Текст книги "Первая и последняя свобода"

Автор книги: Джидду Кришнамурти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

 Так что с помощью практики, путём привычки, путём культивирования шаблона ум только достигает того, что он сам себе наметил. Следовательно, он не свободен; поэтому он не может представить себе того, что неизмеримо. Осознавать весь этот процесс – почему вы постоянно подгоняете себя под обще ственное мнение; под определённых святых; весь этот бизнес подчинения мнению, либо святого, либо соседа, что одно и то же, – осознавать всё это приспособление путём практики, с помощью тонких способов подавления себя, отрицания, утверж дения, возвышения, всего, что включает приспособление к образцу, подчинение шаблону, – это уже начало свободы, из которой исходит добродетель. Добродетель, конечно, не культивирование определённой идеи. He-жадность, к примеру, если она преследуется как цель, больше уже не добродетель, не так ли? Это как если вы осознаёте, что вы не-жадны – добродетельны ли вы? Это как раз то, что мы делаем с помощью дисциплины.

 Дисциплина, подчинение, приспособление, практика – все они только придают ещё большую силу сознанию, что выпредставляете собой что-то, только усиливают сознание собственной значимости. Ум практикует неалчность, и, следовательно, он не свободен от своего собственного сознания себя как неалчного; поэтому неалчен он не в реальности. Он просто набросил на себя новый покров, который он назвал неалчностью. Мы можем видеть целиком весь процесс всего этого: мотивация, желание результата, цели, приспособление к образцу, желание быть в безопасности в погоне за образцом – всё это просто движение от известного к известному, всегда в пределах процесса ума, заключающего себя в свои собственные рамки. Видеть всё это, осознавать это – начало разума, а разум не представляет собой ни добродетель, ни не-добродетель, он не может быть втиснут в образец ни добродетели, ни не-добродетели. Разум приносит свободу, а свобода – не вседозволенность, не беспорядок. Без этого разума не может быть добродетели; добродетель даёт свободу, а в свободе в жизнь вступает реальность. Если вы видите весь процесс целиком и полностью, во всей его сути, тогда вы обнаруживаете, что нет никакого конфликта. Это потому, что мы пребываем в конфликте и хотим убежать от этогоконфликта, мы и перебираем всевозможные формы дисципли ны, отрицаний и утверждений. Когда мы видим, что представ ляет собой процесс конфликта, вопроса о дисциплине нет, потому что тогда мы каждый миг понимаем пути конфликта. Это требует огромной бдительности – наблюдения себя всё время; удивительно здесь то, что хотя вы можете и не наблюдать всё время, но присутствует регистрирующий процесс, протекаю щий внутренне, и коль скоро есть такое намерение – чувствительность, внутренняя восприимчивость, чуткость всё время фиксирует картину, проекцию которой она может показать, когда вы будете спокойны.

 Следовательно, это не вопрос дисциплины. Чувствительность никогда не приходит путём принуждения. Вы можете заставить ребёнка делать что-то, поставить его в угол, и он может затихнуть; но внутренне, возможно, у него всё кипит, и он, гля дя в окно, что-то делает, чтобы убежать. Это то, что мы всё ещё делаем. Так что вопрос о дисциплине и о том, кто прав и кто не прав, может быть разрешён только вами самими.

Итак, вы видите, мы боимся пойти не туда, потому что мы хотим быть успешными. Страх – подкладка желания быть дисциплинированным, но неизведанное не может быть поймано в сеть дисциплины. Напротив, неизведанное должно иметь свободу, а не шаблон вашего ума. Именно поэтому спокойствие ума столь существенно. Когда ум сознаёт, что он спокоен, это уже больше не спокойствие; когда ум сознаёт, что он не-жадный, свободен от жадности, ум опознаёт себя в новой одежде не-жадности – но это не спокойствие. Вот почему следует также в этом вопросе понимать проблему того, кто контролирует, и того, что контролируется. Они – не отдельные феномены, но единый феномен: контролирующий и контролируемое – одно целое.

6. ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ

 ВОПРОС:   Я начинаю осознавать, что я очень одинок. Что мне делать?

КРИШНАМУРТИ: Спрашивающий хочет знать, почему он чувствует одиночество. Знаете ли вы, что такое одиночество, осознаёте ли вы его? Я очень сомневаюсь в этом, ведь мы нивелируем себя в деятельности, в книгах, во взаимоотношениях, в идеях, которые действительно не дают нам осознавать одиночество. Что мы подразумеваем под одиночеством? Это ощущение пустоты, когда ничего нет, исключительной неуверенности, когда ни в чём нет опоры. Это не отчаяние, не безнадёжность, но чувство пустоты, чувство опустошённости, чувство растерянности. Уверен, мы все чувствовали это, счастливые и несчастливые, очень-очень активные и те, кто привержен знанию. Все они это знают. Это чувство настоящей неизбывности боли, боли, которую ничем невозможно прикрыть, хотя мы и пытаемся сделать это.

Давайте подойдём к этой проблеме ещё раз, чтобы увидеть, что на самом деле происходит, увидеть, что вы делаете,когда чувствуете себя одиноким. Вы пытаетесь уйти от своего чувства одиночества, вы пытаетесь заняться книгой, вы следуете за каким-нибудь лидером, или вы идёте в кино, или вы становитесь очень-очень активным в социальной сфере, или вы идёте, чтобы поклоняться и молиться, или вы занимаетесь живописью, или вы пишите поэму об одиночестве. Вот что на самом деле происходит. Осознав одиночество, боль одиночества, необычайный и бездонный страх, который оно внушает, вы ищете, как этого избежать, и это становится для вас более важным, и отсюда ваша деятельность, ваше знание, ваши боги, ваше радио – всё это обретает важность, не так ли? Когда для вас становятся важными второстепенные ценности, они ведут вас к несчастью и хаосу; второстепенные ценности – неизбежно чувственные ценности; и современная цивилизация, основанная на них, даёт вам эти возможности бегства – бегства посредством вашей работы, вашей семьи, вашего имени, ваших занятий, посредством занятий живописью и так далее; вся наша культура зиждется на таком бегстве. Наша цивилизация основана на нём, и это факт.

 Вы когда-нибудь пытались оставаться в одиночестве? Если вы попытаетесь, вы почувствуете насколько это необычайно трудно и сколь чрезвычайно разумными мы должны быть, чтобы оставаться в одиночестве, потому что ум не даст нам оставаться в одиночестве. Ум становится беспокойным, он занимает себя способом ухода, бегства – так что же мы делаем? Мы пытаемся заполнить эту чрезвычайную пустоту известным. Мы находим, как быть деятельными, как быть социально активными; мы знаем, как учиться, как включить радио. Мы заполняем то, что мы не знаем, тем, что мы знаем. Мы пытаемся заполнить эту пустоту разнообразными видами знания, взаимоотношениями или вещами. Не так ли? Таков наш процесс, таково наше существование. Сейчас, когда вы осознаёте, что вы делаете, вы всё ещё думаете, что вы можете заполнить эту пустоту? Вы испробовали все способы заполнения этой пустоты одиночества. Удалось ли вам её заполнить? Вы попробовали кино и не преуспели, потому вы следуете за вашим гуру и вашими книгами или вы становитесь очень социально активными. Удалось ли вам заполнить эту пустоту? – или вы просто прикрыли её? Если вы просто прикрыли её, она всё ещё здесь; следовательно, она вернётся. Если вы способны сбежать совершенно, вы окажетесь запертыми в сумасшедшем доме или вы становитесь очень и очень тупым. Именно это и происходит в мире.

 Может ли эта пустота, эта опустошённость, быть заполненной? Если нет – можем ли мы убежать от неё, уйти от неё? Если вы попробовали один способ ухода и нашли, что он не представляет ценности, – не окажутся ли и все остальные способы бегства столь же никчёмными? Не имеет значения, заполняете ли вы пустоту тем или этим. Так называемая медитация – тоже форма ухода, бегства. Перемена способа ухода не имеет значения.

 Как же тогда вам найти, что делать с этим одиночеством? Вы найдёте это, только когда прекратите уходить от него, убе гать. Разве не так? Когда вы намерены встретить лицом к лицу то, что есть – а это означает, что вы не должны включать радио, это означает, что вы должны повернуться спиной к цивилизации, – тогда наступает конец этого одиночества, потому что оно полностью преображено. Это больше не одиночество. Если вы понимаете то, что есть,тогда то, что есть – реальность. Ведь ум беспрестанно избегает того, что есть, уходит от него, отказывается видеть его, он сам создаёт себе помехи. Оттого что у нас такое множество помех, которые не дают нам увидеть, мы не понимаем того, что есть, и поэтому уходим от реальности; все эти помехи были созданы умом, для того чтобы не видеть того, чтоесть. Чтобы видеть то, что есть, требуется не только большая мера способности к этому и осознание действия, но также отвернуться от всего выстроенного вами – от ваших банковских счетов, от вашего имени и всего того, что вы называете цивилизацией. Когда вы увидите то, что есть, вы обнаружите, как преобразилось одиночество.

7. О СТРАДАНИИ

 ВОПРОС:   В чём значение боли и страдания?

 КРИШНАМУРИ: Когда вы страдаете, когда вы испытываете боль – в чём значение этого? Физическая боль имеет одно значение, но вы, вероятно, имеете в виду психологическую боль и страдание, которое имеет совсем иное значение на разных уровнях. В чём значение страдания? Почему вы хотите найти значение страдания? Не то, что оно не имеет значения – мы собираемся выяснить это. Но почему вы хотите это выяснить? Почему вы хотите выяснить почему вы страдаете? Когда вы задаёте себе этот вопрос: «Почему я страдаю?» и ищете причину страдания – не уходите ли вы от страдания? Когда я ищу значение страдания, разве я не избегаю, не ухожу от него, не бегу от него? Факт заключается в том, что я страдаю; но в тот момент, когда я заставляю ум работать с этим и говорю: «Ну почему?» – я уже смягчаю интенсивность страдания. Иными словами, мы хотим, чтобы страдание смягчилось, облегчилось, ушло, мы хотим покончить с ним объяснением. Это, конечно, не даёт понимания страдания. Если я свободен от этого желания убе жать от страдания, тогда я начинаю понимать, в чём состоит содержание страдания.

Что такое страдание? Беспокойство – не так ли? – на различных уровнях, на физическом уровне и разных уровнях подсознания. Это та болезненная форма беспокойства, которая мне не нравится. Мой сын умер. Я связал с ним все мои надежды – или вокруг моей дочери, моего мужа, что хотите. Я наделил его всем, чем мне хотелось, чтобы он был, и я сохранял его как своего компаньона – вы знаете все эти вещи. И вдруг он ушёл. Отсюда смятение, не так ли? Это смятение я называю страданием.

 Если мне не нравится это страдание, я говорю: «Почему я страдаю?», «Я так любил его», «Он был тем-то», «Я имел то-то». Я пытаюсь уйти в слова, в ярлыки, в верования, как поступает большинство из нас. Они действуют в качестве наркотика. Что происходит, если я не сделаю этого? Я просто осознаю страдание. Я не проклинаю его, я не оправдываю его – я страдаю. Тогда я могу следовать за его движением, не так ли? Тогда я могу проследить содержание его значения–  «я следую» в смысле пытаюсь понять что-то.

