Текст книги "Тихим полетом его настигала…"

Автор книги: Джо Алекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Джо Алекс
Тихим полетом его настигала…

ЭРИНИИ

 
И за море, без крыльев залетела я,
Корабль перегоняя, на котором плыл
Орест… Он где-то близко: чую дух ею
И кровью человечьей потянуло вдруг
 

Эсхил, «Эвмениды»

Перевод Вяч. Иванова

Часть первая

Эпилог

Я никогда особенно не любил деревню. Мухи, муравьи, запах навоза, блеянье коз и сонные пыльные улицы вызывали во мне только глухое раздражение. Вересковыми пустошами и липовыми рощами я предпочитал любоваться из окна автомобиля, подъезжая к загородным поместьям своих немногочисленных друзей.

В этом году я вдруг купил себе дом с небольшим садом и пригласил на уик-энд Кэролайн Бэкон и Бенджамина Паркера с супругой.

Я сделал это по трем причинам. По этим же причинам я начал свою книгу с эпилога.

Во-первых, с моей точки зрения, изложение событий должно было протекать именно в таких условиях: на террасе, после захода солнца, под тихий шелест листвы, когда тысячи мотыльков и ночных бабочек слетаются на свет лампы. Одно из таких бесшумных и безвредных созданий энтомологи назвали Atropos L. Вся остальная часть человечества знает его под другим названием – ночная бабочка Мертвая Голова. Таким леденящим душу именем бедняжка обязана рисунку на своем теле, издали напоминающему человеческий череп. Как раз этот факт и играет очень важную роль в моем повествовании.

Во-вторых, я знал, что когда-нибудь мне все-таки придется подробно рассказать об этих событиях. Уже прошел месяц со дня убийства, обсуждения его уже давно сошли со страниц газет, а Кэрол постоянно выпытывала у меня тайные подробности этого нашумевшего дела.

В-третьих, сидя напротив за столиком в ресторане и глядя на меня совершенно ясными глазами, Кэрол сообщила, что через три недели уезжает на раскопки в Египет. Не обращая внимания на мой ошеломленный вид, она невозмутимо продолжила:

– Это будет очень долгая экспедиция, потому что мы будем искать останки двух последних фараонов VII династии недалеко от Сиди-Хафра. И поэтому, если я сейчас не услышу твой рассказ о ночной бабочке, то, видимо, уже не услышу его никогда.

– Прости, дорогая, но это не моя тайна, – виновато улыбнулся я. – У Паркера было столько проблем. Высокопоставленные лица настаивали на строжайшей тайне, и пресса в результате дала информацию о самоубийстве. Да и до сих пор дело «Мертвая Голова» не рассекречено.

– Однако, Джо, тебе не кажется, что я до сих пор ни с кем не обсуждала твои подвиги, ты сам ими хвастаешься в своих препротивных книжках?.. – Кэрол надула губы и отвернулась от меня.

Я рассмеялся и взял в руки ее шершавую от постоянных раскопок ладошку.

– Клянусь тебе, что еще до твоего отъезда и ты, и Розмэри Паркер, которая, как говорит Бен, пристает к нему по ночам с совершенно несоответствующей данным обстоятельствам темой, подробно обо всем узнаете. Я только изменил фамилии, место действия и характеры героев.

– Ты уже написал книгу?! Когда ты успел?

– В течение последних двух недель.

– И как она называется?

– Я пока еще думаю. Но на титуле будет цитата из «Эвменид»…

– А-а-а, Эсхил… В каждом своем бестселлере ты цитируешь моих любимцев. – Она улыбнулась. – И знаешь, Джо, в наше время, когда большинство людей гадает, к какой области отнести этого твоего «эсхила»: то ли к новому сорту патиссонов, то ли к новой разновидности ревматизма, это кое-что да значит.

Я почувствовал, как краска медленно заливает мне лицо, услышать в свой адрес похвалу от Кэрол было, пожалуй, по крайней мере для меня, посильнее трех «Оскаров».

