Текст книги "Гордость и предубеждение"

Автор книги: Джейн Остин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Миссис Беннет намеревалась удержать мистера Бингли и его друга еще и на ужин. Однако, на ее беду, его экипаж был подан первым, и она не смогла найти способа помешать их отъезду.

– Ну-с, девочки, – сказала она, когда все наконец разъехались, – что вы скажете о сегодняшнем вечере? Все прошло самым отличным образом. Вы заметили, как красиво был убран стол? Оленина совсем не пережарилась – все говорили, что еще не видывали такого сочного окорока. А разве можно было сравнить суп с тем, что мы неделю назад ели у Лукасов? Даже мистер Дарси подтвердил, что куропатки приготовлены превосходно. А он-то, наверно, держит по меньшей мере двух или трех французских поваров. Джейн, милочка, ты еще никогда не выглядела такой красавицей. Миссис Лонг тоже это находит – она прямо так и сказала, отвечая на мой вопрос. И что же, ты думаешь, она при этом добавила? «Ах, миссис Беннет, суждено ей жить в Незерфилде!» Да, да, да, так и сказала! Она такая душка, миссис Лонг, – кто с ней может сравниться? А какие у нее воспитанные племянницы, хоть, правда, и некрасивые. Я просто их обожаю!

Миссис Беннет, короче говоря, находилась в великолепном расположении духа. Она достаточно насмотрелась, как мистер Бингли вел себя по отношению к Джейн, чтобы вполне увериться, что в конце концов он все же станет ее мужем. А поскольку, находясь в хорошем настроении, она ждала, что счастливые события развернутся с умопомрачительной быстротой, она была серьезно разочарована, когда на следующее утро он не явился просить руки ее дочери.

– Какой это был чудесный день! – сказала Джейн, обращаясь к сестре. – И как удачно подобралось все общество – все так подходили друг к другу. Надеюсь, мы и дальше будем встречаться.

Элизабет улыбнулась.

– Почему ты улыбаешься, Лиззи? Тебе не в чем меня подозревать. Мне это неприятно. Поверь мне, я теперь вполне научилась извлекать удовольствие из беседы с ним просто как с приятным и разумным молодым человеком, не испытывая при этом никаких других чувств. И я убедилась, что у него не было ни малейшего желания завоевать мое сердце. Это только могло показаться, потому что, в отличие от других людей, он одарен удивительным обаянием и стремлением радовать всех окружающих.

– Ты поступаешь очень жестоко, – отвечала ее сестра. – Не позволяя мне улыбаться, ты вместе с тем каждую минуту даешь мне для этого повод.

– Иной раз бывает удивительно трудно сделать так, чтобы тебе поверили!

– А бывает – и совсем невозможно!

– Но для чего тебе меня убеждать, что я испытываю нечто большее, чем сама сознаю?

– На этот вопрос я едва ли могу ответить. Мы все любим поучать других, хотя можем им передать лишь то, что, пожалуй, и знать-то не стоит. Прости меня. И если ты настаиваешь на своем безразличии к мистеру Бингли, не делай меня больше своей наперсницей.

ГЛАВА XIII

Через несколько дней после званого обеда мистер Бингли снова навестил Лонгборн, на этот раз без своего друга. Мистер Дарси в это утро уехал в Лондон, с тем, однако, чтобы через десять дней вернуться в Незерфилд. Бингли пробыл более часа, все время находясь в превосходном настроении. Миссис Беннет пригласила его остаться обедать, но, к его великому сожалению, он вынужден был признаться, что уже обещал обедать в другом месте.

– Надеюсь, нам повезет больше, когда вы приедете в следующий раз, – сказала миссис Беннет.

Он будет предельно счастлив в любое время, и т.д. и т.п. И если ему позволят сейчас удалиться, он воспользуется первым удобным случаем, чтобы навестить их опять.

– Вы могли бы прийти завтра?

Да, этот день у него ничем не занят. И приглашение было с готовностью принято.

Он пришел, и притом в такое удачное время, когда ни одна из дам еще не завершила своего туалета.

Миссис Беннет в одном халате и с наполовину законченной прической вихрем влетела в комнату дочери, крича на ходу:

– Джейн, дорогая, ради бога поторопись! И живо спускайся вниз. Он пришел! Мистер Бингли пришел! Да, да, честное слово. Скорее! Скорее! Вот что, Сара, сию же минуту займись мисс Беннет и помоги ей одеться. Прическа мисс Лиззи может подождать.

– Мы спустимся, как только будем готовы, – сказала Джейн. – Но Китти, я думаю, еще раньше будет внизу, – она поднялась к себе уже полчаса назад.

– Да пропади она, Китти! Ее только не хватало. Вниз, вниз, поживее! Куда девался твой пояс, моя дорогая?

Но когда мать вышла, Джейн решила ни за что не спускаться без одной из своих сестер.

Стремление матери оставить их наедине проявилось столь же сильно и вечером. После чая мистер Беннет, как обычно, удалился в библиотеку, а Мэри поднялась к себе заниматься музыкой. Когда две помехи были таким образом устранены, миссис Беннет принялась подмигивать Элизе и Китти. Ее старания долго оставались незамеченными. Элизабет упорно не обращала на них никакого внимания. Наконец Китти спросила с невинным видом:

– Что такое, маменька? Почему вы подмигиваете? Я что-нибудь должна сделать?

– Ничего, дитя мое, ничего. Тебе просто показалось. После этого она минут пять просидела спокойно. Но, будучи не в силах упустить такую благоприятную возможность, она вдруг вскочила и, сказав Китти: «Пойдем, милочка, со мной, я должна тебе что-то сказать», увела ее из комнаты. Джейн бросила на Элизабет взгляд, говоривший, как неприятны ей эти уловки, и умолявший сестру им не поддаваться.

Через несколько минут миссис Беннет открыла дверь со словами:

– Лиззи, дорогая, мне с тобой нужно поговорить.

– Ты знаешь, мы вполне можем их оставить вдвоем, – сказала мать, как только они оказались за дверью. – Мы с Китти пойдем ко мне в гардеробную комнату.

Элизабет не стала спорить, но задержалась в холле до ухода оттуда матери и Китти, а потом вернулась в гостиную.

На этот раз расчеты миссис Беннет не оправдались. С Бингли все обстояло великолепно, если не считать того, что он еще не стал женихом Джейн. Присущие ему приветливость и непринужденность внесли немалое оживление в их вечернюю беседу. И то, что он терпел назойливую заботу миссис Беннет и без тени неодобрения прощал ей все бестактные замечания, вызывало особую благодарность ее дочери.

Его почти не пришлось уговаривать остаться ужинать. И, прежде чем он покинул дом, было условлено, – главным образом между ним и миссис Беннет, – что он приедет на следующее утро, чтобы поохотиться с мистером Беннетом.

К концу дня Джейн больше не настаивала на том, что она не испытывает к Бингли никаких чувств. В разговоре между сестрами его имя не упоминалось, но Элизабет легла спать со счастливой уверенностью, что дело придет к быстрому завершению, если только мистер Дарси не вернется из Лондона раньше назначенного срока. Говоря серьезно, она, однако, готова была допустить, что все это происходит с его согласия.

Бингли явился точно в условленное время и, как было решено накануне, провел утро с мистером Беннетом. Последний оказался гораздо более приятным партнером, нежели ожидал его спутник. Бингли не был глуп и самонадеян и тем самым не давал мистеру Беннету повода удовлетворить свою склонность к сарказму или замкнуться в презрительном молчании. Благодаря этому он был более общителен и менее причудлив, чем во время их прежних встреч. Разумеется, мистер Бингли вернулся с мистером Беннетом к обеду, а вечером снова была пущена в ход изобретательность миссис Беннет, чтобы оставить его с Джейн наедине. Элизабет, которой нужно было написать письмо, сразу после чая ушла в комнату для завтрака. Остальные собирались играть в карты, и она считала, что при этом нет необходимости противодействовать уловкам мамаши.

