Текст книги "Леди Сьюзан (сборник)"
Автор книги: Джейн Остин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
XIX
От леди Сьюзан к миссис Джонсон
Черчхилл
Знаю, тебе не терпится узнать новости о Фредерике, и возможно, ты укоряешь меня за невнимательность, за то, что я не написала раньше. Дядя привез ее в четверг, две недели назад, и я, разумеется, не стала терять времени даром, а потребовала объяснить мне причину ее дурного поведения; и вскоре выяснила, что была абсолютно права, решив, что все дело в моем письме. Предстоящее замужество сильно напугало Фредерику, и, руководствуясь детской испорченностью и глупостью, она решила уйти из школы, сесть в дилижанс и отправиться прямо к своим друзьям, Кларкам; и успела преодолеть уже две улицы на этом пути, когда, к счастью, ее хватились, пустились в погоню и догнали. Таков был первый значительный подвиг мисс Фредерики Вернон; и если вспомнить о том, что совершен он был в нежном шестнадцатилетнем возрасте, становится ясно, что в дальнейшем стоит ожидать еще более выдающихся предвестников ее славы. Впрочем, я чрезвычайно рассержена на мисс Саммерс, не позволившую девчонке остаться в ее заведении; это решение кажется мне таким неуместным проявлением щепетильности, учитывая связи семьи, к которой принадлежит моя дочь, что я могу предположить лишь одно, а именно: почтенной дамой двигала боязнь не получить денег за содержание упрямицы. Как бы там ни было, Фредерику вернули в лоно семьи; и поскольку мне больше нечем ее занять, она продолжает следовать плану романтической связи, начавшейся еще в Ленгфорде. Она действительно влюбляется в Реджинальда де Курси! Ей недостаточно было ослушаться матери, отклонив столь выгодное предложение; оказывается, любовь свою она тоже намерена дарить, не испросив материнского благословения! Мне еще не доводилось видеть, чтобы девушка ее возраста так явно стремилась стать всеобщим посмешищем. Чувства Фредерики достаточно сильно обострены, и она так очаровательно и безыскусно демонстрирует их, что невольно возникает обоснованное опасение, что она будет выглядеть нелепо и мужчины станут презирать ее.
Безыскусность никуда не годится в любовных делах; а эта девушка – врожденная простофиля, и безыскусна она либо по своей природе, либо оттого, что напускает на себя такой вид. Я еще не знаю, догадался ли Реджинальд о ее намерениях и будет ли это иметь какие-то последствия. Сейчас он совершенно равнодушен к ней, а догадайся он о ее чувствах – стал бы презирать. Верноны весьма восхищены красотой Фредерики, но на него она не произвела впечатления. Она в большом фаворе у тетушки – поскольку в ней нет почти ничего от меня, разумеется. Моя дочь идеальная компаньонка для миссис Вернон, которая очень любит проявлять твердость и предпочитает быть единственным собеседником, высказывающим мудрые и вместе с тем остроумные мысли, а Фредерике ее не затмить. Когда моя дочь только приехала, я прилагала определенные усилия для того, чтобы не позволить ей слишком часто общаться с тетей; но сейчас я успокоилась, поскольку считаю, что могу положиться на то, что Фредерика во время их бесед станет придерживаться правил, продиктованных мной. Но ты не думай: проявляя столько милосердия, я ни на минуту не отказалась от планов на ее замужество. Нет; в этом вопросе я непреклонна, хоть пока и не придумала, каким образом все осуществить. Мне, конечно же, не следует заводить разговор об этом здесь, иначе над моими планами задумаются мудрые головы мистера и миссис Вернон; а ехать в город мне сейчас не с руки. Таким образом, мисс Фредерике придется немного подождать.
Всегда твоя
С. Вернон.
