Текст книги "Долина лошадей"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Сделав глоток горячего чая, Эйла облегченно вздохнула. Лепешки, которые она возила с собой, были сытными и питательными, но разве они могли сравниться с горячим питьем? Она расставила возле костра свою палатку, хотя шкура зубра все еще была сыровата. Западная часть небосвода вновь подернулась тучами, затмившими собой свет звезд. Эйла очень надеялась на то, что дождь не пойдет вновь. Она любовно потрепала Уинни по холке и, завернувшись в шкуру, забралась в свою палатку.

Стояла полнейшая тьма. Эйла лежала, боясь пошелохнуться, и вслушивалась в ночь. Уинни переступила с ноги на ногу и тихо засопела. Эйла осторожно приподнялась на локте и попыталась осмотреться. В восточной части небес угадывалось какое-то свечение, но оно не казалось ей таким уж необычным. И тут она услышала звук, от которого волоски на ее шее поднялись дыбом. Теперь она понимала, что ее разбудило. Раскатистый рык, доносившийся с дальнего берега, мог принадлежать только пещерному льву. Лошадь нервно заржала, и Эйла поспешила подняться на ноги.

– Все в порядке, Уинни. Лев далеко, слышишь? – Она подбросила в костер дров. – Значит, и накануне это был пещерный лев… Скорее всего они живут где-то на той стороне реки. Наверняка они тоже выйдут на охоту. Хорошо, что мы покинем их территорию еще днем, правда? К этому времени они успеют насытиться олениной. Ладно, займусь-ка я чаем, пока есть такая возможность…

Когда молодая женщина упаковала корзины и затянула ремни, с помощью которых те крепились на спине Уинни, восток уже начинал розоветь. Она вложила копья в специальные углубления, сделанные на обеих корзинах, подвязала их ремнями и взобралась на лошадь. Деревянные пики смотрели своими остриями в небо.

Она поскакала к стаду молодых оленей и, дав широкий круг, подъехала к нему сзади, после чего пустила лошадку спокойным шагом. Молодая женщина следила за происходящим со спины Уинни. Тем временем стадо приблизилось к реке, и его вожак, замедлив шаг, стал принюхиваться к комьям грязи и разбросанным по земле листьям. Эйла почувствовала, что животным овладело беспокойство.

Когда один из оленей, шедших по другой тропке, подошел к берегу реки, Эйла решила, что пришло время действовать. Она сделала глубокий вдох и подалась вперед. Лошадь тут же ответила на это резким увеличением скорости и перешла на галоп. Эйла пронзительно заверещала.

Олени, никогда не видевшие и не слышавшие ничего подобного, дружно ринулись вперед. Вне всяких сомнений, они все же почуяли неладное: большинство животных старалось сойти с тропы, на которой находилась ловушка, те же, кому это не удавалось, либо перепрыгивали через яму, либо умудрялись обежать ее стороной.

И тут ей показалось, что голова и рога одного из оленей, двигавшихся теперь плотной массой, резко ушли вниз, прочие же животные шарахнулись в стороны. Эйла соскочила с лошади, выдернула копья и сломя голову понеслась к яме. Она увидела завязшего в топкой грязи оленя, отчаянно пытавшегося выбраться из западни. На сей раз ее копье попало точно в цель – оно угодило в шею животного, пронзив его артерию. Великолепный самец свалился как подкошенный – мучениям его тут же пришел конец.

Дело было сделано. Так быстро и так легко. Эйла никак не могла унять охватившего ее возбуждения. Сколько времени, сил и нервной энергии потратила она на эту охоту, завершившуюся, не успев толком начаться… Ей хотелось поделиться своей радостью.

– Уинни! Мы это сделали! Слышишь? Сделали!

Крик и бурная жестикуляция страшно перепугали Уинни. Эйла, вскочив на спину кобыле, пустила ее во весь опор. Ее косы развевались на ветру, глаза горели, на лице появилась маниакальная улыбка. Неистовая, дикая женщина, сидящая верхом на несущейся вскачь дикой лошади с безумными глазами и прижатыми ушами!

Они поехали по кругу. На обратном пути Эйла остановила Уинни, спешилась и понеслась к западне. Вконец запыхавшись, она подбежала к грязной яме, на дне которой лежал убитый олень.

Немного переведя дух, она выдернула свое копье из оленьей шеи и засвистела, подзывая к себе лошадь. Несколько успокоив нервничавшую лошадку и укрепив на ее груди широкую кожаную полоску с длинными ремнями-тягами, она повела упирающееся животное к яме. Когда Уинни наконец оказалась возле края ямы, Эйла спрыгнула вниз и привязала кожаные тяги к оленьим рогам.

– Тяни, Уинни! Тяни, моя хорошая! – принялась подбадривать она лошадку. – Помнишь, как ты таскала бревно?

Лошадь сделала несколько шагов, однако стоило ей почувствовать тяжесть, как она остановилась. Эйла продолжала подбадривать ее жестами и звуками. Кобылка захрапела и вновь двинулась вперед, напрягая все свои силы. Эйла помогала ей как могла. После нескольких неудачных попыток Уинни все-таки удалось вытянуть оленя из ямы.

Эйла вздохнула с облегчением. Если бы не удалось вытащить тушу убитого животного на поверхность, пришлось бы разделывать оленя прямо в этой грязной яме. Молодая женщина надеялась, что у Уинни хватит сил и на то, чтобы перетащить тушу в долину, но сначала кобылке следовало хоть немного передохнуть. Эйла подвела лошадь к воде и принялась высвобождать оленьи рога из зарослей кустарника. После этого она сложила корзины так, что одна из них смогла поместиться в другую, прикрепила к ним копья и повесила корзины себе на спину. Для того чтобы взобраться на лошадь с таким тяжелым и громоздким грузом, Эйле пришлось встать на камень. Оказавшись на кобыле, Эйла подобрала повыше свою меховую накидку и направила Уинни к дальнему берегу.

Олени не случайно выбрали для переправы именно этот широкий перекат – здесь было сравнительно мелко. После дождя, прошедшего накануне, вода в реке поднялась, однако Уинни уверенно шла по каменистому дну протоки, таща за собой покачивавшуюся на волнах оленью тушу. Переправа была непростой и достаточно утомительной, но она принесла и определенную пользу. К радости Эйлы, вода смыла с туши оленя всю грязь и кровь.

Выбравшись из воды и вновь почувствовав тяжесть груза, Уинни принялась артачиться. Эйла спешилась и помогла ей втаскивать тушу на берег. После этого она развязала ремни и занялась неотложными делами. Она перерезала своим острым кремневым ножом оленью глотку и сделала длинный разрез, идущий от глотки до ануса через живот, грудь и шею животного. Поддерживая указательным пальцем нож, она запустила его под кожу, обратив его лезвием вверх. При правильном выполнении первого разреза (он не должен доходить до мышечных тканей) снять шкуру с животного не так уж сложно.

Следующий разрез был глубоким и имел целью извлечение внутренностей. Очистив желудок, кишечник и мочевой пузырь, она положила их в брюшную полость животного.

В одной из ее корзин лежала свернутая травяная циновка. Разложив ее на земле, она перетащила на нее оленя и обмотала все вместе веревками, после чего привязала их к ремням, одевавшимся на грудь Уинни. Затем она перепаковала корзины и, взвалив их на спину лошади, прикрепила к ним длинные древки своих копий. Донельзя довольная собой, Эйла взобралась на лошадь.

Когда ей пришлось спешиться третий раз, чтобы освободить застрявший груз, который цеплялся за кусты, камни и кочки, от былого ее довольства не осталось и следа. Эйда поплелась вслед за кобылой, которая стала останавливаться едва ли не ежеминутно. Молодая женщина решила обуться и неожиданно заметила стаю гиен, следовавшую за ними. Камни, выпущенные ею из пращи, лишь отогнали их на безопасное расстояние.

Вид этих отвратительных зловонных животных заставил ее наморщить нос и передернуть плечами. Некогда она убила такую тварь из пращи и тем выдала свой секрет. Люди Клана узнали о том, что она умеет охотиться, и подвергли ее наказанию. У Брана попросту не было иного выхода – таков был закон Клана.

Появление гиен немало встревожило и Уинни, и дело тут было не только в ее инстинктивном страхе перед хищниками. Она навсегда запомнила тех страшных гиен, которые напали на нее после того, как Эйла убила ее мать. Уинни всегда отличалась острой чувствительностью и нервозностью. Перетаскивание оленьей туши к пещере оказалось куда более серьезной проблемой, чем Эйла полагала вначале. Оставалось надеяться, что им удастся справиться с ней до наступления ночи.

Она решила передохнуть возле речной излучины, за которой река меняла направление на противоположное. Продвижение, то и дело прерываемое остановками, измотало ее вконец. Она наполнила водой мех и большую водонепроницаемую корзину, которую поставила перед мордой Уинни, связанной ремнями с завернутой в пыльный травяной мат оленьей тушей. Эйла достала из корзины походную лепешку, присела на камень и, уставившись в землю, надолго задумалась. Неожиданно она заметила в пыли какой-то отпечаток и, мгновенно насторожившись, принялась озираться по сторонам. Земля вокруг была истоптана, трава примята, повсюду виднелись свежие звериные следы. Эйла поднялась на ноги и, внимательно изучив следы, попыталась мысленно восстановить происходившее.

Судя по следам, найденным ею на берегу реки, эта территория издавна принадлежала пещерным львам. Можно было предположить, что где-то неподалеку находился небольшой распадок с крутыми склонами, изъеденными пещерами. В одной из таких пещер этой весной львица родила двух львят. Берег, на котором сейчас находилась Эйла, являлся их излюбленным местом отдыха. Львята играли с окровавленным куском мяса, покусывая его своими острыми, как иглы, молочными зубками, в то время как сытые самцы нежились на утреннем солнышке, а лоснящиеся львицы лениво следили за играющими детенышами.

Огромные хищники являлись полноправными хозяевами этих земель, не боявшимися никого и ничего. Что до оленей, то при обычных обстоятельствах они ни за что не приблизились бы к своим естественным врагам, однако вид скачущей на лошади вопящей женщины вызвал у них настоящую панику. Обезумевшие от ужаса олени переправились через быструю реку и стали взбираться на противоположный берег, совершенно не заметив, что вторгаются на территорию прайда львов. И для тех, и для других это было полнейшей неожиданностью. Объятые страхом, олени бросились врассыпную.

Эйла, продолжавшая идти по следу, неожиданно набрела на одно из печальных следствий этой истории. Она увидела распластанное на земле тело львенка.

Женщина присела возле него на колени и принялась ощупывать малыша со знанием дела, свойственным только самым опытным целительницам. У львенка было сломано несколько ребер. Он находился при смерти, однако все еще продолжал дышать. Судя по следам, львица смогла разыскать своего детеныша и попыталась поставить его на ноги. Ей это не удалось, и она поступила так, как в подобных ситуациях поступают все прочие животные (за исключением двуногих): она оставила умирать слабого, дабы смог выжить сильный, и увела второго львенка в пещеру.

Исключением из общего правила были только люди, выживание которых зависело не только от их силы и приспосабливаемости. Они были значительно слабее своих плотоядных соперников и потому нуждались во взаимопомощи и сотрудничестве.

«Бедная детка… – подумала Эйла. – Мама тебе уже не поможет…» Не впервые сердце ее сжималось при виде беспомощного страдающего существа. Она даже стала подумывать о том, чтобы взять малыша в свою пещеру, но тут же отказалась от этой идеи. Когда она стала изучать искусство целителя, Бран и Креб разрешили ей приносить в пещеру мелких тварей, хотя их появление вызывало в пещере настоящий переполох. Брать волчат Бран запретил. А львенок уже и теперь был размером с волка. Со временем он мог догнать и Уинни.

Эйла поднялась на ноги, посмотрела на умирающего малыша и, покачав головой, направилась к Уинни, искренне надеясь на то, что груз застрянет не сразу. Едва они двинулись, как Эйла вновь заметила гиен. Она потянулась за камнем, но тут же поняла, что тех интересует не убитый олень и не Уинни. Гиены увидели львенка. Это обстоятельство и решило исход дела.

– Пошли прочь, твари вонючие! Оставьте его в покое!

Эйла понеслась назад, бросая на бегу камни. Судя по пронзительному визгу, один из них достиг цели. Гиены вновь отбежали на безопасное расстояние и стали наблюдать за исполнившейся праведного гнева женщиной уже оттуда.

«Так-то! Пусть только они посмеют приблизиться! – подумала она, став рядом с львенком. В тот же миг на лице ее появилась кривая ухмылка: – Что это я? Какое мне дело до львенка, который все равно должен будет умереть? Если я оставлю его на съедение гиенам, они не станут нас больше беспокоить… И вообще… Разве я смогла бы взять его с собой? Он ведь тяжелый. До долины его не донесешь. Тут не знаешь, удастся ли дотащить оленя… Лучше не морочить себе голову…

Оставить львенка? А если бы так же поступила и Айза? Креб говорил, что меня подкинул ей Дух Медведицы или самого Пещерного Льва. Любой другой человек даже не обратил бы на меня внимания. А вот она не могла бросить беспомощного ребенка на произвол судьбы. Она старалась помочь всем нуждающимся. Именно поэтому она и была такой хорошей целительницей…

Я – целительница. Она научила меня всему. Может быть, этот малыш не случайно оказался на моем пути. Когда я впервые принесла в пещеру маленького раненого кролика, Айза решила, что я могла бы научиться исцелять. Нет, я действительно не могу оставить этого детеныша. Его тут же сожрут эти мерзкие гиены.

Но как мне перенести его в пещеру? Малейшая неосторожность – и сломанное ребро вопьется в легкие. Грудь малыша необходимо во что-то завернуть… Можно использовать тот кусок кожи, из которого я вырезала нагрудную полоску…»

Эйла свистнула, подзывая кобылу. Ее тяжелый груз не застрял ни разу, но Уинни занервничала пуще прежнего. Она чувствовала, что они находятся на львиной территории. Кобыла разнервничалась еще до начала охоты, ежеминутные же остановки, вызванные необходимостью вытаскивать застрявший груз, отнюдь не способствовали ее успокоению.

Эйла, которая теперь могла думать только о львенке, перестала обращать внимание на кобылу. Она обернула ребра львенка мягкой кожей и стала размышлять, как же ей перенести его к пещере. Это можно было сделать одним-единственным способом – взвалив малыша на спину Уинни.

Этого кобылица вынести уже не могла. Когда молодая женщина взяла на руки огромного котенка и попыталась взвалить его ей на спину, она попятилась назад, стараясь при этом освободиться от ненавистных ремней, стеснявших движения. Упершись в оленью тушу, она возмущенно захрапела и тут же отчаянно рванула вперед, не разбирая дороги. Завернутая в циновку оленья туша заскользила по земле, но уже в следующий миг уперлась в камень, отчего паника Уинни только усилилась.

Кобылка дернула так, что кожаные ремни лопнули, а лежавшие у нее на спине вьючные корзины с торчавшими из них копьями съехали набок, их содержимое тут же вывалилось на землю. Открыв от изумления рот, Эйла проводила взглядом понесшуюся вскачь кобылу, которой не мешали ни корзины, ни торчавшие из них длинные копья, вспахивавшие землю своими остриями.

Она тут же поняла, как можно перенести к пещере тело убитого оленя и раненого львенка. Выждав, когда Уинни подуспокоится, Эйла, опасавшаяся того, что кобыла может разбить ногу или пораниться, стала свистом подзывать ее к себе. Конечно, ей следовало бы отправиться за ней, но она боялась оставлять оленя и львенка, памятуя о затаившихся неподалеку гиенах. Как ни странно, но свист возымел действие. Этот звук ассоциировался у Уинни с любовью, безопасностью и отзывчивостью. Сделав широкий круг, она поспешила к женщине.

Эйла нежно обняла взмыленную, тяжело дышавшую кобылку, распустила ремни и принялась разглядывать ее ноги и грудь, желая убедиться в том, что лошадка осталась невредимой. Уинни стояла, широко расставив передние ноги. Она тыкалась Эйле в грудь своей мордой и время от времени жалобно ржала.

– Отдыхай, Уинни, отдыхай, моя хорошая, – приговаривала женщина, поглаживая все еще подрагивавшую от возбуждения и усталости кобылу. – Ты ведь понимаешь, я за тебя эту работу сделать не могу, верно?

Женщина и не думала гневаться на животное, которое не просто заартачилось и сбежало, но вдобавок ко всему еще и рассыпало по земле содержимое корзин. Она никогда не относилась к нему как к своей собственности, но видела в нем помощника и друга. Да, животное страшно перепугалось, но на то были веские причины. Эйле следовало понять, что может и чего не может лошадка. Понять, но не бранить ее. Любовь и свободная воля – вот что лежало в основе отношений Эйлы и Уинни.

Молодая женщина собрала разбросанные по земле вещи и взялась за переделку упряжи, сделав едва ли не основной ее частью древки копий. Травяная циновка, в которую была завернута оленья туша, крепилась непосредственно к древкам, становясь своеобразной поперечиной, что позволяло положить на них и львенка. Она осторожно опустила так и не приходящего в сознание малыша на жерди и примотала его к ним широкими ремнями. Все это время лошадка, начавшая привыкать к своей новой роли, стояла совершенно недвижно.

Повесив вьючные корзины, Эйла еще разок взглянула на львенка и забралась на кобылу. Они поехали в сторону долины. Новый способ перетаскивания груза оказался на удивление эффективным. Теперь, когда по земле тащились только жерди, им были не страшны многие препятствия, делавшие процесс перетаскивания груза таким утомительным и трудоемким. Лошадь пошла куда легче, и в скором времени они достигли сначала долины, а потом и пещеры. Только после этого Эйла позволила себе вздохнуть с облегчением.

Она остановилась возле реки, дав Уинни возможность передохнуть и утолить жажду, сама же вновь стала осматривать львенка. Он все еще дышал, но Эйла сомневалась в том, что ему удастся выжить. Она никак не могла взять в толк, почему этот львенок оказался на ее пути. В тот момент, когда она увидела малыша, она думала о своем тотеме. Может быть, Духу Пещерного Льва было угодно, чтобы она позаботилась об этом детеныше?

И тут ей в голову пришла совершенно иная мысль. Если бы она не решилась взять львенка с собой, ей ни за что не удалось бы придумать такие полозья. Ей помог ее тотем… Но было ли это открытие его даром? В конце концов Эйла пришла к мысли, что львенок появился на ее пути не случайно, и решила сделать все от нее зависящее, чтобы спасти ему жизнь.

Глава 11

– Джондалар, тебе не обязательно оставаться со мной. Ты можешь уйти в любой момент.

– С чего ты взял, что я остался здесь только из-за тебя? – ответил старший брат с неожиданным раздражением в голосе. Он не хотел выказывать своих истинных чувств, однако скрыть их ему не удавалось.

Он давно ждал этого, но все же до последней минуты не мог поверить в то, что его братец действительно решит остаться и жениться на Джетамио. Впрочем, он и сам не спешил покидать племя Шарамудои. Ему не хотелось возвращаться в одиночку, тем более что за время Путешествия он так сблизился с Тоноланом… А ведь в свое время он мгновенно отозвался на предложение брата отправиться в далекий путь…

– Зря ты со мной пошел.

Джондалар вздрогнул, крайне поразившись тому, что брату удалось прочесть его мысли.

– У меня было такое предчувствие, что я уже никогда не вернусь домой. И не то чтобы я надеялся на встречу с той единственной женщиной, которую я мог бы полюбить, нет… Просто мне казалось, что я буду идти и идти вперед, пока кто-то или что-то меня не остановит, понимаешь? Шарамудои – хорошие люди. Говорят, хорош тот человек, которого ты хорошо узнал. И все-таки мне хотелось бы остаться здесь и стать одним из них. Ты же – Зеландонии, Джондалар. Где бы ты ни был, ты всегда будешь Зеландонии. Твой дом там. Вернись, брат. Осчастливь одну из тамошних женщин. Ты заживешь на одном месте, у тебя будет большая семья, и ты станешь рассказывать детям своего очага о долгом Путешествии и о Маленьком Брате, который решил поселиться в чужеземных краях. Кто знает, что случится потом… Возможно, один из твоих или моих потомков вознамерится предпринять такое же Путешествие, чтобы повидаться с родней.

– Но ведь ты – такой же Зеландонии, как и я! Почему ты считаешь, что мне здесь не место?

– Во-первых, ты так никого и не полюбил, верно? Во-вторых, если бы это и произошло, ты предпочел бы вернуться вместе со своей избранницей к родным Пещерам.

– Вот-вот. Ответь мне, почему бы нам не прихватить с собой Джетамио? Умелая, умная, да и постоять за себя может. Такой и должна быть жена настоящего Зеландонии. Ты бы видел, как она охотится! Можешь не сомневаться, она выдержит и такой переход.

– Видишь ли, я не хочу попусту тратить время. Ведь на это Путешествие у нас уйдет целый год! Я нашел свою женщину и хочу с ней жить! Просто жить, понимаешь? У нас будет своя семья, свой очаг…

– Что случилось с моим Братом? Совсем недавно он хотел добраться до устья Великой Матери…

– Когда-нибудь я там окажусь. Спешить мне теперь некуда. Ты же знаешь, оно находится достаточно близко. Скорее всего я отправлюсь к морю вместе с Доландо – он выменивает у тамошних жителей соль. Возможно, мы прихватим с собой и Джетамио. Ей нравится путешествовать… Главное, чтобы отлучка была недолгой, иначе она начнет скучать по дому. Она любит свой дом. Матери своей она так и не увидела и сама едва не умерла от паралича. Главное для нее – ее дом, близкие ей люди. Я понимаю ее, Джондалар. Она очень похожа на моего Брата.

– С чего ты это взял? – хмыкнул Джондалар, стараясь не смотреть в глаза брату. – Ты влюбился – я нет, только и всего. – Высокий блондин заулыбался. – Серенио – настоящая красавица. Дарво нужен отец. Он уже и сейчас умеет оббивать неплохие кремневые орудия. Представляю, что будет потом…

– Большой Брат, я знаю тебя уже не первый день. То, что ты живешь с какой-то женщиной, не означает того, что ты ее любишь. Я знаю, что тебе нравится мальчонка, но разве это достаточный повод для того, чтобы остаться здесь и взять себе в жены его мать? Может, я не прав, но я твердо знаю одно – тебе лучше уйти. Отправляйся домой. Можешь взять в жены женщину с детьми, которых ты станешь учить обработке кремня, – это уже твое личное дело. Главное – возвращайся домой.

Не успел Джондалар ответить своему брату, как к ним подбежал запыхавшийся мальчик лет десяти. Высокий и худой, он поражал не по-мальчишески красивыми и тонкими чертами лица. Его русые волосы были прямыми и мягкими, карие глаза светились умом.

– Джондалар! – выпалил он. – Где только я вас не искал! Доландо готов, речные люди ждут.

– Скажи им, что мы идем, Дарво, – ответил высокий блондин на языке племени Шарамудои. Мальчик понесся вперед, братья же чинно последовали за ним. Неожиданно Джондалар приостановился и с улыбкой, свидетельствовавшей о его искренности, добавил: – Настало время исполнения желаний, Маленький Брат. Честно говоря, я предполагал, что ты выкинешь что-нибудь эдакое… Но, должен заметить, избавиться от меня тебе не удастся. Не каждый же день твой родной брат находит женщину своей мечты! Нет, ради любви доний я просто обязан присутствовать на этой церемонии!

Лицо Тонолана озарилось улыбкой:

– Ты знаешь, Джондалар, когда я впервые увидел Джетамио, я принял ее за дух Матери, явившийся ко мне для того, чтобы скрасить мое Путешествие в тот мир. Я готов был идти за ней куда угодно… То же самое я могу сказать и сейчас.

Джондалар, шедший за Тоноланом, нахмурился. Решимость брата следовать за женщиной куда угодно встревожила его не на шутку.

Тропа петляла по крутому склону, поросшему густым темным лесом, поднимаясь все выше и выше. Вскоре они вышли из леса и оказались у подножия каменной стены, которая привела их к краю высокого утеса. Вырубленный людьми проход вдоль стены был настолько широким, что позволял разойтись идущим навстречу друг другу людям. Джондалар по-прежнему следовал за братом. Оказавшись на краю утеса, он увидел далеко внизу широкую полноводную реку Великую Мать, вид которой неизменно вызывал у него содрогание, хотя они и провели всю эту зиму с племенем Шамудои в Пещере Доландо. И все-таки он предпочитал этот открытый путь всем остальным.

Далеко не все семьи людей селились в пещерах. Многие устраивали свои жилища на открытых местах, однако естественные каменные прибежища ценились куда выше (особенно в зимнюю пору). Ради пещеры или хотя бы каменного козырька люди были готовы поступиться очень и очень многим. Каменные прибежища могли находиться в труднодоступных или малопривлекательных местах. Так или примерно так люди жили всюду, и все-таки Джондалару, который и сам провел детство среди отвесных скал, не доводилось видеть ничего подобного Пещере племени Шамудои.

В куда более древнюю эпоху земная кора, состоявшая из осадочного песчаника, известняка и глинистого сланца, стала местами вздыбливаться горными пиками, покрытыми вечными снегами. Более плотные кристаллические породы, извергавшиеся из жерл вулканов, появлявшихся вследствие того же поднятия, стали смешиваться с породами, составлявшими кору. Равнина, которую братья пересекли предыдущим летом, некогда являлась дном большого внутреннего моря, окруженного со всех сторон высокими горами. По прошествии нескольких миллионов лет морские воды смогли проточить кряж, некогда соединявший северный и южный горные массивы, и котловина опустела.

Горы уступали воде нехотя – они позволили ей смыть только самые податливые породы и тут же ограничили образовавшийся при этом проход твердыми кристаллическими стенами. Реки Великая Мать, Сестра и все их притоки, сливавшиеся в единое грозное целое, вытекали из котловины именно через него. На протяжении около ста миль, река еще четыре раза оказывалась скованной теснинами, на сравнительно небольшом расстоянии от которых находилось и ее устье. Местами она разливалась на целую милю, а кое-где ее скалистые берега разделяло расстояние всего в две сотни ярдов.

В неспешном процессе пробивания стомильной горной толщи воды отступающего моря превращались в реки, водопады и озера, многие из которых оставили свой след, заметный и поныне. Высоко на левой стене, неподалеку от начала первой теснины возник широкий и протяженный каменный выступ с удивительно гладкой поверхностью. Некогда здесь был небольшой залив, укромная бухточка озера, образованного разлившейся рекой. Однако время и вода сделали свое дело. От озера осталась лишь подковообразная терраса, находившаяся даже во время бурных весенних паводков куда выше нынешнего уровня вод.

С отвесным обрывом берега граничило ровное, поросшее разнотравьем поле. Слой почвы здесь был крайне скуден – на дне ям, вырытых под котелками для приготовления пищи, уже виднелась скальная порода. В средней части террасы появлялись небольшие кустики и деревца, росшие главным образом возле разрушенных временем боковых стен былой вымоины; у задней ее стены они становились повыше и погуще. Цепкие сухие кустики виднелись и на склоне, круто уходившем вверх. В задней части боковой стены находилось то, ради чего люди выбрали для жительства именно эту террасу, – глубоко подмытый водами карниз, сложенный из песчаника. Здесь было оборудовано сразу несколько жилищ с деревянными стенами. В центральной части промоины имелась круглая открытая площадка, где располагались главный и несколько малых очагов. Это и было местом собраний племени Шамудои.

С утеса, располагавшегося прямо напротив жилищ, спадал уступами высокий узкий водопад. Его воды шумно низвергались в небольшое озерцо, из которого вытекал ручей, бежавший вдоль стены к дальнему концу террасы. Там-то Доландо и несколько других мужчин и поджидали Тонолана и Джондалара.

Доландо приветствовал показавшихся из-за скалы братьев и тут же начал спускаться вниз. Джондалар скакал с камня на камень вслед за братом. К тому времени, когда он достиг дальней стены, Тонолан уже вступил на опасную тропку, шедшую вдоль ручья, сбегавшего через ряд уступов и террас к реке. Кое-где тропка оснащалась высеченными в камне ступенями и веревочными поручнями – без них спуск становился бы невозможным. Даже в самый разгар лета камни были скользкими от покрывавшей их водяной пыли, стоявшей над ревущим каскадом водопадов. Зимой же пройти по этой тропе не смог бы никто – она покрывалась толстым слоем льда.

Весной тропка была местами залита водой, местами забита льдом, однако это не мешало и охотникам на серн племени Шамудои, и речным жителям племени Рамудои носиться по ней вверх и вниз, подобно горным козлам, обитавшим на окрестных склонах. Наблюдая за тем, как Тонолан скачет с камня на камень, Джондалар решил, что кое в чем его младший брат был прав. Проживи он в этих краях хоть всю жизнь, он ни за что не привык бы к этому спуску. Он посмотрел на бурную огромную реку, шумевшую далеко внизу, и, холодея от ужаса, стал спускаться вниз.

Как благодарен он был тем людям, которые протянули здесь веревки, и какое облегчение он испытал, оказавшись на берегу реки! Покачивавшийся на волнах плот, сделанный из множества бревен, по контрасту показался ему недвижимой безопасной твердью. На помосте, занимавшем большую часть плота, находилось несколько деревянных построек, схожих с теми, что располагались под козырьком из песчаника.

Джондалар обменялся приветствиями с обитателями плавучих домов и направился к дальнему краю плота, где находилась лодка, в которую в эту минуту усаживался Тонолан. Едва Джондалар взобрался на борт, Рамудои отвязали лодку от плота и поплыли вверх по течению, дружно загребая длинными веслами. Разговор был сведен до минимума. Весеннее таяние снегов привело к сильному подъему воды, и потому людям Доландо постоянно приходилось следить за проплывавшими мимо лодки льдинами и корягами. Джондалар откинулся на спинку своего сиденья и лишний раз поразился уникальным взаимоотношениям в племени Шарамудои.

Люди, с которыми ему доводилось встречаться, ранее тяготели к той или иной специализации. В некоторых случаях мужчины выполняли преимущественно одни виды работ, женщины – другие, и это обычно приводило к столь тесной ассоциации с половыми признаками, что мужчины наотрез отказывались выполнять женскую, а женщины – мужскую работу. В других случаях основой специализации являлся возраст: на плечи молодых ложилось выполнение всех тяжелых работ, старики же занимались только посильными делами, не требовавшими особенного напряжения сил. В ряде сообществ детьми занимались только их матери, в других – детей воспитывали старики (как мужчины, так и женщины).

У племени Шарамудои специализация имела совершенно особый характер: внутри племени возникли две обособленные и одновременно тесно взаимосвязанные группы. Шамудои охотились на серн и других животных, обитавших в окрестных горах, Рамудои же охотились – это походило именно на охоту – на огромных, до тридцати футов длиной, осетров. Кроме того, они занимались ловлей окуня, щуки и карпа. Подобное разделение труда могло бы привести сообщество Шарамудои к распаду на два отдельных племени, однако зависимость их друг от друга была настолько сильной, что этого не происходило.