Текст книги "Гибель судьи Мрочека"
Автор книги: Джо Алекс
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
13. НАЧИНАЮ ТЕРЯТЬСЯ...
Плыли в полной темноте. Желеховский оглянулся. Где-то за ними, в глубине спящей воды, лежала затопленная моторка. Но сейчас ее таинственный груз лежал у его ног.
Невольно нагнулся и коснулся пальцами грубой, насквозь промокшей ткани.
Свет портовых сооружений приближался.
Через некоторое время снова оказались в домике на краю берега.
– Черт, – буркнул парень, когда заперли за собой дверь и Желеховский осторожно положил мешок у кровати.
– Сам увидел, – капитан зашелся тихим, невеселым, нервным смехом. – Скелет на глубине десяти метров под водой! К тому же, я знаю, чей он...
– Что – скелет?
– Да. Сегодня говорил об этом с двумя особами, а потом еще с одной. И вот ночью нахожу его в той лодке. Как ни странно, должен тебе признаться, что я не верил в его существование. Не так давно я заглядывал под палубу лодки Мрочека. Ничего там не было, – еще сорок восемь часов тому назад – между смертью судьи и плаваньем тех двух в море. Пробки в днище или не было видно, или была пригнана настолько плотно, что вокруг нее совсем не протекало. Понимаешь, в чем заключалась та шутка?
Положил пробку на стол. Парень взял ее и осмотрел.
– Пожалуй, да: была плотно прилажена к днищу и привязана нейлоновым шпагатом к свае. Когда лодка тронулась, шпагат натянулся и вырвал ее. Затем вода начала вливаться через отверстие в просвет между палубой и днищем, так что заметить это можно было не сразу, а лишь отплыв на приличное расстояние от берега. Очень просто придумано. Хотел бы когда-нибудь встретиться с изобретателем, – Желеховский улыбнулся, но глаза его оставались серьезными, неулыбающимися. – Чтобы вручить патент.
– Представляю себе, – парень начал медленно расчесывать короткую челку. – Одного только не понимаю.
– Чего?
– Почему та пробка не всплыла затем на поверхность, а так и осталась на дне? Ты же на дне нашел?
– На дне. Хм, я и не подумал об этом, – капитан потянулся к пробке и начал крутить ее в пальцах. – Ясно, – слегка дернул. Пробка распалась на две половинки. Внутри, в выдолбленном углублении, лежал тяжеленький оловянный шар. – Все предусмотрел... Хорошо проработанный и тщательно выполненный план. Ни одного сбоя. Никакой импровизации.
– Какой план?
– Ну! Если бы я знал какой, не было бы меня сейчас здесь. Но я вижу отдельные детали и начинаю увязывать их между собой, хотя, с другой стороны, немного теряюсь. Не могу понять, зачем бы Мрочеку надо...
Замолчал.
– Что? – переспросил парень, не скрывая любопытства.
– Да ничего, так себе подумал. Честно говоря, я не должен столько говорить, пока так мало знаю. Спасибо, дорогой. Никому ни слова.
Парень молча пожал плечами, потом скорчил гримасу, указывая на мешок у кровати:
– Надеюсь, ты не оставишь мне это удовольствие? Конечно можно и в таком обществе спать, но...
– Заберу, успокойся. Не оставил бы ни за что.
Они пожали друг другу руки на прощание. Капитан осторожно поднял мешок и легко покачал им, придерживая его перед собой в обеих руках.
– Бедный Йорик...– улыбнулся.
– Кто? – парень поднял брови. – Ты даже знаешь, как его звали? Правда?
– Ну, конечно, знаю, – капитан еще раз улыбнулся и направился к выходу.
14. ПРОСТОЙ ПЛАН ДОКТОРА МРОЧЕКА
Сидели друг против друга в дядином кабинете, в том самом, в который вошли впервые вчера пополудни, ничего не предполагая. Галина уже не плакала, лишь на лице отразились отчетливые следы пережитого за последние часы.
Мрочек положил в пепельницу сигарету, разворошив целую кучу окурков и, стремясь избавиться от дрожи в руках, гасил ее необычно долго и тщательно.
– Мы должны отсюда уехать, – вдруг сказал он и встал.
