Текст книги "Жемчужина Нила"

Автор книги: Джоан Уайлдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

Полночную тишину синей ночи, опустившейся на пустыню, нарушали далекие завывания шакалов, вышедших на охоту. Их жалостный плач терялся и замирал среди песчаных барханов.

В ослепительно ярком костре трещали сухие ветки, выбрасывая в небо миллион искр. Один из дервишей подкинул в огонь еще полено, загородил лицо от нестерпимого жара, после чего отошел в сторону.

Тарак стоял перед Ральфом с серьезным видом: когда дело касается ритуала, легкомыслие недопустимо. Стать дервишем – огромная честь.

За всю свою жизнь Тарак только дважды столкнулся с тем, что семья допустила постороннего к испытанию на звание дервиша. В течение нескольких столетий о тех, кто прошел через это испытание и остался жив, слагались красивые легенды. Те же, кто не выдержал, в былые времена осыпали дервишей проклятиями, но, как правило, эти проклятия оборачивались против самих хулителей. Дервиши владели тайнами волшебства. Чужестранцы были неверующими, а пройти через этот обряд мог только сильный человек, сильный душой и телом. От него требовалось огромное желание и вера в то, что он хочет стать дервишем. Только необыкновенный человек способен на такое.

Ральф твердо высказал свое желание, но у Тарака были сомнения на его счет, и испытание должно было подтвердить или опровергнуть их.

Он встал перед Ральфом.

– Чтобы стать одним из нас, ты должен видеть не только глазами, но и сердцем.

Ральф кивнул. Это было довольно просто.

– Понял.

Тарак повысил голос, чем напомнил Ральфу одного телепроповедника.

– Твое сердце не будет знать страха или боли, если ты познаешь наш путь.

«Ах, вот в чем дело», – подумал Ральф, По-видимому, под словом «путь» Тарак подразумевал волшебство, о котором часто говорил. Ну, этого он уже достаточно насмотрелся, видал, какие колдовские штучки откалывали чокнутые кочевники. Неожиданно уверенность покинула его.

Тарак выглядел очень довольным.

– Ты должен научиться доверять только своему сердцу.

Затем один из братьев запалил от костра факел и пошел в темноту к тому месту, где собрались остальные. На земле они сделали дорожку, сложив ее из дерева, камней, травы и веток. Тарак шепнул, что это – «огненный путь». Ральф чуть не задохнулся от страха, когда дервиш нагнулся и факелом поджег траву. За несколько секунд огонь распространился по дорожке более чем на пятнадцать футов.

– А это к чему? – требовательно спросил Ральф.

– Ты смотришь глазами, – ответил Тарак.

Братья впали в настоящий экстаз, распевая ритуальные песни и прыгая через охваченную пламенем дорожку. Некоторые из них бросились к верблюдам и вернулись со своим реквизитом. Они вопили и пели, жонглируя мечами и перебрасывая их через пламя, затем выхватили сабли и стали размахивать ими над головами, испуская крик дервишей.

Ночь над пустыней наполнилась пением и торжественными молитвами. Шакалы прекратили свой плач и поспешно скрылись.

Один из братьев подвязал свой бурнус и босиком двинулся по горящей дорожке, в то время как другие размахивали перед ним саблями. Когда он прошел ее до конца, они радостно приветствовали его, похлопывая по плечам и целуя в щеки. Он был настоящим дервишем.

– Подавитесь вы этим чертовым алмазом, – отвернувшись, произнес Ральф. Он не позволит им сделать из себя шиш-кебаб.

Тарак выхватил кинжал, ярко сверкавший в свете костра, и приставил его к горлу Ральфа – ведь все это было устроено ради него.

– Ты боишься?

– Конечно боюсь! Я всегда боялся.

– Ты веришь своим страхам. Если ты будешь верить, что что-то причинит тебе боль, тебе действительно станет больно.

Ральф посмотрел на огонь, потом на нож. Тарак вел с ним честную игру, но Ральф был здравомыслящим городским жителем и не мог верить в такую чушь. Он не вчера родился и знал, что за всем этим кроется нечто еще.

– Это трюк, да? Вы что-то надеваете на ноги? Что? В чем секрет?

– Секрет? – Тарак склонился над Ральфом и зашептал заговорщически:

– Не говори «ой».

Ральф с трудом улыбнулся, видя, как Тарак острием кинжала указывает на огонь и, положив свою сильную руку на спину Ральфу, слегка подтолкнул его. Ральф неохотно двинулся за Тараком к горящей дорожке.

Он слышал, как стучало его сердце. Если бы его колени и дальше так дрожали, то они, наверняка, покрылись бы синяками. Ему и раньше доводилось испытывать чувство страха, но такого – никогда. Однако внутренний голос подсказывал, что он выкарабкается.

Братья выстроились по обе стороны дорожки. Их лица освещало пламя; глаза безумно блестели от предвкушения того, что должно произойти; они пели. Четверо продолжали жонглировать. Неужели все это – неотъемлемая часть предстоящего испытания? И ему тоже придется учиться жонглировать? Почему бы, в таком случае, для начала не заняться этим, а уж потом ходить по огню?

Он посмотрел на Тарака.

– Что самое худшее ждет тебя?

– Справлю собственный кровавый юбилей.

– А самое лучшее?

– Останусь жив и найду алмаз. Тарак кивнул:

– Так сделай свой выбор.

Ральф посмотрел на огонь – его верную гибель. Он всегда считал, что самая страшная смерть – сгореть в огне, а самая легкая – утонуть. Ну почему он встретил пустынных, а не прибрежных дервишей? Он сделал глубокий вдох и занес ногу над горящими угольями, но тут же отдернул ее. Жар был нестерпимым.

Он снова посмотрел на Тарака и его сверкающий нож. Что он сказал? Верь – и все получится. Смотри только своим сердцем. Ральф решил, что ничего не потеряет, если попробует.

За всю свою жизнь Ральф ни во что не верил, и меньше всего – в себя. Отец всегда говорил ему, что он неудачник, и Ральф был согласен с этим. Его жизнь лишь подтверждала эти слова, но теперь Тарак давал ему возможность изменить мнение о себе.

Ральф посмотрел на две смертельные опасности, из которых ему предстояло сделать выбор, – огонь или сталь. Он ничего не потеряет, если попробует пройти путем Тарака. Он закрыл глаза и постарался сосредоточиться на мысли, что ему надо жить. Если он умрет, то не найдет алмаза и никогда не разбогатеет, а ему стать богатым очень хотелось.

Ральф зажмурился и, думая о гигантском алмазе, прыгнул на раскаленные угли. Он скакал по ним настолько быстро, насколько короткие ноги могли донести его до конца дорожки. Он кричал во все горло, но глаз не открывал. Он продолжал кричать, прыгать и верить, пока не добрался до конца своего «огненного пути», после чего сразу нырнул в песок и завертелся – на тот случай, если загорелись брюки.

Ральф обхватил свои ноги и стал дуть на них, как вдруг понял, что они не пострадали. Ступни были красными, но на них не было ни малейшего признака ожога. Он остался жив. Он прошел испытание!

– Я прошел испытание! – воскликнул он. Это была самая незабываемая ночь в его жизни. Он достиг чего-то невозможного, и, хотя результат нельзя было потрогать руками, это не могло уменьшить значимость события. Он гордился собой – первый раз в жизни.

– Я сделал это! Я верую! Верую!

Глава 17

Джоан выяснила, что маагани – это знание секретов, с помощью которых нубийцы подчеркивают и усиливают свою красоту. Одни племена страшились дара маагани, другие жаждали похитить этот могущественный дар у нубийцев. Чудодейственные снадобья готовились из листьев дерева ееди и семян роого. Одни из них могли вызывать сумасшествие, другие отгоняли злых духов.

В ночь, когда нубийцы готовились к исполнению ритуального танца любви, разговоры о злых духах не велись. Сидя в хижине, Джоан наблюдала, как молодые девушки посыпали лица бледно-желтой пудрой, чтобы кожа выглядела светлее. Они подвели глаза сурьмой, очертили контуры губ, дабы зубы казались еще белее, от лба – через переносицу – к подбородку провели длинную желтую линию.

Они надели весьма замысловатые головные уборы и много серег с драгоценными камнями, натерли друг другу грудь, спину, руки и плечи различными благовониями. Все девушки были обнажены по пояс и одеты лишь в юбки, сплошь украшенные вышивкой и завязывающиеся низко на бедрах.

Девушки дали Джоан ритуальное белое запахивающееся платье из тончайшей хлопчатобумажной кисеи. Облачая ее в новый наряд, они крутили Джоан из стороны в сторону. Платье подвязывалось под грудью полосой из золотой ткани, очень напоминавшей шелк, которая была расшита темно-розовыми и темно-красными цветами. Более изящной и восхитительной работы Джоан в своей жизни не видела. Талию подчеркивал пояс, украшенный древними символами, удивительно похожими на египетские иероглифы.

Когда девушки закончили одевать ее, Джоан выглянула из хижины и увидела, что празднество уже началось. Трое нубийцев на ходулях танцевали у огромного костра. Они выкрикивали что-то и распевали песни своего народа; их тела сверкали в отблесках огненно-красного пламени. Под ходулями развевалось море красных перьев, которые медленно двигались волнами в такт музыке. Неожиданно под громкие радостные крики перья рассыпались, и всеобщему взору предстали другие танцоры, в роскошных головных уборах из перьев, и начавших прыгать вокруг костра.

Когда музыка достигла наивысшего напряжения, нубийские девушки стремительно выбежали из хижины, увлекая за собой Джоан. Исполняя явно эротический танец, они боком двинулись к танцорам на ходулях. В свете костра их раскрашенные лица изменили цвет, а натертые ароматическими маслами тела блестели и, казалось, парили в воздухе.

Джоан видела, что мужчины, сидевшие полукругом, были загипнотизированы красотой своих девушек. Джоан с восхищением смотрела, как те соблазнительно крутили бедрами и грациозно вскидывали руки над головами. Эти люди практически ничего не знали о цивилизованном мире. Они перевозили воду на волах, обогревали жилища теплом костров и сами ткали. По всем меркам они были отсталым, неграмотным народом. Но Джоан поняла, что они знали и понимали о жизни больше, чем она. Если нубийским женщинам нужен был мужчина, они сами брали его, не дожидаясь, пока он созреет для этого. Они не играли в глупые, пустые игры, которым столько времени отдали Джоан и Джек. Они были не только смелее и решительнее ее, но и мудрее, умнее, хитрее.

Джоан увидела Джека сидящим в центре полукруга и направилась к нему, но неожиданно обнаружила, что идет рядом с Алмазом. Она заморгала недоуменно, поскольку ей показалось, что он появился ниоткуда.

Пока они шли, нубийцы доброжелательно улыбались и приветливо кивали Джоан.

– Теперь они дружелюбны… – сказала она, вспоминая давешний борцовский матч. Она опасалась, что нубийцы захотят убить Джека.

– Нубийцы – безнадежные романтики. Это был не бой.., а всего лишь выражение любви, – Алмаз улыбнулся Джоан.

Мимо них проплыл на ходулях нубиец, крутя перед собой длинным зажженным факелом. Он развернулся, рассмеялся и затем прошел очень близко от Джоан и Алмаза. У Джоан было такое чувство, что она шла под движущейся лестницей. Когда он стал удаляться от них, она увидела, как с факела посыпались красные тлеющие угольки. Один – самый большой – плавно опустился на руку Алмаза.

Джоан вскрикнула, поспешно смахнула его и втоптала в землю. Она посмотрела на руку Алмаза, ожидая увидеть сильный ожог, но с удивлением обнаружила, что кожа на руке даже не покраснела. Это было невероятно!

– У вас на коже нет ожога!

– Это пустяки. В будущем всех нас ждут серьезные испытания.

Джоан не поняла, о чем он говорит. Со дня знакомства она считала его не обычным человеком, а святым и теперь воочию видела силу его могущества. Может быть, он был духом, но ей не хотелось знать это наверняка, чтобы не чувствовать себя безнадежно, окончательно ненужной и никчемной.

– В таком случае, разве не следует сказать об этом Джеку?

Алмаз прервал ее.

– Всему свое время, – сказал он и ушел.

Джек сидел в середине полукруга и смотрел на танцующих. Молодые люди переговаривались между собой, жестикулируя. Джек был обнажен до пояса и его грудь была натерта теми же маслами, которыми пользовались все нубийцы, талию повязывал яркий пояс.

Он взглянул на Джоан и обратил внимание, что она не села рядом с ним. Их разделяло расстояние, слишком большое, по мнению Джека. Ему хотелось, чтобы она была близко.

Он любовался ее красотой, бликами костра на нежной коже. Волосы Джоан сверкали, переливаясь в свете яркого пламени. Она посмотрела на него и замерла, не в состоянии отвести взгляд. Он был очарован ею и, как всегда, проклинал эти зеленые глаза, которые делали с ним все, что хотели. Временами Джек бывал абсолютно уверен, что Джоан владела его душой. Она обладала удивительной способностью читать его мысли, предвосхищать его желания прежде, чем он успевал подумать о них. Пусть Бог поможет ему сохранить все, как есть, ибо он не желал себе другой участи. Единственное, чего он хотел, – быть нужным Джоан. Джек приподнялся, чтобы придвинуться к ней, но в этот момент между ними сел Алмаз.

Джек зло посмотрел на него и готов был сказать какую-нибудь дерзость, когда раздались звуки барабанов, духовых инструментов и деревянных трещоток, слившиеся в едином ритме.

В центр нарисованного круга выбежали девушки. Стоя плечом к плечу, они двигались в такт набиравшей темп музыке. Изгибаясь и извиваясь, они на цыпочках прошли вперед, после чего стали корчить самые невероятные гримасы. Алмаз объяснил, что мужчины будут оценивать их обаяние, привлекательность и проявление индивидуальности в танце: при этом выражение лица считается чуть ли не самым важным фактором.

Джоан видела, как они закатывали глаза и как сверкали их белые зубы. Лица девушек искажались дикими гримасами и улыбками. Неожиданно один из старейшин прокричал что-то и танцовщицы остановились.

Зазвучала новая экзотическая мелодия, девушки медленно перестроились и грациозно заскользили по кругу.

Джоан украдкой посмотрела на Джека. Звучавшая музыка успокаивала ее, и напряжение, в котором она пребывала все это время, стало спадать. Ей очень хотелось сесть рядом с ним, дотронуться до него, почувствовать прикосновение его руки на колене, хотелось прижаться к нему и сказать о своей любви. Всем сердцем она хотела быть нужной ему.

Но тут Джоан словно очнулась и стала отгонять одолевавшие ее мысли, считая их очередной фантазией, во власти которой она и так пребывала слишком долго. Джек никогда не свяжет свою жизнь с ней. Он боится женитьбы, как дурной болезни. Ей следовало бежать от него, но она была не в силах это сделать, потому что он прочно обосновался в ее сердце.

Алмаз заметил грусть в ее глазах и, подмигнув, дал знак нубийским девушкам. Они подбежали, окружив Джоан, и стали уговаривать ее станцевать вместе с ними.

Джоан была в нерешительности. О том, что она совершенно не умеет двигаться, знали все Соединенные Штаты. Но тут она вспомнила одну ночь, исключительно романтическую ночь в Колумбии, когда Джек учил ее танцевать. Она вспомнила, как он держал ее. Тогда они впервые поцеловались. Она помнила все его поцелуи, которыми он одаривал ее на протяжении нескольких месяцев. Но в Лиссабоне все изменилось. В Лиссабоне она поняла, насколько сильно любит его. Когда она увидела ту юную пару на площади, то осознала, что очень хочет стать невестой Джека. Но он буквально уволок ее со свадьбы, причем так быстро, что она даже не успела сообразить, как это произошло. Они провели бурную ночь, которую Джоан никогда не забудет. Казалось, с этого момента в их отношениях должен был начаться новый этап, но он ни разу так и не обмолвился о свадьбе, да, судя по всему, и не собирался заводить разговор об этом. Джоан не пришлось читать между строк, поскольку намерения Джека были просты и определенны. Он не был создан для семьи.

Громко смеющиеся девушки схватили Джоан за руку и вытащили в середину круга.

Джоан завертелась в танце, и Джек стал хлопать вместе со всеми в ладоши. Он смотрел как бы сквозь Джоан и заметил, что старший сын вождя, с которым он боролся, лежавший за пределами круга, проснулся и стал проявлять интерес к происходящему. Все это время он спал, растянувшись на земле и не обращал внимания на музыку и всеобщее веселье. Джек видел, как нубиец сел, осмотрелся, с удивлением обнаружив, что праздник в полном разгаре, затем медленно закрыл глаза, опять упал на землю и отключился.

Джек улыбнулся и выпрямил грудь. Никто и никогда не посмеет сказать, что Джек Т. Коултон не смог противостоять нубийцу.

Алмаз подтолкнул Джека локтем и дал ему странный черный корень. Он принялся жевать его, и Джек последовал его примеру.

– Что это такое? – спросил он Алмаза.

– Корень мокассы.

Джек откусил еще и с жадностью продолжал жевать.

– Действительно вкусно.

– Да.., а нубийцы считают, что этот корень усиливает потенцию у мужчин.

Джек согласно кивнул, чувствуя, что его повело. Он смотрел на Джоан, которая кружилась перед ним. Она очень соблазнительно покачивала бедрами и закидывала руки за голову. Блики костра играли на ее золотых волосах, придавая им живой блеск. В свете пламени сверкали и переливались синие, зеленые, желтые бусы, украшавшие на бедрах ее юбку, которая закручивалась вокруг ног и напоминала воздушное белое облако. По мере того как юбка поднималась все выше и выше, он видел ее ступни, лодыжки, колени, бедра. Джоан кружилась, как мотылек.

Лоб Джека покрылся испариной. Он вытер лицо. Даже если бы он танцевал сам, то не чувствовал бы себя более разгоряченным. Он не мог сдержать довольной улыбки, видя, что Джоан двигается точно в такт музыке.

От сознания того, что Джек смотрит на нее, Джоан точно током пронзило. Ей не терпелось подойти к нему, но она ждала какого-нибудь знака, говорящего, что она нужна ему. Она не хотела быть только лишь средством, с помощью которого Джек Коултон собирается раздобыть свой алмаз. Она впервые поняла это еще в Колумбии, и с тех пор сомнения неотступно преследовали ее. Она не была уверена до конца, что нужна ему, пока он не появился в Нью-Йорке. Но теперь все было иначе, и сегодняшняя ночь должна окончательно определить отношения. Если сегодня ночью он не придет к ней, то все будет кончено. Будущее, которое она представляла себе только с Джеком, не состоится.

Джек смотрел на Джоан. Ее тонкое кисейное платье просвечивало на фоне костра, обрисовывая грудь, бедра и длинные ноги. Никогда она не была столь красивой и желанной. Но его по-прежнему мучил страх, что она не любит его и не будет принадлежать только ему. Что нужно сделать, чтобы она вновь не отвергла его? Пока они бежали от преследователей, ему казалось, что он все-таки нужен ей, хотя все ее слова свидетельствовали об обратном. Так любит она его или нет?

Перед его лицом промелькнуло платье Джоан. Она смотрела на него, и он видел, что ее взгляд был наполнен любовью. Может быть, прежде он вел себя, как последний дурак, и все эти дни и ночи прожиты им зря? Он чувствовал, что не может устоять перед ее взглядом. Она имела над ним власть, однако до сегодняшнего дня для него было важно не подчиниться ей. Сейчас же все это казалось ненужным. Он не знал, то ли корень мокассы повлиял на него, то ли очарование Джоан, но оставалось только признаться, что больше всего на свете он боялся не Джоан, а жизни без нее.

Джоан сделала последний поворот и остановилась. Тяжело дыша, она уставилась на Джека. Он не шевельнулся и лишь ответил ей продолжительным взглядом.

Джоан слышала глухие удары своего сердца и чувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Мысленно она умоляла Джека подойти к ней и сказать, что он любит ее. Она четко осознавала, что готова сделать для него все, о чем бы он ни попросил. Но Джек, скорее всего, не понимает, как она любит его. Столько лет она мечтала о большой настоящей любви, но и представить себе не могла, что это причинит ей такую боль.

Понимая, что сегодняшняя ночь станет решающей для них, Джоан медленно и соблазнительно опустила руки. Она откинула назад копну белокурых волос и улыбнулась ему, кокетливо опустила глаза, приоткрыла рот и облизала губы кончиком языка. Подобрав юбку, Джоан повернулась к Джеку спиной. Выбегая из круга, она подняла юбку еще выше, полностью обнажив длинные, стройные ноги. Джек вскочил, швырнул корень мокассы Алмазу и устремился вслед за Джоан. Ему не требовалось никакого тонизирующего средства, когда рядом с ним была эта женщина.

Внутри стены хижины были задрапированы красивыми нубийскими декоративными тканями. В дрожащем свете свечи Джек снял с Джоан пояс, набедренные бусы и кисейное платье. Он дотронулся до ее плеч и груди, наслаждаясь белизной и бархатистостью кожи, поцеловал в ямку на шее.

У Джоан подкосились ноги, что случалось каждый раз, когда он целовал ее. Она прижалась к Джеку, коснулась губами его уха, потом развязала пояс у него на талии и, расстегнув молнию на брюках, стянула их вниз. Она обняла его за шею и еще крепче прижалась к нему. Джоан кожей чувствовала, как учащенно бьется его сердце. Она млела от блаженства, пока он гладил ее по спине, бедрам и ягодицам. Джоан тихо усмехнулась – наконец-то она вернула его. Ей хотелось навсегда остаться в этой хижине, хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась и они никогда не расставались.

Они лежали обнаженные на матрасе ручной работы, и Джек не торопясь и с наслаждением ласкал Джоан, не оставляя без внимания ни дюйма ее тела. Она задрожала, когда его рука коснулась живота и замерла.

Ее пьянил острый запах мускуса нубийских масел; ее руки легли ему на грудь и соскользнули на сильные плечи. Ей казалось, что сердце вот-вот разорвется – до такой степени она желала его. Джек должен понять, наконец, что никто и ничто в этой жизни не нужны ей, кроме него. Единственное, что имело значение, – его любовь; без него жизнь была бессмысленной. Он поцеловал ее снова, и Джоан почувствовала, как внутри запылал огонь. Его жалящий язык касался ее губ и подбородка, а прикосновение отзывалось в каждой клеточке ее тела. Заражаясь его страстью, Джоан возвратила поцелуй с той жадностью, какую мог вызвать только Джек. Для него же время сомнений кончилось в тот момент, когда он заключил ее в свои объятия. Всем своим поведением Джоан доказывала, что всецело находится в его власти. Теперь его действия были проникнуты решимостью, которая за ним никогда не водилась. В его поцелуях ощущались права собственника: раньше Джоан этого не замечала. Джоан положила руки ему на затылок и притянула к своей груди. Джек не торопил время и события, он дразнил ее, впиваясь в нее губами, пока она не закричала от восторга. Она вся задрожала и затрепетала, охваченная жгучим настойчивым желанием. Впервые в жизни ей казалось, что она погибнет, если не возьмет от него все, что можно… Какой-то далекий внутренний голос говорил ей, что именно ее любовь делает его сильным и отважным. Джоан пылко поцеловала его, стараясь вложить в поцелуй всю свою любовь.

Он осторожно перекатился на нее и увидел огромные зеленые глаза, нежно смотревшие на него с невысказанной любовью. В этом взгляде было все, на что он надеялся и о чем мечтал; этот взгляд говорил, что Джоан безумно любит его и никогда не расстанется с ним, если только сам Джек не оттолкнет или не прогонит ее.

Он поцеловал ее в ложбинку у шеи, где кожа была необыкновенно нежной и душистой. Она застонала и стиснула руки на его спине. Он был безнадежным глупцом, полагая, что смог дать Джоан все, потому что не дал ей самого главного – уверенности в том, что он несет за нее ответственность, отвечает за нее, имеет перед ней определенные обязательства. Они были не обычной парой, а особенной. Их любовь была необыкновенной, и он чуть было не потерял ее по собственной глупости.

– Неудивительно, что Джоан бросила его. Он был ослом, слепцом, самовлюбленным эгоистом.

Он вновь обнял Джоан и поцеловал в шею. Без всякого усилия Джек овладел ею, она охнула, резко глотнув воздух, отчего возбуждение полностью захлестнуло его.

Как всегда, Джоан приподнялась, чтобы он глубже проник в нее. Она не могла сдержать слез от нахлынувших на нее любви и страсти, которые буквально разрывали грудь. Ей никак не удавалось отдышаться.

Вместе они оторвались от земли и полетели к звездам. Ее подбрасывало вверх и швыряло вниз, пока она, наконец, не окунулась в водоворот, затягивающий в бездну. В момент наивысшего блаженства она закричала и впилась губами в плечо Джека. Он неожиданно вздрогнул, застонал и, обессилев, упал на нее.

Измученные, они молча лежали, будучи не в силах оторваться друг от друга и не говоря ни слова, но еще никогда они не понимали друг друга так хорошо, как сейчас.

***

Джек проснулся ночью, сообразив, что свеча по-прежнему горит. Он встал и уже собирался задуть ее, когда увидел в углу несколько бутылочек и банок. Думая, что это прохладительные напитки, он проверил их содержимое и обнаружил краски для лица и тела, которыми пользовались нубийцы накануне праздника. Он взял одну из них и посмотрел на спящую Джоан.

Джек отобрал цвета и вернулся в постель. Он обмакнул палец в желтую краску и стал рисовать миниатюрные цветочки на ее животе. Она шевельнулась.

– Что ты делаешь?

– Делаю тебя еще более красивой, только в нубийском стиле.

Джоан посмотрела на желто-зеленое растение, которое он изобразил у нее на бедрах и животе. Улыбаясь, она взяла одну из баночек и начала разрисовывать лицо Джека зеленой флюоресцирующей краской.

Нарисовав на его груди бабочек, пчел, корабли и волны, она начертила два соединенных сердца и на одном из них написала свое имя. Джек последовал ее примеру: изобразил два таких же сердца на ее груди и написал свое имя.

Он посмотрел ей в глаза, понял, насколько она была беззащитна, и отложив баночки, обнял ее.

– Всегда… Джоан.

– Навсегда, – прошептала она и поцеловала его.

Их тела вновь переплелись, соприкасаясь грудью и бедрами, при этом краски размазались и перемешались в причудливом рисунке.

Стиснув Джоан в своих объятиях, он осыпал ее поцелуями. Переполненная счастьем, Джоан заплакала. Джек целовал ее глаза, уши, нос. Он развеял ее страхи, пообещав, что они никогда не расстанутся. Наконец-то удалось доказать, что она – единственное сокровище в его жизни.

Они проговорили несколько часов, жадно вглядываясь друг в друга и строя планы на будущее. Засыпая, Джоан заметила, что пот смыл все их художества кроме двух сердец с именами – Джека на ее груди и Джоан – на его.