 Что это означает? Что есть то, что страдает? Не почему возникает страдание, не в чём причина страдания, но что на самом деле происходит? Не знаю, видите ли вы различие? Тогда я просто осознаю страдание, не как нечто вне меня, не как наблюдатель, следящий за страданием, – это часть меня, то есть весь я и есть страдание. Тогда я могу следить за его движением, увидеть, куда оно ведёт. Наверняка, если я делаю это, оно раскрывается, не так ли? Тогда я вижу, что я делал акцент на своём «я» – а не на человеке, которого я люблю. Его воздействие заключалось только в том, что он прикрывал меня от ощущения, что я несчастен, от моего одиночества, от моей не-счастливости. Поскольку я не являюсь чем-то, я надеялся, что он будет этим. Это ушло; я покинут, я потерян, я одинок. Без него – я ничто. Поэтому я плачу. Не потому, что он ушёл, но потому, что я покинут. Я один. Подойти к этому очень трудно, не так ли? Трудно действительно признать это, и не просто говорить: «Я один, и как мне избавиться от этого одиночест ва?» – что лишь другая форма бегства, – ноосознавать его, оставаться с ним, видеть его движение. Я привожу это только как пример. Постепенно, если я позволяю этому развернуться, раскрыться, я вижу, что страдаю оттого что потерян; меня призывают обратить моё внимание на что-то, на что я не хочу смотреть. Мне навязывают что-то, что мне нежелательно видеть и понимать. Есть бесчисленное количество людей, помогающих мне уйти, – тысячи так называемых религиозных людей, с их верованиями и догмами, надеждами и фантазиями –  «это карма, это Божья воля», – вы знаете, все предлагают мне выход. Но если я могу оставаться с этим и не отодвигать это от себя, не пытаться ограничить или отрицать это – что тогда происходит? Каково состояние моего ума, когда он так следует за движением страдания?

 Разве страдание – всего лишь слово, или же оно реальность? Если оно реальность, а не просто слово, тогда слово сейчас не имеет значения, поэтому есть просто чувство сильной боли. По отношению к чему? По отношению к образу, к переживанию, к чему-то, что у вас есть или чего у вас нет. Если у вас это есть, вы называете это удовольствием, если у вас этого нет – это боль. Следовательно, боль, печаль, существует по отношению к чему-то. Это что-то – всего лишь вербализация или это реальность? То есть когда скорбь присутствует, она существует только по отношению к чему-то. Она не может существовать сама по себе – равно как и страх не может существовать сам по себе, но только по отношению к чему-то: к человеку, к происшествию, к чувству. Теперь вы вполне осознали страдание.

Находится ли это страдание вне вас и потому вы просто наблюдающий, который воспринимает страдание, или это страдание – вы сами?

 Когда нет наблюдающего, который страдает, отлично ли это страдание от вас? Вы и есть страдание, не так ли? Вы не отделены от боли – вы и есть боль. Что происходит? Нет никаких ярлыков, не даётся никакого имени и тем самым оно не отме тается в сторону – просто вы и есть эта боль, это чувство, это ощущение муки. Когда вы это – что происходит? Когда вы не даёте этому имени, когда это не вызывает у вас страха – соот несён ли с этим центр? Если центр соотнесён с этим, тогда он боится этого, тогда он должен действовать и сделать что-то с этим. Но если центр и есть это, тогда что вы делаете? Тогда нечего делать, не так ли? Если вы есть это и не принимаете этого, не навешиваете ярлык на это, не отбрасываете это – если вы есть это, что происходит? Говорите ли вы тогда, что страдаете? Наверняка произошло фундаментальное преображение. Тогда больше не существует «я страдаю», потому что нет центра, чтобы страдать, а центр страдает потому, что мы никогда не рассматривали, что же такое центр. Мы просто живём от слова к слову, от реакции к реакции. Мы никогда не говорим: «Давайте я посмотрю, что это за вещь, которая страдает». Вы не можете видеть путём усилия, путём дисциплины. Вы должны смотреть с интересом, со спонтанным постижением. Тогда вы увидите, что то, что мы называем страданием, болью, то, чего мы избегаем, и дисциплина, – всё ушло. До тех пор пока у меня нет отношения к этому как к чему-то, находящемуся вне меня, проблемы нет; с того момента, как я устанавливаю отношение к этому как к чему-то вне меня – проблема есть. В той мере как я обращаюсь со страданием как с чем-то вне меня – я страдаю из-за того, что я потерял своего брата, из-за того, что у меня нет денег, из-за того или из-за этого – я устанавливаю отношение к этому, и это отношение фиктивно. Но если я есть это, если я вижу этот факт, тогда всё преображается, всё имеет иное значение. Тогда есть полное внимание, целостное внимание, и то, что полностью рассматривается, является понятым и разрешённым, и поэтому нет никакого страха и, следовательно, слово «скорбь» перестало существовать.

8. ОБ ОСОЗНАВАНИИ

 ВОПРОС:   В чём различие между осознанием и самоанализом? И кто осознаёт при осознании?

 КРИШНАМУРТИ: Давайте сначала рассмотрим, что мы под разумеваем под самоанализом. Мы подразумеваем под этим взгляд внутрь себя, рассмотрение самого себя. Почему человек рассматривает себя? Для того чтобы исправить, изменить, для того чтобы модифицировать себя. Вы смотрите в глубь себя для того, чтобы стать чем-то, иначе вы не стали бы этим заниматься. Вы не стали бы рассматривать себя, если бы не было желания модифицировать, изменить, стать чем-то другим, отличным от того, какой вы есть. Это очевидная причина само анализа. Я сержусь – и я всматриваюсь в себя, рассматриваю себя для того, чтобы избавиться от гнева, или модифицировать, или изменить гнев. Там, где есть самоанализ, а он есть желание модифицировать или изменить отклик, реакции нашего «я», там всегда преследуется некая цель; когда эта цель не достигается, возникает плохое настроение, депрессия. Поэтому самоанализу всегда сопутствует депрессия. Не знаю, заметили ли вы, что когда вы всматриваетесь в себя, для того чтобы изменить себя, всегда поднимается волна депрессии. Всегда возникает волна дурного настроения, с которым вы должны бороться. Вам приходится рассматривать себя снова, для того чтобы преодолеть это настроение, и так далее. Самоанализ – это процесс, который не даёт высвобождения, потому что это процесс трансформации того, что есть, во что-то, чего нет. Очевидно, это как раз то, что происходит, когда вы всматриваетесь в себя, когда вы предаётесь этому своеобраз ному действию. В этом действии всегда содержится накопительный процесс, «я» рассматривает что-то, чтобы изменить это, поэтому всегда есть дуалистический конфликт, и отсюда процесс растерянности. Никогда нет высвобождения; и, припоявлении этой растерянности, присутствует депрессия.

Осознание – нечто совершенно иное. Осознание есть наблюдение без осуждения. Осознание приносит понимание,потому что нет осуждения или идентификации, но есть молчаливое наблюдение. Если я хочу понять что-то, я должен наблюдать, я не должен критиковать, я не должен осуждать, я не должен стремиться к этому как к чему-то приятному или избегать этого как что-то неприятное. Должно быть просто молчаливое наблюдение факта. Не преследуется никакая цель, но есть только осознание всего, по мере того как оно возникает. Это наблюдение, и понимание этого наблюдения, прекраща ется, когда есть осуждение, идентификация или оправдание. Самоанализ это самоусовершенствование, и потому самоанализ эго(само)центричен. Осознание не является самоусовершенствованием. Наоборот, это конец себя, конец «я», со всеми присущими ему специфическими странными наклонностями, воспоминаниями, запросами и устремлениями. В самоанализе есть идентификация и осуждение. В самосознании нет осужде ния или идентификации, поэтому нет и самоусовершенствова ния. Между этими двумя есть огромная разница.

 Человек, который хочет улучшить себя, никогда не придёт к осознанию, поскольку улучшение подразумевает осуждение и достижение результата. В то время как осознание – это наблюдение без осуждения, без отказа или приятия. Это осознание приходит с внешними вещами, ощущать, быть в контакте с предметами, с природой. Прежде всего есть осознание вещей вокруг человека, чувствительность к предметам, к природе, затем к людям, что означает взаимоотношения; затем есть осознание идей. Это осознание, чувствительность к вещам, к природе, к людям, к идеям, не состоит из раздельных про цессов, но есть один единообразный процесс. Это постоянное наблюдение над всем, над каждой мыслью и чувством и дей ствием, по мере того как они возникают в человеке. Поскольку осознание не осуждает – нет никакого накопления. Вы осуж даете только тогда, когда у вас есть стандарт, а это означает, что есть накопление и, следовательно, улучшение своего «я», укрепление «само». Осознание означает понимание деятельности «само», своего «я», в его взаимоотношениях с людьми, с идеями и с вещами. Это осознание происходит каждый миг, от момента к моменту, и поэтому его нельзя практиковать. Когда вы практикуете что-то, это становится привычкой, а осознание – не привычка. Ум, привыкший к какому-то определённому действию, нечувствителен, ум, функционирующий в колее частного действия, туп, ему чуждо усердие, в то время как осознание требует постоянного усердия, бдительности. Это нетрудно. Именно это вы обычно делаете, когда чем-то интересуетесь, когда вам интересно наблюдать вашего ребёнка,вашу жену, ваше растение, деревья, птиц. Вы наблюдаете без осуждения, без идентификации; поэтому в таком наблюдении имеет место полная общность; наблюдающий и наблюдаемое находятся в полном слиянии. Это действительно происходит, когда вы всерьёз, глубоко интересуетесь чем-то.

 Итак, существует огромная разница между осознанием и расширяющим «я», улучшающим самоанализом. Самоанализведёт к разочарованию, к неудаче, к дальнейшему и ещё более тягостному конфликту; в то время как осознание – это процесс высвобождения из действия «само»; это означает – осознавать ваши повседневные движения, ваши мысли, ваши действия и осознавать другого, наблюдать его. Вы можете сделать это только, когда вы любите кого-то, когда вы глубоко интересуетесь чем-то; когда я хочу знать себя, всё моё существо, всё его содержание, а не только один или два слоя, тогда, очевидно, не должно быть осуждения. Тогда я должен быть от крыт всякой мысли, всякому чувству, всем настроениям, всему что подавляет; и поскольку осознание всё больше и больше расширяется, возникает всё большая и большая свобода от всех скрытых движений мысли, мотивов и устремлений. Осознание – это свобода, оно приносит свободу, оно даёт свободу, тогда как самоанализ культивирует конфликт, процесс замыкания на себе, на «само»; поэтому он всегда ведёт к растерянности и страху.

 Задавший вопрос хочет также знать – кто осознаёт. Когда у вас есть какое-либо глубокое переживание – что происходит? Когда есть такое переживание, сознаёте ли вы, что вы переживаете? Когда вы разгневаны, в долю секунды гнева, или ревности, или радости, – осознаёте ли вы, что вы радостны или разгневаны? Только когда переживание проходит, есть переживающий и пережитое. Тогда переживающий наблюдает пережитое, предмет переживания. В момент переживания не существует ни наблюдающего, ни наблюдаемого: есть только переживание. Большинство из нас не ощущают переживания. Мы всегда вне состояния переживания, и потому мы задаём вопрос о том, кто этот наблюдающий и кто осознающий. Конечно, это неправильный вопрос, не так ли? В тот момент, когда происходит переживание, не существует ни того, кто осознаёт, ни того, что он осознаёт. Нет ни осознающего, ни осознаваемого – но только состояние переживания. Большинство из нас считают, что жить в состоянии переживания исключительно трудно, потому что для этого требуется чрезвычайное усердие, быстрота, высокая степень чувствительности; а это отвергается, когда мы стремимся к результату, когда мы хотим преуспеть, когда мы имеем в виду какую-то цель, когда у нас есть какой-то расчёт – всё это ведёт к растерянности. Человек, который ничего не требует, который не преследует цель, не ищет результата – со всем тем, что из него вытекает, – такой человек находится в состоянии постоянного переживания. Всё тогда имеет движение, значение; ничто не яв ляется старым, ничто не покрывается коростой, ничто не повторяется, потому что то, что есть, никогда не бывает старым. Вызов всегда нов. Это только отклик на вызов стар; старое создаёт дальнейший осадок, который есть память, наблюдающий, который отделяет себя от наблюдаемого, от вызова, от переживания.

 Вы можете поставить этот опыт для себя очень просто и очень легко. В следующий раз, когда вы почувствуете гнев,или ревность, или жадность, или неистовство, или что бы то ни было, – понаблюдайте за собой. В этом состоянии «вас» нет, есть только это состояние бытия. Спустя момент, секунду, вы присваиваете этому термин, именуете его, вы называете это ревностью, гневом, жадностью; так вы немедленно создаёте наблюдающего и наблюдаемое, переживающего и переживаемое. Когда есть переживающий и переживаемое, тогда переживающий пытается модифицировать переживание, изменить его, запомнить что-то о нём, и так далее, и таким образом сохранять разделениемежду собой и пережитым. Если вы не дадите наименования этому чувству – а это означает, что вы не ищете результата, вы не осуждаете, вы просто молча осознаёте это чувство, – тогда вы увидите, что в этом состоянии чувства, переживания, нет наблюдающего и наблюдаемого, потому что наблюдающий и наблюдаемое единый феномен, и поэтому есть только переживание.

 Поэтому самоанализ и осознание совершенно различны. Самоанализ ведёт к растерянности, к дальнейшему конфликту,потому что в нём заложено желание перемены, а перемена – это просто модификация того, что длится. Осознание это состояние, в котором нет осуждения, нет оправдания и нет идентификации, и потому есть понимание. В этом состоянии пассивного бдительного осознания нет ни переживающего, ни переживаемого.

Самоанализ, который есть форма улучшения своего «я», расширения своего «я», никогда не может привести к истине,потому что это всегда процесс замыкания на себе; тогда как осознание – это состояние, в котором может возникнуть истина, истина того, что есть, простая истина повседневного существования. Просто когда мы понимаем истину повседневного существования, мы можем продвигаться вперёд. Мы должны начать с близкого, чтобы зайти далеко. Но большинство из нас хочет прыгнуть, начать далеко без понимания того, что близ ко. По мере того как мы поймём близкое, мы обнаружим, что расстояния между близким и далёким нет. Расстояния нет – начало и конец едины.

9. О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ

 ВОПРОС:   Вы часто говорите о взаимоотношениях. Что это означает для вас?

 КРИШНАМУРТИ: Прежде всего не существует такой вещи, как изолированное существование. Быть – значит быть во взаимоотношениях, и без взаимоотношений нет существования. Что мы подразумеваем под взаимоотношениями? Это взаимосвязанные вызовы и ответы между двумя людьми, между вами и мной, вызов, который вы бросаете и который я принимаю или на который я отвечаю; а также вызов, который я бросаю вам. Взаимоотношения между двумя людьми создаёт обще ство; общество не независимо от вас и от меня; масса сама по себе – не отдельная целостность, но вы и я в наших взаимоотношениях друг с другом создаём массу, группу, общество. Взаимоотношения это осознание взаимосвязи между двумя людьми. На чём эти взаимоотношения обычно основываются? Не основываются ли они на так называемой взаимозависимости, на обоюдном содействии? По крайней мере мы говорим, что это взаимная помощь, взаимное содействие и так далее; но на самом деле вне слов, вне эмоциональной завесы, которую мы набрасываем друг на друга, –на чём они основаны? На взаимном удовлетворении, не так ли? Если я вам неприятен, вы избавляетесь от меня; если я вам приятен, вы принимаете меня – либо как вашу жену, либо как вашего соседа или друга. Таков факт.

Чем является то, что вы называете семьёй? Очевидно, это взаимоотношения близости и общности. Существует ли общность в вашей семье, в ваших взаимоотношениях с вашей женой, с мужем? Наверняка это подразумевается под взаимоотношениями, не так ли? Взаимоотношения означают общность без страха, свободу понимать друг друга, общаться напрямую. Очевидно, взаимоотношения означают это – находиться в состоянии общности с другим. Так ли это происходит у вас? Существует ли общность между вами и вашей женой? Возможно, в физическом смысле – но это не взаимоотношения. Вы и ваша жена живёте по разные стороны стены изоляции, не так ли? У вас свои устремления, свои амбиции, а у неё свои. Вы живёте за стеной и время от времени заглядываете поверх этой стены – и это вы называете взаимоотношениями. Таков факт, не правда ли? Вы можете увеличить это, смягчить это, ввести новый набор слов для описания этого, но таков факт – что вы и другой живёте в изоляции и что жизнь в изо ляции вы называете взаимоотношениями.

 Если существуют настоящие взаимоотношения между двумя людьми, а это означает, что у них есть общность, последствия этого грандиозны. Тогда нет изоляции, тогда есть любовь, а не ответственность и долг. Именно люди, изолированные за своими стенами, говорят об ответственности и долге. Человек, который любит, не говорит об ответственности – он любит. Поэтому он делит с другим его радости, его горести, его день ги. Таковы ли ваши семьи? Существует ли непосредственное общение с вашими жёнами, с вашими детьми? Очевидно, нет. Поэтому семья – только предлог для сохранения имени, или традиции, чтобы получить то, что вам нужно, сексуально или психологически; так семья становится способом продолжения себя, носителем вашего имени. Это вид бессмертия, вид посто янства. Семья также используется как способ получения удовлетворения. Я безжалостно эксплуатирую других в деловом мире, в политическом и социальном мире вовне, а дома я ста раюсь быть добрым и великодушным. Или же мир для менячрезмерен, мне нужен покой, и я иду домой. Я страдаю в мире, и я иду домой и пытаюсь найти утешение. Так я пользуюсь взаимоотношениями как способом удовлетворения, а это означает, что я не хочу, чтобы мои взаимоотношения доставляли мне беспокойство.

 Итак, люди ищут такие взаимоотношения, которые дают взаимное удовлетворение; если вы не получаете удовлетворения, вы меняете взаимоотношения; вы либо разводитесь, либо остаётесь вместе, но ищете удовлетворения где-то ещё, или переходите от одних взаимоотношений к другим, пока не находите то, что вы ищете – а это удовлетворение и чувство защищённости, комфорта. В конце концов таковы наши вза имоотношения в мире, и так оно действительно происходит. Взаимоотношения ищутся там, где есть уверенность, где вы как личность можете жить в состоянии уверенности, в состоянии удовлетворения, в состоянии неведения – и всё это всегда создаёт конфликт, не так ли? Если вы не даёте мне удовлетворения, а я ищу удовлетворения, естественно, должен быть конфликт, потому что мы оба ищем друг в друге безопасность; когда возникает неуверенность в такой безопасности, вы начинаете ревновать, ожесточаетесь, неистовствуете, в вас пробуждается собственничество и так далее. Поэтому взаимоотношения неизбежно влекут за собой чувство собственничества, осуждение, настойчивое требование уверенности, безопасности, комфорта и удовлетворения, и в этом, естественно, нет любви.