Текст книги "Сделай погромче"

Автор книги: Джо Мино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Тридцать четыре

Ну, я выпил по паре пива с мистером Д. Как я уже говорил, я зашел, чтобы увидеться с Гретхен, до выпускного вечера оставалось всего дней пять, и я решил, что наконец, наконец, наконец приглашу ее. Мистер Д. открыл дверь и сказал: «Эй, Брайан, как поживаешь, приятель?», и в руке он держал банку пива «Бист» – лучшее в Милуоки, папа тоже любил его, – и я подумал, что он пьет уже какое-то время, потому что он забыл снять фартук типа «поцелуй повара» и улыбался немного слишком, и подмигивал мне, что ли. Втянув голову в плечи и уставившись на ботинки, я спросил:

– А, ммм, Гретхен дома?

– Брайан, девочек сегодня вечером не будет. Джесс на работе, а Гретхен где-то с Ким, – что, насколько я знал, было полной чушью, потому что Ким была на работе в «Орандж Джулиус», и что очевидно означало, что Гретхен либо тусуется в «Хонтед Трейлз» одна-одинешенька в надежде отсосать у Тони Дегана, либо занимается с ним, чем там она решила заняться, прижатая сверху его ручищами неандертальской гориллы.

– А, ну ладно, – сказал я. – Я позвоню ей попозже.

– Можешь подождать ее здесь.

– Да нет, не знаю, я могу домой пойти.

– Да ладно, приятель, почему бы тебе не зайти и не выпить со мной. Как тебе эта идея?

Ну что ж, нигде, ни разу за всю мою недолгую жизнь ни один взрослый не предложил мне с ним выпить гребаного пива. Это было так странно и так нелепо, что я не нашелся, что ответить, кроме как ну, ммм, да, пожалуй.

Кивнув, я вошел в дом за ним следом, и мы направились в кухню. Он выудил еще одну банку «Биста» из холодильника и вручил ее мне, вот так просто, как будто мы, я и он, регулярно выпивали вместе.

– Постой минутку – тебе нужен бокал? – спросил он.

– Нет, из банки нормально, – сказал я, чувствуя себя страннее и неудобнее, чем когдалибо. Я последовал за ним к кухонному столу, и мы уселись друг напротив друга. Он стал приглаживать редеющие волосы и странно мне улыбаться.

– Значит, только мы вдвоем. Только мужики, – вздохнул он. – Только мужики. Холостяки, – сказал он.

– Точно, – сказал я.

– Слушай, сколько вы с Гретхен уже знакомы? – спросил он, вроде как удивляясь собственному вопросу.

– С седьмого класса, – ответил я.

– Точно-точно, вы же были вместе в команде по математике, да?

– Да.

– Вперед, команда по математике! – проскандировал он. – Хорошее было время, а?

– Наверное.

– Вас, ребята, было не остановить, а? Вперед к победе!

– Точно, – сказал я.

– А что случилось с тем китайским мальчиком из вашей команды?

– Грегом? Он был филиппинец, – сказал я.

– Да, с тем мальчиком. Великолепный был мальчик. Так что с ним случилось?

– А, знаете, в старшей школе учится, – сказал я, делая большой глоток из банки.

– Да, в старшей школе, – сказал мистер Д. – Слушай, помнишь, вы вышли в полуфинал и мы все поехали в Спрингфилд?

– Ага.

– И миссис Д. всем вам сделала футболки с надписью «Победители полуфинала математической олимпиады», а вы не выиграли, но все равно все носили эти футболки?

– Да, забавно было.

– Да, – сказал мистер Д. – Забавно было. Помнишь, мы остановились на стоянке для грузовиков, и та маленькая девочка – как ее?

– Андреа?

– Андреа не хотела возвращаться в машину, потому что очень расстроилась из-за того, что вы проиграли.

– Да, – сказал я, – странная была девочка.

– Ну, это все ее родители, – сказал мистер Д. – Они от нее слишком многого требовали, понимаешь? А мы всегда хотели только, чтобы вы старались, верно?

– Верно.

– Эта бедная девочка, ну, она была, что, в седьмом классе? – спросил мистер Д.

– В седьмом, точно, – сказал я.

– И ее родители, наверное, очень сильно давили на нее, раз она так расстроилась.

– Точно, – сказал я.

– Ну и, – улыбнулся он, кивая, – миссис Д. успокоила ее и, хотя Андреа и была в седьмом классе, усадила ее к себе на колени, и мы поехали домой, и вы все с таким пониманием к этому отнеслись. Ты никому не рассказывал об этом, да ведь, Брайан?

Я никому никогда не рассказывал об этом дне. Не знаю почему, но только никогда и никому.

– Нет, – сказал я. – Никогда не рассказывал.

– Я не знал, что этот день станет одним из лучших моих воспоминаний, – продолжил он, по-прежнему улыбаясь и кивая. – Никогда не знаешь. В этом вся штука. Ты никогда не знаешь, какое время будет для тебя важным потом, когда пройдет.

– Да уж, – сказал я, чувствуя себя все более идиотски с каждой гребаной минутой. – Наверное.

– Поэтому не надо беспокоиться. Надо просто быть счастливым, когда можешь.

– Неплохо звучит, мистер Д., – сказал я. – Слушайте, я, наверное, домой пойду. Я позвоню Гретхен попозже.

– Брайан? – прошептал мистер Д., поднимая голову.

– Да?

– Ты хороший мальчик. На случай, если тебе никто никогда не говорил этого, – сказал он, и я чуть было прямо там блин не расплакался.

Тридцать пять

Правда заключалась в том, что я был по уши влюблен в Гретхен и хотел пригласить ее на выпускной вечер, но я был слабак, и меня сильно смущало то, что я влюблен в нее, потому что она была толстой, и еще потому, что, ну, я знал, что даже не нравлюсь ей. И не только это, еще она была крупнее меня, физически, и еще потому что в глубине самой честной части своей души я знал две вещи: первое, она все еще влюблена в Тони Дегана, и второе, она может безо всякого труда надрать мне как следует задницу ровно за пять секунд.

Так что правда заключалась вот в чем: до выпускного вечера оставалось два дня, и я думал, что, возможно, пожалею, если пойду с Гретхен. С меня было достаточно того, что я уже пережил в старшей школе, и, ну, вы знаете, все никак не мог приспособиться и все такое, и я боялся, что Гретхен может что-нибудь устроить во время танцев, знаете, например, сломать руку Эми Шефнер. Я не шучу – в смысле, она уже такие вещи делала.

В общем, когда мы с Гретхен катались в «эскорте», я сказал ей, что никого еще не пригласил на выпускной вечер. «Я скорее всего вообще не пойду», – сказал я, надеясь, что она что-нибудь ответит, типа нет-нет, пригласи меня,но вместо этого она сказала:

– Выпускной вечер – это самое шовинистическое мероприятие в мире. Это типа как «слушай, я купил тебе букетик на корсаж, а ты теперь мне минет сделай».

Я кивнул, хотя это было не совсем то, что я думал по этому поводу. Пару минут мы сидели в тишине, затем Гретхен вздохнула и посмотрела на меня.

– Я должна тебе что-то сказать, – сказала она.

– Что? – спросил я.

Она выключила Клэш, или что там играло, и мгновенно я заметил, что она собирается заплакать, и она попыталась улыбнуться и сказала:

– Я почти позволила Тони Дегану трахнуть себя.

– Что?

– Я почти позволила Тони Дегану трахнуть себя. Два дня назад. На заднем сиденье, – сказала она, оглядываясь через плечо. – Прямо перед его домом.

– Господи, Гретхен, ему же лет тридцать, – сказал я.

– Двадцать шесть, – сказала она, и я бы сказал, что она была не столько расстроена, сколько зла. – Дело в том, что это мне даже понравилось, – прошептала она. – Не то чтобы я знаю, конечно, он ведь у меня самый первый.

Я кивнул, потому что а что я мог сказать?Я ужасно переживал за нее и чертовски злился, потому что, ну, я ведь ходил тут с эрекцией каждые десять минут, и ей надо было только попросить.

– Поехали съедим что-нибудь, – сказала она. – Я плачу́.

Так что мы направились к «Хонтед Трейлз». Когда мы припарковались на стоянке, я увидел, как панки и наркоши тусуются у своих тачек, неплохих, дерьмовых, фордов эскортов, эль камино, и абсолютно одинаковых фургонов, отличающихся разве что панковскими наклейками типа Operation Ivy или The Specials.

Я вышел из машины, чтобы купить в закусочной три хот-дога, и когда шел с едой обратно, услышал, как Гретхен заорала: «Говнюк!», и увидел, как она бежит – для своего веса поразительно быстро, – и там, там был Тони Деган, с растрепанными светлыми волосами и в футболке без рукавов с надписью «Мы тупые», и вместе с этой проблядью, Эрикой Лейн, они вылезали с заднего сиденья фургона Бобби Б., смеясь, целуясь и радостно друг друга пощипывая, а Гретхен появилась перед ними из ниоткуда, и прежде чем кто-либо смог остановить ее, она уже молотила Эрику Лейн головой о капот фургона, а Тони оттаскивал ее, в то же время смеясь во все горло, и я подумал, а не подойти ли к Тони и не вмазать ли ему хорошенько, но знал, что никогда не осмелюсь, так что я помог оттащить Гретхен, и она толкнула меня, и я вывалил хот-доги себе на рубашку.

Гретхен пошла обратно к «эскорту» и завела его, а я сказал: «Почему тебе все время нужно вести себя по-идиотски?», и она посмотрела на меня и сказала: «Иди на хуй», и заплакала, и мне тоже захотелось плакать, но она нажала на газ и резко рванула с места.

До дома в тот день я добирался на трех автобусах, и вся рубашка у меня была измазана горчицей.

Я был подростковым подростком
Март 1991

С этой женщиной покончено, потому что она не может любить мою душу

Paranoid, Оззи Осборн, BLACK SABBATH

По ком звонит колокол,

Время идет вперед

For Whom the Bell Tolls, Джеймс Хетфилд, может, из Джона Донна? METALLICA

Один

На уроке по истории мы должны были сделать двадцатиминутный устный доклад на тему «Событие, изменившее Америку», так что мы выбрали бостонского душителя – это была идея Майка, с которым мы сидели за одной партой. Майк был обкурыш или наркот или «торчок» – как называла его моя худющая сестра – и, подобно мне, увлекался металлом и ужастиками. А также курил траву. У Майка были реально длинные рыжие волосы, которые он прятал под воротник форменной рубашки и завязывал резинкой на концах. Была еще пара чуваков типа него, которые пытались отрастить волосы подлиннее, но рано или поздно они капитулировали и оказывались вынуждены все под корень отрезать. Так с этим обстояли дела в католической школе. Можно было бы взъерепениться, ведь если посмотреть на изображения Иисуса – у него же длинные волосы, но никто бы этого не услышал. Только форменная рубашка, форменные туфли, галстуки, надлежащий вид. Под надлежащим видом имелось в виду, что ты должен быть гладко выбрит – никаких усов или бороды – и коротко стрижен. Но каким-то гребаным чудом Майку удавалось избегать брата Карди, солдафона, отвечающего за дисциплину, так долго, что будь он пойман сейчас, все бы пропало. Брат Карди либо добил бы его бесконечными отстранениями от уроков, либо обрезал бы его волосы прямо у себя в кабинете, не отходя от кассы.

Итак, когда Мисс Эйкен, наша новая – и отменная – учительница истории, заменившая брата Флэнегана в связи с его операцией на горле, написала на доске задание: Заключительная работа: Событие, изменившее Америку,мы с Майком взглянули друг на друга и разом решительно кивнули. Он вырвал из тетради листок, быстро нарисовал мощного мужика, который душит некоего комического персонажа огромной веревкой – веревка было больше их обоих, – и над их головами, кивая и подмигивая, накорябал пентаграмму. Показал все это мне, я кивнул, сам не знаю почему. Почему? Потому что он мне типа был другом и его рисунки я считал довольно потрясающими. В смысле, Майк был единственным чуваком, с которым в то время я тусовался.

Ах да, к тому моменту я попытался начисто забыть о Гретхен. Если она заходила за мной, я разговаривал с ней коротко, и если звала прогуляться, я говорил, что занят.

Я ежедневно подолгу тусовался с Майком. После уроков мы обычно без дела сидели у него в подвале и слушали старые металлические записи, типа раннего Sabbath еще с Оззи, Элиса Купера, Kiss. Еще, как я уже сказал, он увлекался серийными убийцами. У него была куча книг и фильмов про Чарльза Мэнсона и Джона Уэйна Гэси. Мы обычно болтали о маньяках и смотрели фильмы ужасов, а иногда он учил меня играть в Dungeons and Dragons, но я так и не въехал. Еще Майк был знаком с кучей девчонок, любого сорта. Девчонкам он, по-моему, конкретно нравился, в основном, наверное, потому что раскуривал их, но еще и потому, что у него была такая развязная манера общения, как будто ему все равно, нравится он им или нет, из-за чего, разумеется, нравился им еще больше. Так что в подвале у него бывали самые разные девчонки, и тогда он приглашал меня, и мы ставили какие-нибудь наркоманские записи типа «Стены» Pink Floyd's, и они курили травку – я вообще-то травку не курил, а старался надышаться вторяка – и девчонки начинали хихикать и иногда, иногда, если мне везло, мне доставалась одна из них. Майк был лучшим из моих друзей, потому что приглашал меня вот так, хотя позже он и признался, что это было частью его плана. Он сказал, что девчонки чувствуют себя более раскованно, если приходят вдвоем, и что ему всегда нужен второй – и я был просто счастлив, что мог быть этим самым вторым.

Все эти тусовки и наконец знакомства с девчонками подвели меня к очень важному решению. Я сказал предкам, что в качестве подарка на день рождения хочу получить линзы вместо очков в пластиковой оправе. Я обратился к папе, просто объяснив: «Ну знаешь, для девчонок», и он сам отвел меня к окулисту. Контактные линзы практически преобразили меня. Они и еще то, что я больше не подвисал с Гретхен. Я больше не чувствовал себя таким уж лузером, и благодаря Майку я по крайней мере мог разговаривать с девчонками, которые мне нравились.

– Итак, ребята, Дейв Дюпре и Алекс? О каком историческом событии вы думаете? – спросила мисс Эйкен, как всегда секси, светлые волосы в каре, короткая белая юбка, полупрозрачная блузка, идеально облегающая великолепную грудь.

– Знаете, – промямлил Дейв Дюпре, почесывая свой гигантский лоб. Дейв был огромным парнем, по два метра и под сто килограммов весом, умный, но странный. Он весь как будто содрогался, когда мисс Эйкен спрашивала его о чем-нибудь. – Знаете, вероятно, война за независимость.

– Хорошо. Попытайтесь вложить в это личное отношение, – сказала мисс Эйкен с улыбкой. Она повернулась к нам с Майком и подмигнула.

– Майк Мэдден и Брайан Освальд? А вы что думаете?

– У нас есть кое-какие идеи, мисс Эйкен, – сказал Майк, кивая. – Хорошие идеи, о которых мы не хотим говорить пока, ну знаете, не обсудили между собой.

– Хорошо, – сказала она, быстро оборачиваясь, чтобы перехватить взгляд Билли Лаури, уставившегося на ее прекрасную, мармеладно-вкусную попу. – Давайте разделимся на исторические пары, и минут десять вы пообсуждаете, а потом я попрошу вас принять решение. Если будете хорошо себя вести, поиграем в «исторический риск».

Я обожал эту женщину до чертиков и едва ли мог объяснить почему. В смысле, во-первых, она была учительницей, но во-вторых, она была такая сексуальная и неподдельно милая. В течение всего шестого урока у меня стоял. Серьезно. В смысле, мисс Эйкен было года двадцать четыре, всего лишь на несколько лет больше, чем мне, она была маленькая сексуальная игривая блондинка, и все вроде как превращала в игру, знаете, с такими неуклюжими названиями, типа «исторические пары», это она сама придумала, и типа «исторический риск». Однажды она даже устроила такой обед, когда мы ели блюда разных народов – знаете, все эти безумные буритто и пасту, и солонину, и все такое. Однако, как и в случае с волосами Майка, я думал, что это только вопрос времени, и скоро святые братья учуют эти ее забавные странности и быстренько прикроют лавочку. Но не раньше, чем я уломаю ее заняться этим со мной, знаете, по крайней мере я искренне на это надеялся.

Мисс Эйкен медленно подошла к нашим с Майком партам, стоящим рядом. Взглянула на рисунок Майка, где один душит другого, и, закатив глаза, не удержалась от смеха.

– Вы двое, – сказала она. – Они просто обязаны позволить вам заниматься искусством.

Майк был слишком туп, чтобы изучать искусство, и он не стал бы, даже если б ему разрешили. Как умный он взял бы время для самостоятельных занятий вместо факультативов, не то что я – придурок, играющий в школьном оркестре. И все же все тетради Майка были изрисованы сотнями и сотнями странных греческих монстров, между записями у него были драконы и минотавры, и кентавры, и титаны, поражающие друг друга огромными мечами и грозными изогнутыми ножами.

– Неплохой рисунок. Он имеет отношение к вашему проекту? – спросила мисс Эйкен.

– Да, мэм, – сказал Майк. – Мы подумывали о том, чтобы, ну знаете, сделать что-нибудь о серийных убийцах, может быть.

– Серийных убийцах? О ком конкретно?

– Не знаем. Мы правда еще не обсуждали, – сказал он.

– Брайан, ты как относишься к проекту о серийных убийцах?

– Мне нравится, – сказал я.

– Что это с вами, грозные парни? – спросила она, имея в виду наш последний проект, когда нужно было изобразить какое-нибудь событие из американской истории, и у нас получилась очень кровавая живописная сцена, в которой два солдата на гражданской войне, южанин и северянин, резали друг друга на мелкие кусочки. Несмотря на всю кровь и кишки, мисс Эйкен сказала, что мы уловили настроение этого страшного конфликта. Так что, в принципе, мы имели успех.

– Ну не знаю, – сказал Майк. – Это жизнь типа, знаете, вещи, о которых никто не хочет говорить, смерть и все такое. Как брату Флэнегану, например, глотку вскрывают, – сказал Майк, изображая на себе, как вскрывают глотку брату Флэнегану. – Это же правда все.

– Ну, я от вас двоих многого ожидаю, если учитывать ваш предыдущий проект, – сказала мисс Эйкен со своей прекрасной ослепительной улыбкой. – Надеюсь, все будет так же правдиво.

– Круто, – сказал я, позаимствовав это выражение у Майка.

Мисс Эйкен обернулась было и двинулась к следующим партам, но остановилась и лишь подняла темную бровь, протянув миниатюрные пальчики к затылку Майка. Я почувствовал, как у меня отваливается челюсть. Я увидел, как Майк закрыл глаза, стиснул зубы и выдохнул: бля.Мисс Эйкен так легко, так нежно погладила его по затылку, запустив пальцы в густую шевелюру.

– Они ужасно длинные, – прошептала она, подмигивая ему.

– Да, мэм, – сказал Майк, все еще щурясь. Мисс Эйкен наклонилась к нам и улыбнулась.

– Все в порядке, – прошептала она. – Я думаю, это правильно, когда вы сами выбираете, как вам выглядеть. Это помогает выразить индивидуальность, знаете ли.

– Правда? – сказал Майк, изумленный и сконфуженный.

– И, кстати, у моего парня длинные волосы, – сказала она, и, не произнеся больше ни слова, повернулась и стала задавать вопросы следующей группе. Майк выпучил глаза, с улыбкой уставившись на меня.

– Чувак, – сказал он. – Однажды эта женщина будет моей.

– Вставай в очередь, – сказал я.

– Ну, что делать будем? – спросил Майк, закрашивая углы пентаграммы. В одну секунду пятиконечная звезда превратилась в козлиную голову с рогами и оттопыренными ушами и длинной узкой мордой и подбородком – символ группы Venom.

– Не знаю, а какие идеи? – спросил я.

– Чувак, как насчет того гребаного фильма? – сказал он.

Мы с Майком только что посмотрели фильм о бостонском душителе, с Тони Кертисом и Питером Фондой, по-моему. Он был целиком посвящен этой истории и тому, как население Америки был до смерти напугано. Я понятия не имел, как такое можно считать событием, изменившим Америку.

Мисс Эйкен незаметно подошла к доске и один раз хлопнула в ладоши, что означало: быстро все заткнулись.

– Ну, ребята, кто уже выбрал? Есть добровольцы, которые хотят поделиться своими мыслями? – спросила она, и Майк вот так просто вскинул руку, как будто молния сверкнула в небе.

– Да, Майк, что у вас?

– Мы собираемся делать доклад о бостонском душителе, как вам, мисс Эй? – торопливо и возбужденно выдохнул он.

Мисс Эйкен кивнула и тепло нам улыбнулась.

– И почему же вы, ребята, думаете, что бостонский душитель изменил Америку? – спросила она.

Я подумал, что вот нас и умыли, но Майк, в своем репертуаре, вальяжно сказал:

– Он сильно повлиял на наше чувство доверия и безопасности и… ммм… общности, – и мисс Эйкен только кивнула, видимо, под впечатлением. Она отметила нас в журнале, и то, что она поставила нам большой плюс, было лишь первой нашей ошибкой.

два

Как раз в это время миссис Мэдден, мама Майка, завершила бракоразводный процесс. Она его проиграла, и однажды, когда мы были у них в кухне – Майк курил над раковиной, а я рисовал маркером ОЗЗИ на костяшках обеих рук, миссис Мэдден остановилась, посмотрела на нас, поставила корзину с бельем, пригладила волосы, глубоко вздохнула и сказала нам с Майком:

– Вот и все. Я сдаюсь и перестаю считать вас человеческими существами.

– Чего? – спросил Майк, тупо щурясь.

– Прекрасно. Хотите быть антисоциальными элементами – прекрасно. Хотите расти без каких-либо перспектив на будущее – меня это нисколько не волнует.

– Ты о чем говоришь, мам? – спросил Майк, качая головой. Миссис Мэдден встала перед нами, распустила волосы, глубоко вздохнула и улыбнулась, но как-то злобно. Она была очень худая, высокая, с пушистыми светлыми волосами. Носила в основном брюки и курила больше Майка, наверное. Я нервничал, оттого что она вроде бы хочет получить ответы на вопросы, о которых я и понятия не имел. Как например, однажды, когда Майк обжимался с какой-то девчонкой в своей комнате, а я внизу играл в пул сам с собой, она с минуту смотрела на меня, а затем сказала: «Что ты собираешься делать со своей жизнью?» И, не думая, я ответил: «Я буду в музыкальной группе играть. Наверное», и она испустила быстрый резкий смешок, покачала головой и спросила: «Правда?» – а я только пожал плечами и продолжил играть в пул, и не знаю даже, видела ли она, как я случайно загнал восьмой шар в лузу следующим же ударом.

Миссис Мэдден открыла сумочку и нашарила свои «Вирджиния слимс», прикурила одну и наставила ее на Майка, а затем на меня.

– Вы двое – больше не моя проблема.

– Серьезно? – спросил Майк.

– Серьезно, – сказала она. – У меня есть бумажка от твоего отца, в которой сообщается, что наш брак расторгнут. Так что ты, – сказала она, указывая на Майка сигаретой, – больше для меня не существуешь.

– Круто, – сказал Майк. – И что это значит?

– Это значит, – сказала миссис Мэдден, нежно дергая Майка за длинные рыжие волосы, – что я за вас двоих больше не отвечаю. Я прекращаю переделывать мужчин, – сказала она, исподволь усмехнувшись.

– И мы можем делать, что хотим? – спросил Майк, безумно ухмыляясь.

– Вы можете делать все, что хотите, – ответила она, кивая.

– Можем курить на первом этаже?

– Вы и так курите, – сказала она.

– И траву даже можем курить?

– Мне все равно, – сказала она, – если после этого вы не догадаетесь сесть за руль.

– Круто, – сказал Майк. – А телок можно приводить?

– Мне все равно, – снова сказала она. – Только никакого секса. Если кто-нибудь из вас кого-нибудь обрюхатит в моем доме, вы в секунду отсюда вылетите.

Она сказала это, глядя на меня, хотя я даже не был ее ребенком.

– И тусоваться можно допоздна? – снова спросил он. – Никакого комендантского часа?

– Мне все равно, что вы делаете. Вы двое больше не в моей компетенции, – и она снова потянула Майка за волосы и удалилась в полуподвал к стиральной машине.

– Невероятно, черт возьми, – сказал Майк.

– Да уж, – согласился я.

– Совершенно невероятно, – глаза его заблестели в предвкушении. – Я должен позвонить отцу и поблагодарить его.

– Что теперь? – спросил я.

– У нас блин теперь вечеринка. Нет-нет, оргия. Знаешь каких-нибудь девчонок, которые не откажутся от оргии? – спросил он меня.

– Не-а, – сказал я.

– Очень жаль.

– Ну, с чего начнем? – спросил я.

– Я иду вниз посидеть на диване и выдуть огроменный косяк.

– Присоединяюсь, – сказал я и, вперед и с песней, как авангард королевского войска, мы спустились по деревянным ступеням в незаконченный цокольный этаж, представляющий собой длинный серый бетонный прямоугольник, пройдя коридором, забитым коробками, хламом и тряпьем. В полуподвале у них был вполне приличный бильярдный стол и два потертых дивана напротив старого телевизора. На одной из стен висел плакат с полногрудыми блондинками из рекламы ликера, а на противоположной – реклама альбома Tribute Оззи. Поскольку комната Майка находилась здесь же, внизу, едва отделенная тонкой деревянной перегородкой, весь полуподвал пропах его сигаретами – весь: диваны, сукно бильярда, черные занавески, прикрывающие маленькие подвальные окна, свет сквозь которые не проникал по-любому.

Майк пробрался в свою комнату, пошарил под кроватью в поисках банки из-под крема для бритья, в которой ныкал дурь, вытащил маленькую пластиковую упаковку для сэндвичей, полную травы, и, усевшись на кровать, стал выбирать бошки. Он делал это так быстро, что к тому моменту, как я окончательно решился дунуть с ним вместе, он уже забивал трубку.

– Так, – сказал он, кивая, держа трубку у рта. – Это просто. Сначала поджигаешь и ждешь, пока начинает тлеть, так? Затем всасываешь как можно медленнее, не пытайся только проглотить, просто типа… вдыхаешь.

Он нашел синюю пластиковую зажигалку и поджег траву, которая начала потрескивать и издала сильный земляной запах. Я уже слышал этот запах прежде, и он всегда напоминал мне о Джессике, сестре Гретхен – в основном о ее куртке, такой вельветовой куртке с меховым воротником, – Джессика была единственная из моих знакомых, не считая Майка, кто курил напропалую. Майк с минуту подержал зажигалку над чашей трубки, затушил пламя, а затем медленно всосал дым, зажмуривая глаза. Он плотно сжал губы и улыбнулся, все еще с закрытыми глазами, а потом заговорил, не выдыхая.

– Так, – прошипел он, – Затем вот так удерживаешь в себе… – и он слегка кашлянул и выпустил гигантское облако голубоватого дыма. – Вот и все, – сказал он, кивая сам себе.

Он вручил мне трубку и зажигалку, и я сказал: «Без проблем», и сделал все, как он велел. Я почувствовал вкус смолы, обжигающей мне горло, небо и язык и проникающей глубже, ниже, ниже, ниже, в самые легкие, я удерживал в себе дым так долго, как только мог, и наконец резко выдохнул, улыбаясь точь-в-точь как Майк. Я закашлялся, глаза заслезились. Майк похлопал меня по спине и засмеялся.

– Кашлять – кайф ломать, – сказал он, беря у меня трубку. Ничего особенного я не почувствовал. Глаза все еще слезились, а горло саднило. Майк снова затянулся и передал мне трубку. Я повторил, постаравшись в этот раз не закашляться, глаза мои вдруг стали тяжелыми, и я заморгал, чтобы смахнуть слезы, сам себе по-прежнему улыбаясь. Я почувствовал, как уши мои типа раскрываются, будто прежде они были заложены, и как язык становится горячим и большим и тяжелым. Майк встал и поставил Black Sabbath, и тут меня начало по-настоящему колбасить. Песня War Pigs,которую я знал наизусть, звучала теперь совсем иначе, разбитая на сотни частей, как симфония, каждый инструмент играл отдельно и умножался, голос Оззи был, что ли, теплее, как будто певец был моим приятелем и находился в одной со мной комнате. Майк снова сел на кровать и похлопал меня по спине.

– Ну что, плющит?

– Да, по-моему, – сказал я. – Похоже на то, – снова сказал я. – Это что надо, – сказал я. – Что надо.

– Хочешь, я позвоню девчонкам? – спросил Майк, подмигивая.

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо тебе, Майк, за все. – Майк кивнул, снова похлопал меня по спине, снял трубку, набрал номер и сказал:

– Аманда? Это Майк. Ты ни за что не поверишь, что случилось, – и Аманда, залаченная блондинка-наркоманка и ее подружка Кэти О., вся в прыщах и, как следствие, с тонной косметики на лице, но все же прелестная в некоторых других отношениях, были на месте уже через десять секунд.

Короче, оборотная сторона медали обнаружилась, когда два дня спустя Майк пришел из школы и заметил, что его мама убрала из дома все телефоны. Все телефоны исчезли. Он спросил ее, в чем дело, и она только пожала плечами и удалилась. На следующий день мы увидели, как какой-то чувак из телефонной компании устанавливает на кухне настоящий платный телефонный автомат, в смысле, привешивает его прямо блин к кухонной стене, как будто кухня Майка – это автобусная остановка или что-нибудь такое. Мы с Майком уставились на все это, и он сказал: «Это уже полное безумие», – и бедный монтажник только пожал плечами и сказал: «Извините», и продолжил работу. Майк покачал головой и подошел к холодильнику, чтобы взять кусок замороженной пиццы и банку содовой, но вы только подумайте: дверь холодильника не открывалась. Он дернул ее раз, два, а затем опустил взгляд и обнаружил замок. На двери холодильника висел хренов замок.

– Поверить не могу, – сказал Майк, закрывая лицо руками. – Да она с катушек съехала.

– Это, – сказал я, указывая на золотой замочек, – самая страшная вещь из всех, что я видел, – потому что, пока развод не был оформлен, или как там это делается, и пока миссис Мэдден не сошла окончательно с ума, всегда можно было зайти к Майку и найти у него что-нибудь в холодильнике, обычно замороженную пиццу и содовую, и мы ели, стоя над раковиной, без тарелок, так что нам не приходилось их мыть, но теперь, теперь все было кончено.

– Что она себе думает? – спросил он, качая головой.

– Понятия не имею, – сказал я, потому что и впрямь не имел понятия, и я задумался о своих маме и папе – который вот уже полгода спал на диване внизу – и о том, какие странные пытки мне еще уготованы.

– Мам! – прорычал Майк. – Что это еще за хрень?

Миссис Мэдден появилась из спальни в нежно-голубом халатике и с голубым полотенцем на голове, непонимающе моргая.

– Да, сосед?

– Что все это дерьмо значит? – прокричал он, размахивая руками.

– Все это дерьмо – мое дерьмо, – сказала она с улыбкой и вытащила сигарету из пачки «Вирджиния слимс».

Я отступил на шаг и стал наблюдать.

– Если хочешь пользоваться телефоном, придется найти работу, чтобы платить за это. То же самое относится и к еде.

– Ничего себе, – вслух пробормотал я.

– Черт возьми, – сказал Майк. – Ты сошла с ума.

– Вовсе нет, – сказала она. – Это самое разумное, что я сделала за последние девятнадцать лет.

– Ну, а Молли и Пити? – спросил он.

– Все, кто едут, должны оплатить проезд, – ответила она, кивая, развернулась и исчезла в спальне.

– Нет, серьезно, – сказал Майк. – Самый настоящий дурдом.

Это было безумие. Майк и его младший брат Пити, которому было только двенадцать, должны были сами покупать себе овощи или платить матери за еду. Первым делом, чтобы избежать поиска работы, Майк продал все пластинки, которые не слушал. Он думал, что, может, мама согласится хотя бы кормить его, но ничего не вышло. Честное слово. Старшая сестра Майка, Молли, девушка с широким круглым лицом, какие мне нравились – злое выражение, умный рот, знаете такой тип, девушка, которая смотрит на тебя так, как будто ты что-то из себя представляешь, а потом целуется с тобой только потому, что ей скучно, – в общем, Молли, на два года старше нас с Майком, девятнадцати лет, студентка, в общем, она пришла домой с работы из этого бара, «О'Райли», увидела у себя на кухне телефонную будку и замок на холодильнике и два дня спустя отбыла с менеджером группы Speedwagon – довольно известной, как мне кажется, в наших краях.