Текст книги "Властелин Некронда"

Автор книги: Джейн Уэлч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

Он откинул плащ, выставляя на обозрение ребенка в перевязи, и закричал во всю мочь:

– Я пришел с миром! Я принес вашего ребенка.

Ясеневый лес вдруг снова наполнился птичьими голосами. Пронзительные крики потревоженных куропаток смешивались с треском сорок. Казалось даже, будто они перекликаются друг с другом – что было совсем уж неестественно. Сжав зубы, юноша ехал вперед. Листва шелестела, шепча о вторжении чужаков, под зелеными сводами колыхались непонятные тени, сливающиеся с тенями самих деревьев.

– Ваш ребенок здоров! – снова прокричал торра-альтанец.

Из деревьев вылетело вдруг пять стрел без наконечников. Дрожа, они впились в землю под копытами пони. Подменыш пронзительно заплакал.

15

– О, Халь! Я так боюсь, что не оправдываю вашего доверия, – убито пробормотал Пип, склоняясь над подергивающимся телом молодого дворянина.

Он украдкой покосился на Брид, гадая: не перестать ли ее слушаться? Младшая жрица казалась обескураженной и подавленной, раздраженно дергала себя за волосы, пытаясь придумать чары, способные освободить друзей из колдовского сна. Сколько еще придется сидеть тут и ждать, пока она признает свое бессилие?

Не попытаться ли овладеть ситуацией, взять дело в свои руки? Может, не обращая внимания на Брид, отыскать пропавших лошадей и повести Халя и остальных прямиком домой? Хотя полуобглоданные тела Чернокнижника и Тайны лежат на поляне, это еще не значит, что остальные лошади тоже погибли. Решившись, Пип предложил Брид этот выход из затруднительного положения.

– Если мы попробуем перевозить их, они могут окончательно сойти с ума, – возразила девушка. – А мне нужен Халь! Без него ей не выжить!

Кому «ей»? Пип ничего не понимал, а Брид просто-напросто отмахивалась от его вопросов, стоя над Халем и хладнокровно наблюдая, как изнуренное лицо молодого воина кривится от боли и страха. Внутри Пипа что-то щелкнуло. Он сидит тут уже почти час, а Брид так ничего и не добилась! Ухватив девушку за воротник, паренек хотел встряхнуть ее, заставить выслушать – но был изумлен силой, с которой она отшвырнула его в сторону.

– Отстань, безмозглый мальчишка, – прошипела она.

Пип поглядел на Халя, поглядел на Брид – и понурился. Он не в силах ничем помочь Халю, человеку, которым восхищается больше всех в мире – если, конечно, не считать самого барона Бранвульфа.

– Да кто ты такая? Лесная девка, вот и все! – с издевкой выкрикнул он.

– Ха! – расхохоталась она в ответ. – Ты ничего не знаешь обо мне! Ничего!

Брид резко повернулась к нему спиной, теребя в руках шнурок от мешочка с рунами. Встряхнув костяные пластинки на ладони, она как-то странно, даже неуверенно поглядела на них.

– Хм-м… – Жрица провела по ним пальцем, точно они были ей незнакомы. – Но многого еще недостает.

Внезапно решившись, она закатала рукав, извлекла из-за пояса серп и провела тонкий надрез пониже локтя, подняв руку, чтобы кровь стекала в ямку. Обмакнув в кровь палец, она прочертила на лбах всех четырех спящих руну Великой Матери и, довольная проделанным, уселась на корточки и принялась декламировать заклинания.

– Я Одна, но во мне Трое. Я собрала их в себе. Мать, Великая Мать, воплотись во мне! Мне нужна твоя помощь!

Ренауд подбежал к Пипу и прижался к нему, обхватив обеими руками.

– Земля дрожит! Я же чувствую!

Пип решил, что у принца просто расшалились нервы, но деревья вокруг и впрямь закачались, склоняясь, словно отдавая почести Брид. На миг девушку охватило голубое сияние, сияние силы – охватило и тут же угасло.

Жрица с досадой отшвырнула серп.

– Великая Мать! Она же еще в Иномирье, она еще не ушла в Аннуин. Дух ее еще с нами. Нас все еще Трое. Дай мне свою силу. Я должна привести Халя в чувство. Лишь он способен вернуть ее к нам. Она нам так нужна!