– Ты спятил! – она сорвалась с места и стала напротив. – Он же сразу подумает, что...
– Кто он?
– Этот милиционер.
– Пусть думает, что хочет! Если бы мы выехали сейчас, то до рассвета были бы уже в Варшаве. А там плевать я хотел на него! В конце концов, он всего лишь повятовый комендант из глубокой провинции. Против меня у него никаких доказательств. И никогда не будет. Приедем, сразу же позвоню Владеку, Казику, еще кому-нибудь. Знаком с некоторыми людьми. Как-то справлюсь с тем капитаном. Одно дело эта глушь, другое – Варшава! Кроме того, в Варшаве почувствуем себя сразу иначе...
– Но как же объяснить наш внезапный отъезд? К тому же здесь еще столько дел, которые...
– Мы не обязаны отчитываться ни перед кем. Наконец, напишем сразу же по приезде этому старому нотариусу, чтобы уладил все наши дела, и укажем в этом письме, что, к сожалению, здешние условия жизни нам не подходят, потому что последние события оказали большое влияние на тебя. Таково наше окончательное решение. И все, моя любимая! Посмотрим, кто сможет нам запретить выезд отсюда! Едем, Галина!
Она медленно кивнула.
– Хорошо...– тихо сказала, – но поедем завтра. Сегодня нужно тщательно все продумать, обсудить и уладить здесь на месте, чтобы наш отъезд действительно не напоминал бегство. Не забывай, что... что мы известили милицию о том скелет в стене.
– Ты известила, – поправил ее сердито, но тут же махнул рукой. – Это не имеет значения.
Подошел к стене и отвернул ковер. Ниша, в которой беспорядочно валялись кирпичи вперемешку со штукатуркой, зияла пустотой.
– Тадек, мы не можем отсюда уехать!
– Почему? – это прозвучало резко, но в голосе его уже не было прежней уверенности.
– Потому что никакие знакомые, никакие связи не помогут вразумительно пояснить, отчего мы отсюда бежали, зная, что твой дядя погиб не случайно. Об этом сказала нам доктор, которая делала вскрытие... что тот скелет был недавно замурован в стене кабинета этого дома, а потом исчез... что моторка затонула как на заказ... А милиционер об этом знает. И знает, что нам все известно тоже, правда?
– Что все, Галина?! Мы обыкновенные случайные свидетели, впутанные в какую-то непонятную аферу. Сообщили обо всем, что знаем и что видели. Не будем же мы, черт побери, заниматься еще и следствием! Это не наше дело. Если милиция захочет иметь какие-то дополнительные сведения, то придет к нам ее представитель и опросит нас дома. Или пригласят нас к себе. Только не здесь, а в Варшаве! Но нам нечего добавить и нечего скрывать! Это дело милиции, вот пусть милиция им и занимается. С меня достаточно. Я сначала даже совсем не думал идти в милицию, но тебе захотелось рассказать тому капитану все, что знала. Ну, сейчас я даже рад этому. Все равно решили, что никогда сюда не вернемся. Да и все равно, что здесь, в городке, обо всем этом будут говорить. Сейчас напишем письмо нотариусу... а может, даже лучше будет, если спокойно зайдем завтра в его контору, а к вечеру вполне официально выедем себе в Варшаву. И точка!
– Хорошо, – сказала она тихо, еще не полностью уверенная, но в душе счастливая, что сможет навсегда выехать отсюда. – Уже поздно. Десять почти. А мы еще даже не ужинали. Я что-нибудь приготовлю...
На минуту замолчали, прислушиваясь к настойчивому звонку телефона, усиленного вечерней тишиной.
Мрочек подошел к аппарату.
– Да. Слушаю. – В голосе его не слышалось напряженности, но Галина видела, как старался он сейчас быть спокойным. – Что?.. Нет, почему! Еще не спим. Наоборот, вот жена собирается ужин готовить... Да, видимо, это варшавская привычка. Дома всегда ложимся поздно... Что?.. Но мы бы не хотели доставлять вам хлопот в такое время, – взглянул на Галину и скорчил мину, которая должна была бы означать, что не знает, как вести себя в этой ситуации. – Да, спасибо большое, но... Понимаю, завещание... Оно у вас дома? Может, было бы даже лучше ознакомиться с ним сегодня, так как завтра вечером хотели бы...– он замолчал. – В таком случае заскочим на минутку, потому что вам, вероятно, тоже утром рано вставать... Да, спасибо...
