355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джоэль Чендлер Харрис » Литературные сказки и легенды Америки » Текст книги (страница 24)
Литературные сказки и легенды Америки
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 00:57

Текст книги "Литературные сказки и легенды Америки"


Автор книги: Джоэль Чендлер Харрис


Соавторы: Роберт Макклоски,Эптон Билл Синклер,Джек Шефер,Майкл Горам
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

– Поговорили! – кисло ухмыльнулся шериф.

А мэр города молчал и с нескрываемым ужасом глядел на «етви амброзии полыннолистой с тысячами гигантских бутонов, невинно раскачивавшихся на ветру.

– Смотрите! – сказал дядюшка Одиссей. – Бьюсь об заклад, не пройдет и нескольких часов, как все эти штуки раскроются, их пыльца... брр!.. Страшно подумать!

– Да, – произнес мэр, – нельзя терять ни минуты. Дорог каждый миг. Мы сегодня же соберем чрезвычайное заседание городского управления и решим, какие меры принять. Начало в пять часов. Приглашаются все желающие. А до тех пор я буду аходиться за своим служебным столом – и добро пожаловать ко мне с любыми мнениями и предложениями по данному вопросу... Никогда еще нашему городу не грозила такая серьезная опасность, – добавил он уже менее официальным тоном.

– Гомер, – сказал Фредди, когда они шли назад в город. – А бабушка-то была права: ящик номер сто тринадцать, опыт номер тринадцать, растений тоже тринадцать... Кругом чертова дюжина.

– Чепуха, – ответил Гомер. – Это все одни суеверия. Мы-то ведь не суеверны, правда? Пойдем лучше за дядюшкой Одиссеем, поглядим, что будет дальше.

А дальше было вот что. Дядюшка Одиссей, шериф, зубной врач и наборщик из типографии вместе с подоспевшими мальчишками еле-еле уговорили парикмахера Биггза не укладывать свой чемодан, не запирать парикмахерскую, не класть ключ от двери в щель между стеной и вывеской – словом, не покидать их всех в тяжелую минуту и не уезжать из города.

Послушавшись голоса своих сограждан, парикмахер поставил на место чемодан и пригласил всех войти и сесть.

Начавшаяся беседа вертелась, конечно, вокруг одного.

– Если от обыкновенной желтухи, или как ее там... амброзии, бывает обыкновенная сенная лихорадка, – резонно заметил наборщик, – то представляете, какая лихорадка начнется от этой великанской?!

– Мы просто вычихнем весь наш город из штата Огайо, – предположил шериф.

– Теплица Далей Дунера находится на западе от города, – сказал зубной врач. – А, как вы знаете, чаще всего у нас дует западный ветер.

– Одиссей, – простонал парикмахер, – ты человек думающий. Скажи, что нам делать.

Дядюшка Одиссей немедленно оправдал данное ему определение: он глубоко задумался. В задумчивости он несколько раз прошелся по комнате, потом остановился и заговорил:

– Мы, конечно, можем, – сказал он, – установить по всему городу машины для очистки воздуха, но это обойдется в копеечку, и никто не даст нам таких денег.

Да и времени в обрез... Еще, пожалуй, можно вызвать авиацию и устроить искусственный дождь, чтоб он прибил всю пыльцу...

– Ну, а еще что? – мрачно спросил парикмахер. Наступившее молчание нарушил наборщик.

– Может, Далей все-таки передумает? – сказал он.

– Кто-нибудь другой, только не Далей, – ответил шериф. – Что, я его не знаю? Тем более в данном случае закон на его стороне. У нас никто не имеет права покушаться на частную собственность – будь то кошелек или эта самая амброзия.

Так что выход один – отправиться по домам и запастись как можно большим количеством сумажных балфеток и плосовых натков... то есть я хотел сказать – пламажных сатков... то есть... тьфу... босо-вых налфеток... то есть... ну, в общем, ясно...

Всем было все ясно, и никто не знал как быть. На вокзале возле кассы уже стояла длиннющая очередь за билетами, а в витринах многих магазинов и на дверях учреждений запестрели такие объявления:

УЕХАЛ ИЗ ГОРОДА ОТКРОЕТСЯ ПОЗЖЕ

НА РЕМОНТЕ ДО ПЕРВЫХ МОРОЗОВ

Большинство жителей готовилось к отъезду, но никто все-таки не уехал до начала чрезвычайного совещания городского управления, то есть раньше пяти часов пополудни.

Солнце склонялось все ниже к горизонту, тени становились длиннее, и самыми длинными были тени от тринадцати гигантов, тринадцати полыннолистых амброзии Далей Дунера. Тени эти пересекали весь город и достигали центральной площади, где уже собрались унылые и озабоченные жители Сентерберга. Тени эти падали и на фасад городского кинотеатра, и на кафе дядюшки Одиссея, и на витрину парикмахерской, даже на остроконечную крышу церкви.

С одного конца площади послышались крики:

– Срубить их ко всем чертям!.. Сжечь их!.. Опрыскать каким-нибудь ядом!.. И самого Далей тоже!..

Но шериф был тут как тут.

– Тихо, ребята! – закричал он. – Уважайте закон! Никто в нашей стране не имеет права покушаться на частную собственность. А поэтому давайте заходите в ратушу, и попробуем решить все вместе, как нам быть и что делать.

И во главе унылых, озабоченных и даже частично озлобленных жителей Сентерберга шериф проследовал в зал ратуши, где уже и так плюнуть было некуда – столько в него набилось народа.

Здесь были все, буквально все. И Далей Дунер тоже пришел. Он появился в последнюю минуту перед открытием совещания, и все головы сразу повернулись в его сторону, в конец зала, где он стал рядом с другими, которые тоже не могли найти себе места в переполненном помещении.

Видя, что сограждане все свое внимание обратили на его скромную персону. Далей не стал попусту тратить время, а откашлялся и произнес:

– Я вот тут подумал... Можно, по-моему, решить все по-хорошему... Чтоб и волки были сыты, и овцы целы... Настороженный гул голосов был ему ответом.

– Да, – продолжал Далей, – разве я не знаю, что нашему городу ни к чему собирать урожай с моих деревьев...

Эти его слова встретили радостное одобрение. Кто-то крикнул:

– Правильно, Далей! Молодец!

– Ни к чему такой урожай, – повторил Далей. – Разве я не Знаю?

Он остановился, набрал побольше воздуха и продолжал:

– И вот я о чем подумал... Когда наше правительство считает, что в стране слишком много хлопка, что оно тогда делает? Оно платит фермерам, чтобы те перепахали свои поля вместе с хлопчатником. Верно? А когда нашему правительству кажется, что у нас чересчур много картофеля, что оно тогда делает? Платит за то, чтобы этот картофель сбросить в море. Так или нет? Далей обвел глазами притихших сограждан и закончил свою мысль: – Ну, вот я и подумал: если город Сентерберг считает, что у него слишком много сорняков... если ему так кажется...

если он хочет от них избавиться... что ж, пусть тогда он платит... Кому? Мне. – И, перекрывая поднявшийся ропот. Далей прокри-чал: – Я тут подсчитал... вот...

все свои затраты, долги, время и труд... Получается одна тысяча триста тринадцать долларов и тринадцать центов.

Шум сделался еще сильнее. Аптекарь вскочил со своего места и обратился к мэру:

– Господин мэр, – сказал он, – я считаю эту сумму несоразмерно большой за урожай каких-то там сорняков.

– Не «каких-то там», ваша честь, – скромно заметил Далей, тоже обращаясь к мэру, – а самых больших в мире.

– Я полагаю, – сказал юрист Гроббс, – что означенную денежную сумму должно уплатить правительство, а никак не наш город.

Но тут агент по продаже земельных участков вскочил с места и крикнул.

– Не согласен! Вношу предложение, чтобы наш город сам уплатил требуемую сумму.

Потому что, пока мы станем заполнять все необходимые документы, отправлять их в Вашингтон и дожидаться ответа, будет уже поздно.

– Поддерживаю второе предложение, – сказал парикмахер. Публика зашумела. Мэр постучал ладонью по столу, призывая к тишине, и, когда она в конце концов установилась, сказал:

– Поступило предложение, чтобы город уплатил Далей Ду-неру одну тысячу триста тринадцать долларов и тринадцать центов в виде компенсации за его расходы и труд по выращиванию сорняков, а также за то, чтобы вышеуказанные сорняки были уничтожены. Ввиду отсутствия времени, так как в любую минуту созревшие бутоны могут лопнуть... – Мэр закрыл глаза и содрогнулся, но взял себя в руки, снова открыл глаза и продолжал: – Ввиду всего этого голосование будет открытым, а не тайным. Итак, все, кто «за», скажите «да».

– Да! – загремело в зале.

– Кто против? – спросил мэр. – Воздержался? Воздержавшихся тоже не было.

– Большинство решает, – сказал Далей. – Как приятно, когда можно решать серьезные проблемы свободным голосованием.

С этими словами он стал проталкиваться через весь зал к столу, где сидел мэр, чтобы вручить тому документ следующего содержания:

70 мешков удобрений по 4 доллара за 1 мешок – 280 долларов

2 помощника по 13 долларов за каждого – .......26 долларов

Спирт для втирания в спину – ...................7 долларов 13 центов

За труд и за обманутые надежды – ............1000 долларов

Итого .......................................1313 долларов 13 центов

Мэр города громко зачитал эту справку, поднял ее высоко над головой и потом сказал:

– Итак, решением городского управления при согласии всех граждан выдается подателю сего, Дунеру Далей, требуемая сумма в размере одной тысячи трехсот тринадцати долларов тринадцати центов!

– Ой, Гомер! – прошептал Фредди. – Ой, Гомер! Снова эти числа, слышишь? Кругом тринадцать! Чертова дюжина!

– Тихо, Фредди, – ответил Гомер. – Лучше смотри: вон городской казначей вместе с заведующим банком пошли за деньгами. Наконец-то наш Дунер-Плюнер хоть немного разбогатеет...

Вскоре городской казначей вернулся из банка и в присутствии многочисленных зрителей вручил Далей Дунеру ровно одну тысячу триста тринадцать долларов и тринадцать центов, перед этим тщательно пересчитав все доллары и все центы.

Далей засунул деньги поглубже в карман своих залатанных штанов, а мэр города в это же время провозгласил, что считает собрание закрытым и одновременно объявляет о начале операции по вырубке и сожжению гигантских сорняков, или амброзии по-лыннолистой, – операцию, в которой примет участие городская пожарная команда, а также все желающие. Мэр города просил обратить особое внимание на то, чтобы все без исключения ветви, листья и главным образом бутоны были сожжены и даже мало того – закопаны в землю.

Все присутствующие громом аплодисментов и радостными возгласами приветствовали заключительные слова мэра. На лица горожан легла печать успокоения: людям уже не грозила больше эпидемия сенной лихорадки, никто из них не должен был опасаться, что примется вдруг безостановочно чихать, кашлять или содрогаться от озноба. Их город уже никогда не будет «вычихнут» из состава штата Огайо, а их лавки и учреждения вновь откроются с завтрашнего утра ко всеобщему удовольствию.

Опять мэр поднял руку, чтобы успокоить публику.

– Пока мы не разошлись, – сказал он, – может, кто-нибудь хочет что-либо сказать?

– Да, – ответил городской казначей, – я хочу. Я хочу сказать, что в результате всей этой заварухи у нас в городской кассе .почти не осталось финансов. Нужно срочно подумать, как воспол-нить недостачу, как увеличить городской бюджет. 1 – Чего тут думать? – сказал Далей. – Увеличивайте налоги, и все тут... Нам разве привыкать?

– В самом деле, – обрадовался мэр. – Немножко на продажу мороженого, немножко на билеты в кино...

– Ой! – вскрикнули в один голос Гомер и Фредди.

– Немножко на это, немножко на то, – продолжал мэр, – глядишь...

– Если вы это правда сделаете, – с угрозой сказал Далей, – то имейте в виду, что и я в долгу не останусь. Не забывайте, что и у меня есть вклад в банке. Только не деньги, а семена... И на будущий год я посею их... да не тринадцать штук, как сейчас, а в сто раз больше!

– Гомер, – прошептал Фредди, – сколько будет? Тысяча триста тринадцать целых и тринадцать сотых умножить на сто.

И в наступившей тишине этот шепот был слышен на весь зал.

– Похоже на то, что наши беды никогда не кончатся, – печально сказал парикмахер.

И тут Далей Дунера осенила мысль, за которую бедняге пришлось вскоре жестоко поплатиться.

– Если на что-то и можно повысить налог, – сказал Далси, – так это, пожалуй, на пончики... Ну, скажем, из расчета двадцать пять центов на дюжину.

– Нет! – закричал дядюшка Одиссей, – Это дело не пройдет! Не воображай, что любители пончиков будут расплачиваться за твои сорняки! Не на таких напал!

– Не надо злиться, Одиссей, – сказал Далей, – жизнь толь ко что показала нам, что все можно решить самым правильным путем: при помощи голосования.

– Верно! – крикнул дядюшка Одиссей. – Вношу предложение!.. Господин мэр, предлагаю с этой минуты ввести налог на семена амброзии из расчета двадцать пять центов за дюжину!

– Поддерживаю! – закричал издатель газеты, заглушая своим голосом бурные возражения Далси, – Давайте проголосуем!

Сразу же предложение поставили на голосование, и за него было подано значительное большинство голосов. Против же оказалось совсем немного, вернее, совсем мало, а точнее, всего один голос – Далей Дунера.

– Господин мэр, – сказал заведующий банком, – я вношу еще предложение:

произвести сбор налога немедленно! На месте. Звонкой монетой.

– Поддерживаю! – закричал зубной врач.

Снова проголосовали, и снова было собрано подавляющее большинство голосов: все, кроме одного, который громче всех прокричал: «Нет, я против!»

– Мистер Дунер, – сказал мэр, – вы же сами не так давно восхищались системой прямого голосования, не так ли? Чем же вы сейчас недовольны? Будьте сознательным гражданином.

– Вы издеваетесь над меньшинством, – сказал Далей, когда немного успокоился. – Я-то, дурак, думал, что могут быть и волки сыты, и овцы целы...

Но мэр не стал задерживать внимание на этой поговорке, а сразу же назначил Полномочную комиссию по подсчету семян и по сбору налога. В нее вошли заведующий банком, поскольку он лучше всех в городе умел перемножать большие числа, а также ювелир и дядюшка Одиссей.

На этом собрание наконец закончилось, и повеселевшие жители с песнями пошли смотреть, как будет приводиться в исполнение приговор над гигантскими сорняками.

В сторону оранжереи Далей Дунера уже промчалась со звоном пожарная машина, оттуда уже доносились стук топоров и жужжание пил, треск падающих деревьев и крики: «Осторожно! Расступись!..» Потом раздавался хулкий и сильный удар о землю – это падал очередной подрубленный гигант.

Вокруг оранжереи ярко горели костры: на них сжигались последние остатки амброзии полыннолистой, или, в просторечии, желтухи.

Уже стемнело, и поэтому зрелище было особенно красочным – пламя костров, искры, летящие в небо, зажженные фары пожарной машины и ее красные бока, в которых отражались мерцающие блики пламени. И повсюду люди, веселые и шумные...

Гомер и Фредди прибежали почти к концу этой расправы Над далси-дунеровским наследством.

– Смотри! – крикнул Фредди. – Вон падает последнее дерево. Тринадцатое!

– Опять ты со своими числами, Фредди, – сказал Гомер. – Мы-то ведь не суеверные, правда?.. Пойдем лучше в банк, посмотрим, как там пересчитывают семена.

Интересно, сколько придется уплатить бедному Далей?..

Ребята подошли к дверям банка, дернули за ручку, но двери не отворились, и сквозь решетчатые окна никого видно не было – никакой Полномочной комиссии, занятой подсчетом семян. Ребята заглянули в парикмахерскую. Там играли в карты шериф, мэр, юрист Гроббс и сам парикмахер. Но среди игроков не было ни одного члена Полномочной комиссии. Из парикмахерской ребята побежали в кафе дядюшки Одиссея и здесь наконец застали комиссию в полном ее составе. Дядюшка Одиссей сидел, сгорбившись, над прилавком и, глядя через увеличительное стекло, отсчитывал крошечные семена гигантской амброзии. И каждый раз, когда он отодвигал в сторону очередную дюжину, ювелир ставил на бумаге очередную палочку, а заведующий банком, который лучше всех в городе умел перемножать сюльшие числа, немедленно производил необходимые вычисления и объявлял: столько-то дюжин семян, налог на каждую двадцать пять центов, итого – общий налог достиг такой-то суммы.