 
…Лебеди пера мечтаний!
Быть может, время освободит вас.
Когда наступит старость?..
 

– задумчиво процитировал я.

– К чему это ты? – Кэрол вскинула брови.

– Угадай, о чем я сейчас подумал?

– Наверное, об очередном бедняге, которого отправили к праотцам?..

– А вот и не угадала! – Я искоса взглянул на нее. Над баром зажегся неон и отразился фиолетовым блеском в ее глазах. – Мои мысли сейчас далеко от зловещей гримасы смерти. Как раз наоборот, они витают в патриархальной глуши нашей доброй старой Англии. В общем, Кэрол, – я сделал паузу, – хочу переехать в деревню.

Кэрол выронила ложечку, и кусок ромового торта теперь плавал в моем мартини, создавая причудливый узор.

– Ну что ты так испугалась, детка?! Это не на краю света. Просто вчера я увидел домик с большим запущенным садом и стриженым газоном. Там растут розы, жасмин, магнолии… И сейчас, сидя за этим освещенным неоновым светом столиком, я вдруг решил купить его.

– Ты хочешь сказать, – Кэрол все не могла прийти в себя, – что собираешься жить далеко от Лондона?!

– Да нет. Не обращай внимания на мою болтовню о патриархальной Англии. Этот домик совсем недалеко от Ричмонд Парка.

– Это ведь там разыгралась та трагедия?..

– Я, можно сказать, теперь сосед. Именно поэтому я хочу пригласить всех на следующей неделе в свой дом, чтобы вы видели тот сад и тот свет из окон, когда я буду читать свой отчет о деле «Мертвая Голова».

– Но ведь не только для этого ты купил там дом?.. – Кэрол с недоумением смотрела на меня.

– Конечно, нет, дорогая. Я намереваюсь там остаться. И написать наконец книгу, которая так бы порадовала тебя, не правда ли?..

Я пристально вглядывался в ее лицо. Она опустила глаза. Палец ее механически вырисовывал узоры на скатерти.

– Ну что же ты молчишь?

– Я… Ты… – Она запнулась. – О, Джо, не смотри на меня так! Не заставляй меня сейчас, здесь… решиться… – Она судорожно вздохнула.

Я откинулся на спинку стула, беззаботно насвистывая веселенький мотивчик. Она отвернулась к окну.

– Ну, в общем, так… – Я закурил сигарету. – Мансарда никак не подходит для того шедевра, который я задумал. Первая его часть основана на том, что люди куда охотнее дарят художникам уважение, чем деньги. А вторая часть этой коллизии связана с тем, что без денег необыкновенно трудно удерживать это уважение на долгое время и на большом расстоянии. Бедный человек переносит огромное количество неприятностей, неудобств и унижений, от которых напрочь свободен богатый человек. Парадокс заключается в том, что талантливо писать ради денег, например детективы, в обществе считается аморально. Творчество же ради более высоких целей этим же обществом одобряется и вызывает большое уважение. Вот тебе фабула, – я ухмыльнулся.

– Ты это серьезно, Джо? – Кэрол с тревогой смотрела на меня.

– Не уверен. Но зато я уверен, что на этот уик-энд жду тебя в своем новом домике. Тебя и Бена. С супругой. Я прочитаю вам последний перед своей настоящей книгой детектив, в котором отвечу на все твои вопросы, а потом…

– А потом?

– А потом – суп с котом. Ресторан уже закрывается. Нам пора, Кэрол. – И я кивнул официанту.

* * *

Самый великолепный дворецкий всех времен и народов склонил голову в почтительном поклоне.

– Добрый день, мисс Бэкон. Прелестная погода сегодня, не правда ли?

– Надеюсь, что на температуре рейнского это никак не отразится, – рассмеялась Кэрол и подала Хиггинсу руку.

– Мистер Алекс, – мой слуга нерешительно обернулся ко мне, – нельзя ли вас попросить начать экскурсию по дому для мисс Бэкон с ваших подвалов?..