XX
От миссис Вернон к леди де Курси
Черчхилл
Мы сейчас принимаем весьма неожиданного гостя, милая матушка. Он приехал только вчера. Я услышала, как у дверей остановился экипаж, так как сидела с детьми, пока они обедали; и предположив, что могу понадобиться, вышла из детской и уже прошла полпути вниз по лестнице, когда Фредерика, бледная как полотно, взбежала наверх и проскочила в свою комнату. Я тут же последовала за ней и поинтересовалась, что произошло. «Ах! – воскликнула она. – Он приехал… сэр Джеймс приехал. Что же теперь со мной будет?» Ее фраза ничего мне не объяснила, и я стала умолять девушку открыться мне. Однако нас прервал стук в дверь: это был Реджинальд, и пришел он по просьбе леди Сьюзан – чтобы попросить Фредерику спуститься. «Это мистер де Курси, – сказала она и густо покраснела. – Маменька хочет меня видеть; мне нужно идти». Мы спустились все вместе, и я заметила, что брат с изумлением рассматривает искаженное ужасом лицо Фредерики. В комнате для завтраков мы нашли леди Сьюзан и импозантного молодого человека, которого она представила нам как сэра Джеймса Мартина – того самого, как Вы помните, кого, как говорили, она пыталась отбить у мисс Мейнверинг; но его расположения она добивалась, похоже, не для себя или же с тех пор решила переключить его внимание на свою дочь, так как на данный момент сэр Джеймс Мартин отчаянно влюблен в Фредерику, на что получает полное одобрение ее маменьки. Впрочем, я уверена, бедная девочка не любит его; и хотя и нрав его, и обращение весьма приятны, и мне, и мистеру Вернону он кажется слишком слабовольным. Когда мы вошли в комнату, Фредерика так смутилась и растерялась, что я от всего сердца посочувствовала ей. Леди Сьюзан была чрезвычайно предупредительна с посетителем; и все же, как мне показалось, не испытывала особого восторга от встречи с ним. Сэр Джеймс много говорил и постоянно извинялся передо мной за то, что осмелился прибыть в Черчхилл без приглашения, причем смеялся куда чаще, чем то позволял предмет разговора, то и дело повторялся и трижды сообщил леди Сьюзан, что недавно, как-то вечером, видел миссис Джонсон. Время от времени он обращался к Фредерике, но куда как чаще – к ее матери. Бедная девочка все это время просидела, не разжимая губ и опустив глаза; она то бледнела, то краснела; Реджинальд молча наблюдал за происходящим. Наконец леди Сьюзан, устав, я полагаю, от неловкой ситуации, предложила пройтись; мы оставили джентльменов вдвоем и отправились за мантильями. Когда мы поднимались по лестнице, леди Сьюзан попросила позволения побеседовать со мной в моей маленькой гостиной, так как ей не терпелось поговорить тет-а-тет. Я провела ее туда, и как только дверь закрылась, она заметила: «Я еще никогда не была так удивлена, как сегодня, при виде сэра Джеймса, и его неожиданное появление требует от меня принести Вам, дорогая сестра, извинения; хотя лично мне, как матери, этот поступок чрезвычайно льстит. Он так сильно любит мою дочь, что больше не мог жить, не имея возможности взглянуть на нее. Сэр Джеймс – молодой человек добродушного нрава и превосходной репутации; возможно, он немного болтлив, но через несколько лет этот незначительный недостаток пройдет; а в остальном он такая прекрасная партия для Фредерики, что я всегда с большим удовольствием наблюдала за проявлениями его чувств; и я убеждена: и Вы, и мой брат сердечно поздравите молодых с их союзом. Я еще никому не намекала на эту возможность, так как считала: пока Фредерика в школе, лучше держать все в тайне; но теперь, когда я убедилась в том, что моя дочь уже выросла и совершенно не желает находиться в подобном заведении, я начала рассматривать ее союз с сэром Джеймсом как весьма скорый и уже несколько дней собираюсь посвятить Вас и мистера Вернона в подробности данного мероприятия. Я уверена, дорогая сестра, Вы простите меня за то, что я так долго скрывала от вас свои планы, и согласитесь: следует проявлять осторожность и не афишировать подобные обстоятельства, если возможность их осуществления по какой-либо причине остается несколько неопределенной. Когда через несколько лет Вы познаете счастье вручить свою милую маленькую Кэтрин мужчине настолько же безупречного происхождения и репутации, Вы поймете, что я чувствую сейчас; впрочем, благодарение Небесам, у Вас не будет причин ликовать по поводу подобного события, как это делаю я. Кэтрин будет прекрасно обеспечена, а ее благополучие не станет, в отличие от моей Фредерики, зависеть от удачного замужества». Закончила она тем, что попросила поздравить ее. Я так и поступила, хоть и сделала это несколько неловко, как мне показалось; по правде сказать, неожиданное открытие в такой важной области лишило меня способности высказываться достаточно четко. Впрочем, леди Сьюзан чрезвычайно любезно поблагодарила меня за участие в ее судьбе и судьбе ее дочери, после чего добавила: «Мне не свойственно говорить красиво, дорогая миссис Вернон, и я никогда не обладала счастливым талантом проявлять чувства, коих не испытываю; и потому я убеждена, Вы поверите мне, когда я скажу Вам, что как бы много похвал ни слышала я в ваш адрес, до того как познакомилась с Вами лично, я и не догадывалась, что полюблю Вас так, как люблю теперь; и должна добавить: Ваше дружеское расположение ко мне еще отраднее потому, что у меня есть причины подозревать кое-кого в попытке настроить Вас против меня. Мне только жаль, что те, кто имеет благие намерения, кем бы они ни были, не могут видеть, в каких отношениях мы с Вами теперь пребываем, и не могут понять искренней симпатии, которую мы испытываем друг к другу. Но не буду Вас более задерживать. Да благословит Вас Господь за Вашу доброту ко мне и моей девочке, и да продлит Он Ваши дни». Что можно сказать о такой женщине, милая матушка? Какая искренность, какая торжественность речи! И все же не могу не сомневаться в правдивости ее слов. Возвращаюсь к Реджинальду. Полагаю, он не знает, что и думать обо всем этом. Когда приехал сэр Джеймс, брат казался воплощением изумления и недоумения; глупость молодого человека и растерянность Фредерики полностью поглотили его внимание; и хотя небольшая приватная беседа с леди Сьюзан определенным образом повлияла на моего брата, уверена, он все еще обижен на нее за то, что она позволила подобному мужчине ухаживать за ее дочерью. Сэр Джеймс, проявив потрясающее хладнокровие, напросился погостить у нас несколько дней – он надеялся, что мы не сочтем это эксцентричным, хоть и понимал, сколь дерзок подобный поступок, но осмелился совершить его на правах родственника; а в заключение, рассмеявшись, заявил, что очень скоро действительно может стать нам родственником. Даже леди Сьюзан, как мне показалось, пришла в замешательство от подобного нахальства; я уверена, в глубине души она искренне желала, чтобы он уехал. Но мы должны что-то предпринять ради бедной девочки, если ее чувства действительно таковы, как подозреваем я и ее дядя. Ее ни в коем случае нельзя приносить в жертву практичности или амбициям, и нельзя допускать, чтобы она страдала от страха перед этим. Девушка, чье сердце способно отметить Реджинальда де Курси, заслуживает – как бы равнодушен он к ней ни был – лучшей судьбы, нежели стать супругой сэра Джеймса Мартина. Как только мне удастся остаться с Фредерикой наедине, я выясню правду; но она, похоже, старается избегать меня. Надеюсь, причиной тому не злые помыслы и не окажется, что я была о ней слишком хорошего мнения. То, как она вела себя с сэром Джеймсом, определенно говорит о крайней степени ее смущения и растерянности, но ничего похожего на поощрение его ухаживаний я в этом не усматриваю.
Adieu, дорогая матушка.
Ваша и т. д.
К. Вернон.
XXI
От мисс Вернон к мистеру де Курси
Сэр,
Надеюсь, Вы простите мне эту вольность; меня к ней принудило величайшее горе, в противном случае я бы не осмелилась побеспокоить Вас. Я очень несчастна из-за сэра Джеймса Мартина, и у меня нет никого другого на всем белом свете, кому я могла бы написать, кроме Вас, поскольку мне запрещено даже разговаривать с дядюшкой и тетушкой на эту тему; и поскольку это так, я боюсь, что мое обращение к Вам покажется весьма двусмысленным – словно я пытаюсь обмануть маменьку. Но если Вы не примете мою сторону и не убедите ее разорвать помолвку, я просто сойду с ума, ведь я не переношу сэра Джеймса. В целом свете никто, кроме Вас, не может иметь ни малейшей возможности переубедить ее. Таким образом, если Вы проявите неслыханную доброту, заступитесь за меня перед ней и убедите мою мать отослать сэра Джеймса прочь, я буду более обязана Вам, нежели в состоянии выразить. Он мне никогда не нравился, я невзлюбила его с первого взгляда – это вовсе не внезапный каприз, уверяю Вас, сэр; я всегда считала его глупым, дерзким и неприятным человеком, а сейчас он стал даже хуже, чем был. Я скорее предпочту работать ради куска хлеба, чем выйти за него замуж. Не знаю, как мне извиниться перед Вами за это письмо; я понимаю, что совершаю неслыханную вольность. Я осознаю, до какой степени оно рассердит маменьку, но у меня нет иного выхода.
Остаюсь, сэр, Вашей покорнейшей слугой
Ф.С.В.
XXII
От леди Сьюзан к миссис Джонсон
Черчхилл
Это невыносимо! Милейший друг, никогда еще я не испытывала такой ярости и должна облегчить душу, написав тебе, поскольку знаю, что ты разделишь мои чувства. Ты не поверишь, кто приехал к нам в четверг – сэр Джеймс Мартин! Представь себе мое изумление и досаду – ведь, как тебе прекрасно известно, я вовсе не хотела, чтобы он показывался в Черчхилле. Какая жалость, что ты ничего не знала о его намерениях! Но просто приехать ему показалось недостаточно, и он фактически напросился погостить здесь несколько дней. Я бы с радостью отравила его! Впрочем, я все обернула себе на пользу и с большим успехом побеседовала с миссис Вернон, и каково бы ни было ее мнение на сей счет, она ничем не возразила на мои аргументы. Я также потребовала от Фредерики вести себя с сэром Джеймсом вежливо и дала ей понять, что решительно настаиваю на их браке. Она пробормотала что-то о своем несчастье, но и только. Я в последнее время чрезвычайно беспокоюсь об этом союзе, поскольку имела возможность наблюдать, как быстро крепнут чувства моей дочери к Реджинальду, и не была уверена в том, что, узнав о них, он в конце концов не ответит ей взаимностью. Оба они вызывают у меня лишь презрение, ибо чувства их основываются на сострадании, однако же я ни в коей мере не могла отвергать вероятность того, что последствия не будут такими, как я обрисовала. Разумеется, Реджинальд ни на йоту не охладел ко мне; и все же в последнее время он несколько раз неожиданно и совершенно не к месту упоминал о Фредерике, а однажды даже высказал похвалу ее внешности. Да, он был весьма озадачен появлением моего визитера и сначала рассматривал сэра Джеймса с внимательностью, смешанной, как я, к своему удовольствию, заметила, с ревностью; но, к несчастью, у меня не было возможности помучить Реджинальда по-настоящему, так как сэр Джеймс, хотя и вел себя со мной чрезвычайно галантно, очень скоро дал понять всему почтенному собранию, что сердце его принадлежит моей дочери. Было нетрудно убедить де Курси, когда мы остались тет-а-тет, что если принять во внимание все обстоятельства, то мое желание этого союза полностью оправданно; и все это дело, казалось, завершилось к моему полному удовольствию. Разумеется, ни от кого не укрылось, что сэр Джеймс далеко не Соломон; но я строго-настрого запретила Фредерике жаловаться Чарлзу Вернону или его жене, и таким образом у них не было повода вмешиваться; хотя моя дерзкая золовка, полагаю, только и ждала такой возможности. Впрочем, все шло тихо и мирно; и хотя я считала часы, оставшиеся до отъезда сэра Джеймса, душа моя была полностью удовлетворена ходом событий. Так что можешь себе представить, что я почувствовала, когда все мои планы столь неожиданно рухнули, к тому же удар был нанесен с той стороны, откуда у меня не было никаких причин ожидать его. Сегодня утром ко мне в гардеробную пришел необычно серьезный Реджинальд и после недолгого предисловия весьма многословно сообщил, что желает указать на неуместность и жестокость моего разрешения сэру Джеймсу Мартину ухаживать за моей дочерью супротив ее желания. Я была поражена в самое сердце. Когда я поняла, что не смогу превратить все в шутку, то спокойно попросила его объясниться, поскольку не понимаю, что им движет и кто его уполномочил выговаривать мне. Тогда он заявил, вставив в свою речь несколько наглых комплиментов и совершенно неуместных проявлений нежности, которые я выслушала с полным равнодушием, что моя дочь ознакомила его с некоторыми обстоятельствами, кои касались ее, сэра Джеймса и меня и которые вызвали у него сильную тревогу. Говоря коротко, я выяснила, что Фредерика написала Реджинальду письмо, в котором просила вмешаться, а он, получив его, обсудил с ней предмет послания, дабы разобраться в деталях и удостовериться в ее истинных желаниях. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что девчонка воспользовалась представившейся возможностью и тут же призналась ему в любви. То, как он говорил о ней, лишь подтверждает мою догадку. Много же пользы принесет ему такая любовь! Я всегда буду презирать мужчину, если его вполне удовлетворит страсть, разжигать которую он никогда и не собирался, да и признания в оной не требовал. Они оба всегда будут вызывать у меня отвращение. Значит, он не испытывает ко мне настоящего чувства, иначе и слушать бы ее не стал; а какова она, эта девчонка с бунтарской душонкой и неприличными желаниями, как она посмела обратиться за помощью к молодому человеку, с которым ранее и словом не перемолвилась?! Меня равно ставит в тупик и ее бесстыдство, и его легковерие. Да как он посмел поверить тому, что она ему наговорила?! Почему он не был убежден в безупречности мотивов моих поступков? Где же уверенность в моем разуме и доброте? Где негодование, которое настоящая любовь непременно вызвала бы в нем по отношению к человеку, поносящему меня, – ребенку, глупой девчонке, не имеющей ни талантов, ни приличного воспитания, которую он вроде бы давно презирает? Какое-то время я молчала, но даже высшая степень снисходительности может истощиться, и надеюсь, затем я вела себя достаточно резко. Реджинальд пытался, долго пытался смягчить мое негодование; но глупа та женщина, которая, будучи обиженной несправедливым обвинением, может смягчиться, услышав комплименты в свой адрес. Наконец он оставил меня, рассерженный не меньше моего; но свой гнев он показал позже. Я вела себя сдержанно, а Реджинальд дал волю бурному возмущению. Полагаю, тем быстрее он успокоится, и возможно, гнев его улетучится навсегда, в то время как мой останется сильным и неумолимым. Сейчас Реджинальд заперся у себя в комнате, куда, как я слышала, он направился, выйдя от меня. Могу себе представить, каким неприятным размышлениям он предается! Но чувства некоторых людей совершенно непостижимы. Я еще не настолько успокоилась, чтобы вынести встречу с Фредерикой. Вот она точно не скоро забудет события этого дня; она узнает, что напрасно рассказала свою нежную сказочку о любви и тем самым выставила себя на посмешище перед всем светом, вызвав к тому же глубочайшую обиду у несправедливо задетой матери.
Любящая тебя
С. Вернон.
XXIII
От миссис Вернон к леди де Курси
Черчхилл
Позвольте поздравить Вас, дражайшая матушка! Роман, вызывавший у нас столько беспокойства, подходит к завершению. Перспективы наши просто восхитительны, и поскольку дела сейчас приняли благоприятный оборот, я сожалею, что поверила Вам свои подозрения и страхи; ведь удовольствие от новости, что опасность миновала, было куплено весьма дорогой ценой Ваших переживаний. Я так взволнована потрясающим известием, что едва удерживаю в пальцах перо; но я твердо решила черкнуть Вам пару строчек и передать их с Джеймсом, дабы Вы получили объяснение тому, что непременно сильно поразит Вас: Реджинальд возвращается в Парклендс. Приблизительно полчаса тому назад я сидела в комнате для завтраков вместе с сэром Джеймсом, когда мой брат попросил меня выйти к нему. Я мгновенно поняла, что это неспроста: лицо его раскраснелось и говорил он очень эмоционально; Вы знаете его манеру говорить, матушка, когда что-то волнует его. «Кэтрин, – сказал он мне, – сегодня я уезжаю домой; мне жаль покидать вас, но я должен ехать: я уже давно не видел отца и матушку. Я немедленно вышлю вперед Джеймса с охотничьими собаками; и потому, если у тебя есть письмо, он сможет передать его. Сам я вернусь домой не раньше среды или четверга, так как сначала заеду в Лондон по делам; но прежде чем я покину вас, хочу сказать, – продолжал он, понизив голос, но еще более горячо, – не допустите, чтобы Фредерику сделали несчастной с этим Мартином. Он намеревается жениться на ней; ее мать способствует их союзу, но сама девушка не выносит и мысли об этом. Не сомневайся: говоря тебе это, я совершенно уверен в правдивости своих слов; я точно знаю: Фредерика становится все несчастнее с каждой минутой пребывания здесь сэра Джеймса. Она милая девушка и заслуживает лучшей доли. Отошли его поскорее; он просто дурак; но что может задумать ее мать – известно одним лишь небесам! Прощай, – добавил Реджинальд с серьезным видом и сжал мою руку, – не знаю, когда мы с тобой снова свидимся; но помни, что я поведал тебе о Фредерике: ты просто обязана лично позаботиться о ее судьбе, как она того заслуживает – у нее деликатные манеры, а ум намного превосходит тот, который мы раньше готовы были признать в ней». Засим он покинул меня и взбежал по лестнице к себе. Я решила не пытаться остановить брата, прекрасно понимая, что он должен чувствовать. Мое же расположение духа, когда я слушала его, я даже не в силах описать; минуту или две я просто стояла на месте, охваченная поистине приятнейшим изумлением; впрочем, перед тем как предаться безмятежному счастью, необходимо было все обдумать. Приблизительно через десять минут после моего возвращения в комнату для завтраков туда вошла леди Сьюзан. Я, разумеется, сразу же догадалась, что они с Реджинальдом спорили, и с любопытством стала вглядываться в ее лицо, дабы отыскать в нем подтверждение своему предположению. Однако эта искусная обманщица вела себя как ни в чем не бывало. Поболтав некоторое время о разных пустяках, она обратилась ко мне с такими словами: «Как сообщил мне Вильсон, наша компания должна потерять мистера де Курси – правда ли, что он намерен покинуть Черчхилл сегодня утром?» Я ответила: «Да, так оно и есть». – «А он ничегошеньки не сказал нам вчера вечером, – заметила леди Сьюзан, смеясь, – да и сегодня утром, за завтраком, тоже; впрочем, должно быть, он и сам об этом не знал. Молодые люди иногда принимают весьма неожиданные решения, однако и меняют их столь же быстро. Я бы ничуть не удивилась, если бы он в результате передумал и никуда не поехал». Вскоре после этих слов она вышла из комнаты. Впрочем, милая матушка, я верю, у нас нет причин опасаться, что планы Реджинальда изменятся: все зашло слишком далеко. Должно быть, они поссорились, и наверняка из-за Фредерики. Спокойствие леди Сьюзан изумляет меня. Какое наслаждение Вы испытаете от возможности снова видеть Реджинальда, зная, что он по-прежнему достоин вашего уважения, по-прежнему может быть предметом Вашей гордости! Надеюсь, в следующем письме я смогу сообщить Вам, что сэр Джеймс уехал, леди Сьюзан побеждена, а Фредерику более ничто не тревожит. Нам еще многое предстоит сделать, но все будет хорошо. Я вся в нетерпении: мне хочется узнать, что привело к таким чудесным переменам. Я закончу тем же, с чего и начала – с самых горячих поздравлений.
Всегда Ваша и т. д.
Кэт Вернон.