Текст книги "Ад во мне"

Автор книги: Джо Алекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Может, для вас, но не для меня. – Грант покачал головой. – Почему это должно иметь не только решающее, но и вообще какое-либо значение?

– Сейчас придем и к этому. Но вначале, чтобы в нашем построении не осталось никаких пустот, мы должны выяснить еще одну вещь, хотя, думаю, это будет только пустая формальность. Вы могли бы, капитан, пригласить еще раз сюда на минутку вашего радиста?

Грант, не говоря ни слова, встал, подошел к двери и позвал:

– Нед, иди сюда на минутку, если можешь!

Он отошел назад и стал в ожидании, пока приземистая фигура радиста не появилась в проеме двери.

– Ваше рабочее место находится между креслами пилотов и салоном, верно?

– Да.

– И с этого места вы постоянно видите спины обоих пилотов, когда они за штурвалами?

– Да, конечно.

– И каждый из них, повернув голову, может видеть вас, не так ли? Ваше место хорошо освещено?

– Освещены мой стол и аппаратура. В кабине не может быть очень светло, так как отблеск на переднем стекле мешал бы пилотам и пришлось бы держать дверь, ведущую ко мне, закрытой. Поэтому я никогда не включаю верхний свет.

– Но, несмотря на это, вы оба видите своего третьего коллегу?

– Да, видим. – Грант подтвердил свои слова энергичным кивком. – Там не так уж и темно, потому что на радиста постоянно падает свет, освещающий аппаратуру. Если я правильно понимаю цель ваших вопросов, вы хотите узнать, может ли возникнуть ситуация, при которой радист нам не виден? Нет. Мы видим его постоянно, если не закрываем разделяющую нас дверь. А этой ночью дверь не закрывали вообще.

– Спасибо. Это я и хотел выяснить…

Затем Джо обратился к радисту:

– После старта кто-либо – первый или второй пилот – проходил мимо вас?

– Нет.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– Да.

– Вы не спали и даже не вздремнули хоть на минуту?

– Нет. Я работал все время, и мы почти все время разговаривали. Я беспрерывно получал с земли сообщения об атмосферных помехах на трассе полета. Позже мы дважды сбивались с курса, и мне приходилось делать массу навигационных измерений. Это была довольно беспокойная ночь для всех нас.

– Вы могли бы заявить под присягой, что ни на минуту не выпускали обоих пилотов из поля зрения?

– Да, без всяких колебаний. Оба ни на секунду не оставляли штурвалов, то есть много раз то один, то другой вставал и подходил ко мне, чтобы уточнить курс и решить другие технические вопросы. Но тотчас возвращались. Думаю, и они могли бы присягнуть, что я не покидал своего места, что, в общем-то, правда. Не так ли, Говард?

Вопрос предназначался Гранту.

– Могу отвечать только за самого себя. Я присягнул бы без колебаний, ибо сейчас, слушая ваш разговор, вспоминал полет и знаю точно, что ни на минуту мы не потеряли контакта. Думаю, и второй пилот полностью подтвердит мои слова. К счастью, хоть мы и не могли знать об этом заранее, ночь оказалась одной из тех, когда экипаж не сомкнул глаз и работал непрерывно. Но будет лучше, если вы сам спросите второго пилота.

Джо кивнул и вошел в дверь, ведущую в кабину. На какое-то время он задержался там. Все молчали. Даже Фиджер Джек не поделился со своим тренером волновавшими его сомнениями и впечатлениями. Наконец Алекс вернулся и остановился посередине салона.

– Коллега полностью подтверждает ваши слова. В связи с этим надо признать, что у всех вас, как пишут авторы детективов, железное алиби. Конечно, вы могли бы сговориться и сообща убить Кнокса, но такую гипотезу я отбросил как абсурдную и не соответствующую действительности. Вернемся к нашему основному вопросу: заранее спланированное, преднамеренное убийство или убийство в состоянии аффекта? Рассмотрим сначала первую версию.

Итак, преднамеренное убийство, убийство одним пассажиром самолета другого требует выполнения одного важного условия… – Он сделал паузу. – Не догадываетесь? Необычайно простое условие: убийца должен купить билет, зная, что жертва наверняка полетит этим, а не другим самолетом. Ведь, чтобы убить человека в самолете, нужно лететь с ним вместе. Кнокс летал в Лондон не регулярно, а от случая к случаю, когда этого требовали интересы «Флоры». Поскольку самолеты, как мы уже выяснили, совершают такие полеты ежедневно, а порой даже чаще, чем один раз в день, убийца не мог даже приблизительно рассчитывать на счастливое для себя стечение обстоятельств и купить билет раньше Кнокса. Этот факт снимает подозрения с Элизабеты Линтон, которая купила обратный билет в Англии на несколько недель раньше и определила тем самым день вылета из Йоханнесбурга. По той же причине вне подозрений Агнесса Кнокс, профессор Барклэй, Фиджер Джек, Самюэль Холлоу, а также Гораций Робертс, ибо нельзя серьезно думать, что, находясь в тюрьме и ожидая досрочного освобождения, он мог чудесным и только ему известным образом предвидеть, что на борту самолета, которым будет возвращаться в Англию, он встретит того, кого ненавидел больше всех людей на свете. Уточняя список, снимаю подозрения и с себя, так как я тоже приобрел обратный билет в Лондоне с заранее известной датой вылета из Йоханнесбурга. Естественно, каждый может проверить мой билет, хоть я и не занимался своей особой, начиная расследование. Остается у нас лишь Элизабет Кроу, купившая билет позже Кнокса. Но Кроу – работник детективного агентства. На ее документе есть печать и подпись президента полиции Йоханнесбурга, подтверждающие его подлинность. Агентство «Глоуб» – серьезная фирма, о которой мне приходилось не раз слышать, а получение от полиции лицензии детектива, несомненно, требует незапятнанной репутации. Вообще рассказ Кроу довольно простой и кажется мне абсолютно правдивым. Кнокс явно ее не знал, и не думаю, что Кроу могла сообщить нам какие-либо фальшивые данные или скрыть факты, касающиеся ее задания, зная, что все признания присутствующих здесь лиц уже в Найроби подвергнутся тщательной и детальной проверке полицией, прежде чем кто-либо из пассажиров сможет продолжить свой путь. Таким образом, если допустить, что Кроу говорит правду о себе и о причинах своего присутствия среди нас в эту минуту, а ее документы не фальшивые, то именно она единственная из нас не могла купить билет прежде, чем это сделал Кнокс. Ясно, не так ли? Желая познакомиться с ним во время полета, она вынуждена была ждать, пока Кнокс купит билет, и только потом сделала это сама.

– Слушаю вас очень внимательно… – сказал Грант, – но, признаюсь, несколько растерялся. Раз уж вы доказали, что никто из нас не мог убить Кнокса, то можно было бы сделать только единственный вывод: Кнокс жив. Но мы все знаем, что, к сожалению, это неправда.

– Да, Кнокс убит, в этом нет ни малейших сомнений. Я занимаюсь столь тщательным анализом всех «за» и «против», касающихся присутствующих здесь, чтобы в ходе кропотливого, хоть и необходимого отбора доказать полную невиновность невинных и уличить убийцу. Такова ведь наша единственная задача, не правда ли?

Сказанным ранее я хотел доказать: преднамеренное убийство мог совершить только человек, знавший, что Кнокс полетит именно этим, а не другим самолетом. А мог это знать только тот, кому сам Кнокс сказал об этом, или тот, кто получил информацию из другого источника. Естественно, такой человек должен был купить билет позже Кнокса или же раньше его, зная уже, что тот намеревается лететь этим самолетом. Только Кроу могла бы отвечать таким требованиям, но ее роль совершенно иная, и у меня нет ни малейшего повода не верить ей, поскольку ясно, что она не лжет, во что я, в свою очередь, верю, потому что такая ложь убийственна: она бросила бы на нее подозрение уже в начале расследования и превратила бы преднамеренное убийство в глупую и безответную аферу, которую самый тупой сотрудник полиции раскрыл бы через пять минут после выяснения обстоятельств убийства. А я должен признаться, что не считаю убийцу глупцом, хоть он и не идеальный убийца… Он совершил несколько ошибок… Но об этом позже.

Он глубоко вздохнул и продолжил:

– Перейдем сейчас ко второй возможности, а именно: убийство могло вообще не планироваться. Следовательно, убийство в состоянии аффекта. Например, Робертс мог заметить Кнокса при входе в самолет.

– Однако не заметил, – сказал Робертс, – я уже говорил вам об э́том.

– Да, помню прекрасно, что вы это отрицали. Но, расследуя дело об убийстве, мы имеем дело лишь с вашим голословным отрицанием, которое вы не можете подтвердить никакими доказательствами. Поэтому я должен предположить, что вы могли узнать его сразу при входе в самолет. Дальше события могли развиваться так: вид этого человека совершенно ошеломил вас, но, когда вы сели на свое место, ненависть ярким пламенем полыхнула у вас в душе! Прошу прощения за мелодраматическую нотку, но вот пришла первая минута свободы, и сразу же, с первых шагов, судьба сталкивает вас с человеком, которого вы, как сами утверждали, могли бы задушить голыми руками! Сидите на своем месте, задыхаясь от ненависти, люди один за другим гасят лампочки у кресел. Наконец вы – один-единственный бодрствующий человек в салоне. Может быть, воспользовавшись тем, что никто не мог вас видеть, подгоняемый чудовищной ненавистью и даже не строя поначалу какого-либо определенного плана действий, вы встали и тихо подкрались к его креслу, а позже вид спавшего врага вместо того, чтобы остудить вашу злость, лишь усилил ее? Прошу поразмыслить: вы отсидели свыше года в тюрьме и вышли оттуда с позорным пятном и сломанной жизнью, а тот, чье фальшивое свидетельство стало причиной вашей трагедии, находится абсолютно безоружный в ваших руках! Ответьте мне честно: приняв во внимание такой ход событий, можно предположить, что это вы убили Кнокса?

– Страшно… – Робертс опустил голову, а когда поднял ее, глаза его ничего не выражали. – Вы спрашиваете, была ли у меня возможность убить Кнокса? Хоть я и не убивал его, понимаю вас. В свете того, что вы нам сейчас нарисовали, убийство было возможно и правдоподобно…

Джо покачал головой:

– Вы ошибаетесь: совершить убийство вы не могли, и, следовательно, такое событие неправдоподобно.

– Как это? – Фиджер Джек поднялся с места, опираясь о спинку расположенного перед ним кресла. – Вы говорите серьезно?

– Сейчас не время и не место для шуток, как уже заметила вам Агнесса Кнокс, – сказал Джо, сдерживая улыбку, хоть ему и не было смешно. – Возвращаясь к моему рассказу, прошу вспомнить, что первым делом я дал радиограмму на таможню в Йоханнесбург. Знал, что, если Робертсу не повезет, ему снова придется нести наказание за чужие грехи. Честно говоря, я не знал еще тогда имени убийцы, хотя с первой минуты мои подозрения шли в правильном направлении. Робертс действительно мог убить. У него был сильный мотив и возможность совершить это. Но существовал шанс установить его непричастность или убедиться, что именно он убийца. К счастью, в радиограмме, которую я получил из Йоханнесбурга, было железное и абсолютно неоспоримое доказательство непричастности Робертса к убийству. Доказательство настолько сильное, что он единственный из всех нас наверняка не мог быть убийцей, и его следовало исключить уже с первой минуты расследования. И если я позволил себе какое-то время мучить его вопросами и оставлять в неуверенности, то лишь для пользы дела, чтобы получить как можно больше информации о жизни и характере убитого, о котором Робертс рассказал нам, кстати, очень много необыкновенно интересного.

Итак, все необычайно просто: Кнокс убит ударом длинного кинжала, который убийца по понятным соображениям вынужден был оставить рядом с трупом. Вынужден, ибо знал, что весь самолет и все присутствующие на борту будут подвергнуты тщательному личному досмотру, если оружие не найдут. А этого он не хотел ни в коем случае. Далее. Не делать лишних движений в темноте с окровавленным кинжалом в руке было для убийцы делом первоочередной важности. Орудие убийства могло оставить случайный след на его одежде или послужить уликой иного рода. Передвижение с кинжалом представляло громадный риск, ведь почти каждый ребенок в наши дни читает детективы, и почти все знают, какие чудеса творят химические анализы в полицейских лабораториях. Так или иначе рассуждал убийца, но он, совершив убийство, сунул кинжал под плед, которым была укрыта его жертва. Таким образом, действуя в перчатках, – а я уверен, он был не настолько безрассуден, чтобы оставить на рукоятке отпечатки пальцев, о которых, кстати, знают теперь даже ученики начальных классов, – он тут же избавился от смертоносного оружия. Проще и безопасней оставить его у трупа. Убийца был уверен: с этой минуты все следы уничтожены и никто никоим образом не сможет обвинить его в преступлении, что бы позже ни случилось. На первый взгляд, рассуждение здравое. Но одновременно убийца исключил из списка подозреваемых лицо, наиболее вызывающее подозрение, – Робертса! Ибо у Робертса не было кинжала, которым убили Ричарда Кнокса. Вам всем известно содержание радиограммы из таможни. В ней перечислены все предметы, которые находились у Робертса при себе. С педантичностью, достойной настоящих таможенников, чиновники из Йоханнесбурга сообщили мне даже о зажигалке, найденной в его одежде. Представляю, с какой готовностью сообщили бы они нам о кинжале! Так что по требованию адвоката Робертса таможенники из Йоханнесбурга должны будут свидетельствовать под присягой, что при посадке в самолет у него не было при себе кинжала, которым убит Кнокс! А если не было, то где он мог его взять после того, как погас свет? Значит, Робертс не мог убить, так как не располагал орудием убийства! Исключено также, что он мог пронести длинный нож с широкой солидной рукоятью во время личного досмотра. Нельзя предположить и того, что после наступления темноты он начал искать орудие убийства в чужих сумках и чемоданах, блуждая наобум по салону. Это явная чепуха по многим причинам, из которых первая такова: Робертс, войдя последним и сев в первом ряду, не был в состоянии ориентироваться, кто и где сложил свои вещи? И мог ли он вообще рассчитывать на находку такого большого и необходимого для нанесения удара оружия? Чепуха и еще раз чепуха! Ни один суд в мире не согласился бы рассматривать дело, опирающееся на столь абсурдные и невозможные в реальности предположения. И оказался бы прав. Следовательно, Робертс может себя поздравить: несмотря на внешне неблагоприятное стечение обстоятельств, он – вне всяких подозрений.

– Прекрасно понимаю, чем вы руководствовались, отыскивая доказательство моей непричастности. – Робертс выпрямился, едва не доставая головой до потолка салона. – Но опасаюсь, что, если вы не докажете столь же убедительно, что убийца кто-то другой, полиция может приклеить этот ярлык мне!

– Прошу вас не опасаться. – Алекс решительно кивнул головой. – Сейчас я хочу перейти к Агнессе Кнокс, другому человеку, которого Кнокс когда-то оскорбил. Здесь я рассуждал несколько иначе. Обстоятельства для Агнессы Кнокс сложились не столь благоприятно, как для Робертса. Таможенники не проверяли ее багаж и не проводили личного досмотра, поэтому не могли бы ясно доказать, что у Агнессы Кнокс не было орудия убийства, которым умерщвлен ее бывший муж. Однако я знал: Агнесса Кнокс купила билет в Англии и заказала себе место именно в этом самолете еще несколько недель назад, не имея никакого представления, что ее бывший муж окажется на борту вместе с ней. Можно предположить, хотя госпожа Кнокс отрицает это, что она все-таки встречалась со своим бывшим мужем в Йоханнесбурге и узнала от него время вылета. Но я собственными глазами видел то, что категорически свидетельствует против. Я находился вместе с Кноксом в зале ожидания аэровокзала, когда он заметил и узнал свою жену. Он онемел тогда от удивления и не мог долгое время прийти в себя. Ее присутствие в городе явилось для него настоящей неожиданностью. А поскольку мне известно из билета, что Агнесса Кнокс не меняла дня вылета, чтобы оказаться в обществе бывшего мужа, я мог с самого начала исключить возможность запланированного убийства и сокрытия ею приготовленного для такой цели кинжала. Как я уже говорил, это не игрушечный кинжальчик, который можно спрятать в дамской сумочке, а солидный, длинный, обоюдоострый нож, один из тех, что продают туристам как оружие, каким пользуются охотники во время сафари. Не могу себе представить, чтобы Агнесса Кнокс могла носить при себе такую вещь без всякой на то причины! А если бы даже она и везла его для кого-то в качестве сувенира, он лежал бы на дне чемодана. И еще. Как могла Агнесса Кнокс, увидев спустя много лет своего мужа в зале ожидания аэровокзала, знать, что они будут лететь вместе, что самолет окажется полупустым, что ей удастся одним ударом убить спящего человека так, чтобы он даже не крикнул и не застонал. Я могу сколько угодно ставить вопросительные знаки такого рода.

Суммирую: мысль о том, что Агнесса Кнокс, хоть и не могла спланировать убийство и летела именно тогда, когда решила месяц назад, сумела каким-то чудесным образом обрести орудие убийства такой величины, предвидеть обстоятельства и, наконец, совершить убийство со столь поразительным мастерством, – такая мысль показалась мне абсурдной. Если бы Кнокс вскрикнул, в тот же миг кто-то из нас, наверное, проснулся бы, а может, даже вскочили бы мы все. Убийца немедленно оказался бы узнанным, ибо где скрыться в самолете? Нет, Агнесса Кнокс по многим причинам не годится на роль убийцы. Как я ни пытался систематизировать ее возможности и поступки, они не складывались в логическую цепь. С одной стороны, я знал, что она не могла заранее спланировать убийство, а с другой – был уверен, что если она его не спланировала, то и не могла бы и не имела чем совершить. Я решил сконцентрировать внимание на человеке, у которого имелось бы гораздо больше шансов убить Кнокса, был бы сильный мотив для убийства и против которого улики собирались беспрерывно, по мере того, как я очищал от подозрения одного пассажира за другим. Но, как я уже говорил, вначале у меня не было абсолютной уверенности в том, кто же убийца, хотя все говорило о преступлении, тщательно обдуманном и точно спланированном…

– Как же так? – спросил профессор Барклэй. – Пару минут назад вы сказали, что нужно исключить все предположения по отношению к нам по тем или иным причинам. А члены экипажа готовы показать под присягой, что не покидали ночью своего помещения и постоянно находились в поле зрения друг друга.

– Да, я помню хорошо, что сказал именно так. Но и в вашем вопросе, и в моих рассуждениях не нашлось места еще для двоих…

– Что? – изумился коротышка-тренер. – Значит, вы считаете, что на борту еще кто-то скрывается?

– Конечно, нет, – усмехнулся Алекс. – Я, хоть и пишу детективные повести, но это не означает, что я обладаю способностью доставать из рукава дополнительных драматических героев, которые без всякий усилий с нашей стороны выползут из-под кресел и признают свою вину, позволяя нам безмятежно продолжить путешествие. К сожалению, правда не так проста и не так приятна – если можно употребить такое определение. Но прошу меня не прерывать. Сейчас попробуем разобраться в этом деле полностью.

Итак, я пришел к выводу, что убийство это не могло быть результатом спонтанного, произвольного действия. Об этом свидетельствовало орудие убийства – предмет, который никто нормальный и в своем рассудке не повезет с собой в дорожной сумке или несессере, не предполагая заранее, для чего он будет нужен. Но самое важное другое – то, что убийство удалось. Ведь любой из пассажиров, находящихся в салоне, вздумай он совершить убийство, уже с первой секунды столкнулся бы с огромными трудностями, грозящими в любую минуту превратить его действия в катастрофу, смертельную как для убийцы, так и для жертвы. Человек, пожелавший убить Кнокса, должен был встать, подойти к нему, определить в темноте положение тела и нанести удар с абсолютной уверенностью, что убьет сразу, то есть так быстро, что жертва не сможет издать ни звука. Если бы Кнокс оказался раненым или жил еще несколько секунд, преступление, совершенное в таком небольшом помещении, перед лицом стольких свидетелей, закончилось бы трагически для убийцы. Ведь убийца не мог быть даже уверен, что все спят! То, что не горели лампочки, еще не гарантировало этого. А вдруг хоть один из пассажиров не мог уснуть! Тот пассажир утром мог вспомнить, должен был вспомнить, кто из его спутников ночью вставал и, крадучись, шел вдоль прохода. А как мог убийца проверить, все ли спят? Не мог же он, передвигаясь по салону и останавливаясь возле каждого из нас, прислушиваться, а затем спокойно приблизиться к Кноксу и убить его одним точным ударом! Однако так случилось, и никто из нас утром ничего не знал, даже я, хотя находился так близко, ближе, чем кто-нибудь иной.

Так кто же убийца? Убийство, совершенное в столь сложных условиях, требует большой силы воли. В конце концов, каждый, кто убивает, знает, что его ждет, если он будет разоблаченным. Можно предположить, что это был я, потому что находился от Кнокса на расстоянии вытянутой руки. Но я знаю, что не совершал этого преступления. Есть еще второй человек, который при определенных условиях мог до минимума свести опасность раскрытия своего поступка. Этот человек – Барбара Слоуп, стюардесса.

Джо произнес последние слова спокойно, бросив взгляд на сидевшую тут же девушку. Она лишь пожала плечами и посмотрела, но не на него, а на Гранта.

– Этот человек зашел, как мне кажется, слишком далеко, – заметила она спокойно. – Мне очень неприятно, что сейчас я занимаю главное место в его кроссворде. Было бы даже интересно, если бы… если бы не была абсурдна сама предпосылка. Боже мой! Какую же цель я преследовала, убивая этого беднягу? – Она посмотрела на лежавшее неподвижно тело и содрогнулась. Потом обратила свои большие прекрасные глаза к Алексу. – Несмотря на то что вы как автор детективных повестей хорошо составляете такие ребусы, я просила бы вас отказаться от намерения даже в шутку, если это подходящее слово в таких обстоятельствах, ввести меня в эту трагедию! Мне очень неприятно.

– Хорошо, – согласился Джо. – Вернемся к умершему Кноксу. Итак, мнение таможни, рассказ Робертса и довольно авторитетное расследование двух больших детективных агентств, по словам Кроу, говорят о том, что Кнокс был очень заинтересован перевозкой алмазов или бриллиантов из Южной Африки в Англию. По законам страны такие действия квалифицируются как тяжкое преступление, но, как мы знаем, ни один из рассказывавших сегодня нам о жизни Кнокса не назвал его честным человеком. Наоборот. Знаем также, что два детективных агентства, находящиеся в разных странах, в последнее время упорно пытались обнаружить путь, по которому Кнокс перевозил драгоценные камни в Англию. Ибо, с одной стороны, существовала полная уверенность, что, отправляясь в путь, он не брал их с собой, а с другой стороны, было известно о его предложениях камней для продажи после прибытия в Лондон! Поскольку камни не могут путешествовать сами, напрашивается естественный вывод: Кнокс должен был иметь сообщника. Только поэтому он инсценировал попытку провоза малоценных камней, чтобы иметь алиби. Так продолжалось, очевидно, уже несколько месяцев. Сообщником должно быть лицо, находящееся вне подозрений, имеющее свободу передвижения в аэропорту и в таможне, достойное доверия и согласное на относительно небольшую плату за свои услуги, чтобы контрабанда драгоценных камней по-прежнему приносила Кноксу доход. Естественно, идеальным сообщником для Кнокса был бы член одного из экипажей самолетов, постоянно курсирующих между Лондоном и Йоханнесбургом. Как нам известно, Кнокс обладал даром красноречия и легко завязывал знакомства – это я ощутил на себе. А сейчас прошу вас ответить, с каким членом экипажа пассажиры чаще всего имеют дело? – Он на секунду замолчал. Никто не ответил, но все глаза снова обратились к Барбаре Слоуп.

– Вот именно, – сказал Джо. – Вижу, что вы все угадали. Итак, член экипажа, с которым легче всего завязать знакомство, – стюардесса.

– Вы что, действительно обвиняете меня в убийстве этого человека? – Барбара Слоуп потрясла головой, словно желая пробудиться от кошмарного сна. – Вы, наверное, сумасшедший… или… или… сама не знаю, что и сказать…

– Нет, я не сумасшедший. Просто вы оказались несколько невнимательны.

– Невнимательна? – Она приподняла тонкие, красиво очерченные брови. – Думаю, не только я, но все здесь присутствующие хотели бы знать, что вы имеете в виду? Предупреждаю вас, что через несколько минут мы приземлимся, и я буду вынуждена подать на вас жалобу в полицию Найроби. Я не могу позволить себе быть объектом столь гнусной публичной клеветы. Убеждена, любой суд признает мою правоту.

– Если вы докажете, что я клевещу. Но прошу помнить – я буду защищаться. Сейчас скажу, почему абсолютно убежден, что именно вы, а не кто-то другой совершили убийство. А убежден я в этом не только потому, что мне удалось путем простых логических рассуждений снять обвинение в преднамеренном убийстве со всех остальных. Ведь никого нельзя осудить на том лишь основании, что все остальные, присутствовавшие на месте преступления, не могли его совершить. Нужно доказать, что убил убийца. Итак, начну с маленькой ошибки, допущенной вами.

Никто из нас не является совершенством и вы тоже. Планируя преступление, которое собирались совершить через несколько десятков минут, вы не могли сконцентрировать внимание на незначительных на первый взгляд деталях. Поэтому так неосторожно вели себя вчера, подавая Кноксу чай без сахара. А если уж так случилось, то не стоило сегодня утверждать, что вы незнакомы. Вчера вечером, когда вы подали нам чай, я машинально заметил Кноксу: «Вам, кажется, не дали сахар к чаю», на что тот так же невнимательно ответил: «Никогда не пью с сахаром». В его оправдание могу сказать, что в тот момент он был просто потрясен появлением Робертса. Иначе и он не захотел бы раскрывать свое знакомство с вами.

– Надеюсь, вы не хотите обвинить меня в убийстве только на том основании, что я забыла положить сахар одному из пассажиров?

– Конечно, нет! Хотя незнакомые люди обычно не знают привычек друг друга, тем не менее это могла быть простая случайность. Но второй случай, пожалуй, интересней первого. Когда объявили посадку и все встали со своих мест в зале ожидания, Кнокс забыл на столе один из двух свертков, которые он принес с собой, привязав их к пуговице пиджака. Помню, хотя меня тогда это и не касалось, подумал мельком: мог бы и положить их в пустую папку, где было только несколько бумаг. Но я был уверен, что он вероятнее всего купил их буквально перед отъездом в аэропорт или, возможно, в магазине сувениров рядом с главным входом в аэровокзал. В конце концов, у меня тогда не было никакого повода задумываться над этим. Но Кнокс, вставая, оставил на столе один из сувениров. Он был уже в дверях, когда вы подошли и отдали ему сверток. Одновременно вы передали зонтик Изабелле Линтон, тоже рассеянной. На первый взгляд, в этом происшествии также трудно усмотреть что-либо необычное. Но безотчетно мое внимание привлекла одна мелкая деталь. Тогда я вообще не придал ей значения. Во время таможенного досмотра Кнокс, показывая свои маленькие свертки, сказал, что в них находятся игрушки для детей его приятеля в Лондоне – маленький жираф и маленький носорог. Когда пакетики вскрыли, оказалось, что в одном из них действительно носорог, во втором же – бегемот, а не жираф. Таможенники заинтересовались этими игрушками и трясли их, дабы убедиться, что в них нет драгоценных камней. Естественно, и этому факту я не придал тогда никакого значения, а зафиксировал в памяти только потому, что много лет занимаюсь тренировкой, отмечая про себя различные несовпадения. Только сегодня утром, вспомнив о них, я начал задумываться над этими деталями. Естественно, все могло произойти совершенно случайно. Продавщица могла упаковать другую зверюшку, Кнокс мог позабыть, что выбрал, или просто оговориться в присутствии таможенников…

Но сегодня утром я вспомнил, как тщательно досматривали Кнокса, в руках которого еще за несколько минут до контроля находился сверток, перешедший в руки другого человека, а именно в ваши, чтобы снова к нему вернуться. А поскольку мне удалось очистить от подозрений всех находящихся в самолете, кроме вас, я обязан «уложить» последовательность событий так, чтобы они не только подтверждали мою гипотезу о вашей вине, но и абсолютно совпадали со всеми такого рода мелкими эпизодами. В моем уравнении, если вы виновны, все должно было происходить единственным, точно определенным образом, по точно определенным причинам, вызывающим точно определенные последствия, а с ними – и точно определенные улики, бесспорно свидетельствующие о вашей вине. Я сейчас подробно изложу ход моих рассуждений. Мне кажется, что в них нет ни одного пробела, по-другому убийство не могло быть совершено. Я убежден, что не ошибаюсь. А если ошибаюсь, то вы, Барбара Слоуп, будете удовлетворены вдвойне, так как не только сможете обвинить меня в клевете, но и прокурор в Найроби должен будет начать расследование по обвинению меня в убийстве Кнокса! Ведь после того, как доказано, что ни один из остальных пассажиров на борту не мог этого совершить, остаемся уже только мы вдвоем, Барбара! Поэтому прошу вас, дайте мне шанс закончить мои теоретические выкладки.

Итак, если Кнокс занимался контрабандой алмазов и бриллиантов, что подтверждается двумя детективными агентствами, а вы исполняли роль курьера, можно с уверенностью сказать: он не встречался с вами в Йоханнесбурге для передачи товара, который вы перевозили. Во-первых, он наверняка опасался, что находится под наблюдением, а если бы полиция вас заподозрила и, подвергнув обыску, обнаружила драгоценные камни, вы могли бы выдать его, объяснив, откуда у вас сокровища. Но, если даже исключить такую возможность, ясно, что никто никогда не должен был видеть вас в обществе Кнокса. Ему нельзя было раскрывать своего сообщника. Поэтому быстрая подмена свертков в аэропорту имела смысл. Меньше грозила опасность в Лондоне, где Кнокс забирал у вас переправленный товар. В громадном городе легче организовать тайную встречу, и, кроме того, у вас там наверняка было больше времени. А может, Кнокс и тут придумал похожий способ передачи камней, чтобы не привлекать к себе внимания? Вы просто могли сидеть, например, на скамейке в Гайд-Парке, а когда он появится, встать и уйти, оставив маленький пакетик. Он незаметно взял бы его, присев на место, покинутое вами. Впрочем, не хочу вдаваться в гипотетические детали. Может быть, вы передавали ему товар еще в лондонском аэропорту после прохождения таможенного досмотра? Не знаю и уж точно не скоро узнаю. К тому же это не имеет значения. Я подумал только, что в таких делах никто особенно не доверяет другой стороне, и мне показалось сомнительным, чтобы Кнокса устраивало слишком длительное нахождение у вас бриллиантов. Не уверен на все сто процентов, но очень сильно склоняюсь к мысли, что он весьма неохотно согласился бы на раздельный с вами вояж, скажем, если бы он сам летел на следующий день. Поэтому, думаю, проверка списков пассажиров и экипажей на трассе покажет, что чаще всего, а может, исключительно всегда, Кнокс летал самолетами, на борту которых вы были стюардессой.