– О, Кэрол, – улыбнулся я. – Хиггинс безумно гордится тем холодильником, который я приобрел специально для нового жилища. Это самый большой холодильник, который я обнаружил в Лондоне.

– Однако, мисс Бэкон, боюсь, что обед будет не совсем таким удачным, как обычно, – Хиггинс озабоченно посмотрел в сторону кухни. – Я еще не совсем приспособился к новой обстановке. Хотя здесь есть и свои плюсы… Например, тишина… – с сомнением проговорил он.

Несмотря на его страхи, обед удался на славу, и когда наконец мы уселись вчетвером на кофейный столик на террасе, Розмэри шумно вздохнула и повернулась к Паркеру:

– Нам тоже надо купить такой домик, Бен, – решительно заявила она. – Наши мальчики уже подросли и бог знает, куда им взбредет в голову отправиться на прогулку. А тут, в пригороде, все друг друга знают, и наши мальчики будут все время на виду.

Лицо старшего инспектора Скотленд Ярда Бенджамина Паркера сначала вытянулось, а затем побагровело.

– Ну знаешь ли, дорогая, – он закашлялся. – Я не говорю уже о том, что мысль о моей работе просто не посетила твою мудрую головку. Представь, сколько же это времени я буду тратить, добираясь до Ярда каждый день, не говоря уж об экстренных ситуациях. А во-вторых, не думай, что все вокруг такие уж тут симпатичные. Эти тихие домики скрывают, ох, как много тайн… От которых можно враз поседеть, – добавил он сердито и ткнул пальцем в бумажную папку, лежащую передо мной.

– Месяц тому назад мы стояли в столовой, которая находится за этими окнами, – я указал на первый этаж соседней виллы, – и ни черта не понимали… Впрочем, не буду опережать события.

– Ну так начинай же, Джо, – оживилась Розмэри. – Я просто сгораю от нетерпения. А этот правопослушный полицейский и рта не мог раскрыть за весь месяц! – И она бросила на Паркера убийственный взгляд.

– Хорошо… – Я раскрыл папку и в этот момент большая ночная бабочка ударилась о лампу, низко висящую над столом.

Часть вторая

1. Мужчины считают, что женщины спят

Тот вечер был совершенно обычным. Как всегда, я писал и, как всегда, без особого удовольствия, как и без особого отвращения. Страницы равномерно ложились на стоящий рядом маленький столик, маленькая плоская машинка «Оливетти» равномерно стучала… Все было, как всегда.

Взглянув на очередную страницу и увидев цифру 198, и потянулся, протер глаза и направился в ванную. Через десять минут я уже засыпал и последней моей мыслью было позвонить Кэрол и пожелать ей спокойной ночи.

Но я не позвонил. Потому что здорово устал в этот день, практически не выходя из-за письменного стола с самого раннего летнего утра. И теперь маленькие черные буквы перед моими глазами стали постепенно превращаться в причудливые фигуры фантастических муравьев, кузнечиков и букашек, скачущих и перепрыгивающих с одного абзаца на другой.

Наконец я окунулся в медленный хаос сна… очертания контуров размазались… а муравьи превратились в ночных бабочек. Они махали крыльями все медленнее, траектория их полета становилась все меньше… и… вот… я погрузился в то блаженное состояние, которое ученые называют фазой Б и которое избавляет нас от настырных сновидений и кошмаров, не приносящих нам наутро ничего, кроме усталости.

И тогда зазвонил телефон.

– Нет, вы только посмотрите! Ночная бабочка Мертвая Голова, – воскликнул сэр Гордон Бедфорд. – Сирил, быстро неси цианистый калий.

Его большая тяжелая ладонь мягким ловким движением накрыла бабочку круглым стеклянным сосудом с широким горлышком. Огромный мотылек отчаянно забил крыльями в поисках выхода на свободу.

Из темноты внезапно вынырнула ладонь Сирила Бедфорда. Она была такой же широкой и тяжелой, как ладонь его брата. Вата с цианистым калием скользнула по стенке сосуда, мотылек последний раз взмахнул крылышками и упал на дно.

