Текст книги "Сделай погромче"

Автор книги: Джо Мено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Брось, не говори так. Ты единственный, кто в этом дерьме разбирается.

– Я даже не понимаю, почему я стараюсь для тебя. Ты пытался обокрасть меня.

– Видишь ли, Род, когда ты говоришь такое вот дерьмо, ты похож на слюнтяя. Я собирался взять ту пластинку, чтобы вот это сделать, но ты отказался помочь мне, помнишь?

– Но ты ведь даже не разговариваешь со мной в школе, – сказал Род. – Из-за этого я чувствую себя занудой.

– Господи, Род, ты и есть зануда. Ты сидишь один за столом в углу. Ты все время носишь этот красный свитер. Ты все время как будто хандришь, приятель.

– Я больше не хочу помогать тебе с этим, – сказал он.

– Я больше не хочу помогать тебе с этим, – повторил я, передразнивая его. – Прекрасно, но когда тебе стукнет типа восемнадцать и ты все еще будешь типа тусоваться в своей комнате, так никого и не трахнув, не приходи ко мне жаловаться, ладно? Я просто пытаюсь тебе помочь.

– Конечно, – сказал он.

– Род, я тоже не хочу, чтобы ты был занудой, приятель. Я не против тусоваться с тобой в школе, но ты же такой понурый.

– Я стараюсь не быть понурым.

– Но ты понурый. Слушай, Род, здесь нужен очень точный выстрел. Ты должен помочь мне с этой песней.

– Как когда ты пытался стащить пластинку у папы?

– Господи, да чего ты все время это поминаешь? – спросил я.

– Это типа наша любимая пластинка. Просто хочу, чтобы ты знал.

– Ты какой-то пидор. Тебе сколько лет, приятель? Ты говоришь блин, как ребенок.

– О, это потому, что я не крутой и не ругаюсь, чтобы показать это? Блядь это, на хуй то.

– Я знал, что не стоит тратить на тебя время, – сказал я и поднялся. Он протянул руку, делая мне знак остаться.

– Подожди минутку, только минутку. Как насчет инструменталки?

– Чего?

– Это сделает тебя крутым. Такая песня, знаешь, без слов, знаешь, как будто вы в кино или что-то в этом роде.

– Инструменталка?

– Ага.

– Ну и что ты задумал?

ТРИДЦАТЬ

В дальнем углу на стоянке «Хонтед Трейлз» в фургоне Бобби сидели мы – Тони Деган, Бобби Б. и я – и делили сорокадолларовый пакетик с травкой. Играл Aerosmith, Sweet Emotion, и я надеялся увидеть Гретхен, потому что в кармане у меня была новая, улучшенная Родом, версия моей коллекции, и я только ждал подходящего случая, чтобы вручить ей кассету, а она все не шла, и Бобби спросил, не хочу ли я освежиться в его фургоне. Песня, которую мы с Родом в конце концов выбрали, была Sleepwalk, такая песня из 50-х, Санто и Джонни, и я думал о ней, когда Тони Деган заговорил со мной.

– Ты тихоня, а, Брайан Освальд?

– Наверное, – сказал я.

– Ты где живешь?

– Эвергрин-парк, – сказал я.

– Да, я тоже, – сказал он. – Ты в последнее время не наблюдал ниггеров в округе?

– Не-а.

– А я да. Тусовались там, в парке, – сказал он.

– А, – сказал я.

– Черные, приятель, они ведь живут блядь, как животные.

– Правда? – спросил Бобби.

– Они живут блядь, как животные, и что самое страшное – они живут прямо рядом с тобой. Только недавно трое из них играли в баскетбол в Эвергрин-парк, как будто им там принадлежит все, прыгая, срывая сетки. Не потерплю этого дерьма. Это блядь наш район. Отец мой не для того свою задницу всю жизнь надрывал, чтобы кучка каких-то ниггеров тут поселилась и стала продавать свой чертов крэк и рожать своих чертовых детей и ломиться по ночам в мой чертов дом. Только неделю назад кто-то спер велосипед моего братишки. Мой отец блядь заплатил за него, у него пособия ведь нет никакого. В общем, меня это дерьмо достало. Пойду сегодня вечером в парк, и если там эти ниггеры околачиваются, убедительно их отделаю, чтоб поняли, что лучше бы им на хуй свалить. И на хуй не показываться в Эвергрине.

– А как насчет копов? – спросил Бобби, прищуриваясь.

– Копы тоже от них не в восторге. Я знаю, что они на моей стороне, но у них связаны руки. Так что это между нами, договорились?

– Договорились, – сказал Бобби.

– А как насчет тебя, Брайан?

– Не думаю, Тони.

Я стал открывать дверь фургона, и Тони тут же выскочил, и когда я выбрался, то повернулся и наткнулся на Гретхен. Она стояла, оперевшись на «шевроле эль камино», припаркованный поблизости. Я улыбнулся и подумал, не стояла ли она там все это время в ожидании. Прежде чем я успел что-нибудь сказать, Тони Деган уже вовсю ей улыбался, и она улыбалась в ответ, и я почувствовал, как вес кассеты в моем кармане начинает стремиться к нулю, полностью исчезая, прямо вот так.

– Здравствуй, – сказал я.

– Привет, – сказала она, все еще глядя на Тони.

– Приветики, – сказал Тони с легкой наркоманской ухмылкой.

– Ты там был с какой-нибудь девчонкой? – спросила его Гретхен, полу-улыбаясь, полухмурясь.

– Я с девчонками не тусуюсь, – сказал Тони. – От них с ума можно сойти, – засмеялся он. – И что, вот так вот ты здороваешься?

– Привет.

– Привет. Ты пришла увидеться со мной? – спросил Тони, подмигивая, а затем медленно, очень нежно взял ее за руку. Гретхен замерла. Он держал ее за руку и улыбался, пробегая пальцами по серебряным кольцам. От этого меня чуть не стошнило, но я не хотел уходить. Не знаю почему, но я хотел увидеть, как это все случится.

– Вовсе нет. Ну, я пришла с Ким. Она снова ищет эту Лору. По всей видимости, Лора обозвала ее трансвеститом.

– Лора уже свалила. Она на Бобби глаз положила.

– Ким знает. Она говорит, что надерет ей задницу, если увидит ее поблизости.

– Да? А вы жесткие девчонки, а? – засмеялся он.

– Ким да. А я – я так, за ней увязываюсь.

– Хочешь свалить? Покататься на фургоне Бобби? – спросил Тони, и я почувствовал, как пылает мое лицо. Я собирался просто стоять и наблюдать за всем этим. Я не собирался говорить ни слова. Почему? Потому что какое это имело значение? Какое это все вообще имело значение?

– Кто, я? – спросила Гретхен, широко улыбаясь.

– Да, ты. Хочешь куда-нибудь сходить?

– Ну не знаю, – она посмотрела на свои ботинки.

– О, да ты ломаешься, а? Ладно, что если мы пойдем перекусим где-нибудь, только я и ты? Как это тебе? – он переплел свои пальцы с ее и сжал ей руку.

– Типа в настоящий ресторан? Со столиками и все такое? – спросила она.

– Типа чего?

– Ну не знаю. «Дюкс»?

– Автомобильный? Там нет никаких столиков, – сказал он, улыбаясь.

– Это ничего.

– Значит договорились. У меня только десять баксов, так что не заказывай там лобстеров или еще что-нибудь такое.

– Ладно.

– Ладно. Никуда не уходи, я только возьму у Бобби ключи. – Тони отпустил ее руку и широким шагом направился назад, на угол стоянки, где курил Бобби Б.

– Хорошо, Тони, – вздохнула она кивая, стоя рядом со мной и меня не замечая. Кассета в кармане моей рубашки распалась на молекулы. «Хорошо, Тони».

ТРИДЦАТЬ ОДИН

Офигенные песни про дьявола, чтобы слушать, пока вонзаешь оружие в кого-нибудь, типа, не знаю, Тони блядь Дегана, предлагая сатане его душу.

1. Twist of Cain (Danzig)

2. Черная магия / Black Magic (Slayer)

3. Иисус-Спаситель / Jesus Saves (Slayer)

4. Число зверя / Number of the Beast (Iron Maiden)

5. Ори на дьявола / Shout at the Devil (Mötley Crüe)

6. Хелтер Скелтер / Helter Skelter (Beatles)

7. Дети зверя / Children of the Beast (Mötley Crüe)

8. Южные небеса / South of Heaven (Slayer)

9. Прыгни в огонь / Jump in the Fire (Metallica)

10. Мистер Кроули / Mr.Crowley (Ozzy)

11. Душа в огне / Soul on Fire (Danzig)

12. Позади кривого креста / Behind the Crooked Cross (Slayer)

13. Антихрист/ The Anti-Christ (снова блин Slayer)

ТРИДЦАТЬ ДВА

О'кей, иногда смеха ради Ким и Гретхен вели все эти разговорчики, пока я сидел на заднем сиденье, и они из кожи вон лезли, только бы надо мной поиздеваться. После школы мы разъезжали по окрестностям, убивая время, если Ким не надо было на работу, и они сидели впереди, а я сзади, и вели эти свои разговорчики и насмехались над тем, какой я придурок, а я просто сидел и все это кушал. Почему? Потому что, ну, вы уже знаете, почему.

– Эй, Брайан, ты знаешь, что если ладонь у человека больше, чем лицо, значит у него рак? – и я подносил ладонь к лицу, чтобы измерить, и – БАЦ! – Ким хлопала меня по руке, и получалось, что я сам себе давал пощечину.

Или вообще откровенные оскорбления:

– Эй, Брайан, – говорила Ким. – Ты слышал, что в Германии делают такие машины, чтобы сексом с ними заниматься. Дрочильные машины?

– И?

– И вот. Наконец-то ты сможешь потрахаться, – смеялась она. – Понял? Ты же у нас девственник. И тебе, чтоб потрахаться, понадобится машина. – И она сильно пихнула меня ногой и, фыркнув, засмеялась.

– Пошла бы ты, шлюха, пососала, – сказал я.

– В общем так, – сказала Ким, поворачиваясь к Гретхен. – Я слышала, кто-то с кем-то в чьем-то фургоне делал какие-то гадости.

– Чего? – спросила Гретхен.

– Я слышала, кто-то с кем-то в чьем-то фургоне делал какие-то гадости.

– Не знаю, не знаю, – прошептала Гретхен.

– Бобби сказал, что он дал Тони ключи и вы двое испарились. Ну, что ты скажешь в свою защиту?

– Ничего. Не знаю.

– Ты становишься настоящей гребаной шлюхой.

– Нет. Никто... ну, никто на меня не смотрит так, как он.

– Чего?

– Больше никто так на меня не смотрит. Как будто хочет... ну не знаю, сорвать с меня одежду, что ли.

– Слушай, тебе надо как-нибудь пойти потусоваться в этот чертов «Замок Аладдина», знаешь, галерея видеоигр в торговом центре? Я должна была там встретиться с Бобби, и он, блин, как обычно, опаздывал, так что я там была одна-единственная девчонка, и можно было подумать, что я Хизер Локлир какая-нибудь – гребаные зануды.

– Он даже ничего не сказал. Он только посмотрел на меня, понимаешь. Так внимательно посмотрел, как в кино. Потом подошел и положил руку мне на лицо, вот так, – Гретхен нежно поднесла ладонь к щеке Ким. – А потом сказал: «Хочешь пойти куда-нибудь?», и я сказала: «Хорошо».

– Ты лучше будь начеку. Сама знаешь. Может, он просто хочет попользоваться твоей маленькой сладкой пизденкой.

Гретхен нервно распрямилась на жестком пластиком сиденье.

– Зачем? Зачем ты это сказала?

– Что?

– Вот что ты только что сказала? Ты зачем это сказала?

– Что? Я ничего не говорила. Я так – стебалась, – сказала Ким.

– Что ты сказала по поводу того, что он использует меня? Как ты могла сказать такое?

– Ну не знаю. Ну сказала, я же просто стебалась.

– Что? Что он использует меня, потому что я ему действительно нравлюсь?

– Нет, я имела в виду, что он, ну, пытался тебя...

– Ты не знаешь, что это такое, Ким. Не знаешь.

– Ну и черт с тобой. Снова здоро́во, – Ким опустила назад спинку сиденья и закатила глаза.

– Нет, это с тобой черт. Ты никогда не была жирной. Ты не знаешь, каково это. Парни ни за что не заговорят со мной, если только, знаешь, тебя нет случайно поблизости, знаешь, чтобы выяснить, есть у тебя кто-нибудь или нет, и попробовать трахнуть тебя или хоть как. Ты даже понятия не имеешь. Ты ни разу в жизни не чувствовала себя уродиной.

– Какого хуя? Я знаю, что это такое. Парни меня боятся!

– Ну это только потому, что тебе этого хочется. В смысле, тебе нравится, что парни боятся тебя. В смысле, я блин не просила, знаешь, чтоб меня рожали пятидесятого размера. На хуй. Не в этом дело даже. Так будет всегда, даже лет через сто так будет. Люди не любят уродливых людей. Это типа последний настоящий предрассудок.

– Да, уродливых и еще черных.

– Ну не знаю. Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказала Гретхен.

– Все парни – гребаные придурки. Им только и хочется, что выебать кого-нибудь. Знаешь этого Майка, из торгового центра, с ирокезом? Он мне не звонит больше.

– Потому что под юбку тебе залез?

– Откуда мне знать блин. В смысле, блин, он же даже не крутой. Он такой типа увалень, понимаешь. Он даже не панк, только одевается так. Комиксы любит и всякое такое дерьмо. Я к чему – единственное, что есть в нем хорошего – так это его тачка. И это типа такая замена всему.

– У Бобби есть фургон, – сказала Гретхен.

– Но Бобби – полная задница. В смысле, он сказал этой чертовой Лоре, что она «девушка его мечты». Ты можешь в это поверить? Я же была первая женщина, которая, блядь, у него отсосала!

– Ну, она тоже, наверное, у него отсосала.

– Иногда мне хочется, чтобы на свете не существовало этих сраных парней, серьезно. Задницы сраные. Кроме тебя, Брайан, – сказала она, а потом, – нет, нет, включая тебя.

– Помнишь, мы как-то всем говорили, что прилетели из космоса? С планеты Нав-о-нод? – спросила Гретхен.

– Потому что Нав-о-нод – это Джон Донован наоборот, – сказала Ким.

– Я так была влюблена в Джона Донована.

– И я. Он теперь на «эль камино» разъезжает – говнюк.

Обе девчонки застонали, сморщившись. Я тоже засмеялся, вспомнив Джона Донована, высокого красивого блондина с густой тщательно уложенной шевелюрой, похожего на ведущего какой-нибудь телевикторины.

– Как тебя звали? – спросила Гретхен.

– Занаду. Как в песне Оливии Ньютон Джон.

– Слушай, так вот что нас погубило. Когда ты рассказала об этом миссис Пинчи в седьмом классе, она уже не могла воспринимать нас серьезно.

– А то, я же старалась. А как тебя звали?

– Я была Королева Фей, – с улыбкой сказала Гретхен.

– Вообще чушь какая-то.

– Знаю. В этом-то и была вся крутизна.

– Наверное.

– Помнишь, как мы Брайана до усрачки напугали?

Я выпрямился и просунул голову вперед.

– Что? Что вы там обо мне сказали?

– Помнишь, мы сказали тебе, что на нашей планете нет мужчин и что мы собираемся плодиться от тебя, чтобы продолжить наш род? – спросила Гретхен.

– Чувак, ты выбежал из комнаты и упал с лестницы. Я думала, ты сблюешь, – сказала Ким.

– Да уж, – сказал я. – Это было охуительно.

– Эй, Брайан, – спросила Ким. – Ты все еще сраный девственник?

– Он собирается вечно быть девственником. Даже если потеряет невинность, – ответила за меня Гретхен.

– Ты уверен, что ты не... ну, не пидор? – спросила Ким.

– Я не пидор, – сказал я.

– Он не пидор, – снова ответила Гретхен. – Он просто типа «Я буду жить у мамы в подвале и работать дворником всю оставшуюся жизнь».

– Черт, я же однажды застала Брайана, когда он мне поцелуйчики посылал, – сказала Ким. – Ты помнишь? – спросила она меня.

– Чего? Когда это? – спросил я.

– Пару лет назад, летом, классе в восьмом, когда мы палатки поставили у Гретхен во дворе. Помнишь, когда была вечеринка математической команды? – она повернулась к Гретхен и улыбнулась, – и твоя мама приготовила нам поп-корн и хот-доги, и твой папа пытался рассказывать нам всякие страшилки, и у него была расстегнута ширинка?

– Да, – сказала Гретхен с улыбкой.

– Ну, я проснулась посреди ночи и увидела, как Брайан уставился на меня и воображает, будто меня целует.

– Не было такого, – сказал я.

– И что ты ему сказала? – спросила Гретхен.

– Я сказала: хватить пошлить, урод.

– А он что? – спросила Гретхен.

– Он сказал, что просто тренируется. Он сказал, что в один прекрасный день я все осознаю и захочу с ним целоваться.

– Не было блин такого никогда, – снова сказал я. С минуту было тихо, и затем заговорила Гретхен.

– Лучше бы мы так и остались детьми. Черт.

– Да. Но блин, когда я думаю о Бобби и о его члене, я ни за что не хочу снова становиться ребенком.

– Наверное. Тебе это, наверное, проще. Но разве хоть иногда тебе не хочется снова стать маленькой?

– Нет, это был отстой. Я хочу быть сама по себе как можно скорее. И ты тоже. В смысле, надо же когда-нибудь вырасти, правда? Слушай, пока ты меня не высадила, можно я твою домашку по геометрии возьму?

– Да, я как раз все сделала, – Ким залезла в сумку к Гретхен, пошарила там и вытащила тетрадку по геометрии.

– Утром верну, ладно? – спросила она.

Мы подъехали к торговому центру «Чикаго ридж», прямо ко входу с кафешками, в одной из которых Ким работала, и она выскочила. «Увидимся», – сказала она Гретхен, затем повернулась ко мне и прижалась своей роскошной грудью к оконному стеклу. «Пока, любовничек», – сказала она, пыхтя и смеясь, выплюнула жвачку и исчезла за тяжелыми стеклянными дверьми.

– Ты пересядешь вперед? – спросила Гретхен.

– Нет, если ты будешь надо мной издеваться, – сказал я.

– Ну и сиди сзади, педик, – сказала она и со смехом завела машину.

ТРИДЦАТЬ ТРИ

После обеда мы с Гретхен по прежнему катались туда-сюда мимо дома Стейси Бенсен, не знаю, почему. Может, чтобы убить время, или потому что Гретхен все еще чувствовала себя виноватой за то, что разукрасила ей лицо, или наоборот, чтобы помучить ее – серьезно, не знаю. Было около половины четвертого, сразу после школы, и, проехав мимо три или четыре раза, Гретхен в результате припарковала машину и вышла. Я последовал за ней, понятия не имея, какого черта она затеяла. Гретхен подошла к цементному крыльцу и позвонила, и я удивленно посмотрел на нее и спросил: «Ты чего делаешь?», и Гретхен только пожала плечами да сдунула с лица упавшие пряди.

Вот так вот просто Стейси открыла дверь, все еще в школьной форме, идеально облегающей ее стройное тело, и в розовом свитере, волосы ее были убраны в конский хвост. Облокотившись на косяк, она пила диетическую колу, и не будь ее глаза все еще черно-синими, а нос в белой марлевой повязке, она бы наверняка выглядела что надо. Стейси курила, элегантно выпуская дым из уголка губ, и я подумал, что теперь вижу – взгляд, побитый, как и ее лицо, и убежденность в том, что она всегда будет лучше нас, вопреки всему. Наверное.

– Да? – сказала Стейси. – Брайан Освальд? Вы чего, ребята, хотите?

– Так вот где ты живешь, – сказала Гретхен, заглядывая в огромную прихожую, всю в серебре и зеркалах. Я подумал, что вопрос, в общем, странноватый, учитывая, сколько раз мы тут уже были.

– Да, – сказала Стейси, выдыхая дым.

– Мило, – сказала Гретхен.

– Да, очень, – сказал я и решил, что на этом мои попытки поговорить со Стейси Бенсен окончены.

– Да. Полагаю, здесь недурно, – сказала она. – Я видела, как вы вчера проезжали мимо. Чего вам надо?

– Ну не знаю. Просто зашли узнать, как ты.

– Ну с лицом у меня все еще полная жопа. Я думаю, ты меня чем-то заразила.

– Да, ну прости, – прошептала Гретхен. – Ну? Ты и в самом деле залетела?

Стейси посмотрела на Гретхен, затем на меня и выдохнула целое облако дыма.

– Тебе-то что?

– Не знаю, – сказала Гретхен, пожимая плечами. – Я думала блин, может, мы можем тебе чем-нибудь помочь.

– Я не беременна. У меня вчера начались месячные, – сказала Стейси, выдыхая. Она снова затянулась и кивнула сама себе.

– Ну, – сказала Гретхен, кивая в ответ. – Это же хорошо, да?

– Да. Теперь Марк Дейтон может идти и трахать, кого ему блядь угодно.

– Марк Дейтон? Парень из «Мариста»? Это он? – спросила Гретхен.

– Да. Ты его знаешь?

– Думаю, да, – сказала Гретхен. – Тот еще блядун.

– Да уж, – сказала Стейси.

Девчонки посмотрели друг на друга – Стейси со скрещенными руками, Гретхен кивая, вроде как говоря: Может быть, ты и в порядке, может быть.

– Ну, так это вы со зверями устроили? – спросила Стейси.

– Со зверями? – спросила Гретхен.

– С садовыми зверями, как будто они трахаются.

– А это. Да, это мы, – сказала Гретхен.

– Нафига?

– Ну не знаю, – прошептала она. – Подбодрить тебя, что ли.

– Меня это не подбодрило. Меня это вывело из себя.

– Прости, – сказала Гретхен.

– Да ладно. Это было довольно забавно.

– Да уж.

– Ну, ладно, спасибо, что зашли, что ли.

– Ага.

На секунду мы замерли на крыльце, под нарастающий хохот какой-то комедии. «Чарльз в ответе»? Она что, смотрела телевизор? Она так же одинока, как и мы, внезапно подумал я.

– Хотите зайти или что? – спросила Стейси, поддерживая повязку на носу. С краю на ней были видны крошечные пятнышки крови.

– Не знаю. Можно сигаретку стрельнуть? – спросила Гретхен.

Стейси кивнула, вытащила из кармана розового свитера пачку и протянула Гретхен. Гретхен нервно нащупала сигарету, засунула ее в рот, заметила, что она ментоловая, спросила: «С ментолом?», на что Стейси кивнула, но Гретхен все равно прикурила.

– Брайан хочет? – спросила Стейси.

– Нет, он не курит, – сказала Гретхен.

– Нет, – сказал я. – Берегу здоровье, – сказал я и решил окончательно, что больше не произнесу ни слова.

– Ну, – прошептала Гретхен, снова кивая.

– Ну, – прошептала Стейси в ответ. – Ну. Ты когда-нибудь была в солярии?

– Кто, я? – спросила Гретхен. – Не-а.

– У меня внизу солярий. Хотите посмотреть?

– Ну не знаю. Не то что бы, – сказала Гретхен, пожимая плечами.

– Ну, может, хотите помочь мне печь печенье? Я обещала братишке, что испеку немного.

– Не, не знаю. Но спасибо, что спросила. Пойдем мы, наверное, Брайану домой надо.

– Ладно, – сказала она.

– Ладно.

– Увидимся, да?

– Да, увидимся, – сказала Гретхен, спускаясь по ступеням. Как только дверь закрылась, Гретхен схватила первого синего кролика, приставила его сзади вплотную к гному, как будто он его пялит, побежала к машине, завела ее и стала дудеть. Стейси Бенсен подошла к двери, держась за нос, и кивнула, глядя на бедных кролика и гнома, но в сад не вышла. Невозможно было сказать, смеется она или плачет.

После этого мы поехали к футбольному полю школы «Мариста», где, как сказала Гретхен, по всей вероятности, тренировался приятель Стейси Бенсен. На всех качках была красная футбольная форма, и все они делали упражнения и тренировали передачи, и после каждого движения шлепали друг друга по заднице. Мы с Гретхен сидели в «эскорте» и слушали треск холостых оборотов и шипение песни Wasted, Black Flag по радио.

– Ну и что мы здесь делаем? – наконец спросил я.

– Мы собираемся надрать этому парню задницу.

– Собираешься переехать его или что?

– Нет. Не знаю. Идеи есть?

– Нет.

– Можем чем-нибудь бросить в него и уехать.

– Типа чего?

– Как насчет кирпича?

– Ну не знаю. Может, объедки какие-нибудь, типа чили?

– Нет, нет, я придумала, – сказала она. – Как тебе мешок с дерьмом?

– И где ты собираешься достать мешок с дерьмом?

– Ну не знаю, – сказала она. – Ты срать не хочешь?

– Не-а, – покачал я головой.

– Ну ладно, а как насчет мешка с мочой? Ты вообще писаешь?

– Могу пописать, – сказал я. – Да, точно могу пописать. Где возьмем мешок?

Мы подъехали к магазину на 103-й, купили самый большой пакет на молнии и вернулись обратно, припарковавшись у футбольного поля ровно на том же месте. Я подумал, что если сделаю это, Гретхен решит, что я типа крутой – знаете, что мне наплевать на то, что меня разукрасят и все такое, – и меня это устраивало, пока мы сидели на стоянке в школе «Мариста», и она сказала:

– Хорошо, давай писай.

– Прямо здесь?

– Да мне все равно.

– Я не стану ссать у тебя на глазах.

– Почему нет? – спросила она.

– Да пошла ты, – сказал я.

– Тогда давай там, за машинами.

– Ладно.

Я выпрыгнул из машины, взяв с собой большой пластиковый пакет. Пригнулся за чьим-то красным кабриолетом, расстегнул штаны, вытащил член и стал писать в пакет. Моча была горячая и воняла, и я, поморщившись, усмехнулся. Гретхен сидела в машине, наблюдая за всем в зеркало заднего вида. Я пописал, наполнив пакет наполовину, и быстро его застегнул. Пакет с мочой, горячий и запотевший изнутри, я понес обратно в машину и собрался уже сесть, как Гретхен сказала:

– Чувак, в машину ты с этим не сядешь, – и заперла дверь изнутри. Я остался стоять, держа в руках пакет и в недоумении тряся головой.