Положил трубку.
– Гольдштейн приглашает нас на ужин, – сказал Тадеуш. – Хочет заодно и прочитать
дядино завещание.
– Но мы знаем его содержание, твой дядя писал, об этом недавно...
– Это так, но одно дело знать содержание, а другое – увидеть документ, который Гольдштейн должен нам вручить или зачитать, – так принято. А в какой форме это делается – не знаю. Никогда не имел дела с завещаниями.
– Боже, а я, – коснулась рукой волос, – даже не причесана. Думала, уже будем ложиться спать...
– Долго там не засидимся. Да и мне кажется, надо все-таки зайти к нему. Это сбережет нам массу времени. Уладим все сейчас, и, может, завтра утром и уедем.
– Ты скажешь ему, что завтра уезжаем?
– Скажу ли? Вполне возможно...
– В таком случае, почему бы нам не уехать сегодня? – сжала руками виски. – Голова раскалывается...
– Сегодня? – он мгновение постоял, прищурив глаза. – Хорошо! Но это значит, что должны все приготовить, перед тем как идти к нему. Как хорошо, что у меня достаточно бензина! Подожди, сейчас... Ну да, упакуем вещи и сразу отнесем в машину, а затем сходим к Гольдштейну и – в путь. Напишем ему доверенность, чтобы всем тут распоряжался. Да?
Лихорадочно приступили к сборам, беспорядочно засовывая вещи в чемоданы. В темноте перенесли их в машину. Галина вернулась в дом. Муж быстро уложил чемоданы на багажник, затянул ремни и пошел вслед за ней. Нашел жену на кухне. Была очень бледная, но аккуратно причесанная, даже губы слегка подвела помадой. Вскочила, когда вошел:
– Пошли! Я боялась здесь... оставаться одной в этом доме...
– Чего ты так боялась?
– А хотя бы того, кто унес отсюда скелет.
– Д-да, – Тадеуш пропустил ее вперед на темное крыльцо, запер входную дверь и положил ключ в карман. – Как-то не верится во все это. Будто спишь и ждешь, когда сон окончится. – Взял ее крепко под руку, и они направились к калитке. – Неужели все это действительно происходит?
– Да с нами! – слабо улыбнулась в темноте. – С такими обыкновенными людьми, которые совсем не искали приключений...
Тадеуш открыл калитку. Оказались на узкой, окутанной мраком безлюдной аллее. Пересекли ее и стали перед калиткой на противоположной стороне. Мрочек поднес было руку к звонку, но пока тронул его, калитка отворилась.
– Прошу...– сказал Гольдштейн, впуская молодых супругов.
15. ВСЕ НЕ ТАК ПРОСТО!
Войдя в комендатуру, капитан заперся на ключ в кабинете, открыл шкаф, высвободил несколько полок и осторожно разложил на них фрагменты своей необычной ноши. Зажег сигарету и потер лоб рукой. Волосы были еще влажные.
Утром отдаст все это на экспертизу. Узнает, надо думать, когда этот тип погиб, может, даже удастся определить, при каких обстоятельствах пробыл столько лет в этом тайнике. Но это были вопросы, которые придется решать не в первую очередь.
Запер шкаф, сунул ключ в карман и вышел в соседнюю комнату.
– Иду домой, – сказал дежурному милиционеру. – Еще не поздно, видимо, до полуночи буду читать. Будите меня лишь в случае, если случится что-то действительно серьезное.
– Есть, шеф!
– Спокойной ночи...
Ночь была душная. Может быть, опять будет гроза? Запустил мотор и поехал.
Жил около комиссариата. Мотоцикл поставил перед домом, на втором этаже которого у него была комната. Свет уже погас чуть ли не во всех окнах. В маленьком повятовом городке, где не происходило ничего интересного, кроме свадеб, крестин и похорон, люди заблаговременно укладывались спать. А впрочем...