Гордон Бедфорд осторожно вынул ватку и вытряхнул бабочку в глубокий сгиб своей ладони. В рассеянном свете модной лампы, горевшей по другую сторону экрана, привлекая ночных насекомых, мертвый мотылек выглядел маленькой убитой птичкой, лежащей на спине.

Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке было видно, как они похожи друг на друга. Сильные, мощные, при этом с маленькими, на удивление, головами, сидящими на толстых коротких шеях. Разительно отличалась у них только одежда: Сирил был в рубашке с короткими рукавами и белых легких шортах, Гордон же надел толстый шерстяной свитер. Шерстяная шотландская шапочка плотно облегала его голову.

– Нам исключительно повезло, Сирил. Это уже третий сегодня. Потрясающе. У меня еще такого не было в этой стране. – Он быстро поместил бабочку в пробирку. – Atropos… Несимпатичная, античная девица, которая вызывала страх даже у Платона. Она обрывала нить человеческой жизни. Подумай только: все три прилетели в Ричмонд Парк аж с самого Средиземного моря…

– Уже половина второго… – напомнил Сирил.

– Да, да, пора заканчивать. Я хочу, чтобы ты сходил сейчас к Ройту и сказал ему, что я прошу сделать окончательную правку текста не к семи, а к шести. Скажи ему также, что и ты будешь. И принесешь полный комплект иллюстраций.

– Наши жены заснули. У Джудит пару минут назад погас свет. – Сирил посмотрел на дом. – Но Роберт работает.

– Это хорошо. – Гордон обвел взглядом окна. – Думаю, что он успеет. Сильвия-то наверняка спит. И потом… – пробормотал он, – странно, как женщины легко засыпают… Наверное, это одна из причин их весьма вялого участия в нашем деле.

– Почему? – вскинул голову Сирил.

– Почему… – задумчиво произнес Гордон. – Наверное, потому что всем прогрессом мы обязаны тем, кто не мог заснуть по ночам. И лежал, вглядываясь в потолок, даже если это был свод пещеры. Мужчины способны размышлять о том, чего еще не существует. А женщины – нет. Они психически ограничены своей функцией матери. Поэтому я предпочитаю иметь дело с самым глупым мужчиной, а не с самой образованной женщиной. А если говорить о спокойном сне, то известно, что женщины, даже совершив страшное преступление, великолепненько спят, в то время как мужчины обычно охвачены или укорами совести, если она у них есть, или лихорадочными мыслями – не ошибся ли он где-нибудь. В женщинах есть что-то поразительное, чего не встретишь у самок рыб, птиц и даже насекомых. Они отдалены от нас, мужчин, гораздо больше. Ты только посмотри. – Гордон вновь окинул взглядом дом. – Все они: и красивые, и уродливые, и умные, и глупые – все они способны спокойно спать.

* * *

Однако он ошибался. Ни Джудит Бедфорд, жена его брата, ни Сильвия Бедфорд, его собственная жена, не спали в эту минуту, хотя свет давно уже погас в их комнатах.

Джудит Бедфорд лежала на спине на своей постели. Глаза ее были широко открыты и смотрели в потолок. Ее худые, заложенные под голову руки были абсолютно неподвижны. И только узкие, резко очерченные губы едва заметно шевелились, будто читая предсмертную молитву. В бледном свете луны она сама была похожа на умирающую монахиню – с узким орлиным носом и гладко зачесанными назад светлыми волосами. Ее лицо было неподвижно, но заглянув поглубже в ее глаза, вы в ужасе отшатнулись бы, ибо увидели бы там лютую, ни с чем несравнимую ненависть. Ненависть к тому, с кем вела она сейчас свой беззвучный диалог.

Сильвия Бедфорд тоже не спала. Она лежала на спине на своей кровати и широко открытыми глазами смотрела в потолок. Руки у нее лежали под головой. Губы Сильвии беззвучно что-то шептали. Она была красивее и моложе Джудит, но ее глаза отражали не меньше ненависти и отчаяния.