Однако, вернувшись в гостиную после того, как письмо было написано, она, к своему изумлению, обнаружила, что в борьбе с этими уловками следовало избегать излишней самоуверенности. Распахнув дверь, она увидела сестру и мистера Бингли стоящих перед камином и углубленных в сосредоточенную беседу. И хотя это обстоятельство само по себе могло и не вызвать подозрений, но выражение их лиц в момент, когда они поспешно обернулись и отошли друг от друга, не позволяло усомниться в происшедшем. Их положение было достаточно неловким. Но ее собственное, казалось бы, было еще более щекотливым. Никто не сказал ни слова, и Элизабет уже намеревалась удалиться, когда Бингли, который перед этим сел по примеру остальных на диван, вдруг вскочил и, прошептав что-то ее сестре, вышел из комнаты.

Джейн ничего не могла скрывать от Элизабет в тех случаях, когда откровенности сопутствовали радостные переживания. Крайне взволнованная, она бросилась к ней на шею и призналась, что считает себя счастливейшим существом на земле.

– Этого для меня слишком много! – добавила она. – Право, слишком. Я ничего подобного не заслужила. Почему все другие не могут быть так же счастливы?!

Поздравления ее сестры были принесены с таким жаром, искренностью и восторгом, которые едва ли можно передать словами. Каждая ее фраза шла от самого сердца и была для Джейн новым источником блаженства. Но Джейн не могла себе позволить долго оставаться с Элизабет, чтобы высказать ей все, что она в эти минуты переживала.

– Нужно сейчас же подняться к маме, – воскликнула она. – Нельзя забывать ни на минуту, как нежно она обо мне заботилась. Мне бы не хотелось, чтобы она узнала об этом от кого-то другого. Он уже пошел к папе. Ах, Лиззи, подумать только, сколько радости мои слова принесут нашей семье! Как мне пережить столько счастья?!

И она помчалась к матери, которая перед тем умышленно прекратила игру в карты и теперь сидела наверху с Китти.

Оставшаяся в одиночестве Элизабет улыбалась, думая о том, как просто и легко в конце концов разрешились все трудности, волновавшие и мучившие их в течение стольких месяцев.

– И вот к чему привели, – сказала она, – все каверзы и уловки его сестер, вся осторожность и осмотрительность его друга! Самый благополучный, самый мудрый и самый естественный конец!

Через несколько минут вернулся Бингли, краткая беседа которого с их отцом увенчалась полным успехом.

– Где же мисс Беннет? – спросил он, входя в гостиную.

– Она наверху у мамы. Наверно, она скоро вернется. Прикрыв дверь за собой и подойдя ближе, он попросил Элизабет, чтобы она пожелала им счастья, а ему подарила свою сестринскую привязанность. Элизабет искренне и от всей души выразила ему свою радость по поводу того, что им предстоит породниться, и они сердечно пожали друг другу руки. После этого, до самого прихода Джейн, ей пришлось выслушивать все, что ему было необходимо сказать о своем блаженстве и о достоинствах ее сестры. И хотя это были слова влюбленного, Элизабет была готова поверить, что его мечты сбудутся и что им предстоит счастливая жизнь, залогом которой были здравый смысл и чудесный характер Джейн, а также общность их вкусов и чувств.

Все в этот вечер были настроены необыкновенно радостно. Ощущение удовлетворенности и спокойствия придавало такое приятное оживление лицу Джейн, что она выглядела еще более красивой, чем обычно. Китти хихикала и улыбалась, мечтая о том, чтобы поскорее наступила и ее очередь. Миссис Беннет, выражая свое согласие на этот брак и высказывая свое одобрение, была не способна облечь свои чувства в слова, хотя говорила с Бингли только об этом в течение получаса. А когда мистер Беннет во время ужина присоединился ко всем, его вид и поведение свидетельствовали, насколько и он доволен происшедшим событием. Однако до самого ухода гостя он не промолвил по этому поводу ни слова. Только когда с наступлением ночи Бингли уехал, отец, обернувшись к дочери, произнес:

– Поздравляю тебя, Джейн. Ты будешь счастлива.

