Текст книги "Гордость и предубеждение (др. перевод)"

Автор книги: Джейн Остин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 21

Разговор с мистером Коллинзом почти подошел к концу, и Элизабет страдала лишь от неудобства да сварливого тона матери. Что касается самого джентльмена, то его чувства были полностью оглашены; и теперь он, хотя и с видимым спокойствием, все же избегал встречаться взглядом с Лиззи и уж тем более с ней разговаривать. Теперь со свойственным ему усердием он полностью переключил свое внимание на мисс Лукас, которая вежливо выслушивала обильные его речи, став невольным спасителем для всех Беннетов, и особенно для своей подруги.

Следующее утро не внесло изменений ни в пошатнувшееся здоровье, ни в печальное настроение миссис Беннет. Мистер Коллинз тоже не изменился и по-прежнему при виде Элизабет надувал щеки с видом мрачным и гордым. Девушка почти было поверила в то, что упорством своим добьется скорого отъезда кузена, но недавние события оказались не в силах нарушить ранее утвержденных планов. Он принял решение покинуть Лонгбурн в субботу и именно до субботы и намеревался оставаться.

После завтрака девушки отправились в Меритон, чтобы навести справки о мистере Уикеме, возвращение которого ожидалось еще накануне. Кроме того, каждой не терпелось вслух оплакать его отсутствие на балу в Незерфилде. С молодым человеком барышни столкнулись у самого подхода к городу, и тот с радостью проводил их до дома тетки, успев по дороге выразить свое сожаление, волнение и озабоченность. Специально для Элизабет он заметил, что отсутствие его на балу было совершенно необходимым.

– Чем более приближался бал, тем чаще я думал о том, что моя встреча с мистером Дарси крайне нежелательна. Находиться в одном зале на одном с ним балу несколько часов кряду могло оказаться невыносимым. Кроме того, мне не хотелось становиться невольным мучителем и других, особенно тех, кто мне сострадает.

Элизабет полностью одобрила его решение; и за ее похвалой последовало множество любезностей как с одной, так и с другой стороны. Повстречав по дороге знакомого офицера, мистер Уикем пригласил того проводить барышень обратно в Лонгбурн, на что тот с радостью согласился. Всю обратную дорогу Лиззи болтала с мистером Уикемом, чем последний, судя по всему, остался весьма доволен. Сама Элизабет также не скрывала превосходного настроения, потому что, во-первых, ей льстило внимание красавца-военного, и во-вторых, это была прекрасная возможность представить мистера Уикема родителям.

Вскоре после их возвращения в поместье принесли письмо для Джейн. Оно пришло из Незерфилда, а потому было вскрыто немедленно. В конверте оказался маленький изящный листок, покрытый элегантным легким почерком леди. Элизабет принялась наблюдать за тем, как сестра ее вчитывается в строки, возвращаясь к некоторым еще раз, и как при этом меняется выражение ее лица. Дойдя до конца, Джейн тряхнула головой и отложила послание в сторону, изо всех сил стараясь вернуть свой обычный беззаботный и приветливый вид; однако Элизабет не могла не чувствовать ее волнения, тут же перешедшего и к ней; причем оно оказалось столь велико, что даже отвлекло ее внимание от мистера Уикема. Тем не менее барышням пришлось подождать, пока джентльмены попрощаются; и только после того, как те удалились, Элизабет взглядом пригласила сестру отправиться с ней наверх. Закрыв за собой дверь спальни, Джейн достала письмо.

– Это от Кэролайн Бингли. Не скрою, содержание его удивило меня до крайности. Все обитатели Незерфилда к этому часу уже покинули дом и находятся по пути в город. При этом они не собираются возвращаться. Впрочем, вот, послушай сама.

