Текст книги "История Призрака"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава двенадцатая

Я сделал то, что сделал бы на моем месте любой здравомыслящий человек, – бросился на пол.

– Ох, Дрезден, право же! – рявкнул сэр Стюарт. Он ринулся навстречу выстрелам – прямо сквозь стену. На мгновение обереги Мёрфиного дома окутали его призрачным бело-голубым сиянием, а потом он исчез из виду.

– Ну да, болван! – обругал я себя. – Ты ведь все равно уже мертв. – Я вскочил и бросился за ним следом.

Все живые присутствующие старательно вжимались в пол, когда я вывалился сквозь стену на улицу. Насчет оберегов я не беспокоился: никто и никогда не рассчитывал оберегов на то, чтобы они удерживали всякую нечисть, пытающуюся выйти, – только тех, кто хочет войти. Кроме того, меня ведь пригласили в дом, что с формальной точки зрения причисляло меня к «своим» – впрочем, как оказалось, на поверку «дружественные» обереги действуют приблизительно по такому же принципу, что и «дружественный» огонь. Проход сквозь защищенную оберегами стену не ограничился простым неприятным покалыванием. Я ощущал себя примерно так, словно меня спустили голышом по аквапарковому желобу, вымощенному изнутри стальными щетками.

– Ааааааааааааа! – заорал я, вываливаясь из стены дома в палисадник. Мои познания о призраках разом расширились: теперь-то я понимал, почему они всегда стонут или завывают, выныривая из чьих-нибудь стен или пола. Никакой мистики: это просто чертовски больно.

Шатаясь, я сделал несколько шагов и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть происходящее. На улице перед домом стоял пикап. Кто-то из сидевших в кабине выставил в окно ствол дробовика, а в кузове съежились еще четыре фигуры в темной одежде, целившиеся в сторону дома Мёрфи из чего-то вроде штурмовых винтовок и автоматов. Патронов они явно не жалели, так что грохот и вспышки выстрелов казались неестественно яркими и громкими на фоне царившего вокруг зимнего покоя.

Эти парни не производили впечатления профессионалов. Мне приходилось видеть в деле настоящих наемных убийц, и эти шуты ничем их не напоминали. Они просто тыкали стволами более или менее в направлении цели и нажимали на спусковые крючки. До прицельного огня профессионала им было далеко; впрочем, если пуль много, куда-нибудь да можно попасть.

Они и в меня попали раз пять или шесть. Однако неприятные ощущения от пуль были слишком короткими, так что не столько причиняли боль, сколько раздражали. Я вдруг понял, что бегу к пикапу бок о бок с сэром Стюартом и что настроение у меня самое что ни на есть боевое. Что ж, пуленепробиваемое состояние, скажем так, ободряет.

– Что мы делаем? – крикнул я на бегу. – Я хочу сказать, чего мы хотим добиться? Мы же не можем им ничего сделать! Или можем?

– Смотри и учись, сынок! – отозвался сэр Стюарт, скаля зубы в волчьей ухмылке. – На счет три – в кузов!

– Чего! То есть я думал...

– Не думай! – крикнула тень. – Просто делай! Доверься инстинктам! В кузов! Раз, два...

Тень дважды оттолкнулась от земли – как при тройном прыжке. Я последовал примеру сэра Стюарта, но все-таки не совсем инстинктивно.

В голове моей вдруг всплыло неожиданное воспоминание: школьный двор, на котором мы устраивали свои собственные олимпийские игры. Горячее солнце пекло нам головы, поднимая битумные испарения от асфальта. Я состязался в прыжках в длину, и получалось у меня так себе. Я уже не помню, почему мне так важно было выиграть, но я зациклился на этом со всей детской истовостью. Я помню, как, разбегаясь к начерченной розовым мелом линии, мечтал только об одном: пробежать быстрее всех, прыгнуть дальше.

Вот тогда я впервые использовал магию.

Разумеется, сам я этого тогда не осознавал. Но я помню ощущение полной устремленности, пронзившее все мое тело, и ту невидимую силу, что подтолкнула меня в спину, так что на мгновение мне показалось даже, что я вдруг научился летать, как Супермен.

Реальность быстро напомнила о себе. Я летел как попало, отчаянно размахивая руками. Я приземлился на асфальт и изрядно ободрал о него руки-ноги. Я помню, как мне было больно – и как мне было на это наплевать, потому что я выиграл.

Я побил рекорд школ штата Айова. Больше чем на фут. Впрочем, его не зачли. Меня дисквалифицировали. Я тогда был совсем еще мальчишкой. Ну, всем ведь понятно: произошло что-то неправильное, наверное, кто-то что-то напутал, так что об этом ненормальном прыжке лучше забыть.

Очень живое оказалось это воспоминание, дурацкое и немного грустное, – но в конце концов, такое произошло со мной впервые.

Очень-очень мощное воспоминание.

– Три! – выкрикнул сэр Стюарт и прыгнул.

Не спуская взгляда с набитого стрелками кузова, я бросился следом за ним.

Я ощутил странное головокружение сродни тому, какое испытал от эликсира, который изготовили мы с Бобом во времена борьбы с Человеком-Тенью. Как будто меня разложили на миллион составных частей и швырнули вперед с неописуемой скоростью, а потом снова собрали воедино.

В лицо мне снова ударил холодный ветер, я пошатнулся и чуть не свалился с крыши пикапа, медленно тронувшегося с места и набиравшего скорость.

– Вот так блин! – заорал я, улыбаясь как безумный. – Надо же, как круто! Сначала Кити Прайд, а теперь Ночной Змей!

Повернувшись, я увидел, что сэр Стюарт стоит в кузове, глядя на меня довольно-таки неодобрительно. Спина одного из автоматчиков находилась абсолютно в той же точке пространства, что и нога сэра Стюарта.

– Не больно? – поинтересовался я, мотнув головой в сторону его раненой ноги.

– А? – не понял сэр Стюарт, опустил взгляд и понял, о чем я говорю. – Ну, полагаю, есть немного. Я перестал обращать внимание на такие мелочи после первых семидесяти или восьмидесяти лет. Ладно. С вашего разрешения, Дрезден, продолжим?

– Что продолжим? – спросил я.

– Учить вас тому, чего вам так катастрофически не хватает, – ответил сэр Стюарт. – А также мешать этим пиратам. – Последние слова он процедил сквозь зубы.

Я нахмурился и покосился на стрелков, торопливо менявших магазины. По части перезарядки они тоже не слишком блистали ловкостью.

– Блин, сейчас их мог бы снять один-единственный человек с пистолетом, – заметил я. – Жаль, что мы безоружны.

– Плоти мы касаться не можем, – согласился сэр Стюарт. – И хотя перемещать материальные предметы тени в состоянии, в этом нет практического смысла. Хорошо потренировавшись, вы смогли бы сдвинуть пенни на несколько дюймов. За пару минут.

– Жаль, но пенни у нас тоже нет, – напомнил я ему.

Он не обратил на мои слова ни малейшего внимания.

– А все потому, что мы способны перемещать лишь самые миниатюрные частицы. Поднять монету в воздух мы не можем: гравитация мешает.

Я нахмурился. Все это подозрительно смахивало на вступительные уроки для будущих чародеев. В большинстве случаев, когда вам надо переместить какой-либо предмет, необходимой для этого энергии у вас самих в наличии не имеется. Однако из этого вовсе не следует, что вы не можете переместить этот предмет. Из этого следует всего лишь то, что вам нужно поискать эту энергию где-нибудь еще.

– Но... Но ведь вы не можете заимствовать энергию из ниоткуда?

Здоровяк уставил в меня указательный палец, и лицо его осветилось улыбкой:

– Отлично. Мы не способны взаимодействовать с предметами, перемещаемыми живым существом. Мы даже не можем прикасаться к предметам, находящимся слишком близко к живому телу. Но... – Он покосился на меня, явно ожидая, что я договорю.

Я поморгал, лихорадочно размышляя.

– Машины, – догадался я. – Мы можем воздействовать на машины.

Сэр Стюарт кивнул:

– До тех пор, пока они в движении. А уж энергии и прочих связей в работающей машине в достатке.

Не говоря больше ничего, он сделал шаг вперед, прошел сквозь заднюю стенку кабины, уселся на пассажирское сиденье и потянулся налево. С крыши кабины мне было плохо видно, что он там делает, поэтому я опустился на четвереньки и, вытянув шею, просунул голову сквозь крышу. Кожу щипало, но я, можно сказать, всю свою жизнь учился бороться с болью. Я стиснул зубы и присмотрелся.

Сэр Стюарт сунул одну руку в руль, другую – куда-то в приборный щиток, а сам принялся терпеливо ждать, вглядываясь в дорогу перед нами. Ждать пришлось недолго. Пикап тряхнуло на неровности льда, тень зажмурилась и дернула что-то в потрохах руля.

Из руля с громким хлопком выстрелила подушка безопасности.

Она бесцеремонно прижала водителя к спинке кресла, и тот ударился в панику. Руки его судорожно вцепились в баранку, которая повернулась при этом на несколько градусов. И тут он сделал то, чего совершенно категорически нельзя делать на скользкой дороге: нога его вдавила в пол педаль тормоза.

Небольшой поворот и резкое торможение разом пустили машину юзом. Водитель пытался убрать подушку, поэтому машину крутило все сильнее.

Сэр Стюарт удовлетворенно хмыкнул и поднял взгляд на меня.

– Ненамного сложнее, чем напугать лошадь, право же.

Стрелки в кузове тем временем визжали, глядя, как идет кругом улица. Машина, словно вальсируя, сделала три полных оборота, отрикошетила от сугроба на обочине, двигаясь боком, пересекла осевую, встречную, тротуар – и въехала точнехонько в витрину маленькой продуктовой лавки. Воздух наполнился скрежетом сминаемого металла, лязгом бьющегося стекла и грохотом осыпающегося кирпича.

По сравнению с этим звон сработавшей сигнализации казался не громче звуков, издаваемых моим старым будильником с Микки-Маусом на циферблате.

Секунду-другую стрелки сидели оглушенные, не шевелясь, потом разразились ругательствами и полезли из машины. Им явно не терпелось убраться до появления копов.

Сэр Стюарт исчез и вновь появился уже на другой стороне улицы. Я сделал такое же усилие, как минуту назад, когда запрыгивал в машину, и снова испытал давно забытое ощущение. Я вновь распался на миллион частей, а когда собрался воедино, стоял рядом с сэром Стюартом – правда, лицом к кирпичной стене.

– В следующий раз не забудьте развернуться по дороге, – посоветовал он.

Я фыркнул и оглянулся на стрелков:

– А с ними что?

– А что с ними?

– Мы могли бы, типа, овладеть ими... Ну, там, заставить их разбить свою дурацкую башку о стену или еще чего такое?

Сэр Стюарт расхохотался.

– Мы не можем проникнуть в смертного, если только он сам этого не хочет. На такое способны демоны, но не тени.

Я нахмурился:

– И что? Мы так и позволим им уйти?

Он пожал плечами:

– Мне не хотелось бы оставлять Мортимера надолго без опеки. А вам, Дрезден, посоветовал бы учесть, что до рассвета осталось не так уж и долго. Он уничтожит вас, если вы не найдете себе убежища вроде дома Мортимера.

Я нахмурился еще сильнее, вглядываясь в небо. Городские огни заглушили все, кроме самых ярких звезд, но небо на востоке, у самого горизонта, начало окрашиваться в голубой цвет. Рассвет пагубно сказывается как на духах, так и на любых магических заклятиях. Ну, сам по себе он не хорош и не плох, но рассвет – время начинать все заново, так что свет нового дня смывает сверхъестественный хлам дня предыдущего. Чтобы пережить восход солнца, духовным существам необходима хоть какая-то защита – скажем, убежище. Моему лабораторному ассистенту Бобу, например, таким убежищем служил заговоренный специальными заклятиями череп. Обычной защиты в виде порога в этом случае недостаточно, хотя мой старый дом (увы, сгоревший) и мог считаться убежищем с учетом того, сколько слоев защиты я ему организовал.

Вот только ничего такого у меня сейчас не было.

– Возвращайтесь к Морти, – сказал я. – Занятно было сыграть с этими охламонами в «Форсаж», но это вряд ли сильно поможет людям, которых нам хотелось бы защитить. Я хочу проследить этих снайперов до дома или где они там собираются – посмотрю, не удастся ли мне чего-нибудь про них узнать.

Сэр Стюарт смерил меня хмурым взглядом.

– Рассвет – не то, с чем можно шутить, дружище. Настоятельно советую вам подумать хорошенько.

– Не спорю, – кивнул я. – Однако единственное оружие, которым я могу с ними бороться, – это знание. Кто-то должен все выяснить, а я единственный, у кого есть иммунитет к отравлению свинцом. Так что выбор не лишен логики.

– Допустим, вам удастся выведать информацию, а потом каким-то образом пережить рассвет, – сказал призрак. – И что вы будете делать потом?

– Передам ее Мёрфи, а та использует ее для того, чтобы этим ублюдкам уши на жопу натянуть.

Сэр Стюарт даже зажмурился.

– Какое... Какое образное сравнение!

– У меня дар к метафорам, – скромно согласился я.

Он покачал головой и вздохнул:

– Я восхищаюсь силой вашего духа, дружище, и все-таки это глупо.

– Угу, – согласился я. – Но такой уж у меня характер.

Сэр Стюарт заложил руки за спину и задумчиво потопал ногой по снегу. Потом неохотно кивнул.

– Удачной охоты, – произнес он. – Если у вас снова возникнут проблемы с привидениями – исчезните. Они не смогут вас отследить.

– Спасибо, – кивнул я, протягивая ему руку.

Мы обменялись рукопожатиями, он резко повернулся и зашагал обратно к дому Мёрфи.

Пару секунд я смотрел ему вслед, потом тоже повернулся и поспешил за едва различимыми сквозь метель фигурами стрелков, пытаясь на ходу прикинуть, сколько времени у меня в запасе до того, как лучи рассвета окончательно меня уничтожат.

Глава тринадцатая

Нехорошие парни двинулись дальше пешком, и я последовал за ними.

– Эй вы! – произнес один из них. Его отличала юношеская худощавость, по бронзовой коже его можно было бы принять за индейца, хотя курчавые рыжие волосы и нос картошкой свидетельствовали об обратном. А еще глаза очень странного оттенка карего – такого светлого, что казались почти золотыми.

– Чего, Фиц? – переспросил другой.

– Заткнись! – перебил его Фиц. – Дай сюда свою штуковину.

Тот послушно протянул ему автомат. Фиц ловко отстегнул рожок, передернул затвор, выбросив находившийся там патрон, и сунул все это в сугроб на обочине – вместе с собственным оружием.

– Какого хрена? – удивился обезоруженный стрелок и легонько толкнул Фица в грудь.

Фиц врезал ему кулаком по физиономии с такими силой и быстротой, что это удивило даже меня – а уж я-то повидал драк на своем веку. Тот плюхнулся в снег и остался сидеть, ощупывая руками сломанный нос.

– Некогда тупить, – буркнул Фиц. – Ну-ка все, гоните пушки. Или хотите объяснить ему, зачем пытались упечь нас всех за решетку?

Остальные отнеслись к этому без особой радости, но оружие отдали. Фиц разрядил все, сунул в сугроб и приказал хорошенько забросать снегом.

– Но это же глупо, чувак, – сказал один из юнцов. – Если хоть один из этих волков нападет на наш след, нам будет нечем обороняться.

– Если хоть один из этих волков проследит за нами, нам на хвост сядет Леди-Оборванка, а против нее никакие автоматы не помогут, – огрызнулся Фиц. – Утрамбуйте снег как следует. А теперь разгладьте. – Он повернулся к типу, которого только что ударил, и сунул ему в руки комок чистого снега. – Приложи к носу. Надо остановить кровь. Не стоит оставлять за собой кровь, если только есть такая возможность.

Сидевший в снегу юнец выглядел изрядно напуганным и послушно исполнил все, как велел Фиц.

– Что делаем? – поинтересовался другой стрелок. Ростом он был ниже остальных и говорил не вызывающе – просто спрашивал.

– Тачка угнана. По ней нас не найдут, – объяснил Фиц, отряхивая руки от снега. – Даже если завтра наступит весна, сугроб растает не раньше, чем через несколько дней, – значит, оружие найдут тоже не сразу. Если повезет, их вообще друг с другом не свяжут.

– Это когда еще будет, – пробормотал коротышка. – А мне хотелось бы типа до утра дожить.

Фиц почти улыбнулся:

– Хочешь разгуливать по улицам гребаного Чикаго с оружием в руках? С тачкой у нас еще была возможность его спрятать. Но не здесь.

Коротышка понимающе кивнул:

– Но хоть нож-то я могу себе оставить?

– Не на виду, – ответил Фиц и склонил голову набок, прислушиваясь. Вообще-то в ночном Чикаго сирены – дело заурядное, но на этот раз они сделались громче, ближе, выделившись из общего фона ночных шумов. – Пошевеливайтесь, ребята.

Фиц сунул руки в карманы своего не по сезону легкого пальтишка и зашагал прочь. Остальные потянулись за ним.

Я шел рядом с Фицем, изучая его. Поведение этого парня после боя произвело на меня даже больше впечатления, чем непосредственно во время схватки. Направить автомат в нужную сторону и нажать на спусковой крючок – дело нехитрое, это любой дурак может. А вот сохранять спокойствие и рассудительность сразу после автомобильной аварии, взвешивать возможные последствия, принимать оптимальные решения, преодолевая при этом сопротивление подчиненных, – такое дано не каждому. При том, что нападение было осуществлено достаточно дилетантски, глупым я бы его не назвал, и действия Фица в условиях, сложившихся в результате внезапного вмешательства в его планы сэра Стюарта, представлялись настолько идеальными, насколько это вообще возможно.

Фиц продемонстрировал отменную сообразительность в сложной обстановке, показал себя прирожденным лидером, и у меня сложилось неприятное впечатление, что он не наступит на одни грабли дважды. Он сделал все, что от него зависело, чтобы убить нескольких самых близких мне людей. Наличие мозгов и решительность – я даже не знал, что тут опаснее. Да, его необходимо нейтрализовать при первой возможности.

Так я шел за ними по морозу, которого больше не ощущал, попутно практикуясь в искусстве исчезания. Я запрыгивал вперед, потом назад, к ним за спину, потом вправо, потом влево – и все это время старался не обращать внимания на светлеющее небо.

Очень меня что-то напрягало в этом рыжеволосом парне.

Ведь знал он, что копы уже в пути, сигнализация верещит как резаная, знал, что его спутники обескуражены и изранены, так какого черта он не пожалел нескольких драгоценных секунд на то, чтобы разрядить оружие? В условиях, когда каждое мгновение на вес золота? Зачем он это сделал?

Я задавал себе вопрос: поступил бы я так же на его месте? И зачем? И единственный ответ, который приходил мне в голову, гласил: только затем, чтобы не пострадал тот, кто рано или поздно это оружие найдет. Фиц пытался изрешетить пулями маленький чикагский домишко – а вместе с ним, учитывая убойную силу пуль, и несколько соседних – и при этом, избавляясь от улик, принял необходимые меры безопасности... Противоречие какое-то.

Любопытно.

Еще любопытнее показалось мне то, что я вообще обратил на это внимание. Обыкновенно, когда кто-то покушается на моих друзей, я мгновенно заношу его в список первоочередных целей на уничтожение и стараюсь сделать его жизнь предельно дискомфортной до тех пор, пока он не перестанет представлять собой угрозы. И как правило, это не мешает мне спать спокойно.

Но на сей раз, черт подери, я не мог броситься в драку очертя голову. Ну конечно, на сей раз те, кто угрожал моим друзьям, не угрожали мне самому. Ни Фиц, ни его команда не могли причинить мне никакого вреда, если только не собирались гулять так до самого восхода солнца, да и я, собственно, тоже не представлял для них никакой опасности. В нормальном состоянии я бы весь кипел в присутствии людей, пытавшихся убить моих друзей. Но теперь...

Мы абсолютно не угрожали друг другу. Надо признаться, это изрядно мешало поддерживать необходимую степень кипения.

Фиц вел свой отряд по заснеженным улицам, задержавшись только раз – чтобы проверить состояние расквашенного им носа. Снежный компресс помог остановить кровотечение, но парень совершенно одурел от боли. Другие тоже не вышли из передряги невредимыми, хотя отделались травмами полегче. Поэтому Фиц сделал еще одну остановку у небольшого ночного магазина, из которого вышел с бутылкой воды и большим пузырьком болеутоляющих таблеток. Пузырек он сунул в руки недоверчивому коротышке, наказав раздать каждому по двойной дозе и двигать дальше.

Им потребовался почти час на то, чтобы выйти из Бак-тауна и направиться в Саутсайд. Многие до сих пор полагают, что Саутсайд представляет собой что-то вроде экономической пустыни, по которой проходит демилитаризованная зона враждующих гангстерских кланов. Это вовсе не так – ну по крайней мере не везде. Есть, конечно, кварталы, куда лучше не заходить в одежде не того цвета или с кожей не того цвета, но они скорее являются исключением, а не правилом. Большая часть Саутсайда довольно разнообразна, значительная его территория занята всякими производствами, и Фиц со своим избитым пешим воинством направился к заброшенной фабрике на краю промзоны.

Она занимала целый квартал – здоровенное здание высотой всего два этажа, зато площадью в несколько акров. Снегоочистители сгребали снег к его стенам – о необходимости прохода и проезда в пустующий дом речи не шло, – так что сугробы окружали дом крепостной стеной. Фиц и его команда перебрались через эту стену в месте, где кто-то вырубил лопатой подобие ступенек. Через покрытую толстым слоем снега стоянку вела узкая протоптанная тропинка – двигаясь цепочкой, они подошли к дверям, запертым на цепь, но Фиц полязгал стальными звеньями, и одна из дверей отворилась настолько, чтобы отряд юнцов – никто из которых не отличался особо капитальной комплекцией – смог протиснуться внутрь.

Я прошел сквозь дверь так, как положено уважающему себя призраку – насквозь. Я честно старался не обращать внимания на дискомфорт, как делал это сэр Стюарт. Оказалось все равно больно – не настолько, чтобы я дико взвыл, но достаточно, чтобы это действовало на нервы. Возможно, «коже» призрака просто требуется время, чтобы привыкнуть. Хорошо еще, порога здесь не было, а то бы я его не одолел. Это место никогда никому не служило домом, а тот, кто разместился здесь теперь, явно не придавал порогу особого значения. Собственно, процесс, превращающий порог в подобие сверхъестественного барьера, так и не получил объяснения или описания; так или иначе, с учетом обстоятельств его отсутствие сыграло мне на руку... Эк я хорошо все придумал...

– И вовсе не так уж и хорошо. Соберись, Дрезден! – буркнул я сам себе. – Думай лучше о деле, тогда тебе не понадобится привыкать ко всем этим аспектам призрачного существования.

Фиц задержался ненадолго и вслух пересчитал всех своих спутников – те, устало переставляя ноги, плелись куда-то в глубь здания. Фабричный цех явно строился исходя из соображений экономии, а не красоты. Окон было мало, да и те выходили не на восток – при том, что до рассвета оставались считаные минуты и отраженные от снега городские огни казались еще ярче. А еще – судя по облачкам пара, вырывавшимся из ртов незадачливых стрелков, – здесь стоял холод.

Фиц достал из кармана фонарик и включил его. Фонарик горел красным огнем и не столько освещал дорогу, сколько обозначал разницу между темнотой обычной и непроглядной. Впрочем, чтобы идти, этого хватало.

– А вот интересно, – подумал я вслух. – В конце концов, я ведь нематериален. А взаимоотношения у призраков и материального мира, похоже, не столь просты и прямолинейны, как у смертных с законами физики. Ну, например, зрачков для преломления света у меня больше нет.

Блин, если уж на то пошло, свет должен проходить сквозь меня – иначе как бы я оставался невидимым? Из чего по логике вещей следовало, что я не вижу мир в общепринятом смысле слова. Чувства мои функционировали теперь как-то по-другому, и воздействие света на сетчатку глаз не имело к этому ни малейшего отношения.

– То есть выходит, для того, чтобы видеть, свет мне не обязателен? – спросил я сам себя.

– Нет, не обязателен, – ответил я сам себе.

На несколько шагов я зажмурил глаза и сосредоточился на одном давнем воспоминании – давным-давно, еще в детстве, я оказался в доме приемных родителей, в темной комнате, когда электричество вырубилось из-за грозы. Я слепо шарил по сторонам в поисках фонарика, зажигалки или спичек. Только минут через десять мне удалось кое-что найти – декоративный стеклянный шарик со снежинками, сувенир Олимпиады в Лейк-Плесиде. Нажмешь на кнопку – и красные, белые и синие снежинки начинают сиять ярким светом.

Стоило комнате превратиться в место, в котором я мог снова ориентироваться, как охватившая меня паника улеглась, будто ее и не было. Я снова мог видеть.

Вот и сейчас, когда я открыл свои призрачные глаза, я видел коридор, по которому мы шли, с кристальной ясностью, словно кто-то включил давным-давно погасшие люминесцентные трубки над головой.

Я невольно усмехнулся. Черт, я и правда мог видеть в темноте!

– Прямо как... черт, не помню, кто из Людей-Икс мог видеть в темноте... или Ночной Змей мог? А впрочем, без разницы. Все они сверхгерои. И я тоже ничего...

Фиц вдруг застыл на полушаге, резко повернулся и, широко раскрыв глаза, направил луч фонаря в мою сторону. Потом резко потянул носом воздух.

Я тоже застыл, уставившись на него.

Все вокруг Фица смолкли и остановились, отреагировав на выказанный им несомненный страх – так ведут себя те, у кого есть повод опасаться хищников. Фиц неуверенно шарил взглядом по коридору, поводя лучом фонаря из стороны в сторону, словно это могло бы помочь ему видеть в темноте хотя бы на несколько дюймов дальше.

– Блин-тарарам, – произнес я. – Эй, парень! Ты что, меня слышишь?

Фиц явно отреагировал на мой голос: он склонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, словно пытаясь обнаружить источник слабого шепота.

– Фиц? – неуверенно прошептал паренек с ножом.

– Цыц! – шикнул на него Фиц, продолжая всматриваться с темноту.

– Эй! Парень! – крикнул я, сложив руки рупором. – Ты меня слышишь?

Краска и так уже сползла с его лица, однако второй оклик вызвал иную реакцию. Он облизнул пересохшие губы и быстро отвернулся.

– Послышалось что-то, – буркнул он. – Ерунда. Пошли.

Все страньше и страньше. Я сунул руки в карманы плаща и зашагал рядом с Фицем, изучая его.

Роста в нем было шесть футов без одного дюйма, и все же он был выше остальных своих спутников. Вряд ли ему исполнилось семнадцать, но взгляд, казалось, принадлежал человеку на несколько десятков лет старше. Должно быть, в жизни ему пришлось нелегко, если он выказывал такую закалку. И ведь он знал о сверхъестественных искусствах хотя бы то, что следы крови можно использовать против ее обладателя.

У левого глаза виднелись шрамы – такие обычно встречаются у боксеров, с той лишь разницей, что у боксеров они, как правило, с обеих сторон лица. Все шрамы собрались у него на одном маленьком клочке кожи. Кто-то, определенно не левша, периодически, время от времени колотил его по одному и тому же месту. Я видел, как быстро умеет двигаться Фиц. Он даже не пытался увернуться.

Блин-тарарам! На нас нападал Оливер Твист.

У Фица и его команды ушло добрых пять минут на то, чтобы добраться до места, служившего, судя по всему, производственным цехом. Это было высокое, футов тридцать высотой помещение с зенитными фонарями на потолке, производившее впечатление интерьера из фильма-катастрофы.

Повсюду стояли заброшенные станки. Застывший много лет назад конвейер зарос паутиной и покрылся пылью. Пустые полки и стеллажи не давали возможности понять, что же именно здесь производили. В проходе стояло несколько открытых стальных бочек, наполненных всяким горючим хламом, преимущественно обломками деревянных дверей и полок, собранных, похоже, со всего здания. Между этими самодельными очагами валялись потрепанные спальные мешки и рюкзаки со скудными пожитками.

Поверх одной из бочек-очагов лежала стальная решетка – импровизированный гриль. Над ним склонился мужчина. Худой – ни дать ни взять скелет, одетый только в пару джинсов в обтяжку. Кожа его была мучнисто-белой. Лысую голову сплошь покрывали татуировки – неровно нанесенные магические знаки, преимущественно охранительного характера. Клочковатая борода казалась пегой из-за обилия каштановых, черных и седых прядей.

На решетке стояло несколько банок консервированных бобов и чили – судя по всему, дожидались Фицева отряда, который выказывал к ним несомненный интерес. Лысый тип нарочито не замечал возвращения Фица, и отряд почти пять минут терпеливо переминался с ноги на ногу.

– Все сделано? – спросил он наконец, так и не оборачиваясь.

– Нет, – ответил Фиц.

– А где оружие?

– Нам пришлось его спрятать.

Плечи у лысого типа вдруг напряженно ссутулились.

– Прошу прощения?

Фиц инстинктивным движением поднял руку к левому глазу, но сразу же поспешно опустил ее.

– Случилась авария. Приближалась полиция. Нам надо было уходить, и мы не могли нести оружие с собой.

Лысый распрямился и повернулся к Фицу. Глаза у него оказались темные, глубоко посаженные, и в них полыхал гнев.

– Вы потеряли! Оружие! Оружие, которое обошлось мне так дорого.

– Оружие пришлось бы выбросить в любом случае, – сказал Фиц. – И от нас не было бы никакого толку, если бы мы сели в тюрьму.

Взгляд у лысого вспыхнул, он что-то взвизгнул. В воздухе громыхнул гром, и невидимая сила, ударив Фица в грудь, отшвырнула его футов на десять. Еще десяток футов он катился по бетонному полу и лишь после этого наконец застыл.

– Толку? – взвизгнул лысый. – Толку? Да от вас вообще никакого толку! Ты хоть представляешь себе, каковы могут быть последствия твоего идиотизма? Сколько групп вроде вашей уничтожены фоморами? Или Леди-Оборванкой? Идиот!

Фиц лежал на полу, съежившись калачиком и даже не пытаясь приподнять голову. Он лежал в надежде не разозлить лысого еще сильнее. Судя по крепко стиснутым зубам, он приготовился к новой боли и четко осознавал, что поделать с этим не может ничего.

– Все же было проще простого! – продолжал лысый. – Я поручил вам задачу, с которой даже вусмерть обдолбанные справлялись как нечего делать. И это оказалось для вас сложным? Ты это хочешь сказать?

Для искреннего голос Фица звучал слишком ровно. Он привык скрывать свой страх, свою уязвимость.

– Мне жаль. Там оказалась Леди-Оборванка. Мы не смогли подобраться ближе. Она бы от нас мокрого места не оставила. Пришлось обстрелять их с ходу и уходить.

Гнев лысого как рукой сняло. Он смотрел на юнца сверху вниз, и лицо его не выражало ровным счетом ничего.

– Если тебе известна причина, – произнес он мягким тоном, – по которой тебе можно позволить дышать, Фиц, тебе лучше назвать ее прямо сейчас.

Фиц умел прятать свои чувства, но ночь выдалась для него слишком тяжелая. Дыхание его участилось.

– Смысл атаки был не в том, чтобы поубивать их всех, вы ведь сами говорили. Смысл был в том, чтобы нас не трогали, а то мы дадим сдачи. Мы им это показали. Значит, поставленную цель мы выполнили.

Лысый смотрел на него не шевелясь.

Я видел, что на лице у Фица выступили капли пота.

– Это не... Не... Послушайте, я могу вернуть эти автоматы. Правда могу. Я пометил место, где мы их закопали в снег. Я могу пойти и принести их.

Лысый сделал шаг вперед и пнул его ногой в живот. Удар вышел ленивый, равнодушный какой-то, как бы механический. Похоже, лысый принял решение – он повернулся и подошел к самодельной плите.