Всхлипывая, девушка бессильно осела на колени и, опираясь на руки, склонилась к самой земле, выкрикивая в нее мольбы.

Потом замолчала и несколько мучительно долгих секунд прислушивалась. Откинула с лица длинные локоны – прелестные локоны Брид, что за последние дни свалялись в неопрятные колтуны, в которых застряли веточки, листья и всякий лесной сор. Сжала в руках по горсти земли и вскочила на ноги, сыпля землю между скрюченных пальцев. Воздела руки к небу, сжимая что-то невидимое, как будто ловила мысли из воздуха и притягивала к себе.

– Но у меня есть то, что нужно! Конечно! Последняя жертва!

Она погладила свое гибкое тонкое тело, скользя пальцами по груди, по тонкой талии. Глаза ее лукаво сверкнули.

Пип передернулся.

Алые губы Брид сложились в полуулыбке.

– Я же Брид, Дева, – произнесла она таким тоном, будто мысль эта была ей непривычна. – И мне есть что отдать ради силы. Я не обижу Великую Мать, а она не обидит меня.

– Брид, ты нездорова, – прошептал Пип, пугаясь безумного выражения глаз юной жрицы.

Девушка подняла руку – струйка крови тонкой змейкой обвилась вокруг ее предплечья.

– О, Великая Мать. Услышь меня!

Она бросилась ниц, яростно извиваясь по влажной лесной подстилке. Почему-то чем растрепаннее и грязнее становилась младшая жрица, тем сильнее Пип желал ее сильное и восхитительно женственное тело.

– Я Дева, я могу предложить величайшую магию первого посвящения! – Внезапно безумное выражение исчезло с ее лица. – Вот именно! И распоряжусь этой магией с умом!

Она огляделась.

– Но кого же выбрать? Халь, Кеовульф и Абеляр – все отважны, все достойны. – Девушка смерила внимательным взглядом Ренауда. – И принц – хотя у него, боюсь, духа не хватит.

Глаза ее скользнули по Пипу и, ни на миг не задержавшись на нем, вернулись к Халю.

– Она не простит меня, – произнесла младшая жрица, обращаясь к молодому воину. – Кабы ты бодрствовал, то принял бы участие с должным пылом, но ты, увы, спишь. Остается лишь один выбор. О, дитя, прости меня, я причиню тебе боль – но я должна действовать.

Она обвела взглядом лес, чуть прищурившись, точно выискивала что-то в тени деревьев.

– О да, пахнет кобольдами! Она молодец, что призвала их. Значит, и он придет. – Брид щелкнула пальцами. – Пип, идем к иве. Оставь меч рядом с Халем и пойдем со мной.

Пип отгадал, что она задумала. Неужели она избрала его? А почему бы и нет? Ведь из него так и брызжет юношеская энергия! Паренек с пересохшим горлом припустил за юной жрицей и неуверенно остановился в нескольких шагах от ивы. Брид коснулась рукой корявого ствола и окликнула дерево:

– Сайлле Земли, Ведунья-Ива. Дождемся ночи и восхода луны – в тот час магия ивы сильнее всего.

Пип нервно покосился на котел чародеев. А ну как призраки вернутся? Правда, Брид говорила, что этого можно не опасаться, но все-таки…

Время тянулось медленно, жрица ничего не предпринимала, выжидая, пока сядет солнце. Мало-помалу любовный пыл Пипа поубавился, паренек отошел в сторону и сел на бревно, жуя веточку. Брид все так же безмолвно несла стражу под деревом.

Темнота подкралась незаметно. Пип даже удивился, обнаружив, что уже настала ночь, а над деревьями поднялась луна. Брид наконец-то проявила признаки жизни. Паренек поглядел на прибывающую луну. Хотя она еще не округлилась окончательно, но Пип в жизни не видел, чтобы она была такой яркой и большой. Брид запела – глубокий сильный голос торжественно разносился под сводами леса.

Внезапно паренек разинул рот, роняя изгрызенную веточку.

– Ты призвала меня! – раздался из тьмы под ивой надтреснутый старушечий голос. – Много воды утекло. Не думала увидеть тебя в столь добром здравии. И такой молодой! Твоя магия гораздо, гораздо сильнее, чем я полагала.

– И все же не такая сильная, как мне бы хотелось. У меня осталась только одна возможность – и я выжму все, что могу, из этой силы, из этой жертвы.