Первое предложение она прочла вслух; и из него Элизабет узнала о решении сестер Бингли немедленно присоединиться к брату и отправиться в город и о том, что они собираются отужинать сегодня в доме на Гровенор-стрит, где живет мистер Херст. Следующая строка гласила: «Не стану притворяться, будто мне жаль того, что я оставляю Незерфилд, хотя, бесспорно, мне будет очень скучно без твоего общества, милая моя подруга. Но не станем терять надежды. В будущем мы не раз еще познаем те минуты счастья, которые делили с тобой в этом доме. А пока, дабы смягчить боль разлуки, будем переписываться свободно и часто, по первому зову сердца. Надеюсь вскоре услышать о тебе». Всю эту возвышенную чушь Элизабет слушала, все более теряя доверие к лицемерным речам; и, хотя внезапность отъезда семейства и удивила ее, сожалеть барышне, в общем-то, было не о чем. В том, что мистеру Бингли ничто не помешает время от времени наведываться в поместье, Элизабет не сомневалась; а что касается утраты общества его сестер, то тут она не скорбела и тем более была даже уверена в том, что Джейн очень скоро оправится от потрясения.

– Конечно, печально, – после минутного молчания заключила Лиззи, – что ты не повидалась с подругами перед их отъездом. Но как знать, быть может, будущее счастье, о котором пишет мисс Бингли, настанет гораздо раньше, чем ей кажется, и те радостные минуты, что вы делили как друзья, повторятся вновь, только вы уже будете в роли сестер. Не думаю, что они станут держать мистера Бингли в Лондоне под стражей.

– Но Кэролайн вполне определенно говорит о том, что нынешней зимой никто из них не намерен возвращаться в Хертфордшир. Я прочту тебе эту часть.

– “Когда брат покидал нас вчера, ему казалось, что дело, по которому он едет в столицу, решится за три-четыре дня; но, поскольку мы уверены в том, что это совершенно невозможно, и одновременно убеждены, что, когда Чарльз приедет в город, едва ли ему захочется торопиться с возвращением, мы решили поспешить за ним, чтобы бедняге не пришлось проводить свободные часы в полном одиночестве в убогой атмосфере постоялого двора. Многие из наших знакомых уже перебрались в столицу, чтобы провести там зиму. Как жаль, голубушка, что ты едва ли присоединишься к ним. Я искренне желаю, чтобы Рождество в Хертфордшире порадовало тебя теми развлечениями, что приносит нам этот сезон, и чтобы за это время в активе твоем появилось достаточно поклонников, которые могли бы скрасить твою скорбь о разлуке с тремя, чьего общества ты столь несчастливо лишилась.” Из письма явствует, что этой зимой он больше не вернется.

– Отсюда следует только одно: это мисс Беннет не хочет, чтобы он возвращался.

– Отчего ты так думаешь? Это, должно быть, его собственное решение. Он сам себе хозяин. Но позволь мне прочесть то место, которое особенно меня ранило. От тебя мне не нечего скрывать.

–  «Мистеру Дарси не терпится увидеть сестру, и, по правде говоря, мы желаем этого ничуть не меньше. Мне кажется, в мисс Джорджиане Дарси в равной степени соединились красота, элегантность и воспитание; и та привязанность, которую испытываем к ней мы с Луизой, лишь увеличивается тем фактом, что мы надеемся вскоре назвать ее своей сестрой. Не помню, делилась ли я с тобой раньше своими соображениями на этот счет, но сейчас я не могу покинуть эти места прежде, чем поведаю о наших чувствах. При этом я верю, что ты не сочтешь мои мысли вздором и безделицей. Мой брат ее обожает и отныне сможет часто встречаться с ней в обстановке самой интимной и деликатной, потому что все ее близкие мечтают о будущем их браке в ничуть не меньшей степени, чем сам Чарльз. Кроме того, будучи его сестрой, я не могу ошибиться насчет его намерений; да и сам он, несомненно, способен покорить любое женское сердце. Теперь, зная обо всем, ты, милая Джейн, сможешь ответить на мой вопрос: неужели я неправа, делая все, чтобы приблизить его счастье?»Что ты думаешь об этой части, Лиззи? – поинтересовалась Джейн, закончив чтение. – Неужели тебе не все еще ясно? Неужели отсюда не следует, что Кэролайн не желает и не надеется назвать своею сестрой меня, что она убеждена в полном безразличии мистера Бингли ко мне и что если она подозревает о моих чувствах к нему, то хочет (как это любезно с ее стороны!) предупредить меня? Может ли здесь вообще существовать другое мнение?

– Да, может. Мое, например, полностью отличается от твоего. Хочешь узнать, о чем я думаю?

– С удовольствием послушаю.

– Я не собираюсь говорить долго. Мисс Бингли заметила, что ее брат влюблен в тебя, и поэтому хочет поскорее женить его на мисс Дарси. Она помчалась за ним в город в надежде удержать его там и заодно пытается убедить тебя в том, что он к тебе совершенно равнодушен.

Джейн покачала головой.

– Это правда, Джейн, и ты должна мне поверить. Никто из тех, кто видел вас хотя бы раз вместе, не станет сомневаться в его чувствах к тебе. И уж точно здесь не возникает ни малейших сомнений у самой мисс Бингли. В чем-чем, а в смекалке ей не откажешь. Если б только она заметила хотя бы половину такого чувства в мистере Дарси, она бы уже бежала заказывать себе подвенечный наряд. Дело тут вот в чем: мы небогаты, а следовательно ничего не можем им предложить за собой. Мисс Бингли желает поскорее заполучить мисс Дарси для брата также и с той целью, чтобы это послужило примером для еще одного «дружественного» брака, с которым, кстати, тоже не все так просто, пока на дороге у нее стоит мисс де Бург. Но не можешь же ты всерьез полагать, славная моя Джейн, что власть мисс Бингли над братом столь велика, что она в состоянии убедить его, будто любит он вовсе не тебя, а сестру своего друга?

– Если бы мы одинаково относились к мисс Бингли, твоя интерпретация этих событий многое бы прояснила, и мне стало бы легче. Но, боюсь, твои слова лишены справедливости. Кэролайн просто не способна на сознательный обман кого бы то ни было; и единственное, на что мне остается теперь уповать, так это на то, что она сама невольно заблуждается.

– Разумеется. Коль скоро в моем заключении ты не нашла утешения, тебе просто необходимо придумать нечто, способное всех сделать добрыми и счастливыми. Теперь ты станешь упрямо верить тому, что мисс Бингли обманута. Ты только что выполнила свой долг по отношению к подруге, и больше тебе волноваться не о чем.

– Но, милая моя сестрица, как могу я стать счастливой, если, пусть даже предполагая самый удачный исход всех моих мучений, я и выйду замуж за человека, чьи сестры и друзья готовы принять в дом кого угодно, но только не меня?

– Здесь я тебе уже не помощница. Если ты, принимая решение о замужестве, сочтешь неудовольствие двух сестер более важным аргументом, чем счастье быть его женой, я искренне советую тебе отказать мистеру Бингли при первой же возможности.

– Как ты можешь об этом говорить? – печально улыбаясь, воскликнула Джейн. – Ты ведь прекрасно знаешь, что, несмотря на то, что сердце мое будет обливаться кровью из-за их несогласия, я ни на секунду не усомнюсь в своем решении.

– Я и сама в этом не сомневаюсь. Если такой день все же настанет, мне не в чем будет тебе посочувствовать.

– Но если он так и не вернется сюда этой зимой, вряд ли от меня вообще потребуется такая жертва. За долгих шесть месяцев может произойти Бог знает что!

К тому, что влюбленным не суждено больше увидеться, Элизабет отнеслась с насмешливым недоверием. В самой этой мысли ей слышались лишь алчные и лживые нотки голоса Кэролайн; и, несмотря на то, как уверенно и искусно источала мисс Бингли свою ложь, Элизабет не верилось, что уговоры сестры хоть как-то способны повлиять на влюбленного джентльмена, ни в чем не зависящего от собственного женского окружения.

Элизабет поспешила сообщить своей сестре об этих соображениях в манере предельно решительной и твердой и вскоре довольно заметила, что слова ее наконец-то возымели должный эффект. Джейн снова воспрянула духом, и теперь в глазах ее засветился пусть еще и слабый, но все же огонек надежды на то, что Бингли непременно навестит ее этой зимой.

Сестры порешили на том, что миссис Беннет следует знать только об отъезде соседей и оставаться в счастливом неведении относительно прочих обстоятельств. Но даже то немногое, что узнала их мать, заставило ее сердце на мгновение замереть. Впрочем, о чем бы она ни подумала, дети ее услышали лишь сожаления по поводу отъезда мисс Бингли и миссис Херст, с которыми Джейн успела крепко сдружиться. Поскорбев об этом приличествующий отрезок времени, миссис Беннет утешилась мыслью о том, что мистер Бингли непременно вскоре объявится и уж тогда ему не отвертеться от ужина в Лонгбурне. В завершение легкого переполоха миледи обреченно вздохнула и с плохо скрываемым удовольствием заявила, что, хотя это и будет обычная семейная трапеза, она все же распорядиться на кухне о том, чтобы к приезду гостя приготовили две полных перемены блюд.

Глава 22

Беннетов пригласили на обед Лукасы, и снова мисс Шарлотта была столь любезна, что терпеливо выслушивала долгие речи мистера Коллинза. Элизабет не могла не поблагодарить за это приятельницу.

– Ты помогаешь ему оставаться в хорошем настроении, и поэтому нет таких слов, которые могли бы выразить всю мою признательность тебе за это.

Шарлотта заверила подругу в том, что всегда рада помочь и что такая небольшая жертва личным временем с лихвой окупается ее искренней благодарностью. Это было действительно мило, однако в доброте своей мисс Лукас шагнула куда дальше, чем это могла представить себе Элизабет. Барышня решилась ни больше, ни меньше как на то, чтобы все ухаживания, имевшиеся в арсенале мистера Коллинза, отныне были обращены не к кому-то, а именно к ней. Сказано – сделано; и мисс Лукас так преуспела в задуманном, что, когда гости начали собираться домой, пребывала в полной уверенности успеха относительно своего предприятия, если бы только мистеру Коллинзу не нужно было уже на этой неделе покинуть Хертфордшир. Но в опасениях своих она не приняла в расчет ни горячность характера молодого человека, ни полную его независимость. На следующее же утро мистер Коллинз потихоньку покинул Лонгбурн и с завидной прытью добрался до поместья Лукасов, где, не теряя ни минуты, припал к ногам мисс Шарлотты. Молодого священника подгоняло опасение в том, что бегство его будет раскрыто кузинами, которые только и мечтают о том, как бы расстроить его планы. По этой причине ему не хотелось возбуждать ненужные подозрения до тех пор, пока его инициатива не завершится полным успехом, в чем он не сомневался, равно как не вызывали в нем сомнения и чувства со стороны мисс Лукас; и только воспоминания о собственном фиаско в нынешнюю среду заставляли его действовать относительно осторожно. Прием, который встретил его у Лукасов, оказался весьма многообещающим. Шарлотта заприметила раннего гостя из окна своей спальни и тут же, наскоро одевшись, сбежала вниз, дабы перехватить его еще в аллее; но барышня и представить себе не могла, свидетелями какой страстной любви и ораторского искусства суждено было стать тамошним пожухлым живым изгородям.

Как только отзвучали длинные речи мистера Коллинза, между молодыми людьми к обоюдному удовольствию не осталось никаких недомолвок; и, в спешном порядке проследовав в дом избранницы, пастор потребовал барышню назвать тот день, который сделает его счастливейшим из всех смертных. Несмотря на то, что леди была не в силах выполнить эту его просьбу, по всему было ясно, что испытывать судьбу она не собирается, а потому тянуть время не станет. Глупость, коей природа самым щедрым образом наградила молодого человека, предполагала полное отсутствие всякого шарма в его ухаживаниях, по крайней мере в тех, что женщина желает испытывать бесконечно; и мисс Лукас, которая приняла его исключительно из прозаичного и даже практичного желания покоя и определенности, не имела намерений оттягивать день свадьбы.

Не откладывая дела в долгий ящик, молодые немедленно послали за сэром Уильямом и леди Лукас, от которых требовалось немедленное благословение, кое и было получено ими незамедлительно в самой приятной обстановке. Положение мистера Коллинза делало его весьма заманчивой партией для Шарлотты, которой они были не в состоянии предоставить сколь-нибудь существенных средств к жизни. У этого же молодого человека уже недалекое будущее обещало вполне весомый капитал. Леди Лукас, едва поздравив дочь, с энтузиазмом стала прикидывать, сколько еще лет протянет достойный мистер Беннет, а сэр Уильям порадовался за то, что отныне его дочь и мистер Коллинз перейдут в приход церкви Св. Джеймса. Новость порадовала и младших членов семьи: у сестер Шарлотты появилась реальная возможность определиться в этой жизни на пару лет раньше, чем планировалось, а мальчики с облегчением вздохнули оттого, что теперь их сестра избавилась от опасности умереть старой девой. Сама Шарлотта была спокойна и довольна. Она добилась того, чего хотела, и теперь имела возможность поразмыслить обо всех обстоятельствах, вытекающих из этого шага, без спешки и суеты. Выводы, к которым пришла девушка, в целом оказались вполне приятными. Мистера Коллинза, разумеется, нельзя было назвать ни умным, ни приятным; его общество утомляло, и чувства его к ней, скорее всего, имели весьма эфемерный характер. Но, тем не менее, он все же станет ее мужем. В голове ее немыслимым образом уживались пренебрежительное отношение к мужчинам и желание брака как главной цели жизни. Впрочем, с другой стороны, данное стремление не было лишено мудрости, так как единственным средством к достойному существованию хорошенькой и образованной леди с небольшим состоянием оставалось удачное замужество и неважно, сколько счастья оно способно привнести в ее жизнь. Итак, в возрасте двадцати семи лет, будучи отнюдь не красавицей и имея за собой более чем скромное приданое, она буквально поймала за хвост собственную удачу. Единственным неприятным обстоятельством в столь стремительно достигнутом счастье оставалось изумление, которое, несомненно, вызовет такая новость у Элизабет Беннет, чью дружбу Шарлотта искренне ценила и которой дорожила, как ни чьей другой. Не было исключено даже, что Элизабет обвинит ее в лицемерии; и хотя решение ее останется неизменным несмотря ни на что, она определенно будет страдать. Шарлотта решила сама сообщить новость подруге, а потому взяла с мистера Коллинза слово, что, когда тот вернется в Лонгбурн, он даже не намекнет ни одному из Беннетов о том, что случилось нынешним утром. Суженый охотно дал обещание, хотя с его выполнением дело обстояло вовсе не просто, потому что любопытство, вызванное у родственников его внезапным исчезновением, вылилось в такой поток прямых и конкретных вопросов, что от молодого человека потребовалась изрядная изворотливость и немалая доля самопожертвования, так как, по правде говоря, этому пылкому влюбленному не терпелось растрезвонить о своей вспыхнувшей страсти всему свету.

Поскольку отъезд его намечался на следующий день слишком рано, чтобы застать кого-нибудь из членов гостеприимного семейства на ногах, церемония прощания состоялась накануне, перед тем как леди отправились спать. Миссис Беннет со всею сердечностью и любезностью заверила мистера Коллинза в том, как рады будут девочки его повторному приезду в Лонгбурн и чем раньше он состоится, тем лучше.

– Миледи, – заявил мистер Коллинз в свою очередь, – ваше приглашение делает мне огромную честь, на которую я, кстати, рассчитывал. Можете не сомневаться в том, что для этого я воспользуюсь первым же подходящим случаем.

Такое заявление изумило всех; и мистер Беннет, который никак не ожидал возможного поспешного возвращения гостя в его дом, не удержался от вопроса:

– Но не возникнут ли у вас осложнения с леди Кэтрин, сэр? Ей-богу, вам лучше забыть о родственниках при малейшей угрозе вызвать неудовольствие такой щедрой покровительницы.

– Уважаемый сэр, – заверил его мистер Коллинз, – я не в силах выразить вам свою признательность за это дружеское предостережение. Обещаю вам, что не предприму столь решительного шага, не получив предварительно согласия ее милости.

– Вы совершенно правы. В таком деле лучше лишний раз подстраховаться. Рискуйте чем угодно, но только не ее немилостью. И если сердце вам подскажет, что миссис де Бург недовольна вашим намерением навестить нас снова, что само по себе я расцениваю как вполне вероятное событие, с миром оставайтесь дома и знайте, что мы за это на вас ничуть не в обиде.

