355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джидду Кришнамурти » Немедленно измениться » Текст книги (страница 5)
Немедленно измениться
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:46

Текст книги "Немедленно измениться"


Автор книги: Джидду Кришнамурти



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава XI. ДИСЦИПЛИНА

Посетитель: Я вырос в очень стесняющем окружении, в условиях строгой дисциплины; этой дисциплине было подчинено не только внешнее поведение – меня научили также внутренне дисциплинировать себя, контролировать свои мысли и склонности, регулярно делать некоторые вещи. В результате я оказываюсь настолько тесно огражден со всех сторон, что не в состоянии, что-либо сделать легко, свободно, радостно. Когда я вижу то, что творится вокруг меня в этом пермиссивном обществе, вижу небрежность, грязь, неконтролируемое поведение, безразличное отношение к манерам, – я шокирован, хотя в то же время мне втайне самому хочется делать некоторые из этих вещей. Все же дисциплина внедряла какие-то ценности; она приносила с собой разочарования и искажения, но, несомненно, известная доля дисциплины необходима. Например, нужно уметь прилично сидеть, есть, как следует, проявлять внимание в разговоре. Без дисциплины невозможно познать красоту музыки, литературы, живописи. Хорошие манеры и воспитание открывают великое множество оттенков в повседневном социальном общении. Когда я наблюдаю нынешнее поколение, я вижу, что эти люди обладают прелестью молодого возраста; но без дисциплины их прелесть скоро увянет, и они сделаются довольно нудными стариками и старухами. Во всем этом заключена некоторая трагедия. Вы видите молодого человека, гибкого, живого, красивого, с ясными глазами и приятной улыбкой, – и несколько лет спустя вы снова видите его – уже почти неузнаваемым. Он стал небрежным, грубым, безразличным, полным общих мест, весьма респектабельным, жестоким, некрасивым, скрытным и сентиментальным. Конечно, дисциплина спасла бы его. Я сам подвергался воздействию дисциплины почти до предела возможного; и мне часто хочется узнать, где находится средний путь между этим пермиссивным обществом и культурой, в которой был воспитан я. Не существует ли какого-нибудь способа жить без искажения, без подавления, свойственного дисциплине, оставаясь, однако, внутренне высоко дисциплинированным?

Кришнамурти: Слово «дисциплина» означает «учиться», а не «приспосабливаться» – то есть не подавлять, не подражать образцу того, что признали благородным общепринятые авторитеты. Этот вопрос весьма сложен, так как в него включено несколько аспектов: ученье, суровость, свобода, восприимчивость, уменье видеть красоту любви.

В ученье нет накопления. Знание отличается от учения. Знание есть накопление, выводы, формулы; а ученье – это постоянное движение, движение без центра, без начала или конца. Для того, чтобы узнавать нечто о себе, в ученье не должно быть накоплений: если они имеются, у нас будет не процесс ученья, не изучение себя, а просто прибавление к накопленным знаниям о себе. Ученье есть свобода восприятия, свобода видеть. И если вы не свободны, вы не можете учиться. Поэтому само такое учение и есть своя собственная дисциплина – вам не нужно дисциплинировать себя, а затем учиться. Итак, дисциплина – это свобода. Последнее обстоятельство отрицает всякое приспосабливание и контроль, потому что контроль есть подражание какому-то образцу. Образец является подавлением, подавлением «того, что есть»; а когда существует формула того, что хорошо и что плохо, подвергается отрицанию возможность изучать «то, что есть». Изучать «то, что есть» – значит быть свободным от «того, что есть». Таким образом, ученье представляет собой наивысшую форму дисциплины. Ученье требует разума и восприимчивости.

Суровость священника или монаха является жестокой. Они отказываются от некоторых своих склонностей, но не отказываются от других, которые допускаются обычаем. Святой являет собой пример грубого насилия. Обычно суровость отождествляется с самоотречением, достигаемым при помощи жестокой дисциплины, муштровки и приспособления. Святой старается побить рекорд, подобно атлету. Понимание ложности этого пути приносит свою собственную суровость. Святой глуп и фальшив. Видеть это – есть разум. Такой разум не станет прыгать от пропасти к противоположной крайности. Разум – это чувствительность, которая понимает крайности и потому избегает их. Но разум не есть благоразумие посредственности, которая остается на полпути между двумя крайностями. Ясно постичь все это и значит учиться. Для учения должна существовать свобода от всех выводов и предубеждений. Такие умозаключения и предвзятые мнения являются следствием наблюдения, осуществляемого из некоторого центра, из «я», которое желает и направляет.

Посетитель: Не хотите ли вы просто сказать, что правильно смотреть можно лишь тогда, когда вы объективны?

Кришнамурти: Да, но слово «объективный» недостаточно. То, о чем мы говорим, – это не безжалостная объективность микроскопа, а состояние, в котором налицо сочувствие, проникновенность, глубина. Как мы сказали, дисциплина – это ученье; и изучение суровости не приносит изучающему насилия над собой или над другим человеком. А дисциплина в ее обычном понимании как раз и есть акт воли, то есть насилие.

Кажется, во всем мире люди думают, что свобода представляет собой плод продолжительной дисциплины. Ясно видеть – это и есть своя собственная дисциплина. Для того, чтобы ясно видеть, должна существовать свобода, а не контролируемое зрение. Поэтому свобода находится не в конце дисциплины; понимание свободы составляет свою собственную дисциплину. Оба эти явления нераздельно идут вместе: когда вы отделяете одно из них от другого имеет место конфликт. Для преодоления этого конфликта появляется воля – и порождает еще больший конфликт. Эта цепь не имеет конца. Так что свобода существует в начале, а не в конце; начало и есть конец. Изучать все это есть своя особая дисциплина. Само учение требует чувствительности. Если вы нечувствительны по отношению к себе – к своему окружению, к взаимоотношениям, по отношению к тому, что происходит вокруг вас, – в кухне или во всем мире, – тогда сколько бы вы ни дисциплинировали себя, вы только сделаетесь более и более нечувствительным, более и более эгоцентричным; а это порождает неисчислимые проблемы. Учиться – значит быть чувствительным по отношению к себе и ко внешнему миру, потому что внешний мир – это вы; и вот если вы чувствительны по отношению к себе, вы непременно будете чувствительны и к миру. Такая чувствительность представляет собой наивысшую форму разума. Это не та чувствительность, которой обладает специалист – врач, ученый или художник. Подобная фрагментарность не приносит подлинной чувствительности.

И как можно любить, если у вас нет чуткости? Сентиментальность и эмоциональность отрицают чуткость, потому что они ужасающе жестоки; они несут ответственность за войны. Поэтому дисциплина не есть муштровка сержанта – будь то на плацу или в вашей внутренней жизни, – которая лежит в сущности воли. Учение в продолжение всего дня и во время сна обладает своей собственной необыкновенной дисциплиной, которая так же нежна, как свежий лист весной, которая обладает быстротой света. В ней скрыта любовь. Любовь имеет свою собственную дисциплину, и ее красота ускользает от ума, который вымуштрован, сформирован, замучен, поставлен под контроль. Без такой дисциплины ум не в состоянии пойти достаточно далеко.

Глава XXII. ТО, ЧТО ЕСТЬ

Посетитель: Я много читал по философии, психологии, религии и политике, – и все это в большей или меньшей степени посвящено человеческим взаимоотношениям. Я читал и ваши книги; все они имеют дело с мыслями и идеями; в какой-то мере я сыт этим по горло. Я плавал в океане слов, и куда бы я ни направлялся, всюду оказываются новые слова, а мне предлагаются действия, проистекающие из этих слов: советы, увещевания, обещания, теории, анализы, средства. Конечно, человек отбрасывает все это в сторону – таким образом, поступили и вы сами. Но для большинства ваших читателей или слушателей то, что вы говорите, остается всего лишь словами. Возможно, есть люди, для кого все это больше, чем слова, для кого там существует нечто в высшей степени реальное; но я говорю о большинстве из нас. Мне хотелось бы выйти за пределы слова, идеи, жить в целостных взаимоотношениях со всеми вещами. Ведь, в конце концов, это и есть жизнь. Вы говорили, что человек должен быть своим учителем и своим учеником. Могу ли я жить в величайшей простоте, без принципов, верований и идеалов? Могу ли я жить свободно, зная, что я порабощен миром? Кризисы не стучатся в двери перед своим появлением, вызовы повседневной жизни уже находятся здесь, прежде чем вы их осознаете. Зная все это, будучи вовлеченным во многие из таких явлений, гоняясь за различными призраками, я спрашиваю себя, как могу я жить правильно, с любовью, с ясностью, с радостью, без усилий? Я не спрашиваю, как жить; я спрашиваю о самой жизни; потому что «как» отрицает именно действительную жизнь. Благородство жизни – это не практика благородства.

Кришнамурти: Когда вы установили все эти факты, где вы находитесь? Действительно ли вы хотите жить с благословением, с любовью? Если да, то где же тогда проблема?

Посетитель: Действительно хочу, но это ни к чему меня не приводит. Многие годы я хочу, я хочу жить таким образом, но не могу.

Кришнамурти: Итак, хотя вы отрицаете идеал, верование, указание, вы очень тонко и хитро требуете того же, чего требует каждый человек: это конфликт между «тем, что есть» и «тем, что должно быть».

Посетитель: Даже без «того, что должно быть» я вижу, что «то, что есть», отвратительно. Обманывать себя и не видеть этого было бы гораздо хуже.

Кришнамурти: Если вы видите «то, что есть», тогда вы видите вселенную, и отрицание «того, что есть» является началом конфликта. В «том, что есть» находится красота вселенной; и жить с «тем, что есть» без усилий – это добродетель.

Посетитель: «То, что есть» включает также смятение, насилие, любую форму человеческой аберрации. И жить с этим вы считаете добродетелью? Но не будет ли такой образ жизни черствостью, безумием? Совершенство заключается не в том, чтобы полностью отбросить все идеалы! Сама жизнь требует, чтобы я прожил ее красиво, подобно орлу в небесах: переживать чудо жизни с чем-либо меньшим, нежели тотальная красота – это ненормально.

Кришнамурти: Тогда живите так!

Посетитель: Не могу – и живу не так.

Кришнамурти: Если вы этого не можете, тогда живите в смятении; не боритесь с ним. Зная все связанные с ним страдания, живите с ним; это – «то, что есть». И такая жизнь без конфликта освобождает нас от «того, что есть».

Посетитель: Вы говорите, что единственная наша ошибка в том, что мы самокритичны?

Кришнамурти: Совсем нет. Вы недостаточно критичны. В своей самокритичности вы идете только до определенных пределов. Необходимо подвергнуть критике, подвергнуть проверке то самое существо, которое критикует. Если такая проверка представляет собой сравнение, если она производится при помощи линейки, тогда эта линейка есть идеал. Если же совсем нет никакой линейки – иными словами, если нет ума, который постоянно сравнивает и измеряет, – вы можете наблюдать «то, что есть»; и тогда «то, что есть» более не останется тем же самым.

Посетитель: Я наблюдаю себя без линейки и я все еще отвратителен.

Кришнамурти: Всякая проверка означает, что линейка есть. Но возможно ли наблюдать таким образом, чтобы существовало только восприятие без воспринимающего субъекта?

Посетитель: Что вы хотите этим сказать?

Кришнамурти: Есть процесс рассматривания. Он неизбежно сопровождается интерференцией, искажениями; и это уже не рассматривание. Вместо этого у нас имеет место оценка самого рассматривания. Оба процесса так же различны, как мел и сыр. Существует ли восприятие вас самих без искажения, только абсолютное восприятие вас таким, каковы вы есть?

Посетитель: Да.

Кришнамурти: Существует ли безобразие в таком восприятии?

Посетитель: В восприятии безобразия нет; оно существует только в том, что воспринимается.

Кришнамурти: Ваш способ восприятия – это вы сами. Праведность заключается в чистоте рассматривания; это внимание без искажений меры и идеи. Смотреть без искажений – значит любить; и действие такого восприятия есть действие добродетели. Ясность восприятия будет действовать во все время жизни. Это и будет жизнью, подобной жизни орла в небе; это и окажется жизнью в красоте и в любви.

Глава XIII. ИСКАТЕЛЬ

Посетитель: Чего я ищу? По-настоящему я не знаю этого; но во мне имеется огромное стремление к чему-то гораздо большему, чем комфорт, удовольствие и удовлетворенность достижениями. Мне случалось иметь все это, однако, существует нечто гораздо большее, нечто, находящееся в бездонной глубине и молящее об освобождении, нечто, старающееся что-то мне сказать. Много лет я испытываю такое чувство, но когда я рассматриваю его, оказывается, что я как будто неспособен к нему прикоснуться. Тем не менее оно всегда там, это стремление выйти за пределы гор и небес, что-то найти. А может быть, только я не в состоянии увидеть. Не говорите мне, как нужно смотреть: я прочел многое из написанного вами, и я знаю, что вы имеете в виду. Я хочу дотянуться до того, чего нельзя достать рукой, и взять эту вещь очень просто, хотя сам прекрасно знаю, что своими пальцами не смогу удержать ветер. Говорят, что если аккуратно сделать операцию на опухоли, ее можно удалить неповрежденной, в одной оболочке. Мне хотелось бы точно таким же движением взять всю эту землю, небеса, облака и моря, и в одно мгновенье войти в состояние блаженства. Возможно ли это вообще? Как мне переплыть на ту сторону, как пересечь воды без лодки и без весел? Я чувствую, что это единственный путь.

Кришнамурти: Да, это единственный путь – странным, непонятным, непередаваемым образом очутиться на другом берегу и жить оттуда, во всем действуя и поступая так, как человек поступает в повседневной жизни.

Посетитель: Разве это состояние доступно только для немногих? А для меня? Я действительно не знаю, что делать. Я сидел в безмолвии; я изучал, рассматривал, дисциплинировал себя; я полагаю, что все это делалось достаточно разумно; и, конечно, я уже давно отказался от храмов, святилищ и священнослужителей. Я не желаю переходить от одной системы к другой; все это слишком бесплодно. Итак, вы видите, что я пришел сюда с полной простотой.

Кришнамурти: Я сомневаюсь в том, чтобы вы были так просты, как вы думаете! Из какой глубины вы задаете этот вопрос, с какой любовью, с какой красотой? Могут ли ваши ум и сердце принять это состояние? Обладают ли они чуткостью к малейшему шепоту того, что приходит неожиданно?

Посетитель: Если все это так тонко, насколько оно истинно, насколько реально? Внутреннее впечатление от подобной тонкости обычно бывает мимолетным и несущественным.

Кришнамурти: Так ли это? Разве все должно быть написано на школьной доске? Пожалуйста, сэр, давайте выясним, действительно ли наш ум и сердце способны воспринимать неизмеримое – а не просто слова.

Посетитель: Этого я как следует не знаю, и в этом моя проблема. Я почти все делал вполне разумно, отбрасывая все очевидные глупости, такие как национальность, организованная религия, вера – этот бесконечный поток бессмыслиц. Я думаю, что обладаю состраданием, что мой ум способен схватить жизненные тонкости; но ведь, конечно, этого недостаточно? Так что же требуется? Что я должен делать или чего не делать?

Кришнамурти: Ничего не делать. гораздо важнее, чем что-то делать. Может ли ум быть полностью бездейственным и, благодаря этому, в высшей степени активным? Любовь не есть деятельность мысли; это не результат хорошего поведения или общепринятой праведности. Поскольку вы не в состоянии культивировать любовь, вы не можете ничего сделать по отношению к любви.

Посетитель: Я понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что бездействие есть высшая форма действия: это не означает ничегонеделания. Но я как-то неспособен постичь это сердцем. Может быть, так получается только потому, что мое сердце пусто, что оно устало от всех действий? Может быть, поэтому такое бездействие кажется мне привлекательным? Нет. Я возвращаюсь к своему первоначальному чувству, которое говорит мне, что эта любовь существует где-то здесь; и я знаю также, что это единственно стоящая вещь. Но и после того, как я это сказал, мои руки все еще пусты.

Кришнамурти: Значит ли это, что вы более не ищите, не говорите себе втайне: «Я должен достичь, добиться, ибо есть нечто, превышающее высочайшие горы!»?

Посетитель: Вы хотите сказать, что мне необходимо оставить чувство того, что существует нечто, превышающее все горы, – то чувство, которое я так долго имел?

Кришнамурти: Вопрос не в том, чтобы что-то оставлять; но, как мы только что сказали, существует лишь две эти вещи: любовь и ум, лишенный мысли. Если вы действительно покончили, если вы по-настоящему закрыли двери за всеми глупостями, которые придумал человек в своих исканиях чего-то другого, если вы в самом деле положили им конец, – что тогда представляют собой эти вещи – любовь и пустой ум? Или это просто еще два слова, которые не отличаются от любых других?

Посетитель: У меня есть глубокое чувство, что это не так; но я не уверен. Поэтому я опять спрашиваю, что мне делать.

Кришнамурти: Вы знаете, что это такое – находиться в общении с тем, что мы только что сказали о любви и об уме?

Посетитель: Думаю, да.

Кришнамурти: Я сомневаюсь в этом. Если бы у вас существовало общение с этими двумя явлениями, больше не было бы необходимости что-то говорить. Если у нас имеется с ними общение, тогда всякое действие будет исходить оттуда.

Посетитель: Беда в том, что я все еще думаю, что существует нечто, и его нужно открыть, а оно все поставит на свое место, все приведет в порядок.

Кришнамурти: Без этих двух явлений нет никакой возможности идти дальше. Без них вообще нельзя никуда идти!

Посетитель: Могу ли я находиться в общении с этой сферой все время? Я способен видеть, что когда нахожусь в вашем присутствии, я в какой-то мере могу с ней общаться. Но сумею ли я удержать это общение?

Кришнамурти: Желание удержать его есть шум – а потому и его утрата.

Глава XIV. ОРГАНИЗАЦИЯ

Посетитель: Я принадлежал ко многим организациям – религиозным, деловым, политическим. Очевидно, нам необходимо иметь какой-то род организации, без этого жизнь не могла бы продолжаться; поэтому, прослушав вас, я хочу знать, каковы взаимоотношения между свободой и организацией. Где начинается свобода и кончается организация? Каковы взаимоотношения между религиозными организациями и мокша, или освобождением?

Кришнамурти: Поскольку люди живут в очень сложном обществе, организации необходимы чтобы осуществлять связь, путешествовать, обеспечивать людей пищей, одеждой, жильем; они необходимы для всего процесса современной жизни в городах или в сельской местности. И вот этот процесс следует организовывать действенно и гуманно, не только ради выгоды немногих, но для каждого человека, без разделения на национальности, расы или классы. Эта земля – наша, не ваша, не моя. Для того, чтобы счастливо жить в физическом мире, должны существовать разумные, рациональные и действенные организации. Но сейчас имеет место беспорядок, потому что налицо разделение. Миллионы голодают во время гигантского процветания. Продолжаются войны, возникают конфликты, проявляется жестокость в различных формах. Далее, существуют организации верующих, религиозные организации, которые опять-таки порождают разъединение и войну. К этому беспорядку и хаосу людей привела мораль, которой они следуют. Таково действительное положение дел в мире. И когда вы спрашиваете о взаимоотношениях между организацией и свободой, – разве вы не отделяете свободу от повседневного существования? Когда вы отделяете ее таким образом от жизни, как нечто совершенно с ней не связанное, разве это обстоятельство само по себе не является конфликтом и беспорядком? Поэтому подлинный вопрос таков: возможно ли жить в свободе и организовывать жизнь, исходя из этой свободы, в этой свободе?

Посетитель: Тогда не было бы никакой проблемы. Но жизнь организуется не вами; другие делают это за вас. Правительство и прочие власти посылают вас на войну или определяют вашу работу. Поэтому вы не в состоянии организоваться просто ради самих себя, исходя из свободы. Самая суть моего вопроса в том и заключается, что организация, навязываемая нам правительством, обществом, моралью, не является свободой. И если мы ее отвергнем, мы окажемся охвачены революцией или какой-нибудь социальной реформацией, которая представляет собой путь к началу того же самого цикла, что и прежний. Во внешней и внутренней жизни мы вовлечены в организацию, которая ограничивает свободу. Мы или подчиняемся, или восстаем; мы пойманы в ловушку. Поэтому, кажется, не существует никакой возможности организовать нечто, исходя из свободы.

Кришнамурти: Мы не понимаем, что мы сами создали это общество, этот беспорядок, эти стены; за все это несет ответственность каждый из нас. Общество – то же, что и мы. Оно не отличается от нас. Если мы находимся в конфликте, если мы скупы, завистливы, боязливы, мы создадим такое же общество.

Посетитель: Но ведь существует различие между индивидом и обществом. Я вегетарианец, а общество убивает животных. Я не хочу идти на войну, но общество принудит меня к этому. И вы говорите, что эта война – дело моих рук?

Кришнамурти: Да, она лежит на вашей ответственности. Вы породили ее своим национализмом, своей алчностью, завистью и ненавистью. Вы ответственны за войну до тех пор, пока принадлежите к какой-то национальности, расе, вере. Только те люди, которые свободы от таких вещей, могут сказать, что они не создавали этого общества. Поэтому наша обязанность – следить, чтобы мы изменились, а также помогать изменяться другим без насилия и кровопролития.

Посетитель: Это означает организованную религию?

Кришнамурти: Совсем нет. Организованная религия основана на вере и на авторитете.

Посетитель: Куда же это приведет нас в нашем первоначальном вопросе о взаимоотношениях между свободой и организацией. Организация всегда навязана окружением или досталась нам в наследство от него; а свобода всегда идет изнутри, и между этими двумя происходит столкновение.

Кришнамурти: Откуда вы собираетесь начать? Вы должны начать со свободы. Где существует свобода, там есть любовь. Эта свобода и эта любовь покажут вам, когда нужно сотрудничать, а когда этого делать не следует. Здесь нет акта выбора, потому что выбор есть результат путаницы. Любовь и свобода – это и есть разум. Поэтому мы заняты не разделением между организацией и свободой, а тем, можем ли мы жить в этом мире вообще без разделения. Именно разделение отрицает свободу и любовь, а не организация. Когда организация разделяет, это ведет к войне. Вера в любой форме, идеалы, даже самые благородные или действенные, вызывают разделение. Организованная религия является точно такой же причиной разделения, как национальные и государственные группировки. Поэтому обращайте внимание на те вещи, которые разделяют, которые создают разделение между людьми, индивидуальное или коллективное. Такое разделение вызывают семья, церковь и государство. То, что важно, – это движение мысли, которое разделяет. Сама мысль всегда производит разделение, поэтому любое действие, основанное на идее или идеологии, создает разделение. Мысль культивирует предубежденность, мнение, суждение. Будучи внутренне разделенным, человек ищет свободы, исходя из этого разделения. Неспособный найти ее, он надеется слить воедино различные раздельные части; но, конечно, это невозможно. Вы не в состоянии слить воедино два предрассудка. Жить в этом мире свободно – значит жить с любовью, избегая всяких форм разделения. Когда же будут существовать свобода и любовь, тогда этот разум будет действовать в сотрудничестве – а также будет знать, когда сотрудничать не надо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю