Текст книги "Частичка тебя. На память (СИ)"

Автор книги: Джина Шэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

12. Энджи

– Привет, – я позволяю себе нейтральную улыбку, глядя в расширенные зеленые глаза.

Красивая у вас все-таки принцесса, Николай Андреевич. Хотя я и не сомневалась, вы всегда выбирали красивых девочек.

Нет, все понятно. Она – мне понятна. По крайней мере, как романтический интерес Ника. Вся эта «женская энергетика»… Все, что напрочь отсутствует у меня.

А ведь она мне понравилась… В больнице так было, по крайней мере.

Почему мне мерещится тревога в замершем лице принцессы?

Она ведь ничего не знает. Вряд ли Ник ей покаялся про нашу с ним «ошибку», вряд ли при этом показал мою фотку. Если бы так было – в женской консультации была бы драка, а не «заряди меня на удачу».

– Вы знакомы? – наша немая пауза вызывает подозрения у Ника. Он даже озадаченно приподнимает бровь, глядя на нас.

– Нет.

Мы говорим это хором. Хором!

Господи, какое же палево!

По крайней мере, я бы заподозрила неладное еще сильнее.

Ник тоже подозрительно сужает глаза, изучает нас по очереди, но у нас получается изобразить недоумение его вопросом.

– Тебе что-то нужно было подписать, – задумчиво напоминает Ник Юле, и она, встрепенувшись, подает ему сложенные пополам ведомости.

Он раскладывает их недалеко от меня, придирчиво проглядывая, а потом – ставит широкий росчерк внизу каждого листа.

У меня есть время подумать.

Я понимаю, почему я отрицаю наше с Юлей знакомство.

Ник не должен знать о моем сроке. Я слишком хорошо его знаю. Он ответственный. Очень. И вряд ли откажется от отцовских обязательств.

А мне это не нужно. Ни его алименты, ни встречи с ребенком. Ничего, что бы служило напоминанием о той ночи, которую он назвал ошибкой. Мы справимся сами, для моего счастья меня и ребенка мне вполне достаточно. Папочка будет нам только помехой.

Вот поэтому я вру.

А почему врет Юля?

– Все, спасибо, я уехала за лекарствами, в медпункте сейчас Боря за старшего.

– До вечера.

Я вижу по глазам, Ник не отпустил ситуацию. Он все еще крутит её в голове, и она его явно не отпускает.

Три тысячи чертей!

Если оно его не отпускает – он не выпустит этот факт из хватки, пока не разберется. И если со мной беседовать у него повода как будто нет – то провести личную беседу с Юлей он может. И она очень просто меня сдаст. Тем более, что её мотивы мне вообще не понятны.

Хочется ругнуться как-нибудь от души, но это будет слишком подозрительно. Нужно его переключить. Сделать так, чтобы он выбросил эту ситуацию из головы.

Решение, которое приходит мне в голову – радикальное. Почти безумное. Но именно из-за своего безумия – оно и кажется мне действительно стоящим. Может и сработать. Должно!

Вопрос лишь только в том, насколько хорошо я знаю Ника.

– Ты уже закончила с договором? – Ник закрывает за Юлей дверь и теперь снова фокусирует свое внимание на мне.

– Да, – я ставлю свои подписи во всех необходимых местах и двигаю бумаги к Нику, потому что его подписи там еще не хватает, – меня все устраивает, условия более чем комфортны. В моем положении – просто подарок небес.

– Ты что-то хочешь мне сказать, Эндж? – Ник приподнимает брови, выжидающе глядя на меня. Мой тон его к этому подвел.

Нет. Совсем нет. Я не готова просто взять и вскрыть свою тайную карту.

– Я беременна, – на одном дыхании произношу я, отчаянно пытаясь не жмуриться.

Нужно озвучить этот факт на моих условиях, иначе мне придется плохо.

Я вижу, как замирает лицо Ника. Как будто я его треснула пыльным мешком по голове. Шоковая терапия – наше все.

Зато все вопросы к тому, знакомы ли мы с его принцессой – как ветром сдуло.

Я знаю, что за шестеренки сейчас в его голове сработали. И они на самом деле сработали верно, вот только я сейчас планирую ввести их в заблуждение.

– Я сделала ЭКО одиннадцать недель назад, – улыбаюсь я буднично, – был удачный момент, я решила рискнуть на последние деньги. Эмбрион прижился. Я не хочу вводить вас в заблуждение, Николай Андреевич, ведь я планирую уйти в декрет. Если вас это вдруг не устраивает – я пойму. Не все согласятся взять на работу беременную сотрудницу.

Это такая виртуозная брехня, что мне за неё почти что стыдно. Нет, разумеется, есть такие мудаки, которые спрашивают у женщин перед трудоустройством справочку из женской консультации. И очень сложно бывает добиться от таких нормального отношения в общем-то к житейскому явлению.

Я точно знаю, что Ольшанский не из таких. Мне просто нужно, чтобы информация об ЭКО утвердилась у Ольшанского в голове.

Это не его ребенок. Мой.

Ник отмораживается секунды через три. Улыбка, сползшая с его лица, обратно не возвращается.

– Поздравляю, Эндж, – суховато комментирует он, – все-таки ты своего добилась.

Надо же, для меня даже поздравляшки завезли. Наверное, я слишком его достала своим нытьем на эту тему за три года.

– Если цель того стоит – за неё можно и побороться, – я пожимаю плечами, – мое положение нам помешает?

Ник едва заметно качает подбородком из стороны в сторону.

– Мне нужна твоя эффективность. Все остальное меня не интересует.

Ко всему должно выработаться привыкание. И не оббивать колени об его равнодушие я еще не научилась, но еще непременно научусь.

Нужно просто почаще себе напоминать эту его фразу. Кроме моей работы его ничего не интересует.

– Чудесно, – я нацепляю на лицо выражение искренней радости, – значит, ты подпишешь договор?

Он подписывает, все так же, без улыбки. Его тепло полагается его принцессе, она ушла – для меня в его прогнозе погоды только заморозки и ничего больше.

Ничего. Я переживу.

– Подожди меня в приемной, – он двигает ко мне мою копию договора, – я сделаю один звонок и покажу тебе твое рабочее место. Да и персоналу тебя надо бы представить.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы типа по-военному не щелкнуть каблуками. Раньше я так действительно дурачилась.

Есть, сэр, разрешите выполнять?

И в серых глазах Ника всегда подпрыгивали веселые черти.

Сейчас это будет совершенно неуместно.

– Эндж, – Ник окликает меня, когда мои пальцы касаются ручки двери. Оборачиваюсь, смотрю на него, присевшего на край стола, крутящего в пальцах фиджет-куб. Отстраненный, бесстрастный. Совершенно чужой.

– Есть первые распоряжения, Николай Андреевич?

– Твоя беременность точно от ЭКО?

Этот вопрос бьет прямо в яблочко, и чтобы выражение моего лица никак не поменялось, мне приходится приложить усилия.

Иначе говоря – ты точно беременна не от меня?

Пару секунд я позволяю себе недоумение – одновременно прикусываю язычок болтливой дуре, которая восторженно подпрыгивает в моей груди.

Ему не плевать, смотри!

Плевать. Именно поэтому вопрос задан так, что мы снова делаем вид, что той ночи между нами не было. Он даже не смотрит мне в глаза.

Ольшанский по-прежнему не хочет вспоминать об этой ночи, но он привык отвечать за свои поступки. Вот только у него есть невеста, счастье в личной жизни, вот от неё, от любимой пусть и будет его ребенок.

– Сроки ставили по УЗИ, – спокойно озвучиваю я, – они очень точны. Ошибки быть не может.

Пусть это ложь. Мне не стыдно. Мой ребенок – только мое чудо. Лучше так, чем быть в тягость отцу, напоминанием об ошибке, сделанной по пьяни. Я свое чудо буду любить изо всех сил, за папу и маму, за дедушку и бабушку.

Ник коротко покачивает подбородком, принимая мой ответ, и я выскальзываю из его кабинета.

Что ж, предварительная работа проведена. Будем надеяться, бумаги из частного перинатального центра мне не понадобится.

13. Ник

– Здравствуйте, господа. Позвольте вам представить нашего нового администратора. Анжела Леонидовна…

Лица собранных в новом кабинете Эндж сотрудников никак не отвечают её энтузиазму и бодрой улыбке. Старшая горничная гостиницы так и вовсе транслирует миру, что в гробу она видала все эти знакомства, её посмели оторвать от встречи с Ильгизом, нашим местным источником веселых историй. Вот свидание с ним – это событие, это да. А тут…

«Господа, у меня для вас пренеприятнейшее известие, ревизор уже тут, и вы уже на карандашике».

Потому что всем вам люто не хватает розог.

Эндж сложно срезать холодным безразличием. После моего представления она сама спокойно приветствует своих новых подчиненных, приблизительно обрисовывает грядущие изменения. С чего она начнет.

– Проверка? – госпожа всея нашей конюшенной бухгалтерии чуть возмущенно не подскакивает. – С какой целью, мне интересно? Штрафами нас всех обложить?

Вопрос задается не на пустом месте. Последний администратор персонала, найденный Тимирязевым, именно с этого и начала. Установила странные требования к внутренней дисциплине, штрафовала за малейшие отклонения. Допрыгалась до холодной войны с половиной сотрудников клуба и сбежала.

Артем к тому моменту, на мое счастье, потерял к ней интерес.

В этот раз собеседование на роль администратора проходило не через постель.

Ну почти…

От этой мысли хочется скривиться. Любое напоминание о произошедшем с Эндж два месяца назад – повод испытывать только бескрайнюю досаду.

Конченный кретин! Столько всего тогда наворотил. На трезво, на эмоциях, по пьяни… Непонятно как разгребать это теперь.

И уж куда как вероятно, что вывести наши с Эндж отношения на желаемый мной уровень уже вряд ли получится. Но хоть как-то сгладить я попытаюсь…

Мне её слишком не хватает. После нашего раскола, я постоянно ловил себя на ощущении, будто мне вырезали какой-то орган, и на его месте теперь ноет фантомными болями пустота. И как бы я ни был зол на Эндж за все её выверты – я признавал, что вернуть нашу дружбу мне хочется больше, чем блюсти собственные принципы.

– Я хочу просто вникнуть в нюансы работы нашего клуба, – Эндж полностью игнорирует вызов в тоне, – я привыкла точно знать, какие шестеренки как должны вращаться и как вращаются. И не примерно, а точно и на практике. Разумеется, в результате моего анализа, мы с вами вместе определим, какие ошибки допускаются сотрудниками клуба. Проведем работу над этими ошибками.

– Увольнения? – скептически комментирует начальник охраны. Он оставался в клубе весь этот год, когда с ним творился весь трэш со сменой хозяев и директоров. Ко всем «новым метлам» он относится с подозрением. И по сути – все мы для него – именно эти самые метлы. Что Эндж, что я, что Тимирязев.

Нас еще не знают. С учетом того, что директоров за последний год сменилось четыре, и я пятый – и каждый приводил с собой «своих людей» – как я привел Эндж. Не очень понятно, очередные ли мы «временные», или задержимся и заставим с собой считаться.

– Вероятнее всего, мы проведем реорганизацию рабочего дня. Проработку с сотрудниками вопроса их обязанностей. Повышение коллективной сплоченности, – сбить Эндж с курса оказывается непросто, – я понимаю, пока это звучит довольно сухо и теоретически, но моя цель – не в том, чтобы всех оштрафовать и отчитаться Николаю Андреевичу о проделанной работе. Нам с вами нужно вытащить клуб из той ямы, в которой он сейчас оказался. Работать, разумеется, придется по максимуму. И халтурщики будут караться. Но кто из вас против этого?

Умница.

Она умеет выбирать тон, она умеет правильно выстраивать линию поведения.

Если бы все было как раньше – я бы не удержался от того, чтобы, оставшись наедине, потрепать Эндж по макушке. Это всегда вызывало у неё возмущение, она всегда шипела как кошка на такое снисходительное одобрение, демонстрируя такие сильные эмоции, что просто было сложно удержаться и не повторять этот фортель раз за разом.

Она всегда была вместо младшей сестры, которой у меня никогда не было. Задиристая, самостоятельная, сильная, но при этом – нуждающаяся в тепле, и имеющая со мной удивительно много общих интересов. И характер наших отношений был именно таким – доверительным, практически до ощущения взаимного ментального родства. Увы, он таковым был…

Надо же было все испортить.

Нам обоим.

За Эндж настолько приятно наблюдать, что, хоть у меня и есть другие задачи на сегодня, я все равно остаюсь до конца её ознакомительной беседы, вплоть до того, как она распускает сотрудников и после закрывшейся двери стягивает с носа очки, задумчиво глядя на конкурное поле, на котором как раз один из тренеров работает с лошадью.

Я приглядываюсь.

Увенно опознаю в тренере Ильгиза – всегда догадывался, что лошадей этот мужик находит более умными, чем баб, и без нашей госпожи старшей горничной он точно не тоскует.

– Ты отлично справилась, – подхожу ближе к Эндж. Хотя бы чуть-чуть.

А она примерно в эту же секунду бледнеет и, зажав рот ладонью, бросается к выходу из кабинета. Слишком понятно, что это, с учетом уже озвученной сегодня информации.

– Третья дверь налево! – произношу, повышая голос, подавляя те эмоции, что поднимаются вслед за мыслью о положении Эндж. Эти чувства – самые бессмысленные из всех, что могли бы быть. Потому что если бы все оказалось так, как хочется – мое положение оказалось бы еще более усложнено, чем сейчас.

Эндж возвращается через девять минут. Все еще бледная, с блестящими от воды щеками, но просветленная, и даже с легкой улыбкой на лице.

– Радуешься каждой мелочи, Эндж?

Не мое это дело. Слишком личный вопрос. Но удержаться от него невозможно. Я беспокоился за неё слишком долго, что сейчас, стоило только появиться возможности ей помочь, не смог выбросить эту идею из головы.

– Это первый токсикоз, – Анжела еле-еле покачивает головой из стороны в сторону, – первый настоящий токсикоз после трех лет бесплодных попыток. Я готова в честь него закатить пирушку.

– С мелом и солеными огурцами? – я иронично приподнимаю бровь. – Или что там еще любят девочки в положении?

Все-таки чересчур близко.

Я вижу, как Энджи смаргивает, пряча эмоции за маской.

– Я не буду включать подобные вкусняшки в смету необходимых мне для работы товаров, Николай Андреевич, – такое ощущение, что она резко сделала три шага назад, и ледяными своими крыжовниковыми колючками пытается просверлить во мне дыру…

Припоминаю её два месяца назад. Эмоциональную, чувственную, откровенную…

Запрещенную для меня мной же самим.

Вынудившую меня действовать с ней слишком жестко. Пресекая любое мысленное поползновение в неверную сторону. Может быть, зря. Как оказывается – все не было так однозначно. И шансы все-таки были. Только сейчас об этом думать бессмысленно.

– И все-таки иметь внутри себя цель тебе очень идет, Эндж, – я озвучиваю напоследок, – в кои-то веки я вижу у тебя живые глаза.

– Спасибо, Николай Андреевич, – дежурно улыбается мне Анжела, – вы не возражаете, если я приступлю к работе? У меня её много.

А у кого её мало?

Правильно, у того, кто вместо охмурения потенциального спонсора чешет языком с той, за кого цепляться совершенно не собирался. И понимает, что чертовски соскучился.

– Разбирайся, Эндж, – я киваю и все-таки отчаливаю. Туда. К упрямому спонсору, который сомневается, что у нас еще есть надежда выплыть с нашего дна.

– Очень низкий стал рейтинг у клуба, если говорить откровенно, Николай Андреевич. Есть слишком большие риски, что вы не оправдаете вложений.

– У всех бывают трудные времена. Мы с уверенностью смотрим в будущее, Захар Михайлович. И потом, вашему сыну ведь нравится наш клуб.

В мой кабинет без стука вваливается Тимирязев. Что ж, бывает. Я киваю ему на стул, выдвинутый еще Анжелой, и возвращаюсь к своему собеседнику.

– Нравился, – скептично поправляет меня мой собеседник, – последние тренировки оставили Платона недовольным. Да и потом… Люди моего положения давно уже смотрят на статус места, в котором отдыхают, в которое готовы вкладывать деньги. А вы…

– А что мы? – делаю вид, что не понимаю намеков. – У нас через три недели «Русский аргамак» проводит скачки.

– Русский аргамак? – с той стороны трубки крепко задумываются.

Русский аргамак – это деньги. Мы все это понимаем. И куда попало организаторы этих скачек не ездят.

Мне, чтобы их заполучить, потребовалось очень поднапрячь свои связи.

– Мы приедем на скачки, – наконец вальяжно, делая вид, что он, так и быть, сделает одолжение, соблаговоляет потенциальный спонсор, – если они пройдут как полагается, на высоте – значит, обговорим условия сотрудничества. Нет – значит, мы с Платоном найдем другой клуб.

Ну, что ж, это уже результат.

Я сбрасываю вызов, пристально уставляюсь на Артема, развалившегося на стуле.

– Ты чего-то хотел?

– Ага, – насмешливо кивает мой старый друг, – слушай, а расскажи-ка мне про нашу новую администраторшу.

– Ты ведь видел её резюме. Она тебя устроила.

– Ольшанский, – Артем закатывает глаза, – да не это расскажи. А что ей нравится? Цветы какие у неё любимые? Что любит, конфеты или стейки? Какую кухню предпочитает? С какой стороны к ней вообще можно подкатить? Ты ведь её знаешь!

Настроение начинает неторопливо портиться. Второй раз за день, между прочим.

– Тимирязев, – я вздыхаю, приводя мысли в порядок, – не отвлекай Анжелу. Она только-только приступила к работе.