– Да, – вдруг громко сказала Сильвия. – Только так.

Внезапно она села на кровати и, не зажигая свет, нащупала халат. Накинув его на плечи, она тряхнула длинными темными волосами, решительно направилась к двери и, тихо открыв ее, вышла из комнаты.

В доме находилась еще одна женщина. И у нее тоже не горел свет. Она стояла у окна в своей маленькой комнатке за кухней и пристально смотрела в темный сад. Белая прямая ночная рубашка только подчеркивала стройность и идеальные формы ее фигуры. Наконец она с глубоким вздохом отошла от окна, забралась в постель и легла на спину, глядя в потолок широко открытыми глазами. Она думала о завтрашнем дне. Кухарка уехала к сыну, и она, Агнес Уайт, горничная в доме Бедфордов, теперь должна заменить ее во время уик-энда. Она еще раз вздохнула, закрыла глаза, и мысли ее потекли совершенно в другом направлении: она думала о своем женихе, который был далеко отсюда, и одновременно о другом мужчине, который находился совсем близко… Она вновь открыла глаза. В конце концов надо на что-то решиться. Иначе… Нет, другого выхода не было.

2. «…там будет лишь пустота и тишина»

Роберт Ройт сидел за столом и правил машинописный текст, время от времени сверяя его с пачкой заметок, которые он держал в правой руке. Он был очень увлечен своим занятием и поэтому не заметил, как приоткрылась дверь и обнаженная женская рука осторожно потянулась к выключателю и все потонуло во тьме.

Роберт Ройт вскочил со стула.

– Кто здесь? – Он невольно понизил голос.

– Это я… Тихо…

– Сильвия! – изумленно прошептал он. – Ты сошла с ума. Тебя же могли увидеть. Он… он в любую минуту может зайти сюда!

– Не волнуйся, он в саду. – Она приблизилась к Ройту.

– О, нет! Ты не можешь здесь оставаться…

– Перестань! – Сильвия резко прервала его. – Никто меня не видел и не увидит. Нам надо поговорить.

– Ради Бога… – Он больно сжал ей плечо. – Мы что, не можем поговорить в другое время и в другом месте?.. Прошу тебя…

Она сбросила его руку со своего плеча и вплотную приблизилась к нему. Он не мог в темноте разглядеть ее лицо, но зато прекрасно мог себе представить его выражение. Ройт попятился к столу.

– Я, наоборот, – прошипела она, – просто жажду, чтобы кто-нибудь сейчас вошел сюда и положил конец всей этой комедии.

– Ради Бога, – вновь взмолился Ройт. – Миссис Джудит за стеной…

– Она спит как убитая. У нее уже давным-давно погас свет.

Но Сильвия тоже ошибалась. Потому что Джудит сейчас не только не спала, но даже и не лежала в постели. Услыхав лихорадочный шепот за стеной, она вскочила на ноги и босиком подбежала к камину. Наклонившись, она просунула голову в отверстие и, затаив дыхание, принялась слушать.

– Ох, не сердись на меня. – Сильвия вновь обвила руками его шею. Ройт неуверенно обнял ее, с неохотой отрывая взгляд от окна. – Я больше не могу. – Она положила голову ему на плечо. – Я не могу улыбаться ему, когда он меня целует, не могу думать об этой поездке с ним в Америку… Я дошла уже до того, что, мне кажется, смогу совершенно хладнокровно убить его. – Она пристально посмотрела Ройту в глаза. – И я убью его, если ты что-нибудь не придумаешь.

– О, Господи! Не кричи! Если Джудит услышит, она тотчас же ему донесет. Ты же знаешь, как она тебя ненавидит. – Он зажал ей рукой рот. – Ты что, не понимаешь, что я всем ему обязан? Мне страшно от одной мысли, что он может узнать о нас. Что мы здесь, под его крышей…

– Какое мне дело до его крыши! Давай убежим! Слышишь? Прямо сегодня. Или завтра. Иначе я не выдержу. Если бы он умер, я была бы самой счастливой женщиной под солнцем.

Ройт задумчиво смотрел в окно. О нет, дорогая Сильвия, думал он, если бы Гордон Бедфорд внезапно умер – это я был бы самым счастливым человеком под солнцем. Но если бы умерла ты, Сильвия, я был бы счастлив вдвойне. От мысли, что эта сумасшедшая может обнародовать их связь, его вновь прошиб холодный пот.

– Роберт, – прервала Сильвия течение его мыслей. – Я вышла за него замуж, потому что он был очень добр ко мне и очень богат. Но теперь я больше не хочу ни доброты, ни денег этого старого ревматика. Я хочу тебя. И я буду иметь тебя. Открыто. Не скрывая этого от всего мира.

– Но послушай, Сильвия, – быстро зашептал он. – Если я сейчас уеду с тобой, я потеряю работу. Я ведь всего лишь жалкий секретарь и живу только на те деньги, которые платит мне Гордон. Я содержу на них мать и сестру, понимаешь? А ты? Ты ведь тоже лишишься всего, к чему привыкла. Для нас обоих это безвыходная ситуация. Наша любовь разбилась бы о нищету и укоры совести. Но… – увидев, как она напряглась, он провел рукой по ее волосам, – я обязательно что-нибудь придумаю. Когда ты вернешься из Штатов, мы вместе что-нибудь придумаем…

– Хорошо, – упавшим голосом проговорила Сильвия. – Может быть, ты и прав. Мы, действительно, должны спокойно подумать…

Роберт с облегчением перевел дух. Как хорошо, что в последний момент он привел свой аргумент о сестре и матери.

– Дорогая, – Ройт снова посмотрел в сад. – У меня не горит свет, а ведь он знает, что я сейчас должен работать над текстом. Уже почти два часа, и они скоро прекратят ловить бабочек. Тебе пора уходить.

Какое-то время Сильвия неподвижно стояла посреди комнаты, в темноте вглядываясь в его лицо. Затем сделала шаг вперед и, тихо заплакав, уткнулась ему в грудь.

– О, Господи… Какая же я идиотка, что так люблю тебя. А ведь должна презирать такого труса. Но не могу, не могу… не могу…

* * *

– Кто-то идет сюда, – сэр Гордон Бедфорд, встав спиной к экрану, пытался разглядеть фигуру, огибающую клумбу.

– Не помешаю? – Ройт остановился в нескольких шагах от братьев.

– Вы никогда не мешаете мне, Роберт, – улыбнулся профессор. – Какие-нибудь вопросы по корректуре?..

– Да нет, мистер Бедфорд. Просто я подумал, что вам нужно, наверное, еще раз прочитать ее перед отъездом…

– О да, конечно. Как раз минуту назад я просил брата зайти к вам и попросить закончить работу не к семи, а к шести утра. Мы все проверим, а затем вы отвезете рукопись в издательство. – Гордон подошел к своему секретарю и критически оглядел его. – Только я боюсь, как бы вы не свалились от усталости…

– Я прекрасно себя чувствую, господин профессор.

– Ну что ж… Тогда возвращайтесь к себе и заканчивайте. Да и нам пора. – Он обернулся к Сирилу. – От добра добра не ищут. Вы знаете, – Гордон вновь обратился к Ройту, – у нас сегодня была неслыханно удачная охота. И теперь мы имеем четыре Мертвые Головы.

– Невероятно! – восхитился Ройт. – Это подтверждает вашу теорию об их стадном инстинкте и групповых передвижениях!

– Да… – протянул профессор. – Только вот интересно, какие результаты окажутся у немцев и французов?.. Но не будем загадывать. Пора спать. Завтра нам предстоит еще долгий перелет через океан. – Он поежился. – Мне кажется или действительно похолодало?

– Вероятно, будет гроза, – Сирил посмотрел на небо. – Что, ревматизм дает о себе знать? – Он быстро свернул экран.

– Может, дать вам лекарство?.. – Ройт участливо заглянул в лицо Гордону.

– С какой стати? У меня ничего не болит. И потом, я надеюсь, дома все-таки тепло…

В холле он посмотрел на часы.

– Так… Уже два. Заканчивайте, Роберт, и постарайтесь немного вздремнуть. Но к шести прошу вас обоих быть внизу.

Ройт кивнул и запер входную дверь на старинный железный засов.

– Ну… – Сирил зевнул. – Схожу в лабораторию, посмотрю фотографии, а потом тоже, пожалуй, посплю…

– Что ж… Тогда спокойной ночи… – И прислушиваясь к удаляющимся голосам на лестнице, Гордон Бедфорд вошел в кабинет.

Заперев за собой двери, он медленно подошел к длинному лабораторному столу и положил на него сумку с пробирками.

Стены его кабинета представляли собой огромные стеклянные шкафы, на всех полках которых покоились ночные бабочки. Маленькие и большие, со сложенными и широко распахнутыми крыльями, в различных стадиях развития… Лежащие на листьях личинки, гусеницы в маленьких пробирках и огромные, распятые на булавках особи казались застывшими иллюстрациями хичкоковских триллеров. Гордон еще раз удовлетворенно оглядел свою коллекцию и подошел к небольшому шкафчику, на котором ярко, красными буквами было написано «ЯД». Он вынул из сумки банку с цианистым калием, аккуратно поставил ее в шкафчик и тщательно запер его. Затем он отодвинул одну из полок с книгами, которая маскировала стоявшую за ней кофеварку, насыпал кофе и, налив воды, включил ее.

Прислушиваясь к нарастающему шуму «экспресса», он достал из коробки маленькую капсулу и вновь открыл шкафчик с ядами. Достав баночку, которую он недавно поставил туда, Гордон Бедфорд, надев резиновые перчатки, отвинтил крышечку. Вскрыв капсулу, он деревянной ложечкой осторожно насыпал в нее порошок из банки. Закрыв капсулу, он выпрямился и отложил ее на стол. Заперев шкаф, он взял одну из маленьких лежащих на полке коробочек, аккуратно поместил в нее капсулу и засунул в карман брюк.

Услышав, что кофеварка засвистела, он налил себе кофе и поставил чашку рядом с пишущей машинкой. Сев на стул и устремив невидящий взгляд на легкую струйку пара, подымавшуюся над чашкой с кофе, он тихо пробормотал:

– Ну да… Ну да… Это, видимо, все…

Сэр Гордон протянул руку и поднес к глазам небольшую фотографию, окантованную в простую рамку. Очаровательная Сильвия… Она стояла на тропинке среди цветов и улыбалась… Он долго вглядывался в ее лицо, затем отставил фотографию и подошел к окну. Отодвинув портьеру, Гордон прошептал:

– Двадцать первое июня… Самый длинный день в году… – Он взглянул на часы. – Пятнадцать минут третьего…

Вернувшись к машинке, сэр Гордон Бедфорд автоматически выпил кофе и, вставив лист бумаги в каретку, замер, тупо вглядываясь в пустую страницу.

– Человек не должен бояться сделать то, что он должен сделать, – медленно проговорил он.

Неожиданно решительным жестом Гордон Бедфорд выровнял лист бумаги и начал печатать:

«Больше я не могу. Я не могу стоять на пути двух любящих друг друга людей, которых я ценю и уважаю. Если бы я не ушел, то стал бы причиной их трагедии на всю жизнь. А поскольку их счастье кажется мне гораздо более важным, чем собственная жизнь, то, размышляя о них и о себе, я нашел единственное возможное решение. Все равно я не смог бы жить на свете без той, которую любил всю жизнь. Любимая, не сердись, пойми, я еще больше страдал бы, глядя на вас. А там… А там будет лишь пустота и тишина…»