Текст книги "Мое сердце между строк (ЛП)"
Автор книги: Джоди Линн Пиколт
Соавторы: Саманта Ван Лир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Это, наверное, просто совпадение, – запинаюсь я. – Может она просто интересуется скалолазанием?
– Она?, – спрашивает Раскуллио и наморщив лоб делает шаг вперед.– Откуда ты знаешь, что это Она?
Я тяжело глотаю. – Я сказал "она"? Это было просто предположение, – объясняю я, пожав плечами.
– В конце концов, нашу книгу читают в основном маленькие девочки.
– Именно к этому я и веду, – объясняет Фрамп.
– Поэтому я думаю, мы должны предпринять какие-то действия. Когда книга откроется в следующий раз, мы покажемся читателю на глаза.
– Ну, тогда удачи с этим, – бормочу я.
– Что это значит, Оливер?
Я откашливаюсь. – У меня просто першит в горле.
– Итак, как сказано, морские нимфы, становитесь страшными! Детям должны сниться кошмарные сны! А, тролли, кидайте Оливера на землю, когда он будет пересекать мост. И Раскуллио, если ты подвесишь Оливера в двадцати метрах над землей...
– Эй, подожди-ка! – перебиваю я его. – Почему меня?
– У тебя, кажется, все просто великолепно, – жалуется Серафима. – В то время как я не произнесла ни единого слова уже несколько дней...
– Серебристая полоса на горизонте, – тихо говорю я.
– Вы совершенно правы, – соглашается усердно Фрамп, но это скорее похоже на лай. – Кто– то как вы, принцесса, с таким прекрасным голосом, должны говорить так часто...
Но он мог бы сэкономить на лести. Серафима обращается с Фрампом как с воздухом, и просто садится рядом со мной на песок. Затем, перебирая пальцами, поднимается по моей руке так, что сне становится щекотно.
– Олли, – мурлыкает она. – Мне правда не хватает тебя. Что если мы пойдем на страницу шестьдесят и еще раз прорепетируем наш поцелуй.
– Эм, я обещал Морин помочь на кухне, – отвечаю я.
Она вздыхает. – Как хочешь, – а затем смотрит на Фрампа. – Так мы закончили? Я должна немного вздремнуть. Мне нужен сон для красоты.
– Если вы позволите мне заметить, миледи, ничто не может сделать вас еще прекраснее, чем вы сейчас, – возражает Фрамп.
Кери, морская нимфа, закатывает глаза.
– Боже мой, Фрамп, меня уже тошнит, – одна из больших ироний в книге заключается в том, что морские нимфы в настоящей жизни не заинтересованы в мужчинах.
– Хорошо! – лает Фрамп. – Мы все знаем, что нужно делать, чтобы привлечь читателя. Я рекомендую вам усерднее упражняться в свободное время, чтобы мы появились в самой лучшей форме, когда история начнется в следующий раз.
Проворно он спрыгивает с деревянного пня, пока толпа растекается. – О, принцесса? Принцесса Серафима? Если вам нужен кто-нибудь, чтобы сыграть роль Оливера на шестидесятой странице, это доставило мне огромное удовольствие...
Она разворачивается и направляет палец на него.
– Полегче! Бравый парень.
С поджатым хвостом Фрамп передвигается рысью по морскому берегу. Когда я хочу последовать за ним, чтобы развеселить его, или хотя бы привести к тому,
чтобы попытаться выбить из его головы смешную влюбленность в женщину с умственными способностями кирпича, капитан Краббе хлопает меня по плечу.
– Аллоха, Олливер. Я правильно расслышал, что Морин снова пошла на кухню?
Могу я надеяться на ананасовый пирог?
Я с удовольствием порезал бы его на кусочки.
Он вытаскивает шпагу из ножен. Стальное лезвие блестит, но его улыбка сияет ярче. Наверное, так как он каждый день использует шелковую нить.
Шелковую нить для ежедневного использования.
Крепкие брекеты для дракона.
Пират, который подрабатывает как челюстной
ортопед.
Я бросаю взгляд, на капитана Краббе и мне становится ясно, что этот человек, возможно, смог бы понять, почему я непременно хочу выбраться из этой сказки. – Капитан говорю я. – Как насчет небольшой прогулки?
– Выбраться из сказки? – спрашивает капитан Краббе и внезапно останавливается. Феи, которые сопровождали нас, роятся вокруг лица как комары. – Я никогда не смог бы!
– Но только представьте себе, где-то в другом мире, у ас, вероятно, была бы собственная практика для челюстно-лицевой хирургии. Вы могли бы весь день заниматься установкой брекетов и никогда не должны были бы прерывать вашу работу, чтобы атаковать или стрелять из пушки! – я одариваю его, своей самой широкой улыбкой, преисполненную больших надежд улыбку.
Одно мгновение, кажется, он обдумывает эту возможность. Затем говорит:
– А ты знаешь, твой левый клык выглядит немного косым. Это можно было бы устранить...
Я вздыхаю разочаровано. – А если бы я сказал вам, что я установил... контакт с внешним миром?
Глинт складывает свои крохотные ручки.
– Звучит так, как будто кто-то наконец-то может насладиться своей мечтой...
Я отмахиваюсь от нее. – Кто вообще спрашивал тебя о твоем мнении?
– Не обращай на него внимание, – шепчет Спаркс. – Он сегодня, очевидно, встал с утра с левой королевской ноги.
Я сжимаю кулаки. – НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ ВСЕ МЕНЯ СЕЙЧАС ПРОСТО В ПОКОЕ
ОСТАВИТЬ?
– Я нет, щебечет Эмбер.
– И вправду нет!– поддерживает Глинт.
Спаркс вытягивает подбородок. – Пойдемте, дамы. Мы замечаем, когда нам не рады.
Они исчезают в чаще волшебного леса, следом за капитаном Краббе.
– Вы нет, – кричу я. – Вы можете остаться.
– Слушаюсь! – Он снова подходит ко мне. – Послушай парень, даже если то, что ты сказал, было бы возможным... Я здесь не несчастлив.
– Но как такое возможно? Вы снова и снова делаете то же самое, как будто ваша собственная воля, ваши собственные мысли вообще не в счет.
Он пожимает плечами. – Может я делаю всегда одно и тоже Оливер, но я делаю это с удовольствием. Я могу быть одновременно и актером и челюстно-лицевым хирургом. Капитан Краббе смотрит мне в лицо. – Почему ты концентрируешься на том чего у тебя нет, а не на том, что у тебя есть?
– Огромная куча неудовлетворенности и разочарования? – соплю я.
– Я думал скорее о удивительно красивой девушке в твоих руках, каждый раз, когда читают историю. Верная соратница, которая ради тебя была бы готова на все. Капитан Краббе медлит. – Кроме того, у нее абсолютно здоровые десны.
– Но...
– Мне очень жаль, парень. Но иногда дорога к счастью гораздо проще, чем кажется, – улыбается пират. – Поэтому никогда не разочаровывайся, – весело кивая, он шагает по лесной дороге прочь. – Должно быть, пошел назад к кораблю. Между тем Велли и Скаттл, наверное, зажгли камбуз.
Прислонившись к стволу старого, потрепанного дуба, я смотрю ему в след. Мог ли капитан быть правым? Если бы я вообще никогда не говорил с Делайлой, понял бы я вообще, что мне чего-то не хватает?
Точно. Я сяду на сорок третьей странице и буду ждать, пока она не вернется ко мне, и тогда я скажу ей, что она права, что это просто невозможно. Что я не смогу ускользнуть со страниц этой книги. Я скажу ей, что...
– Рооомм! – я падаю на землю, и некоторое время вижу только лишь звездочки. Затем думаю, что феи отстали, но тогда слышу четкий, отчетливый и резкий голос позади меня.
– Я не могу ждать весь день...
Я хмурю лоб. Эту строчку говорит Раскуллио на сорок пятой странице, на том месте, где я взбираюсь по скале и влезаю на башню, в которой заточена Серафима. Когда я слышу фразу, я прыгаю с кинжалом наготове.
Только это не сорок пятая страница.
Я перекатываюсь на живот и, подняв взгляд, вижу Раскуллио, который размахивает рыболовной сетью пиратов, которая завязана на конце в петлю. Ярко-оранжевая с черными пятнами бабочка порхает почти вокруг него.
– А теперь? – рычит он.
Еще одна строчка. Со страницы пятьдесят восемь, где он держит меч у моего горла.
Я поднимаюсь на ноги и стряхиваю грязь с коленей. – Что ты там делаешь, ради всего святого?
Озадачено он смотрит на меня, а бабочка исчезает в заколдованном лесу. – Я как раз планировал, убить двух зайцев одним выстрелом: разучу текст, как предложил Фрамп, и наконец, поймаю эту углокрыльницу для коллекции.
– Выздоравливай.
– Ты– кретин. Это вид бабочки, – объясняет Раскуллио. – Она улетела, благодаря твоему вмешательству.
Мне бросается в глаза, что капитан Краббе и я бежали вперед, не разбирая дороги и теперь я нахожусь недалеко от убежища Раскуллио: маленькой, темной хижины, которая построена непосредственно в стене пещеры и освещена сотней сальных свечей.
Я думаю о том, что королева Морин рассказала мне, о множестве любовных историй на его книжных полках. – Ты знаешь, мне кажется, я еще никогда не видела всю твою коллекцию. Я имею в виду бабочек.
Лицо Раскуллио освещается. – Оливер! Не скрытый ли ты энтомолог?
– Я? – говорю я. – Да! Как будто! – я совершенно не понимаю, что такое энтомолог, и надеюсь, что не сказал только что Раскуллио о том, что люблю принимать ванну с чесноком или носить женскую одежду.
– Ну, тогда пошли со мной! Никто не знает, сколько осталось времени до того, как книгу снова откроют, – Раскуллио перекидывает сеть через плечо и быстрым шагом направляется в сторону леса.
Я бегу следом за ним. – Ты не знаешь случайно, сколько видов бабочек существует?
– Ну конечно, – отвечает он. Здесь существует пятьсот шестьдесят один. Дома у меня есть книга, в которой описан каждый вид.
– Пф, – я делаю вид, как будто мне сначала нужно переварить информацию. – И сколько различных видов бабочек ты уже поймал?
Мне кажется, или он краснеет?
– На сегодняшний момент сорок восемь. Однако, мне приходится ограничиться шестьюдесятью страницами этой книги.
Между тем мы подошли к гнилой двери его хижины. – А если бы я тебе сказал, что ты смог бы поймать все остальные пятьсот тринадцать видов?
Раскуллио останавливается, задержав руку на дверной ручке.
– Ты знаешь, выходить на прогулку с людьми не такой уж тонкий вид.
– Я и не делаю этого, Раскуллио, я мог бы поклясться.
Я следую за ним в его пещеру. Конечно, я бывал здесь бесчисленное количество раз, но я все еще ее немного жутким. Стены на ощупь кажутся сырыми, и от земли покрытой мхом поднимается пар.
В углу стоит загруженный письменный стол, который сделан из звериных костей и проеденной червями древесиной. Единственный естественный свет проникает через выдолбленную в стене скалы дырку и падает на мольберт, на котором натянут большой холст, наполовину готовый портрет королевы Морин, когда она была еще молодой девушкой, в которую, по истории, влюбляется несчастный Раскуллио, прежде чем он превращается в злодея.
В небольшом помещении находится еще полдюжины очередных ее картин, и к тому же несколько с изображением огнедышащих драконов.
– Следующее, – говорю я и заканчиваю на этом наблюдение. – Я думаю, что должен существовать своего рода портал. Путь, чтобы перейти из сказки в реальный мир. И в реальном мире, Раскуллио, ты мог бы каждый день проводить за охотой на бабочек, как это возможно только в самых заветных мечтах.
– Почему я должен это делать? – говорит он. – Тоже самое я мог бы и здесь делать.
– Но ты сказал, есть только пятьсот шестьдесят один вид...
– До сих пор, – возражает Раскуллио. Он теснит меня в сторону и хватает своей костлявой рукой картину за моей спиной, которую я не замечал до сих пор. Хатем берет наполовину готовый портрет Морин, и заменяет его новой картиной.
Это превосходная копия помещения, в котором мы стоит. На ней стоит мольберт.
И на мольберте стоит превосходная копия этого помещения. И так далее и так далее. Пристальный взгляд на картину вызывает головокружение, такое чувство, будто окно, открылось перед моими глазами.
– Вау, – говорю я пораженно. – Вероятно, тебе стоит повесить свою карьеру злодея на гвоздь и вместо этого стать художником.
– Посмотри сюда и научись кое-чему, мой друг, – говорит Раскуллио. Он берет свою палитру и погружает кисть в малиновый цвет.
Затем рисует тщательными, тонкими чертами великолепную бабочку на холсте, которая непосредственно парит над письменным столом. С несколькими желтыми и черными точками, затем делает последнюю штриховку, затем отступает, чтобы рассмотреть произведение.
– Вуаля, – говорит он, и я становлюсь свидетелем, как бабочка постепенно исчезает с полотна.
И как она снова появляется на расстоянии десяти сантиметров от моего носа, прежде чем она вылетает через дырку в стене скалы.
– Так создаются пятьсот шестьдесят два вида, – замечает Раскуллио.
В предисловии сказки мы узнаем, как Раскуллио сделал так, чтобы дракон погрузил королевство в страх и ужас и убивает короля Мориса.
Вместо того, чтобы отправиться на охоту на дракона, где эти животные живут согласно сказаниям, он сотворил одного из них с помощью магического холста. Все, что он на нем рисует, выбирается оттуда, становясь живым, как ты и я.
Я не могу понять, как мог забыть об этом?
– Подожди-ка, – говорю я ошарашено. – Ты можешь сотворить все что захочешь, всего лишь нарисовав это, даже если никто не читает книгу?
Вместо ответа он берет другую кисть и рисует дымящийся бокал на письменном столе картины. И в тот же момент он появляется в его руке.
– Чаю? – предлагает он мне.
– Раскуллио, это великолепно. Это даже больше чем великолепно. В самом деле, ты можешь все, что захочешь, принести в историю?
– Выглядит так, – соглашается он. – Я не знаю, почему это работает, если книгу не читают в это время. Или почему я могу оживить что-то еще кроме Пиро на своих рисунках. Но я должен согласиться, что это довольно практично.
– Ты рисуешь еще что-то кроме бабочек?
Раскуллио смотрит в пол. – Последнюю неделю мне очень хотелось шоколадный пудинг с ягодами, так что я нарисовал полную миску, и ел до тех пор, пока я почти не лопнул.
– Если ты можешь что-то принести в сказку, – говорю я медленно, пока я размышляю, – это значит, что ты можешь и вытащить отсюда?
Он открывает рот и собирается ответить, но лихорадочный голос Фрампа перебивает его, который звучит как из громкоговорителя.
– Все по местам! Книга открывается!
Мы видим слабый свет на краю, люди! И не забудьте: будьте готовы выступить оскороносно!
И тогда внезапно меня тянет обратно, и я лечу кувырком, до тех пор пока я не приземляюсь как кошка на странице сорок три, где я цепляюсь за отвесную скалу.
Глава 9
Делайла
Во время тренировки по плаванию я как всегда оказываюсь последней, кто выходит из раздевалки. Меня ожидает час пытки, поэтому я особо не тороплюсь.
Все равно, какой сталь плавания, из двадцати пяти пловчих я всегда финишировала двадцать пятой. Тренер вздрагивает каждый раз, когда зовет меня приготовиться к старту.
Но сегодня у меня совершенно другое чувство.
Возможно, это из-за разговора с Оливером, во всяком случае, я думаю, что сегодня, возможно, не буду последней во время наших псевдо-соревнованиях.
И все-таки кажется ли это достаточно убедительным, что я могу совершить невозможное, ну, а почему я не должна верить в это?
– Девочки, по местам! – кричит тренер, и плыву к крайней правой дорожке и цепляюсь за край бассейна, чтобы приготовиться для плавания на спине.
Пока надеваю плавательные очки и проверяю местонахождение шапочки, я бросаю взгляд на ряд моих коллег из команды. Мое место рядом с Холли Бишоп, которая заняла третье место в плавании на спине в региональных соревнованиях. Жестко.
На следующих дорожках находятся несколько новичков, и с самого краю Элли МакЭндрю, черлидер, которая, как мне кажется, посещает тренировку по плаванию, чтобы показаться в купальнике и пофлиртовать с парнями из юношеской команды.
Звучит электронный сигнал, я ныряю, отталкиваюсь от стены и извиваюсь под водой, преодолевая первые метры.
С самого начала я чувствую себя по другому, как будто я была морским животным, морской нимфой, как в книге Оливера, с настолько мощным хвостом, что я могла бы обогнать лодку, не говоря уже о Холли Бишоп. Я выныриваю на поверхность, смотря на люминесцентные лампы плавательного зала, и скольжу как слепая по волнам.
Я – машина. Я непобедима.
Когда я снова выныриваю после разворота, то слышу,
как мои конкуренты выкрикивают проклятия , и тренер выкрикивает мое имя. Итак, я смогла оторваться, все растеряны, что у Делайлы Макфи наконец наступил большой день.
Теперь я в любой момент могу почувствовать целевой удар, от которого остановится мое время, и объявят мою победу. Вода подо мной кружится, и мои руки упираются во что– то жесткое за моей спиной...
– Аааууу!
Когда я разворачиваюсь, разбрызгивая брызги и срываю очки с лица, я вижу Олли МакЭндрю, которая держится за нос. Кровь потоком бежит в бассейн. – Ты жульничаешь? – кричит она.
Я пристально смотрю на нее в ужасе, затем смотрю на девушек, которые вытаскивают Олли из воды. – Всем вылезти из воды, – шумит тренер. – Загрязнено телесной жидкостью.
– Ээ... Мне очень жаль, – заикаюсь я и задаюсь вопросом, что Олли МакЭндрю делала на моей дорожке. Но тогда осматриваюсь.
Как-то я умудрилась пересечь пять дорожек до совсем левой к Олии. И моим убийственным ударом со спины я, наверное, сломала ей нос.
– Как прошла тренировка? – спрашивает мама, когда я влезаю на пасажирское сидение.
– Я заканчиваю с плаванием, высшей школой, с жизнью, в общем.
– Что случилось?
– Я не хотела, бы говорить об этом, – мой мобильный пискнул. Джулс прислала сообщение, но у меня нет желания сообщать ей о моей новой катастрофе. Она узнает об этом так или иначе в понедельник в школе, где меня будут задевать хуже, чем прежде.
Моя мама смотрит на меня со стороны. – Ну да, что бы это ни было, определенно двойной шоколадный молочный коктейль из ресторана Ридгели сможет немного сгладить ситуацию. Давай поедим там.
Я знаю, что это значит очень много для моей мамы. Мы не часто едим не дома. Мы не можем позволить себе это. – Спасибо, – бормочу я. – Но мне больше хочется домой.
– Делайла, – говорит мама, нахмурив лоб.
– С тобой правда все в порядке?
– Все отлично, мама. У меня просто... целая куча домашнего задания.
На оставшемся обратном пути я успешно избегаю любой беседы. Когда мы останавливаемся на въезде, я сразу несусь в дом и поднимаюсь в свою комнату. Книга все еще лежит на кровати, где я ее положила.
Я открываю ее на сорок третьей странице, где она открывается практически самостоятельно, корешок книги, наверное, уже переломился на ней, и нахожу Оливера у подножия скалы. Он одаривает меня сияющей улыбкой. – Тренировка по плаванию была прекрасной?
До конца урока плавания я взяла себя в руки. И в раздевалке, где все шушукались и ядовито сверкали глазами, и во время десятиминутной поездки домой.
Но сейчас, перед Оливером, я теряю самообладание и начинаю плакать. При этом слезы капают на страницу. Одна слезинка приземляется Оливеру на голову и разрывается как водяная бомба. Он промокает насквозь.
– Извини, – соплю я.– У меня был ужасный вечер.
– Может, я могу тебя ободрить? – говорит Оливер. "Уже то, что ты здесь подбадривает меня," – думаю я и понимаю, что после истории с носом Элли Макэндрюс, Оливер был единственным человеком, которого я хотела видеть.
Разве только Оливер, в сущности, не человек.
Я вытираю глаза. – Я чуть не утопила самую популярную девушку в школе, ту самую, которой я раздробила коленную чашечку в прошлом году. Когда я в понедельник утром приду в школу, меня все будут ненавидеть.
– Я не буду тебя ненавидеть, – утешает меня Оливер.
Я робко улыбаюсь. – Спасибо. Но, к сожалению, ты не ходишь в мою школу.
– Но я мог бы, может даже раньше, чем ты думаешь...
У меня округляются глаза, когда я начинаю понимать, о чем он говорит. – Ты нашел другой путь наружу? Мне больше нравится говорить о проблемах Оливера, чем о моих собственных.
– По крайней мере, я нашел своего рода портал. Я был у Раскуллио. Он одаренный художник!
– Художник? Я думала он злодей!
– Нет, – говорит Оливер. – Разве ты забыла? Я же рассказывал тебе, что это только его роль в сказке. В любом случае он кое– что открыл. Если он нарисует предмет на специальном экране, на котором изображена его пещера...
тогда этот предмет по мановению волшебства становится реальным.
– Таким образом, он создал Пиро, дракона.
– Именно. Но, видимо, это работает даже, если историю никто не читает.
Я трясу головой. – Но чем это может быть нам полезно?
Раскуллио не живет же здесь. Он не может просто нарисовать тебя в этом мире.
– Верно, но я думаю, он смог бы закрасить меня в этом мире.
Я думаю некоторое мгновение об этом. – Это не сработает. Ты просто появишься где-нибудь еще в этой истории. Как клон.
– Пшеничная лепешка?
– Нет, кл... ах, не важно, – взволновано я встаю с кровати и бегаю по комнате взад и вперед.
– Если бы была возможность создать картину моего мира в пещере Паскуллио, тогда, вероятно, пошло бы...
– Я подумала, что для тебя это будет хоть каким-то утешением...
Я оборачиваюсь на звук голоса, моя мама стоит в дверном проеме. Она принесла мне стакан молока и тост с сыром. Мама осматривает комнату.
– С кем ты собственного говорила, Делайла?
– C моим... с одним другом.
Моя мама снова осматривается вокруг. – Но здесь, же никого ...
– Я говорю с Оливером по телефону, – говорю я быстро. – О свободном речевом учреждении. Правильно, Оливер, или? – конечно он не ответил, и я почувствовала, что становлюсь красной. – Связь довольно плохая.
Моя мама поднимает бровь. – Юноша? – говорит она одними губами.
Я киваю.
Она поднимает пальцы и уходит, оставив поднос.
– Это было близко, – говорю я и вздыхаю.
Он ухмыляется. – Что на ужин?
– Могли бы мы оставаться серьезными? – прошу я его. – Я думаю, что ты брал уроки рисования?
Оливер улыбается. – Это же только для принцесс, – возражает он.
– Ах так? Расскажи об этом Микеланджело. Предположим, что кто-то перекрасил бы магический холст так, чтобы на нем больше не была бы изображена пещера Раскуллио...
а вместо этого моя комната. И тогда ты случайно нарисуешь себя там. Если следовать логике ты должен, собственно...
– ...появиться в твоей комнате!
Глаза Оливера светятся. – Делайла, ты невероятна!
Когда он это говорит, у меня пробегает мороз по позвоночнику. Что бы произошло, если бы он сейчас здесь и сидел бы на моей кровати? Он бы пихнул меня? Или обнял?
Или поцеловал?
От этих мыслей мои щеки горят как огонь. Я прижимаю к ним ладони, чтобы Оливер не видел их.
– О, я поставил тебя в неловкое положение, – говорит он. – Ну, прекрасно. Ты не невероятная. Ты
совершенно нормальная. 0815 *. Вообще не стоит обсуждать. (*набор цифр обозначает в разговорной речи, что данная вещь не является особенной)
– Закрой рот, – говорю я, но при этом ухмыляюсь.
– Я хотела бы кое-что попробовать. Твой кинжал с тобой?
– Конечно, – подтверждает Оливер. Он вытаскивает его из-за пояса. – Зачем?
– Начерти для меня одну картинку. На скале.
Он моргает. – Прямо сейчас?
– Нет, в следующий четверг.
– О, хорошо, – Оливер собирается убрать кинжал обратно.
– Это была шутка! Конечно, прямо сейчас!
Мне кажется или он стал слегка бледным? – Ну, хорошо, – бормочет Оливер. – Портрет, – медленно он направляет кончик кинжала на гранит. – Твой, – он делает шаг вперед и загораживает мне вид, когда начинает работать с камнем. Дважды он оглядывается через плечо, чтобы посмотреть на мое лицо.
Я думаю обо всех этих чудесных картинах, которые висят в помещениях выставок по всему миру,
на полотнах очаровательные музы: Мона Лиза, Венера Милоская, Девочка с жемчужной сережкой.
– Вуаля, – объявляет Оливер и отходит в сторону.
На камне выцарапана фигура с ошибочными пропорциями, выпученными глазами, спутанными волосами и черта внизу представляет собой рот. В глазах Оливера я выгляжу как кукольная фигура.
– Не плохо, правда? – спрашивает он. – Хотя я, вероятно, не на сто процентов смог изобразить твой нос...
Не удивительно. Он нарисовал его в виде треугольника.
Я медлю. – Не обижайся на меня за это, Оливер, но ты, наверное, не тот, кто подходит для того, чтобы нарисовать картину моей комнаты.
Он рассматривает мой портрет, нахмурив лоб, а затем улыбается. – Может быть, – предполагает Оливер, – но я знаю идеального кандидата для этого.
