Текст книги "На луче света (ЛП)"
Автор книги: Джин Брюэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В среду, сразу после полудня, перед моей следующей беседой с Робертом, я перекусил с Жизель, чтобы просто проверить связь. Она упомянула, что офтальмолог, насколько она знала, был крайне заинтересован доказать или опровергнуть способность прота видеть ультрафиолетовый свет. Я ответил, чтобы она ненадолго отложила эту затею.
– Возможно, прот скоро покинет нас, а работы осталось еще слишком много.
– Именно поэтому он и должен увидеть прота как можно скорее!
Я сказал, что дам ей знать, когда подвернется удобный случай.
К сожалению, она не смогла рассказать мне о проте ничего нового. В действительности она жаловалась, что он проводит с ней меньше времени, чем раньше, поэтому она попросила копии записей наших последних нескольких бесед. Мне было жаль ее: она стала мне как дочь, но я отказался позволить ей прослушать записи.
– Почему? – возмутилась она. – Разве этого не будет в вашей книге? Тогда весь мир узнает все, что он сказал во время этих бесед.
– Не весь. К тому же: почему ты так уверена, что я собираюсь написать еще одну книгу?
– Потому что вы хотите уйти в отставку. По крайней мере, ваша жена хочет, чтобы вы это сделали.
– В книгу это не попадет.
– Это могло бы помочь.
– Возможно, но я все равно не могу рассказать тебе. Ты знаешь, что существует врачебная тайна. Если я напишу книгу, то скрою все настоящие имена пациентов.
Ее щека раздулась от заполнившего ее бутерброда:
– Так не говорите мне, кто на записях!
– Почему бы тебе не попросить прота рассказать о беседах? Кажется, у него отличная память.
– Я пробовала.
– Что он сказал?
– Он не хочет выдавать ваши тайны.
– Что это значит?
– Я думаю, он знает вас, как облупленного.
– Да там особо и нечего знать, – ответил я, смутившись.
– Он сказал, что все мы имеем множество секретов, которые не хотим никому раскрывать.
– Ну, он, наверное, прав.
– Да, как и во всем остальном. На самом деле, это была идея прота, чтобы я прослушала записи. Он сказал, что я смогу помочь Роберту гораздо больше, если узнаю, что происходит.
В моем ухе прожужжал пенсионный жук.
– Я подумаю об этом, – сказал я ей.
* * *
Роберт вошел на свою двадцать седьмую беседу с нехарактерной для него улыбкой на лице. Не ухмылкой прота, а настоящим оскалом. Впервые ему действительно не терпелось поговорить. Он даже не взял с собой кошку.
– Роб, ты готов рассказать мне о Салли и Ребекке?
Улыбка сузилась, но он ответил:
– Да, думаю готов.
– Хорошо. Мы остановимся, если ты начнешь чувствовать себя некомфортно.
Он кивнул.
– Роб, почему ты уверен, что не ты отец Ребекки?
– У нас с Салли никогда не было секса… э-э-э… полового акта.
– А что было?
– Мы просто целовались и обнимались. Это все, что мы делали.
– Даже после того, как вы поженились?
– Да.
– Ты когда-нибудь обнаруживал себя без одежды?
– Иногда.
– Как ты думаешь, почему это происходило?
– Она сползала во время поцелуев и ласк.
– Но после этого ничего не было?
– Нет, – внезапно Роберт засомневался. Он посмотрел на свои ноги.
– Как дела?
– Я в порядке.
– Ты знаешь, что такое секс? Как это происходит?
Сконфуженно:
– У меня есть смутное представление.
– Но вы никогда им не занимались.
– Нет.
– Салли была не заинтересована?
– О, да. Еще как заинтересована.
– Разве ты не хотел заняться с ней любовью?
– Да. Нет. Я не знаю. Мы никогда…
– Ладно. Давай не будем больше тратить время. Если ты готов, я хотел бы снова тебя загипнотизировать.
Он отвел взгляд.
– Роб, скорее всего это будет в последний раз. Мы почти вплотную подошли к сути твоих проблем. Ты мне доверяешь?
Он сделал глубокий вздох и резко выдохнул.
– Да.
– Хорошо. Теперь ты готов?
Он снова вздохнул и кивнул. Медленно, постоянно брыкаясь и царапаясь, он впал в транс. Я вернул его в 9 июня 1975-го года.
– Роб, вы с Салли только что поженились. Ты помнишь этот момент?
– Конечно. Там были наши семьи и нас прекрасно обслуживали.
– А после этого?
– Потом на цокольном этаже церкви была праздничная вечеринка. Торт, пунш, немного кешью, голубые конфеты в маленьких серебряных блюдцах.
– Хорошо. Вечеринка закончилась. Что происходит сейчас?
– Люди нас фотографируют.
– А потом?
– Мы покидаем церковь. Все осыпают нас рисом, пока мы сбегаем вниз по ступенькам к машине.
– Вы купили машину?
– Да. Форд Фэарлейн 57-го года.
– Где вы взяли деньги?
– Мы использовали наши свадебные деньги в качестве первого взноса.
– Продолжай.
– Мы уезжаем.
– Куда вы направляетесь?
– У нас не так много денег для медового месяца, поэтому мы просто едем кататься по стране. Прекрасный весенний день. Чудесно, что Салли рядом со мной и ее голова у меня на плече.
– Я уверен в этом. Хорошо, сейчас ранний вечер. Где вы теперь?
– В Хилтоп Хаус.
– Что такое Хилтоп Хаус?
– Это замечательный ресторан в Марони. В пятидесяти милях от Гуэлфа.
– Как ужин?
– Потрясающе. Лучшее, что мы когда-либо ели.
– Что вы едите?
– Лобстера. Мы никогда не ели его раньше.
– Хорошо. Ужин закончился. Куда вы направляетесь теперь?
– Мы едем домой.
– Где находится ваш дом?
– В Гуэлфе. В трейлерном парке под названием Рестфул Хевен.
– У вас есть трейлер?
– Салли предпочитает называть его передвижным домом.
– Он ваш или вы арендуете его?
– Это подарок от семьи Салли.
– Хорошо. Вы дома. Что происходит?
– Мы заходим внутрь. Я забыл перенести Салли через порог, поэтому мы возвращаемся назад, я поднимаю ее и несу внутрь. Она целует меня.
– Что ты видишь теперь, когда ты внутри?
– Кто-то положил упаковку памперсов на кухонный стол. Думаю, решили подшутить.
– Салли беременна?
– Да.
– Кто-то знает об этом?
– Наверное, все.
– Ты имеешь в виду в округе.
– Да.
– А отец знает?
– Я не знаю, кто отец. Возможно, Салли сказала ему. Мы никогда не говорили об этом.
– Что происходит сейчас?
– Начинает смеркаться. Я не устал, но Салли хочет лечь в постель.
– Она ложится?
– Да. Она в нашей маленькой ванной… теперь она выходит. Она одета в шелковую ночную рубашку. Пока она была там, я снял с себя одежду и лег в кровать.
– И Салли легла с тобой?
– Да. Сейчас она прыгает на кровати и смеется.
– Как ты к этому относишься?
– Я боюсь.
– Чего ты боишься?
– Мы никогда не занимались сексом. Я никогда не делал этого ни с кем. За исключением…
– Да, я знаю о дяде Дэйве.
Нет ответа.
– Все в порядке. Что происходит сейчас?
– Салли прижимается ко мне, гладит рукой мою голую грудь. Целует мое лицо и шею. Внезапно я почувствовал сильную сонливость. Я засыпаю.
– Роб? Ты спишь?
– Ты шутишь? В такой-то момент? – его поведение резко изменилось.
Он насторожился, сильно вытаращив глаза, и казался очень возбужденным. Но это был не прот. И не Гарри.
– Кто ты?
– Не бойся, Пол здесь.
– Пол? Ты Пол? Что ты здесь делаешь?
– Помогаю.
– Как ты помогаешь?
– Салли дико возбуждена. Я нужен ей. Как и Робу.
– Робу? Почему ты нужен ему?
– Я показываю Робу, как заниматься любовью со своей женой.
– Но он спит.
– Да, он всегда так делает. Но это не моя проблема.
Он повернулся и начал издавать чмокающие звуки.
– Ладно, Пол. Прошел час. Все закончилось. Салли спит. Что ты делаешь сейчас?
– Просто лежу. Голова Салли у меня на плече. Она крепко спит. Я могу слышать, как она дышит. Чувствовать ее дыхание. Это что, запах лобстера?
– Разве ты не чувствуешь сонливость?
– Немного. Я просто буду лежать и наслаждаться этим, пока не усну, – он улыбался.
– Сколько раз это случалось прежде?
– Не слишком много. До сих пор. Укромное место найти сложно.
– Пол, ты отец ребенка Салли?
Он начал щелкать пальцами.
– Как ты догадался?
– Это было не так уж сложно. Скажи мне: ты можешь слышать все, что происходит с Робом?
– Конечно.
– Он знает о тебе?
Хрус, хрус, хрус.
– Неа.
– Как часто ты выходишь?
– Только тогда, когда я нужен Салли.
– Почему не в любое другое время?
– Зачем? У меня и так довольно выгодная сделка, ты так не считаешь?
– С твоей точки зрения полагаю, что да. Хорошо, еще один или два вопроса.
– Валяй.
Щелк, хрус, хрус.
– Когда ты впервые появился?
– Ох, кажется, Робу было одиннадцать или двенадцать.
– Он нуждался в мастурбации?
– Он возбуждался всякий раз, когда у него был стояк.
– Ладно. И последнее: ты знаешь о Гарри?
– Конечно. Противный маленький ребенок.
– Хорошо. Ты лежишь какое-то время. Становится поздно. Ты засыпаешь.
По-прежнему улыбаясь, он закрыл глаза, и звук щелканья пальцев замер.
– Сейчас утро. Время просыпаться.
Его глаза открылись, но он больше не улыбался.
– Роб? Это ты?
Он зевнул.
– Да. Сколько времени?
– Еще рано. Салли с тобой?
– Ш-ш-ш. Она спит. Боже, как она прекрасна.
Я понизил голос.
– Уверен, что так и есть. Теперь мы переместимся вперед во времени. Представь себе календарь, страницы которого быстро переворачиваются вперед. Год 1975, 1980, 1985, 1990, 1995. Мы возвращаемся в настоящее – 13 сентября 1995 года. Ты понимаешь?
– Понимаю.
Я разбудил его. Он выглядел усталым, но не настолько измученным, как после прошлой беседы.
– Роб, ты помнишь что-то из того, что только что произошло?
– Ты собирался меня загипнотизировать.
– Да.
– Ты сделал это?
– Ага. И я думаю, что теперь мы почти полностью собрали все части пазла.
– Рад слышать это.
Казалось, он почувствовал огромное облегчение, хотя пока и не знал, как выглядит полученная картинка.
– Сейчас я расскажу тебе то, что может сильно тебя встревожить. Пожалуйста, всегда помни, что я пытаюсь помочь тебе справиться с твоим вполне понятным горем и смятением.
– Я знаю.
– И помни, что ты можешь сказать или сделать все, что приходит тебе на ум. Здесь ты в своем безопасном убежище.
– Я помню.
– Хорошо. Большинство из того, что мы узнали о твоем прошлом, удалось получить с помощью гипноза. Потому что когда человек находится под гипнозом, он способен вспомнить многие события, которые подавляло его сознание. Ты понимаешь?
– Думаю, да.
– Отлично. Я гипнотизировал тебя несколько раз, и каждый раз ты рассказывал мне о каких-то событиях из своего прошлого, о которых ты сознательно забыл. Прежде всего, потому, что они были слишком болезненны.
Казалось, на мгновение Роберт замерз, а потом неожиданно оттаял. Тогда мне стало ясно, как сильно он хотел выздороветь. Я ощутил огромное удовлетворение.
– Как-нибудь я дам тебе послушать записи всех бесед, которые у нас были. Сейчас же я просто хочу обобщить все, что мы узнали к этому моменту. Если тебе покажется это слишком грубым, просто останови меня, и мы поговорим об этом в другой раз.
– Я доверяю тебе. Пожалуйста, ради Бога, скажи мне, что случилось.
Я рассказал ему всю историю, начиная с того, как он обжег об печку руку, о неуклюжей корове, о несчастном случае, произошедшем с его отцом и о его последующей госпитализации, и о дяде Дэйве и тете Кэтрин. Он очень внимательно слушал, до тех пор, пока дядя Дэйв не спустился по лестнице. В этот момент он крикнул «Нет!» и закрыл лицо руками. Мгновение спустя он поднял голову. Я был уверен, что это будет прот, или, возможно, еще кто-нибудь. Но это все еще был Роб. Как раньше говорили в кино, он «миновал кризис».