Джейн, подбежав к нему, поцеловала и поблагодарила отца за его доброту.

– Ты славная девочка, – сказал он, – и меня радует, что твоя жизнь сложится хорошо. Я не сомневаюсь, что вы отлично подходите друг к другу. В вас много общего. Оба вы настолько уступчивы, что между вами не может возникнуть разногласий; настолько доверчивы, что вас обведет вокруг пальца любая служанка; и настолько щедры, что вам всегда будет не хватать ваших доходов.

– Надеюсь, этого не случится. Неблагоразумие и легкомыслие в денежных делах с моей стороны были бы непростительными.

– Не хватит доходов? Но, дорогой мистер Беннет, – воскликнула его жена, – о чем вы толкуете? Он же получает четыре или пять тысяч в год, – может быть, даже больше! – И, обратившись к дочери, она продолжала: – Джейн, дорогая, любимая! Я просто в восторге! Боже, меня ждет бессонная ночь! Я знала, что так случится, – разве все могло кончиться иначе? Недаром же ты такая красавица! Когда год назад, помню, я вас увидела вместе в Хартфордшире, меня осенило: вот настоящая пара! Это самый очаровательный молодой человек, которого мне только приходилось встречать!

Уикхем, Лидия были забыты. Джейн, бесспорно, стала ее любимой дочерью. В эту минуту она ни о ком больше не думала. Между тем младшие сестры уже начали смотреть на Джейн, как на источник возможных радостей в будущем. Мэри просила разрешения пользоваться незерфилдской библиотекой, а Китти умоляла, чтобы зимой в Незерфилде почаще давались балы.

С этого времени Бингли, естественно, сделался в Лонгборне ежедневным гостем. Он появлялся перед завтраком и уходил после ужина, если только какой-нибудь варвар-сосед – разумеется заслуживавший самой жестокой кары – не присылал ему приглашения на обед, от которого он не мог отказаться.

Элизабет теперь не часто удавалось поговорить с Джейн, так как, пока Бингли находился в Лонгборне, последняя не могла уделять внимание кому-то другому. Однако она была полезна каждому из влюбленных в часы вынужденной разлуки. В отсутствие Джейн Бингли всегда доставлял себе удовольствие, разговаривая о ней с ее сестрой. А Джейн, когда не было Бингли, стремилась к подобному же утешению.

– Я была счастлива, – сказала она однажды вечером, – когда узнала, что ему не было известно о моем приезде в Лондон прошлой весной. Мне такая мысль не приходила в голову.

– А мне приходила, – ответила Элизабет. – Но как же, по его мнению, это могло случиться?

– Все объясняется чувствами его сестер. Они не одобряли его знакомства со мной. И тут нет ничего удивительного, если подумать, как легко он мог сделать выбор, более удачный во всех отношениях. Но как только они увидят, – а я верю, что они это в самом деле увидят, – насколько он счастлив со мной, они примирятся с его женитьбой, и наши отношения снова станут хорошими. Правда, мы уже, конечно, не будем друг для друга тем, чем были когда-то.

– Это самая суровая обвинительная речь, – сказала Элизабет, – которую я от тебя слышала. Добрая девочка! Мне, право, будет досадно, если я увижу, что ты снова станешь предметом фальшивой привязанности мисс Бингли.

– Ты только подумай, Лиззи, когда он в прошлом году уехал в Лондон, оказывается, он уже был сильно в меня влюблен. И если бы только не его уверенность в моем равнодушии, он бы непременно вернулся.

– Он в самом деле допустил большую ошибку, но она делает честь его скромности.

Это, естественно, вызвало со стороны Джейн целый панегирик деликатности Бингли и присущей ему недооценке собственных качеств.

Элизабет была рада узнать, что Бингли не рассказал ей про вмешательство друга, так как это могло бы, несмотря на величайшее великодушие и незлобивость сестры, все же бросить тень на ее отношение к Дарси.

