильник и стал искать записанный там номер ее деда в Швейцарии.
– Ты меня за это возненавидишь, но когда-нибудь поймешь, что я был прав. Не будь ты моей внучатой племянницей, я бы никогда на это не пошел. Тебе нельзя сейчас даже слышать о ней.
Все время, пока я набирал номер, Софи сидела с закрытыми глазами. Через двадцать секунд в трубке послышался голос ее деда.
– Ваше высочество? Я бы не стал вам звонить, если бы речь не шла о Софи. Да-да, это Руди Грин, ваш незаконный сводный брат…
Трубка молчала.
– Принцесса сейчас в Бангкоке, – продолжил я, – и сегодня же ночью я позабочусь об этом сам – она вылетит в Цюрих. Ей необходима хорошая и дискретная клиника. Речь идет о наркотиках…
Мне показалось, что он всхлипнул. Но он тут же высморкался. Или – сделал вид…
– Что случилось, Руди? – спросил он как ни в чем не бывало.
Я усмехнулся; если бы это могла слышать бедная Роза!
Мои королевские родичи меня признали! Только вот теперь почему-то никакого удовлетворения мне это не принесло. Так – еще один из бесполезных идолов развалился на куски.
– Она расскажет все сама…
– Руди, с ней все в порядке? Как она туда попала?
– Сейчас – да! Что касается Мишель, то я ее уже устранил…
– Руди, – все же немножко подрагивал голос моего сводного братца, – а ты сам – не возвращаешься?
– Нет, – сказал я, – в моем положении можно бежать только вперед…
– Если ты когда-нибудь вздумаешь приехать, ты всегда будешь желанным гостем…
– Спасибо, – сказал я.
– Мне жаль, что мы с тобой не встретились. Говорят, мы похожи как две капли воды.
– Да, – ответил я. – Судя по фотографиям.
Я дал отбой и повернулся к Софи. Она смотрела на меня так, словно разговор шел не о ней. Я прожег ее взглядом:
– Подробности расскажешь ему сама. Если хочешь послушать добрый совет – не оправдывайся. Поверь мне, в конце концов, это поможет тебе победить свою слабость.
Она достала из сумочки чековую книжку и принялась выписывать чек…
ЧАРЛИ
Эта история с казино его сломила. Суперменом Руди, конечно, никогда не был, но и слабость старался не показывать.
– Ну как, снова сменил кожу, змей-обольститель? – спросил я, едва заслышав его голос. Он тяжело вздохнул, и я осекся: – Хочешь рассказать, что случилось?
– Меня обчистили в казино.
– Малоприятное ощущение, конечно, – посочувствовал я. – Будто кто-то копался грязными лапами у тебя не в кармане, а в душе… Неужто – твоя родственница королевских кровей?
– Нет, конечно, – ответил он рассеянно, – ее подружка… Нам обоим дали выпить какую-то дрянь…
– И сильно тебя потрепали?
– Нас обоих – вместе с Софи – на сто пятьдесят кусков. Но она свой долг уже возвратила…
– Ничего себе!.. Но, знаешь, мне почему-то кажется, что только из-за денег ты бы не стал так расстраиваться…
– Мне страшно глядеть на себя, Чарли… Я выгляжу моложе, чем на сорок…
– Не беги от себя, Руди. Остановись. Задумайся…
В его голосе вдруг зазвучали нотки скорби.
– Все, к чему бы я ни прикоснулся, превращается, в конце концов, в дерьмо. Помнишь миф о царе Мидасе? Там речь шла о золоте, а у меня…
– Ты молод телом, но в душе у тебя все равно живет старик. Вот ты и брюзжишь.
Его реплика больно кольнула. Но он сам должен был бы понимать, что это и есть – высокая плата за возможность влезть в новое тело, как в новый костюм.
– Тебе легко из чужой трагедии делать комедию!
– Хочешь идиотский, но верный совет?