Он попросил меня продолжить. Я рассказал ему о Гарри. Он покачал головой, словно не веря, но потом кивнул мне, чтобы я продолжал. Я затронул тему смерти его отца и нескольких первых появлений прота, вплоть до его юношеских лет в средней школе и первого свидания с Салли, ее беременности, их свадьбы и Пола. Он снова покачал головой, но на этот раз просто смотрел в пространство, будто прослеживая логику всех событий.
– Пол, поганый ты сукин сын, – выпалил он, прежде чем разразиться громкими рыданиями. Я ожидал услышать это.
– Пол – отец твоего ребенка.
– Это я уже понял.
– Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?
– Что ты имеешь в виду?
– На самом деле, это ты отец ребенка. Пол – это ты. Как и Гарри. Так же как, веришь ты этому или нет, и прот.
– Это довольно трудно переварить.
– Думаю, ты справишься. Я сделаю копии всех записей и хочу, чтобы ты их прослушал. Ты сделаешь это?
– Да.
– Хорошо. Будет лучше, если ты сделаешь это здесь и оставишь прота снаружи. В пятницу утром у меня нет никаких встреч с пациентами. Я могу попросить Бетти привести тебя ко мне. Ты успеешь прослушать первые три или четыре беседы? Если это сработает, позже можешь прослушать и все остальные.
– Я постараюсь.
– Еще я дам тебе почитать кое-какие материалы. Несколько заметок о множественном расстройстве личности.
– Я прочту их, обещаю. Я сделаю все, что ты скажешь.
– Хорошо.
– Только…
– Только что?
– Только… что будет дальше?
– Осталась пара мелочей. Мы постараемся устранить их на следующей беседе. Затем начнется настоящая работа.
– Какая работа?
– Называется интеграция. Нам нужно будет объединить тебя, прота, Пола и Гарри в единую личность. Это будет непросто. Многое будет зависеть от того, насколько сильно ты хочешь выздороветь.
– Я сделаю все возможное, доктор Брюэр. Но…
– Да?
– Что будет с ними? Они просто исчезнут?
– Нет. Они всегда будут с тобой. Всегда будут частью тебя.
– Не думаю, что проту это понравится.
– Почему бы тебе не спросить его?
– Я спрошу. Сейчас он снова спит.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты вернулся в свою палату и обдумал все, о чем мы говорили.
Он повернулся, чтобы уйти. Затем остановился и сказал:
– Доктор Брюэр?
– Да?
– Я никогда не был так счастлив за всю мою жизнь. И даже не знаю, почему.
– Мы постараемся выяснить это вместе, Роб. И еще кое-что. За исключением моего дома в Коннектикуте, ты мог говорить со мной только в этом кабинете. С этого момента я хочу, чтобы ты считал своим безопасным убежищем и все второе отделение. Ты сделаешь это?
– Уж точно постараюсь.
Наше время подошло к концу. Я опоздал на заседание исполнительного комитета и никак не мог перестать беспокоиться.
Конечно, все было не так-то просто: в палату снова вернулся прот. Но тем вечером мне позвонила Бетти. Ей, в свою очередь, позвонила одна из дежуривших ночью медсестер. Роберт впервые появился во втором отделении. Это произошло в гостиной, когда он наблюдал за шахматной партией. Он пытался давать советы! Это точно был не прот, который не принимал участие в таких «пустяках». Он не остался надолго – просто разведывал обстановку – но это было славное начало.
Незадолго до запланированной поездки в зоопарк я разыскивал прота. По двум причинам. Во-первых, я хотел убедиться, что это именно он, а не Роберт, собирался ехать. А во-вторых, я хотел спросить его о Расселе, который, казалось, изнемогал в больнице, несмотря на то, что врачи не могли найти никаких объяснений его состоянию.
Я нашел его в окружении привычной компании пациентов и кошек. Как всегда, несколько человек заворчали, когда я попросил их извинить нас, однако все с нетерпением ожидали поездки в зоопарк и, казалось, были в хорошем расположении духа. Он подмигнул им, пообещав, что вернется через несколько минут.
– Что случилось с Расселом? – спросил я его, когда мы остались одни.
– Ничего.
– Ничего? Он ничего не ест. Он даже не вылезает из постели.
– Так часто бывает, когда существо готовится к смерти.
– К смерти? Ты же только что сказал, что ничего плохого с ним не происходит.
– Верно. Каждое существо умирает. Это совершенно нормальный процесс.
– Ты имеешь в виду, что он хочет умереть?
– Он готов покинуть ЗЕМЛЮ. Он хочет вернуться домой.
– Эм-м, то есть в рай?
– Ага.
Я увидел Джеки, кувыркающуюся на лужайке. Она тоже с радостью ожидала приключения.
– Но ты не веришь в рай, так ведь, прот?
– Нет, но он верит. А в случае с человеческими существами, вера – то же самое, что и правда, не так ли?
– Ты можешь ему помочь?
– Помочь ему умереть?
– Нет, черт возьми, помочь ему выжить!
– Если он хочет умереть, это его право, ты так не думаешь? К тому же, он вернется.
На мгновение я подумал, что он говорит о втором пришествии. Потом я вспомнил его теории о крахе мироздания и течении времени. Я развел руками и пошел прочь. Как ты образумишь сумасшедшего?
Когда я тащился обратно в здание, на выходе я встретил Жизель и нескольких медсестер и охранников. Все они улыбались и радостно махали, обрадованные, как и пациенты, редкой поездкой, подальше от всего этого. Я бы и сам не отказался от путешествия, несмотря на жару и влажность, но должен был присутствовать на нескольких встречах вместо Виллерса, жена которого была прооперирована в той же больнице, где Рассел невозмутимо ожидал конца.
Рудольф и Майкл были выписаны этим же утром, и я был более чем рад подписать документы об освобождении и проводить их к воротам. Хотя и не был так счастлив, как они. Особенно Майк, который на следующей неделе должен был посетить ориентационное занятие по неотложной медицинской помощи. Рудольф, ставший совершенно другим человеком, пожал мне руку и пожелал удачи с остальными пациентами.
– Не позволяйте проту уйти, – напутствовал он. – Он лучший врач, который у вас есть.
В тот же вечер, после того как все вернулись из зоопарка, Роб попросил Дастина (который был абсолютно нормальным за шахматной доской) поиграть. Роб проиграл эту партию, также как и несколько следующих, но он появился, наконец, чтобы одержать победу в войне.
Я получил еще одно сообщение о том, что Виллерс провел странную ночь в МПИ, сидя до рассвета и беседуя с Кассандрой. Он был небрит и без галстука, чего я никогда прежде не видел. Я не мог поверить, что он всего лишь искал быстрых наставлений, и задавался вопросом, не может ли болезнь его жены быть более серьезной, чем он говорит. Я мысленно отметил спросить его об этом, как только у меня появится время.
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Зоопарк Бронкса является одним из главных животных изоляторов в Соединенных Штатах. Занимая более чем 250 акров в самом сердце большого города, это самый крупный городской заповедник в мире. Известный своим стремлением сохранить многие исчезающие виды планеты, он является домом для таких разнообразных экземпляров, как олень Давида и зубр, не говоря уже о множестве редких грызунов, змей и насекомых.
Изначально идея заключалась в том, чтобы взять только тех пациентов из первого и второго отделений, которые будут способны осмыслить поездку. Прот наложил на нее вето, отметив, что тем, кто хотел поехать, но не получил разрешение, мог быть нанесен необратимый ущерб. Таким образом, около тридцати пяти наших больных сели в то утро в автобус: все (за исключением обитателей четвертого отделения), кто выразил желание поехать. Они были разделены на группы по шесть человек, каждая в сопровождении трех сотрудников – больничного стажера, медсестры, санитара или охранника – и волонтера зоопарка.
На следующее утро Жизель сообщила мне, что поездка имела грандиозный успех для каждой из сторон, значительно подняв моральный дух как персонала, так и пациентов, и вскоре было запланировано разработать серию из четырех поездок в год: в зоопарк, Музей естественной истории, Центральный парк и Метрополитен-музей.
Реакция прота изменялась от восторга при виде такого разнообразия животных до депрессии из-за того, что все они «лишены свободы без суда и следствия». Он переходил от клетки к клетке, от вольера к вольеру, останавливаясь возле каждого обитателя, и куда бы он ни пошел, слоны, зебры или лебеди, трубя и крича, подбегали к нему настолько близко, насколько только было возможно. Он, в свою очередь, казалось, «успокаивал» их, издавая разные своеобразные звуки и едва заметно жестикулируя. По словам Жизель, казалось, что животные со всего мира собрались послушать, что он скажет, и он говорил.
Но самыми громкими просителями были шимпанзе и гориллы, которые скулили и визжали, словно очень капризные дети. Прот, в свою очередь, еще больше переполошил охранников и волонтеров зоопарка, прыгая на подпорную стену и тыкая пальцем в проволочную сетку для прикосновения, которое сразу же успокоило бы обезьян, если бы не их хозяева.
Не уверен, была ли таким способом передана какая-либо информация, но мы получили сообщения от служащих зоопарка, что многие из их подопечных существенно изменили свою модель поведения после визита прота. Например, медведи и тигры прекратили свои бесконечные расхаживания, а частота причудливого поведения и членовредительства среди приматов значительно снизилась. Когда Жизель спросила, что животные ему «говорили», он ответил:
– Они говорили: «Помоги! Выпусти нас!»
– И как они отреагировал на это?
– Я призвал их не унывать – все идет к тому, что люди не задержатся здесь надолго.
Конечно, все это не доказывает, что прот и обитатели зоопарка действительно общались. Для того, чтобы проверить эту возможность, Жизель попросила его записать информацию, которую он от них получил (например, их личные истории, которые ни она, ни прот не могли бы узнать заранее). Когда она получит его отчет, то планирует встретиться с работниками зоопарка, чтобы проверить, есть ли во всем этом какой-то смысл.
Единственной негативной стороной поездки было то, что некоторые пациенты пришли к такому же выводу, как и прот, и требовали узнать, почему обитатели зоопарка были заперты и какие преступления они совершили. Возможно, это беспокойство было связано не столько с самими животными, сколько с их собственным заключением, которое во многих случаях они считали необоснованным. Прот, в свою очередь, часто напоминал мне, что здесь должны быть люди, которые находятся за пределами психиатрических учреждений, а не наоборот.
Я до сих пор не знаю, может ли прот разговаривать с животными, но все это меркнет по сравнению с тем, что произошло позднее в то утро. Как обычно, я все пропустил, но те, кто видел это, постарались, чтобы я все узнал.
Я разыскивал Лу, чтобы посмотреть, по-прежнему ли он набирает вес, когда ко мне, неистовствуя и крича, подбежала группа маниакальных, помешанных и зависимых пациентов. Я почувствовал некоторое беспокойство – они были расстроены, что время от времени прот исчезает и оставляет вместо себя Роберта? – когда один из них выкрикнул, что пора отправить Мануэля домой.
– Почему? – спросил я.
– Потому что он просто перелетел через лужайку!
– Где он?
– Он все еще там!
Толпа пациентов потянулась за мной, когда я направился вниз по лестнице и вышел через парадную дверь, где нашел сидящего на ступеньках и обхватившего голову руками Мануэля. Он, не стесняясь, плакал.
– Я так давно хотел это сделать… – всхлипнул он. – Теперь я могу умереть.
– Ты хочешь умереть, Мэнни?
– Нет, нет, нет, совсем нет. Просто я так боялся умереть прежде, чем научусь летать, и прожить свою жизнь впустую. Теперь, когда я могу умереть, то понимаю, как хорошо жить. Мне больше не страшно.
Полагаю, это имело какой-то смысл, по крайней мере, для Мануэля.
– Как ты это сделал, Мэнни? Как ты оторвался от земли?
– Не знаю, – признался он с легким латиноамериканским акцентом. – Прот сказал, что мне нужно представить себе полет до самых мельчайших деталей. Я так старался. Так сильно концентрировался… – он закрыл свои темные, сияющие глаза, его голова наклонилась влево, потом вправо, словно он снова переживал свой воображаемый полет. – И внезапно я понял, как это сделать!
– Я попрошу доктора Торстейна встретиться с тобой как можно скорее, хорошо? Думаю, в ближайшее время ты сможешь перейти в первое отделение.
Тихо всхлипывая, он, как ни в чем не бывало, сказал:
– Теперь все хорошо.
К этому времени его окружили несколько сотрудников. Я спросил одну из медсестер, видел ли кто-то из них, как Мануэль взмыл в воздух. Никто ничего не видел. Только пациенты были свидетелями этого невероятного подвига.
Видели ли они его? Вряд ли. Летал ли Мануэль? Тоже маловероятно, хотя они и утверждают, что он парил, словно орел. Главное, что он в это верит. С этого дня он никогда больше не махал руками. Его заветная мечта свершилась, он был счастлив, уверен в себе, в полном согласии с миром.
Я совершенно забыл о Лу.
Как только Роб зашел ко мне в кабинет, я спросил его, читал ли он материалы и слушал ли записи, которые я ему дал.
– О, да, – ответил он. – В это трудно поверить, но думаю, все, что ты рассказал мне – правда.
Я всматривался в его глаза, пытаясь заметить там признаки неуверенности или даже двуличия, но ничего не нашел.
– Я тоже. У нас уже есть практически полная картина происходящего. Остался всего лишь один недостающий кусок. Поможешь мне его найти?
– Постараюсь.
– Это связано с твоей женой и дочерью.
Он громко вздохнул.
– А я все думал, когда же ты до этого дойдешь.
– Пришло время, Роб. Ты справишься с этим.
– Я бы не был в этом так уверен, но я попробую.
– Хорошо. Думаю, у нас получится сделать это без гипноза. Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне все, что сможешь о том дне, когда ты вернулся со скотобойни и увидел выходящего из парадной двери мужчину.
Роб смотрел в пространство перед собой и молчал.
– Ты погнался за ним в дом, – я ткнул пальцем, – где он перебежал через кухню и выскользнул сквозь заднюю дверь. Оросители все еще работали. Ты помнишь что-нибудь из этого?
К его глазам подступили слезы.
– Ты помнишь, что произошло дальше, Роб? Это очень важно.
– Я догнал его и повалил на землю.
– Что случилось потом?
По его лицу катились слезы. Но я видел, что он напряженно думает, стараясь вспомнить, что сделал с незнакомцем, убившим его жену и дочь. Его глаза метались от стены к моему креслу, от кресла к потолку. Наконец, он сказал:
– Я не знаю, правда. Следующее, что я помню, это как я вхожу в дом и несу Салли и Бекки в их кровати.
– А потом ты отмыл кухню, попрощался и направился к реке.
– Я тоже хотел умереть.
– Ладно, Роб. Достаточно. Я горжусь тобой. Должно быть, это было очень трудно.
Он вытер глаза рукавом рубашки, но ничего не ответил.
– Сейчас я хочу дать тебе минуту отдыха. Закрой глаза и просто успокойся. Пусть твое тело, каждый твой палец на руках и ногах расслабится. Хорошо. Мне нужно немного поговорить с Гарри. Гарри?
Нет ответа.
– Гарри, прятаться бесполезно. Я могу ввести Роберта в транс и найти тебя так.
Я не слишком был в этом уверен, но надеялся, что Гарри мне поверит.
– Выходи. Я просто хочу поговорить с тобой. Я не причиню тебе боль, обещаю.
– Ты не станешь меня наказывать?
– Гарри?
Его лицо выглядело слишком ожесточенным и хмурым, как у пятилетнего.
– Мне все равно, накажешь ты меня или нет. Я бы сделал это еще раз.
– Что бы ты сделал, Гарри?
– Я бы снова убил дядю Дэйва, если бы мне представилась такая возможность.
– Он выглядел достаточно убедительно.
– Ты убил дядю Дэйва?
– Да. Разве не об этом ты хотел спросить меня?
– Ну… да. Как ты его убил?
– Я сломал его огромную жирную шею.
– Где это произошло?
– На заднем дворе. Было мокро.
– Дядя Дэйв что-то сделал с Салли и Ребеккой?
– Да, – прорычал он. – То же самое, что он сделал с Робином.
– Так ты убил его.
– Я же говорил тебе, что я убью его и убил.
– Это очень важно, Гарри. Ты когда-нибудь убивал кого-то еще?
– Нет. Только эту огромную жирную свинью.
– Ладно. Спасибо, что пришел, Гарри. Теперь ты можешь вернуться. Если понадобишься, я дам тебе знать.
С угрюмым видом он медленно исчез.
Я немного подождал.
– Роб?
– Да.
– Ты что-нибудь слышал?
– Что именно?
– Гарри только что был здесь. Он рассказал мне, что случилось. Рассказал, кто убил человека, который лишил жизни твою жену и дочь.
– Его убил я.
– Нет, Роб, ты никогда никого не убивал. Его убил Гарри.
– Гарри?
– Да.
– Но Гарри всего пять лет, разве нет?
– Это правда. Но он находится в очень сильном теле. В твоем теле.
Я почти видел огни, загорающиеся в глазах Роберта.
– Это значит, что все эти годы я убегал от того, чего никогда не было?
– Это было, Роб, Салли и Ребекка мертвы. Но ты не убивал человека. Это сделал Гарри.
– Но Гарри – это я!
– Да, он часть тебя. Но ты не несешь ответственности за его действия, пока он не интегрирован в твою личность. Ты понимаешь?
– Я… думаю да, – он выглядел озадаченным.
– И есть еще одна проблема. Ты винишь себя в их смерти, потому что в ту субботу ты пошел на работу вместо того, чтобы остаться дома вместе с ними.
– Это был прекрасный день. Они хотели, чтобы я взял выходной.
– Да.
– Но я не взял, потому что мы нуждались в деньгах.
– Да, Роб. Ты ушел на работу в субботу, как и все остальные твои сослуживцы. Понимаешь? Все произошедшее в тот день – не твоя вина. Ты ни в чем не виноват.
– Но Салли и Ребекка погибли, потому что меня не было рядом.
– Это правда, Роб, и мы не можем их вернуть. Но мне кажется, теперь ты готов с этим смириться.
Его грудь поднималась и опускалась, поднималась и опускалась.
– Думаю, пришло время идти дальше.
– Пора приступить к заключительному этапу твоего лечения.
– К интеграции.
– Да.
Подумав об этом, он взял себя в руки и сказал:
– Как мы это сделаем? – он машинально схватил банан и начал снимать с него кожуру.
– Первое, что мы сделаем, это постараемся задержать тебя в сознании как можно дольше. Я хочу, чтобы с этого момента ты оставался Робертом, если только я специально не попрошу выйти кого-нибудь другого.
– Не знаю, удастся ли мне удерживать прота.
– Постепенно мы с ним справимся. Просто делай все возможное.
– Буду стараться.
– Отныне вся больница – это твое безопасное убежище. Понял?
– Понял, – ответил он.
– Пойдем, я вернусь во второе отделение вместе с тобой.
С глубокой печалью я узнал, что у Эммы Виллерс была диагностирована неизлечимая и быстро прогрессирующая форма рака поджелудочной железы.
Я понял, что произошло нечто ужасное, когда Клаус, с выпученными глазами и мертвенно-бледным лицом, ввалился ко мне в кабинет после беседы с Робертом. Я подумал, что он заболел и попросил его присесть. Он покачал головой и выложил всю эту историю.
– Она поялась врачей, – сказал он. – Она нигогда не годила к ним, а я нигогда ее не заставлял, – взяв себя в руки, он добавил: – Я беру больничный. В бое отсутствие исполнять обязанности директора путете вы.
Я начал протестовать – считал, что все эти подробности меня не касаются – но как я мог? Он выглядел таким несчастным, что я похлопал его по плечу (впервые для нас обоих) и сказал ему, что о больнице он может не беспокоиться. Он дал мне ключи от своего кабинета, я выразил какие-то невнятные соболезнования и поддержку по поводу состояния его жены, и он ушел, его покатые плечи были опущены ниже, чем когда-либо. Внезапно я вспомнил проповеди Рассела о стремительно приближающемся апокалипсисе и наконец-то понял, что он имел в виду: для него, как и для всех, смерть означала конец света.
Я сел и попытался представить, как можно исправить все эти непрошеные события. Но всё, о чем я мог думать, это облегчение и благодарность за то, что это не моя жена или кто-то из моих детей, и я поклялся проводить больше времени с Карэн и чаще звонить своим сыновьям и дочерям. Потом я вспомнил, что как у исполняющего обязанности директора у меня будет еще меньше времени, чем прежде, и неохотно направился в кабинет Виллерса в надежде, что его стол будет аккуратно убранным, как впрочем, это обычно и было. Вместо этого, он очень напоминал мой собственный, покрытый неотвеченными письмами, непроверенными документами и непросмотренными сообщениями и записками. Его ежедневник был заполнен с восьми тридцати до половины пятого или позже каждый день на несколько недель вперед. И со смешанными чувствами я подумал: выход на пенсию придется отложить.