Далей Дунер сидел тут же, надвинув шляпу на лоб, и внимательно следил за работой Полномочной комиссии. Все четверо были так заняты своим делом, что не заметили прихода ребят.

– Пять тысяч двести пятьдесят, – сказал ювелир, ставя на бумаге очередную палочку, обозначающую количество дюжин.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать... – безостановочно продолжал считать дядюшка Одиссей.

– Пять тысяч двести пятьдесят одна, – сказал ювелир и снова поставил палочку. – Пять тысяч двести пятьдесят две...

– Минуточку! – воскликнул заведующий банком. – Пять тысяч двести пятьдесят две умножить на двадцать пять, это будет... это будет... одна тысяча триста тринадцать долларов и ноль центов!

– А сколько еще зерен остается! – сказал дядюшка Одиссей. – Куда больше, чем сосчитано!

– Да, – произнес ювелир. – Похоже на то, что касса города Сентерберга неплохо пополнится за счет этого налога.

– Шиш с маслом! – закричал Далей Дунер. – Только не с моей помощью! Даже если б я очень хотел, все равно у меня больше ничего не остается после того, как я отдам вам проклятые ваши деньги! Вот они. Берите!

Он сунул руку в карман, вытащил пачку денег и шлепнул ее об стол.

– Нате! Здесь ровно тысяча триста тринадцать долларов. А тринадцать центов я возьму себе... на жизнь. И с этими словами он выбежал из кафе, хлопнув дверью.

– Постой! – закричал ему дядюшка Одиссей. – А что нам делать с твоими семенами?

– Можете подавиться ими! – раздалось в ответ с улицы.


Глава 8. «ИЕЩЕБОЛЕЕ»

Лучи послеполуденного солнца добрались до витрины кафе дядюшки Одиссея и через нее проникли в небольшой зал, где сразу засверкали на металлической облицовке знаменитого пончикового автомата.

Солнечные зайчики скакнули прямо в глаза самого хозяина, который удобно пристроился у себя за прилавком и вел неторопливую беседу с шерифом и судьей.

Дядюшка Одиссей поморгал глазами, прогнал солнечных зайчиков и подумал:

«Надо бы встать, выйти да опустить навес над витриной». Но он не двинулся с места и подумал еще:

«А лучше всего приладить бы моторчик: нажал кнопку под прилавком, и пожалуйста, не надо никуда ходить и дергать за верёвку».

Потом он смачно зевнул и.. немного подвинулся на стуле, чтобы окончательно отогнать солнечных зайчиков.

– Нажал кнопку, и все, – повторил он вслух свою мысль и сделал это так громко и неожиданно, что перепугал и судью и шерифа.

– Что нажать? – спросил Гомер. Он вытирал-в– это время прилавок.

– А? Чего? – встрепенулся дядюшка Одиссей. – Послушай, Гомер, будь хорошим мальчиком, опусти, пожалуйста, тент.

– Хорошо, дядюшка Одиссей, – ответил Гомер, смахнул кусочки хлеба с прилавка в передник, вышел за дверь и вытряхнул их на мостовую.

Он поглядел, как на хлеб набросились голуби с городской ратуши, а потом шагнул на тротуар и опустил тент над витриной и входом в кафе.

– Спасибо, Гомер, – сказал дядюшка Одиссей, когда пле-:нник снова появился у прилавка.

– На полице урядок? – строго спросил его шериф. – То есть я хочу сказать – на улице порядок? Никто не нарушает закона?

– Сюда направляется Дунер-Плюнер, – сказал Гомер.

– Ох, – вздохнул судья, – опять этот самый невыносимый из горожан!

И все они уставились в окошко на самого невыносимого из горожан и увидели, что тот – в который уже раз! – остановился у городского монумента. Шериф гневно задышал и ощетинился, когда Далей – в который уже раз! – чиркнул спичкой о постамент, тщательно раскурил трубку, сплюнул и после этого швырнул горящую спичку в сторону самой фигуры на постаменте. Затем он направился к кафе, но по пути не поленился сделать небольшой крюк, чтобы наподдать ногой куски хлеба и распугать голубей.