– Ой, да брось, – Артем насмешливо отмахивается, – во-первых, не тебе читать мне морали, ты, вон, прекрасно совмещаешь личную жизнь с работой. Во-вторых, если эта ледышка будет отвлекаться на меня в рабочее время, значит, не так она и хороша, как ты мне её распиарил. Грамотный управленец найдет, как послать далеко и надолго.

Эндж, разумеется, найдет. Я неоднократно сам становился свидетелем, как парой бритвенно-острых фразочек подрезались даже самые настырные мужики. Подрезались и сдувались. Вот только и Тимирязева я знаю очень давно. С университета. И в его правилах – не давать прохода заинтересовавшей его девушке до последнего. Пока не сдастся.

И за столько лет он не изменил принципам.

Нужно такое ветреное назойливое счастье Эндж? Нет, точно нет. Она найдет кого-нибудь получше.

– У нас скачки через несколько недель. Тебе бы на тренировках сосредоточиться, а нам всем – на подготовке клуба, – напоминаю я, – здесь нельзя делать ставки на что-то одно, сам знаешь. Ты ведь сам хотел найти на скачках инвесторов.

– Ольшанский, – Артем критично щурится, впиваясь в меня изучающим взглядом, – у тебя у самого, что ли, планы на эту Снежную Королеву? Погоди, ты что, притащил любовницу в один клуб с невестой? У тебя настолько железобетонное все ниже пояса, что ли?

Нет. Увы, но нет. Было бы железобетонно – не было бы у меня сейчас ощущения, будто меня окатили кипятком.

Я не хотел для неё этой роли. Никогда не хотел. Даже просто друг лучше, чем любовница, женщина второй роли. Никому бы такого не пожелал, а Эндж… Ей тем более.

Ох, Эндж, повезло же тебе наткнуться на меня именно в ту минуту, когда мой самоконтроль валялся в пьяной коме.

– Мы только дружили и работали вместе, – я отстраненно утыкаюсь взглядом в первый попавшийся мне на столе счет-фактуру.

Ни черта я в итоге не смог – ни быть с ней вопреки своим целям и желаниям, ни держаться подальше, ни не причинять ей боли. И все происходящее – лишь новый раунд в игре, в чем я налажаю на этот раз.

– Ну, раз дружили, значит, есть что рассказать, – Тимирязев не спускает с меня пристального взгляда, – ты подружил, дай мне теперь подружить!

– Ты не дружишь с женщинами, – напоминаю без особого удовольствия.

– Дружу, просто гораздо ближе, чем ты, – Артем скалится в самодовольной улыбке, – колись уже, Ольшанский, или у тебя не все отмазки закончились?

Увы, но да, уже почти заканчивались.

Да и делиться с Артемом своей информацией об интересах Эндж… Нет, эта идея мне не нравится. Все, что я знаю – относится к воспоминаниям, принадлежащим только нам. Нашим с ней вечерам. Выходным. Тем, чем я наслаждался в свое время. И делиться этим хоть с кем-то я не хочу.

– Она беременна, Артем, – сухо роняю я, чтобы положить уже конец всем озабоченным фантазиям приятеля, – так что давай ты просто дашь ей работать. В любом случае, нам сейчас она нужна больше, чем тебе девочка-телогрейка.

Не хватало еще, чтобы из-за неуемного либидо Тимирязева Энджи даже минимально нервничала. Наверняка ведь посылая будет чувствовать себя уязвимо. А в её положении нельзя допускать ничего подобного. Нельзя рисковать тем чудом, которого она так долго ждала и выгрызала у жизни зубами. Даже её выдержка может развалиться после очередной потери.

Даже её глаза могут потускнеть и уже не зажечься.

С неё уже достаточно боли.

Достаточно и той, что я ей уже причинил.

– Беременна, значит, – Артем хмурится, и я подавляю удовлетворенную улыбку. Это ведь отличный повод – оставить девушку в покое. У неё своя жизнь, свои планы, свой ребенок.

Жаль, что все-таки не мой.

– Ладно, я тебя понял, значит, буду разведывать ситуацию самостоятельно, – Артем хлопает себя ладонями по коленям, а такое ощущение, что кулаком мне в челюсть двигает.

– Ты не оставишь её в покое?

Тимирязев останавливается у двери, оглядывается на меня, ухмыляется.

– Беременных девушек у меня еще не было, – насмешливо роняет он, – в общем, нет, это не причина. Кольца она не носит, значит, мужа нет. На все остальное мне плевать, Ник.

Гребаный. Озабоченный. Придурок!

Мой лучший друг и наниматель, да!

Что ж, остается надеяться только на здравый смысл Эндж.