– Если уж начал – валяй!
– Ты должен заставить себя забыть о возрасте.
– Из тебя хреновый утешитель, – отмахнулся он.
– В мою задачу не входит тебя утешать. Я хочу, чтобы ты научился даже в плохом находить хорошее.
– Опять философствуешь? Абби права: зачем ты пошел во врачи? Стал бы психологом или, на крайний случай, священником.
– Я бы давно свихнулся от переполняющих гениальных мыслей, – хмыкнул я. – Или от грехов, которые совершил.
Руди слишком хорошо знал меня, чтобы не понять, о чем я подумал.
– Чарли, ты никого не предавал: ни до Америки, ни после…
Я уже пожалел, что заикнулся об этом: теперь он будет успокаивать меня! Не хватало только нам поменяться ролями. Да и вообще, не переношу, когда кто-нибудь мне сочувствует. Даже Руди…
– Ладно, оставь меня! Я в порядке. Давай вернемся к тебе…
– Давай, – согласился он.
– Ты слишком многого ждешь, – сказал я. – А того, что само плывет тебе в руки, не хочешь замечать. Да ты за эти полтора года успел столько, сколько не успел бы за двадцать лет…
– Я уже ничего не жду, Чарли, понимаешь? Я пуст! Внутри у меня – полный вакуум. И мне уже ничего не поможет…
– Есть одно средство, – прервал я его.
– Гони, Чарли! Я готов слушать и слушаться, как ребенок.
– Но уж больно оно в нашу эпоху немодно. Я бы даже сказал – загажено…
– Что ты имеешь в виду? – подозрительно откликнулся он. – И из какой, скажи, области? Медицины? Или это опять – философия?
– Такой, как у тебя, вакуум может заполнить только чувство. Сильное. Настоящее. Может, даже неуправляемое.
Руди деланно расхохотался.
– Шутишь? Где ты его возьмешь?
– Там, где ты его теряешь…
– Не фантазируй, Чарли!
Я представил себе, как там, где он находился, Руди безучастно махнул рукой.
– Ты его боишься. Оно ведь требует отдачи. Причем – всего себя. А ты на это не готов. Вспомни, ты ведь всегда избегал ответственности. Даже если должен был нести ее только за себя!.. Все мы такие: бежим от настоящих страстей. А вместо них возникшую пустоту заполняют мелкие страстишки.
– До сих пор ты лечил геморрой, а не паранойю.
Это был наш предпоследний разговор по телефону. Потом Руди снова исчез на две недели. Дважды в день – утром и вечером – я тщетно проверял в компьютере электронную почту. Писем от него не было. И вдруг он позвонил мне снова. Откуда-то с севера Индии. Сказал, что компьютер у него сперли. Слышно было ужасно.
– Что ты там делаешь? – спросил я.
– Пытаюсь выбраться из туннеля к свету…
– Опять охотишься за тенью, Руди?
– Нет, – за духовностью!
– Все эти твои гуру, – пытался я прокричать сквозь помехи, – один сплошной мираж. Экзотика! Наркотик для слабых духом! А это – самая грубая фальшивка на свете. Мишура для убогих!
– Я должен убедиться в этом сам, – донеслось до меня.
ПО ФАЛЬШИВОМУ ВЕКСЕЛЮ
ДЕЙНА
Я спустилась вниз и присела в кафе на набережной. Отсюда хорошо были видны раскрытые, как у экзотической ракушки, створки здания сиднейской Оперы и Сидней-Харбор-бридж – мост в гавани, под которым проходят даже океанские лайнеры.
Мне предстояло сыграть роль счастливой канадки, прилетевшей в Австралию на свадьбу кузины. Но я совершенно не была к ней готова.
Сигарета погасла, а я даже не замечала этого. Меня отвлек от невеселых мыслей мягкий мужской баритон с еле уловимым акцентом:
– Мисс, хотите огонек? У вас сигарета потухла.
Особого внимания на этого мужчину, сидящего за соседним столиком, я не обратила. Так, скользнула взглядом: смазливый малый лет тридцати двух – тридцати пяти, и ему явно нечего делать. Не хватало только, чтобы он прилип ко мне. Я достала из сумочки коробок спичек из отеля «Газебу», где остановилась, и, не глядя на него, зажгла сигарету сама.
– Вы, я вижу, – не очень заядлая курильщица, – нерешительно произнес он.
Я пожала плечами: да отстал бы ты…
– Это бросается в глаза, – не отставал он.
– Что еще вам бросилось в глаза? – спросила я сухо.
– Что вам плохо…
Я вздрогнула и посмотрела на него более внимательно.
– Нет-нет, я не про здоровье.
Теперь, недобро прищурившись, я рассмотрела его лучше: брюнет невысокого роста, но лицо, хоть и смуглое, – миловидное, и влажный блеск в глазах. Дернуло же меня огрызнуться:
– Рада, что вам хорошо…
– Мне тоже плохо, – грустновато усмехнулся он. – Даже очень. Но кого это трогает? Поэтому и потянуло заговорить с вами…
– Тогда вам надо идти в церковь, а не в кафе: там и исповедуетесь.
– А если я ищу не прощения, а тепла?
Еще один артист нашелся: сколько их сейчас развелось. Но этот хоть не играет в мачо. Ладно, смолчу…
– В мире нержавеющего равнодушия мой шаг – самый отчаянный из всех возможных. И карается отповедью, – произнес он довольно тоскливо.
Да о чем он, господи? Что за манера – мешать человеку, когда ему хочется быть одному? Отшить его? Не знаю, почему, я не стала делать этого. И вдруг сказала:
– Ладно, что вы хотите? У вас довольно дешевый способ знакомиться.
Но он гнул свое:
– Искать сочувствия – бессмысленно. Люди этого не прощают. Своей надеждой на понимание вы их только отталкиваете. У них – свои проблемы.
– Вы говорите, словно старик, – вырвалось у меня.
– А может, я и есть старик?
Ну, это уже было пошлостью. Я сделала знак проходившей рядом официантке-вьетнамке, и она сразу же подошла:
– Счет, мисс?
Я дала ей свою кредитную карточку. Тут он снова встрепенулся:
– Позвольте мне заплатить! Я – богач. Будьте моей гостьей… Пожалуйста!
Я откинулась на спинку стула и не ответила. Официантка, задержавшаяся было, чтобы мы решили, кому платить, ушла. Я ждала, что он сделает теперь? Но он лишь печально усмехнулся и показал на здание оперы:
– Каменные створки открыть куда легче, чем человеческие…
Было в нем что-то очень старомодное. Немножко книжное, из романов. Я промолчала, и в этот момент официантка вернула кредитную карточку. Когда она ушла, я оставила в пепельнице чаевые и коробок спичек.
– Прощайте, – сказала я.
– Какое жестокое слово, – бросил он мне вслед. – Почему, когда ты так ждешь участия, кто-нибудь обязательно отшвыривает тебя в сторону, как окурок?
Отвечать я не стала. А посвящать его в свои беды – тем более. Такие встречи случайны и ни к чему не обязывают. А вечером, когда я скучала перед телевизором, раздался телефонный звонок. Я была уверена, что это – Элизабет, моя кузина, на свадьбу которой я приехала.
– Ты, сестренка? – спросила я.
– Нет, Руди Грин, – прозвучал в трубке знакомый голос с легким акцентом. – Мы встретились с вами в кафе…
Я не знала, как себя повести: повесить трубку, нахамить ему?
– Только не давайте отбой, – умоляюще попросил он. – Раз уж я вас нашел…
– Вы что, детектив? – прервала я его.
– Нет, музыкант, – ответил он.
– Да что вам, в конце концов, надо, господин музыкант?
– До завтра это секрет, – сказал он. – И спасибо…
– За что?
– За то, что не повесили трубку.
Странный это был разговор. Но после него не осталось неприятного осадка. Утром он позвонил снова:
– Вы можете выглянуть в окно?
Напротив в скверике, рядом с полицейским участком, стоял вчерашний незнакомец и играл на кларнете. Возле него, несмотря на сравнительно ранний час, уже собралась кучка зевак.
Мать всегда говорила, что любопытство сильнее любого другого чувства. Я спустилась вниз. Увидев меня, он оставил на месте футляр с деньгами и двинулся ко мне, держа в руках кларнет. Я не знала, как себя вести. Он ходил и играл для меня. И мелодия захватывала, как вихрь. Странно, но вместо того чтобы уйти, я вдруг спросила:
– Кто вы? И зачем я вам нужна?
Он внезапно прекратил играть.
– Я – Санта-Клаус.
На нас смотрели. Я чувствовала всю нелепость положения, но растерялась.
– Сейчас – не сезон, – сказала я. – Здесь, в южном полушарии, – лето.
– Дейна, – посмотрел он на меня виновато, – время мчится как безумное: мы не хотим этого замечать и пропускаем нечто очень важное.
– От прошлого все равно не убежать.
Он посмотрел на меня внимательно и доверчиво:
– Но есть будущее…
Он заиграл снова. Мелодия стала надрывной, звуки буквально плакали. Я решила уйти и, махнув ему на прощание рукой, направилась в отель, Он поспешил за мной:
– Не оставляйте меня одного, прошу вас… Мне одному скверно, хоть вешайся…
Я смутилась. Смесь горечи и доверия подействовала на меня как гипноз.
– Я – не психолог и все равно помочь вам не смогу, – попробовала я отвертеться.
– Пожалуйста… Иногда людям так нужно чье-то плечо… Спина… Рука… Даже взгляд…
– Но вы же – мужчина, – глупо сказала я.
Он доверчиво улыбнулся:
– Быть откровенным – не слабость. Вы что-нибудь слышали о дзен-буддизме? Слабость – когда вы боитесь признаться, что нуждаетесь в другом.
Он озадачивал меня все больше и больше. Голос у него был низкий, просительный и проникал во все поры тела. Я чувствовала этот голос на своей коже как легкое покалывание. Все, что он говорил, затягивало, как лассо.
– Во всем виноват страх Вы не решаетесь довериться. Боитесь измены и предательства. Опасаетесь равнодушия или насмешки, – я замерла: он попадал в цель.
Каждым своим словом.
– А если так – вы в рабстве у самой себя. А теперь представьте себе, что страх исчез. И вы – свободны!
– Уж не хотите ли вы сказать, что победили в себе страх? – спросила я и почувствовала горечь во рту.
– Сегодня в Опере – концерт, – улыбнулся он трогательно. – Играют Шопена. Я могу вас пригласить?
И я согласилась. Даже не смогу объяснить – почему. Возможно, это – инстинкт. Или предчувствие…
Он ждал меня неподалеку от входа в концертный зал.
– Спасибо! – протянул он мне маленький букет.
Я поднесла его к лицу. Аромат был нежный, но очень и очень робкий.
– Чувствуете? Я специально выбрал для вас эти цветы. У запахов тоже есть характер. Как у людей…
Я посмотрела в его глаза. Темные и влажные, как морская волна.
– Кстати, как вас зовут, романтический молодой человек? Запамятовала ваше имя…
– Руди. Я уже говорил вам: Руди Грин.
– И чем же я пахну, по-вашему, Руди Грин?
– Неразделенной любовью…
Я дернулась: мне стало не по себе, но уйти сейчас было бы просто невежливо.
– Вы что, экстрасенс? Или у вас такой способ ухаживать за женщинами?
– Нет, я – просто человек, который готов отдать все на свете за настоящее чувство. Даже – за самое короткое и преходящее.
Что-то произошло с нами обоими: мы почти не говорили больше до конца концерта. Я все время пыталась понять, почему он мне не мешает, этот флирт? Неужели только потому, что он с самого начала безнадежен, и это придает ему такой горький, но острый привкус?
– Руди, – сказала я на выходе, – мне жаль вас разочаровывать, но завтра в два я вылетаю на Гамильтон-айленд. Это такой тропический остров на севере. Там – свадьба моей кузины.
Я не позволила ему провожать себя и села в такси. Он стоял растерянный и немножко неуклюжий: у меня даже защемило почему-то сердце.
Потом, не раз вспоминая эту странную встречу, я неизвестно чему улыбалась. В каждой женщине живет эта мучительно постыдная, изгоняемая, но неотступная надежда – мечта: встретить рыцаря на белом коне. Пусть он даже не рыцарь, и не на белом коне, но кто-то обязательно с сердцем благородного героя. Нас тянет к романтике: к чему-то красивому, нежному, покоряющему. Не пылкая страсть – взор, не блаженство любви – вздох, легкое прикосновение. И мы ждем этого, смеясь над самими собой, льем слезы над сентиментальной чепухой и прикрываемся цинизмом.
В самолете я с удивлением поймала себя на том, что думаю о своем новом знакомом. Темный, влажный блеск похожих на греческие маслины глаз мерцал передо мной с неосязаемой четкостью голограммы. Я не могла этого объяснить даже себе, но ощущение было такое, словно внутри меня задет и вибрирует настойчивый нерв. «Возьми себя в руки, – твердила я себе, но снова и снова возвращалась туда, откуда надо было бежать: – Ну почему, почему ты дала ему уйти?» Мне стало тоскливо…
Шалый каприз воображения в полусне-полусознании вдруг нарисовал картину: я выхожу из самолета и вижу возле трапа его…
– Идиотка! – вырвалось у меня…
Но когда я вошла в маленький и по-своему уютный терминал Гамильтон-айленда, то обомлела. Куда-то вниз, в пропасть, сорвалось сердце. Он стоял неподалеку с букетом тропических цветов в руках. Сон не может обернуться явью: так бывает только в больной психике!
Не поверила, встряхнула головой, повернулась из стороны в сторону: видение не исчезало. Он махал мне рукой, нерешительно улыбаясь.
Главное было не смотреть на него. Чтобы он не понял. Я нацепила на лицо маску холодного безразличия. Дала ему прикоснуться к себе. Изобразила улыбку. Голос его обволакивал, движения были мягки, произносимые слова – слегка старомодны. Но мне почему-то так хотелось их слышать.
– Как вы сюда попали? – произнесла я с неприкрытым удивлением.
– Прилетел на два часа раньше вас.
– Вы что, волшебник? Сначала узнали, кто я и где живу, а теперь вдруг очутились здесь?
– Все намного проще, – улыбнулся он, – за полсотни долларов официантка принесла мне копию вашей кредитной карточки. Там были ваша фамилия и имя. А на спичечном коробке в пепельнице нашел адрес вашего отеля.
– Ладно, – сказала я, – но как вы успели с билетом на самолет?
– Билеты для пассажиров первого класса – не проблема.
– Вы что, миллионер?
– Нет, просто трачу деньги. Вскоре они мне будут не нужны.
Я не стала задавать лишних вопросов и позволила взять свой чемодан.
– Мы с вами в одном отеле, – небрежно сказал он, садясь вместе со мной в такси.
– А это откуда вы знаете?
– В нашу эпоху деньги делают все, и еще кое-что. Попросил девицу в центре туристской информации, и она обзвонила отели. Остановились на пятом…
– Ничего себе, – покачала я головой.
– Дейна, – попросил он вдруг, – возьмите меня на свадьбу. Будет не так скучно. Мы сделаем вид, что молоденькая красавица пленила старого джентльмена.
Я отмахнулась:
– Ну и намного ли вы старше?
Он улыбнулся:
– Не знаю. А как по-вашему?
– Ну вам, скажем… тридцать – тридцать два. А мне уже двадцать шесть. Разница не очень большая.
Он опять улыбнулся.
– Скажите, что вы ищете? – вдруг спросила я, пытаясь прочесть в его глазах, не игра ли все это.
– А вас не смутит моя откровенность?
Я покачала головой. Он посмотрел на меня внимательно и, не отводя взгляда, сказал:
– Тогда – любви…
– Нашли тему для шуток…
Он посмотрел на меня так доверчиво, что я вздрогнула:
– Я не шучу, Дейна. Это правда. Всем остальным я могу пожертвовать.
– Вы меня пугаете…
– Когда человек молод, он всегда торопится. Любить по-настоящему у него нет времени. Всегда что-то мешает…
Я не могла больше сдерживаться:
– Мне очень хочется вам верить. Но я… я слишком сильно обожглась…
Напрасно я это сказала, идиотка! Но он посмотрел на меня из странной глубины своих глаз и тихо произнес:
– В вашем возрасте кожа еще не задубела, и боль чувствуется сильней.
– Вы говорите так, словно у вас за плечами – прожитая жизнь…
– А может, так оно и есть?
Он сказал это так, что я поежилась.
– У каждого – свои тайны, – отреагировала я. – В основном, к сожалению, – скверные…
Мы подъехали к отелю. Было уже поздно. Он подошел вместе со мной к портье и подождал, пока я заполню вопросник. Потом, сунув швейцару чаевые, взял мой чемодан, и мы поднялись на пятнадцатый этаж. Я понимала, что это последняя наша встреча, и слегка замешкалась, открывая дверь. Мне было невыносимо тяжело. Как ему об этом сказать?
Пластиковая карточка, которой я пыталась открыть дверь, почему-то не срабатывала. Наконец, дверь все же открылась. Вобрав в себя побольше воздуха и, слегка задержав его в гортани, я сказала тихо, но отчетливо:
– Руди, мне хорошо с вами, но у нас ничего не выйдет. У меня – спид. Спокойной ночи…
И закрыла за собой дверь.
Минут пять я стояла, опершись на нее спиной, и чувствовала, как по лицу, как тараканы, ползут слезы, которые я так презирала с детства…
На ночь я приняла снотворное и проснулась поздно. Одно меня успокаивало: теперь он либо сменит отель, либо будет держаться в стороне. Даже если встретит, сделает вид, что не замечает.
Я спустилась в ресторан, стараясь не глядеть по сторонам. Взяла тарелку и стала тупо двигаться вдоль гор салатов, колбас и сыров. И вдруг – столкнулась с ним. У меня защемило сердце.
– Можно вас поцеловать, Дейна? – спросил он и взял у меня из рук тарелку с салатом.
Хорошо, что он это сделал, иначе я бы ее уронила. Все напряжение, которое копилось во мне последние дни, ушло в судорогу в горле и проклятые слезы.
– Что вы от меня хотите? – всхлипнула я.
– Вы – смелая и необычная девушка. Спасибо вам за это…
– Я в этом не уверена, – смахнула я слезы.
Он положил мою тарелку на стол и присел рядом:
– Так мы идем с вами на свадьбу?
– Хорошо, – ответила я, слова мне удавались плохо, – только сейчас уходите…
Он понимающе кивнул головой, коснулся своими горячими губами моих холодных и ушел.
Я вернулась в номер и шлепнулась на кровать. Все мои мысли были о нем и вокруг него.
Почему он не оставил меня? Чем объяснить, что не испугался? Неужели и он – такая же, как и я, – жертва изощренного проклятия нашей эпохи? А если да, – то почему бы не забыть на время о неизбежном конце, о предстоящих мучениях, об одиночестве? Разве нельзя хоть раз в жизни отдаться вдруг охватившей тебя волне чувства?
Вечером он зашел за мной, и мы отправились гулять по острову. Шли, взявшись за руки, без слов. Они не нужны были нам. Мне казалось, я слышу его, хотя не знала, что он рассказывает. Крохотный – всего в пять квадратных километров – рифовый лоскуток земли в океане, остров Гамильтона стал модным экзотическим курортом. Мы брели пешком, уступая дорогу открытым со всех сторон электрокарам для гольфа, в которых разъезжали беззаботные туристы. Смотрели на высокие верхушки пальм, где нагло гоготали белые попугаи. Спускающиеся гроздья кокосовых орехов напоминали большие рыночные корзины. Все было так непохоже на привычный канадский пейзаж.
Я почти забыла о свадьбе, и мы немножко опоздали. Элизабет, моя уехавшая вслед за женихом кузина, помахала мне рукой. Она была здесь единственной, кто знал меня: отца у нее не было, а тетка, ее мать, умерла два года назад. Мы расцеловались. Она посмотрела на Руди, и мне показалось, он ей понравился.
Оркестр играл томное аргентинское танго. Руди танцевал так, как, наверное, это делали во времена молодости моей мамы, а может, и раньше. На нас стали обращать внимание. Мне захотелось уйти отсюда.
– Иногда делаешь глупости, хотя знаешь, что за них потом придется платить, – у самого моего уха раздался его голос.
– Вы это про себя или про меня?
– Про нас обоих…
Я вдруг поймала себя на мысли, что у него очень привлекательная внешность. Тонкие черты лица, влажновато-карие, ласкающие глаза, темный, с поблескивающим синеватым отливом цвет волос.
– Давайте смоемся, – вдруг предложил он. – К океану…
Я кивнула, и мы тихонько ушли. В темноте, в прищуре далеких огней, пальмы напоминали соборные колонны в опустевшем храме. Глуше кричали белые попугаи, а от воды поднималось свечение. Казалось, это серебрятся миллионы плавников.
– Почему вы не бежите, как все? Я ведь заминирована: дотронься – не соберешь костей…
– Устал бояться. Слишком мало осталось времени.
Не поднимая глаз, я спросила:
– У вас тоже – спид?
Он покачал головой:
– Нет, но моя виза в этот мир может кончиться еще скорее, чем ваша.
Что может быть хуже спида? На неизлечимого больного он не похож. Но Руди не стал объяснять. В конце концов, это его личное дело. Рискую не я – он. «Свинья, – поставила я себя на место, – как же тебе не стыдно?»
Я чувствовала жар его рук на своих плечах.
– Я столько ждал тебя… Боялся – не встречу вовсе… Но теперь, когда нашел, должен торопиться… Господи, дай мне почувствовать!
Он облизал губы и погладил меня по щеке. Меня это взволновало больше, чем если бы мы лежали в постели.
– Тогда мы должны что-нибудь выпить. Это просто необходимо.
Мы забежали в ближайший отель, спустились в бар и купили бутылку виски.
– Сколько мне осталось точно, никто не знает, – грустно улыбнулся он, – может – два года, а может – год…
Я не хотела задавать ему никаких вопросов: он должен рассказать все сам, И он это еще сделает. Обязательно… Руди оглянулся на поздних посетителей и неуверенно спросил:
– Может, смоемся и отсюда тоже? А что, если выпить в моем номере?
Я кивнула в знак согласия…
Он раздвинул в окне занавески. В лунном просвете тускло отсвечивал телевизор и кружились пылинки. На полу, как льдины, плавали тени. Руди остановился у стены и посмотрел на меня:
– Ты вся светишься. Как будто там, внутри у тебя, – маленькая луна.
Голос его я едва слышала. Скорее – ощущала. Но от этого меня било током еще сильнее. Я зажмурилась.