– Бам! – грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дуне-ра. Но ни шериф, ни судья, ни дядюшка Одиссей – никто не вздрогнул.

Они уже хорошо знали, как Далей Дунер умеет хлопать дверьми.

– Ну, как живешь-можешь, Дадси? – спросил шериф, подозрительно оглядывая его с ног до головы, словно ожидая в любую минуту любого подвоха.

– Все подозреваете меня в чем-то, да, шериф? – спросил Далей. – Вы самый подозрительный тип в штате Огайо!.

Возможно, последняя фраза и не совсем точно выражала то, что он хотел сказать, но, как бы то ни было, слово не воробей: вылетит – не поймаешь.

– В свете нескольких неприятных инцидентов, имевших в своей основе действия некоего Далей Дунера, – заявил судья в обычной своей торжественной манере, – я нахожу, что подозрения нашего шерифа имеют веские основания и что...

– Добрый день, друзья! – раздался незнакомый голос. И все повернулись к дверям и увидели, как через них протискивается какой-то совершенно посторонний человек. В одной руке у него был чемоданчик, в другой складной стул и трость.

– Добрый день, друзья мои! – повторил незнакомец. – Вы, несомненно, самые счастливые люди на свете, а всего через минуту – да, всего через шестьдесят секунд, отснятых у .вашего драгоценного времени, – я сделаю вас еще более счастливыми и еще более благодарными за то, что я прибыл к/вам сюда со своим необыкновенным и сенсационным предложением!

После этих не совсем понятных слов незнакомец представился профессором В. О. Здухом.

– Профессор В. О. Здух,–твердил и твердил он, не переводя дыхания и успевая почти одновременно сделать множество дел: закрыть за собой дверь, сдвинуть на лоб шляпу, расставить складной стул, положить на него чемоданчик, прислонить трость, снять перчатки – и все это время ни на минуту не переставая доброжелательно улыбаться. – Вот здесь у меня, продолжал он и похлопал по крышке своего чемодана, – здесь у меня одно из чудес света! Да, друзья мои – а ведь вы действительно мои друзья, не так лир – через мгновение я продемонстрирую кое-что перед вашими изумленными взорами и сделаю вам предложение, приняв которое, вы сможете изменить всю свою жизнь!.. Если, конечно, вы из тех людей, кто хочет и может изменить всю свою жизнь! – добавил он, делая ударение на «хочг г» и на «может'» и колотя перчатками по крьиике чемодана.– А я совершенно уверен., – снова заговорил он,–что вы именно из тех людей: людей разумных и умных, отважных и важных, умелых и смелых, огромных и скромных...

– Да что он такое несет? – сказал Далей Дунер, но остановить профессора В. О.

Здуха оказалось не так то просто.

– ...которые, – продолжал он, – не упустят случая сделаться обладателями удивительного вещества, феноменального продукта, необыкновенной субстанции и невиданной квинтэссенции...

– Да мы вовсе...–начал Далей.

– ...которое,–как ни в чем не бывало продолжал профессор, – я считаю за честь предложить вам...

Он перевел наконец дух и последовавшую затем драматическую паузу использовал для того, чтобы отстегнуть защелки чемодана и откинуть его крышку.

– ...предложить вам продукт, – повторил профессор, – кожи называется «иещеболее»!

Тут все присутствующие увидели, что чемодан профессора забит какими-то банками.

– Что... -начал шериф, но профессор перебил его.

– Вот именно «что»! – воскликнул он. – Именно «что», до-че мои друзья. Я читаю этот вопрос на ваших приветливых ли"Что же такое, господин профессор, – написано на ваших ли-:, – это знаменитое «иещеболее», и как именно это феноме-ьное и сакраментальное «иещеболее» может пригодиться но для меня?..» Итак, минуточку терпения! Всего шестьдесят унд терпения – и я покажу и докажу вам, что это вещество де-1ет чудеса!

Он в это же время вынул из чемодана одну из банок и без клешней паузы продолжал:

– Для демонстрации своего опыта я позволю себе использо-ать вот эти прелестные пончики... Молодой человек, – обратился он к Гомеру – будьте любезны, подвиньте сюда педнос, а вы, джентльмены, – он поклонился, – не откажите в любезности взять по два пончика.

Гомер пододвинул поднос, все взяли по одному пончику в каждую руку, а профессор тем временем провозгласил:

– Теперь, друзья мои, мы готовы. Начнем... Эй, сынок, ты забыл про меня – куда ты убираешь пончики?!

И профессор молниеносно нанизал две штуки на конец своей трости, а оттуда они перешли к нему в руку.

Дядюшка Одиссей и шериф поглядели друг на друга и собирались уже спросить, в чем же заключается сам опыт, но тут профессор громко воскликнул:

– Итак! – и постучал тростью, прося безраздельного внимания. – Итак, продолжаем демонстрацию опыта. Через одну минуту – нет, даже просто через шестьдесят секунд... Но сначала я познакомлю вас поближе с моим волшебным продуктом. – Он повертел в пальцах одну из банок, показал на пробку и объяснил, что ее нужно слегка повернуть вправо или влево – и тогда открывается крошечное отверстие, через которое можно немедленно получить означенный выше продукт^ Судья, шериф, дядюшка Одиссей, Гомер и Далей – с пончиками в руках – все сдвинулись плотнее, наклонились в сторону профессора, не спуская глаз с его пальцев, которые поглаживали крышку банки.

– Пока я продолжаю демонстрацию, – сказал профессор Гомеру, – будьте так любезны, молодой человек, налейте всем по чашечке вашего ароматнейшего кофе.

– Хм, – сказал дядюшка Одиссей, – одна чашка кофе стоит...

– Все берут в рот пончик из правой руки! – громко скомандовал профессор. – Вкусно, не правда ли?.. Действительно вкусно, – заключил он, сжевав добрую половину своего пончика. – Но, – добавил он, понизив голос, – но глядите внимательней... Я отворачиваю пробку и...

Профессор перевернул банку и раза два встряхнул ее над целым пончиком. Потом снова поддел его на конец своей трости и поднес к носу каждого.

– А? Ну, что скажете? – воскликнул он. – Необыкновенно, . не правда ли? Да, да, друзья мои, я вижу, все почти догадались: все дело в том, что знаменитое вещество под названием «и еще-более» совершенно невидимо... Но и этоуо мало! Оно к тому же и не пахнет! Убедитесь сами. – И он снова обвел тростью с пончиком на конце возле носа у каждого. – Да, вы не можете его понюхать и вы не можете его увидеть!

И в полном восторге оттого, что это именно так, а не иначе, он потряс правой рукой, в которой была банка со знаменитым веществом, и левой рукой, сжимавшей палку с пончиком на конце. – Давайте же нам всем кофе, молодой человек! – крикнул он затем и быстро продолжал:

– Итак, что мы установили? Вещество, «иещеболее» абсолютно невидимо невооруженным глазом, его запах неразличим цля человеческого носа, оно кажется бесшумным... Сахару, сахару... и сливок не забудьте, молодой человек!..

Бесшумным, говорю я, для обыкновенного человеческого уха, его нельзя обонять известными вам способами, нельзя обнаружить прикосновением, го есть осязать...

Вы хотите, конечно, спросить, а зачем же нам вещество, которое нельзя увидеть, услышать, почувствовать, понюхать, наконец? Но смотрите, смотрите как следует!

Вот я побрызгал совсем немного этого вещества в свою чашку с кофе... совсем немного, и моментально, да, друзья мои, мо-мен-тально, мой ароматный напиток делается иещеболее ароматным! Понимаете? Еще более! То же самое произойдет и с вашим изумительным кофе, и с вашими прелестными пончиками. Они станут иещеболее изумительными, иещеболее прелестными.

С этими словами профессор В. О. Здух передал банку с удивительным содержимым сначала Далей, а от него она попала к судье, потом к шерифу, потом к дядюшке Одиссею и, наконец, к Гомеру. И каждый из них встряхивал ее над своей чашкой с кофе и над своим вторым пончиком, потому что первый они давно уже съели вслед за профессором.