Открыл входную дверь и медленно стал подниматься по лестнице. На площадке остановился. Нет, не для того, чтобы посветить, знал здесь каждую ступеньку наизусть и даже любил идти в темноте. Да и через окно лестничной клетки пробивался слабый свет с улицы.
Стоял минуту неподвижно, затаив дыхание и беззвучно шевеля губами. Тряхнул головой. Но непонятное ощущение, что так неожиданно охватило его несколько секунд назад, не исчезало. Что-то тут было не так.
Медленно поднялся остальными ступеньками и оказался перед дверью своей комнаты. Вытащил ключ из кармана.
Что бы это было? Что-то незначительное, услышанное сегодня. Кем-то сказанное, хотя и не могло быть сказано. Не могло?.. Снова тряхнул головой. Вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь.
Да, это была чья-то фраза. Фраза, высказанная сегодня. И осталась она в подсознании, близко, почти осязаемая. И одновременно окутанная мраком.
Но кто? Где? Когда?
Направился в ванную. Включил теплую воду. Журчание ее сейчас, пока еще ванна не наполнилась, раздражало. Вернулся в комнату. Сел на тахте. Что это было? Что?
Потянулся за листом бумаги. Старательным каллиграфическим почерком вывел:
«1. Первое и для меня самое важное: судью Мрочека могли убить. Если да, то кого можно заподозрить в этом?
а) Францишек Скорупинский, сосед судьи, или его жена, или оба.
Мотив: судья когда-то приговорил его к заключению. Возможность мести. Мысль о мести могла зародиться у Скорупинского потому, что их усадьбы находятся по соседству. Он хорошо знал привычки Мрочека, мог легко, не замеченный никем, всыпать ему что-либо в бутылку с молоком, которая стояла на крыльце, пока судья еще спал.
Что говорит против этого? Скорупинский не похож на того, кто сумел бы так разумно подготовить яд, который бы не вызывал смерть сразу, а позволила судье поплыть в море. На это может решиться тот, кто знаком с медициной. Хотя тут ничего не известно... Кроме того, я не вижу связи между Скорупинским и скелетом... »
Желеховский на мгновение сомкнул веки, потом взял второй лист и быстро записал:
«Если Мрочеки говорили правду, то:
1) скелет они нашли прошлым вечером;
2) замурован минувшей ночью;
3) затоплен сегодня утром вместе с моторкой, что означает: ночью или ранним утром его повторно извлекли из стены, перенесли в моторку, а стену заштукатурили снова. Все это должно было происходить в доме, где остановились Мрочеки. Правда, спальня наверху... Но они были очень утомлены. Могли спать, ничего не слыша... Но тогда скелет должен был вынуть кто-то из тех, кто видел и знал, что они его нашли... Вопрос: зачем же кому-то надо было вынимать и переносить его в моторку?
Мог ли это сделать Скорупинский? Может, и так...
б) Доктор Ясинская, или ее квартирантка, или обе.
Мотив похож: месть. Значительно более близкое, совершенное, можно сказать, знакомство с наркотиками и способами их приготовления. Могла всыпать что-либо в молоко так же легко, как и Скорупинский. Тоже соседка, только проживает по другую сторону улицы.
А медсестра? Мотив несколько натянутый, как для причины убийства, хотя и видно, что не любила судью. Считает, что Ясинскую, которую она любит и уважает, очень обидели, убеждена, что виновник этой несправедливости один – Мрочек. Рассказывала, сколько ночей Ясинская провела в слезах и т. д. Она тоже могла легко подменить бутылку с молоком, а, много лет работая в больнице, разбирается также в наркотиках и обезболивающих средствах.
Замечание: почему Ясинская скрыла сначала результат вскрытия? Это вызывает очевидное подозрение. Но, с другой стороны, почему она сама рассказала об этом молодым Мрочекам? Ее же никто не принуждал к этому. Испугалась? Не хватило выдержки? Кроме того, трудно представить Ясинскую и ее квартирантку, как они пробираются к судейскому дому, вскрывают нишу, затем снова замуровывают ее, несут мешок к моторке. Зачем?
в) Тадеуш Мрочек, племянник погибшего. Врач, разбирается также в обезболивающих средствах, снотворных и т.д. Неизвестно, где находился в воскресенье утром. Уехал в субботу, теоретически мог оказаться здесь, спрятать машину где-нибудь в зарослях, а затем подменить бутылку. Здесь не жил, но несколько лет назад был у дяди, мог заметить, что судья ведет устоявшийся образ жизни и всегда выпивает стакан молока утром перед купанием. Конечно, ему и проще всего было перенести мешок в лодку. Но зачем было его извлекать из стены? Повод избавиться от дяди, конечно, был: ему доставался дом в наследство. Но он достался бы ему и так. Дядя племянника любил, хотел совместно с ним жить. А может, не так дом (зачем ему эта Поремба?), как несколько тысяч за него? А может, хотел избавиться от жены? Она не умеет плавать. Что с той моторкой?
Галина Мрочек, жена или сообщница? Жертва? Просто случайно втянута во все это, как и ее муж?
Могут быть невиновным оба.
Все могут быть невиновными »
Подумав, перечеркнул последние слова.
Нет, кто-то действовал за кулисами этой трагедии. Все же судья Мрочек не умер естественной смертью, в стене был скелет, результаты вскрытия не попали в милицию своевременно, еще до похорон. А верные ли результаты? Полагаться только на показания Ясинской? А может, она тоже из мести хотела создать впечатление о самоубийстве судьи? Может, судья погиб вполне нормально, как часто случается на воде? Покойник был у Ясинской на столе. Если и не нашла в желудке наркотиков, то просто могла их туда ввести. В таком случае никакой пользы от эксгумации.
– Черт! – буркнул тихо. Затем продолжал писать дальше:
«д) Вероника – домработница. Легко могла заменить бутылку с молоком. Но какой мотив? Может, знала о наследстве? Вполне вероятно, потому что судья мог оставить черновик на столе и пойти на работу. Домашние работницы, прибирая, многое видят. Если даже так, то был ли это повод для убийства? В крайнем случае, был ли это достаточный повод? Кроме того, поскольку дело затопления моторки так или иначе связано со смертью судьи, то трудно даже представить, чтобы Вероника продырявила лодку снизу, затыкала отверстие пробкой и т. д. Это не женских рук дело! Во всяком случае, не такой женщины, как эта домохозяйка. Если бы действительно Вероника хотела избавиться от Мрочека ради тех нескольких тысяч, что ей завещаны, применила бы, наверное, другой, более примитивный способ».
Пока все выглядело так, что один из семи человек, имена которых капитан выписал на бумаге, мог знать больше, чем сказал. Или кто-то из них – убийца? Да нет, он все еще не был уверен, что убийство вообще имело место.
Желеховский вздохнул и на чистом краешке бумаги дописал:
«Что я не могу вспомнить?"
Сидел с болезненно сосредоточенным лицом.
Что это было? Что это так поблескивало, раздражая, подразнивая и никак не укладывавшееся в отчетливую мысль?
Сказал себе:
– Пока отложим это.
Взял еще один лист.
«Скелет в стене. Молодой Мрочек и его жена утверждают, что видели его. Дали мне пулю и зубную пломбу. Конечно, может, это и сказочка про белого бычка, но... если это правда? В таком случае:
а) откуда взялся скелет в стене?
б) как исчез?
в) имеет ли это связь со смертью старого Мрочека?
Надо завтра осмотреть эту нишу еще раз. Там был новый кирпич, я видел.
Моторка.
а) кто положил туда скелет?
б) кто сделал дыру в днище?
Мог сделать ее даже сам судья, если хотел покончить самоубийством. Но нет, это было бы бессмысленно... Сделал кто-то другой. Правдоподобная гипотеза: тот, кто отравил Мрочека, не знал, какая будет погода, то есть он поплывет, или сядет в моторку. Вот и позаботился о том, чтобы в обоих случаях Мрочек оказался в воде, находясь под воздействием наркотика.
Это правильно. Но есть еще и другая гипотеза. Молодой Мрочек убивает дядю и придумывает ловушку с моторкой. А потом одним махом хочет избавиться и от жены. И когда дядя уже погиб, приступает ко второй части плана. Берет жену на прогулку, зная, что лодка утонет, а она не умеет плавать. Ясно, что помогал бы ей добраться до берега, но что произошло бы, если бы меня там не было? Мог бы сказать, что сделал все возможное, но силы оставили его уже недалеко от берега...
