Текст книги "Сделка"

Автор книги: Джоан Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Благодарю вас, миссис Сандерс, – с необыкновенной учтивостью ответил Сэйвил. – Вы очень любезны. Будем надеяться, – продолжил он с улыбкой, – что к утру буран стихнет.

Мне трудно описать улыбку Ральфа Мелвилла, графа Сэйвила, могу лишь сказать, что она подействовала на меня сильнее, чем выпитый бокал хереса.

– Спокойной ночи, милорд, – пробормотала я.

– Спокойной ночи, миссис Сандерс.

Я торопливо вышла из комнаты, стараясь, чтобы мое поспешное отступление выглядело по возможности достойно.

Когда я вошла в спальню Никки, чтобы пожелать ему доброй ночи, он стоял у окна, вглядываясь в ночную темень.

– Снег все еще идет, мама, – сообщил он. Я тоже подошла к окну. Снег валил вовсю, ветер тоже не стихал; было слышно, как он гудит в трубах.

– Боюсь, наши гости не сумеют завтра уехать, если так будет продолжаться, – сказала я самой себе.

– По-моему, он хороший человек. Верно, мама? – произнес Никки.

– У тебя все хорошие, – ворчливо ответила я.

– Может, так оно и есть? – предположил мой чудесный сын.

Вместо ответа я обняла его и погладила по мудрой не по летам голове. Если я попытаюсь уверить вас, что мой Никки – один из самых добрых и отзывчивых мальчиков на свете, вы, пожалуй, решите, что я рассуждаю предвзято. Но мое мнение могут подтвердить и другие, в том числе наш викарий мистер Ладгейт, который просто обожает Никки и часто говорит, что из него вышел бы превосходный священнослужитель.

Никки поднял на меня глаза, голубые и чистые, как предвечернее летнее небо, и ангельским голосом спросил:

– Разве он не нравится тебе, мама? Я уклонилась от прямого ответа:

– Просто я не знаю, чем занять графа, чтобы он у нас не скучал.

– Я покажу ему завтра нашего Скуирта, – пришел мне на помощь сын.

Я поцеловала его в светло-шоколадную шелковистую макушку.

– Тебе пора в постель.

Он на мгновение прижался ко мне.

– Спокойной ночи, мама. Увидимся вместе с солнцем.

Это была наша традиционная, ставшая почти ритуальной фраза.

– Увидимся вместе с солнцем, дорогой, – повторила я.

Я подождала, пока Никки уляжется, и потом зашла в комнату графа – удостовериться, что миссис Макинтош поддерживает там огонь в камине. Пламя было достаточно ярким, постель приготовлена. Рядом, в комнате Гроува, тоже все было в порядке – тепло, и трубы не слишком дымили.

Я не сразу легла в постель, оказавшись у себя в спальне, и довольно долго сидела возле камина, завернувшись в одеяло, размышляя о том, как поступить, какой ответ дать завтра графу Сэйвилу относительно этого чертова завещания, свалившегося как снег на голову.

Пока что я не сомневалась лишь в одном: Никки ничего не должен знать о человеке, который носил имя Джордж Мелвилл, лорд Девейн.

Глава 3

Когда я открыла глаза на следующее утро, снегопад продолжался. Я растопила камин и оделась, с удовольствием ощущая его приветливое тепло.

Мистер Макинтош уже растопил плиту на кухне. Я присела к дубовому столу и съела большую миску овсяной каши, прежде чем отправиться на конюшню кормить лошадей.

Небо только-только начинало светлеть, превращаясь из черного в свинцово-серое, снег валил с тем же упорством, что и вчера. Сугробы возле конюшни доходили мне чуть ли не до пояса.

«Проклятие! – ворчала я себе под нос, с большим трудом пробираясь сквозь снежные завалы. – Что делать с моим гостем? Чем занять его сиятельство в течение целого дня?..»

Пришлось разгребать снег, чтобы открыть ворота конюшни, и, когда я наконец вошла туда, лошади встретили меня дружным радостным пофыркиванием. Я зажгла фонарь, а затем несколько жаровен, наполненных древесным углем, и вскоре воздух в конюшне заметно потеплел. Взобравшись по лестнице на сеновал, я принялась сбрасывать оттуда сено прямо в стойла. Ржание больших лошадей сделалось еще громче и радостнее, и только два несчастных пони в дальнем углу конюшни жалобно похныкивали.

– Иду, иду, имейте терпение, – успокаивала я их, но они были безутешны, пока не получили своей доли душистого корма.

Мир и покой воцарились в конюшне. Единственным звуком, нарушавшим безмятежную тишину, было дружное веселое хрумканье. Его не мог заглушить однообразный вой ветра, доносившийся снаружи.

Мне было хорошо. Я улыбалась. Я любила эти утренние часы в конюшне, они приносили успокоение.

Дверь с грохотом открылась – вошел Джон Гроув.

– Господи, миссис Сандерс! – воскликнул он. – Что это вы поднялись ни свет ни заря? Я бы сам присмотрел за лошадьми.

– Я привыкла приходить к ним по утрам, Гроув, – сказала я. – И мне совсем не в тягость накормить и ваших животных.

– Спасибо вам, миссис Сандерс. – Улыбка обнажила его редкие зубы, она была совсем мальчишеской, несмотря на то что в волосах Гроува проглядывала седина. – Могу я надеяться, что у вас найдется и немножко овса для моих мальчиков?

– Конечно. Только сначала я позабочусь о том, чтобы напоить их.

– Я сделаю это сам. Небось вода замерзла в ведрах?

– Очень может быть, Гроув.

– Тогда покажите, где у вас насос. Я наполню пустые ведра.

Я с благодарностью приняла его предложение, а сама начала засыпать в кормушки зерно.

Когда ведра были наполнены, я предложила Гроуву погреть озябшие руки над жаровней, что он с удовольствием сделал.

– Карета, в которой вы приехали, принадлежит графу? – поинтересовалась я.

– Что вы, нет! – Гроув с негодованием отверг мое предположение. – Его сиятельство не стал бы держать такой старомодный экипаж.

Я пожала плечами:

– Как знать.

Впрочем, мне было известно, что в последние годы прежние громоздкие кареты стали уступать место изящным и более удобным фаэтонам с низкой подвеской и правил ими уже не кучер на козлах, а форейтор, сидящий верхом на одной из передних лошадей, запряженных цугом.

Гроув посчитал необходимым поведать мне, каким образом его хозяин дошел до такой жизни, что оказался в допотопной карете.

– Мы отправились в путь в фаэтоне его сиятельства, – рассказывал он, – но не успели отъехать двух миль от Девейн-Холла, как лопнула чека у одного колеса, а тут еще снег повалил, и его сиятельство решил не ждать, пока починят, а взять старую карету лорда Девейна.

– Значит, я не ошибусь, Гроув, если предположу, что вы вовсе не кучер графа Сэйвила?

– Вы совершенно правы, мэм, – с некоторой гордостью ответил он. – Я его конюх. Служил конюхом еще у отца его сиятельства и учил графа еще ребенком ездить на пони.

На это мне сказать было нечего. Я решила немного поговорить о погоде:

– Похоже, снег зарядил не на шутку.

– Боюсь, что так, мэм. Придется нам провести тут еще денек.

Я чуть не застонала от этих простодушных слов, но мужественно сдержалась и произнесла:

– Вообще-то у меня в конюшне работает один деревенский малый, но полагаю, сегодня он не придет, и нужно будет убираться самой. Я почищу стойла своих лошадей, а вы…

– Ни в коем случае, мэм! – воскликнул Гроув. – Я сам сделаю всю работу. А вы идите в дом и садитесь завтракать.

– Уже! – сказала я с улыбкой.

Дверь конюшни снова открылась, чтобы впустить моего сына, который весело желал нам доброго утра.

– Здравствуй, дорогой, – ответила я. – Ты хорошо спал?

Можно было и не задавать подобного вопроса: Никки всегда спал хорошо, и я не уставала обещать самой себе, что буду делать все, чтобы этот порядок никогда не нарушался.

– Наверное, Тим не пройдет к нам по такому снегу, – сказал Никки. – Я помогу тебе, мама, ладно?

– Я только что говорила то же самое мистеру Гроуву, дорогой. Приступим к делу.

Гроув протестовал, но мы его не слушали. Я решила ничем не быть обязанной графу Сэйвилу. Не только ему самому, но и его слугам.

К девяти утра все лошади были накормлены, напоены, стойла приведены в порядок, устланы свежей соломой, проход к ним чисто выметен. Мы вернулись в дом и как раз снимали в холле рабочую одежду, когда сверху спустился его сиятельство граф. На нем были умопомрачительный утренний костюм, свежая сорочка, белоснежный шейный платок. Волосы цвета темного золота были тщательно причесаны, сапоги-ботфорты начищены до блеска. Граф не без удивления воззрился на нас.

– Лошади в полном порядке, милорд, – весело доложил Гроув. – Миссис Сандерс накормила их отборным зерном.

Я стряхнула остатки соломы со своего рукава и сухо добавила:

– Если пройдете в столовую, милорд, миссис Макинтош накормит вас завтраком.

– Успели уже побывать в конюшне, миссис Сандерс? – с вежливым удивлением спросил граф.

– Да.

Мой сын ответил на вопрос гостя более пространно, с воодушевлением расписав все, что мы сделали.

– Мама говорит, что, если погода станет лучше, можно будет ненадолго вывести лошадей во двор, а то они уже застоялись… – закончил Никки свой рассказ.

Появившаяся в холле миссис Макинтош пригласила графа в столовую.

– Вы тоже поешьте, милочка, – с ворчливой заботливостью сказала она мне. – Овсяной каши, которую съели три часа назад, куда как мало при вашей работе. И ты, Никки, иди поешь. На кухне все готово для вас с мистером Гроувом. А твой Негр ждет не дождется тебя.

Негр – звали нашего кота, люто ненавидевшего холод и проводившего почти все время возле кухонной плиты.

– Бедняжка, я сейчас приду поговорить с ним, – пообещал мой сын.

Таким образом я была обречена завтракать наедине с графом. Бросив неодобрительный взгляд на миссис Макинтош, я отправилась наверх, чтобы умыться и переодеться.

Когда я спустилась в столовую, граф уже сидел над тарелкой с яичницей, держа в руке овсяную лепешку, и, судя по всему, был вполне доволен предложенной пищей. Я молча села напротив. В своем старом кашемировом платье синего цвета я чувствовала себя чуть ли не нищенкой на его фоне, а предложенная ему еда показалась мне весьма убогой. В самом деле, ему ведь наверняка подавали на завтрак мясо, а на нашем столе этот продукт из-за дороговизны появлялся лишь изредка. Так что ни бекона, ни жареных почек – ничего в этом роде он сейчас перед собой не видел.

Я налила себе кофе и предложила Сэйвилу долить его чашку.

– Я решила, что поеду с вами в Сэйвил-Касл, милорд.

Он медленно поставил чашку на стол.

– Что ж, мудрое решение, миссис Сандерс. Думаю, ради Николаса вам следует узнать, что именно таится в завещании Джорджа.

Я ничего не ответила, поскольку считала лишним заявлять прямо сейчас, что, размышляя обо всем этом прошлой ночью, твердо решила официально, при всех, отказаться от благодеяния Джорджа Мелвилла. Узнав об этом, Сэйвил, наверное, стал бы уговаривать меня переменить решение, а мне не хотелось сейчас лишних разговоров на эту тему.

Вошла миссис Макинтош и принесла еще лепешек и горячий кофе. После ее ухода никто из нас по-прежнему не произносил ни слова. Подняв голову от тарелки, я увидела, что граф смотрит на меня с каким-то яростным недоумением, если не с раздражением, и явно собирается сказать какую-нибудь резкость или, во всяком случае, выразить неодобрение.

– Извините, я очень голодна, – пробормотала я, снова уткнувшись в тарелку, надеясь таким образом защитить себя от его упреков в упрямстве и еще не знаю в чем.

Упреков я не услышала. Он вежливо сказал, что, конечно, я нагуляла аппетит, поднявшись спозаранку и часа три проведя в конюшне, где сегодня за меня вполне мог бы потрудиться Джон Гроув.

Я ответила, что привыкла к подобной работе, она даже нравится мне, и добавила, что, к сожалению, совершенно не знаю, чем развлечь гостя. Разве что книгами, которых в этом доме в избытке.

К моему удивлению, в ответ на вполне мирное предложение граф разразился гневной тирадой, и отнюдь не по поводу моего упрямства:

– Что вы обо мне думаете, черт побери? Я вовсе не беспомощный, избалованный денди, каким вы изволите меня представлять. Умею сидеть на коне, а не только за книгой, умею, если понадобится, работать руками! Не нужно меня оберегать, как ребенка!

Ах, он, оказывается, почувствовал себя оскорбленным. Обиженным… Может, это и не очень хорошо, но на душе у меня стало немного легче: хоть что-то человеческое ему присуще.

– А чем вы собираетесь заниматься сегодня, если не секрет? – спросил он.

Изобразив на лице кроткую, только что не ангельскую улыбку, я сказала:

– В конюшне пока дел больше нет. Поэтому займусь покраской комнат.

– Покраской? – переспросил он. – Будете расписывать стены?

– Не расписывать, милорд, – почти весело рассмеялась я, – а просто красить. Оконные рамы и подоконники я почти уже закончила. Теперь очередь за стенами. В этих спальнях будут жить ученики, которые, надеюсь, появятся весной.

Граф Сэйвил мрачным взглядом окинул невзрачную комнату, где мы сидели.

– Здесь вы тоже недавно красили? – ехидно поинтересовался он.

– Нет, руки не дошли.

– А спальню, где я провел ночь? – спросил он еще ехиднее.

– Ею редко пользуются. Только в особых случаях, – с подчеркнутой иронией ответила я.

– Что ж, – сказал он бодро, – если у вас найдется лишняя кисть, миссис Сандерс, я могу, с вашего разрешения, принять участие в работе.

Я в недоумении уставилась на него, что развеселило графа еще больше.

– Уверяю вас, я умею держать в руке малярную кисть, мэм. Только прошу ни в коем случае не ставить об этом в известность палату лордов, иначе, боюсь, меня выгонят оттуда с треском!

Его улыбка обезоруживала, с ее помощью он мог бы сдвинуть горы, но я еще не сдалась. Однако что ему ответить?

Я встала из-за стола.

– Если это не шутка, милорд, то вам придется сменить ваш элегантный костюм. Попробую найти для вас рабочий халат.

– Халат? – переспросил он. – Надеюсь, уже измазанный краской? Моя репутация члена палаты лордов и завсегдатая лондонских клубов полностью в ваших руках.

– Боже, – сказала я, – неужели вас могут исключить из клуба «Уайте», милорд?

– Должен заметить, мэм, – с видом оскорбленного достоинства парировал он, – что я не являюсь членом клуба «Уайте». К нему принадлежат тори. Мы же, Мелвиллы, всегда были вигами. Мой клуб – «Брукс».

– Прошу прощения, милорд, – с чувством сказала я, – что едва не причислила вас к вражеской партии.

Нашу интересную беседу прервал Никки, явившийся из кухни и вполне довольный завтраком.

– Я сыт, – объявил он. – Могу теперь помогать тебе, мама.

– Спасибо, милый, – сказала я. – Но тебе, наверное, нужно что-то выучить для мистера Ладгейта?

– Да, мама.

– Вот иди и позанимайся. Если захочешь что-нибудь спросить, я буду в комнате для гостей. Мы с графом собираемся ее красить.

У Никки округлились глаза.

– Правда, милорд? – с легким испугом спросил он. Ответ графа был несколько витиеватым.

– Только отличившись на этой работе, – произнес он торжественно, – я могу считать, что некоторым образом уменьшил прегрешения прошлой жизни… Но почему мы теряем время, миссис Сандерс? Нас ожидают большие дела!

Я уже несколько дней работала в этой комнате, поэтому мебель была сдвинута на середину и прикрыта тряпками. Пол был тоже застлан, чтобы не попала краска, а у одной из стен стояла высокая переносная лестница.

Довольно давно, окончательно поняв, что от хозяина ничего путного не дождешься, я задумала сама постепенно обновить комнаты, и хотя дело продвигалось крайне медленно, кое-что было сделано.

Когда, надев халат, я стала размешивать в ведре голубую краску для оконных рам, дверь отворилась и вошел граф. Он снял свои высокие сапоги, был без куртки, без шейного платка, рукава рубашки закатаны. Смуглая шея, золотистые волосы на оголенных руках, легкая, какая-то звериная походка – от всего веяло силой, уверенностью.

Трудно было не поддаться обаянию этого мужчины. Я сделала над собой усилие, чтобы скрыть охватившее меня волнение. Слава Богу, оно оказалось недолгим.

Сэйвил медленно оглядел комнату – свежую краску на лепнине потолка, на одной из оконных рам, на облицовке камина. Наконец его взгляд остановился на мне.

– Пожалуй, я возьму лестницу, – сказал он деловито, – и продолжу красить стены вверху… А почему вы не докрасили ту раму?

Я пожала плечами и грубовато ответила:

– Если не ошибаюсь, милорд, вы предложили мне помощь, а не руководство работой?

В его глазах застыло удивление. Не слишком ли часто я удивляла его на протяжении такого недолгого времени?

– Прошу прощения, мадам. Что я должен делать?

В его смирении сквозила значительная доля иронии.

– О, пожалуйста, начинайте, как вы хотели, с верха стены. С вашим ростом это будет нетрудно.

– Я тоже так подумал, – сказал он, не сводя с меня изумленного взгляда, который меня смущал.

Я вручила ему халат, взятый у мистера Макинтоша, но плечи графа оказались чересчур широки для него.

– Обойдусь, – решил он, – отлейте мне краски в это ведро!

Я молча выполнила его команду, и мы принялись за работу. Некоторое время длилось молчание. Я тщательно мазала голубой краской раму одного из окон и думала о том, как скажу Ники, что покину его на несколько дней, и какую следует назвать причину. И тут еще одна не слишком приятная мысль пришла мне в голову, и я замерла с кистью в руке, повернувшись к лестнице, на которую взгромоздился граф.

– Милорд, – обратилась я к его спине, – я только что подумала, что у вас не было возможности сообщить вашей супруге о том, что вы привезете с собой незваную гостью. Что, если она… я хочу сказать, что, возможно, ей…

Я замолчала, не зная, как потактичнее выразить свои сомнения относительно того, что леди Сэйвил жаждет видеть в своем доме какую-то ничего не значащую для нее миссис Абигейл Сандерс.

Не прекращая махать кистью, граф отозвался почти с потолка:

– Поскольку я не женат, вам не следует беспокоиться о том, как отнесется к вашему приезду моя супруга. Что касается моей экономки, она будет рада принять любого гостя, если его привезет хозяин.

– Благодарю за разъяснения, – сказала я.

Вновь принявшись за работу, я с некоторым удивлением подумала, почему человек такой незаурядной внешности, к тому же обладающий высоким титулом и, несомненно, происходящий из достаточно древнего рода, до сих пор не женат. Неужели не думает о потомстве? Или на то есть другие причины?

Мы по-прежнему работали молча и старательно, и комната прямо на глазах преображалась, становясь уютной и опрятной. Однако в голове у меня продолжала занозой торчать мысль, как объяснить Никки мой внезапный отъезд. Я уже закончила покраску обеих оконных рам и перешла к плинтусам, а решение все не приходило. Поглядывая на результаты работы графа, я не могла не признать, что за это время сумела бы сделать значительно меньше. Качеством его работы я также осталась довольна – придраться было не к чему.

Трудовую тишину комнаты дважды нарушало появление Никки с очередным вопросом по поводу его учебного задания. На один из них я сумела ответить, на второй – нет. Это сделал за меня Сэйвил.

– Персеполь, – возвестил он с верхней ступени лестницы, – был столицей Древней Греции.

– А что же тогда Сузы? – спросил мой сын. – В учебнике сказано, что их царь жил в Сузах.

– Сузы тоже были столицей, – пояснил граф, – но до тех пор, пока Дарий не построил Персеполь. Персидские цари проводили по полгода и там, и там, но официальной столицей стал Персеполь.

– Ой! – радостно сказал мой ребенок. – Спасибо, милорд. Можно я так и напишу в своем изложении?

– Да, – милостиво разрешил граф. – Только не упоминай имени того, кто открыл тебе эту страшную тайну…

В половине двенадцатого к нам вошла миссис Макинтош и объявила, что уже пора.

Я поднялась с колен и распрямила затекшие ноги и спину.

Сэйвил поглядел вниз.

– Перерыв? – спросил он недовольным голосом. – Мне бы хотелось закончить эту часть комнаты.

– Полдень – время второго завтрака для наших лошадей, – сказала я.

– А когда время завтрака для людей? – поинтересовался он.

У него был уже не тот щегольской вид, что утром: волосы падали на лоб, лицо раскраснелось, рубашка частично вылезала из штанов.

– В половине второго, милорд, – ответила ему миссис Макинтош.

– Что ж, потерпим, – заметил граф и добавил решительным тоном:

– Я, пожалуй, поработаю тут еще, миссис Макинтош, а миссис Сандерс пусть идет к лошадям.

Мне опять не понравились командные нотки в его голосе, но то, что работа не будет прекращена, примиряло меня с графом, тем более что работать под потолком я не очень любила: быстро уставала от этого.

– Хорошо, милорд, – сказала я. – Миссис Макинтош или я уведомим вас насчет ленча, чтобы вы могли переодеться.

– Угу, – буркнул он, снова берясь за кисть и окуная ее в ведро. – Надеюсь, вы не забудете об этом.

Я попыталась изобразить недоуменную улыбку в ответ, но он уже отвернулся от меня.

Глава 4

Когда я вышла из дома в сопровождении Никки и Джона Гроува, снегопад начал ослабевать.

– Если так пойдет дальше, – заметил конюх, – быть может, завтра сумеем тронуться в путь.

Я молила Бога, чтобы так оно и было. Теперь, когда я приняла решение поехать с графом Сэйвилом и присутствовать при оглашении завещания, мне хотелось, чтобы это малоприятное мероприятие как можно скорее началось и закончилось.

– Брайтонский почтовый дилижанс, – сказала я, – всегда проезжает через наше селение. Когда снегопад прекратится, я съезжу туда и попрошу кузнеца Уокера, чтобы он оповестил нас, если почта проедет. Тогда и ваши гнедые тоже пройдут, верно?

– Конечно, миссис Сандерс. Они у нас здоровяки!

– Мы будем скучать по вам и по графу Сэйвилу, – сказал мой доброжелательный сын. – Верно, мама? Как хорошо, когда гости приезжают в самый разгар зимы.

– Спасибо за добрые слова, мастер Никки. – Джон Гроув был явно растроган. – Вы славный малый.

И опять я подумала о том, как сказать мальчику о моем малопонятном и неожиданном для него отъезде.

Мы вошли в конюшню. Я перевела свою ездовую лошадь и пони моего сына в боковой загон, в задний загон поставила Полли и Фэнси, положив им туда свежего сена. Гроув и Никки тем временем вычистили стойла и, проломив хрупкую пленку льда в ведрах, доверху наполнили их водой.

Быстрее, чем обычно, я справилась с работой и вернулась в дом, чтобы умыться и переодеться. Перед тем как пойти в столовую, заглянула в комнату для гостей.

К немалому моему удивлению, граф Сэйвил все еще стоял на лестнице.

– Господи! – воскликнула я. – Неужели миссис Макинтош забыла пригласить вас на ленч?

Не поворачивая головы, сосредоточив все внимание на движении кисти вдоль стены, он ответил:

– Я сказал ей, что перекушу позднее, прямо на кухне. Хотелось закончить эту сторону.

– Просто не верится, что все это вы сделали за несколько часов! – искренне изумилась я.

Опустив кисть в ведро, он слегка повернулся ко мне и произнес с довольной улыбкой:

– Моя сестра могла бы подтвердить, что если уж я за что-нибудь берусь, то стараюсь доводить до конца.

Я увидела на его белоснежной рубашке голубые пятна от краски, лоб и щека тоже были измазаны, и не могла удержаться от смеха.

– Не забудьте потом посмотреть на свое лицо в зеркало, милорд, – весело сказала я. – Оно весьма умело раскрашено. По правде говоря, никогда не думала, что вы так увлечетесь этой работой… И добьетесь таких успехов.

Он поднял кисть, как жезл победителя.

– Полагали, я ни на что не гожусь?

Он снова принялся за работу. Мышцы спины и плеч явственно обозначались под тонкой рубашкой, и ничто в нем не изобличало сейчас изнеженного, избалованного щеголя-аристократа.

– Ну… Во всяком случае, я никак не думала, что вы такой искусный маляр.

Он продолжал водить кистью, я продолжала смотреть на его сильное, ладное тело и вдруг, поймав себя на этом, залилась краской.

«Черт возьми, Гейл, – обругала я себя, – перестань глазеть! У кузнеца Уокера, который подковывает твоих лошадей, мышцы развиты еще лучше…»

– Мне нравится цвет, который вы выбрали для этой комнаты, мэм, – донесся до меня голос сверху.

– Спасибо, – ответила я, – мне он тоже показался приятным для глаз.

– Но вот потолок, – сказал он. – Его бы надо освежить.

Мне послышалось, это говорит подлинный маляр, а не его сиятельство Ральф Мелвилл, граф Сэйвил.

– С потолком очень тяжело работать! – горячо возразила я. – Лет пять назад я делала это и пока не хочу повторять.

– Понимаю вас, миссис Сандерс. Идите завтракать и не беспокойтесь обо мне.

Я последовала его совету и поспешила в столовую.

С графом мы не виделись в этот день почти до вечера. Я сидела в углу гостиной за конторкой, разбираясь в деловых счетах, когда он вошел в комнату. Я не услышала его шагов, но ощутила присутствие и, подняв голову, увидела его почти рядом.

– Прошу прощения, если прервал ваши занятия, миссис Сандерс, – сказал он. – Ради Бога, не обращайте на меня внимания. Я нашел у вас на полке интересную книгу и собираюсь почитать ее, сидя у горящего камина.

На его лице уже не было следов краски, и одет он был в темный однобортный сюртук с закругленными фалдами. Я кивнула ему несколько рассеянно, мое внимание было целиком поглощено денежными расчетами, которые меня отнюдь не радовали.

«Неужели за сено придется платить такую сумму?» – в отчаянии думала я, снова склоняясь над бумагами.

Зима всегда была для меня самым трудным временем. Поступление доходов прекращалось еще с осени, когда ученики переставали брать уроки верховой езды и оплачивать свое пребывание в нашем доме. Таким образом, большую часть года приходилось жить на то, что удалось сэкономить из заработанного раньше.

Я вновь подсчитала общие расходы на сено, зерно и еще раз пришла к малоутешительному выводу: нам не прожить до весны без того, чтобы не воспользоваться частью денег, которые я откладывала для Никки – для его поступления в университет в Оксфорде.

«Нужно искать еще какую-то возможность увеличить доходы!» – подумала я в сотый раз за последнее время.

Но где?

Конечно, у нас есть Мария. Я не переставала думать о ней после смерти Томми. К чему мне теперь такая чистокровная лошадь? Разумеется, она мне не нужна. Ее можно продать за приличные деньги и приобрести вполне сносную лошадь для занятий с учениками за четверть полученной суммы. Это я хорошо понимала.

Но еще лучше я понимала, что никогда не смогу этого сделать. Это была память о Томми – его свадебный подарок: изумительная чистокровная гнедая кобыла.

«Ну признайся, ведь в ней есть нечто напоминающее тебя? – с улыбкой спросил он, когда я впервые увидела это чудо. – Изящная голова!.. Шея… А длинные стройные ноги… Ну и конечно, смелое сердце… Верно? – Он легонько толкнул меня в бок. – Не говоря уж о взрывном характере. Из-за него Роджер сравнительно легко расстался с ней, потому что просто не знал, как ее обуздать…»

Я понимала, эта лошадь может дать великолепное потомство, и все эти годы надеялась, что у меня будет достаточно денег, чтобы найти для нее достойную пару, но, увы… денег не было, а прекрасная Мария не становилась моложе.

В задумчивости я приложила к губам перо, которым только что подводила неутешительные итоги. Внезапно меня поразила простая мысль: если деньги, что я могу получить по завещанию, отложить на образование Никки, то сэкономленную сейчас сумму можно использовать для насущных расходов, верно? Это же так ясно… И так было бы хорошо!

Но нет! Я беззвучно пошевелила губами, произнеся эти слова. От Джорджа я не приму ничего! Никогда!

Что же касается трудностей, я преодолею их! Справлюсь с ними!

До сих пор мне так или иначе это удавалось.

Граф Сэйвил, сидевший позади меня, негромко произнес:

– Я разговаривал с вашим сыном на кухне и понял: он ничего не знает о том, что вы решили поехать со мной в Кент, миссис Сандерс.

Я повернулась к нему вместе со стулом, на котором сидела:

– Да, я не говорила с Никки. Никак не могу изобрести наиболее подходящую ложь.

– Тогда, быть может, лучше всего сказать правду? – прозвучал слегка ироничный вопрос.

– Нет! – огрызнулась я. – Не хочу ничего рассказывать ему о лорде Девейне. Надеюсь, и вы этого не сделаете, милорд?

С книгой в руках он спокойно сидел в одном из кресел возле камина. Даже издали я без труда определила, что он просматривал изученное мной вдоль и поперек «Искусство верховой езды» некоей леди Грейстоун.

– Не беспокойтесь, мэм, – ответил он. – Я буду держать язык за зубами. Но должен сказать, что не вполне согласен с вашим решением, хотя и уважаю его. Ведь Никки – ваш сын.

– Благодарю вас за это утверждение, – не без иронии заметила я.

Он переменил тему, спросив:

– Та гнедая кобыла, которую я видел на конюшне, принадлежит вам?

– Да, – сказала я с гордостью. – Это Мария.

– Она очень хороша.

– Спасибо, что оценили.

Его длинные пальцы поглаживали красную кожу книжного переплета.

– Должно быть, она чрезвычайно резва?

– К сожалению, Мария никогда не участвовала в скачках, – ответила я. – У нас она появилась уже трехлеткой. Это свадебный подарок мужа.

После некоторого молчания Сэйвил спросил:

– У нее не было потомства?

– Нет, – ответила я коротко.

– Но почему? Из-за каких-то недостатков?

– Нет, – повторила я. – Единственный ее недостаток – непослушание. Но это из-за того, что в ней слишком много силы и резвости.

– Тогда отчего же было не покрыть ее? – спросил граф деловым тоном. – Жеребенок от такой матери стоит немалых денег.

Я ответила в том же духе:

– Племенной жеребец тоже стоит денег. У меня их не было.

Его брови слегка приподнялись. Снова наступило молчание. Я уже собралась повернуться к столу и закончить расчеты, когда он задумчиво сказал:

– Знаете ли, миссис Сандерс, мне кажется, у вас появился второй серьезный повод для поездки в Сэйвил-Касл.

Я в недоумении посмотрела на него. Он продолжал:

– Я покажу вам моего племенного жеребца, и вы решите, подходит ли он для вашей Марии.

– Вы разводите лошадей, милорд? – спросила я с некоторым удивлением.

– Не в этом доме, миссис Сандерс. Но тем не менее мое предложение остается в силе.

В камине с треском упала головешка, я вздрогнула, но это не помешало мне оценить предложение графа. Неожиданная мысль пришла мне в голову:

– Если я собираюсь взглянуть на вашего жеребца, то почему бы Никки не поехать со мной? Он никогда не поймет, отчего я не взяла его.

– А как занятия мальчика с викарием?

– О, мистер Ладгейт такой добрый.

Граф пожал плечами:

– У меня нет собственных детей, миссис Сандерс, но есть уйма племянников и племянниц, которые вряд ли привыкли к тому, что родители всюду берут их с собой. Хотя детям, возможно, этого бы хотелось. Ваши отношения с сыном заслуживают всяческого уважения.

Мне хотелось бы кое-что поведать Сэйвилу об этих отношениях, сказать, что Никки для меня больше чем просто сын. Что, когда умер Томми, вместе с ним умерло все, что связывало меня с нашим общим детством. Его мать, леди Сандерс, не любила меня и распространяла это чувство на Никки, а потому у мальчика не было никаких связей с семьей моего мужа. Мои же собственные родители рано ушли из жизни, единственным членом нашей семьи была тетушка Маргарет, у которой мы с сестрой жили после их смерти. Потом умерла и сестра. Тетушка же с немалыми странностями и долгие годы никуда не выходит за пределы своего дома и сада. Мое возвращение туда, где я жила, вообще невозможно.