И затем все стали пробовать пончик и кофе на вкус и на запах, переглядываться, пробовать снова, кивать важно головами, а профессор тем временем заговорил опять:

– Да, друзья мои, теперь вы убедились, что и кофе, и пончики стали иещеболее вкусными! Не правда ли?

И все согласно кивали и с особым наслаждением пили кофе и ели пончики. Все, кроме Гомера. Несколько раз он попробовал свой кофе и делал при этом такие ужасающие гримасы, что смотреть было страшно. В конце концов он сказал:

– А что, если я вообще не люблю кофе? Зачем...

– Зачем?! – закричал профессор. – Вы спрашиваете «зачем», молодой человек? Но вы лучше спросите: «Куда?» И я отвечу вам:

«Всюду!» Добавлять «иещеболее» можно и даже нужно всюду! Оно заставит розу пахнуть еще лучше, кудри – сделаться еще кудрявее, чудесную музыку стать еще чудесней! Вы, конечно, достаточно умны, друзья мои, чтобы понять неограниченные возможности этого вещества. И вот оно здесь, перед вами, в удобной упаковке...

Оно перед вами – оптом и в розницу... Купите одну лишь банку, и вы будете обеспечены до конца своих дней! Не бойтесь, что оно протухнет, прокиснет или потеряет свои свойства. Нет! Оно всегда и везде останется таким же, всегда и везде сохранит свою силу... И это чудо вы можете приобрести за пустяковую цену – всего за пятьдесят центов, за пять даймов, за полдоллара! Полдоллара – и вечно действующее вещество «и еще более» можете считать своим! Не теряйте этой возможности, люди! Не теряйте, чтобы потом не пожалеть!..

Шериф первым «не потерял этой возможности» и вынул из кармана пятьдесят центов.

За ним стали обладателями драгоценных банок судья и дядюшка Одиссей. Даже Далей одолжил у судьи полдоллара и купил одну банку.

Профессор уже собирался захлопнуть крышку чемодана, когда Гомер спросил:

– А если я не люблю кофе и натрясу в него эту штуку, значит, кофе будет еще более противным?

– Еще противней, чем ты, несносный мальчишка, – буркнул профессор. – На вот тебе...

Он быстро всучил Гомеру банку без всяких денег. «В виде премии», сказал он, еще быстрей захлопнул чемодан, повесил трость на руку, натянул перчатки, поправил шляпу – и исчез за дверью.

– Ну, я пошел, – первым нарушил молчание Далей. – Попробую дома эту штуку.

– Я поже тошел, – сказал шериф, – то есть я хотел сказать – тоже пошел.

– До свидания. Одиссей, сегодня неплокой денек, – сказал судья. Он всегда бывал вежлив не в зале суда.

– Да, да, – рассеянно ответил дядюшка Одиссей, который в это время выбирал для себя два пончика.

Оставшись вдвоем с Гомером, дядюшка Одиссей положил свои пончики на два разных блюдца и один из пончиков основательно побрызгал веществом «иещеболее». Затем он откусил от одного, от другого, снова от первого, опять от второго. Потом дотер подбородок, почесал затылок, подозвал Гомера, и они стали пробовать вдвоем.

– Нет, будь я проклят! – сказал наконец дядюшка Одиссей.

– А знаете, – вспомнил Гомер, – сегодня никто не платил ни за кофе, ни за пончики.

– Будь я проклят, – повторил дядюшка Одиссей, – и еще более!..

На следующий день, когда дядюшка Одиссей, как обычно, подремывал за своим прилавком, отворилась дверь и вошел судья.

– Послушай, судья, – сказал ему дядюшка Одиссей, еле ворочая языком. Ты что-нибудь замечаешь во мне?

Судья внимательно оглядел дядюшку Одиссея и потом казал:

– Я замечаю повышенную сонливость.

– Вот-вот, – сказал дядюшка Одиссей и зевнул, – то же говорит и моя Агнесса.

Кричит, я всегда был ленивым, а теперь стал и еще более... Только это неверно, судья. Просто я не выспался. Дело в том, что я насыпал этого «иещеболее» себе на матрас, чтобы он стал еще более мягким...

– Ну, и помогло? – спросил судья.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю