Текст книги "(Не)реальный (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 42
– Отпусти её, – слабо просит Аленка. Она не может смотреть сейчас на Вадика, только на Лизку, на её кривящийся в панике рот.
Скальпель явно острый, потому что на шее Лизки уже видна царапина и на ней выступают маленькие алые кровавые бусинки.
– На выход, Элли, – самодовольно приказывает Кислицын. – А то девчонке…
– Я выхожу, – торопливо кивает Аленка и обувает кроссовки. Можно было бы протиснуться мимо и попробовать заехать Вадиму локтем в нос, но он благоразумно убирается с дороги, волоча за собой Лизу.
– Иди вперед и прикрой нас. А то девчонке хана.
В прикрывании Вадика нет особой необходимости, хотя Аленка и послушно шагает вперед, отчаянно пытаясь придумать, что ей делать. Нет. Нет никаких идей.
Нет никого, ни в лифте, ни в подъезде, даже консьерж то ли ушла, то ли просто не вышла. Жизнь будто подыгрывает Вадику, не сталкивая его ни с кем.
У подъезда – черный потасканный Вольво. За рулем уже сидит какая-то тощая стриженая девица в кепке и солнечных очках. Сидит и надувает пузырями жвачку.
И ей абсолютно плевать, что мужик выходит из подъезда, выталкивая вперед себя шестилетнюю девчонку, прижимая к её шее скальпель.
Пиздец. Хочется только материться, причем как можно сильнее. Вот только – это спровоцирует. Это навредит Лизе. Мать твою, Кислицын, и почему Аленка все-таки не вызвала тогда ментов? И сидел бы ты сейчас, и печалился, что сухарей не насушил заранее.
– В машину, Элли…
А, так вот в чем дело. Эти двое – подельники. И машина – то ли Вадика, то ли девицы. Аленка покорно залезает на заднее сиденье, рядом с ней Вадик впихивает Лизу, и сам падает рядом, угрожающе улыбаясь.
– Трогай, Кали…
– Валя?
– И тебе привет, колхоз, – ледяным тоном заявила Валентина.
Узнать в "Кали" Валентину Аленка, наверное, и не смогла бы. Над своим имиджем бывшая нянька очень сильно надругалась. В "Кали" чувствуется любовь Вадика к пафосным прозвищам. Интересно, себя он называет Кислым, Кисой, или как-то побрутальней?
– Кислицын, какого хрена тебе надо? – выдохнула Аленка, притягивая к себе Лизу, обнимая её, стискивая, пытаясь спрятать в своих руках. Лизка дрожит и тихонько хнычет.
– Элли, ты дура, что ли? – мягко интересуется бывший женишок. – Не догоняешь?
– Дура, – вмешивается Валентина, притормаживая на светофоре. – Но она не знает.
– Серьезно? – Вадик щурясь окидывает взглядом Аленку, и даже это противно. – Ты не знаешь, с кем трахаешься, а, Элли?
– Не выражайся при ребенке.
Пнуть бы этого козла куда побольнее, но что будет с Лизой? Её нельзя подставлять под удар ни в коем случае. Аленка обняла Лизу еще крепче, тихонько гладя по волосам. Маленький напуганный воробышек.
– Не бойся, зайка, все будет хорошо, – Аленка беззастенчиво врет. Нету выбора. Не говорить же, что все прям плохо-плохо, и хрен его знает – разрулится ли оно вообще. Жесть. Она категорически не понимала, что может быть нужно Кислицыну. Деньги? И что он вообще намерен поиметь и с кого?
– Нет, ну вообще. – Вадим расхохотался.
Он выглядел довольным, как и всякий раз, когда говорил гадость или чувствовал свое над кем-то превосходство, затем повернулся, пошарил за спинкой кресла и выудил оттуда потрепанный журнальчик. Какой-то пафосный толстый журнальчик, в которые Аленка обычно не заглядывала. Нахрен бы ей нужна была та гламурная жизнь олигархов и их расфуфыренных клуш. Это была не её жизнь, её жизнь была там, на Писателе, в баталиях с читателями, в битве за чертову публикацию – и в искрах, летящих между ней и Максом едва ли не с самого начала их переписки. Тратить время на чужой лоск, китч и фальшь у Аленки сил не было.
