412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джин Брюэр » На луче света (ЛП) » Текст книги (страница 4)
На луче света (ЛП)
  • Текст добавлен: 26 июня 2025, 11:41

Текст книги "На луче света (ЛП)"


Автор книги: Джин Брюэр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– В прошлый раз я знал, что он вернётся. Теперь нет.

– Он не вернётся? Как ты узнал?

– Ему здесь не нравится.

– Я знаю, но…

– Он сказал мне, что вы займёте его место. Что вы поможете мне, когда он исчезнет.

Он был так трогателен, что я подошёл к нему и положил руку ему на плечо.

– Займу, Роб. Поверь мне, я буду помогать тебе всем, чем смогу.

На этих словах он медленно сморщил лицо и заплакал.

– Я так устал плохо себя чувствовать. Вы не представляете, как это плохо.

Его голова поникла.

– Ни один человек, не побывавший в твоей шкуре, не сможет понять, через что ты прошёл, Роб. Но мы помогли многим людям со схожими ситуациями, и я думаю, ты почувствуешь себя лучше уже совсем скоро.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Он больше не плакал.

– Спасибо, доктор б. Мне уже лучше.

– Прот? Где Роберт?

– Он немного устал. Но если вы хорошо сыграете на своём свистке, он, может быть, вернётся позже.

– Ох… прот?

– Хммммммм?

– Спасибо.

– За что?

– За то, что вселил в него уверенность, чтобы он вышел.

– Это он вам сказал?

– Да. И ещё он сказал, что это, возможно, твой последний визит на Землю. Это правда?

– Это если вам удастся поставить Роберта на ноги. Тогда мне не будет никакой необходимости возвращаться, не так ли?

– Нет, не будет. В действительности, будет лучше, если ты не станешь этого делать.

– Не беспокойтесь… Я знаю, когда во мне не нуждаются. Кроме того, есть множество других интересных мест для визита.

– Другие планеты?

– Ага. Миллиарды и миллиарды только в этой ГАЛАКТИКЕ. Вы удивитесь.

– Можешь дать нам немного времени, прежде чем отправиться назад? Можешь уделить нам ещё шесть недель?

– Я могу дать лишь то, что у меня есть.

– Можешь, хотя бы, сказать, сколько у тебя есть?

– Неа.

– Но прот… На кону жизнь Роберта. Именно поэтому ты здесь, не так ли?

– Я уже говорил: я дам некоторые знаки. Это не будет полной неожиданностью.

– Счастлив это слышать, – мрачно произнёс я. – Ладно. Ну, а пока ты здесь, я хочу задать тебе ещё один вопрос о Робе.

– Это обещание?

– Не совсем. Итак, есть какая-то иная причина, по которой он вдруг заговорил со мной? Что-то, чего я не знаю?

– Похоже, нет никаких пределов тому, чего вы не знаете, мой человеческий друг. Но вот что я скажу: не обманывайтесь его радостным расположением. Это было всё, что он смог сделать, чтобы выйти сегодня. Ему по-прежнему предстоит долгий путь, и он может отступить в любой момент. Будьте помягче с ним.

– Сделаю всё от меня зависящее, прот.

– С вашими-то примитивными методами? Удачи.

Он взял кусок апельсина и затолкнул его в рот.

– Как твои успехи с письмами, кстати?

Сквозь оранжевые зубы:

– Прочёл большую часть.

– Принял какие-либо решения?

– Слишком рано для этого.

– Скажешь мне, когда решишь, кого взять с собой?

– Могу. Или, может быть, оставлю это для телешоу.

– Что? Кто сказал тебе об этом?

– Все, кто знал об этом.

– Понятно. И, я полагаю, о поездке в зоопарк тоже знают все? И обо всех людях, что хотят с тобой поговорить?

– Конечно.

– Прот?

– Да, тренер?

– Ты сводишь меня с ума?

– Хотите об этом поговорить? – вздохнул он.

Думая, что он шутит, я усмехнулся. Но он казался весьма серьёзным. Я посмотрел на часы на стене позади него – у нас было ещё несколько минут. Я встал.

– Ладно, ты садишься на моё место, а я на твоё.

Не колеблясь ни секунды, он вскочил и подбежал к моему креслу. Он плюхнулся в него, несколько раз сжал виниловые ручки и прокружился в полный круг. Очевидно, наслаждаясь положением, он схватил жёлтый блокнот и начал яростно строчить, поглаживая воображаемую бороду.

Я занял его кресло.

– Ты должен задать мне несколько вопросов, – подтолкнул я.

– Это необязательно, – промямлил он.

– Почему нет?

– Потому что я уже знаю, что тревожит вас.

– Хотелось бы услышать, что это.

– Алиментарно, мой дорогой тракт[14]14
  В ориг. "Alimentary, my dear canal" – каламбур от Прота. Alimentary canal – букв. пищеварительный тракт. Алиментарный (в мед.) – зависящий от нерегулярного, неполноценного питания, связанный с таким питанием.


[Закрыть]
. Вы родились на средней по размеру, жестокой ПЛАНЕТЕ, с которой у вас нет никакой возможности убежать. Вы здесь в ловушке по милости ваших человеческих собратьев. Это любого сведёт с ума.

Он вдруг стукнул по ручке моего кресла.

– Время вышло! – он резко придвинулся, схватил ещё один апельсин и вгрызся в него. Затем он снова покружился и бросил ноги на мой стол.

– И ещё, у меня есть работа, которую нужно делать, – заключил он пренебрежительным тоном. – Заплатите в кассу на выходе.

Я одарил его плохой имитацией усмешки Чеширского кота. Он завизжал и бросился к двери.

Это случилось не раньше того, как я случайно бросил взгляд на жёлтый блокнот, исписанный им. Неопрятным, но разборчивым почерком он писал, снова и снова: 17:18/9/20. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, но, в конце концов, я понял: он уходит двадцатого в 5:18 вечера!

* * *

В последний раз я навещал третье отделение перед моим "отпуском", потому я решил провести себе небольшую экскурсию. Я нашёл Майкла в палате 3А, просматривающего книгу под названием "Право на Смерть", работа, которую он читал десятки раз, также как Рассел читает и перечитывает Новый Завет.

Пронесись мимо голая женщина, Майкл проигнорировал бы её. Он хотел знать, когда ему позволят поговорить с протом. Я непростительно для себя запамятовал о его просьбе, но сказал ему, что выполню её немедленно. Он сказал, я надеюсь, в шутку:

– Я уже мог быть мёртв к тому моменту, как он будет здесь.

Я похлопал его по плечу и продолжил свой обход, останавливаясь, чтобы пообщаться с жертвами различных социальных и сексуальных отклонений, измученными душами, захваченными ограничениями функций своих организмов. Я наблюдал с нескончаемым изумлением, как один из них, мужчина японо-американец раздевался, нижнее бельё его пропахло промежностью, затем снова одевался и раздевался, и так раз за разом. Другой мужчина предпринял попытку поцеловать мою руку. Другие выполняли свои бесконечные ритуалы и понуждения. Тем не менее, ни один из этих несчастных существ не был более трагичен, чем жители палаты 3Б, пациентов с серьёзным аутизмом.

В аутизме некогда винили преимущественно бесчувственных и беззаботных родителей, особенно матерей. Теперь же известно, что аутисты страдают неким дефектом головного мозга, вызванным генетическим либо органическим заболеванием, и никаким воспитанием не изменить ход этого изнурительного бедствия.

Проще говоря, у аутистов отсутствует часть функций мозга, делающих личность одушевлённым человеческим существом, кем-то, кто может отнести себя к другим людям. Хотя они часто в состоянии исполнять экстраординарные трюки, они, кажется, совершают их совершенно механически, без каких-либо "ощущений", что они чего-то добились. Способность аутистов концентрироваться на чём-либо, что занимает его или её мысли поразительна, и, как правило, исключает всё остальное. Разумеется, есть и исключения: некоторые из них способны выполнять задания и учиться в некоторой мере функционировать в обществе. Большинство, однако, живут в своих собственных мирах.

Я застал нашего двадцатиоднолетнего мастера-инженера, которого я назову Джерри, работающим над воссозданием моста Золотые Ворота[15]15
  Мост Золотые Ворота (англ. the Golden Gate Bridge) – висячий мост через пролив Золотые Ворота, соединяющий город Сан-Франциско на севере полуострова Сан-Франциско и южную часть округа Марин, рядом с пригородом Саусалито. Прим. пер.


[Закрыть]
из спичек. Он был почти закончен. Рядом были отображены копии Капитолия, Эйфелевой башни и Тадж-Махала. Я немного понаблюдал за ним. Он работал быстро и ловко, при этом, кажется, не уделял особого внимания своему проекту. Его глаза метались по всей комнате, а ум, видимо, находился в другом месте. Он не использовал никаких записей и моделей, работал по памяти – по фотографиям, на которые лишь мельком взглянул.

Я обратился к Джерри, который, возможно, даже не заметил меня:

– Это прекрасно. Как скоро ты закончишь?

– Закончишь, – ответил он, не сбавляя темпа.

– Что будешь делать дальше?

– Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше…

– Ладно, я должен идти.

– Идти. Идти. Идти.

– Пока, Джер.

– Пока, Джер.

Так было и с другими: большинство из них либо бесцельно блуждали, либо пялясь на кончики своих пальцев, либо изучая пятна на стенах. Временами кто-нибудь издавал собачий лай или начинал хлопать в ладоши, но никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания и даже не смотрел в мою сторону, как если бы аутисты активно практиковали своего рода отчаянное избегание. Тем не менее, мы продолжаем пытаться найти способ наладить с ними связь, чтобы войти в их миры и привести их в наш.

Единственное, что огорчает, так это отсутствие у них контакта с другими людьми. Пока всё, что мы знаем – они могут быть вполне счастливы в пределах своих реалий, по сути охватывающих гигантские вселенные, исполненные невероятным разнообразием форм и отношений, с интересными и захватывающими видами и вкусами, запахами и звуками, которые нам себе и не представить. Было бы интересно заглянуть в такой мир хоть на один восхитительный момент. Решились ли бы мы остаться там – это уже другой вопрос.

БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Всё ещё пытаясь вплотную заняться тем, что я подозревал под датой предстоящего «отбытия» прота, я вышел прогуляться по саду, где в самом разгаре шла игра в крокет, хотя невозможно было определить, какие там действовали правила. Позади этого цирка я обнаружил Клауса, ведущего поверх подсолнухов оживлённую беседу с Кассандрой – женщиной за сорок, имевшую способность прогнозировать определённые события с непостижимой точностью. Как ей это удаётся – загадка для всех, в том числе для неё самой. Проблема Кассандры в том, что она не находит никакого интереса в чём-либо ещё. Попав к нам, она находилась в состоянии, недалёком от голодной смерти. Первыми её словами при виде представшей пред ней лужайки с множеством здешних кресел и скамеек, с которых она могла созерцать небо, были: «Думаю, мне здесь понравится».

Была одна область, в которой она превосходила другие – это погода. Возможно, из-за того, что большую часть времени она проводила вне стен – и зимой, и летом. Если вы когда-нибудь слышали будничные прогнозы бесстыжих телесиноптиков, вы знаете, что предсказания их очень часто ошибочны. Кэсси же, как правило, оказывается права относительно периодов до двух недель со дня своих прогнозов. Я слышал даже, как Виллерс, её лечащий врач, советовался с ней об условиях предполагаемой прогулки в зоопарк, прежде чем утвердить установленную дату. (Когда Милтон услыхал, что погода ожидается ясная, он заметил: «Будет ясно? Конечно, тогда мы должны переждать, пока не станет лучше»).

Животные тоже, кажется, знают, когда грядут изменения в погоде, вероятно, по причине тонкой чувствительности к изменениям в атмосферном давлении или влажности, хоть и не столь заблаговременной. Наверное. Но как объяснить её поразительную способность предсказывать с более чем девяностопроцентной точностью, кто станет следующим президентом или победителем Суперкубка, за недели и даже, месяцы до этого? Подобного ни одно животное не сможет проделать. (По слухам, Виллерс имел некоторую выгоду с её бессвязных высказываний, которые зачастую хранил для себя, ссылаясь на врачебную тайну). Что видит она в солнце и звёздах из того, чего не можем увидеть все мы?

Я также видел Фрэнки, ковыляющую вокруг лужайки под её всегдашней чёрной тучкой. Её неспособность строить человеческие отношения, кажется, родственна некоей форме аутизма – возможно, в этом замешана сходная часть мозга. Однако, в отличие от подлинных аутистов, она не имеет проблем в общении с персоналом и её собратьями-пациентами, хотя выражения её подобны едким комментариям или резким выпадам. Являются ли эти пинки умышленными, я сказать не могу, но она была одной из тех пациенток, которым прот, как я надеялся, мог бы помочь вопреки его собственным опасениям относительно человеческой любви.

В дальнем углу я заметил ещё нескольких больных, столпившихся под тенью большого дуба, словно стадо овец, прячущееся от жара августовского солнца, разве что лица их были обращены внутрь. Я подумал, не случилось ли чего. Но, когда отправился в их сторону, то увидел среди них прота. Он рассуждал о той или иной теме, полностью подчиняя себе всё их внимание. Даже Рассел был тих. Как только я подошёл к ним, заверещал мой пейджер.

Я поспешил к телефону и набрал номер офиса.

– Это мать Роберта Портера, – сказал оператор. – Вы можете принять вызов?

Я попросил переключить меня.

Миссис Портер получила моё письмо и, разумеется, хотела знать, как Роберт. К сожалению, я мог сказать ей лишь, что до сих пор был вполне доволен его прогрессом, но предстояло сделать ещё немало работы. Она спросила, когда ей можно будет приехать, чтобы увидеть его. Я сказал, что сообщу ей, когда её сын будет достаточно здоров для этого. Разумеется, она казалась разочарованной, но согласилась подождать дальнейшего прогресса. (Я не стал упоминать о вероятности для неё найти его в том же состоянии, что и пять лет назад, когда она была здесь).

Я вернулся в сад. Виллерс ушёл, оставив Кассандру дальше разглядывать небеса. Прот так же ушёл, и остальные, лишившись своего притягательного лидера, бесцельно толпились вокруг дуба. Фрэнки по-прежнему в одиночестве проклинала ветер.

– Доктор Флинн вчера был здесь с ещё одним астрономом и физиком, – сообщила мне Жизель во время обеда в столовой для персонала. – Я предоставила ему час с протом. Никогда не видела, чтобы кто-то так стремился встретиться с кем-то ещё. Он практически нёсся в палату к проту.

– Ну, узнал он что-нибудь, чего не знал ранее?

– Он не получил всего, чего ожидал, но, кажется, был уверен, что оно того стоило.

– Почему же он не получил всего, чего ожидал?

– Прот побоялся, что он использует некоторую информацию в своих корыстных целях.

– Этого следовало ожидать. Конечно, это также может означать, что прот знает не все ответы.

– Я так не считаю.

– Какого рода вопросы задавал ему Флинн?

Она откусила громадный кусок сэндвича и продолжила – челюсть у неё размером с яблоко.

– Одной из вещей, которые он хотел узнать – насколько стара вселенная.

– Насколько же?

– Бесконечно.

– Что?

– Вспомните – она постоянно расширяется и сжимается во веки веков.

– О. Верно.

– Флинна ответ не удовлетворил. Он спросил, насколько продолжительно последнее расширение.

– Что сказал ему прот?

– Он сказал: «Откуда вам знать, что она расширяется?» Флинн начал объяснять эффект Доплера, но прот прервал его со словами: «Когда ВСЕЛЕННАЯ находится в фазе сжатия, вы будете иметь всё тот же допплеров эффект». Флинн сказал: «Это нелепо». Прот сказал: «Слова истинного хомо-сапиенса».

– Что-нибудь ещё?

– Да. Он желал знать, как много планет в нашей галактике, и, сколькие из них населены.

– Что говорит прот?

Она проглотила часть еды, выпиравшей у неё из-под щеки.

– Он сказал, в нашей галактике триллион планет и сходное в пропорциях количество во всех остальных. И, угадайте, каков процент из них населён?

– Половина?

– Не так много. Две десятых процента.

– И это всё?

– Всё? Это означает, что в Млечном Пути есть несколько миллиардов планет и лун, битком набитых жизнью.

– На скольких из них есть существа, подобные нашим?

– Вот это любопытно. Согласно проту, многие существа во вселенной схожи с нами. «Нами» – существами млекопитающими, птицами, рыбами и т.д.

– Что насчёт человека?

– Он говорит, что человекоподобные существа возникли или же развиваются на некоторых из них, но это, как правило, длится не очень долго. Что-то около сотни тысяч наших лет в среднем.

– Перспектива не столь отрадная.

– Не для нас.

– Что ещё?

– Доктор Флинн хотел знать, как нам достичь слияния водорода для получения энергии.

– И прот не ответил ему, верно?

– О, он ему ответил, ещё как.

– Правда? В чём же секрет?

– Вы не поверите.

– Возможно, нет.

– Это работает лишь с определённым веществом в качестве катализатора.

– Что за вещество?

– Нечто, найденное лишь в экскрементах земных пауков.

– Вы шутите.

– Но это не просто старое паучье дерьмо.

– Нет?

– Не-а. Только от конкретного вида родом из Ливии. Материал поставляется в маленьких золотых гранулах, размеров с маковое семечко, – она начала хихикать.

– Должно быть, прот так шутит?

– Флинн так не думает. Он уже пытается разузнать, как попасть в Ливию.

Затем она стала более серьёзной.

– Догадайтесь, что ещё?

– И представить не могу.

– Он захотел, чтобы прот продемонстрировал ему световое путешествие.

Я прикончил последний крохотный кусочек творога.

– Он согласился?

– Да.

– Что? Он снова исчез?

– Не совсем. Он вытащил свой небольшой фонарик и зеркальце, но в тот же миг мимо пробежала кошка. Она мяукнула, и все на секунду повернулись посмотреть на неё. Когда мы обернулись назад, он уже был в другой части комнаты. Доктор Флинн был поражён. Я тоже. Я никогда прежде не видела, как он это делает.

Глаза её блестели, словно беличьи.

Я не мог скрыть своего скептицизма.

– Звучит как довольно изящный трюк.

– Доктор Б., знаете ли вы кого-нибудь, кто способен повторить этот трюк?

– Ладно, прот рассказал ему, как это делается?

– Нет. Он сказал, мы не «готовы» к световым путешествиям.

– Так я и думал.

Ещё укус – щека снова вздулась.

– Затем подскочила физик. Вышло довольно неловко.

Она спрашивала прота обо всём подряд – от альфы до омеги. Мне придётся подучиться, чтобы всё это понять. Но кое-что я усвоила.

– Что же?

– Вы когда-нибудь слышали о кварках?

– Это предполагаемые фундаментальные частицы атомного ядра, так?

– Угу. Но внутри них более мелкие частицы, а внутри них другие, ещё мельче.

– Боже правый. И где же они заканчиваются?

– Нигде.

– И что же физик думает обо всём этом?

– Она захотела подробностей.

– Дал ли прот ей хоть сколько-нибудь?

– Не-а. Сказал, что испортит ей всё веселье самостоятельного их исследования.

– Возможно, он и не знает некоторых деталей. Быть может, просто выдумывает.

– Он знает достаточно, чтоб путешествовать на сверхсветовой скорости!

– Возможно. Что-то ещё?

– Пожалуй, всё. Они оставили толстую тетрадь с дополнительными вопросами проту на рассмотрение.

Я рассказал ей о моём подозрении, что времени на ответы у него только до 20 сентября. Она с несчастным видом кивнула.

– И что насчёт писем? Прот ничего не говорил о письмах?

– Он с ними покончил. Вернул их мне.

– Он не хочет их?

– Чего бы он от них ни хотел, это одному лишь ему известно. Разумеется, продолжают поступать другие письма. Кое-какие он получает каждый день.

– А где же старые?

– Они в маленьком столике, что вы мне дали для работы.

Она подчёркнуто растянула слово «маленьком».

– Хотите почитать?

– Разве это не будет нелегальным – читать их?

– Нет, если он вам разрешит.

– Думаешь, он это сделает?

– Уже. Я положу их на большой стол в вашем кабинете.

– Все не надо. Просто оставь мне образцовую выборку. Кстати, факультет считает идею с прогулкой в зоопарк вполне привлекательной. Сможешь связаться с тамошними служащими и уведомить их?

– Я знаю кое-кого, кто там работает. Всё, что от вас требуется – уточнить дату.

– Джино! Давно не виделись!

– Всего-то два дня, прот.

– Это долго. Вы можете проделать полпути к некоторым из ГАЛАКТИК за два дня.

– Возможно, ты бы смог.

– Вы бы тоже смогли, если бы сильно захотели. Но вы больше озабочены другими вещами. Фондовым рынком, к примеру.

– Но ты не хочешь поведать нам, как это сделать.

– Только что поведал.

– Угу. Хочешь сказать что-нибудь ещё, пока мы не начали?

– Думаю, некоторые мои друзья по переписке насладятся длительным путешествием.

– И кто же желает отправиться с тобой, к примеру? – мимоходом поинтересовался я.

– Твой юмор всё ещё требует доработки, джин.

– В целом, я имею ввиду.

– Те, кто несчастливы здесь, на ЗЕМЛЕ.

– Это им не очень-то поможет.

Он пожал плечами.

– Итак. Ты допил свой виноградный сок?

– Ага. Удивительная штука. Нет во ВСЕЛЕННОЙ ничего более фиолетового, чем виноградный сок.

– Хорошо. Помнишь этот свисток?

– Конечно. Но в нём нет необходимости, доктор Брюэр.

Переход бы настолько тонок, что я едва заметил небольшое изменение в голосе и манере, особенно с фиолетовыми усами над его верхней губой.

– Роберт?

– Да.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. Странно. Вяло. Не слишком плохо, я считаю.

– Рад это слышать. Скажи, теперь ты можешь выходить, когда бы ни захотел?

– Я всегда мог. Просто… Не мог.

– Понимаю. Сможешь остаться здесь на некоторое время?

– Если вам угодно.

– Хорошо. Как я уже говорил тебе под гипнозом, здесь твоё убежище. Пожалуйста, помни это. Теперь… Есть что-то, о чём ты особенно хотел бы поговорить сегодня? Нечто, беспокоящее тебя прямо сейчас?

– Я потерял мою жену и мою маленькую девочку.

Я был поражён этой простой фразой. Другому человеку подобная фраза давалась бы легче, но у Роберта ушли недели на то, чтобы решиться заговорить о своей семье. Это было глубокой переменой. Какая, должно быть, отвага потребовалась Роберту, чтобы произнести это!

– Мне хотелось бы услышать о них побольше, если ты готов мне рассказать.

Глаза его сделались влажными и туманными. Выглядело это так, будто он хотел задержать на мгновение сладостный момент, прежде чем продолжить. Наконец он сказал:

– У нас было замечательное место в провинции, с огородом и небольшим фруктовым садом. Ни одно из деревьев ещё не приносило фруктов, но они должны были начать через год или два. Мы имели целых пять акров с живой изгородью, и небольшим прудом, и ручьём, и множеством клёнов и берёз. Прот говорил мне, что это напоминает ему КА-ПЭКС, разве что там вряд ли нашлась бы вода. Всё было наполнено жизнью. Птицы и кролики, сурки и несколько золотых рыбок в пруду. У нас были нарциссы, тюльпаны и форзиции. Там было красиво и весной, и осенью. Зимой тоже, когда выпадал снег. Сэлли любила зиму. Мы сделали пару беговых лыж, и Бэкки нравилось накатывать круги по небольшому пруду. Она любила всех птиц и других животных тоже. Она кормила оленей. Дом не был особенно большим, но он принадлежал исключительно нам. Сэлли не могла больше иметь детей, – он остановился на несколько мгновений, вспоминая.

– У нас был большой камин, у Бэкки была своя комната с цветочными обоями и достаточно пространства для всех её вещей. Несколько фотографий, прикреплённых к стене. Рок-звёзды, надо полагать. Никогда особо не разбирался в рок-н-ролле. Кухня… – он внезапно замолчал, челюсть его, кажется, стиснулась. – Кухня…

– Всё хорошо, Роб. Мы можем вернуться к кухне позже.

– Почему мы должны это делать? Вы всё ещё голодны?

– Прот! Где Роберт?

– Он здесь, собирается. Разве не говорил я быть с ним более мягким?

– Послушай-ка, мой инопланетный друг. Я знаю, что делаю. Роберт добился значительного прогресса, пока тебя не было. Дай ему шанс.

Он пожал плечами.

– Только не давите слишком сильно, док. Он пляшет так быстро, как может.

– Ты собираешься дать ему вернуться или нет?

– Просто дайте ему минуту или две. Он пытался всё забыть в течение длительного времени. Ему сложно теперь выложить всё по первому требованию.

– Я ничего не требовал.

– Мы можем пока поговорить о чём-то другом?

У меня ушло некоторое время, чтобы понять, что Роберт вернулся.

– О чём тебе будет приятно поговорить со мной, Роб?

– Не знаю, что сказать.

– Давай вернёмся немного назад. Не хочешь рассказать мне о своём детстве? В прошлый раз мы остановились, когда тебе было двенадцать, я полагаю.

– Двенадцать. Я был в седьмом классе.

– Тебе нравилась школа?

– Мне ненавистно это признавать, но я её любил.

– Почему тебе это ненавистно?

– Все должны ненавидеть школу. Но мне там нравилось. Я помню седьмой класс потому, что это был первый год, когда мы начали ходить в разные кабинеты для каждого предмета.

– Какие предметы были твоими любимыми?

– Общая наука. Биология. Позади нашего дома было поле и лес, и я привык ходить там, и пытался определить всевозможные деревья и прочее. Это было здорово.

– Ты делал это с другом? Или с одной из своих сестёр?

– Нет, я обычно ходил один.

– Тебе нравилось быть самому по себе?

– Не имел ничего против. Но и друзья у меня тоже были. Мы играли в баскетбол и бездельничали вместе. Курили сигареты в домике на дереве. Но никого из них не заботило моё поле или лес. Так что я, как правило, ходил туда один. До сих пор могу вспомнить, как пахнут деревья в жаркий день или земля после дождя. Ночные сверчки. Иногда я видел оленей, рано утром и на закате. Я наблюдал за ними и узнал, где они спят. Они не знали, что я наблюдаю за ними. Иногда я ходил туда по вечерам и ждал, пока они проснутся, затем смотрел, куда они пойдут.

– Что насчёт Сэлли. Ты тогда знал её?

– Да. С самого первого класса.

– Что ты о ней думал?

– Думал, что она самая красивая девочка в школе. Волосы её были как солнце.

– Ты много с ней общался?

– Нет. Я хотел, но был слишком застенчив. В любом случае, на меня она особо внимания не обращала. Она была чирлидершей и всё такое.

– Когда она стала впервые обращать на тебя внимание?

– Когда мы были в юниорах. Я был в команде по реслингу. Она начала приходить на матчи. Я не мог понять, зачем она это делала, но я очень старался произвести на неё впечатление.

– Получалось?

– Полагаю, что да. Однажды она сказала мне, что думает, что я сделал несколько неплохих ходов. Это было, когда я попросил её пойти со мной в кино. То было нашим первым свиданием.

– Что вы смотрели?

– Жало[16]16
  “The Sting” – фильм 1973 года. В России известен под названием «Афера». Прим. пер.


[Закрыть]
.

– Потрясающий фильм.

Роб кивнул.

– Никогда его не забуду.

– Когда состоялось ваше следующее свидание?

– Нескоро.

– Почему?

– Как я говорил, я был застенчивым. У Сэлли были другие друзья. Я не был уверен, что так уж сильно ей нравлюсь. И не понимал, с чего бы мне ей нравиться.

– Как же ты узнал, что это так?

– Если вы когда-нибудь жили в маленьком городке, вы знаете, как быстро ползут слухи. Она сказала одной, та кому-то ещё, и так пока не дошло до меня, что я очень ей нравлюсь, и она хотела бы сходить со мной ещё на одно свидание.

– И на том свидании ты, наконец, спросил её?

– Не совсем. Она сдалась первой и спросила меня.

– И как ты к этому отнёсся?

– Мне понравилось. Мне нравилась она. Она была так дружелюбна и отзывчива. Когда она рядом, ты чувствуешь, будто ты единственный человек на этом свете.

– И, в конце концов, ты в неё влюбился.

– Думаю, я всегда был влюблён в неё. Я привык мечтать о ней всегда.

– Ты заполучил девушку своей мечты!

Задумчиво:

– Да, думаю, что так, – он слабо улыбнулся. – Я счастливчик, правда?

– Ты помнишь, о чём тогда мечтал?

– Я… Не думаю…

– Ладно. Поговорим об этом в другой раз. Когда ты предложил Сэлли выйти за тебя?

– На выпускном.

– В старшей школе.

– Да.

– Были ли какие-то проблемы, связанные с этим? Не хотел ли ты пойти в колледж?

– Она была беременна.

– Она носила твоего ребёнка?

– Нет.

– Не твоего?

– Нет.

Я был некоторое время был в недоумении, пока не понял, что он сказал. Я спросил, насколько мог, мягко и осторожно:

– Ты, случайно не знаешь, чей это был ребёнок?

– Нет.

– Хорошо. Вернёмся к этому позже.

– Как скажешь, тренер.

– Прот! Ты должен перестать вот так выскакивать!

– Скорее, это Роб заскочил.

– Почему ты не говорил мне, что Ребекка не была ребёнком Роберта?

– А она не была?

– Нет.

– Я и не знал. Да и какая разница?

– На Земле люди предпочитают знать, кто их отцы.

– Зачем?

– Кровь гуще воды.

– Как и слизь.

– Просто ответь мне: у тебя есть какие-либо идеи, кем может быть отец Ребекки? Роберт никогда не упоминал о другом бойфренде Сары? Ничего подобного?

– Нет. Он не звал меня просто поболтать. В любом случае, почему бы вам не спросить его? Он прямо тут.

– Спасибо за предложение, но, думаю, на сегодня мы закончим. Не хочу слишком на него давить сейчас.

– Мой дорогой сир, вы ещё, быть может, не столь безнадёжны.

Я глянул на часы. Было ровно без десяти четыре, а на четыре был назначен семинар. Выступал Доктор Бимиш, с одной из своих любимых тем: «Фрейд и гомосексуальность».

– Прежде чем уйдёшь, скажи мне ещё одну вещь: Роберт в порядке теперь?

– Он в порядке. Он, вероятно, будет готов снова с вами пообщаться в пятницу.

– Хорошо. Ещё раз спасибо за всю твою помощь.

– Но проблемо.

У него всё ещё были фиолетовые усы, когда он развернулся и быстро зашагал из моего кабинета. Я настолько погрузился во все эти неожиданные события, что снова забыл спросить его, не попробует ли он поговорить с Майком и некоторыми другими пациентами.

Я не пошёл на семинар. Было несколько нерешённых вопросов, прилипших к моей голове, как колючки дурнишника.

С одной стороны, Роберт буквально прятался за протом едва ли не целых десять лет, половину из них в состоянии кататонии. Теперь он внезапно вышел наружу и способен говорить лишь с минимальной поддержкой. Он хочет говорить! Хотя он отступал, когда тема становилась слишком больной, он даже иногда, кажется, чувствовал себя довольно комфортно, и я задумался: не начать ли ему выходить из палаты (я сделал пометку обсудить это с Бэтти Макалистэр). Это были волнующие и удивительные перемены, редко встречающиеся в психиатрии.

С другой стороны, внезапную смелость Роба можно списать на скорое отбытие прота. Но раздвоение личности так не работает. Это Роберт заставляет прота «существовать», когда он нужен. Было бы необычно, если бы прот отказывался показываться, хотя такие случаи не являются большой редкостью в литературе. К примеру, бывают редкие случаи, когда первичная и вторичная личности, которые терпеть друг друга не могут, и порой последняя отказывается показываться назло или не хочет опускаться до того, чтобы попросить о чём-то первую.

Но прот с Робертом, кажется, очень хорошо ладят. Тем не менее, мне пришло в голову, что результирующим эффектом его полного выхода может стать то же, что случается при «семейных» размолвках. Возможно, я мог бы заставить Роберта разозлиться на прота так, чтобы он был рад его уходу. Но поможет ли ему это взаимодействовать с миром самостоятельно или сделает только хуже?

Были и другие вопросы без ответов, главный из которых: кто был отцом ребёнка Сэлли? И какой эффект произвёл этот поворот судьбы на уже израненную (несвоевременной травмой и последующей смертью его отца за двенадцать лет до этого) психику Роберта? Это становилось похоже на внутренности атома. Когда мы, казалось бы, уже чего-то достигли, появляются новые частицы. Насколько глубоко мы должны копать, прежде чем доберёмся до сути проблемы Роберта? И сможем ли мы добраться до неё до двадцатого сентября?

Я обсудил свои опасения за ужином с женой. Её суждением было:

– Может быть, Роберт не отец, но, может быть, и отец.

Я сказал:

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, он не может допустить этого, даже для самого себя. Коли спрашиваешь, то ключевое событие произошло гораздо раньше.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, прот впервые появился, когда ему было шесть, верно? Незадолго до этого. Возможно, тебе стоит сосредоточиться на его раннем детстве.

– Я пляшу так быстро, как могу, «доктор» Брюэр!

Когда утром четверга я прибыл на работу, я обнаружил на столе пачку писем прота. Некоторые были написаны людьми, которые вполне могли бы быть обитателями МПИ или других лечебниц. («Помоги! Кто-то пытается отравить нашу воду фтором!») Другие планировали «развить» КА-ПЭКС: к примеру, превратить его в гигантский тематический парк под названием «Утопия». Третьи хотели распространить свои религии в отдалённые уголки вселенной. Но большинство из них имели трогательную схожесть. Ниже приведён пример одного из подобных писем:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю