Текст книги "Грозовая любовь"
Автор книги: Джоанна Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 4
Четыре часа заняла у Хэнка дорога до прииска Пэта. Приехав, он увидел шестерых потных рабочих, ожесточенно вынимающих под палящим солнцем породу и негромко переговаривающихся между собой. У ручья была разбита палатка, к которой он подъехал и спешился, настороженно смотря по сторонам.
Не говоря ни слова, Хэнк вошел в палатку. Внутри стояли два длинных деревянных стола, около них располагались грубо сколоченные сиденья, и чуть в стороне – пузатая кухонная печь. Разбросанная повсюду грязная посуда свидетельствовала о царящих здесь порядках. В палатке находился только один человек; он сидел за столом справа от Хэнка и что-то подсчитывал на листке бумаги. Около него стояла оловянная кружка с кофе.
– Hola, Пэт. Голова Пэтрика Макклюра дернулась, он начал подниматься, но на полпути остановился и рухнул на сиденье. Голос, напугавший его, был мягок, но выражение лица Хэнка никак не соответствовало задушевности тона. Вместо смеющихся серых глаз, столь хорошо знакомых Пэту, он увидел холодный блеск стали и испугался, что Хэнку трудно будет его понять.
– Ну, парень, хотя бы предупредил, что заедешь навестить старого amigo, – неуклюже начал Пэт, запинаясь.
– Amigo? – Хэнк медленно двинулся к Пэту. – Ты называешь себя amigo?
Не дожидаясь ответа, Хэнк нанес правой рукой удар в челюсть. Пэт вместе со стулом полетел на пол. Он был много старше Хэнка и не очень мускулист, но вскочил на ноги через секунду и стал медленно отодвигаться от Хэнка.
– Я не хотел бы драться с тобой, дружище. По крайней мере до тех пор, пока все не объясню, – выдавил из себя Пэт. – Кроме того, если ты хочешь…
– Я хочу, Пэт, только одного – мои деньги. Верни их, и я ухожу тотчас же.
– Разве ты не читал мою записку?
– Perdicion! – выругался Хэнк сквозь зубы. – Не уклоняйся.
– Но я же говорил тебе об этом прииске, – бесстрашно продолжал Пэт. – Ты и не мечтал, что станешь таким богачом.
– Тогда отдай мою долю и можешь делать со своей все, что хочешь. Прииски мне не интересны. Ты знаешь мою мечту. Я ждал больше десяти лет и больше не хочу. Мне пора ехать домой, в Мексику.
– Но как же ты не поймешь, дружище. Сядь и позволь мне все объяснить.
– Нечего тут объяснять. Или ты возвращаешь деньги, или нет.
– Да нет же. Я вложил все деньги в оборудование для обогащения руды, – быстро сказал Пэт и отодвинулся подальше от Хэнка.
Хэнк резко схватил его за воротник и подтащил к себе, практически удерживая Пэта на весу. В глазах Хэнка читалась жажда убийства.
– Думаю, мне следует убить тебя, – сказал он. Во внешне спокойном, тихом голосе звучала скрытая угроза. – Ты знаешь, что значат для меня эти деньги. Ты знаешь, как я ненавидел то, чем мы занимались. Ты знаешь… И ты вернешь их любым способом.
– Но, дружище, у тебя будет столько денег, что ты сможешь купить дюжину haciendos, – умолял его Пэт. – Говорю тебе, мы станем богачами.
– С чего ты взял? – требовательно спросил Хэнк. – Разве ты когда-нибудь добывал серебро?
– Я учел все. В этом месте пласт руды идет поверху, она высшего качества и в огромном количестве. Мы станем добывать серебро, как только появится оборудование.
– Когда? Через год или два? – Не могу сказать тебе точно. Я заказал в Англии самое лучшее оборудование.
Совершенно неожиданно Хэнк отпустил Пэта и даже отвернулся от него. Тот вздохнул с облегчением. Рассерженный Хэнк легко убил бы Пэта голыми руками.
– Как же ты мог сделать такое, Пэт. Я доверял тебе.
Мы были amigos, – едва слышно произнес Хэнк.
– Мы и сейчас друзья, – запротестовал Пэт. – Разве ты не понимаешь? Я сделаю тебя богачом.
– Но это богатство теперь никак мне не поможет, – проворчал Хэнк.
Пэт осторожно посмотрел на него. Они давно были знакомы, но еще никогда Пэт не видел его таким. Смуглый, красивый, обычно одетый в темную одежду, Хэнк всегда выглядел опасным. С первого взгляда он казался человеком, легко пускающим в ход оружие. Но теплота и незлая насмешливость в глазах смягчала это впечатление. Он не терял юмора практически в любой ситуации, и его неистребимое жизнелюбие, сохранившееся несмотря на его жизненную трагедию резко отличало его от всех остальных.
Пэт еще раз принялся убеждать Хэнка.
– Мальчик мой, ну попробуй взглянуть на все моими глазами. Это же мой единственный шанс. Да, у нас были деньги, но ты же знаешь меня: я бы пожил немного в свое удовольствие и ничего бы у меня не осталось.
– Ты мог бы купить ранчо или заняться бизнесом, Пэт. Тебе следовало бы вести оседлый образ жизни.
– Это не для меня, – с надеждой ответил Пэт.
Хэнк, по крайней мере, стал слушать. – Я не из тех, кто долго может работать на одном месте.
– Но ты же работаешь здесь, – заметил Хэнк.
– Работаю? Я только плачу другим за раскапывание породы.
Глаза Хэнка сузились.
– Из каких денег ты платишь им, Пэтрик? – спокойно спросил он.
– Ушло немного. Тысяча или около того, – с неохотой согласился Пэт, понимая, что сам себя загнал в ловушку. – Я подумал, что сэкономлю на выемке породы до поступления оборудования.
– Я заберу все, что осталось, Пэт.
– Но, дружище… – Заметив, что Хэнк снова надвинулся на него, Пэт пошел на попятную. – Хорошо. Теперь это не имеет значения. – Увидев, что Хэнк немного расслабился, Пэт решил, что тот больше не причинит ему вреда.
– Скажи мне, почему ты так долго добирался? Я думал, ты появишься сразу за мной. Хэнк напрягся.
– Я сидел в тюрьме.
– За…
– Нет, это не было связано с грабежами, – с горечью сказал Хэнк. – Я поломал кое-что после того, как прочитал твою записку и напился вдрызг.
Пэт заулыбался.
– Сожалею. Но ты же понял, почему я так сделал? Я выиграл этот прииск в карты и все понял по поведению того парня, который его проиграл. Он ехал в Южный Техас занять денег у друзей, чтобы купить оборудование. Моих денег тоже не хватало, и я занял у тебя. Я не мог поступить иначе. – Пэт поколебался. – Что ты теперь будешь делать?
– Опять напьюсь и разнесу парочку салунов, – угрюмо сказал Хэнк.
– Ничего не потеряно, дружище. Тебе всегда везло в карты. Ты легко удвоишь, утроишь деньги.
– Или все потеряю.
– Есть и другие пути.
– Например, грабеж, – с горечью произнес Хэнк.
– Вовсе нет. Несколько лет назад в Нью-Мексико нашли золото. Тысячи людей устремились туда. Теперь там новый город – Элизабеттаун.
– Ты считаешь, что мне следует мыть золото, – огрызнулся Хэнк. – Или ждать, когда твой прииск принесет доход. И то, и другое слишком отдаленная перспектива. Я горю желанием вернуть свои земли и не могу больше ждать. Пэту стало неловко.
– Ты всегда был помешан на своем поместье. И не слышал ничьих доводов. Скажи, ты знаешь, сколько сейчас стоит твоя земля? А вдруг у тебя не хватит денег?
– Было достаточно – пока ты их не украл.
– Но, дружище, ты не можешь знать наверняка. Владелец может захотеть вдвое больше, чем у тебя есть. Просто ты не знаешь. Почему бы тебе не поехать и все не разузнать. Ты не хочешь ждать, вот и начнешь действовать, чтобы вернуть землю.
– Твое предложение – пустая трата времени, – мрачно сказал Хэнк. – Благодаря тебе у меня появилось много времени. И ничего лучше ты предложить не можешь. Будь по-твоему. – Внезапно Хэнк улыбнулся, его глаза заискрились, как прежде. – Но деньги, которые ты потратил, я верну.
Хэнк покинул Денвер на следующий день, держа путь прямо на юг. Ему предстояло пересечь Колорадо и весь штат Нью-Мексико, большая часть которого была небезопасна для одинокого путника. Но Хэнку было не привыкать избегать людей, особенно индейцев. Прятаться в горах и на равнине он научился после побега из тюрьмы.
Хэнку предстояло проехать семьсот миль незнакомой местности до мексиканской границы. Даже если взять изнурительный темп, дорога займет больше месяца. Но в этот раз он не будет торопиться. Благодаря Пэту. Новая задержка привела его в ярость, но торопиться было незачем, если только снова не заняться грабежами. Но делать это Хэнку совсем не хотелось. Будь проклят Пэт со своим прииском.
В последующие дни дороги Хэнк с грустью размышлял о своей несчастной судьбе. На четвертый день, впав окончательно в уныние, он потерял осторожность. Подъезжая к подножию Скалистых гор и пытаясь успокоиться, он понукал лошадь. Внезапно она споткнулась, попав в яму, и упала. Хэнк пролетел несколько футов, ушибся и растянул лодыжку. Но хуже было то, что лошадь сломала переднюю ногу. Пришлось ее пристрелить.
Хэнку предстоял долгий путь. И уже без лошади.
Глава 5
В почтовом дилижансе было душно. Двое пассажиров и женщина с заболевшим ребенком вышли в Кастл-Роке. Их места остались свободными, и путешествующих осталось только четверо. Но до Элизабеттауна предстоял долгий путь, и, несомненно, дилижанс должен был пополниться.
Дилижанс был старым, окна выбиты, и мистер Пэтч, ехавший вместе с Самантой и Элстонами, потребовал закрыть оконные жалюзи. Пэтч говорил, что его раздражает пыль. Лучше сидеть дома, а не путешествовать по Юго-Западу, если боишься пыли, раздраженно подумала Саманта.
Конечно, не мистер Пэтч вызывал раздражение и не то, что пришлось зажечь для освещения дилижанса старый чадящий фонарь. Главным объектом был Эдриен. Всегда Эдриен. Иногда она спрашивала себя, как можно было в него влюбиться. Несмотря на совместное путешествие, он держался холодно и сухо, не пытаясь разговаривать с Самантой.
Как может взрослый человек вести себя так по-детски! То, что простительно для обиженной молодой девушки, непозволительно для тридцатилетнего мужчины. И все из-за истории с Томом Ни ели. ей следовало поблагодарить за это мистера Раджера. Прослышав, что Саманта уезжает из Денвера, он явился к отправлению почтового дилижанса и имел наглость потребовать, чтобы она осталась в городе до тех пор, пока с нее не будут сняты подозрения в совершении преступления. Настоять на этом, однако, он не мог, и все знали об этом. Том Писли не обратился в полицию, и Саманта была уверена, что он никогда не сделает этого. Не посмеет.
Флойда Раджера она успокоила сообщением, где ее можно будет найти в случае необходимости. Но успокоить Эдриена ей не удалось.
Саманта так и не могла понять Эдриена. Объяснить его поведение тем, что он житель Восточных штатов, было невозможно, потому что там люди не были столь инфантильны. Она пожаловалась Джанет, но маленькая блондинка была слишком привязана к брату.
– Он так чувствителен, cherie, – постаралась объяснить Джанет, – и просто не может выносить насилия.
– Тогда зачем он приехал в места, где насилие – обычная вещь.
– Oui, в свое время он привыкнет. Но не сразу.
Когда же он простит ей историю с Томом Писли? Саманту это живо интересовало. Она пришла к выводу, что следует предпринять решительные шаги. Может быть, вызвать у Эдриена ревность? С тех пор как они познакомились, она не замечала других мужчин. У него просто не было соперников. Возможно, небольшая встряска ему не повредит. Но, поскольку кроме мистера Пэтча, лысого и с изрядным животом, других мужчин в дилижансе не было, пришлось временно отказаться от этой мысли. А в Элизабеттауне у Эдриена может просто не оказаться времени.
Что делать? Она не упустит Эдриена. Он подходит ей, а Саманта всегда добивалась того, чего хотела. Она мечтала о нем, воображая, как он обнимает ее, целует, занимается с ней любовью так, как об этом рассказывали подруги в школе. Эдриен будет ее первым мужчиной.
Ни один мужчина, не считая Тома Писли, не обнимал ее. И все же Том был единственным, кто страстно поцеловал ее. Ей очень хотелось верить, что настоящий поцелуй не должен быть ни жестким, ни братским, как было с Районом Матео Нунецом де Бароя с соседнего ранчо.
Настоящий поцелуй должен находиться где-то посредине, он должен взволновать ее, заставить потерять волю, как она читала в романтических книгах, которые тайно проносились в школу. Саманта мечтала о таких поцелуях, думала, что Эдриен способен на них, если… если она не потеряет его. Надо что-то предпринять, чтобы подтолкнуть его.
Они тряслись в почтовом дилижансе пятый день. Ее путешествие на поезде от Филадельфии до Чейна было совсем не похоже на теперешнее, и Саманта начала подумывать о том, чтобы купить лошадь и ехать на ней вслед за дилижансом; Но тогда она не будет рядом с Эдриеном, поэтому пришлось оставить эту идею.
Ее отец был рассержен, узнав, что, вместо возвращения домой на корабле, Саманта собирается пересечь всю страну. Она понимала, что отец будет в ярости, и поэтому дожидалась телеграммы с разрешением, не покидая Филадельфии. Из-за этого ей пришлось отложить отъезд на неделю. Отец обещал выслать своих людей в Чейн сразу же, как она даст ему знать о приезде туда. Но Саманта не собиралась торопиться с извещением, решив еще неделю побыть с Эдриеном.
Отец предупреждал, чтобы в поездке она не пользовалась своим полным именем, давал и другие советы, более напоминающие приказы. Хэмильтон Кингсли беспокоился о дочери, и она ценила его заботу. Он никогда не бранил ее, всегда было так, как будто Саманта только что приехала к нему. Отец ни в чем ни отказывал ей. В конце концов, встретила она его в девять лет. Столько времени пытался он вызволить Саманту, из Англии от дедушки и бабушки. А ее брата, Шелдона, вызволить так и не удалось.
Бабушка и дедушка были столь строги, что Саманта даже не догадывалась, как растут нормальные дети. Как только она научилась ходить и говорить, с ней стали обращаться как со взрослым человеком и требовали соответствующего поведения, но без тех преимуществ, которыми располагают взрослые. Она не знала, что можно беззаботно играть, бегать, смеяться. Все это бабушкой категорически запрещалось, и, если ее заставали за этими недостойными настоящей леди занятиями, наказание следовало незамедлительно.
Ее дедушка, сэр Джон Блэкстоун, был не так уж и суров. Террор наводила Генриетта. Генриетта Блэкстоун ненавидела американца Хэмильтона Кингсли за женитьбу на ее единственной дочери и ухитрилась развести родителей Саманты после рождения детей. Эллен Кингсли вернулась с детьми в поместье Блэкстоун и вскоре покончила с собой. Саманта не винила мать за самоубийство, так как понимала, что значит жить с Генриеттой под одной крышей. Она не сомневалась, что именно деспотизм Генриетты довел мать до рокового решения.
Когда отец стал угрожать Блэкстоунам судом за то, что они не позволяют ему видеться с дочерью и сыном, сэр Джон уговорил жену разрешить детям съездить к отцу. Саманта ухватилась за возможность сбежать от Блэкстоунов, а Шелдон ехать отказался. Влияние Генриетты на него было слишком велико, и Хэмильтону пришлось удовлетвориться только дочерью.
Саманта очень и очень боялась, что отец будет столь же требователен, как и Генриетта. Однако, обнаружив, что он разрешает ей делать все, что раньше категорически запрещалось, Саманта быстро избавилась от того образа, который Генриетта называла «настоящая леди». Она присмотрелась к отцу в первые месяцы их совместной, жизни, оценила его любовь и дружелюбие и осталась с ним.
Сейчас ей было очень неловко, хотя она и последовала указаниям отца. Она пользовалась фамилией Блэкстоун, когда оказывалась в местах, где люди знали о богатстве Хэмильтона Кингсли. Это должно было предотвратить киднэппинг со стороны тех, для кого заманчиво было получить деньги за единственную дочь Кингсли. Такие преступления совершались часто, а похитителей задерживали крайне редко. Именно поэтому ей и должны были выделить эскорт для возвращения на ранчо.
Саманта вздохнула и посмотрела на Эдриена, сидевшего рядом с мистером Пэтчем. Ей следует снова попытаться стать «истинной леди». Она должна следовать всем правилам хорошего тона, черт бы их побрал, которым обучила ее бабушка. Эдриен женится только на леди. Она будет леди. Она должна стать женой Эдриена.
Ее длинные ресницы были опущены, и он не видел, что его рассматривают, Саманта расстегнула верхнюю пуговицу белой шелковой блузки. Красный, с синей отделкой жакет лежал рядом на сиденье из-за жары в дилижансе. Считая жару достаточным оправданием, она расстегнула еще одну пуговицу, потом третью. После того, как была расстегнута четвертая пуговица, шея совсем обнажилась.
Эдриен не заметил ее ухищрений. Саманта стала постукивать от досады ногой об пол и расстегнула еще две пуговицы. Стало прохладнее, но она стала оживленно обмахивать себя веером, надеясь привлечь внимание Эдриена. Этот номер не прошел, но зато она привлекла внимание мистера Пэтча и стала обмахиваться медленнее. От отчаяния хотелось кричать. Ну чем его пронять?
Дилижанс внезапно замедлил ход, и Эдриен открыл жалюзи рядом с собой. Мистер Пэтч начал кашлять.
– Что там, Эдриен? – спросила Джанет.
– Кажется, мы берем пассажира.
– Мы уже в городе?
– Еще нет.
Дверь дилижанса открылась, и все четверо повернулись к вошедшему мужчине в пропыленной одежде. При, виде женщин он приподнял широкополую шляпу, но снимать не стал. Саманта коротко кивнула и быстро отвела глаза. Какой-то бродяга, подумала она и, забыв о нем, стала смотреть на Эдриена. Но Эдриен пристально рассматривал вновь прибывшего, игнорируя Саманту.
– Как вы оказались в здешних местах без лошади? – дружелюбно спросил Эдриен.
Тот ответил не сразу. Изучающе осмотрев Эдриена, он ответил низким отрывистым голосом:
– Лошадь я застрелил.
– Mon Dieu! – воскликнул Эдриен, и Саманта вздохнула, возмущенная его совершенно не мужской чувствительностью.
Услышав вздох, незнакомец посмотрел на Саманту. Под его взглядом она была вынуждена спросить:
– Ваша лошадь была ранена?
– Si, она сломала ногу. А я ушибся. Кажется, мне придется ехать до Элизабеттауна.
Он негромко рассмеялся, и это разогнало сонную скуку в дилижансе. Саманта посмотрела на него более внимательно. Полы шляпы скрывали верхнюю часть лица, но ниже можно было разглядеть резко очерченные скулы, заросший черной щетиной подбородок, чуть изогнутые губы, ямочку на подбородке и узкий нос, прямой, но не длинный. Можно было предположить, что незнакомец красив. Он расслабленно развалился на сиденье – это был либо вызов, либо он слишком устал. Он вытянул вперед длинные ноги, почти коснувшись Саманты. Руки он скрестил на груди, и Саманта с удивлением обнаружила, что у него были изящные, длинные, суживающиеся к ногтям пальцы. Он явно заботился о них. Ладони были без мозолей, видимо, он надевал перчатки при верховой езде.
На первый взгляд он выглядел обычным ковбоем, одетым в пропыленный темный костюм, не лишенный некоторого щегольства. Но Саманта, присмотревшись повнимательней, заметила, что незнакомец хотя и был грязен, но неопрятности в нем не было, за исключением заросшего подбородка. Черные как смоль волосы спадали до воротника, одежда была к лицу и хорошего качества. Темно-коричневую рубашку отличали строгие линии, шейный платок был шелковый, а черная куртка сшита из отличной испанской кожи. Из такой же кожи были башмаки.
Незнакомец, к которому Саманта отнеслась вначале с пренебрежением, заинтересовал ее. Впервые, с тех пор как она познакомилась с Эдриеном, она проявила интерес к другому мужчине, и это удивило ее.
Он был высокий и худой, но грудь и руки были хорошо развиты, так же как и длинные ноги. Мысленно Саманта сравнила его с Эдриеном. Незнакомец был молод, полон жизненных сил и выглядел прекрасно. Блондин Эдриен рядом с ним выглядел как-то тускло и болезненно.
Эдриен, как только что делала Саманта, внимательно изучал незнакомца, а тот смотрел на… Джанет или Саманту? Она не могла точно сказать, поскольку не видела его глаз. Наверное, сказала себе Саманта, на Джанет, обладавшую классической красотой. Маленького роста, она относилась к тому типу женщин, которые привлекают мужчин, заставляя заботиться о себе. Хотя Саманта нисколько не казалась в ее присутствии неуклюжей или слишком высокой, ставила она себя ниже Джанет.
Молчание затянулось. Мистер Пэтч продолжал кашлять до тех пор, пока Саманта не сжалилась над ним и не закрыла жалюзи. В наступившей тишине ощущалась неловкость. Джанет дремала от скуки, так же как и мистер Пэтч, а Саманта бодрствовала. Она хотела знать, наблюдает ли за ней незнакомец.
Наконец она не выдержала и спросила:
– Вы когда-нибудь снимаете шляпу? Эдриен в изумлении открыл рот от такой бестактности, и она покраснела. Незнакомец усмехнулся и, сняв шляпу, пригладил волнистые черные волосы.
– Прошу прощения, senorita.
Саманта поймала себя на том, что смотрит в его сине-серые глаза. Смеющиеся глаза, подумала она. Казалось, глаза, с мелкими морщинками в уголках, улыбаются ей.
– Вы говорите по-испански? – импульсивно спросила Саманта. – Но вы не похожи на испанца. По-моему, вы наполовину американец.
– Вы очень наблюдательны.
– Послушайте, Саманта… – прервал осуждающим тоном Эдриен.
Она взглянула зелеными глазами на Эдриена, и ее брови удивленно поползли вверх.
– Вы заговорили со мной, Эдриен?
– Этого не следовало делать, – капризно ответил он. Затем повернулся к незнакомцу и сказал:
– Вы должны извинить мою спутницу за бестактность, мистер… э?
– Чавес. Хэнк Чавес. – Он кивнул Эдриену. – Вам нет необходимости извиняться за столь очаровательную леди.
В ответ на такую галантность Саманта не могла не улыбнуться.
– Благодарю вас, senor. Но я действительно была груба и раскаиваюсь в этом. Кстати, у вас мексиканская фамилия.
– Si, к тому же у меня есть и индейская кровь.
– Но немного.
– Вы вновь правы, senorita.
Эдриен прервал ее, не дожидаясь дальнейших, бестактных, на его взгляд, вопросов. Она откинулась на сиденье и слушала рассуждения Эдриена, объяснявшего цель своей поездки в Нью-Мексико. Она закрыла глаза и под звуки его голоса погрузилась в сон.
Дилижанс сильно тряхнуло, и Саманта проснулась. Она открыла глаза и увидела, что Хэнк Чавес в упор смотрит на нее. Точнее он разглядывал довольно глубокий вырез ее блузки.
Саманта опустила глаза. Ее груди были приоткрыты. Так она еще не раскрывалась перед мужчинами. На Эдриена это не производило впечатления, он ничего не заметил, А Хэнк Чавес заметил.
Их глаза встретились, и он улыбнулся. Саманте захотелось умереть. Она вся вспыхнула, не понимая, почему она так смущена, но это было именно так.
Может быть, из-за его привлекательности или оценивающего взгляда. Как бы то ни было, она замерла и ничего не могла с собой поделать. Если она сейчас начнет застегивать пуговицы, то будет еще хуже.
Эдриен все еще продолжал говорить, ничего не заметив, и, наконец, Хэнк повернулся к нему. Саманта не слушала. Она подняла веер и под его прикрытием застегнула пуговицы. Но ее смущение вернулось, когда серые глаза вновь остановились на ней. Она опустила руки на колени. Только Хэнк знал, что случилось: его взгляд опустился на шею, затем он посмотрел ей прямо в глаза. Казалось, он упрекает Саманту, что она отвергает его восхищение.
Саманта чувствовала, как разливается тепло по всему телу от его неотрывного взгляда, и закрыла глаза. Она уснула или делала вид, что уснула. Но больше она не смотрела на Хэнка, словно ничего не произошло.