– Тридцатая страница.
Аленка вообще не хотела его слушать, но у Кислицына была такая высокомерная рожа, что журнальчик все-таки пришлось взять. Хотелось свернуть в трубочку и дать этому мудаку по морде. Вот так чтобы с размаха, чтобы морда вытянулась.
Аленка и в прошлую встречу ужасно сдерживалась, а хотелось не по девчоночьи, хотелось вцепиться в морду, двинуть коленом в живот, вернуть сторицей все те незабываемые мгновения, из-за которых они с семьей планировали переезд в другой город. А сейчас – сейчас поводов было еще больше, правда и помеха – помеха тоже была. Тихо всхлипывающая помеха, уткнувшаяся носом в Аленкину футболку.
Листала журнальчик Аленка неохотно. Впрочем…
На нужной странице она остановилась сама. Даже номер был не важен. Просто ошибиться было невозможно.
На фотографии – Макс. Его профиль. Его улыбка, белоснежная, киношная, идеальная.
Синий костюмчик, золотые запонки, галстук в узкую полоску…
Максимус Шмидт…
"…Наследник издательского дома "плохо читающееся название на немецком", главный редактор журнала "Veil", fashion-фотограф, владелец сети косметических салонов…"
Мозг сам по себе достраивает "а также заводов, газет, пароходов". На самом деле статья "о пути к успеху", поэтому, что и где добился "мистер Шмидт" – занимает не одну строку.
Макс? Её Макс? Вот это вот чудовище с немецкой фамилией и перечнем "приданого" как у британского принца? Но как тогда объяснить эту фотку? Принять за двойника? Вопрос лишь в том, что Аленка знает каждую родинку – на его щеке, на его шее. Знает о крохотном шрамике на подбородке. И вот – все её "особые приметы", хоть и талантливо подретушированы фотошопом, чтобы не бросаться в глаза, но вот они, тут. Аленка их видела, отчетливо.
И в голове все это категорически не укладывалось. Эта херня была фантастичнее, чем любой Аленкин рассказ.
– Конечно, он не в списке Форбс, Элли, – самодовольно усмехнулся Кислицын, – но в двухсотку русских миллионеров точно входит. Я глазам не поверил, когда его увидел с тобой на этой выставке, хрен пойми где. Для него же это глушь. Он не ходит по мероприятиям такого класса, слишком мелко. А ты серьезно не знала?
"Мне нужно проверить выставку".
– Почему Шмидт? – Аленка швырнула журнальчик от себя подальше.
– Ты у меня спрашиваешь? – иронично поинтересовался Вадим. – Псевдоним как фотографа, в конце концов – снимал он в основном в Европе. Мать – была немкой, вот её фамилию он и взял. Сейчас временно отошел от дел, на съемки выезжает редко, после развода с женой решил сосредоточить свое внимание на семье и сети салонов красоты. Собственно, может себе позволить.
– А ты готовился…
Аленка смотрела мимо Вадика и говорила, в общем-то, без особого осмысления сказанного. Правда? Это правда? Макс? Даже проговаривать это в голове было страшно.
– Вы хотите выкуп, так?
– Ну, разумеется.
Теперь понятно, почему он вернул сережки. Нет, Аленка чувствовала подвох, поверить в то, что Кислицын взял и пожертвовал своим "неприкосновенным запасом" было чертовски сложно. Ну во что поверить, в его сожаления? Аленка Вадика хорошо знала. Он никогда в жизни себя виноватым не чувствовал. Но вот поменять сережки, пусть и за пару сотен тыщ рублей на выкуп, который может заплатить за своего ребенка миллионер… Получается, эта сволочь с самого начала собиралась украсть Лизку?
Черт побери, Макс, какого хрена ты вообще не рассказывал? Что это за охренительные сюрпризы? Что за охренительное количество вранья? И зачем весь этот цирк тогда? Если прикинуть – да, Аленке-то с её провинциальными вкусами быт Макса казался шикарным, но он точно не походил на ритм жизни миллионера.
– Какая-то очень хреновая золушка… – отстраненно произнесла Аленка.
– Ты просто двойной джекпот, Элли. – Кислицын чуть в кресле не подпрыгивал. И выглядел он на редкость довольнешеньким. Будто реально миллион выиграл. Ну да… Сначала обобрал саму Аленку, теперь пытается поживиться за счет Макса.
– Ты выследил его через меня, получается?
– Ну, я не один работаю, – осклабился Кислицын. – Я-то с хвостом дошел до метро, а мой хвост проехался за вами.
Урод. Предусмотрительный подлый урод. А Аленка еще его жалела.
Господи, но это же бред. Макс? Неужели все-таки да?
Было до тошноты противно, но почему-то не страшно. Вадима Аленка категорически не боялась, боялась она только за Лизку и лихорадочно пыталась придумать, как ей если что с ребенком на руках убегать от двоих. Как ни крути, а сначала надо было нейтрализовать обоих, чтобы выиграть хоть какую-то фору.
В кармане джинс завибрировал телефон. Это услышал и Кислицын.
– Доставай. – Улыбка бышего женишка была омерзительно предвкушающей. У Аленки совсем по-пацански чесались кулаки. Телефон она из кармана вытащила, глянула на дисплей, отчаянно желая, чтобы это звонила мама и Артем. Нет. Все-таки Макс.
Вадик осклабился, выхватил телефон из рук Аленки.
– Здра-авствуйте, господин Шмидт. – Кажется, он это репетировал. Звучало пафосно, с угрозой.
– Неважно, кто я, господин Шмидт. Важно, что у меня две дорогие вам дамы и что я хочу за то, чтобы не причинить им вреда.
Хотелось заткнуть уши, чтобы не слушать все это дерьмо. Или найти где-нибудь лом и проломить Кислицыну его безмозглую черепушку. Его Аленка сейчас люто ненавидела, еще больше даже, чем когда он сбежал. Все, с чем соприкасался Кислицын, становилось ядовитым, и… отношения с Максом, кажется, вот-вот грозили стать таковыми.
– Просят тебя. – Вадик сунул Аленке телефон к лицу. Пришлось прижиматься ухом.
– Да…
– Санни…
Голос у Макса хриплый, встревоженный и только при его звучании Аленку начинает трясти. Будто её паника, от которой она тщательно отстранялась, пытаясь придумать выход, все-таки решила покрепче стиснуть свои объятия. Нет, она должна быть сильной. Ради Лизы.
– Лиза в порядке, – слабо произносит Аленка.
– Я его убью, – тихо говорит Макс, и Аленка нервно фыркает, хотя этот смешок выходит жалким всхлипом.
– Не бойся, Санни, я скоро буду.
Дальше Макс договорить не успевает, Вадик снова дергает телефон к себе, требует миллион долларов, "только наличными", через два часа там-то там-то, и никаких ментов…
– Приехали. – Машина затормозила, и Валя сдернула с лица солнечные очки, зло улыбаясь, обернулась. – Давай на воздух, колхоз.
Вот у Калугиной получается быть страшной. У неё злая улыбка, перекошенное лицо, лихорадочно блестящие глаза.
– Эй, договаривались на другое же место, – недоуменно замечает Вадик, вылезая и оглядываясь. Стройка. Какая-то заброшенная стройка, оставленная на расправу ветрам многоэтажка, ржавые вагончики для гастарбайтеров, забытая, не сдавшаяся даже бомжам тачка с оторванным колесом. Валя остановила машину за домом, объехав его, так, чтобы от въезда их было сложно заметить.
– Сейчас поедем, – Калугина ухмыляется. Из машины она выходит последней, что-то доставала из бардачка. "Что-то" уставляется на Аленку круглым злым дулом.
– Ты чокнулась! – где-то за спиной взвыл Вадик, – мы так не договаривались.
– Мы договаривались на то, что я дам тебе копию ключей, и на мою долю с выкупа за девчонку. А эта подстилка должна сдохнуть.
Какой-то сюрреализм. С психами, криминалом и не пойми где. Верить в происходящее не хочется, но оно от того менее реальным не становится. И продолжает происходить. Аленка не знает, что ей делать с вцепившейся в неё Лизой. Наверное, лучше ссадить на землю. И зажать малышке уши. А Лизка уже перешла на тихий монотонный ультразвук, и держится за Аленкину толстовку так же цепко, как краб. Боже, малышка, вот за что тебе все это дерьмо?
– Дура, – Вадик бросается к Калугиной, вцепляется в её руку, успевает отвести пистолет от головы Аленки, и когда выстрел все-таки гремит – Аленка вздрагивает, втягивает голову в плечи, но пуля уходит куда-то вправо – и выше.
Пока Калугина и Кислицын сцепились между собой, пытаясь выдрать пистолет из рук друг дружки, Аленка медленно отступает. Если обогнуть угол дома – можно попробовать со всех ног ломануться к выходу с территории стройки. Может, и удастся сбежать…
Она почти доотступалась до угла и уже развернулась было, чтобы рвануть вперед, но…
Еще один выстрел гремит за спиной. Громкий, оглушительный, страшный. И Аленка слышит, как падает на землю что-то. Тело? Чье? Калугиной? Кислицына? Даже и не сразу разберешься, что лучше.
– Далеко собралась?
Глава 43
Вадим глядел на Аленку со злым прищуром, а в поднятой руке держал пистолет. У его ног лежала Валентина… Неподвижная, с расплывающимся на груди багровым пятном. Господи, какая глупая смерть…
– А теперь шагай назад, – произнес Кислицын отчетливо. Никаких тебе насмешливых ноток, никакого снисхождения в голосе, нет. Сейчас Вадим, кажется, впервые воспринимал Аленку всерьез. Ну еще бы, миллион долларов почти от него унесла.
– Шевелись, – сухо произнес Кислицын, на секунду опуская руку и спуская курок. Снова громыхнул выстрел, и пуля врезалась в гравий у ног Аленки. Нет, это не походило на случайность, Вадим умел стрелять. Еще когда жил с Алёной, постоянно шлялся в тир, хвастался, гордился меткостью. И навык, судя по всему, не растерял.
Шагала обратно Аленка на подгибающихся ногах. Это был хороший план, и он почти удался.
– Открывай багажник, – приказал Вадим. – И девчонку на землю. Поедете отдельно.
Лизе эта идея не понравилась. Лиза заорала так, что стало ясно – госпожу императрицу оторвать от Аленки можно будет только ценой недюжинного привлечения внимания.
– Заткнись, – рявкнул Кислицын на девочку, и Аленке снова захотелось дать ему по морде. Нашел на ком срываться.
– Ей страшно, придурок.
– Рано боитесь, – осклабился Вадим. – Вот сидя в подвальчике без жратвы будете бояться – скажу я вашему папочке, где вас держу, или не скажу. Хорошо, лезьте обе в багажник, дуры.
Спорить с бандитом – плохая идея. Спорить с бандитом, когда у него в козырях – пистолет, а у тебя на руках паникующая шестилетняя девчонка – идея еще хуже.
– Если мы задохнемся…
– Значит, ваш папочка заплатит за ваши трупы, – яростно рыкнул Вадим. – В багажник, быстро!
В багажнике было темно и душно. И тесно, но все-таки спасибо диете – Аленка с Лизой там поместились без проблем.
– Ну что ты закричала, милая, – шепнула Аленка Лизке, цепляющейся в её свитер. – Могла бы ехать в салоне, там удобнее.
– Я без тебя боюсь, – захныкала Лиза, и Аленка лишь крепче прижала её к себе. Маленький теплый смешной дитеныш. Как же жалко, что её втянули в это дерьмо. Еще и Аленка в этом оказалась виновата.
Как выбираться? Вот как? Как? Как вытаскивать Лизку?
Нет, не проканает показать Вадиму сиськи и его окрутить, выиграть время, сбежать. Это не Голливуд, здесь не решить проблему раздвиганием ног. У Кислицына одна эрогенная зона – деньги. И больше ничего его не интересует.
И все-таки пиздец. Один такой большой, круглый пиздец. С какой стороны ни взгляни – везде жопа. И на что надеяться? На волшебника в голубом вертолете? Ага, сейчас вместе со спецназом на крышу машины спрыгнет, Вадика заломает и подарит Аленке пятьсот эскимо. Было бы неплохо, но Аленка фантастику писала, а не верила в неё.
Нет, если бы Вадика остановили дэпээсники, если бы вдруг у него не оказалось документов на машину, если бы кто-то решил досмотреть багажник… Эх, жаль, у Аленки не было зелья удачи, она бы прихлебнула.
Чтобы успокоить Лизку – Аленка пела колыбельную. Тихонько, едва слышно, прямо Лизке на ухо. И не было ничего, даже телефона посветить – он остался у Кислицына. Так что была темнота, духота, неудобная поза и острые Лизкины локти, врезающиеся в печень. Ну и колыбельная, да. Аленке было плевать на те острые локти. Она бы сейчас и печень и обе почки бы отдала за возможность вытащить Лизу из дерьма. Ну и себя – по возможности.
– Алён, – шепнула Лизка, ковыряя Аленкино запястье. Они лежали в обнимку, так близко друг к дружке, что было слышно вопреки гулу мотора.
– Да, зайка?
– Все будет хорошо, да? – тихо спросила Лиза.
– Да, будет, – самонадеянно пообещала Аленка. Потому что вот ну не правду же сейчас говорить. Про "не знаю" и "будем надеяться на лучшее". Статистика возвращения жертв похищений была неважнецкая. И если их убивали не похитители, то они часто умирали сами – от голода или обезвоживания, пока преступник уносил ноги с деньгами.
– Папа нас спасёт, – это был даже не вопрос. Это Лизка говорила уверенно. В её глазах папа был всемогущий супермен и мог, наверное, даже больше, чем все киношные супергерои вместе взятые. Вот только… Спасет ли? Успеет ли? Найдет? Верить в Макса? И ему поверить, может, прям сразу?
– Да, зайка, кто же еще нас спасет, – тихо произнесла Аленка, отодвигая вспыхнувшее раздражение на задний план. Бесило. Но сейчас это было неважно. Какая сейчас разница, если еще непонятно – правда ли спасет Аленку и Лизу их чеширский супермен. Вот спасет – тогда и можно будет дать себе волю.
Потому что затрахал. До смерти. Своими. Секретами.
– Ален, а можно я тебя мамой буду называть?
У Аленки аж в ушах зазвенело. Вот это, блин, Лизка выбрала время.
– Котенок, а ты правда хочешь?
– Хочу-у-у, – Лиза шмыгнула носом и прижалась к Аленке еще крепче. – И братика хочу. Вы с папой не обниметесь для этого?
– Не знаю, хочет ли твой папа тебе братика, – медленно протянула Аленка. Как же хорошо, что темно. И не видно, как пылает у Аленки лицо. Хотя Лиза, наверное, и не поняла бы.
– Папа сказал, что с тобой и трех братиков мне готов сообразить, – хихикнула Лиза.
Ольховский. Или как его там? Шмидт? Вот вроде наполовину немец, что ж такая хитрая скотина, будто еврей? Нет, если бы он это озвучил Аленке собственным языком – она бы охренела. Сейчас же охреневала и тихонько плавилась. Охренеть, там у Ольховского на неё планы… были.
Спасаясь от такой страшноватой темы, Аленка начала рассказывать Лизке шепотом интерактивную сказку про очень боевую принцессу, которая накручивала драконам хвосты, а принцев заставляла чистить зубы перед поцелуями. Про зубы – это кстати Лизка придумала. Ей показалось, что без этого целоваться ну просто невозможно.
А Аленка говорила всю эту чушь, прижимала к себе теплую Лизку, и казалось – это девочка успокаивает её, а не наоборот.
Мама…
Макс уже раскаялся в том, что пару раз пытался приводить в дом потенциальных жен. И ни одна не прошла кастинга госпожи императрицы.
А тут – такое. Лизка ждала маму, об этом Макс говорил. До сих пор ждала возвращения неведомой Сони-Софи, но сейчас… Что она, перестала ждать или решила, что незачем?
– Знаешь, котенок, если ты все-таки будешь звать меня мамой – я буду ужасно рада, – шепнула Аленка, когда они с Лизой и последнего, самого коварного из всех драконов поставили в угол и лишили сладкого на неделю.
Маленькое солнышко, Лизка-Лизавета. Прям сердце разбивала своей открытостью, своей привязанностью. Аленка и не думала, что такое получится, Аленка предпочитала просто быть, надеясь, что когда-нибудь у неё получится стать для Лизки членом семьи. Даже просто подружкой бы устроило, а тут – мамой. Жутко ответственно, но жутко лестно.
Это было бы охренительно на самом деле – вся эта тема. Не происходи она, блин, в багажнике машины. Но… Но может, сейчас Лизке это захотелось особенно? Может, сейчас ей страшно, и она пытается сделать свой мир теплее?
Получалось согреть и Аленку. Ту, которая вообще-то разозлилась на Макса. А теперь хотелось ему похвастаться, он наверное бы обрадовался и одобрительно бы улыбнулся. Если он, конечно, не знал уже об этой задумке своей дочери.
Интересно, а если знал, что там мистер Шмидт-Ольховский на эту тему вообще размышлял? И с чего это он заявил Лизке что готов с Аленкой ей "наобнимать" аж троих братиков. У богатых свои причуды? Ну да, с причудами Ольховский не мелочился, совершенно. Целый видовой ряд разноцветных мозговых тараканов можно было наоткрывать.
Ох, хоть бы все было хорошо. Хоть бы случился волшебник, вертолет и сошлись звезды. Сейчас Аленка многое бы отдала за то, чтобы дождаться того момента, когда Лизка все-таки воспользуется данным ей разрешением.
Машина резко затормозила. Что, неужели дэпээс, или все-таки светофор.
С минуту ничего не происходило, потом щелкнул замок багажника, а потом сверху об него что-то глухо ударилось. Лизка аж вскрикнула от громкого звука.
Аленка же инстинктивно толкнулась ладонью в крышку багажника, и… Да, открылось. Ух, свет, свежий воздух… Хотя, какой он там свежий – на московской-то улице, но все лучше, чем в душном тесном пространстве. Аленка села, свешивая из багажника ноги, и поддерживая Лизку.
Глаза к свету привыкли не сразу – потребовалась пара секунд, как и ушам, которые по началу будто плотной ватой забило. А когда Аленка начала слышать – она торопливо развернула Лизку к себе и зажала ей уши ладонями. Некоторые вещи Лизке наблюдать было рановато. И слышать. И вообще, лучше бы она до сих пор верила в единорогов и боевых принцесс и подольше бы не узнавала, сколько в мире всяких дерьмоедов вроде Кислицына или Калугиной. Так, а про мертвых плохо можно или все-таки лучше не стоит?
На самом деле, глазам Аленки предстала слегка приятная картина, хоть она и не любила насилия.
В трех шагах от машины Ольховский бил Кислицына. Рядом стояли несколько человек такого слегка телохранительного, слегка суперагентского вида. Но они не помогали, они всего лишь придерживали Вадика в определенных границах, не давая ему уж очень далеко отползти.
Ну, стрелять Кислицын умел, а вот драться – не очень. Нужно сказать – он пытался держаться на ногах, не пользовался правилом "лежачих не бьют", видимо, резонно не верил, что его соперник сейчас проявит к нему милосердие такого рода. И да, по отрешенно свирепому лицу Макса – Аленка бы тоже на жалость не поставила бы. Да что там, она бы сама от души пнула бы Кислицыну по ребрам, но оставила это для Макса.
Аленка оглянулась. Улица была перекрыта. Причем, кажется, и полицию к этому привлекли, и не только её. По крайней мере часть черных машин категорически не походила на государственные тачки. Зажимали Кислицына очень качественно. Вряд ли он ожидал такого размаха.
– Макс. – Нет, Аленке было не то чтобы жаль Вадима, но… Но как бы Ольховскому через пару минут от убийства отмазываться не пришлось. И пару тех миллионов, что Макс заплатил бы за ту отмазку, Аленке было жалко, хоть это были и не её деньги. Все равно, за такое дерьмо как Вадик и сто рублей-то отдавать не стоило.
Ольховский дернулся, оборачиваясь. Замер, глядя на Аленку и Лизу на её руках.
А потом… Потом Макс просто оставил Вадика кашляющим на четвереньках на асфальте, а сам шагнул к Аленке с Лизой и сгреб их обеих в охапку. Безмолвно, хрипло дыша, будто успокаиваясь, будто выстраивая свой мир вокруг них.
И все-таки супермен. Все-таки спас. Интересно, Лизка верит в Деда Мороза? А то, может, и он внезапно станет реальностью?
