Текст книги "Гарри Поттер и Дары смерти (с илл. из фильма)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 8
СВАДЬБА

Назавтра в три часа пополудни Гарри, Рон, Фред и Джордж стояли у разбитого в фруктовом саду огромного белого шатра, ожидая появления свадебных гостей. Гарри принял приличную дозу Оборотного зелья и был теперь двойником рыжеголового мальчика-магла из соседней деревни Оттери-Сент-Кэчпоул – волосы его Фред позаимствовал с помощью Манящих чар. Идея состояла в том, чтобы обратить Гарри в «кузена Барни», а многочисленные Уизли должны были поддерживать эту легенду.

Все четверо держали в руках планы рассадки гостей, которые должны были помочь им разводить людей по нужным местам. Целая орда официантов в белых мантиях появилась часом раньше вместе с одетым в раззолоченные костюмы оркестром. Сейчас вся эта волшебная братия сидела неподалеку под деревом, Гарри видел, как над ними поднимается синеватый табачный дымок.

За спиной Гарри находился вход в шатер, а за входом открывались ряды и ряды хрупких золоченых стульев, стоявших по обеим сторонам пурпурной ковровой дорожки. Столбы, на которых держался шатер, были увиты белыми и золотистыми цветами. Точно над тем местом, где Биллу и Флер предстояло вскоре стать мужем и женой, Фред и Джордж разместили гигантскую связку золотистых же надувных шариков. Снаружи неторопливо порхали над травой и живой изгородью бабочки и пролетали жуки, летний день был в самом разгаре. Гарри испытывал некоторое неудобство. Магл, которого он изображал, был немного полнее его, отчего парадная мантия Гарри казалась ему тесноватой и жаркой.

– Когда буду жениться я, – сказал Фред, оттягивая ворот своей мантии, – я подобной дури не допущу. Все вы оденетесь, как сочтете нужным, а на маму я наложу полновесное Цепенящее заклятие, и пусть лежит себе спокойно, пока все не закончится.

– Утром она была не так уж и плоха, – сказал Джордж. – Поплакала малость из-за того, что Перси не будет, хотя кому он, спрашивается, нужен? О, черт, началось, они уже здесь – глянь-ка.

На дальнем краю двора одна за другой стали появляться ярко расцвеченные фигуры. Прошло всего несколько минут, и из них образовалась целая процессия, которая, извиваясь, двинулась по огороду в направлении шатра. На шляпках волшебниц колыхались экзотические цветы и подрагивали крыльями зачарованные птицы, на шейных платках волшебников посверкивали самоцветы; толпа их приближалась к шатру, и гул возбужденных разговоров все усиливался, заглушая жужжание жуков.

– Отлично. По-моему, я вижу нескольких кузин-вейл, – сказал Джордж, вытягивая шею, чтобы приглядеться получше. – Надо бы помочь им разобраться в наших английских обычаях, вот я прямо сейчас этим и займусь…

– Осади, безухий, – произнес Фред и, обойдя стоящих впереди пожилых волшебниц, подскочил к двум девушкам-француженкам. – Ну вот, я здесь, чтобы помогать вам...

Девушки захихикали и действительно позволили ему проводить их в шатер. Джорджу только и осталось, что заняться пожилыми волшебницами, Рон взял на себя заботы о престарелом министерском коллеге мистера Уизли Перкинсе. Что касается Гарри, на его попечении оказалась глуховатая пожилая супружеская чета.

– Приветик, – произнес знакомый голос, когда Гарри вышел из шатра, и он увидел стоявших во главе очереди Тонкс и Люпина. Тонкс обратилась по случаю праздника в блондинку. – Артур сказал, что ты тот, у которого курчавые волосы. Прости за вчерашнее, – шепотом прибавила она, когда Гарри вел их по проходу. – Министерство отрастило на оборотней здоровенный зуб, и мы решили, что наше присутствие никакого добра тебе не принесет.

– Все в порядке, я понимаю, – сказал Гарри, обращаясь больше к Люпину, чем к Тонкс.

Люпин коротко улыбнулся ему, но, когда он отвел взгляд в сторону, Гарри увидел, что лицо его снова стало несчастным. В чем дело, Гарри не понимал, однако задумываться над этим ему было некогда: Хагрид уже успел произвести некоторые разрушения. Неверно поняв указания Фреда, он уселся не на магическим способом расширенный и укрепленный стул, поставленный для него в заднем ряду, а на пять обычных, и теперь они напоминали горстку позолоченных спичек.

Пока мистер Уизли устранял повреждения, а Хагрид громогласно извинялся перед всеми, кто его слушал, Гарри поспешил обратно ко входу в шатер и обнаружил там Рона, разговаривавшего с на редкость чудаковатым волшебником. Он был немного косоглаз, с белыми, сильно смахивающими на сахарную вату волосами до плеч, в шапочке с кистью, которая болталась перед самым кончиком его носа, и в желтой, цвета яичного желтка, мантии, при одном взгляде на которую начинали слезиться глаза. На золотой цепи, облекавшей его шею, висела странная эмблема, похожая на треугольный глаз.

– Ксенофилиус Лавгуд, – сообщил он, протянув Гарри руку. – Мы с дочерью живем по соседству, за холмом. Как мило, что добрейшие Уизли пригласили нас. Впрочем, с моей Полумной вы, насколько мне известно, знакомы, – прибавил он, обращаясь к Рону.

– Да, – ответил Рон, – но где же она?

– Задержалась немного в вашем очаровательном огородике, чтобы поздороваться с гномами, они у вас там кишмя кишат, чудесно! Мало кто из чародеев понимает, сколь многое мы можем почерпнуть у мудрых маленьких гномов или, если называть их как должно, у Гернубли гардензи.

– У наших можно почерпнуть только множество ругательств, – сказал Рон, – но, по-моему, они и сами почерпнули их у Фреда с Джорджем.

Он повел в шатер компанию чародеев, и тут появилась Полумна.

– Привет, Гарри! – сказала она.

– Э-э-э… меня зовут Барни, – ответил впавший в замешательство Гарри.

– О, так ты и имя переменил? – весело спросила она.

– Но как ты меня узнала?

– Да просто по выражению лица, – ответила Полумна.

Полумна, подобно отцу, облачилась в желтую мантию, к которой добавила воткнутый в волосы цветок подсолнечника. После того как глаза привыкали к яркости ее костюма, он начинал казаться вполне приятным. По крайней мере, на этот раз с ушей Полумны не свисали редиски.

Ксенофилиус, углубившийся в беседу со знакомым волшебником, этот обмен репликами между Полумной и Гарри прослушал. Попрощавшись с волшебником, он обернулся к дочери, и та, воздев один палец, сказала:

– Смотри, папочка, меня гном укусил!

– Чудесно! Слюна гномов благотворна до крайности! – сообщил мистер Лавгуд, хватаясь за палец дочери и оглядывая кровоточащие прокусы. – Полумна, любовь моя, если тебе захочется блеснуть сегодня своими талантами, например, вдруг тебя охватит желание пропеть оперную арию или почитать что-нибудь на русалочьем языке, не противься ему! Это может оказаться даром Гернубли!

Рон, как раз в это время проходивший мимо, громко фыркнул.

– Рон может смеяться сколько угодно, – невозмутимо сказала Полумна, когда Гарри провожал ее и Ксенофилиуса к их местам, – но отец провел очень серьезные исследования магии Гернубли.

– Вот как? – сказал Гарри, давно уже решивший для себя, что оспаривать странноватые воззрения Полумны или ее отца дело пустое. – А ты не хочешь перевязать чем-нибудь палец?

– О нет, все хорошо, – ответила Полумна, с мечтательным выражением посасывая укушенный палец и оглядывая Гарри с головы до ног. – А ты хорошо выглядишь. Я сказала папочке, что большинство гостей скорее всего придут в парадных мантиях, но он считает, что на свадьбу лучше всего облачаться в солнечные цвета – на счастье, понимаешь?

Она поплыла к отцу, и тут же объявился Рон со старенькой, цеплявшейся за его руку чародейкой. Крючковатый нос, глаза в красных ободках и розовая шляпка с перьями придавали ей сходство со сварливым фламинго.

– И волосы у тебя слишком длинны, Рональд, я тебя сначала за Джиневру приняла. Мерлинова борода, во что это вырядился Ксенофилиус Лавгуд? Вылитый омлет. А ты кто? – гаркнула она, завидев Гарри.

– Ах, да, тетя Мюриэль, познакомьтесь, это кузен Барни.

– Еще один Уизли? Вы плодитесь, как гномы. А Гарри Поттер тут имеется? Я надеялась познакомиться с ним. Я думала, он ваш друг, Рональд, или вы всего-навсего хвастались?

– Нет… просто он не смог приехать…

– Хмм. Он хоть извинился, что не придет? Ну, значит, не такая он бестолочь, какой выглядит на газетных снимках. Я только что научила невесту, как ей лучше носить мою диадему! – крикнула она Гарри. – Гоблинская работа, знаете ли, хранилась в семье веками. Девочка она красивая, но все же француженка. Ну ладно, ладно, Рональд, найди для меня место получше, мне все-таки сто семь лет, я не могу долго стоять на ногах.

Рон, проходя мимо Гарри, сокрушенно взглянул на него и на какое-то время пропал. Когда он снова появился у входа, Гарри успел развести по местам с десяток гостей. Шатер уже почти заполнился, а очередь у входа наконец иссякла.

– Мюриэль – это какой-то кошмар, – сказал Рон, отирая рукавом лоб. – Раньше она к нам на каждое Рождество приезжала, но, слава богу, обиделась после того, как Фред с Джорджем прямо во время обеда взорвали под ее креслом навозную бомбу. Папа твердит, что она вычеркнет их из завещания. Можно подумать, что их это волнует! При их темпах они все равно станут самыми богатыми в нашей семье людьми. Ух ты! – прибавил он и заморгал, глядя на приближавшуюся Гермиону. – Роскошно выглядишь!

– И ведь вечно этот удивленный тон, – произнесла Гермиона, но, однако же, улыбнулась. На ней было сиреневое развевающееся платье, туфли на высоком каблуке, гладко расчесанные волосы ее сияли. – Твоя двоюродная бабушка Мюриэль с тобой не согласилась бы. Я совсем недавно столкнулась с ней на верхнем этаже – она вручала Флер диадему. Увидев меня, она сказала: «Боже, это ведь магловка?» – а затем: «Плохая осанка и костлявые лодыжки».

– Не обращай внимания, она всем грубит, – сказал Рон.

– Вы о Мюриэль говорите? – спросил Джордж, вышедший с Фредом из шатра. – Да, мне она сказала, что у меня уши какие-то кривые. Старая сова. Жаль, дяди Билиуса больше нет, вот кто умел повеселиться на свадьбах.

– Это не тот, который повстречался с Гримом, а ровно через сутки умер? – поинтересовалась Гермиона.

– Ну да, под конец у него появились кое-какие причуды, – признал Джордж.

– Зато до того, как помешаться, он был душой любого свадебного пира, – сказал Фред. – Выдувал целую бутылку огненного виски, а после выскакивал на танцевальный настил, подбирал подол мантии и начинал вытаскивать букеты из…

– Да, человек и вправду очаровательный, – признала Гермиона, пока Гарри сгибался от хохота в три погибели.

– А сам почему-то так и не женился, – сказал Рон.

– Просто невероятно, – отозвалась Гермиона.

Им было так весело, что никто не заметил запоздавшего гостя – темноволосого молодого человека с большим кривым носом и густыми черными бровями, – пока он не протянул свое приглашение Рону и не сказал, уставясь на Гермиону:

– Прекрасно выглядишь.

– Виктор! – завопила она и уронила свою расшитую бисером сумочку, ударившуюся о землю с громким стуком, нисколько не отвечавшим ее размерам. Торопливо подняв сумочку и покраснев, Гермиона сказала: – Я и не знала, что ты… господи… как приятно тебя видеть… Ну как ты?

Уши Рона в очередной раз заалели. Прочитав приглашение Крама с таким видом, точно он ни единому стоявшему там слову не верил, Рон спросил намного громче, чем следовало:

– Как это ты здесь оказался?

– Флер пригласила, – приподняв брови, ответил Крам.

Гарри, никакого зла на Крама не державший, пожал ему руку, а затем, решив, что лучше увести Виктора подальше от Рона, предложил проводить его до отведенного ему места.

– Твой друг мне, похоже, не обрадовался, – сказал Крам, когда они вошли в уже наполненный людьми шатер и, взглянув на рыжие кудри Гарри, добавил: – Или он родственник?

– Двоюродный брат, – пробормотал Гарри, однако Крам его, собственно говоря, уже не слушал.

Появление Крама вызвало определенный переполох, особенно среди кузин-вейл: как-никак, Виктор был прославленным игроком в квиддич. Гости еще вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть его, а в проходе уже появились торопливо шагавшие Рон, Гермиона, Фред и Джордж.

– Время усаживаться, – сказал Гарри Фред, – не то о нас новобрачная споткнется.

Гарри, Рон и Гермиона заняли свои места – во втором ряду, прямо за Фредом и Джорджем. Гермиона казалась чуть-чуть порозовевшей, уши Рона по-прежнему алели.

Просидев несколько мгновений в молчании, он прошептал Гарри:

– Видал, какую идиотскую бородку он отрастил?

Гарри неопределенно хмыкнул в ответ. Нагретый солнцем шатер наполнили трепетные предвкушения, негромкий говорок сидевших в нем людей время от времени перемежался вспышками возбужденного смеха. По проходу прошли, улыбаясь и кивая родственникам, мистер и миссис Уизли – последняя облачилась сегодня в новую аметистовую мантию и подобранную ей в тон шляпку.

Мгновение спустя в дальнем конце шатра возникли Билл и Чарли, оба в парадных мантиях и с большими белыми розами в петлицах; Фред залихватски присвистнул, заставив кузин-вейл захихикать. Зазвучала исходящая, казалось, прямо из золотистых шаров музыка, и все смолкли.

– О-о-ох! – выдохнула Гермиона, повернувшаяся на стуле, чтобы взглянуть на вход.

Общий вздох вырвался у всех гостей, когда в проходе появились мсье Делакур и Флер. Флер словно плыла, мсье Делакур подпрыгивал на ходу и радостно улыбался. На Флер было совсем простое белое платье, сама же она источала серебристый свет. Как правило, рядом с ее сияющей красотой люди словно тускнели, сегодня же этот свет делал более прекрасными всех, на кого он падал. Джинни и Габриэль, обе в золотистых платьях, выглядели красивее обычного, а когда Флер приблизилась к Биллу, стало казаться, что он даже и не встречался никогда с Фенриром Сивым.

– Леди и джентльмены, – произнес певучий голос, и Гарри с легким потрясением увидел того же маленького, с клочьями волос на голове волшебника, что распоряжался на похоронах Дамблдора; он стоял теперь перед Биллом и Флер, – мы собрались здесь ныне, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец…

– Да моя диадема кого хочешь украсит, – звучным шепотом сообщила тетя Мюриэль. – Однако должна сказать, вырез у Джиневры уж больно низкий.

Джинни обернулась, улыбаясь, подмигнула Гарри и тут же снова уставилась перед собой. Мысли Гарри побрели куда-то вдаль от шатра, к послеполуденным часам, которые он проводил наедине с Джинни в укромных уголках школьного двора. Какими давними они казались теперь и слишком прекрасными, чтобы быть правдой, – сияющие часы, выкраденные из жизни какого-то нормального человека, у которого нет на лбу похожего на молнию шрама…

– Уильям Артур, берете ли вы Флер Изабелль?..

Сидевшие в первом ряду миссис Уизли и мадам Делакур негромко рыдали в кружевные тряпицы. Трубные звуки, донесшиеся из задних рядов, давали ясно понять, что и Хагрид извлек из кармана скатерку, заменявшую ему носовой платок. Гермиона, повернувшись к Гарри, светло улыбнулась ему, и ее глаза были полны слез.

– ...В таком случае я объявляю вас соединенными узами навеки.

Волшебник с клочкастой головой поднял над Биллом и Флер палочку, и серебристые звезды осыпали новобрачных словно дождем, спирально завиваясь вокруг их теперь приникших одно к другому тел. Фред и Джордж первыми захлопали в ладоши, золотистые шары над головами жениха и невесты лопнули, и из них вылетели и неспешно поплыли по воздуху райские птицы и маленькие золотые колокольчики, вливая свое пение и перезвон в общий шум.

– Леди и джентльмены, – провозгласил клочковолосый маг, – прошу всех встать!

Все встали, тетушка Мюриэль громко пожаловалась на причиненное ей неудобство; клочковолосый взмахнул волшебной палочкой. Стулья, на которых сидели гости, грациозно взвились в воздух, матерчатые стены шатра исчезли – теперь все стояли под навесом, державшимся на золотистых столбах, и прекрасный, залитый солнечным светом сад обступил гостей со всех сторон вместе с лежащим за ним сельским пейзажем. А следом из центра шатра пролилось жидкое золото, образовав посверкивающий танцевальный настил, висевшие в воздухе стулья расставились вокруг маленьких, накрытых белыми скатертями столов, приплывших вместе со стульями на землю, а на сцену вышли музыканты в золотистых костюмах.

– Чистая работа, – одобрительно сказал Рон, когда повсюду вдруг засновали официанты с серебряными подносами, на которых стояли бокалы с тыквенным соком, сливочным пивом и огненным виски или лежали груды пирожков и бутербродов.

– Надо пойти поздравить их, – сказала Гермиона, приподнимаясь на цыпочки, чтобы увидеть Билла и Флер, окруженных толпой уже поздравлявших их гостей.

– Успеем еще, – пожал плечами Рон, снимая с проплывавшего мимо подноса три бокала со сливочным пивом и вручая один Гарри. – Гермиона, держи, давай найдем столик… только не здесь! Подальше от Мюриэль…

Рон повел друзей через пустой танцевальный настил, поглядывая влево и вправо; Гарри казалось, что он высматривает Крама. К тому времени, когда они добрались до другого конца шатра, большая часть столиков была уже занята, самым пустым оказался тот, за которым одиноко сидела Полумна.

– Ты не будешь возражать против нашей компании? – спросил Рон.

– Конечно нет! – радостно ответила она. – Папочка пошел к Биллу и Флер с нашим подарком.

– И что он собой представляет? Пожизненный запас лирного корня? – поинтересовался Рон.

Гермиона попыталась лягнуть его под столом, но попала в Гарри. От боли на глаза его навернулись слезы, и продолжения разговора он не услышал.

Заиграл оркестр. Билл и Флер вышли на танцевальный настил первыми, сорвав громовые аплодисменты, спустя недолгое время за ними последовали мистер Уизли с мадам Делакур и миссис Уизли с отцом Флер.

– Какая хорошая песня, – сказала Полумна, покачиваясь в такт вальсовому ритму, а через несколько секунд и она скользнула на танцевальный настил и закружилась на месте – одна, закрыв глаза и помахивая руками.

– Она великолепна, правда? – сказал Рон. – И всегда была хороша.

Однако улыбку его тут же точно ветром сдуло – на освобожденное Полумной место опустился Виктор Крам. Гермиона приятно взволновалась, впрочем, на сей раз Виктор комплиментов ей говорить не стал, а спросил, сердито нахмурясь:

– Кто этот человек в желтом?

– Ксенофилиус Лавгуд, отец нашей хорошей знакомой, – ответил Рон. Сварливый тон его свидетельствовал, что он не намерен подсмеиваться над Ксенофилиусом, пусть тот и дает для этого множество поводов. – Пойдем потанцуем, – резко предложил он Гермионе.

Недоумевающая, но и обрадованная Гермиона встала и вместе с Роном присоединилась к густевшей толпе танцующих.

– Они теперь вместе, что ли? – спросил сбитый с толку Крам.

– Да вроде того, – ответил Гарри.

– А ты кто?

– Барни Уизли.

Они обменялись рукопожатиями.

– Слушай, Барни, ты этого Лавгуда хорошо знаешь?

– Нет, только сегодня познакомился. А что?

Крам пристально вглядывался поверх своего бокала в Ксенофилиуса, который непринужденно беседовал с несколькими чародеями по другую сторону танцевального настила.

– Да то, – ответил он, – что, не будь он гостем Флер, я мигом вызвал бы его на дуэль за мерзкий знак, который он носит на груди.

– Знак? – переспросил Гарри и тоже вгляделся в Ксенофилиуса, на груди которого так и поблескивал странный треугольный глаз. – Но почему? Чем он нехорош?

– Грин-де-Вальдом он нехорош. Это знак Грин-де-Вальда.

– Грин-де-Вальд… Это темный маг, которого одолел Дамблдор?

– Точно.

Челюстные мышцы Крама походили вверх-вниз, как будто он что-то жевал, потом Виктор сказал:

– Грин-де-Вальд уничтожил многих, моего деда в том числе. Конечно, в вашей стране он никогда большой силой не обладал, говорили, что Грин-де-Вальд боится Дамблдора. И правильно говорили, если вспомнить, чем он кончил. Но вот это… – Крам ткнул пальцем в Ксенофилиуса. – Я этот знак сразу узнал, Грин-де-Вальд вырезал его на стене нашей школы, Дурмстранга, когда учился в ней. Среди наших нашлись идиоты, которые копировали его, изображали на своих учебниках, на одежде, хотели поразить окружающих, выделиться. В конце концов те из нас, у кого Грин-де-Вальд отнял членов семьи, научили их уму-разуму.

Крам угрожающе пристукнул по столу костяшками кулака и снова сердито вгляделся в Ксенофилиуса. Гарри был сбит с толку. То, что отец Полумны был приверженцем Темных искусств, казалось неправдоподобным до невероятия, к тому же никто больше в этом шатре не узнал треугольного, напоминающего руну символа.

– А ты… э-э… совершенно уверен, что это знак Грин…

– Мне ошибиться трудно, – холодно ответил Крам. – Я несколько лет проходил мимо него каждый день, запомнил.

– Знаешь, не исключено, – сказал Гарри, – что Ксенофилиус на самом деле и не догадывается, что это такое. Лавгуды – люди довольно… необычные. Он мог где-то увидеть этот символ и принять его за поперечное сечение головы морщерогого кизляка или еще кого-нибудь.

– Сечение чего?

– Ну, я не знаю, что это за твари, но, похоже, он отправляется летом вместе с дочерью разыскивать их…

Толком объяснить, что представляют собой Полумна с отцом, ему не удалось, понял Гарри.

– Вон его дочь, – сказал он и указал на Полумну, которая так и танцевала одна, крутя вокруг себя руками, точно она комаров разгоняла.

– Что это она делает? – спросил Крам.

– Скорее всего, пытается избавиться от мозгошмыга, – сказал опознавший симптомы Гарри.

Крам, похоже, не мог понять, смеется над ним Гарри или говорит всерьез. Он извлек из-под мантии палочку и многозначительно постучал ею себя по бедру – из кончика палочки посыпались искры.

– Грегорович! – воскликнул Гарри. Крам испуганно вздрогнул, но Гарри слишком разволновался, чтобы обратить на это внимание: стоило ему увидеть палочку Крама, как он вспомнил Олливандера, тщательно изучавшего ее перед Турниром Трех Волшебников.

– А что такое? – подозрительно спросил Крам.

– Это же мастер, он делает волшебные палочки!

– Я знаю, – сказал Крам.

– И твою сделал! То-то у меня квиддич в голове вертелся…

Подозрения Крама явно усилились:

– Откуда ты знаешь, что мою палочку сделал Грегорович?

– Я… наверное, читал где-то, – ответил Гарри. – В… в спортивном журнале.

Эта торопливая импровизация Крама успокоила.

– Не знал, что спортивные журналы писали о моей палочке, – сказал он.

– Так… э-э… где сейчас Грегорович?

Крама его вопрос озадачил.

– Ушел на покой несколько лет назад. Я был одним из последних, кто купил палочку Грегоровича. Они самые лучшие – хотя я знаю, вы, британцы, ставите Олливандера выше всех других мастеров.

Гарри не ответил. Он сделал вид, что наблюдает, так же как Крам, за танцующими, а сам тем временем лихорадочно размышлял. Выходит, Волан-де-Морт пытается найти прославленного мастера, и долго отыскивать причину этого не нужно, – она состоит в том, что проделала палочка Гарри в ночь, когда Волан-де-Морт гнался за ним по небу. Остролист и перо феникса одолели палочку, позаимствованную у кого-то Волан-де-Мортом, а Олливандер этого не предвидел да и понять не смог. Может быть, Грегорович лучше разбирается в подобных делах? Может быть, он и вправду искуснее Олливандера и владеет секретами, которых Олливандер не знает?

– Очень красивая девушка, – сказал Крам, возвращая Гарри в свадебный шатер. Крам указывал на Джинни, которая только что присоединилась к Полумне. – Тоже твоя родственница?

– Да, – внезапно ощутив раздражение, сказал Гарри, – и у нее уже есть поклонник. Ревнивый такой тип. Здоровенный. Его лучше не злить.

Крам хмыкнул.

– Какой смысл, – сказал он и, осушив свой бокал, встал из-за столика, – быть всемирно известным игроком в квиддич, если всех красивых девушек уже разобрали?

Он отошел, а Гарри, взяв у проходившего мимо официанта бутерброд, начал обходить танцевальный настил, на котором уже было не протолкнуться. Ему хотелось найти Рона, рассказать про Грегоровича, однако Рон танцевал с Гермионой в самой середине настила. Гарри прислонился к позолоченной колонне и начал, стараясь не жалеть по поводу данного им Рону обещания, наблюдать за Джинни, которая танцевала теперь с другом Фреда и Джорджа, Ли Джорданом.

На свадьбах он еще никогда не бывал и потому не мог сказать, чем эти торжества волшебников отличаются от тех, что устраивают маглы, однако был совершенно уверен, что ни свадебного торта, увенчанного двумя действующими моделями фениксов, которые взлетают, когда его начинают резать, ни плывущих в толпе по воздуху бутылок шампанского у маглов не увидишь. Вечер переходил в ночь, и под навес начали залетать мотыльки, кружившие вокруг плававших в воздухе золотистых фонариков, а веселье становилось все более буйным. Фред и Джордж давно уже удалились в темноту с двумя кузинами Флер; Чарли, Хагрид и какой-то коренастый чародей в лиловой круглой шляпе с загнутыми кверху полями распевали в углу песню «Одо-герой».

Углубившись в толпу, чтобы избавиться от пьяного дядюшки Рона, – этот господин, похоже, никак не мог сообразить, сын ему Гарри или не сын, – он заметил одиноко сидевшего за столом старого волшебника. Ореол белых волос вокруг головы, придававших ему сходство с состарившимся одуванчиком, прикрывала сверху траченная молью феска. В нем ощущалось что-то смутно знакомое и, пошарив в памяти, Гарри вдруг сообразил, что это Элфиас Дож, член Ордена Феникса и автор некролога Дамблдора.

Гарри подошел к нему:

– Вы позволите мне присесть?

– Конечно, конечно, – ответил Дож, голос у него был высокий и слегка хрипловатый.

Гарри наклонился к волшебнику:

– Мистер Дож, я Гарри Поттер.

Дож ахнул:

– Мой дорогой мальчик! Артур сказал мне, что вы здесь, в ином обличье… Я так рад, так польщен!

И Дож, трепеща от волнения и удовольствия, налил Гарри бокал шампанского.

– Я собирался написать вам, – зашептал он, – после того как Дамблдор… Такое потрясение… уверен, для вас тоже…

Маленькие глазки Дожа наполнились слезами.

– Я читал некролог, который вы написали для «Ежедневного пророка», – сказал Гарри. – Не думал, что вы так хорошо знали профессора Дамблдора.

– Не лучше, чем другие, – ответил Дож, промокая салфеткой глаза. – Конечно, я знал его дольше всех – если не считать Аберфорта, но Аберфорта почему-то никто в счет не берет.

– Кстати, о «Ежедневном пророке»… не знаю, видели ли вы, мистер Дож…

– О, прошу вас, дорогой мальчик, называйте меня просто Элфиасом.

– Не знаю, Элфиас, видели ли вы посвященное Дамблдору интервью с Ритой Скитер.

Лицо Дожа залила гневная краска.

– О да, Гарри, видел. Эта женщина, а вернее сказать, стервятница, буквально извела меня просьбами побеседовать с ней. К стыду моему, должен признаться, что я ей в конце концов нагрубил, обозвал пронырливой пятнистой форелью, что породило, как вы, возможно, знаете, клеветнические утверждения касательно поразившего меня умственного расстройства.

– Так вот, – продолжал Гарри, – в интервью Рита Скитер намекнула, что в молодости профессор Дамблдор увлекался Темными искусствами.

– Не верьте ни единому слову! – мгновенно ответил Дож. – Ни единому, Гарри. Не позволяйте замарать вашу память об Альбусе Дамблдоре!

Гарри всматривался в серьезное, огорченное лицо Дожа и ощущал скорее разочарование, чем уверенность. Неужели Дож полагает, что все так легко, что можно просто предпочесть ничему не верить? Неужели он не понимает, что Гарри нужна уверенность, точное знание?

Возможно, Дож догадался, что чувствует Гарри, потому что заговорил быстро и озабоченно.

– Гарри, Рита Скитер ужасная…

Их прервало визгливое кудахтанье:

– Рита Скитер? Обожаю ее, читаю все, что она пишет!

Подняв глаза, Гарри и Дож обнаружили стоящую у их столика тетушку Мюриэль с покачивающимся на шляпе плюмажем и бокалом шампанского в руке.

– Вы знаете, она ведь книгу про Дамблдора написала!

– Здравствуйте, Мюриэль, – сказал Дож. – Да, мы как раз беседовали о…

– Эй, вы! Давайте сюда ваш стул, мне сто семь лет!

Еще один рыжий кузен Уизли испуганно вскочил, и тетушка Мюриэль, с завидной силой развернув его стул к себе, уселась между Дожем и Гарри.

– Еще раз здравствуйте, Барри или как вас там, – сказала она Гарри. – Ну, так что вы тут говорили о Рите Скитер, Элфиас? Вам известно, что она написала биографию Дамблдора? Жду не дождусь, не забыть бы только заказать ее у «Флоуриша и Блотса»!

Услышав это, Дож посерьезнел и помрачнел, а между тем тетушка Мюриэль осушила свой бокал и щелкнула костлявыми пальцами проходившему мимо официанту, требуя замены. Затем она от души глотнула шампанского, рыгнула и произнесла:

– Ну, что вы надулись, как пара лягушачьих чучел? Прежде чем Альбус стал уважаемым, достопочтенным и прочая чушь, о нем ходили очень интересные слухи!

– Злобные измышления плохо осведомленных людей, – сказал Дож, покраснев, как редиска.

– Это вы так говорите, Элфиас, – фыркнула тетушка Мюриэль. – Я заметила, как деликатно вы обошли в вашем некрологе все острые углы!

– Сожалею, что у вас создалось такое впечатление, – с еще большей холодностью произнес Дож.

– О, всем известно, что вы преклонялись перед Дамблдором. Смею сказать, даже если выяснится, что он-то и прикончил свою сестрицу-сквиба, вы все равно будете считать его святым!

– Мюриэль! – вскричал Дож.

В груди Гарри заструился холодок, никакого отношения к ледяному шампанскому не имевший.

– Что это значит? – спросил он у Мюриэль. – Откуда известно, что его сестра была сквибом? Я думал, она просто болела.

– Ну и напрасно думали, Барри! – объявила тетушка Мюриэль, явно довольная произведенным ею впечатлением. – Да и вообще, что вы об этом можете знать? Все происходило, мой дорогой, много лет назад, когда вас еще и в проекте не было, а даже те из нас, кто жили тогда, так никогда и не узнали, что там на самом деле приключилось. Потому-то я и жду так книгу Скитер, уж больно не терпится узнать, что она раскопала. Дамблдор всегда помалкивал о своей сестре!

– Неправда! – прохрипел Дож. – Абсолютная неправда!

– Он никогда не говорил мне, что его сестра была сквибом, – сказал, не подумав, Гарри, по-прежнему ощущавший холодок в груди.

– А с чего бы он стал вам об этом рассказывать! – проскрипела Мюриэль и покачнулась на стуле, попытавшись сфокусировать взгляд на Гарри.

– Причина, по которой Альбус никогда не говорил об Ариане, – начал Элфиас сдавленным от переполнявших его чувств голосом, – на мой взгляд, совершенно ясна. Он был настолько подавлен смертью сестры…

– А почему ее никто никогда не видел, Элфиас? – проскрежетала Мюриэль. – Почему половина наших даже не знала о существовании Арианы, пока из дома не вынесли гроб, в котором ее похоронили? Где был ваш святой Альбус, пока Ариана сидела запертой в погребе? Блистал в Хогвартсе и ни разу не задумался о том, что творится в его доме!

– Что значит «запертой в погребе»? – спросил Гарри. – Как это?

Вид у Дожа стал совсем несчастный. А тетушка Мюриэль хихикнула и ответила Гарри:

– Мамаша Дамблдора была жуткой бабой, попросту жуткой. Родилась от магла, хоть и притворялась, как я слышала, будто это не так…