– Я, несомненно, самое счастливое существо на земле! – воскликнула Джейн. – Лиззи, почему в нашей семье мне одной так повезло? Как бы мне хотелось, чтобы ты ощущала то же самое! Если бы только нашелся другой подобный человек для тебя!

– Даже если бы ты мне предложила их сотню, я все же не могла бы стать такой же счастливой. Пока у меня не будет твоего характера и твоей доброты, не видать мне и твоего блаженства. Нет, нет, дай мне идти своим путем. И, быть может, если мне очень повезет, мне еще подвернется со временем второй мистер Коллинз.

Событие в Лонгборне не могло долго сохраняться в секрете. Миссис Беннет позволила себе шепнуть о нем на ухо миссис Филипс, а та уже без всяких предосторожностей рассказала об этом всем меритонским знакомьм.

Беннетов без промедления провозгласили самым удачливым семейством на свете, хотя всего несколько недель тому назад – сразу после побега Лидии – их злополучная фамилия была всеми вычеркнута из списка знакомых.

ГЛАВА XIV

Однажды утром, спустя неделю после обручения Джейн, когда мистер Бингли и дамы семейства Беннет находились в комнате для завтрака, внимание всех привлек шум экипажа. За окном они увидели проехавшую по газону карету, запряженную четверкой лошадей. Для визитов было еще слишком рано, да и прибывший экипаж не принадлежал ни одному из соседей. Лошади были почтовым, а карета и ливреи сопровождавшей ее прислуги – никому не знакомы.

Однако было очевидно, что кто-то все же приехал, и Бингли тотчас уговорил Джейн отправиться на прогулку, чтобы избавиться от участия в скучной церемонии приема гостей. Парочка удалилась, а оставшиеся тщетно высказывали догадки о том, кто бы это мог к ним пожаловать, когда дверь распахнулась и в комнату вошла леди Кэтрин де Бёр.

Все, разумеется, предвкушали нечто необычное, но то изумление, которое они на самом деле испытали, превзошло ожидания. И хотя миссис Беннет и Китти совсем не были с ней знакомы, даже они не были удивлены этим визитом так сильно, как Элизабет.

Войдя в комнату с более, чем всегда, бесцеремонным видом, леди Кэтрин ничем, кроме легкого кивка, не ответила на приветствие Элизабет и, не говоря ни слова, уселась в кресло. Элизабет назвала матери имя ее светлости, хотя последняя даже не попросила ее представить.

Миссис Беннет, будучи крайне польщена посещением столь высокой особы, старалась быть с ней крайне любезной. Просидев некоторое время в молчании, леди Кэтрин сухо спросила Элизабет:

– Надеюсь, мисс Беннет, у вас все в порядке. Эта дама, я полагаю, ваша мать?

Элизабет ответила утвердительно.

– А это, должно быть, одна из ваших сестер?

– О да, сударыня, – вмешалась миссис Беннет, радуясь возможности поговорить с леди Кэтрин. – Это моя предпоследняя дочь. Самая младшая у меня на днях вышла замуж. А старшая гуляет где-то в саду с молодым человеком, который, надеюсь, скоро станет членом нашей семьи.

– У вас совсем маленький парк, – сказала леди Кэтрин после короткого молчания.

– Смею заметить, миледи, что хоть его, разумеется, не сравнишь с Розингсом, он все же гораздо больше, чем у сэра Уильямса Лукаса.

– В этой комнате нельзя проводить летние вечера. Окна выходят на запад.

Миссис Беннет заверила ее, что комнатой в послеобеденное время не пользуются, и затем сказала:

– Могу я осведомиться у вашей светлости, как здоровье мистера и миссис Коллинз?

– В полном порядке. Я видела их позавчера вечером.

Элизабет предполагала, что теперь на свет будет извлечено письмо, которое ей прислала Шарлотта, так как это могло быть единственной причиной подобного визита. Письмо, однако, не появилось, и она почувствовала себя окончательно озадаченной.

Миссис Беннет любезнейшим образом предложила ее светлости немножко подкрепиться, но леди Кэтрин решительно, хотя и не слишком учтиво, отказалась. Затем, поднявшись, она сказала, обращаясь к Элизабет:

– Мисс Беннет, там за газоном у вас, кажется, довольно живописные заросли. Я хотела бы их осмотреть, если вы составите мне компанию.

