Текст книги "Загадка «Четырех Прудов» (ЛП)"

Глава IX
Экспедиция в Люрэй

Однажды утром, часов в одиннадцать, полковник, Рэднор и я расположились в шезлонгах на лужайке, в тени раскидистой катальпы. Было тепло, мы с Рэдом только что вернулись с пешей прогулки на верхнее пастбище, находившееся в доброй миле от дома. Мы с жаром отдавали должное запотевшим бокалам, которые Соломон недавно поставил на стол, когда до нас донесся стук копыт скачущей во весь опор лошади, и вскоре на том конце усеянной солнечными бликами дорожки возникла Полли Мэзерс на своей гнедой по кличке Тигровая Лилия. Рядом с нею весело носился ирландский сеттер, и все трое составляли живописную сцену. Блестящая шкура лошади, шелковистая шерсть собаки и золотисто-рыжие пряди самой Полли были почти одного цвета. Я думаю, что маленькая ведьма намеренно выбрала в спутники этих двоих. В темном облачении и мужской шляпе, с лоснящимися щечками и смеющимися глазами, она являла собой столь прелестное видение, какое когда-либо доводило до совершенства майское утро. Весело помахав хлыстом, она поскакала к нам через лужайку.

– Привет! – окликнула она, забавно подражая горному диалекту. – Вы не пригласите меня спешиться чуток, посидеть рядком да поговорить ладком?

Узнав наездницу, Рэднор вспыхнул, но, пока мы с полковником оказывали знаки гостеприимства, чопорно держался в стороне. Я знаю, что Полли и Рэд встретились впервые с того вечера, когда она отказалась танцевать с ним, и ее появление можно было истолковать лишь как желание загладить вину.

Она легко спрыгнула на землю, отпустив Тигровую Лилию попастись на лужайке, и грациозно присела на подлокотник кресла. По ее поведению невозможно было хотя бы предположить, что с кем-то из нас у нее натянутые отношения. Через несколько минут дружеской болтовни с полковником и мною – Рэд выражался односложно и отстраненно – она приступила к цели своего визита. Некие друзья из Саванны собираются погостить в «Холле» на пути к Виргинским горячим источникам и, как это свойственно странникам, посетившим долину, они собираются совершить вылазку в Люрэйскую пещеру. Пещера находится по ту сторону гор, примерно в десяти милях от «Четырех Прудов». Поскольку я еще там не бывал (во всяком случае, таков был выдвинутый ею аргумент), она прибыла, чтобы просить нас троих присоединиться завтра ко всей группе.

Вначале Рэд был угрюм и довольно резко отклонил приглашение по той причине, что должен позаботиться о делах. Полли, однако, пренебрегла его отговоркой, со значением прибавив, что Джим Мэттисон приглашения не получил. Этот знак раскаяния был воспринят им со счастливым румянцем на лице, и не успела она ускакать прочь, как к нему уже вернулась его прежняя веселость. Полковник тоже возражал на том основании, что он слишком стар для подобных развлечений, но Полли, положив руки ему на плечи, с помощью уговоров добилась от него согласия, – перед таким убеждением смягчилась бы даже мумия. Однако на самом деле полковник был несказанно рад приглашению. Ему льстило попасть в компанию молодых людей, и он испытывал к Полли весьма нежные чувства.

Наблюдая за ней, я вдруг подумал о том, как она похожа на ту другую девушку, жившую восемнадцать лет назад. В глазах Полли плясал тот же страстный восторг жизни, что оживлял лицо на портрете над каминной полкой, во втором этаже. Какое-то мгновение сходство было поразительным; очевидно, та же мысль осенила и полковника Гейлорда. Старик смотрел на нее с задумчивой печалью, и мне хотелось бы считать, что он думал о Нэнни.

Тем же вечером меня и Рэднора пригласили на бал в соседнее поместье, но когда пришло время идти, я отпросился под предлогом того, что должен отдохнуть перед завтрашней утренней поездкой. Но истинная причина, я полагаю, заключалась в том, что я тоже испытывал легкий приступ «болезни», затронувшей Рэднора; и, поскольку у меня не было шансов победить ее, то разумнее всего было держаться подальше от смеха Полли. Как бы то ни было, я улегся в постель и уснул, а Рэд пошел на вечеринку, и я так и не узнал, что в точности произошло той ночью.

