Текст книги "Обещание"

Автор книги: Джоди Линн Пиколт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

– Она бы хотела сказать… – повторил Крис.

Позже он так и не смог объяснить, откуда что взялось. Но внезапно излишек сдерживаемых в душе эмоций, которые он не выказывал с тех пор, как по велению отца вернулся в школу, начал сочиться сквозь дыру в его сердце. Из-за запаха гниющих цветов в свете прожекторов, из-за этой кричаще яркой фотографии, из-за сотни лиц, ждущих, чтобы он – именно он! – дал ответ на их вопрос, Крис засмеялся.

Сперва смех был приглушенный, потом перешел в хохот – грубый и мерзкий, как отрыжка. Он продолжал смеяться в гробовой тишине. Смеяться сильно, до слез.

Из носа потекли сопли, глаза затуманились настолько, что он не видел перед собой микрофона. Крис оттолкнул стойку и направился к ступеням на краю сцены. Он бежал по длинному пролету между кресел, пока не выскочил через двойные двери в пустынный школьный коридор. Он припустил в сторону раздевалок спортзала.

Там никого не было, все находились в зале. Он в мгновение ока переоделся в купальный костюм, оставив одежду на цементном полу, и вышел в двери, ведущие прямо к бассейну. Он подумал, что гладкая голубая поверхность воды напоминает стекло. Представил, как эта гладь разбивается вдребезги и разрезает его, когда он ныряет в глубину.

Он почувствовал острую боль в том месте, где затягивалась на голове рана, – лишь вчера сняли швы. Но вода была такой же знакомой, как любимая женщина: в ее просторных объятиях Крис не слышал ничего, кроме биения собственного сердца и пульсирующего звука, издаваемого насосом обогревателя. Он поплыл под водой, время от времени глядя вверх на места на открытой трибуне и лампы дневного света. Потом медленно, осторожно выдул носом и ртом пузыри, истощив все свои запасы кислорода и чувствуя, что начинает мучительно, сантиметр за сантиметром, тонуть.

– Послушайте… – На этот раз голос звучал уже более неприязненно. – Здесь живет Эмили или нет?

Пальцы Мэлани сжали телефонную трубку так сильно, что костяшки побелели.

– Нет, – ответила она. – Не живет.

– Это номер 654-43-09?

– Да.

– Вы уверены?

Мэлани уперлась головой в холодную дверь буфетной.

– Не звоните больше. Оставьте меня в покое, – велела она.

– Послушайте, – сказали на том конце трубки. – У меня есть кое-что для Эмили. Не могли бы просто передать мои слова, когда увидите ее?

Мэлани подняла голову.

– Что у вас есть? – спросила она.

– Просто передайте ей это, – ответил голос. Трубку повесили.

Доктор Фейнштейн открыл дверь смежного кабинета и нахмурился.

– Крис, – стал увещевать он, – нельзя вот так врываться, понимаешь? Если у тебя проблемы, просто позвони. Я свободен только потому, что еще один мой пациент заболел.

Крис и слушать не стал. Он проскочил мимо психиатра прямо в кабинет.

– Я не собирался этого делать, – прошептал он.

– Прошу прощения?

Крис поднял искаженное болью лицо.

– Я не собирался этого делать.

Доктор Фейнштейн закрыл дверь кабинета и сел напротив Криса.

– Ты расстроен, – сказал он. – Подожди минутку, успокойся. – Он терпеливо ждал, пока Крис сделает несколько глубоких вздохов и сядет в кресле прямо. – А теперь, – удовлетворенно произнес врач, – расскажи, что произошло.

– Сегодня в школе устроили день памяти Эмили. – Крис тыльной стороной ладоней потер глаза: смесь скорби и остатков хлорки вызвала сильную боль. – Полная чушь… все эти цветы и… тому подобное.

– Ты поэтому расстроился?

– Нет, – ответил Крис. – Меня заставили выйти на сцену и… ну, вы понимаете… выступить. Все смотрели на меня так, как будто именно я точно знал, что нужно сказать и сделать. Я был там и хотел сделать то, что сделала Эмили, – значит, должен суметь объяснить, что толкнуло нас на самоубийство. – Он фыркнул. – Как на чертовых сборах анонимных алкоголиков. «Привет, меня зовут Крис, я хотел покончить жизнь самоубийством».

– Вероятно, таким способом они пытались донести до тебя, что ты им небезразличен.

– Ага! – хмыкнул Крис. – Большинство школьников на вечере памяти бросались бумажными шариками.

– Что еще произошло?

Крис склонил голову.

– Меня попросили сказать несколько слов об Эмили, что-то вроде хвалебной речи. Я открыл рот и… – Он посмотрел на Фейнштейна и поднял вверх руки. – И я расхохотался.

– Расхохотался?

– Рассмеялся. Черт возьми, я покатился со смеху!

– Крис, ты пережил невероятный стресс, – успокоил доктор Фейнштейн. – Уверен, когда люди…

– Вы что, не поняли? – вспылил Крис. – Я засмеялся. Была пародия на похороны, и я засмеялся.

Доктор Фейнштейн подался вперед.

– Иногда очень сильные эмоции наслаиваются друг на друга. Ты был…

– Подавлен. Расстроен. Опечален. – Крис принялся мерить шагами кабинет. – Выбирай, что больше нравится. Я расстроен из-за смерти Эмили? Каждую чертову минуту, каждый чертов вздох! Но все считают меня психом, ненормальным, который чуть было не вскрыл себе вены. Каждый думает, что я жду подходящего случая, чтобы снова попытаться покончить с собой. Так думает вся школа – и даже моя мать так думает, даже вы, разве нет? – Крис бросил на врача испепеляющий взгляд и сделал шаг вперед. – Я не собирался себя убивать. Я не склонен к самоубийству. И никогда не хотел свести счеты с жизнью.

– Даже тем вечером?

– Да! – прошептал Крис. – Даже тем вечером.

Доктор Фейнштейн медленно кивнул.

– Почему же в больнице ты признался в обратном?

Крис побледнел.

– Потому что я потерял сознание, а когда очнулся, надо мной стояли копы и держали пистолет. – Он закрыл глаза. – Я испугался, поэтому сказал первое, что пришло на ум.

– Если ты не собирался сводить счеты с жизнью, зачем тогда тебе пистолет?

Крис опустился на пол, ноги его больше не держали.

– Я принес его для Эмили. Потому что она хотела себя убить. И я подумал… – Он опустил голову, а потом со злостью выпалил: – Я подумал, что смогу ее остановить. Я решил, что смогу ее отговорить задолго до «момента истины». – Он поднял горящие глаза на доктора Фейнштейна. – Я устал притворяться, – прошептал он. – Я не собирался себя убивать, я хотел ее спасти.

По его щекам побежали слезы, сорочка спереди становилась мокрой.

– Только вот не спас, – всхлипнул Крис.

Большое жюри, временно заседающее в Высшем окружном суде Графтона, целый день заслушивало помощницу генерального прокурора С. Барретт Делани, которая перечисляла имеющиеся против Кристофера Харта улики в связи с убийством Эмили Голд. Присяжные заслушали судмедэксперта о времени и причинах смерти потерпевшей, о траектории, по которой прошла через ее мозг пуля. Заслушали патрульного из департамента полиции Бейнбриджа, который описал место преступления. Ознакомились с результатами баллистической экспертизы, которые продемонстрировала сержант Анна-Мари Маррон. Выслушали ответ детектива на вопрос помощника генерального прокурора: в скольких процентах совершенных убийств преступник знаком со своей жертвой? В девяноста процентах.

Как и в большинстве слушаний большого жюри присяжных, подсудимый не только отсутствовал, но находился в блаженном неведении о том, что суд вершится в его честь.

В 15.46 С. Барретт Делани получила запечатанный конверт, внутри которого находился документ, обвиняющий Кристофера Харта в убийстве первой степени.

– Здравствуйте. Я могу поговорить с Эмили?

Мэлани замерла.

– Кто это?

На том конце провода заколебались.

– Подруга.

– Ее нет. – Мэлани вцепилась в трубку, конвульсивно сглотнула. – Она умерла.

– Боже! – Похоже, на том конце провода были просто оглушены известием. – Боже!

– Кто это? – повторила Мэлани.

– Донна. Из «Золотой лихорадки» – ювелирного магазина на углу Мейн и Картер. – Женщина откашлялась. – Эмили кое-что у нас купила. Ее заказ готов.

Мэлани схватила ключи от машины.

– Уже еду, – бросила она.

Поездка заняла менее десяти минут. Мэлани припарковалась прямо у входа в ювелирный магазин и вошла внутрь. Из своих коробочек ей подмигнули бриллианты, на синем бархате покоились параболические золотые цепи. Продавщица стояла к Мэлани спиной и что-то искала в кассовом аппарате.

Она обернулась с ослепительной улыбкой, которая тут же потухла, когда она увидела непричесанные волосы Мэлани, отсутствие верхней одежды у посетительницы.

– Я мать Эмили, – представилась Мэлани.

– Да-да. – Донна целых пять секунд таращилась на Мэлани, пока не вышла из ступора. – Примите мои соболезнования, – сказала она, подошла к кассовому аппарату и вытащила длинный узкий футляр. – Это заказывала ваша дочь. И выгравировать надпись, – объяснила она, подняла крышку и показала мужские часы.

«Крису, – прочла Мэлани. – Навсегда. С Любовью, Эм». Она положила часы назад на атласную подушку и достала чек. Внизу была дерзкая приписка для служащих магазина: «Подарок – секрет. Когда будете звонить, просто попросить к телефону Эмили. Ничего не передавать». Мэлани подумала: «Все понятно: любовь-морковь. Но зачем держать в тайне?»

Потом Мэлани увидела цену.

– Пятьсот долларов? – воскликнула она.

– Золото пятьсот восемьдесят пятой пробы, – поспешно заверила продавец.

– Ей было всего семнадцать лет! – заявила Мэлани. – Конечно же, она никому не хотела об этом рассказывать. Если бы мы с отцом узнали, сколько денег она потратила на эти часы, мы бы заставили вернуть их обратно.

Донна замялась, явно испытывая неловкость.

– Часы оплачены полностью, – протянула она, словно идя на уступки. – Возможно, вы захотите вручить подарок человеку, о котором думала ваша дочь?

И тут Мэлани осенило. Это был подарок Крису на день рождения, нечто особенное на восемнадцатилетие. На взгляд Эмили, ради такого события не грех потратить все заработанные за лето деньги.

Мэлани взяла футляр и понесла его в машину. Села и стала смотреть в лобовое стекло – перед глазами все еще стояла невероятно ироничная надпись. «Навсегда».

А еще Мэлани задавалась вопросом: зачем Эмили заказывала Крису на день рождения часы, если – по его словам – они собирались покончить с собой?

Мэлани уже взялась за ручку двери, когда зазвонил телефон. Она ворвалась в дом, в глубине души надеясь, что звонит Донна из ювелирного магазина, чтобы сказать, что это ошибка, это другой Крис, другая Эмили и…

– Да?

– Миссис Голд? Это Барри Делани из генеральной прокуратуры. Мы беседовали с вами на прошлой неделе.

– Да, – сказала Мэлани, роняя часы на стол. – Я помню.

– Я подумала, что вы захотите знать… – продолжала Барри. – Большое жюри сегодня назвало Кристофера Харта виновным в убийстве первой степени.

Мэлани почувствовала, как подкосились ноги, и медленно опустилась на пол.

– Понятно, – протянула она. – А он… а слушание?

– Завтра, – ответила Барри Делани. – В окружном суде Графтона.

Мэлани записала адрес в блокнот, в который заносила списки покупок. Она слышала, что прокурор продолжает говорить, но не могла понять ни слова и мягко опустила трубку на рычаг.

Взгляд ее упал на футляр. Очень осторожно она взяла с атласной подушки часы и провела большим пальцем по циферблату. Сегодня у Криса день рождения. Она знала день его рождения, как день рождения собственной дочери.

Мэлани представила, как Гас с Джеймсом и даже Кейт сидят за широким столом из вишни, их разговоры сплетаются в огромные узлы. Представила, как Крис встает и наклоняется над тортом, свет мерцающих свечей смягчает черты его лица. При других обстоятельствах и Мэлани, и Майкл, и Эмили были бы среди приглашенных.

Мэлани так сильно сжала часы, что они впились ей в ладонь. Она почувствовала, как внутри растет ярость. И сдержать ее нельзя. Гнев миновал сердце, проник сквозь кожу, пустил толстый, как третья рука или нога, росток, на который она осторожно, упрямо и решительно перенесла свой вес.

Все должно быть идеально.

Гас отошла от стола, потом вновь приблизилась, чтобы поправить салфетку. Хрустальные бокалы застыли в ожидании, нарезанная ветчина спиралью извивалась на сервировочном блюде. Тончайший фарфор, который пылился в сундуке за исключением Дня благодарения и Рождества, выстроился при полном параде: соусник и все остальное. Когда Гас выходила из столовой, чтобы позвать семью к столу, она старалась себя убедить, что они отмечают не очередной год жизни человека, который хотел покончить счеты с жизнью.

– Ну же! – крикнула она. – Ужин готов!

Джеймс, Крис и Кейт вышли из гостиной, где смотрели вечерние новости. Кейт, размахивая руками, рассказывала о шаре величиной с «шевроле», который в рамках школьного научного эксперимента наполнили гелием и подняли в воздух.

– Шар, возможно, долетит до Китая, – бурно радовалась она. – Даже до Австралии.

– Он не пролетит даже квартал, – пробормотал Крис.

– Пролетит! – закричала Кейт, потом замолчала и опустила глаза.

Крис перевел взгляд с сестры на родителей и с большей, чем требовалось, силой шлепнулся на стул.

– Ну, – спросила Гас, – разве не красота?

– Посмотри на торт, – вторил Джеймс. – С кокосовой стружкой.

Гас кивнула.

– С клубникой.

– Правда? – спросил Крис, помимо воли поддаваясь искушению. – Ты испекла его для меня?

Гас кивнула.

– Не каждый день человеку исполняется восемнадцать лет, – ответила она. Посмотрела на ветчину и морковь, на сладкий картофельный пирог. – По правде говоря, в честь такого события можем начать с торта.

Глаза Криса заблестели.

– Ты права, мама, – произнес он.

Гас взяла коробку спичек, лежащую у блюда с тортом, и зажгла девятнадцать свечек – одну на счастье. Ей пришлось трижды чиркать спичками, она обожгла себе кончики пальцев, пока зажгла все свечи.

– С днем рождения! – пропела она, а когда никто не подхватил песню, встала, уперла руки в бока и нахмурилась. – Если хотите есть торт, вы должны петь.

На этот раз ее поддержали Джеймс и Кейт. Крис взялся за вилку, готовый схватить первый кусочек.

– Каково оно, когда тебе стукнуло восемнадцать? – спросила Кейт.

– Чувствуешь себя совершенно по-другому. Артрит начинает пошаливать, – пошутил Крис.

– Очень смешно. Я имела в виду, ты, например, чувствуешь себя умнее? Взрослее?

Крис пожал плечами.

– Теперь меня могут призвать в армию, – ответил он. – Вот и вся разница.

Гас открыла было рот, чтобы сказать, что в настоящий момент, слава богу, нет войн, но потом поняла, что это неправда. Война происходит внутри самого человека. Если США никуда не вводили свои войска, это еще не значит, что Крис не воюет.

– М-м… – промычал Джеймс, протягивая руку за вторым куском. – Пусть Крису каждый день исполняется восемнадцать.

– Кушай-кушай, – подбодрила Гас.

Крис втянул голову в плечи и улыбнулся.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказала Гас, бросая салфетку на стол.

Пока она дошла до двери, позвонили во второй раз. Гас распахнула дверь, на крыльце в свете фонаря стояли двое полицейских.

– Добрый вечер, – поздоровался тот, что повыше. – Кристофер Харт дома?

– Дома, – ответила Гас, – но мы только что сели за стол…

Полицейский достал лист бумаги.

– У нас ордер на его арест.

Гас принялась ловить ртом воздух, дышать стало нечем.

– Джеймс… – выдавила из себя она.

Появился ее муж. Он взял из рук полицейского ордер и прочел написанное.

– На каком основании? – отрывисто спросил он.

– Ему предъявлено обвинение в убийстве первой степени, сэр.

Полицейский проследовал мимо Гас в освещенную столовую.

– Джеймс, – попросила она, – сделай же что-нибудь.

Джеймс схватил жену за плечи.

– Позвони Макфи! – приказал он и бросился в столовую. – Крис! – выкрикнул он. – Ничего не говори. Ни слова.

Гас кивнула, но к телефону не поспешила, а направилась за Джеймсом в столовую. Кейт сидела за столом и плакала. Криса сдернули со стула. Один из полицейских надевал ему наручники, второй зачитывал его права. Глаза у сына были огромные, лицо – белым как мел. На верхней губе дрожала кокосовая стружка.

Полицейские взяли Криса под руки и повели из дома. Он слепо, спотыкаясь, шел между ними: брови недоуменно сдвинуты, глаза не в состоянии задержаться ни на одном знакомом домашнем предмете. На пороге столовой, где стояла Гас, полицейские помедлили, ожидая, что она даст им пройти. В этот краткий миг Крис взглянул прямо на мать.

– Мамочка! – прошептал он.

Гас попыталась прикоснуться к сыну, но полицейские двигались слишком быстро. Рука ее ухватила лишь воздух, потом сжалась в кулак – и Гас прижала кулак ко рту. Она слышала, как Джеймс мечется по дому и звонит Макфи. Слышала, как в соседней комнате рыдает Кейт. Но все эти звуки перекрывал голос Криса, ее восемнадцатилетнего сына, который звал «мамочка», – он так не называл ее уже лет десять.

Часть II
Соседская девочка

В конце концов, что есть ложь? Замаскированная правда. Лорд Байрон. Дон Жуан

Нет иного способа уйти от признания, кроме самоубийства, а это и есть признание. Даниэль Вебстер

Настоящее

Конец ноября 1997 года

Криса трясло, пока он сидел на заднем сиденье полицейского автомобиля. Обогреватель был включен на полную, но Крису пришлось сесть вполоборота, чтобы наручники не давили в спину, и как он ни старался взять себя в руки, его все равно продолжало трясти.

– Как ты там сзади? Нормально? – спросил полицейский, сидевший рядом с водителем.

Крис заверил, что все в порядке, однако голос его треснул, словно спелая дыня, когда он произнес лаконичное «да».

Ничего нормального с ним не было. Даже близко. Он еще никогда в жизни не был так напуган.

В машине витал аромат кофе. По радио что-то болтали на диалекте, который Крис не понимал, и на мгновение происходящее обрело истинный смысл: если рушится весь его мир, разве не логично, что он больше не может говорить на родном языке? Он замер на сиденье, опасаясь, что намочит штаны от страха. Это какая-то ошибка. Отец с адвокатом встретят его возле полицейского участка, и Джордан Макфи, подобно Перри Мейсону, выступит с убедительной речью, и окружающие поймут: произошла ошибка. Завтра он проснется и посмеется над этой ситуацией.

Машина резко свернула налево, и Крис увидел, как в окне блеснули огни. Он полностью потерял ощущение времени и пространства, но догадался, что они подъехали к полицейскому участку.

– Идем! – велел тот полицейский, что повыше, открывая заднюю дверцу автомобиля. Крис подполз к краю сиденья, опираясь на скованные за спиной руки, чтобы не упасть. Опустив одну ногу на тротуар, он попытался выбраться из патрульной машины, но упал лицом прямо на асфальт.

Полицейский, ухватившись за наручники, рывком поставил его на ноги и не церемонясь поволок в участок. Криса втолкнули в заднюю дверь, которую он раньше не заметил. Полицейский запер свое табельное оружие в ящик и связался с кем-то по внутренней связи. Потом послышалось жужжание, и двери открылись. Крис оказался у стойки дежурного, где за письменным столом сидел заспанный сержант. Крису разрешили сесть и стали задавать вопросы: имя, возраст, адрес. Он отвечал как можно учтивее, пытаясь хорошим поведением заслужить их благосклонность.

Потом патрульный, который доставил Криса в участок, поставил его у стены и всучил карточку с номером и датой, как в кино. Он поворачивался налево, направо, пока делали снимки.

По их приказу Крис вытащил все из карманов и протянул руки, чтобы у него взяли отпечатки пальцев, двадцать один отпечаток – в картотеку местной полиции, полиции штата и ФБР. Потом полицейский вытер ему руки влажной салфеткой, забрал его обувь, ремень и по внутренней связи велел открыть третью камеру.

– Шериф уже едет, – сообщил он Крису.

– Шериф? – удивился Крис, и его снова пробрала дрожь. – Зачем?

– Ты не можешь остаться на ночь в участке, – объяснил полицейский. – Он отвезет тебя в окружную тюрьму в Графтон.

– В тюрьму? – прошептал Крис.

Его отправят в тюрьму? Вот так, за здорово живешь?

Он остановился, преградив дорогу идущему следом полицейскому.

– Я никуда не пойду! – заявил Крис. – Сюда едет мой адвокат.

Полицейский рассмеялся.

– Серьезно? – И подтолкнул его вперед.

Камера оказалась размером полтора на два метра и находилась в полуподвальном помещении. Честно признаться, Крис уже бывал здесь ранее: когда он был в лагере скаутов, их возили на экскурсию в полицейский участок Бейнбриджа. В камере имелась раковина из нержавейки, унитаз и койка. Дверь из стальных прутьев, система видеонаблюдения.

Полицейский заглянул под матрас – искал клопов, оружие? – потом расстегнул наручники и втолкнул Криса внутрь.

– Есть-пить хочешь? – спросил он.

Обескураженный тем, что полицейский заботится о таких земных благах, Крис удивленно уставился на него. Есть он не хотел, от происходящего тошнота подступала к горлу. Он отрицательно покачал головой, пытаясь не обращать внимание на лязг запираемых камерных засовов, подождал, пока полицейский отойдет от камеры, встал и справил малую нужду. Ему хотелось признаться полицейским, которые его арестовали, тем, кто бросил его в эту камеру, что он, Крис, не убивал Эмили Голд. Но отец велел ему хранить молчание, и это отцовское предупреждение оказалось даже сильнее липкого страха, сковавшего Криса.

Он вспомнил о праздничном торте, который испекла мама, о свечках, которые оплавятся до глазировки на нетронутом куске, оставшемся на его тарелке. Куске торта с клубничной начинкой, такой же алой, как кровь.

Он провел рукой по шершавым шлакобетонным стенам камеры и стал ждать.

Джордан Макфи больше всего любил исследовать женское тело.

Он быстро и энергично действовал под одеялом, оценивая губами и руками полученную информацию, словно готовясь нанести ее на карту.

– О да, – шептала она, зарываясь руками в его густые черные волосы. – О боже!

Она кричала все громче и громче. Неприлично громко. Он погладил ее рукой по животу.

– Тс-с, – пробормотал он ей в бедро. – Забыла?

– Как, – произнесла она, – я… могла… забыть!

Она обхватила его голову и прижала к своему телу в то самое мгновение, как он приподнялся, чтобы зажать ей рот рукой. Думая, что это такая игра, она его укусила.

– Черт! – выругался он, скатываясь с нее.

Джордан бросил взгляд на женщину, сердитый и затуманенный. Он покачал головой, даже желание пропало. Обычно он лучше разбирался в женщинах. Он потер укушенную ладонь, решив, что никогда больше не будет встречаться с подругами своей помощницы, а если и будет, то уж точно не станет напиваться за ужином и приглашать их домой.

– Послушай, – сказал он, стараясь мило улыбаться. – Я же объяснил тебе, почему…

Женщина – ее звали Сандра – легла на него сверху, прильнув к его губам. Потом отстранилась и провела пальцем по нижней губе.

– Мне нравятся мужчины, которые вкусом похожи на меня, – сказала она.

Джордан почувствовал, как его снова охватывает желание. Возможно, вечер еще не окончен.

Зазвонил телефон, и Сандра сбила его с ночного столика. Джордан выругался и потянулся к трубке, а она обхватила его запястье.

– Пусть лежит, – прошептала она.

– Нельзя, – ответил Джордан, откатываясь от любовницы и нащупывая телефон на полу. – Макфи! – выдохнул он в трубку.

Мгновение он молча слушал, потом подобрался, руки инстинктивно потянулись за ручкой и блокнотом, лежащими на ночном столике, чтобы записать полученную информацию.

– Не волнуйтесь, – успокоил он. – Мы позаботимся об этом. Да. Встретимся на месте.

Он положил трубку, поднялся грациозно, словно лев, и спокойно натянул штаны, которые сбросил у двери в ванную комнату.

– Прости, – извинился он, застегивая «молнию», – но мне нужно уйти.

Сандра застыла с открытым ртом.

– Вот так? Взять и уйти?

Джордан пожал плечами.

– Такая работа, но кто-то должен ее делать, – ответил он. Потом взглянул на лежащую в постели женщину. – Ты… меня не жди.

– А если я хочу? – спросила Сандра.

Джордан повернулся к ней спиной.

– Я вернусь нескоро, – сказал он. Засунул руки в карманы, послал любовнице прощальный взгляд. – Я позвоню.

– Не позвонишь, – с готовностью возразила Сандра. Поднялась нагая с постели и исчезла в ванной, заперев за собой дверь.

Джордан покачал головой и тихо вышел в кухню. Стал искать, на чем бы написать записку. Внезапно вспыхнул свет, и Джордан оказался лицом к лицу с тринадцатилетним сыном.

– Почему ты не спишь?

Томас пожал плечами.

– Прислушиваюсь к тому, чего слышать не должен, – ответил он.

Джордан бросил на него сердитый взгляд.

– Быстро спать. Завтра в школу.

– Еще только половина девятого, – возразил Томас.

Брови Джордана поползли вверх. Неужели? Сколько же он выпил за ужином?

– Что? – усмехнулся Томас. – Решил подышать свежим воздухом?

Джордан ухмыльнулся.

– Мне больше нравилось, когда ты был маленьким.

– Тогда я частенько описывал стены в туалете. Думаю, мой теперешний возраст намного лучше.

Джордан не был в этом так уверен. Он растил сына один, с тех пор как Томасу исполнилось четыре года и Дебора решила, что роль матери и жены свихнувшегося на работе адвоката не для нее. Она вошла в кабинет мужа с их сыном, документами о разводе и билетом в Неаполь в один конец. Последнее, что слышал о ней Джордан, – она жила с каким-то художником вдвое старше ее на левом берегу Парижа.

Томас наблюдал, как отец жадно пьет холодный, сваренный еще утром кофе.

– Это просто неприлично, – заявил Томас, – возможно, не настолько вульгарно, как привести домой…

– Довольно, – оборвал Джордан. – Мне не следовало так поступать. Доволен? Ты прав, я – нет.

Томас сиял, как новая монета.

– Да? Мы можем запечатлеть этот исторический момент на видео?

Джордан поставил кофейник и затянул на шее галстук.

– Звонил клиент. Я должен идти. – Он схватил куртку, которая так и висела на спинке кресла, повернулся к сыну спиной. – Не звони мне на пейджер. Он, кажется, разрядился. Если буду нужен, обращайся на работу, я проверю голосовую почту.

– Мне ты нужен не будешь, – заверил Томас. Он кивнул в сторону отцовской спальни. – Может, мне стоит пойти поздороваться?

– А может, тебе стоит отправиться в свою комнату? – улыбнулся Джордан сыну и выскочил в дверь, чувствуя на своих плечах сыновье восхищение.

Гас перегнулась на заднее сиденье машины, чтобы застегнуть куртку Кейт под самое горло.

– Согрелась? – спросила она.

Кейт кивнула, все еще находясь в ступоре от одной мысли, что ее брата забрала полиция. Она подождет в машине, пока родители с адвокатом уладят это недоразумение, – не самое лучшее, но единственно приемлемое решение. В двенадцать лет Кейт была все еще недостаточно взрослой, чтобы оставаться ночью дома одной, а кому прикажете Гас звонить? Ее родители живут во Флориде, с родителями Джеймса случится сердечный приступ, чуть только они узнают о скандале. Мэлани – единственная близкая подруга, которой могла бы позвонить Гас и попросить посидеть с ребенком, – считает, что Крис убил ее дочь.

Но так же сильно, как Гас хотела оградить свою дочь от всего этого кошмара, некий внутренний голос настойчиво убеждал ее держать Кейт как можно ближе. «У тебя осталась одна дочь, – шептал голос. – Не своди с нее глаз».

Гас протянула руку и погладила волосы Кейт.

– Мы скоро вернемся, – заверила она. – Заблокируй двери, когда я выйду.

– Знаю, – ответила Кейт.

– И веди себя хорошо.

«Не так, как Крис». Эта мысль прыгала между Гас и Кейт – мерзкая, предательская мыслишка. Мать поскорее вышла из машины, чтобы ни одна из них не успела озвучить эту мысль и даже признаться, что она могла прийти им в голову.

Гас и Джеймс Харт топтались в маленьком круге света, который отбрасывал фонарь, стоящий у полицейского участка, как будто переступить порог без рыцаря-юриста в арьергарде – дело неслыханное и, несомненно, рискованное. Джордан поднял руку в знак приветствия, когда переходил улицу. На ум пришла старая пословица о том, что люди, давно живущие вместе, становятся похожи друг на друга. Черты лица у супругов Харт были разные, но общие душевные переживания в тот момент сделали их похожими, как близнецов.

– Джеймс… – приветствовал Джордан, пожимая доктору руку. – Гас… – Он бросил взгляд на вход в участок. – Вы уже были внутри?

– Нет, – ответила Гас. – Ждали вас.

Джордан по телефону хотел сказать им, чтобы ждали в вестибюле, но потом передумал. Предстоящий разговор лучше вести тет-а-тет, а как бывший прокурор он знал, что у стен полицейского участка тоже есть уши. Он чуть плотнее запахнул куртку и попросил Хартов рассказать, что произошло.

Гас сообщила об аресте во время ужина. Пока жена излагала события, Джеймс стоял в стороне, как будто пришел полюбоваться архитектурой, а не защитить своего сына. Джордан слушал Гас, не сводя задумчивого взгляда с ее мужа.

– Значит, – подытожила Гас, потирая руки, чтобы согреться, – вы можете переговорить с полицией и его отпустят, так?

– Честно признаться, нет. Крис останется на ночь, пока ему не будет предъявлено обвинение, что, скорее всего, произойдет завтра утром в окружном суде Графтона.

– Он же не будет ночевать здесь, в камере?

– Нет, – ответил Джордан. – Полиция Бейнбриджа не имеет подходящих условий для содержания заключенных. Его переведут на ночь в окружную тюрьму Графтона.

Джеймс отвернулся.

– Что же нам делать? – прошептала Гас.

– Ничего, – ответил Джордан. – От нас сейчас мало что зависит. Я пойду поговорю с Крисом. Утром я буду здесь, когда ему предъявят обвинение.

– И что?

– По сути, генеральный прокурор предъявит Крису обвинение. Мы признáем или не признáем себя виновными. Я попытаюсь добиться того, чтобы Криса выпустили под залог, но это будет непросто, учитывая серьезность выдвигаемых против него обвинений.

– Вы намекаете на то, – ответила Гас срывающимся от гнева голосом, – что мой сын, который ничего плохого не совершал, должен провести в тюрьме целую ночь, и может быть, не одну, а вы никак не можете это предотвратить?

– Возможно, ваш сын ничего плохого и не совершал, – мягко возразил Джордан, – но полиция не верит в его версию о двойном самоубийстве.

Джеймс откашлялся, нарушив молчание.

– А вы? – спросил он.

Джордан взглянул на родителей Криса – мать вот-вот лишится чувств прямо на тротуаре, отец явно сбит с толку и чувствует себя неловко – и решил сказать им правду.

– Звучит… убедительно, – ответил он.

Как Джордан и ожидал, Джеймс отвернулся, а Гас впала в ярость.

– В таком случае, – обиженно бросила она, – если у вас не лежит к этому сердце, мы наймем другого адвоката.

– Моя работа не в том, чтобы верить вашему сыну, – возразил Джордан. – Мое дело – вытащить его из тюрьмы. – Он посмотрел Гас прямо в глаза. – И я могу это сделать.

Она долго пристально разглядывала адвоката, достаточно долго, чтобы Джордан почувствовал, как она напряженно размышляет, отделяя зерна от плевел.

– Я хочу увидеть Криса. Сейчас же, – выпалила она.

– Нельзя. Только в часы приема передач – до этого еще несколько часов. Я передам ему все, что хотите.

Джордан придержал для Гас дверь в участок, запах возмущения следовал за ней по пятам. Адвокат уже и сам хотел войти, но его остановил Джеймс Харт.

– Я могу задать вам вопрос?

Джордан кивнул.

– По секрету?