Это вполне правдоподобно. Но с чего бы молодой Мрочек хотел уничтожить всю свою семью? Надо завтра же телеграфировать в Варшаву, пусть сообщат, кто он такой, как живет, этот Мрочек...»
Отложил записи и снял ботинки. Ну да, сделал все, что от него зависело. Был у Гольдштейна и мог надеяться, что завтра старый нотариус расскажет ему что-нибудь интересное. Он знает здесь всех с первого дня. Еврей, должен был бы еще больше желать выявления сообщников палача из Лодзинского гетто... Завтра надо будет еще раз поговорить с Ясинской...
Начал снимать рубашку и вдруг застыл. Лицо медленно начало менять выражение.
– Наконец...– сказал громко, быстро подошел к тахте и принялся натягивать носки. – Ну конечно! Это удивительно, да? Откуда он мог об этом знать?
16. А Я ЖЕ ВАМ НЕ ГОВОРИЛ...
Когда сели в кабинете старого нотариуса за столом, покрытым ослепительно-белой скатертью, вошла Вероника.
Галина слабо улыбнулась ей. Та неожиданно ответила почти веселой улыбкой. Поставила на столе графин, вытерла руки о фартук и сказала:
– Приятного аппетита. Больше ничего не надо? – обратилась к Гольдштейну. Не обращая внимания на их «спасибо», вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
– Прежде чем зачитать вам его последнюю волю и прежде чем мы поговорим о решении всех дел, – начал нотариус, завязывая под подбородком салфетку движением, которое Галина видела разве что в кино, – может, сначала по рюмочке?
Потянулся к графину.
– Правду говоря...– замялся Тадеуш.
– Нет, нет! Не хочу ничего слышать! Вид у вас, откровенно говоря, не блестящий, поэтому рюмочка пойдет на пользу. Тяжелый, изнурительный день, и этот человек... комендант. Был тут у меня и говорил очень странные вещи. С первых слов я был потрясен. Да, потрясен. Но сейчас думаю, что... Ну, сначала давайте подкрепимся. Домашняя наливка, сам делаю. Ей уже десять лет. Пожалуйста, попробуйте.
Мрочек с сомнением покачал головой:
– Знаете, я хочу еще сегодня сесть за руль, поэтому, вероятно, не смогу. А вот жене рюмочка не повредит.
Улыбнулся Галине, которая сидела напротив.
– Вам тоже одна не повредит, доктор, – Гольдштейн налил и ему. Наливка некрепкая. Немного настроение поднимет.
Мрочек посмотрел на небольшую рюмку, наполненную светло-красным напитком, и махнул рукой:
– Одна таки не помешает.
Все трое подняли рюмки.
– За здоровье милых гостей, – сказал нотариус. Поднес рюмку ко рту, коснулся ее края губами и, подержав так пару секунд, отставил.
Галина, которая, как и ее муж, выпила залпом, откинулась в мягком кресле. Рюмка, выпущенная из безвольной руки, скатилась на ковер.
Мрочек попытался встать, приподнялся в кресле и схватился рукой за горло.
– Что это? – прохрипел. – Вы, вы...
Покачнулся и упал бы, если бы Вероника, которая так же бесшумно появилась в комнате, не поддержала его и не усадила обратно в кресло.
Нотариус по очереди склонился над обоими, дважды кивнул удовлетворенно головой и после короткого обыска вытащил ключи от автомобиля. Подал их Веронике. Оба торопливо вышли. По дороге нотариус схватил с полки большие ножницы, с обтянутыми резиной ручками.
В саду, у ограды, стояла лестница, скрытая ветвями старой березы. Над ней проходил провод, который тянулся к уличному фонарю. Нотариус тяжело, но бесшумно, взобрался на лестницу. Перерезал провод. Улочку окутала абсолютная тьма.
Вероника подошла к машине и включила двигатель. Нотариус распахнул ворота. Автомобиль тихо, на малых оборотах, въехал в сад. Нотариус закрыл ворота и в темноте начал заметать следы от шин. Машина исчезла под маленьким навесом на краю сада. Оба неслышно, словно тени, вернулись обратно. В кабинете нотариус сдвинул ширму, прикрывавшую одну из стен. За ней лежала куча кирпича и инструмент каменщика. Вероника сняла ковер, за которым появились в стене две ниши в человеческий рост.