– Ступай, дорогая, – воскликнула ее мать, – и проведи ее светлость по разным тропинкам. Надеюсь, вы останетесь довольны уединением.

Элизабет подчинилась. Сбегав к себе в комнату за зонтиком, она провела знатную гостью по лестнице. Проходя через холл, леди Кэтрин открыла двери в столовую и гостиную и, признав их после краткого осмотра довольно приличными, вышла из дома.

У подъезда продолжала стоять карета, внутри которой Элизабет увидела знакомую камеристку ее светлости. В полном молчании они шли по гравиевой дорожке, которая вела к зарослям. Элизабет твердо решила не начинать разговора с посетительницей, поведение которой казалось более, чем обычно, высокомерным и вызывающим.

«Что я могла находить в ней общего с ее племянником?» – думала она, всматриваясь в лицо спутницы.

Как только они вошли в заросли, леди Кэтрин приступила к разговору.

– Вы не можете недоумевать по поводу причины моего приезда. Причину должны были вам подсказать сердце и совесть.

Элизабет посмотрела на нее с искренним изумлением.

– Вы ошибаетесь, сударыня. Мне совершенно непонятно, чему я обязана этой честью.

– Мисс Беннет, – продолжала ее светлость суровым тоном, – вам следовало бы знать, что я не позволяю с собой шутить. Если вы вздумали быть неискренней, меня на этот путь вы завлечь не сможете. Мой характер всегда славился откровенностью и прямотой, а в подобном деле я от них и подавно не отступлюсь. Два дня назад до меня дошло известие, которое меня крайне возмутило. Мне было сообщено, что не только ваша сестра готовится выгодно выйти замуж, но что и вы, мисс Элизабет, по-видимому, надеетесь вскоре сочетаться узами брака с моим племянником, моим собственным племянником, мистером Дарси. Конечно, я понимаю, насколько это гнусная выдумка. И хотя я не унижу моего племянника даже предположением, что это может случиться, я все же решила незамедлительно приехать сюда, чтобы вы сами могли узнать от меня, как я к этому отношусь.

– Но если вы были убеждены в неправдоподобности такого известия, – сказала Элизабет, покраснев от удивления и досады, – мне непонятно, зачем вы взяли на себя труд ехать в такую даль. Чего вы, ваша светлость, хотели добиться?

– Чтобы вы тут же полностью это известие опровергли.

– Если подобный слух в самом деле распространился, – холодно заметила Элизабет, – ваш приезд в Лонгборн и встреча со мной и моей семьей скорее послужит его подтверждением.

– Вы, кажется, сказали «если»?! Вы что же, хотите прикинуться, что вам о нем ничего не известно? Разве это не вы сами ухитрились его пустить? И вы же не знаете о его существовании?

– До меня ничего подобного не доходило.

– Вы можете подтвердить, что для него нет никаких оснований?

– Я отнюдь не притязаю на ту искренность , которая свойственна вашей светлости. Вы способны задавать мне вопросы, на которые я предпочитаю не отвечать.

– Я этого не потерплю! Мисс Беннет, я требую, чтобы вы дали мне исчерпывающие объяснения. Правда ли он – в самом ли деле мой племянник сделал вам предложение?

– Ваша светлость сочла это невозможным.

– Это должно было быть невозможным, этого не могло случиться, если только ему не изменил рассудок. Но вы могли попытаться его завлечь и заставить уловками и соблазнами забыть в ослеплении свой долг перед собой и своей семьей. Вы могли заманить его в сеть.

– Если бы я так поступила, от меня труднее всего было бы добиться признания в этом поступке.

– Вы понимаете, мисс Беннет, с кем вы имеете дело? Я не привыкла, чтобы со мной так разговаривали. Будучи чуть ли не самой близкой его родственницей, я вправе знать, что таится в его душе.

– Но вы не вправе знать, что таится в моей. А ваше поведение тем более не может склонить меня к откровенности.

– Я хотела бы, чтобы вы правильно меня поняли. Подобному браку, о котором вы имели дерзость мечтать, не суждено состояться. Да, да, не суждено. Мистер Дарси обручен с моей дочерью. Ну-с, что вы теперь мне скажете?

– Только одно. Если это действительно так, вы не могли бы предположить, что он просил моей руки.

Леди Кэтрин минуту поколебалась, но потом сказала:

– Они обручены несколько необычным образом. С раннего детства они предназначались друг для друга. Это было заветным желанием их матерей. Союз был скреплен в ту пору, когда наши дети еще покоились в колыбелях. И теперь, когда материнская воля должна была осуществиться в их браке, поперек дороги встала женщина низкого происхождения, без положения в свете и ничем не связанная с нашим семейством! Разве для вас ничего не значит воля его родных? Разве его молчаливое обязательство перед мисс де Бёр для вас ничто? Неужели вы полностью лишены всякого чувства порядочности и деликатности? И разве вы не слышали от меня, что с первых же дней жизни он предназначался в супруги своей кузине?

– О да, я слыхала об этом прежде. Но разве меня это касается? Если бы моему вступлению в брак с вашим племянником мешало только такое обстоятельство, – разумеется, сознание, что его мать и тетка хотели женить его на мисс де Бёр, не могло бы меня остановить. Обе вы сделали, что могли, задумывая его женитьбу. Осуществить ее дано другим. Если мистер Дарси ни словом, ни чувством не связан с вашей дочерью, почему он не вправе остановить свой выбор на другой женщине? И если бы его выбор пал на меня, почему я не могла бы принять его руки?

– Потому что честь, приличие, благоразумие, наконец, собственная ваша выгода запрещают вам это сделать! О да, мисс Беннет, именно выгода. Ибо не ждите какого бы то ни было внимания к себе со стороны его семьи и друзей. Вы будете осуждены, отвергнуты и заклеймены презрением каждого близкого ему человека. Союз с вами будет считаться позором. Никто из нас даже не вспомнит вашего имени.

– Что ж, потеря и вправду велика, – отвечала Элизабет. – Но супруга мистера Дарси будет располагать такими необыкновенными источниками радости, присущими ее положению, что в конечном счете ей не придется особенно печалиться.

– Упрямая, вздорная девчонка! Мне стыдно за вас. Вот какова благодарность за внимание, которым я удостоила вас прошлой весной?! По-вашему, вы мне за это ничем не обязаны? Ну-ка, присядем. Извольте понять, мисс Беннет, я прибыла сюда с твердым намерением добиться того, что задумала. Ничто не сможет мне помешать! Мне еще не приходилось потакать чьим-либо капризам. И я не имею привычки уступать.

– Это усугубляет затруднительность положения вашей светлости. Но меня это не касается.

– Я не позволю, чтобы меня прерывали! Выслушайте меня молча. Моя дочь и мой племянник созданы друг для друга. По материнской линии оба они происходят от единого знатного рода. Отцы их принадлежат к уважаемым, благородным и древним, хоть и не титулованным, семьям. Обе стороны располагают прекрасными состояниями. Они предназначены друг для друга в глазах каждого представителя того и другого дома. И что же встает между ними? Притязания выскочки, молодой женщины без средств, без связей. Разве подобное допустимо? Нет, этого не должно быть, и этого не будет. Если бы вы были способны понять, в чем состоит ваша собственная выгода, вы бы сами не пожелали покинуть тот круг, в котором росли.

– Но, выходя замуж за вашего племянника, я, по-моему, вовсе не покидаю этого круга. Он дворянин. Я дочь дворянина. Мы в этом смысле равны.

– Ну что же, вы дочь дворянина, допустим. Но из какой семьи ваша мать? Кто ваши дяди и тетки? Не воображаете ли вы, что мне неизвестно, чем они занимаются?

– Кем бы ни были мои родственники, – сказала Элизабет, – если против них ничего не имеет мистер Дарси, это не должно беспокоить и вас.

– Скажите без обиняков, вы обручены?

Элизабет не стала бы отвечать на этот вопрос, чтобы ублажить леди Кэтрин. Однако, после короткого раздумья, она не могла не сказать:

– Нет, не обручена.

Леди Кэтрин, казалось, была довольна.

– И вы даете мне слово никогда с ним не обручаться?

– Подобного обещания я не дам.

– Мисс Беннет, я поражена и возмущена! Я считала вас более разумной девицей. Но не обманывайте себя ложной надеждой, будто я могу пойти на уступки. Я не уеду, пока вы не дадите требуемых мной заверений.

– А я ни за что их не дам. Меня нельзя запугать, толкнув на подобную нелепость. Вы, ваша светлость, желаете, чтобы мистер Дарси женился на вашей дочери? Но если бы я дала требуемое обещание, разве брак между ними стал более вероятным? Разве при его склонности ко мне я могла бы, отвергнув его руку и сердце, побудить мистера Дарси сделать предложение его кузине? Позвольте, леди Кэтрин, сказать, что доводы, которыми вы подкрепляете ваше из ряда вон выходящее требование, настолько же легковесны, насколько само оно безрассудно. Вы, видимо, совершенно не разобрались в моем характере, если могли предположить, что на меня подействуют подобные рассуждения. Мне неизвестно, в какой мере ваш племянник одобряет ваше вмешательство в его дела. Но у вас, во всяком случае, нет никакого права вмешиваться в мои. А потому я вынуждена просить вас избавить меня от дальнейших посягательств такого рода.

– Ну, ну, не так скоро, если позволите. Я ведь еще не кончила. Ко всему сказанному я вынуждена добавить еще одно обстоятельство. Для меня не является тайной позорный побег вашей младшей сестры. Я знаю о нем решительно все. В том числе, что женитьба на ней молодого человека была кое-как состряпана задним числом на средства папаши и дядюшки. И что же, подобной особе суждено стать сестрой моего племянника? А ее мужу, сыну управляющего его покойного отца, – его братом? Небо и ад! О чем вы думаете? Неужто сень Пемберли может подвергнуться подобному осквернению?!

– Больше вы уже ничего не сможете мне сказать, – гневно ответила Элизабет. – Вы оскорбили меня всеми возможными способами. С вашего позволения, я возвращаюсь в дом.

При этих словах она встала. Леди Кэтрин также поднялась, и они пошли обратно. Ее светлость была в ярости.

– Значит, вам дела нет до чести и репутации моего племянника? Эгоистичная, бесчувственная девчонка! Неужели вы не понимаете, что, связав себя с вами, он опозорит себя перед всем светом?

– Леди Кэтрин, мне больше нечего вам сказать. Мои чувства вам известны.

– И вы, стало быть, решили его заманить?

– Я не говорила подобных вещей. Я решила лишь поступать сообразно собственному представлению о своем счастье и не считаясь при этом ни с вами, ни с какой-либо другой, столь же далекой мне персоной.

– Ну что же, отлично. Итак, вы отказались выполнить мою просьбу. Вы решили погубить его в глазах друзей и вызвать к нему презрение всего света.

– Ни долг, ни честь, ни благодарность, – ответила Элизабет, – ни к чему меня сейчас не обязывают. Мой брак с мистером Дарси не нарушил бы никаких заповедей. А что касается чувств его родни и презрения всего света, то меня бы едва ли особенно огорчило, если бы наш брак вызвал у его родных известное беспокойство, тогда как весь свет достаточно разумен, чтобы не отнестись к этому столь серьезно.

– Так вот ваш действительный образ мыслей?! И это ваше последнее слово? Прекрасно. Теперь я знаю, как мне поступить. Не воображайте же, мисс Беннет, что ваши притязания увенчаются успехом. Я приехала, чтобы вас испытать. Мне казалось, что у вас больше здравого смысла. Но будьте уверены, я добьюсь своей цели.

Леди Кэтрин продолжала говорить в том же духе, пока они не подошли к ее карете. Быстро обернувшись, она произнесла: