Текст книги "Литературные сказки и легенды Америки"

Автор книги: Джоэль Чендлер Харрис

Соавторы: Роберт Макклоски,Эптон Билл Синклер,Джек Шефер,Майкл Горам
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

Дядюшка Телемах и его жена давно уже уехали посмотреть на Ниагарский водопад, а гости все еще пили пунш в их доме и ели свадебный пирог и пончики, не говоря уже про знаменитых жареных цыплят.

– ...Да, – сказал шериф Гомеру на пятый день празднования. – Свавная была сладьба... то есть я хотел сказать – славная свадьба. Ничего не скажешь.

Он обсосал грудную косточку очередного цыпленка, взял двумя пальцами дужку – некоторые называют ее «бери да помни», – повертел в руках и вздохнул. Но он недолго оставался печальным, через минуту взор его прояснился, и шериф сказал:

– А ты знаешь, они пригласили меня обедать у них каждый четверг.

И еще через минуту он добавил:

– Я думаю, это будет очень порошая хара... то есть я хотел сказать хорошая пара. Они вместе пойдут по жизни, собирая веревки.

– Да уж, – сказал Гомер, – теперь их никто на свете не обгонит.

– Ты прав, парень. Никому не намотать столько веревок, сколько у них у двоих...

А я, пожалуй, начну теперь собирать бумажные мешки или эти... как их... каночные брышки... то есть хотел сказать – баночные крышки!

Глава 5. СЕНТЕРБЕРГСКИЙ МЫШЕЛОВ

После закрытия ярмарки жизнь в городе Сентерберге вошла в обычную колею. Гомер и его друзья снова сосредоточили главные силы на арифметике и баскетболе, а взрослые занялись своими делами и старались их вести так, чтобы во всем была тишь да благодать. До выборов в городское управление оставался месяц с лишним, и сторонники демократической и республиканской партий еще не начали спорить о том, как лучше управлять городом. Члены Женского клуба тоже пока ни с чем не боролись, дядюшка Одиссей не приобретал новых автоматов для своего кафе...

Словом, ничего нового не происходило и не о чем было людям посудачить, поразмыслить, посплетничать... Не о чем, кроме погоды, кинофильмов и последних фасонов дамских шляп, а этого хотя и не так уж мало, но все же недостаточно.

Дядюшка Одиссей, шериф и все остальные, кто любил собираться в парикмахерской, давно уже ломали голову, о чем бы еще потолковать и как бы убить время до выборов.

Правда, иногда, особенно по утрам, их беседа становилась довольно оживленной.

Так случилось и в тот описываемый нами день, когда шериф, весь сияющий, вошел в парикмахерскую и заявил:

– А я надел сегодня берстяное шелье... то есть я хотел сказать шерстяное белье. С утра было страшно холодно.

– Да ну? – удивился дядюшка Одиссей. – Разве? Надо сказать Агнессе, чтобы достала и мое.

– Что касается меня, – сказал парикмахер, – я не надену теплого белья ни за какие деньги! От него все тело зудит...

И они заспорили на целый час, если не больше. Потом их разговор, естественно, перескочил на шерстяные носки, ботинки, галоши, а отсюда и рукой подать до грязи, которая на дорогах, в коровниках, в курятниках... Потом наступило длительное молчание. Городские часы показывали всего половину одиннадцатого, а беседа уже иссякла. Говорить было абсолютно не о чем. Оставалось лишь глазеть через витрину парикмахерской на улицу.

– Вон доктор Пелли пошел, – проговорил парикмахер. – Кто-то заболел, наверно...

Интересно, кто?

– Может, обморок у жены судьи, – предположил шериф.

– В семье Колби ожидают ребенка, – сказал дядюшка Одиссей. – Я спрошу сегодня у Агнессы. Она все разузнает.

– Далей Дунер идет, – сказал шериф. – Он уже три года как без работы.

За окном прошли несколько ребят.

– В школе, должно быть, большая перемена, – сказал дядюшка Одиссей.

И немедленно вслед за этими словами в парикмахерскую вошел Гомер, поздоровался и сказал:

– Дядюшка Одиссей, меня послала тетя Агнесса. Она велела вам сейчас же идти домой и помочь ей подавать дежурный завтрак.

Дядюшка Одиссей вздохнул, поправил свой белый колпак и уже приподнялся было с парикмахерского кресла, как вдруг шериф приложил ладонь к уху и сказал:

– Слышите?.. Что это?

Дядюшка Одиссей перестал вздыхать и прислушался. То же сделал и парикмахер.

Шум (он больше походил на треск) сделался громче, и вот из-за угла выполз и задребезжал по городской площади странного вида автомобиль. Наблюдатели из окна парикмахерской глазели, разинув рты, на то, как он сделал один круг по площади, потом второй и после третьего весь затрясся и остановился наконец перед самыми дверями кафе дядюшки Одиссея.

Автомобиль был таким древним, что его хоть в музее показывай. Вместо кузова на нем стояло какое-то страшное оборудование, видневшееся из-под старого, замызганного брезента. Но не это заставило Гомера, и шерифа, и дядюшку Одиссея, не говоря уже о парикмахере, широко разинуть рты и долго не закрывать Нет!

Больше всего их поразил вид самого водителя.

– Ух ты, какая бородища! – воскликнул Гомер.

– А волосы! – сказал парикмахер. – Ручаюсь, здесь стрижки доллара на два, не меньше!

– Кто-нибудь видит, какое у него лицо? – спросил шериф.

– Никто, – ответил дядюшка Одиссей, не сводя глаз с удивительного незнакомца.

А тот вытащил свою бороду из рулевой баранки, вылез из кабины и скрылся в дверях кафе дядюшки Одиссея. Владелец кафе тут же ринулся к выходу, на пути крикнув:

– Пока! Увидимся позже.

– Подожди, я с тобой, – сказал шериф. – Мне что-то есть захотелось.

Гомер, конечно, побежал вслед за ними, а парикмахер закричал вдогонку:

– Поскорее возвращайтесь и расскажите, в чем дело!

– Если я доставлю к тебе этого клиента, – не оборачиваясь, сказал шериф, – с тебя причитается!

Незнакомец скромно сидел на самом дальнем конце прилавка и выглядел до крайности смущенным и застенчивым. Тетя Агнесса, глядя на него с нескрываемым подозрением, подала на голубой тарелке дежурный завтрак. Чтоб не показаться вконец невежливыми, дядюшка Одиссей и Гомер не пялили на него глаза, а зашли за прилавок и сделали вид, что чем-то очень заняты. Шериф притворился, что внимательно изучает меню, которое давно уже знал назубок. Все они лишь изредка бросали мимолетные взгляды на странного посетителя.

Но в конце концов любопытство дядюшки Одиссея взяло верх над всеми правилами приличия. Он приблизился к незнакомцу и безразличным голосом спросил:

– Ну как? Нравятся вам наши завтраки? Может, желаете еще что-нибудь?

Эти слова повергли незнакомца в еще большее смущение. Даже волосы и борода не могли скрыть, как он покраснел.

– Спасибо, сэр, – ответил он, – Все в порядке. Завтрак очень хороший.

Он кивнул головой, подтверждая свои слова, и борода его угодила в тарелку с кашей, от чего он смутился так, что дальше некуда.

Дядюшка Одиссей помолчал, ожидая, что незнакомец продолжит разговор, но этого не случилось. Тогда дядюшка Одиссей взял дело в свои руки.

– Прекрасная погода сегодня, – сказал он.

– Да, прекрасная, – подтвердил незнакомец и уронил вилку.

После чего смутился окончательно – просто готов был сквозь землю провалиться от смущения.

Дядюшка Одиссей подал ему чистую вилку и поскорее ретировался за прилавок, пока тот не уронил тарелку или, чего доброго, не упал со стула.

Закончив завтрак, незнакомец полез в карман своего потрепанного, залатанного пальто и вытащил оттуда потертый кожаный бумажник. Он долго искал в нем деньги, расплатился, кивнул на прощание и вышел из кафе.

Все напряженно глядели ему вслед, пока тетя Агнесса не кинула на прилавок монету, полученную от бородатого незнакомца.

– Деньги не фальшивые, – сказала она. – Только, похоже, пролежали сто лет в земле.

– Таких стеснительных я в жизни еще не видел, – сказал дядюшка Одиссей.

– Да, – подтвердил шериф. – Муглив, как пышка... то есть я хотел сказать – пуглив, как мышка.

– А бородища-то! – сказал Гомер. Тетя Агнесса посмотрела на часы.

– А ну-ка, Гомер, – сказала она, – отправляйся в школу. Перемена кончается.

Спустя какой-нибудь час после полудня у любого человека в городе, включая стариков и детей, было уже о чем потолковать, поразмыслить, посудачить...

Кто этот незнакомец? Откуда он? Куда направляется? Какой длины у него борода? А волосы? Как его зовут? Чем он вообще занимается? И что спрятано в кузове его автомобиля под большим брезентом?..

Вопросов было много, и ни на один из них никто не знал ответа. Ровным счетом никто.

Знали только, что незнакомец оставил свою машину на городской стоянке и уже довольно долго бродит по городу. Очевидцы сообщали, что время от времени он останавливается и насвистывает какую-то странную, никому не известную мелодию.

Он по-прежнему очень застенчив, и если кто-нибудь из взрослых приближается к нему, чтобы заговорить, незнакомец немедленно переходит на другую сторону улицы или заворачивает за угол. Однако детей не избегает. Он улыбается им и испытывает в их обществе явное удовольствие.

Со всех концов города люди звонили шерифу в парикмахерскую, спрашивали про незнакомца и сами сообщали все новые и новые сведения о нем.

Шерифу становилось уже явно не по себе от всего этого. Он не чувствовал за собой права допрашивать незнакомца, а если бы и допросил, то понимал, что все равно ничего бы не добился. Ведь застенчивость просто душила этого человека и не давала ему выговорить ни слова...

Когда Гомер, уже после школы, шел домой мимо парикмахерской, его позвал шериф.

– Послушай, – сказал он, – мне нужна твоя помощь. Этот незнакомец с его бородой здорово меня беспокоит. Понимаешь, никак не могу выяснить, кто он и что здесь делает. Возможно, он вполне приличный человек, только чудак. Вроде этих... как их... индивидуалистов. Но, с другой стороны, вполне вероятно, что он беглый каторжник или еще похуже...

Гомер кивнул, и шериф продолжил:

– Так вот о чем я тебя прошу: войди к нему в доверие. Говорят, с ребятами он не боится разговаривать. Попробуй узнать у него, что к чему. Только не откладывай в долгий ящик... А за мной тогда считай двойную порцию сливочного с клубникой.

– Договорились, шериф, – сказал Гомер. – Я начинаю действовать сразу.

В шесть часов вечера Гомер докладывал шерифу:

– Он совсем неплохой дяденька. Мы прошли с ним по всей ночной улице, и он мне кое-что рассказал. Нет, не про то, кто такой и что делает... Но зато он говорил, что очень долго не видел людей. А еще спрашивал, где бы ему остановиться, и я посоветовал прибрежную гостиницу. Он туда сейчас и пошел, когда мы расстались...

Ну ладно, шериф, мне надо бежать домой, ужинать, а то мама ругаться будет. А завтра я опять чего-нибудь выясню... Не забудьте про мороженое с клубникой!

– Не забуду, – пообещал шериф. – А ты тоже не оставляй это дело на полдороге.

Надо уж все разузнать.

После ухода Гомера шериф повернулся к парикмахеру и сказал:

– Недалеко уехали! Пока все, что мы знаем о нем, это что он тих и скромен и сто лет не видел людей. Все эти данные одинаково подходят и к беглому каторжнику, и к сумасшедшему, и к этим: как их называют... которые теряют память. Если б еще у него не было таких длинных волос, я бы тогда вмиг определил, кто он и что... Да, да. Не веришь? Разок бы взглянул на его уши и все бы знал!

– Вполне может быть, – согласился парикмахер, – Лично я привык определять людей по волосам... И вот когда я глядел на этого... с бородой, мне показалось, что где-то я видел такое на картинках... или читал. Ты меня понимаешь, шериф?

– Да, кажется... немного, – отвечал шериф. – Но хорошо бы посмотреть на его уши... А, вон Одиссей! Интересно знать, что он думает.

Дядюшка Одиссей помедлил с минуту и сказал потом:

– Что касается меня, я сужу о людях по их животу и по аппетиту. Живота мне видно не было под его старым пальто, а насчет аппетита... Пожалуй, я о нем где-то читал... об этом человеке... Но вот где – убейте, не помню! Наверно, в какой-нибудь книжке.

– Н-да, наверно, – промычал шериф.

И в это время в парикмахерскую зашел Тони, местный сапожник, – он хотел подстричься. После того как Тони уселся в кресло и парикмахер накинул на него простыню, шериф спросил, что он, Тони, думает об этом загадочном незнакомце.

– Что я скажу, шериф? – ответил Тони. – Я привык судить о людях по ногам да по ботинкам. Таких сапог, как у этого волосатого, я не видал уже лет двадцать пять.

Похоже на то, что эти самоходы свалились сюда прямо со страниц какой-нибудь старой пыльной книжонки.

– Вот-вот! – воскликнул шериф. – Кажется, что-то начинает проясняться. Одну минуту!..

Он кинулся к телефону и позвонил мистеру Гиршу, владельцу магазина одежды.

– Слушай, Сэм, – сказал он. – Один вопрос. Как ты смотришь на этого, с блинной дородой... то есть я хотел сказать – с длинной бородой. Да... Так... Понятно...

Одежда как из старинной легенды... Угу... Спасибо, Сэм, спокойной ночи. И тут же он попросил соединить его с гаражом.

– Привет, Люк, – сказал он, – это шериф говорит. Какое у тебя мнение насчет длинной бороды?.. Что? Машина как из сказки? Так, так... Можешь все сказать о человеке, лишь взглянув на его машину? Не знаю... Не знаю... Но тебе верю на слово... Будь здоров, Люк. Спасибо.

У шерифа был очень довольный вид, когда он положил телефонную трубку и принялся мерять шагами комнату и бормотать:

– Начинает проясняться... Начинает проясняться... проясняться наконец...

И затем он удивил всех присутствующих, заявив, что немедленно отправляется в библиотеку.

Он пробыл там недолго, и, когда вернулся, усы его топорщились и содрогались от возбуждения.

– Все ясно! – закричал он еще с порога, – Псе вонятно... то есть я хотел сказать – все понятно! Библиотекарша сразу сказала мне, из какой он книжки... Знаете, кто это? Рип ван Винкль! Да, да, вроде того, про которого написал Ирвинг [5]5
  Вашингтон Ирвинг (1783—1839) – классик американской литературы. Рип ван Винкль – герой его знаменитой одноименной новеллы.


[Закрыть]. Мы это проходили когда-то в школе. Помните?.. Он пошел с ружьем в горы, а потом его сморил сон, и он заснул лет на двадцать, если не больше... Вспомнили?

– Да, конечно! Это он! Или очень похож на него! – крикнул парикмахер, а дядюшка Одиссей и сапожник поддержали его.

Когда немного утихло волнение, дядюшка Одиссей спросил:

– Интересно, а что же все-таки у этого Рип ван Винкля номер два спрятано под брезентом?

– Ладно, хватит на сегодня, – сказал шериф. – Мы и так немало потрудились. Утро вечера мудренее... Давай-ка сразимся в шашки!..

Ранним солнечным утром следующего дня бородатый незнакомец, похожий на Рип ван Винкля, опять разгуливал по улицам Сентерберга.

К десяти часам никто не называл его иначе, как «старина Рип», и все дивились прозорливости их шерифа и его умению решать самые головоломные задачи.

Шериф уже заглянул под брезент Рип ван Винклевой машины, но все равно не понял, что за штука там скрывается. Дядюшка Одиссей тоже не отстал от него и тоже ничего не понял.

– Тут сам черт ногу сломит, – сказал дядюшка Одиссей. – Но ничего, шериф. Есть человек, который сумеет это выяснить. И зовут его Гомер Прайс!..

В тот же день после полудня, когда в школе кончились занятия, дядюшка Одиссей и шериф увидели из окна парикмахерской, как по главной улице прогуливаются... кто бы вы думали? Старина Рип и, конечно, Гомер.

– Похоже, что он рассказывает Гомеру обо всем, – сказал шериф.

– А, что я вам говорил?! – воскликнул дядюшка Одиссей с гордостью.

И потом они стали свидетелями того, как Рип ван Винкль № 2 повел Гомера через площадь прямо к городской стоянке автомобилей. Там он приподнял брезент со своей машины и стал что-то объяснять, указывая пальцем под брезент, а Гомер глядел, слушал и кивал головой. Потом Гомер и незнакомец пожали друг другу руки и разошлись – один побрел к себе в гостиницу, а другой... другой помчался в парикмахерскую.

– Что он сказал?! – крикнули все хором, как только Гомер появился в дверях.

– Как его зовут?..

– Что он здесь делает?..

– Да, теперь я знаю про него все, – скромно заявил Гомер. – Это похоже на историю из книжки.

– Что я вам говорил?! – закричал шериф. – Он заснул в горах? Верно, сынок?

– Ну, не совсем так, шериф, – ответила Гомер. – Но он действительно жил в горах последние тридцать лет.

– А что он здесь делает? – спросил парикмахер.

– Лучше я начну сначала, – сказал Гомер.

– Да, это морошая хысль! – подтвердил шериф и даже не поправился, как обычно, – так он спешил послушать, что расскажет Гомер, – Я даже запишу кое-что.

Пригодится в будущем.

Гомер же рассказал вот что:

– Бородатого незнакомца зовут Мерфи. Майкл Мерфи. Лет тридцать назад он выстроил в горах небольшую хижину и время от времени уезжал туда отдыхать от городских дел. А потом ему так понравилось там, что он решил жить в этой хижине все время.

Он уложил свои вещи в машину и отправился в горы.

– Захотел стать отшельником? – спросил шериф.

– Не знаю, как это назвать, – сказал Гомер, – но вчера он в первый раз за тридцать лет покинул горы и в первый раз увидел людей. Вот почему он так стесняется.

– Значит, все-таки потянуло, так сказать, к цивилизации? – спросил дядюшка Одиссей.

– Об этом потом, – ответил Гомер, – а сейчас я расскажу про то, что было двадцать девять лет назад.

– Нельзя ли перескочить хоть через несколько лет, сынок? – предложил шериф.

– Нет, – твердо сказал Гомер и продолжал: – Двадцать девять лет назад мистер Мерфи прочитал в каком-то журнале, что человек, который изобретет лучшую в мире мышеловку, этот человек прославит себя в веках, и все будут ему благодарны. И вот мистер Мерфи начал изобретать мышеловки...

Наступило молчание, которое прервал голос шерифа:

– Мышеловки, сынок? Повтори, я не ослышался?

– Мышеловки, – сказал Гомер. – Он делал сначала хорошие, потом совсем хорошие, потом самые лучшие. И когда в такую мышеловку попадала мышь, то возврата ей уже не было...

Шериф так заслушался, что забыл даже делать свои записи, а Гомер продолжал:

– Но никто не покупал у него мышеловок... И это было даже неплохо, потому что ровно двадцать восемь лет назад мистер Мерфи понял, что ему жалко мышей! И тогда он решил придумать что-то другое... Он думал, думал и наконец додумался до того, что нужны такие мышеловки, которые не делают больно.

Следующие пятнадцать лет, – рассказывал Гомер, – мистер Мерфи истратил на то, чтобы выяснить, каким способом предпочитают мыши попадать в мышеловку, и пришел к выводу, что лучше всего – даже охотнее, чем за куском сыра, – мыши идут в мышеловку под музыку. И тогда мистер Мерфи понял, что остаток жизни он обязан посвятить изобретению МУЗЫКАЛЬНОЙ мышеловки...

– Которая не делает больно? – спросил парикмахер.

– Которая не делает больно, – ответил Гомер и продолжал: – Было очень трудно, и работал он долго... Сначала он сделал музыкальный инструмент из тростниковых стеблей – вроде маленького органа или большой шарманки, а потом уже стал сочинять мелодию – такую, чтобы мышь, как услышит, сейчас же бежала на нее, как собака на зов. Затем он записал свою мелодию на особый валик, как для шарманки, вставил этот валик в орган, и получилась музыкальная мышеловка...

– Которая не делает больно? – спросил парикмахер.

– Которая не делает больно, – ответил Гомер и снова стал рассказывать: – Мыши очень охотно шли в эту мышеловку. Но была одна беда – мышеловка оказалась чересчур большая. И к тому же кто-то все время должен был стоять рядом и раздувать мехи органа.

– Да, конечно, это непрактично, – сказал дядюшка Одиссей, почесывая подбородок.

– Но если приделать небольшой электромотор...

– Мистер Мерфи решил и эту задачу, – сказал Гомер. – Знаете как? Он взял свой автомобиль и поставил на него мышеловку – чтоб она работала от мотора. Он решил так: раз не получилась комнатная мышеловка, пусть она будет уличная, а сам он станет ездить по городам и предлагать свои услуги. И первый город, куда он приехал, – наш... Только бедный мистер Мерфи отвык от людей и очень стесняется.

Он уже два дня хочет поговорить с нашим мэром и никак не решится...

– Что он предлагает? – спросил шериф.

– Как – что? Разве непонятно? Избавить весь город от мышей при помощи своей музыкальной мышеловки...

– Которая не делает больно? – спросил парикмахер.

– Которая не делает больно, – сказал Гомер. – Он приманит всех мышей музыкой, они влезут в мышеловку, и он вывезет их подальше от города, куда-нибудь в лес, и там отпустит.

Шериф задумчиво посасывал свой карандаш, дядюшка Одиссей продолжал скрести подбородок, парикмахер запустил пальцы в волосы. И все молчали.

Гомер первый нарушил молчание. Он произнес:

– Я вижу, вы очень удивлены и не знаете, что ответить. По-моему, вот что. Ведь у нас в городе есть машина для поливки улиц. Так? И есть машина для уборки улиц.

Верно? А теперь будет машина для уборки мышей! Чем плохо? Так и надо сказать нашему мэру – пускай договорится с мистером Мерфи...

Дядюшка Одиссей, не отнимая руки от подбородка, проговорил: – Этот Рип ван Мерфи – настоящий гений! Такое придумать, а? – Я знал, что вы будете за него! – обрадовался Гомер. – Я так и говорил мистеру Мерфи. Я сказал, что мэр города ваш друг и вы обязательно уговорите мэра нанять музыкальную мышеловку.

– Надо же такое сообразить, – задумчиво произнес шериф. – Мушыкальная мызеловка...

– Которая не делает больно, – добавил парикмахер.

И все, не сговариваясь, отправились в городскую ратушу к мэру.

Не прошло и получаса, как мэр согласился нанять мистера Мерфи с его музыкальной мышеловкой, для того чтобы навсегда избавить от мышей магазины, дома и склады города Сентерберга. Гомер сразу же помчался в прибрежную гостиницу и вскоре вернулся оттуда вместе с бородатым изобретателем, которого он и познакомил со всеми.

Чтобы помочь мистеру Мерфи преодолеть застенчивость, мэр города выдвинул ящик своего стола и достал оттуда пакет с леденцами.

– Угощайтесь, – сказал он мистеру Мерфи, и тот взял конфету и почувствовал себя легче: он уже мог отвечать на вопросы, не слишком смущаясь и краснея.

– Чем вы можете доказать, – спросил мэр, – что эта ваша будка на колесах действительно делает то, о чем вы говорите?

Мистер Мерфи ничего не ответил, он только сложил губы трубочкой и просвистел несколько тактов: «Тю, тю-тю-тю, тю-тю». И сразу же две мышки выпрыгнули из письменного стола мэра!

– Это еще ерунда, – сказал Гомер. – А как они будут выскакивать, когда на улице заиграет сама машина! Мистер Мерфи говорил мне, что берется увести всех мышей из города, и всего за тридцать долларов...

– По рукам! – воскликнул мэр и с удивлением добавил: – А куда же делись мои конфеты?!

Но он взглянул на Гомера, и его удивление тут же рассеялось.

Затем мэр закрепил сделку с мистером Мерфи рукопожатием и назначил субботу днем избавления города от мышей, или, как он выразился, «днем демышизации города».

В городе все уже знали, что застенчивого незнакомца зовут Майкл Мерфи, а совсем не Рип ван Винкль, но по старой памяти и из уважения к шерифу многие продолжали называть его «старина Рип». Знали также и о его музыкальной мышеловке (которая не делает больно) и что на субботу, по соглашению с мэром, назначена демышизация города.

Особенно радовались этому редчайшему событию дети. Они ни на шаг не отходили от мистера Мерфи, пока он снимал брезент с машины и проверял, в порядке ли музыкальная мышеловка. Гомер, его друг Фредди и много других ребят сговорились следовать за мышеловкой по всему городу, чтобы своими глазами видеть, как будут мыши вылезать из всех щелей и нор, и взбираться по спиральным дорожкам к домику с двумя входами, над одним из которых написано: «Добро пожаловать!», а над другим: «Входи, дружище!»

– Слушай, Гомер, – предложил Фредди, – давай пойдем с мышеловкой за город и не отстанем, пока она не откроется и не выпустит мышей. Интересно посмотреть, как все они сразу выскочат и побегут!

К большому удивлению друга, Гомер ответил так:

– Нет, Фредди, я думаю, не стоит нам выходить из города вместе с мышеловкой...

И потом он объяснил почему:

– Знаешь, Фредди, я недавно читал в одной книжке, что музыка может иногда делать всякие чудеса. И с мышами, и с людьми, и с кем хочешь. Не веришь? Музыка может усыпить, например, леопарда или заставить змею плясать. Ну, и еще разные вещи. И с людьми тоже. А уж если мы пойдем за мышеловкой, то надо что-то придумать.

И весь остаток этого дня Гомер и Фредди думали. И решили они вот что. Во-первых, в субботу всем собраться на школьном дворе, чтобы идти вместе, и, во-вторых, установить условные сигналы: большой палец вверх, если все в порядке; большой палец вниз, если что-нибудь не так.

Утро в субботу было по-осеннему свежим, ярким и бодрящим. Лучшей погоды для генеральной демышизации города Сентерберга и придумать было трудно.

Ровно в восемь утра из дверей прибрежной гостиницы вышел мистер Майкл Мерфи и направился к автомобильной стоянке. Закинув бороду за плечо, он принялся крутить заводную рукоятку мотора. Наконец машина завелась, и, пока мотор прогревался, мистер Мерфи начал стаскивать брезент с машины. И вот из-под заботливо накинутого покрывала показалась музыкальная мышеловка со своими дорожками, перилами и домиками. Причем и дорожки, и перила, и отверстия в домике были так отполированы и отшлифованы – чтобы ни одна мышка, не дай бог, не повредила себе лапку или носик...

Мотор нагрелся, мистер Мерфи сел за баранку, включил скорость – и музыкальная мышеловка выехала на городскую площадь!

Приветственные крики стали еще громче, когда мистер Мерфи включил какой-то рычаг и тростниковый орган заиграл.

И прежде чем смолкли приветствия, все увидели, как появилась первая мышь!..

По улицам Сентерберга ехала музыкальная мышеловка мистера Мерфи, ехала и наигрывала самую любимую мышиную мелодию, и на ее звуки отовсюду сбегались мыши!

Разжиревшие, избалованные пончиками – из кафе дядюшки Одиссея. Худые, едва передвигающие лапы – из церквей. Мыши обычные – из домов, со складов, из магазинов, из городской ратуши...

Мыши устремлялись по гладким спиральным дорожкам, окаймленным перилами, прямо к домику с двумя входами и исчезали в нем.

Музыкальная мышеловка с грохотом и музыкой двигалась по городу, а за ней шагала толпа ребят, и все они, к удивлению взрослых, держали большой палец вверх.

После того как мышеловка объехала все до одной улицы, мистер Мерфи остановил ее перед городской ратушей, откуда вышел сам мэр, чтобы вручить хозяину мышеловки ровно тридцать хрустящих новеньких долларов.

Но не успел мэр города пересчитать деньги, прежде чем отдать их в руки мистера Мерфи, как из толпы вышел шериф и сказал:

– Простите, мистер Мерфи, что я потревожил вас, поверьте, мне это чертовски неприятно, но ваши водительские права просрочены, а транспортный налог не уплачен за тридцать лет... Если вы хотите и дальше ездить на машей вышеловке... то есть я хотел сказать – на вашей мышеловке, нужно уплатить налог ровно тридцать долларов.

Мистер Мерфи смутился и покраснел так, что даже борода стала розовой, а шериф продолжал:

– Извините, но, как говорится, закон есть закон, и я ничего не могу поделать...

Бедный мистер Мерфи! Бедный, бедный застенчивый мистер Мерфи! Он отдал шерифу заработанные тридцать долларов, получил новые водительские права и какую-то квитанцию, сошел со ступенек городской ратуши, взобрался на сиденье автомобиля и медленно поехал прочь из города. Он позабыл выключить орган, и тот продолжал наигрывать свою тростниковую музыку. А ребята все шли и шли за музыкальной мышеловкой: ведь им ужасно хотелось поглядеть, как из нее будут выпускать мышей.

– Честное слово, я не хотел этого, – сказал шериф мэру, когда процессия детей во главе с мистером Мерфи уже скрылась из глаз за поворотом дороги М56а. – Но закон есть закон. И потом, в другом месте его могли бы просто взять под арест!

Трудно сказать, чем бы закончилась демышизация для города Сентерберга, если бы к зданию ратуши не прибежала вдруг испуганная и бледная библиотекарша и не крикнула:

– Шериф! Шериф! Скорей! Мы с вами выбрали не ту книгу!..

– Что?! – в один голос спросили шериф с мэром и дядюшка Одиссей.

– Да, – с трудом, ловя воздух, продолжала библиотекарша. – Мы думали, «Рип ван Винкль», а надо «Крысолов из Гамельна»! Совсем разные вещи!..

– Будь я проклят! – заорал шериф. – Я вспомнил! Мы проходили в школе этого вашего «Крысолова»! Бежим! Едем! Он уведет всех наших детей! Ему это не привыкать!..

И они вчетвером – дядюшка Одиссей, шериф, мэр города и библиотекарша вскочили в машину шерифа и помчались вдогонку за мышеловом-крысоловом.

Они настигли всю процессию уже далеко за городом, где начинались лесистые холмы.

– Стойте! Ребята! – закричал мэр. – Поворачивайте обратно!

– Каждый получит по два пончика! – крикнул дядюшка Одиссей.

Но все было напрасно. Дети словно не слышали их. Они продолжали идти за музыкальной мышеловкой.

– Боже! – воскликнула библиотекарша. – Музыка их околдовала!

– Шериф, что же делать? – простонал мэр города, – Не можем же мы лишиться сразу всех детей... Да еще перед самым началом предвыборной кампании! Придется дать этой бороде еще тридцать долларов...

– Правильное решение, – сказал дядюшка Одиссей. – У меня с собой как раз эта сумма... Только с отдачей, мэр.

Шериф подъехал вплотную к машине мистера Мерфи, и дядюшка Одиссей кинул пачку денег к нему на колени.

– Только умоляю, отпустите их! – крикнула библиотекарша.

– Да, пожалуйста, Мерфи, будьте благоразумны! – прокричал мэр.

Мистер Мерфи был так смущен всем этим и так взволнован, едва не угодил в кювет.

И тут шериф набрал побольше воздуха и заорал так, что чуть не лопнул.

– Отпусти их!!! – орал шериф. – Понятно? Отпусти их, тебе говорят! Не то хуже будет!

И мистер Мерфи сделал то, что ему было сказано. Дрожащими руками он нажал какой-то рычаг, отвалилась какая-то крышка, и из мышеловки беспрерывным потоком стали вываливаться мыши: одна, другая, третья... сто двадцать пятая... Все до одной!

Да, ради такого зрелища стоило выйти далеко за город! Тростниковый орган на мышеловке умолк, и слышен был только писк мышей и радостные крики ребят.

Вот последняя мышь выбралась из мышеловки, и вся серая армия замерла, к чему-то принюхиваясь. А затем все мыши ринулись в одном направлении – в направлении города Сентерберга. Они бежали, постепенно вытягиваясь в линию, а когда прибежали в город, каждая мышь юркнула в свою любимую норку.

Мистер Мерфи так и не остановил машину. Наоборот, он нажал на газ, и машина помчалась изо всех своих лошадиных сил, а мэр города, шериф, библиотекарша, дядюшка Одиссей и ребята – все молча смотрели, как музыкальная мышеловка становилась все меньше и меньше и наконец совсем растаяла вдали.

И тогда взрослые вспомнили о детях и повернулись к ним. И они увидели странную картину: мальчишки и девчонки улыбались и подмигивали друг другу, и все они держали большие пальцы вверх. Но, как и прежде, ребята не обращали никакого внимания на призывы взрослых.

– Боже! – застонала библиотекарша. – Музыка свела их с ума!

– Совсем нет! – раздался голос. Это был голос Гомера. – Совсем нет, не волнуйтесь. Сейчас все будет в порядке. Глядите!

– Гомер поднес обе руки к ушам – раз! вслед за ним то же делали все остальные ребята. Потом Гомер развел руки в стороны – два! – словно делал утреннюю зарядку, а все остальные последовали его примеру. И в руках у ребят забелели куски ваты!..