Согбенная фигура выступила из тени и, шаркая, шагнула вперед. Пип сразу же узнал странную старуху, что помогала тушить пожар в Хобомани, когда кобольдам грозила гибель в огне.

Она кивнула, откидывая с головы свисающие края капюшона и подставляя лицо потокам лунного света. Зашагала вокруг расколотой ивы.

– Приятно, что ты меня не забыла. Давно уже Троица не выбирала никого из нашего рода. Слишком часто жрицы подчинялись зову лишь собственных своих страстей.

Старуха со свистом вобрала в себя воздух. Пип ждал, что она завоет по-звериному, но из горла ее вырвался звук, более напоминающий глубокий стон, переходящий в рев. Откуда ни возьмись, налетел резкий ветер – он пел и шумел в ветвях древнего дерева, вихрем налетал на старуху. И вот в ответ вдали раздался ясный, безошибочно узнаваемый трубный рев могучего оленя, гулкий и звучный. Брид воздела руки.

– Да начнется танец жизни!

Жрица поставила к ногам золотую чашу. Старуха сорвала у основания ивы несколько тонких, гибких, как хлыст, побегов, выложила из них кольцо вокруг Брид и принялась медленно, торжественно выхаживать по периметру этого круга.

– Да родит сия магия великую жизнь! Да будет жизнь!

Она обошла поляну, прикасаясь к ветвям деревьев, что росли по краю. И в ответ из стволов начали выходить новые темные фигуры, такие же старые и согбенные, как и она сама. Пип протер глаза. От этого хождения по кругу у него уже голова закружилась. Казалось, даже деревья присоединились к пляске, качая ветвями в ритм пения дряхлых и сморщенных старцев и старух, что, в свою очередь, раскачивали руками, точно подражая деревьям.

– О жизнь! Великая жизнь! – пели они. – Мы рождены Землей, мы деревья Земли, и мы будем жить!

Невообразимый хоровод кружился по поляне, все разрастаясь и призывая в свои ряды новых и новых диковинных созданий.

Пип съежился: из леса валом повалили звери: барсуки, кабаны, лисы, кролики – все они вливались в великий танец жизни. Вращаясь в центре круга, Брид повелительно щелкнула пальцами:

– И ты, Пип. Танцуй! А зачем еще ты здесь, скажи на милость?

В следующую секунду на поляну выскочил легконогий олененок, а за ним – огромный белый олень. Могучий, величественный, он возбужденно трубил, угрожающе наставляя ветвистые рога на всякого, кто смел заступить ему дорогу. Одним прыжком он перелетел через кольцо ивовых прутьев – и Пип ахнул. В центре поляны стоял уже не олень, а человек – высокий мужчина с длинным луком в руках, красивый, но очень уж своеобразной, сугубо земной красотой. Такой же крестьянин, как и сам Пип. Одет он был в кожаные штаны и зеленую тунику, длинные нечесаные волосы спадали на плечи.

– Добро пожаловать, Харле! – приветствовала его Брид.

Они начали кружить друг возле друга. Лесной великан отбросил лук и сорвал с себя тунику, оставшись голым выше пояса. Смуглый, мускулистый, он двигался грациозно и энергично, рыча на любое животное, что смело подойти слишком близко, возбужденно фыркая и вбирая аромат вожделения, что окутал поляну. Взяв из рук девушки серп, Харле рассек на ней платье, скинул с ее плеч. Обнаженное тело юной жрицы сверкнуло в лунном сиянии.

Сейчас не было места ни скромности, ни целомудрию. Наблюдатели пели громче и громче, быстрее и быстрее, понуждая к совокуплению. Харле скинул штаны и, огромный, обнаженный, подступил к Деве. Со звериным рыком схватил ее, кинул лицом вниз наземь. Он упал на нее, как лев, что жаждет овладеть львицей, кусая девушку за шею, крепко прижимая к себе.

Что было дальше, Пип не видел. Его бросило в жар от неистового возбуждения, ритмы заклинаний подчинили всех на поляне ритму любви, и страсть участников танца поддавала жару царящей кругом атмосфере, заряжая воздух энергией.

Нет, он должен, должен это увидеть! Пробиваясь сквозь толпу танцующих, ныряя под переплетенные руки самых невообразимых созданий, паренек пробрался к ивовому кругу.

Брид закричала от боли.

– Великая Мать! – простонала она. – Я предлагаю Тебе магию первого союза. Освободи разумы этих несчастных от колдовского наваждения! Освободи их из темницы кошмарных сновидений! Освободи их! Освободи! – выкрикивала она, пока Харле, сладострастно урча, входил в нее.

Пип не мог оторвать от этого зрелища глаз, слишком потрясенный и слишком захваченный пульсирующей песней, чтобы испытывать отвращение или страх. Сейчас над Брид возвышался уже не человек, но и не олень, а что-то среднее: белая изморозь шерсти на мускулистых человеческих плечах, огромные ветвистые рога над головой. Нечленораздельно урча, чудовище двигалось в такт с Брид. Запрокинув шею, Харле овладевал Брид, как олень своей самкой, быстро и резко вонзаясь в нее под мерный топот танцующих ног.

– Освободи их! – снова вскричала Брид. – Освободи!

Бедра Харле ходили все быстрее и быстрее. С протяжным стоном он притискивал Брид к себе. Древние лесные существа стучали по земле деревянными посохами.

– Магия! Магия! Магия! – твердили они. – Да породит она жизнь!

Заклинания их прорезал душераздирающий вопль.

Падая, Пип сперва не понял, что отшвырнуло его. По лесу раскатился отчаянный визг, звери вмиг рассыпались, спасаясь, кто куда. Поляна опустела. Лишь в центре ивового круга остались две сплетенные фигуры.

А рядом, дрожа от гнева, стоял Халь с рунным мечом в руках. С неистовым ревом он отшвырнул от возлюбленной полузверя-получеловека. Харле оборонительно наставил на молодого воина рога.

– Ты не тронешь его, – холодно заявила Брид Халю.

– Как ты могла? Я любил тебя, одну тебя. Ты тысячи раз отказывала мне – а потом отдалась зверю. Распутница! – обрушился на нее Халь. Голос его срывался, челюсть тряслась от душевной муки.

– Лишь так я могла пробудить тебя от сна, – невозмутимо произнесла Брид, не выказывая ни тени страданий загубленной любви. Она преспокойно стояла на месте преступления, не думая ни оправдываться, ни объяснять свои поступки. – Халь, отойди. Ты не понимаешь.

– Все я прекрасно понимаю! В тебе говорила похоть! Не отрывая глаз от Халя, Брид наклонилась и подняла чашу.

– Харле, уходи! – велела она с устрашающей властностью.

– Я не могу оставить тебя с этим человеком, – проворчал тот. – Он убьет тебя.

– Я уже мертва, – возразила жрица. – А теперь уходи!

Харле повернулся, перемахнул через кольцо – и Пип увидел исчезающего в чаще белоснежного красавца-оленя.

Все еще обнаженная, залитая серебристым лунным светом, Брид поглядела на Халя.

– Другого способа не было. Мне пришлось пустить в ход эту магию. Мне жаль, что ты так страдаешь, но ты должен понять и простить. Она ни в чем не виновата.

Халь зажмурился. Слушать он не мог. Пип тоже был глубоко потрясен случившимся, однако понимал: надо немедленно что-то предпринять. Кеовульф с Абеляром тоже поднялись на ноги, хотя еще и покачивались.

– Спокойнее, Халь, спокойнее, – урезонивающе проговорил рыцарь. – Повремени. Нельзя судить второпях. Брид не шелохнулась.

– У меня не было выбора, – тихонько повторила она.

Взгляд девушки был устремлен на острие рунного меча, который Халь грозно наставлял на нее. В глазах не было страха – лишь напряженное ожидание.

– Нет! – завопил Пип, одним прыжком оказываясь рядом с Халем и хватая молодого воина за руку с мечом. – С ней что-то произошло. Она была не в себе. Не вини ее! Она сделала это ради тебя!

Пытаясь вырваться, Халь с силой ударил неожиданного заступника рукоятью меча в висок. Но Пип не отпускал.

– Халь, умоляю!

Следующий удар отшвырнул его на землю, но паренек не сдавался. Он обхватил ноги Халя – и почувствовал, как в руку ему впилось лезвие рунного меча. Зажимая рану, Пип закричал от боли.

– Прочь с дороги, мальчишка! – прорычал Халь. – Я любил ее. Она принадлежала мне. И только мне!

– Халь, нет же! Она сделала это, чтобы спасти тебя. Ей нужна была очень сильная магия.

– Это меня спасет? Предательство? Лучше бы я умер! Она была моей!

Не в силах смотреть, Пип в ужасе скорчился на земле, оберегая раненую руку. Послышался глухой звук ударов – Халь с нарастающей яростью бил Брид по голове рукоятью меча, пока девушка не рухнула к его ногам. Как ни старались Кеовульф с Абеляром оттащить обезумевшего ревнивца прочь, но они еще не пришли в себя от пережитого и он без труда расшвырял их в стороны.

– Моя! – гремел он, пиная девушку ногами. Даже не пытаясь защититься, юная жрица лежала, прижимая к себе золотую чашу.

– Скажи что-нибудь, ведьма! – прорычал Халь.

Но Брид молчала и лишь глядела на него, точно нарочно распаляя ярость молодого воина, доводя его до безумия. Потеряв рассудок, Халь занес меч, целя в грудь девушки.

– Нет! Нет! – отчаянно завопил Пип. – Не надо!

– Умри! – Халь с силой опустил меч. По лесу раскатился смертельный звон. Острый клинок легко прошел через середину чаши и вонзился в мягкую плоть под ней. Халь все продолжал нажимать, пока эфес меча не уперся в золотой ободок чаши. И только тут молодого воина словно отпустило.

Бессильно упав на колени рядом с возлюбленной, он глядел на нее полными слез глазами.

– Зачем, Брид, зачем? Брид, любимая, зачем ты сделала это с нами?

Девушка извивалась и билась на земле, изо рта и ноздрей у нее хлынула кровавая пена. Она задыхалась, пытаясь что-то сказать:

– Халь, прости… Попытайся понять, это вовсе не…

Договорить она не успела. Челюсть дернулась, открытый рот застыл, глаза помутнели и подернулись молочной пеленой – искра жизни покинула их.

Рухнув ниц, молодой воин рыдал, в муке и ярости колотя кулаками землю.

– Она была моей любовью, всей моей жизнью… Халь поднес еще не остывшую руку Брид к губам.

– О Мать, Великая Мать, что я натворил? Что за безумие обуяло нас всех? – в отчаянии вопрошал он. – Как она могла? Гнусное, противоестественное действо, необузданная оргия.

Он ненавидел Брид – и все же любил больше, чем саму жизнь. И вот – убил ее. В глубине души Халь понимал: никто, никогда не простит его. Он убил Одну-из-Трех, навеки покончил со Старой Верой – но сердце его сейчас оплакивало лишь личную утрату. Как будто кто-то вставил ему в горло острый длинный крюк и теперь пытается выворотить все внутренности. Душа юноши надрывалась от крика, так мучительна была боль потери.

Раскачиваясь и стеная, Халь сидел подле тела Брид. Внезапный удар по голове свалил его набок. Следующий удар пришелся по спине. Инстинкт безупречно выученного бойца взял верх – юноша перекатился и вскочил на ноги, готовый дать противнику отпор. Абеляр снова налетел на него с яростью раненого кабана и принялся молотить кулаками по животу. Молодой воин и не хотел бить в ответ – но инстинктивно выбросил руку, заехав лучнику по челюсти.

Абеляр отлетел назад, потеряв равновесие, упал на одно колено, но тотчас же снова ринулся в атаку. Краем глаза Халь заметил, что остальные бегут разнимать их. Кеовульф обхватил Абеляра поперек туловища, а Пип повис на руках. Вдвоем им кое-как удалось оттащить легендарного героя.

Разведенные в разные стороны противники мерили друг друга злобными взглядами. Халь знал, что мог бы избить лучника до потери сознания, но у него не нашлось бы ни энергии, ни воли к победе. Все обвинения и проклятия, которыми осыпал его Абеляр, были абсолютно справедливы – и за это молодой воин ненавидел его еще больше.

– Прекратите!

В голосе Кеовульфа зазвучали вдруг такие пронзительные, тревожные нотки, что оба они повернулись к рыцарю. Тот горестно склонился над Брид, обнимая дрожащей ладонью ее щеку. Добрые полминуты он, не отрываясь, смотрел на грудь девушки. Напряженная, натянутая, точно струна, фигура отражала недоверие и надежду одновременно.

– Абеляр, не подпускай его! – приказал Кеовульф, кивком указывая на Халя.

Но мог бы ничего и не говорить. Халь сам отошел прочь, остановился на краю круга. Лицо его потемнело от отвращения к самому себе.

– Халь, – еле слышным шепотом слетело с губ Брид. – Передайте ему, что я его люблю… Она застонала.

– О, какая боль, ужасная боль… Морригвэн терпит все эти страдания, и даже еще более худшие…

– Жива! – с радостным изумлением заорал Пип. Ловя ртом воздух, Брид чуть приподнялась и с ужасом уставилась на торчащий из груди меч.

Кеовульф метнул на Халя ледяной уничижительный взгляд.

– Принеси дров! Разведи огонь. Девочка, оказывается, куда крепче любого из нас, она еще жива.

Потрясенный, сбитый с толку, постепенно начиная осознавать странную боль в руках и плечах, Халь торопливо подвинул горящие поленья поближе к Кеовульфу. Но глядеть на Брид так и не мог. Стоя поодаль, трясясь всем телом, он смотрел, как остальные ухаживают за той, которую он любил превыше всего на свете. Его любовь, его жизнь – но она предала его. Молодым воином владел мучительный душевный разлад. О, пусть предательница умрет! Но ведь он любит ее, любит – пусть она останется жить!

Не в силах более выносить этой боли, Халь повернулся и опрометью, не разбирая дороги, кинулся в лес. Ветки ив хлестали его по лицу, остролист обдирал спину.

Наконец он очутился на полянке у сонной реки. Серебристое лунное сияние, чуть покачивающиеся лесные цветы и травы… Тишина и покой – как в сказке. Халь окунул голову в воду, надеясь, что холод вернет ясность его разуму. Чародейское наваждение еще не до конца оставило его, еще свежи были и боль, и страх, и ощущение полной беспомощности. Теперь он проснулся, но действительность оказалась несравненно хуже любого кошмара – тот зверь, овладевший Брид, не был сном!

Желудок скрутило от тошной муки, перед внутренним взором навеки застыла чудовищная картина. От ярости молодой воин все никак не мог осознать, какое же непоправимое зло сотворил – но где-то в глубине души постепенно нарастало, ширилось чувство вины. Обессилев, он бросился ничком на землю, плечи его сотрясались от рыданий. В глазах стоял образ Брид, пронзенной мечом.

– Брид, моя Брид…

Очень не скоро юноша вновь обрел способность думать. А когда наконец открыл глаза, перед ним, откидывая с лица гриву седых волос, стояла дряхлая сгорбленная старуха.

– Сколько страданий по совершенно пустячному поводу! Ну что ты так убиваешься? Она ведь высшая жрица, она принадлежит Великой Матери. Знаю, тебе трудно понять, но в общем итоге все это не будет играть решительно никакой роли.

Безотчетно оберегая левую руку, Халь взглянул сквозь слезы на старуху и, как прежде Пип, сразу узнал ее. А узнав, отпрянул, объятый отвращением.

– Твой сын обесчестил ее!

– Едва ли. Это был магический ритуал, а не акт любви. Притом ритуал, необходимый, дабы исцелить тебя, Халь. Только то была вовсе не Брид. – Старуха кивнула на его руку. – Сильно болит? Дай-ка гляну, я – целительница умелая.

Халь машинально повиновался. Что-что, а собственные увечья сейчас занимали его меньше всего.

– Что ты хочешь сказать? Как это – не Брид? Выступала ли она в роли жрицы или сама по себе, это все равно была Брид. Ой!

Пальцы ведуньи пребольно ощупывали его руку.

– Старая рана. Кости уже срослись, только вот кривовато, потому и болит. Боюсь, тут уж ничего не поделаешь, разве что жуй ивовую кору – так будет легче.

– Предпочитаю терпеть боль, – прорычал юноша. – Она напоминает мне о том, что я натворил.

– Но это же была не Брид, Халь. Не Брид – Морригвэн.

– Ха! Как будто кто-нибудь в состоянии перепутать Брид с Морригвэн. Кроме того, старая Карга давно уже умерла.

– Уж я-то способна узнать Морригвэн, когда вижу ее, какой бы облик она ни приняла. Это была Морригвэн, – гнула свое мать Харле.

– А где же Брид?

– О да, теперь-то это Брид. Морригвэн была с Харле. А когда ты ткнул Морригвэн мечом, вернулась Брид. Рунный меч Великой Матери пронзил Чашу Онда – это необыкновенно символическое действо. Оно открыло путь между мирами. Морригвэн ушла, а Брид вернулась.

У Халя голова пошла кругом. Что ж это получается? Он убил Морригвэн, которая и так давным-давно мертва, а теперь Брид, хотя еще жива, лежит с мечом в груди.

– Идем, Халь. – Голос матери Харле не дал ему додумать эту мысль до конца. – Я уже сделала для нее все, что могла. Ей нужен ты.

Скованно и неловко, ковыляя на негнущихся ногах, точно побитый щенок, молодой воин побрел за старой ведуньей. Весь маленький отряд собрался на поляне перед костром. Кимбелин сидела чуть поодаль от остальных, заламывая руки от тревоги. Как выяснилось, мать Харле умудрилась-таки извлечь меч из груди юной жрицы. Кеовульф держал девушку на руках, а Абеляр метался туда-сюда, точно взволнованный муж, когда жена рожает. Увидев Халя, он глухо зарычал – с такой ненавистью и яростью, что юноше стало даже страшновато. В глазах Халя стояла темнота, мир кругом сливался в одно смутное пятно. Даже Брид, всегда представавшая ему светлым лучом, теперь стала какой-то темно-лиловой. Ведь она больше не была его Брид.

Он так толком и не понимал всего произошедшего, но даже если и впрямь гнусное действо свершила именно Морригвэн – воспользовалась-то она все равно телом Брид. И вот теперь изменница покоилась на руках Кеовульфа.

Халь подошел к огню.

– Как она? – хриплым от слез голосом спросил он. – Будет жить – или я убил ее?

Сейчас, пребывая в этой бездне горя, он был предельно честен с собой и окружающими. Да, он совершил худшее преступление.

– Не знаю, – признался Кеовульф. – Вообще-то я повидал немало ран. Такой удар должен был неминуемо ее прикончить. И все же она жива.

– Тс-с. – Старуха приложила палец к губам. – Это нечто неизмеримо большее, нежели обычная рана. Это сплошная магия. Я не верю, что Великая Мать позволила бы, чтобы одно из ее орудий обратилось против высшей жрицы, когда бы в том не было крайней необходимости. Возможно, рана не такова, какой кажется, – ведь на самом деле Халь убил не Брид, а Морригвэн.

Пип яростно затряс головой.

– Нелепость какая-то! Морригвэн уж сколько месяцев, как скончалась… Хотя что-то здесь и вправду не так. Он весь передернулся, вспоминая пережитое.

– Халь, в Брид и впрямь было что-то очень и очень странное, – начал он, все еще не отнимая ладони от повязки на руке.

Торопясь, захлебываясь словами, паренек попытался пересказать диковинные события, произошедшие в покоях Ирвальда.

– Тсс! Не шумите. Потише! – попросила мать Харле, гладя девушку по голове. – Халь, ты ей нужен. Утешь ее, успокой. Возьми ее за руку.

Хотя все внутренности у него сводило резкой судорогой, молодой воин заставил себя взять безжизненную руку Брид. Теперь, когда ярость улетучилась, а вместе с ней – и рожденная ею сила, даже такое простое движение причинило ему острую боль в месте перелома. Девушка чуть пошевелилась, тело ее закостенело от мучительного спазма.

– Оберегайте ее, следите, чтобы ей было тепло, – посоветовала ведунья. – А я сделала все, что могла.

Халь хотел было протестовать, хотел молить старуху, чтобы она осталась, но, обернувшись, обнаружил, что мать Харле уже исчезла. Старая ива на другом конце поляны раскачивалась и махала ветвями, словно от сильного ветра, хотя остальные деревья стояли спокойно.

Кеовульф бережно передал Брид Халю. Молодой торра-альтанец сел, скрестив ноги, точно качал малое дитя. Просторный плащ окутывал его и его возлюбленную. По щекам юноши струились слезы.

– О, Брид, – пробормотал он. – Я люблю тебя больше всего на свете – и все-таки никогда уже не смогу взглянуть на тебя прежними глазами.

Абеляр сжал кулаки, пылая ненавистью.

– Нельзя подпускать его к ней. Он не имеет права находиться рядом с Брид. Подумайте, что он с ней сделал!

– Полегче, Абеляр, полегче, – хладнокровно отозвался Кеовульф. – Вспомни, ведь Морригвэн сама все подстроила именно таким образом. Насколько мы можем судить, она рассчитывала, что ревность Халя заставит его поднять против нее меч. Наверняка она знала: когда он пронзит чашу, Брид вернется. И так оно и вышло. Так что Халь не сделал ничего плохого. Он спас ей жизнь – а не отнял.

– На практике, может, оно и так. Но ведь он стремился убить ее. Все из-за его мелочной ревности, – прорычал Абеляр.

– Мелочной? Гм, не знаю, как бы отреагировал я сам, обнаружь Кибелию в объятиях другого.

– Но это был всего-навсего религиозный обряд, – возразил Абеляр. – Как мог он ревновать?

– Да полно тебе, Абеляр! – не выдержал Пип. – Не станешь же ты всерьез утверждать, будто для ревности не было повода!

Молодому воину приятно было слышать, что друзья встают на его защиту. Однако сам себе прощения он не находил. Ведь Абеляр прав. Кто бы ни находился на поляне с Харле – Брид или Морригвэн, он, Халь, метил в грудь Брид. Вот что самое гнусное. Пристыженный, опозоренный, он не мог придумать ни единого способа загладить содеянное.

Чувство вины заглушило ярость, истощило силы юноши. Он все клонился к земле и наконец тяжело сполз на траву, скорчившись рядом с возлюбленной. Через некоторое время до сознания его смутно, точно сквозь вату, донеслись радостные крики Пипа, возвещавшие о том, что нашлись кони Хардвина и Ренауда. Но, должно быть, потом Халь снова заснул. Проснулся же резко, рывком. Брид кричала и звала на помощь. Все остальные тоже проснулись и подбежали к ним.

– Халь, – стонала несчастная, – Халь, отвези меня домой. Отвези меня к Керидвэн. Отвези меня домой… – Она еще некоторое время бормотала что-то неразборчивое, а потом вдруг выкрикнула: – Я должна рассказать ей про Каргу – она так страдает… страдает…

– О, силы небесные! – воскликнул Абеляр. – Должно быть, Морригвэн томится в застенках Абалона! – Лицо его побелело. – Мы должны выполнить просьбу Брид.

– Сир! – Пип с готовностью отсалютовал Халю. – Я нашел свою лошадь, а также коней Хардвина и Ренауда. Тайна и Чернокнижник мертвы, а остальные разбежались. Поезжайте на моей кобылке – она у меня смирненькая, так что вы сможете повезти Брид. А я позабочусь о принцессе, – с надеждой добавил он, радостно улыбаясь.

– Нет, Пип. Абеляр прав. Нельзя доверять Брид мне – ведь я ее предал.

Абеляр удовлетворенно кивнул, но потом повернулся к Кеовульфу:

– Я тоже не справлюсь, всадник из меня никудышный. Придется тебе.

– Согласен, – кивнул калдеанский рыцарь. – Но, Пип, и думать не смей, что тебе доверят принцессу. Она слишком ценна для нас!

Халь с тяжелым сердцем поднял свой меч – и немедленно на него накатила дурнота. Хотя древнее оружие все еще заряжало его энергией, он более не мог владеть им. Он поднял этот клинок на Брид – и в ушах все еще звенела торжествующая песнь напившегося крови рунного меча. Сжав зубы от боли, Халь убрал клинок в отделанные мехом ножны и тут заметил почти на самом острие маленькую зазубринку – но не придал ей значения, а передал оружие на хранение Кеовульфу.

Приторочив к седлу Чашу Онда и беспрестанно жуя ивовую кору, чтобы облегчить боль, Халь посадил Кимбелин позади себя и пустился в дорогу. Кеовульф вез Брид, бережно держа ее на груди. Голова раненой бессильно болталась у его плеча. Так они ехали четыре дня, и за это время Пип успел много раз во всех подробностях поведать каждому желающему небывалую историю их заточения в замке барона Кульфрида и кровопролитных жертвоприношений, совершенных безумным сыном барона, Ирвальдом.

Рассказ мальчика немало озадачил Халя, хотя молодому воину было трудно думать – стоны Брид становились все громче, гортаннее, бедняжка, не приходя в сознание, начала вырываться и извиваться от боли. Кеовульфу делалось все труднее везти ее, а потому на четвертый день отряд рано встал на ночлег. Огонь развели побольше – ночи были холодными.