На следующее утро я проснулся рано. Спустившись вниз, я увидел, что Соломон ползает на четвереньках на полу в гостиной и собирает осколки французских часов, стоявших прежде на каминной полке.

– Как так вышло, что часы разбились? – спросил я немного резко, полагая, что уличил его в пагубной неосторожности.

– Не знаю, сэр, – отвечал Соломон, выпрямляясь на коленях и скорбно глядя на меня. – Я думаю, старый хозяин опять лупил молодого хозяина.

Я вышел в дверь, грустно раздумывая о том, пил ли Рэднор, и терзаясь, что я не пошел на вечеринку и не помешал ему разбавлять напитки. Во время завтрака было очевидно, что между ним и его отцом произошло нечто серьезное. Полковник казался непривычно мрачным, а Рэд, сердито бросив «доброе утро», сидел, уставившись в свою тарелку, и упрямо молчал. Пока мы ели, они с отцом едва ли обменялись хоть одним взглядом. Я пытался разговаривать так, словно ничего не заметил, и в ходе несколько однобокой беседы случайно упомянул о предложенной поездке в Люрэй. Рэд отвечал, что он бывал в пещере множество раз и ехать не желает. Это меня озадачило, ибо я знал, что пещера была не главной приманкой, однако я благоразумно сменил тему и вскоре мы встали из-за стола.

Покидая комнату, я увидел, как полковник подошел к Рэднору и положил ему руку на плечо.

– Ты передумаешь и поедешь, мой мальчик, – сказал он.

Но Рэд грубо стряхнул его руку и отвернулся. Направляясь на конюшню, чтобы распорядиться насчет лошадей, я был далеко не в должном настроении для веселья. Как бы ни был виноват полковник в их ссоре, произошедшей накануне ночью, – и французские часы поведали свою собственную историю, – все же я не мог не думать, что Рэд мог бы относиться к нему более снисходительно. Сцена в столовой, свидетелем которой я стал, опечалила меня. Полковник был гордым человеком, извинения ему давались трудно, – его сын мог, по крайней мере, пойти ему на уступки.

Когда несколько минут спустя я поднимался наверх в свою комнату, я мельком увидел в открытую дверь, что кто-то стоит перед каминной полкой. Думая, что это Рэднор, который ждет, чтобы посоветоваться со мной, я бросился вперед и оказался у порога прежде, чем осознал, что это полковник. Он стоял скрестив руки перед портретом, а его глаза, сверкавшие из-под нависших бровей, жадно пожирали каждую его черточку. На его лице застыло суровое выражение то ли печали, то ли одиночества, то ли раскаяния, – я не знаю; а знаю я наверняка то, что это было самое грустное выражение, какое мне когда-либо приходилось видеть на лице человека. Это было так, словно озаренный одним мгновением он заглянул в собственную душу и увидел людей, которых он любил больше всего на свете, доведенных своей неуправляемой гордыней и вспышками гнева до гибели.

Он был так поглощен своими мыслями, что не слышал моих шагов. Повернувшись, я незаметно скрылся, вдруг подумав, что это старый, сломленный, немощный человек, чья жизнь, имевшая как доброе, так и дурное влияние, уже подходит к концу. Он был не в силах изменить свой характер, независимо от того, насколько сильно он сознавал собственные недостатки. Своеволие бедной малышки Нэнни было наконец прощено, но прощение это опоздало на целых пятнадцать лет. Почему сей миг озарения не пришел к полковнику Гейлорду раньше, тогда, когда его можно было спасти от ошибок?

Я снова вышел из дому, одолеваемый весьма мучительными раздумьями по поводу крайностей человеческого существования. Яркое весеннее утро, обещавшее юность и веселье, казалось, звучало резким диссонансом. Красота, сказал я себе пессимистично, – не более чем поверхность, под которой скрывается жестокий мир. На моих глазах ликующая малиновка на садовой дорожке выковыривала из земли несчастного скрюченного червяка, а немного дальше, под цветущей яблоней, кошка из кухни поедала на завтрак птенца той самой малиновки. Двойное зрелище поразило меня своим жизненным символизмом. Я стал подыскивать в его поддержку какую-нибудь философскую истину, как вдруг окрик Рэднора прервал мою задумчивость.

Обернувшись, я увидел, что у ступенек открытой галереи ожидают три лошади. Рэд все-таки решил ехать. Они с отцом явно заключили некое перемирие, и вскоре я заметил, что это всего лишь перемирие. Оба избегали смотреть друг другу в глаза, и пока мы ехали, они разговаривали со мной, а не друг с другом.

Группа собралась в «Мэзерс-холле». Мы планировали ехать в то утро в Люрэй, провести там большую часть дня и затем вернуться в «Холл» на ужин и вечерние танцы. Пожилые дамы заняли экипаж, остальные отправились верхом. Несколько слуг ехали следом в повозке и везли еду. Моисея, босого, в одежде из грубой ткани и прочее, захватили в качестве проводника, и он явно мурлыкал от удовольствия, поскольку это возвышало его над другими неграми. По-видимому, еще будучи мальчишкой он имел обыкновение ориентироваться в пещере и, как говорил мне Рэднор, знал дорогу лучше профессиональных проводников. Вообще-то он знал ее так хорошо, что когда в Люрэй предпринималась экспедиция, у всех в округе было принято нанимать его.

Мы оставили наших лошадей при деревенской гостинице и, позавтракав в лесу, начали традиционный осмотр пещеры. Теперь в Люрэе имеются электрическое освещение и выложенные цементом пешеходные дорожки, но в те времена, о которых я пишу, еще не произошло освоения железной дороги и пещера пока находилась в своем первозданном состоянии. У каждого из нас было по свече или факелу, а у проводников – друммондов свет[9]9
  Свет, применяемый для освещения сцены в театре.


[Закрыть], который они заставляли разгораться всякий раз, когда возникал какой-нибудь особый предмет для интереса. За всю мою жизнь это была первая пещера, в которой я оказался, и я был настолько увлечен исследованием горных пород и тем, чтобы не обжечь руки о факел, что не обратил особого внимания на расположение остальных членов группы. На обход у нас ушло больше двух часов, и мы прошли, должно быть, около пяти миль. Из-за тяжелого влажного воздуха и скользкой тропинки я, например, был рад снова выбраться на белый свет.

Я присоединился к собравшимся вокруг Полли Мэзерс и спросил мимоходом, не знает ли она, куда пошел Рэднор.

– Я его уже давненько не видела, наверное, он вышел раньше нас, – отвечала она. – И если я не ошибаюсь, полковник Гейлорд, – прибавила она, поворачиваясь к моему дяде, – он оставил мой плащ на той сломанной колонне над Хрустальным озером. Боюсь, что он не слишком хороший кавалер.

Думаю, в молодости полковник был отменным кавалером, и мне кажется, что он не совсем перестал им быть.

– Я исправлю его промах, мисс Полли, – ответил старик с церемонным поклоном, – и докажу вам, что отсутствием галантности мальчик не пошел в отца.

– Нет, право, полковник Гейлорд! – воскликнула Полли. – Я просто шутила: мне и в голову никогда не придет позволить вам идти назад за плащом. Его может принести кто-нибудь из слуг.

Вслед за этим я столкнулся с Моисеем, отправил его за плащом, и инцидент был забыт. До гостиницы мы добрались парами или по трое. Вывели лошадей и мы отбыли в полной суматохе.

В течение нескольких миль я скакал рядом с экипажем, обмениваясь любезностями с миссис Мэзерс, затем пустил лошадь галопом и догнал остальных всадников. Меня удивило, что поблизости не было ни дяди, ни Рэднора, и я поинтересовался их местонахождением.

– Я думала, что они едут с вами, – промолвила Полли, поворачивая коня и подъезжая ко мне. – Вы же не думаете, – спросила она быстро, – что полковник был так глуп, что пошел обратно за плащом, а мы его бросили?

Кто-то из мужчин рассмеялся.

– У него есть лошадь, мисс Полли, и он знает, как ею воспользоваться. Полагаю, даже если мы и бросили его, он найдет дорогу домой.

– Я отправил Моисея за плащом, – заметил я. – Вероятно, полковник решил, что с него довольно легкомыслия на сегодня, и поехал прямиком в «Четыре Пруда».

Мне пришло в голову, что Рэд с отцом поскакали домой вместе, чтобы помириться, и эта мысль значительно укрепила мое душевное спокойствие. Весь день я ощущал по этому поводу смутное беспокойство, ибо знал, что после размолвок с сыном старик неизменно огорчался, и я сильно подозреваю, что Рэднору тоже приходилось несладко.

По прибытии в «Мэзерс-холл» Полли соскользнула с седла и подбежала ко мне как раз, когда я собирался спешиться. Взявшись за уздечку, она с самым очаровательным видом спросила, не буду ли я так добр вернуться на плантацию и проверить, если полковник действительно там, так как она не может сдержать тревогу за него. Я с улыбкой отметил, что она не сделала ни одного замечания насчет дезертирства молодого человека, хотя был уверен, что ей это интересно не меньше. Повернув лошадь, я снова пустил ее галопом, жаждая выполнить приказ, однако не удержался от мысли, что ей не составило бы труда, а мне было бы значительно проще, если бы ее тревога возросла несколькими милями раньше.

Достигнув перекрестка, где от главной магистрали долины ответвляется дорога к «Четырем Прудам», я увидел повозку, в которой ехали двое негров Мэзерсов. Моисея же там не было. Я остановился и подождал, пока они подъедут.

– Привет, ребята! – позвал я. – Что случилось с Моисеем?

– Чего не знаю, того не знаю, мистер Арнольд, – ответил один из людей. – Мы долго его ждали, но, кажется, его и след простыл. Я думаю, он подался в лес и собирается идти домой пешком. Этот Моисей-Кошачий-Глаз страшно обожает ходить пешком!

Не знаю, отчего сей эпизод мог заставить меня самого встревожиться, но я припустил к плантации с растущим чувством беспокойства. Ни полковник, ни Моисей не появлялись, сообщил мне Соломон и добавил, возбужденно вращая глазами:

– Масса Рэд, он вернулся около часа назад, топал по дому, как сумасшедший, а потом вышел в сад.

Я последовал за ним и обнаружил, что Рэд сидит в летнем домике, уперевшись локтями в колени и подперев голову руками.

– Рэд, что произошло? – спросил я испуганно. – С твоим отцом все в порядке?

При звуке моего голоса он вздрогнул и посмотрел на меня. Я заметил, что он бледен.

– С отцом? – изумленно поинтересовался он. – Я оставил его в пещере. Почему ты спрашиваешь?

– Он не вернулся вместе с нами, и Полли попросила меня отыскать его.

– Он достаточно взрослый, чтобы самому о себе позаботиться, – произнес Рэднор, не поднимая взгляда.

Я замешкался на мгновение, не зная, что предпринять, потом вернулся на конюшню распорядиться о свежей лошади. К своему удивлению, я увидел конюхов, сгрудившихся вокруг Дженни-Лу, кобылы Рэда. Она была в пене, дрожала и, похоже, была вымотана до предела. Люди отступили и молча смотрели, как я приближаюсь.

– Что случилось с лошадью? – воскликнул я. – Она сбежала?

Один из людей «предположил», что «масса Рэд» стегал ее плетью.

– Стегал! – в смятении вскричал я. В это невозможно было поверить, ибо, как правило, никто не относился к животным добрее, чем Рэднор; а что до его Дженни-Лу, будь она человеческим существом, он и тогда не заботился бы о ней лучше. Тем не менее ошибки не было. Ее загривок был крест-накрест исполосован толстыми рубцами. Очевидно, что бедное животное подверглось недостойному обращению.

Дядя Джейк охотно поведал, что Рэд во весь опор въехал прямиком на конюшню, бросил поводья и ушел, не сказав ни слова; вдобавок, он высказал мнение, что «дьявол околдовал его». Я был склонен согласиться. В воздухе словно витало что-то непонятное, и внезапно моя тревога за полковника вновь нахлынула с учетверенной силой. Круто развернувшись, я излишне резким тоном велел подать лошадь, люди бросились выполнять мое приказание.

На закате солнца я снова сел в седло и пустил лошадь вскачь по дорожке. Второй раз за день я ехал по пустынной горной дороге в Люрэй, но теперь мое сердце сжимал смутный страх. Почему Рэднор вел себя так странно, спрашивал я себя снова и снова. Связано ли это с произошедшей накануне вечером ссорой? И где полковник, где Моисей?