– Ну, так, – Гольдштейн наклонился над бессильно сидящими в креслах фигурами, взглянул на часы и с улыбкой кивнул Веронике. Та подошла с мотком широкого лейкопластыря и ножницами. Отсекла куски пластыря, а нотариус ровно и гладко заклеил ими рты не пришедшим в сознание Мрочекам.
Вероника быстрыми, ловкими движениями связала им ноги и руки. Потом вместе, тяжело дыша, перенесли тела, сначала Галины, затем Тадеуша, в ниши и облокотили их о стену все в той же сидячей позе.
Гольдштейн наклонился и взялся за мастерок. Вероника подала первый кирпич. Нотариус положил его в ногах Тадеуша. Стена начала расти...
Мрочек тряхнул головой и открыл глаза. Почти одновременно пришла в себя и Галина. Кирпичи, быстро укладываемые старым нотариусом, достигали обоим уже чуть ли не до
груди.
– А, добрый вечер, – сказал Гольдштейн. – Очень крепко спите!
Сквозь лейкопластырь Тадеуш пытался что-то говорить.
– Ох, нет, не говорите, прошу вас. Я знаю, что вы, наверное, немного удивлены. Признаю, ситуация несколько непривычная. Сейчас все объясню, но кратко, потому что когда положу последний кирпич, вы не будете меня уже так хорошо слышать, а кричать я, конечно, не смогу. Все должно остаться между нами.
Вероника, которая хозяйничала возле Галины, улыбнулась спокойно.
– Стало быть, ваш дядя должен был умереть, потому что нашел Бруно. Вы не знали Бруно? Бруно Хейдель, мой товарищ по СС. Только я был несколько благоразумнее. Мы вместе работали в концлагере. Был там один еврей с семьей. Даже стыдно признаться, немного похож на меня. Нотариус. Помер, бедняга. И вся его семья тоже. Все в один день. А документы я взял в канцелярии лагеря и припрятал на всякий случай. И вот понадобились позже, как видите. Психология, знаете, великая наука. Никому как-то и в голову не пришло, чтобы офицер СС после войны мог скрываться в личине еврея...
Он положил очередной кирпич. Тадеуш смотрел на него неотрывно. Следующий кирпич уже прикрыл его подбородок.
– Бруно, к сожалению, не повезло. Прибыли мы сюда втроем: он, его жена и я. Его опознали. Когда он сбежал, из последних сил к нам добрался. Умер на другой же день. Была зима. Все замерзло. А он был большой и тяжелый. Но как раз тот единственный дом на нашей улице не был заселен. Замуровали Бруно в надежде на то, что...
Тщательно положил новый кирпич. Теперь уже видны были только глаза и лоб молодого доктора.
– ...что будет покоиться там до дня, когда наши вернутся на эти земли. Ну, а старый Мрочек случайно обнаружил его. Не было бы счастья, да несчастье помогло: с сообщением о своем открытии пришел прямо ко мне. Мало того, попросил никому не говорить. Доверился мне. А вот в способности молодого капитана Желеховского не очень верил. Боялся, что комендант может спугнуть возможного сообщника Бруно. Потому что, конечно, Мрочек догадался, что это именно Бруно, и понял, что похоронить его мог только тот, кто тоже был немцем. Да и Вероника положила умершему цветы на грудь. Это была ошибка, хотя и понятная тому, кто действительно кого-то любил. Мрочек хотел сам докопаться до истины. Ну а мы, конечно, допустить этого не могли, потому что неизвестно, как все может обернуться, когда начинают копаться в прошлом и сверять, например, документы. Поэтому мы и постановили, что Мрочек должен умереть. Но так, чтобы все приняли это за несчастный случай. А потом приехали вы, а стена еще не высохла. Случайно находите место вечного упокоения Бруно. Снова возникла очень неприятная ситуация. Это был самый плохой, наверное, час в моей жизни, когда я должен был вскрывать стену и забирать из нее Бруно, имея вас над головой. К счастью, все удалось. Моторка была готова к потоплению с тех пор, как мы решили избавиться от Станислава. Мог, выпив молоко, поплыть без моторки или в моторке. Если бы моторка не затонула, через пару часов мог бы прийти в себя где-то в море. Поэтому нужно было сделать так, чтобы он остался в воде, то есть под водой. С вами позже сложилась похожая ситуация. К сожалению, молоко ваше выкипело. Иначе бы, поплыв в лодке, пошли бы с ней на дно. А с вами заодно и спрятанный там скелет...
Нотариус поднял последний кирпич, но не положил его, желая закончить. Видел только глаза Тадеуша.
– Потом появился этот повятовый Шерлок Холмс в мундире. Он вас подозревает, представьте себе! Завтра, когда ваша машина будет разобрана и зарыта, он узнает от меня, что вы уехали. Вас будут искать. Не найдут, понятно. Может, извлекут со дна моторку и обнаружат в ней скелет? Это действительно будет интересно! Хаос в милицейских мозгах, не так ли? Есть еще несколько мелочей, с которыми...
Нотариус замолк. Раздался стук. Не очень громкий, но настойчивый. Бросил взгляд на Веронику. Она закрыла стену тяжелым ковром. Молниеносно спрятала мастерок и ведро с раствором под стол.
Нотариус быстро вытер руки и направился к двери.
– Кто там?
– Это я, пан Гольдштейн...– ответил приглушенный голос. – Хотел бы увидеться с вами на минутку...
Нотариус открыл дверь.
– Можно?..– спросил капитан, и пока нотариус успел ответить или преградить дорогу, прошел в кабинет.
Вероника скрылась за косяком, так что в первый момент он и не увидел ее. Сейчас уже стояла, опершись спиной о ковер.
– Хотел вас кое о чем спросить, пан Гольдштейн.
– Слушаю вас...– низенький нотариус вежливо улыбнулся. – Спрашивайте, пан капитан.
– Да вот речь о том, каким образом... – вдруг замолчал. Откуда-то послышался приглушенное то ли хрипение, то ли рычание.
– Что это? – Желеховский поднял брови.
– Что это? – нотариус снова улыбнулся. – Может, и не следует об этом говорить, потому что не зарегистрировал еще, но, видите ли, начал разводить норок. Да, норок. Знаете, скоро на пенсию и...
Снова послышалось еще более отчаянное хрипение.
– Норки? – удивился Желеховский. – Мне кажется, это где-то близко, где-то тут...
Хотел повернуться к стене, но именно в этот момент Вероника, стоявшая сзади, подняла молоток.
– Послушайте, – быстро проговорил нотариус.
Тадеуш сверхчеловеческим усилием подался вперед. Ковер зашевелился.
Молниеносным движением нотариус выхватил из бокового кармана большой парабеллум и нацелил его на капитана.
Желеховский ударил его по руке. Раздался выстрел, и кусок штукатурки отлетел от потолка. Падая на пол, пистолет оказался в руках капитана.
– Ни с места! – не отрывая глаз от нотариуса и не опуская оружия, Желеховский дернул ковер. Увидев человеческое лицо в отверстии, схватил левой рукой один кирпич, другой. Нотариус и Вероника, которые стояли с поднятыми руками у стены, молча смотрели, как падали кирпичи и освобождался Тадеуш, а за ним Галина.
– Это эсэсовцы, фашисты! – крикнул Тадеуш – оба!
– И подумать только, что я оказался здесь только из-за одной вашей оговорки, – капитан ласково улыбнулся нотариусу.– Мучился весь вечер, к счастью, вовремя вспомнил. Всплыли в памяти ваши слова: «Ни один скелет, замурованный в стене, не удержит меня от раскрытия правды». А я же вам не говорил, что тот скелет был замурован в стене!
– Ну что ж, комендант, каждый может ошибиться.
Вероника, которая стояла, выпрямившись и глядя на направленный в их сторону пистолет, вдруг прошипела по-немецки:
– Молчи!
– Да, да, вспомнил вовремя. Но забывчивость – не самый большой мой недостаток...– сказал Желеховский. Вдруг лицо его окаменело. – Вот черт! – сказал. – Я же оставил открытым кран в ванной!