– Чувиха, – сказал я. – Я ведь этого не собирался делать. Ты меня заставила, так что открывай дверь.

– Смотри, смотри, тренировка заканчивается, – сказала она, указывая на поле. Вся футбольная команда собралась вместе, все уже сняли шлемы, волосы их были растрепаны, а красивые лица блестели от пота.

– Ты знаешь этого парня? – спросил я.

– Знаю, – сказала она.

– И как мы это сделаем?

– Мы подъедем, ты откроешь пакет и все на него выльешь.

– Я? – спросил я.

– Я же за рулем, – сказала она.

– Ладно, хрен с тобой, как хочешь, открывай дверь, – сказал я.

Гретхен отперла замок, и я уселся, держа пакет в вытянутой руке.

– Воняет, – сказала Гретхен.

– Да уж.

– Она ярко-желтая! – закричала она, зажимая нос и смеясь. – Почему она такая желтая?

– Ну не знаю. Я принимаю по утрам витамины, может, из-за этого.

– Господи, да положи ты это назад или куда-нибудь.

Я кивнул и пристроил пакет вниз, к ногам.

– Теперь что? – спросил я.

– Теперь ждем, – сказала она и сдала назад, к краю стоянки, где шла длинная цементная дорожка от раздевалки к машинам. Мы подождали, слушая одни и те же песни снова и снова, потому что кассета застряла в магнитоле, и их монотонность, на которую всегда можно было рассчитывать, была знакомой и успокаивающей. Минут через двадцать коричневая металлическая дверь раздевалки распахнулась, и из нее вывалилось пять или шесть футболистов, смеясь, фыркая, хлопая друг друга по рукам.

– Ладно, говори кто, – сказал я.

– Блондин, – сказала она. – С такой ухмылкой, как будто дерьма наелся.

– Откуда ты его знаешь?

– Он трахнул Ким, когда она была еще в команде поддержки, – прошептала Гретхен, и я сразу понял, что все это в большей степени было из-за Ким, чем из-за старушки Стейси Бенсен. Я посмотрел туда, где шагали футболисты – посвистывая и покрикивая, – и Гретхен наклонилась и указала, больно ухватив меня за плечо: «Вот он. Вот он, блядь».

Я тяжело сглотнул и схватил пакет с мочой.

Этот парень, Марк Дейтон, выглядел не таким уж говном, если не считать того, что он был высокий, светлый и красивый – девчонки от таких писают кипятком. Его мокрое лицо сияло, а на плечи было наброшено белое мягкое полотенце, которым он все еще вытирал волосы, обговаривая какую-то важную футбольную дребедень с другим качком, и оба они серьезно кивали, бормоча что-то вроде «32-29-26, марш?» и «повертеть, передать, первый вниз?».

Я открыл дверь, ухватился за ручку левой рукой, держа пакет с мочой правой, и ждал, ждал, ждал, пока Марк Дейтон не оказался в метре от «эскорта». Тогда я распахнул дверь, прокричал «Эй, блядун» – и швырнул пакет в грудь Марку Дейтону. Пакет подлетел прямо к нему, ударив его точно в шею, затем упал к его ногам, закрытый, даже не разорвавшись – просто горячий, чистый пакет с мочой. Я остро почувствовал весь идиотизм ситуации, внезапно осознав: Я забыл открыть его. Я забыл открыть этот хренов пакет.

– Что за черт? – спросил толстошеий чувак, стоявший рядом с Марком Дейтоном, сбрасывая с плеча спортивную сумку и устремляясь к машине, но Гретхен уже нажала на газ. Я не успел закрыть дверь и чуть не словил край чьей-то куртки, прежде чем мы умчались прочь со стоянки, как в каком-нибудь фильме с погонями.

– Прости, – сказал я некоторое время спустя. – Похоже, я забыл открыть пакет.

– Да ты просто идиот, – только и сказала Гретхен.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Ну, я выпил по паре пива с мистером Д. Как я уже говорил, я зашел, чтобы увидеться с Гретхен, до выпускного вечера оставалось всего дней пять, и я решил, что наконец, наконец, наконец приглашу ее. Мистер Д. открыл дверь и сказал: «Эй, Брайан, как поживаешь, приятель?», и в руке он держал банку пива «Бист» – лучшее в Милуоки, папа тоже любил его, – и я подумал, что он пьет уже какое-то время, потому что он забыл снять фартук типа «поцелуй повара» и улыбался немного слишком, и подмигивал мне, что ли. Втянув голову в плечи и уставившись на ботинки, я спросил:

– А, ммм, Гретхен дома?

– Брайан, девочек сегодня вечером не будет. Джесс на работе, а Гретхен где-то с Ким, – что, насколько я знал, было полной чушью, потому что Ким была на работе в «Орандж Джулиус», и что очевидно означало, что Гретхен либо тусуется в «Хонтед Трейлз» одна-одинешенька в надежде отсосать у Тони Дегана, либо занимается с ним, чем там она решила заняться, прижатая сверху его ручищами неандертальской гориллы.

– А, ну ладно, – сказал я. – Я позвоню ей попозже.

– Можешь подождать ее здесь.

– Да нет, не знаю, я могу домой пойти.

– Да ладно, приятель, почему бы тебе не зайти и не выпить со мной. Как тебе эта идея?

Ну что ж, нигде, ни разу за всю мою недолгую жизнь ни один взрослый не предложил мне с ним выпить гребаного пива. Это было так странно и так нелепо, что я не нашелся, что ответить, кроме как ну, ммм, да, пожалуй.

Кивнув, я вошел в дом за ним следом, и мы направились в кухню. Он выудил еще одну банку «Биста» из холодильника и вручил ее мне, вот так просто, как будто мы, я и он, регулярно выпивали вместе.

– Постой минутку – тебе нужен бокал? – спросил он.

– Нет, из банки нормально, – сказал я, чувствуя себя страннее и неудобнее, чем когдалибо. Я последовал за ним к кухонному столу, и мы уселись друг напротив друга. Он стал приглаживать редеющие волосы и странно мне улыбаться.

– Значит, только мы вдвоем. Только мужики, – вздохнул он. – Только мужики. Холостяки, – сказал он.

– Точно, – сказал я.

– Слушай, сколько вы с Гретхен уже знакомы? – спросил он, вроде как удивляясь собственному вопросу.

– С седьмого класса, – ответил я.

– Точно-точно, вы же были вместе в команде по математике, да?

– Да.

– Вперед, команда по математике! – проскандировал он. – Хорошее было время, а?

– Наверное.

– Вас, ребята, было не остановить, а? Вперед к победе!

– Точно, – сказал я.

– А что случилось с тем китайским мальчиком из вашей команды?

– Грегом? Он был филиппинец, – сказал я.

– Да, с тем мальчиком. Великолепный был мальчик. Так что с ним случилось?

– А, знаете, в старшей школе учится, – сказал я, делая большой глоток из банки.

– Да, в старшей школе, – сказал мистер Д. – Слушай, помнишь, вы вышли в полуфинал и мы все поехали в Спрингфилд?

– Ага.

– И миссис Д. всем вам сделала футболки с надписью «Победители полуфинала математической олимпиады», а вы не выиграли, но все равно все носили эти футболки?

– Да, забавно было.

– Да, – сказал мистер Д. – Забавно было. Помнишь, мы остановились на стоянке для грузовиков, и та маленькая девочка – как ее?

– Андреа?

– Андреа не хотела возвращаться в машину, потому что очень расстроилась из-за того, что вы проиграли.

– Да, – сказал я, – странная была девочка.

– Ну, это все ее родители, – сказал мистер Д. – Они от нее слишком многого требовали, понимаешь? А мы всегда хотели только, чтобы вы старались, верно?

– Верно.

– Эта бедная девочка, ну, она была, что, в седьмом классе? – спросил мистер Д.

– В седьмом, точно, – сказал я.

– И ее родители, наверное, очень сильно давили на нее, раз она так расстроилась.

– Точно, – сказал я.

– Ну и, – улыбнулся он, кивая, – миссис Д. успокоила ее и, хотя Андреа и была в седьмом классе, усадила ее к себе на колени, и мы поехали домой, и вы все с таким пониманием к этому отнеслись. Ты никому не рассказывал об этом, да ведь, Брайан?

Я никому никогда не рассказывал об этом дне. Не знаю почему, но только никогда и никому.

– Нет, – сказал я. – Никогда не рассказывал.

– Я не знал, что этот день станет одним из лучших моих воспоминаний, – продолжил он, по-прежнему улыбаясь и кивая. – Никогда не знаешь. В этом вся штука. Ты никогда не знаешь, какое время будет для тебя важным потом, когда пройдет.

– Да уж, – сказал я, чувствуя себя все более идиотски с каждой гребаной минутой. – Наверное.