– Поверьте мне, сэр, я крайне вам признателен за доброе напутствие. Сразу же по приезде я непременно напишу вам письмо, в котором поблагодарю вас всех за радушный и теплый прием, оказанный мне здесь, в Хертфордшире. Что касается моих очаровательных кузин, то, хотя отсутствие мое и не обещает быть слишком долгим, позвольте мне все же пожелать им здоровья и счастья всем без исключения, и даже мисс Элизабет.

Соблюдя все приличия, дамы удалились; и при этом каждая задала себе вопрос, отчего это мистер Коллинз так уверен в собственном скором возвращении. Миссис Беннет усмотрел в его намерении желание обратить внимание на одну из младших дочерей, скорее всего, на Мэри. Эта девочка оценила достоинства родственника так высоко, как никакая другая. В ее собственных высказываниях звучала совсем уже взрослая рассудительность, немало удивлявшая гостя; и, хотя кузену по уму до нее самой было еще далеко, барышня чувствовала в себе достаточно сил для преобразования этого тюфяка в настоящего джентльмена и приятного компаньона. Тем не менее, следующее утро самым жестоким образом нарушило эти надежды. Вскоре после завтрака к ним заглянула мисс Лукас и в беседе наедине с Элизабет в подробностях рассказала о том, что случилось в ее доме накануне.

Подозрение по поводу того, что мистер Коллинз мог решить, будто влюблен в ее подругу, пару дней назад уже посетило Элизабет; но то, что Шарлотта могла благосклонно отнестись к такому кавалеру, звучало так же абсурдно, как если бы кто-то сказал, будто Элизабет только спит и видит, как стать миссис Коллинз самой. Изумление ее оказалось столь велико, что она, ухватившись за мысль о недоразумении, еще раз переспросила:

– Обручена с мистером Коллинзом, правильно я понимаю? Но, Шарлотта, милая, это же совершенно невозможно!

Спокойное выражение лица, которое мисс Лукас старательно удерживала на протяжении всего своего рассказа, неожиданно ее покинуло, и за ним проглянуло ужасное смущение, вызванное невольным упреком близкой подруги. Впрочем, примерно такой реакции она и ждала, и поэтому снова быстро взяла себя в руки, мягко заметив:

– Отчего это так тебя удивило, милая Элиза? Не хочешь же ты сказать, что мистер Коллинз не может составить чьего-либо счастья только оттого, что был отвергнут тобой?

Теперь настал черед Элизабет брать себя в руки и уверенно поздравлять подругу, желая той всяких мыслимых и немыслимых благ.

– Но я же вижу, что у тебя сейчас на душе, – возражала Шарлотта. – Ты удивлена, определенно удивлена, и очень сильно. Ведь совсем еще недавно мистер Коллинз просил руки у тебя. Но если подумать об этом хорошенько, то можно понять и простить то, что я сделала. Тебе известно, что по натуре я совсем не романтик и никогда им не была. Все, что мне надо, – это уютный дом. Принимая во внимание характер мистера Коллинза, а также его связи и положение, мои шансы на счастье реальны в той же степени, как и у любого другого человека, собирающегося вступить в брак.

– Несомненно, – тихо согласилась Элизабет.

После неловкой паузы, возникшей вслед за ее словами, они вернулись к остальным домочадцам. Шарлотта не была расположена к долгому визиту и вскоре покинула Лонгбурн, а Элизабет осталась обдумывать то, что так ее поразило. Долго еще она не могла смириться с мыслью о таком мезальянсе. Странность поведения мистера Коллинза, в течение трех дней умудрившегося сделать два предложения, оказалась ничем по сравнению с тем, что одно из них было принято. Лиззи всегда подозревала, что ее отношение к браку существенно отличается от мыслей Шарлотты на сей счет; но ей и в голову не приходило, что, когда дело зайдет столь далеко, подруга ее решится пожертвовать всеми надеждами и будущим ради вполне материального благополучия. Шарлотта – жена мистера Коллинза! Ну что за унизительная картина! Горечь от неожиданной алчности подруги еще более усиливалось твердым убеждением в том, что Шарлотта едва ли обретет желанное счастье, выбрав себе такую долю.