Текст книги "Шарлотта"
Автор книги: Джейн Остин
Соавторы: Джулия Баррет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Главной целью свой жизни сэр Эдвард считал соблазнение. Обладая несомненными личными достоинствами, о которых он был прекрасно осведомлен, и приписывая себе другие таланты, он полагал соблазнение чуть ли не своей обязанностью. Он чувствовал, что рожден стать опасным человеком, кем-то вроде ловеласа. Само имя – сэр Эдвард, – считал он, несет в себе определенное очарование.
Проявлять галантность по отношению к тем, кто этого заслуживал, говорить комплименты каждой смазливой девушке – вот та роль, которую он принужден был играть. Он считал своей святой обязанностью (в соответствии с собственными представлениями об обществе) при первом же знакомстве осыпать комплиментами мисс Хейвуд или любую другую миловидную девушку.
Но только в отношении Клары он строил серьезные планы, именно Клару он намеревался соблазнить и решительно был настроен осуществить свои намерения. Само ее положение прямо-таки взывало к этому. Она была его соперницей в борьбе за благосклонность леди Денхэм, она была красива, молода и зависима. Он уже давненько обратил на нее внимание и в течение долгого времени с упорством, достойным лучшего применения, пытался завоевать сердце Клары, а заодно и подорвать ее принципы.
Клара видела его насквозь и не имела ни малейшего желания быть соблазненной. Но она вела себя с ним достаточно терпеливо, поддерживая ровные отношения, объяснявшиеся ее личным обаянием. Впрочем, и намного более прохладное отношение не обескуражило бы сэра Эдварда. Он был защищен от любых проявлений презрения или отвращения. Если девушку нельзя завоевать привязанностью, он должен похитить ее. Сэр Эдвард знал свое дело.
Он много размышлял на эту тему. Если ему придется действовать именно таким образом, он, естественно, желал бы изобрести нечто новое, превзойти всех, кто прошел той же дорогой до него, и его снедало любопытство, не найдется ли в окрестностях Тимбукту какого-либо уединенного домика, способного приютить Клару.
Но, увы, расходы, которые неизбежно были бы связаны с подобным предприятием, превосходили возможности его кошелька, и благоразумие обязывало его ограничиться более приемлемыми и не столь радикальными методами.
Часть вторая
Глава девятая
Как-то вскоре после приезда в Сандитон, поднявшись с песчаного берега на Террасу, Шарлотта имела удовольствие лицезреть дорожную коляску, запряженную почтовыми лошадьми, стоявшую у дверей гостиницы. Она появилась очень поздно и, судя по количеству выгружаемого багажа, можно было надеяться, что какое-то респектабельное семейство прибыло к ним на долгий срок.
Придя в восторг, оттого что у нее появились такие хорошие новости для мистера и миссис Паркер, Шарлотта поспешила в Трафальгар-хаус так быстро, как только могла, проведя последние два часа в обществе мягкого бриза, дующего с моря на берег.
Но не успела она добраться до небольшой лужайки, как увидела, что перед ней быстро шагает некая леди. Будучи убеждена, что это не одна из ее знакомых, Шарлотта вознамерилась поспешить и попасть в дом раньше этой леди.
Но незнакомка двигалась так быстро, что этим планам не суждено было сбыться. Шарлотта поднялась по ступенькам и позвонила, но дверь открылась не раньше чем незнакомка пересекла лужайку, и, когда появился слуга, они обе были готовы войти в дом.
Непринужденные манеры леди, ее обращение: «Как поживаете, Морган?» – и выражение лица Моргана при виде ее повергли Шарлотту в некоторое изумление. Но в следующее мгновение в коридоре появился мистер Паркер, чтобы поприветствовать сестру, которую он увидел из гостиной, и вскоре Шарлотту представили мисс Диане Паркер.
Ничто не могло быть теплее того приема, который оказали при виде леди муж и жена Паркеры.
Как она приехала сюда? И с кем? А как они радовались тому, что она оказалась в состоянии совершить такое путешествие! Не следовало забывать и о том, что она принадлежала к ним, разумеется.
Мисс Диане Паркер исполнилось сорок три года, это была стройная женщина среднего роста, выглядевшая скорее хрупкой, нежели больной, с приятным лицом и очень живыми глазами; непринужденностью и прямотой она напоминала брата, хотя и отличалась большей решительностью и меньшей мягкостью.
Она незамедлительно пустилась в объяснения. Поблагодарила их за приглашение, но заявила:
– Это решительно невозможно, поскольку мы приехали втроем и собираемся снять квартиру, чтобы пожить здесь некоторое время.
– Втроем! Как! Сюзанна и Артур! Сюзанна тоже смогла приехать! Все лучше и лучше.
– Да, мы действительно приехали все вместе. Это было неизбежно. Ничего нельзя поделать. Вы вскоре услышите о них. Но, Мэри, моя дорогая, пошли за детьми, умираю, так хочу их увидеть.
– А как Сюзанна перенесла путешествие? Как себя чувствует Артур? И почему мы не видим их здесь с тобой?
– Сюзанна перенесла дорогу просто замечательно. Она не сомкнула глаз ни в ночь перед нашим отъездом, ни прошлой ночью в Чичестере. Это на нее не похоже, не то что я, которая буквально тряслась от страха за нее, но она держалась молодцом. Все обошлось без истерического припадка, до тех пор пока мы не оказались вблизи бедного старого Сандитона, но и тогда он оказался очень слабым. К тому моменту, когда мы добрались до вашей гостиницы, он почти прошел, так что мы высадили Сюзанну из экипажа в очень хорошем состоянии, всего лишь с помощью мистера Вудкока. Когда я оставила ее, она распоряжалась насчет багажа и помогала старому Сэму отвязывать чемоданы. Сюзанна с любовью передает вам свои наилучшие пожелания, а заодно и тысячу извинений за то, что оказалась таким беспомощным существом и не смогла составить мне компанию. Что же до бедняжки Артура, то не то чтобы он сам не хотел прийти, но ветер дует так сильно, что я посоветовала ему лучше поберечься. По-моему, над ним витает опасность люмбаго, поэтому я помогла ему надеть пальто и отправила на Террасу, чтобы он снял для нас жилье. Должно быть, мисс Хейвуд видела наш экипаж, – продолжала мисс Диана, – он стоял у дверей гостиницы. Я узнала мисс Хейвуд в то самое мгновение, как увидела ее на лужайке. Мой дорогой Том, я так рада видеть, что ты свободно ходишь. Позволь мне пощупать твою лодыжку. Все отлично. Твои сухожилия задеты лишь чуть-чуть: это почти незаметно. Ну а теперь перейдем к тому, почему я оказалась здесь. Я говорила вам в своем письме о двух важных семействах из Западной Индии и из школы-интерната, которых я надеялась привлечь сюда.
При этих словах мистер Паркер подвинул свой стул ближе к сестре, с любовью взял ее руку в свои и ответил:
– Да-да, ты была очень деятельной и любезной!
– Семейство из Западной Индии, – продолжила она, – которое представляется мне наиболее желательным из двух – лучшие из хорошего, – оказалось состоящим из миссис Гриффитс и ее родственников. Я не знакома с ней лично. Должно быть, вы помните, что я упоминала о мисс Каппер, близкой подруге моей очень близкой подруги Фанни Нойс. Так вот, мисс Каппер очень дружна с миссис Дарлинг, которая состоит в постоянной переписке с самой миссис Гриффитс. Таким образом, как видите, между нами очень короткая цепочка и в ней нет недостающих звеньев. Миссис Гриффитс намеревалась поехать на море в основном из-за своих молодых родственников и сделала свой выбор в пользу побережья Сассекса, но пребывала в нерешительности, где именно ей остановиться, и поэтому написала своей подруге, миссис Дарлинг, чтобы спросить ее мнения. Случилось так, что, когда пришло письмо от миссис Гриффитс, у миссис Дарлинг гостила мисс Каппер, поэтому к ней обратились за советом; в тот же самый день она написала Фанни Нойс и упомянула об этом. И Фанни, помня о нас, немедленно взялась за перо и передала все обстоятельства дела мне, не упомянув имен, которые выяснились впоследствии. Так что мне оставалось сделать только одно. С той же самой почтой я ответила на письмо Фанни и настоятельно рекомендовала ей Сандитон. Фанни опасалась, что ваш дом недостаточно велик, чтобы принять такую семью. Но, кажется, я все никак не могу закончить свой рассказ. В общем, вы теперь понимаете, как все устроилось. Вскоре я имела удовольствие узнать, что Сандитон-таки был рекомендован миссис Дарлинг и наши друзья из Западной Индии были решительно настроены поехать именно туда. Когда я написала тебе, дела обстояли таким вот образом. Однако два дня назад, да, как раз позавчера, Фанни Нойс сказала, что мисс Каппер получила письмо от миссис Дарлинг, в котором сообщалось о том, что миссис Гриффитс, опять-таки в письме к миссис Дарлинг, выразила сомнение в целесообразности поездки в Сандитон. Я понятно излагаю? Если тебе что-либо неясно, я готова объяснить.
– О! Все понятно, все понятно. Итак?
– Причиной подобного колебания стал тот факт, что здесь у нее нет знакомых, и она никак не сможет удостовериться, что по прибытии ее будет ждать хорошее жилье. Она проявила такую щепетильность и даже осторожность, главным образом, из-за некоей мисс Ламб, молодой леди (вероятно, племянницы), находящейся на ее попечении. Дело в том, что мисс Ламб обладает колоссальным состоянием, она богаче всех остальных, вместе взятых, и у нее очень хрупкое здоровье. Из всего вышесказанного вы сами можете заключить, что представляет собой эта миссис Гриффитс: она настолько беспомощная и бездеятельная особа, насколько это можно объяснить жарким климатом Западной Индии. Но все мы рождаемся с разными характерами. Что можно было сделать? Признаюсь, я была в растерянности. Написать тебе или миссис Уитби, чтобы вы зарезервировали для них дом? Но ни то, ни другое мне не нравилось. Ненавижу просить кого-либо, когда я сама прекрасно могу справиться с делом, и моя совесть подсказала мне, что это тот самый случай, которого я ждала. Вот семейство беспомощных инвалидов, которому я могу оказать существенную помощь. Я поговорила с Сюзанной. Та же самая мысль пришла в голову и ей. С Артуром вообще не было никаких проблем. Мы немедленно составили план, вчера в шесть утра тронулись в путь, выехали из Чичестера в то же самое время сегодня, и вот мы здесь.
– Великолепно! Просто великолепно! – вскричал мистер Паркер. – Диана, тебе нет равных, когда речь идет о том, чтобы оказать услугу друзьям или сделать доброе дело. Я не знаю никого, кто мог бы сравниться с тобой. Мэри, любовь моя, ну разве она не удивительное создание? Отлично, а теперь скажи мне, какой дом ты намерена предложить им? Насколько велико их семейство?
– Не знаю, – ответила сестра, – не имею об этом ни малейшего понятия, никогда не слышала никаких подробностей. Но я совершенно уверена в том, что самый большой дом в Сандитоне не будет для них слишком велик. Вероятнее всего, они потребуют себе еще один. Однако я бы зарезервировала только один, и то всего на неделю. Мисс Хейвуд, должно быть, вы поражены. Вы в растерянности и не знаете, что обо мне думать. По выражению вашего лица я заключаю, что вы не привыкли к столь быстрым и решительным действиям.
В голове у Шарлотты мелькнула мысль, что наиболее подходящими случаю были бы слова «непостижимая назойливость, сумасшедшая активность!», но она сумела найти благопристойный ответ.
– Осмелюсь предположить, что я и в самом деле выгляжу удивленной, – заметила она, – потому что представляю, сколько усилий для этого потребовалось, а мне известно, что и вы, и ваша сестра не отличаетесь отменным здоровьем.
– Инвалиды, скажите уж прямо. По-моему, во всей Англии не найти трех других человек, которые с полным правом претендовали бы на это грустное звание! Но, моя дорогая мисс Хейвуд, нас направили в этот мир, чтобы мы помогали другим насколько возможно, и если разум достаточно силен, то телесная слабость не может служить причиной или хотя бы намеком на причину для уклонения от выполнения своего долга. Мир и так разделен на тех, кто обладает сильной волей, и тех, кто слаб духом; святая обязанность первых в том и состоит, чтобы не упустить ни одной возможности помочь вторым. К счастью, жалобы моей сестры и мои собственные не того рода, чтобы представлять непосредственную угрозу нашему существованию. И пока мы в состоянии прилагать усилия, чтобы быть полезными другим, я убеждена, что телу идет только на пользу то обновление, которое получает разум, выполняя свой долг. Когда я находилась в пути и помнила о конечной цели, то чувствовала себя прекрасно.
Появление детей положило конец этому маленькому панегирику ее характеру и наклонностям. Приласкав и поболтав с каждым, Диана собралась уходить.
– Разве ты не можешь отобедать с нами? Разве я не могу убедить тебя остаться у нас на обед? – вскричал ее брат. После того как последовал решительный отказ, он не утихомирился: – Когда мы увидим тебя снова? Чем мы можем быть тебе полезны?
Мистер Паркер с готовностью предложил свои услуги, чтобы снять дом для миссис Гриффитс.
– Я приду к вам сразу же после обеда, – заявил он, – и мы отправимся на поиски вместе.
Но это предложение было незамедлительно отклонено.
– Нет, мой дорогой Том, ни за какие блага мира я не позволю тебе вмешиваться в то, что было и остается исключительно моим делом. Твоей лодыжке нужен отдых. По виду твоей ноги я могу заключить, что ты и так уже перетрудил ее. Нет, я прямо сейчас отправлюсь на поиски нужного дома. Наш ужин будет заказан не раньше шести часов, и к тому времени я надеюсь завершить свое дело. Сейчас только половина пятого. Что касается того, чтобы снова увидеться со мной сегодня, не могу сказать ничего определенного; остальные проведут вечер в гостинице и будут рады встретиться с тобой, я же, как только вернусь, расспрошу Артура о том, удалось ли ему подобрать для нас жилье. Так что, вероятно, сразу же после обеда я вновь отправлюсь по делам, связанным с поиском квартиры, потому что мы надеемся переехать из гостиницы и вселиться в свой дом завтра утром. У меня вызывает большое сомнение способность Артура снять для нас подходящее жилье, но, по крайней мере, мне показалось, что он обрадовался поручению.
– Я думаю, что ты слишком усердствуешь, – заявил мистер Паркер, – ты попросту свалишься с ног. Полагаю, после обеда тебе не следует никуда больше выходить.
– Да, в самом деле! – воскликнула его супруга. – Потому что обед для вас – это просто название, и он не принесет вам никакой пользы. Я знаю, каковы ваши аппетиты.
– Уверяю вас, в последнее время мой аппетит значительно улучшился. Я принимала горькое лекарство, которое сама составила, и оно сотворило настоящее чудо. Впрочем, могу сообщить вам, что Сюзанна не ест вообще, да и мне сейчас ничего не хочется: после путешествия я обычно ничего не могу взять в рот примерно неделю. А вот что касается Артура, то он слишком усердствует в еде. Нам частенько приходится умерять его аппетит.
– Но ты ничего не сказала мне о другом семействе, которое приезжает в Сандитон, – напомнил мистер Паркер, провожая Диану к двери. – Школа-интернат из Камберуэлла. Каковы наши шансы заполучить их?
– Ах! Очень высоки, очень высоки, можешь быть уверен. Я совсем позабыла о них, но три дня назад я получила письмо от своей подруги миссис Шарль Депюи, которая уверила меня в том, что камберуэлльцы непременно приедут. Они будут здесь очень скоро, в этом нет сомнения. Эта славная женщина (я не знаю ее имени), не такая состоятельная и независимая, как миссис Гриффитс, вполне может путешествовать и выбирать жилье самостоятельно. Я расскажу тебе, как вышла на них. Миссис Шарль Депюи живет практически дверь в дверь с одной леди, родственник которой недавно осел в Клэпхеме и работает в этой школе, давая некоторым девицам уроки красноречия и чистописания. Через одного из друзей Сидни я сделала этому человеку небольшой подарок, и он рекомендовал Сандитон. Так что без моего появления на сцене миссис Шарль Депюи устроила все сама.
Глава десятая
Не прошло и недели с той поры, как мисс Диана Паркер заявила, что в ее нынешнем состоянии морской воздух будет для нее смерти подобен, и вот теперь она оказалась в Сандитоне, намереваясь пробыть здесь какое-то время, и даже не вспоминала о том, что говорила или чувствовала ранее.
Шарлотта не могла не заподозрить изрядной доли фантазии и притворства в таком необычном состоянии здоровья. Столь странные заболевания и столь же необъяснимые выздоровления представлялись ей, скорее, игрой нетерпеливого ума, не знающего, чем себя занять.
Семейство Паркеров, вне всякого сомнения, отличалось богатым воображением и эмоциональной неуравновешенностью и, если избыток эмоций у старшего брата находил выход в его стремлении играть роль проектировщика (если не сказать прожектера), то сестрам, по-видимому, не оставалось ничего другого, как изобретать все новые странные жалобы. Очевидно, их живой от природы ум не находил себе достаточного применения, и лишь одна его часть искала возможность приносить пользу окружающим. Казалось, что они должны быть или очень заняты тем, чтобы служить другим людям, или же придумывать для себя смертельные заболевания.
В действительности некоторая природная хрупкость телосложения в сочетании с прискорбным увлечением медициной, в особенности знахарством, выработали у них раннюю склонность к различным заболеваниям, однако все их страдания в основном объяснялись фантазией, стремлением выделиться, а также любовью к чудесным излечениям. У них были щедрые сердца и множество других привлекательных черт, но немаловажную роль в их благотворительности играли неугомонный дух деятельности и чувство торжества, оттого что они делали больше, чем любой другой в их состоянии. Ну и, разумеется, во всем, что они делали и во всем, что им приходилось выносить, присутствовала немалая толика тщеславия.
Мистер и миссис Паркер провели большую часть вечера в гостинице; но Шарлотта всего два или три раза видела мисс Диану: та занималась тем, что обклеивала объявлениями весь холм с намерением снять дом для леди, которую никогда не видела и которая даже не подозревала о ее существовании. У Шарлотты не было возможности познакомиться с остальными до следующего дня, когда они переехали на квартиру, причем вся компания чувствовала себя на удивление хорошо, и хозяевам удалось упросить брата и сестру принять приглашение на чай.
Они расположились в одном из домов на Террасе; она застала их сидящими в небольшой уютной гостиной, откуда открывался чудесный вид на море, если они выбрали его специально. Стоял погожий летний английский день, но в комнате не только не были открыты окна, но и диван, и стол, да и вообще вся мебель сосредоточились у дальней стены, у камина.
Мисс Паркер, к которой Шарлотта, вспомнив о трех вырванных в один день зубах, приблизилась с определенной долей уважительной симпатии, оказалась очень похожей на свою сестру лицом и манерами, хотя и более стройной. Худоба ее объяснялась, вероятно, болезнью и лекарствами, но зато она выглядела более раскрепощенной. Говорила она тихим голосом, однако, подобно Диане, весь вечер не закрывала рта. Если не считать того, что она сидела со склянкой солей в руке, два или три раза брала пилюли из нескольких пиал, уже выстроившихся на каминной полке, и часто кривилась от мнимой боли, Шарлотта не заметила в ней никаких признаков болезни, которую она, обладающая крепким здоровьем, не взялась бы излечить простым способом: открыв окно, погасив камин и выбросив прочь соли и пилюли.
Шарлотта с любопытством ожидала встречи с мистером Артуром Паркером; она представляла его себе хрупким, болезненного вида молодым человеком, чахлым побегом и без того не слишком здорового семейного древа, и была поражена, обнаружив, что он почти так же высок, как и его брат, только более плотный и крепкий – от инвалида в нем был разве что несколько нездоровый цвет лица.
Совершенно очевидно, что Диана была главной в семье – она являлась главным движителем и главным актером. Она провела на ногах все утро, хлопоча по делам миссис Гриффитс или по своим собственным, но по-прежнему оставалась самой энергичной из троих. Сюзанна всего лишь руководила их переездом из гостиницы и собственноручно перенесла две тяжелые коробки. Артур же решил, что воздух на улице слишком свеж, поэтому перебрался из одного дома в другой так быстро, насколько это оказалось в его силах, и хвастался тем, что, сидя у камина, развел в нем настоящий огонь.
Диана, чья занятость носила слишком домашний характер, чтобы ее можно было заподозрить в хитрости, призналась в том, что за последние семь часов не присела ни на минутку, немного устала. Ей, однако, сопутствовала слишком большая удача, чтобы позволить усталости взять свое: преодолев тысячу всяческих затруднений, она не только сняла для миссис Гриффитс отличный дом за восемь гиней в неделю, но и умудрилась найти общий язык с поварами, служанками, мойщицами и служащими купален, так что когда миссис Гриффитс прибудет, ей останется только поманить их пальчиком и заставить танцевать вокруг себя.
Заключительным аккордом ее усилий стало краткое вежливое письмо, которое она написала миссис Гриффитс, причем время не позволило ей изложить все подробно и интеллигентно. И вот теперь, после успешного выполнения столь неожиданно свалившегося на нее долга, она наслаждалась первыми минутами заслуженного отдыха.
По дороге в гостиницу мистер и миссис Паркер видели два почтовых дилижанса, зрелище было приятным и навевающим радостные мысли. Мисс Паркеры и Артур тоже наблюдали кое-что: из своего окна они увидели, что в гостиницу кто-то прибыл, но кто именно и сколько их, не разглядели. Именно приездом гостей и объяснялось появление двух почтовых дилижансов. Могло ли это быть семейство из камберуэлльской школы-интерната? Нет-нет. Если бы экипажей было три, тогда вероятно; но они пришли к общему согласию, что школа-интернат никак не могла разместиться в двух дилижансах. Мистер Паркер был уверен, что это приехало какое-то новое, никому не известное семейство.
После того как все наконец расселись, вдоволь налюбовавшись видами на море и на гостиницу, Шарлотта оказалась рядом с Артуром, который восседал у камина, очень довольный своим добродетельным поступком: мистер Артур предложил Шарлотте занять его стул, от чего она, впрочем, отказалась. В том, как она это сделала, не было ничего обидного, и он с удовлетворенным видом опустился на место. Она отодвинула свой стул так, чтобы отгородиться им, как ширмой, и была благодарна Артуру за каждый дюйм его спины и плеч, широких, несмотря на ее предубеждение.
Артур был столь же нетороплив, сколь и неповоротлив, но отнюдь не намеревался хранить молчание, и пока остальные четверо сгрудились вместе, он, похоже, не терзался угрызениями совести, оттого что рядом с ним сидит приятная молодая женщина и простая вежливость требует уделить ей чуточку внимания (в отличие от своего брата, которому обязательно требовался повод, чтобы перейти к действиям). Столь сильным оказалось влияние молодости и красоты, что он даже начал извиняться за то, что развел огонь в камине.
– Нам, вообще-то, не следовало зажигать камин в доме, – сказал он, – но морской воздух такой влажный. Я ничего так не боюсь, как сырости.
– А мне повезло, – ответила Шарлотта, – я никогда не чувствую, сухой воздух или влажный. Он почему-то всегда оказывает на меня благотворное действие.
– Я тоже люблю воздух, как любит его всякое тело, – откликнулся Артур. – Мне очень нравится стоять у открытого окна, когда нет ветра, но, к несчастью, сырой воздух не любит меня. От него у меня начинается ревматизм. Вы ведь не страдаете ревматизмом, я полагаю?
– Вовсе нет.
– Это благословение Божье. Но, вероятно, вы страдаете неврозами?
– Нет, думаю, что нет. Во всяком случае, я и не подозревала об этом.
– А я очень нервный. Сказать правду, мне кажется, нервы – самая ненадежная часть моего организма. Мои сестры считают, что у меня разлитие желчи, но я в этом сомневаюсь.
– Вы совершенно правы в том, что сомневаетесь в этом.
– Если бы я страдал разлитием желчи, – продолжал он, – вино вредило бы мне. Но оно всегда приносит мне одну только пользу. Чем больше я выпиваю вина, в разумных, конечно, пределах, тем лучше мне становится. К вечеру мне всегда лучше. Если бы вы видели меня сегодня до ужина, то наверняка решили бы, что я – несчастное создание.
Шарлотта охотно в это поверила. Однако она ничем не выдала своих мыслей и заметила:
– Насколько я разбираюсь в этом, лучшим лекарством для больных нервов являются свежий воздух и упражнения, регулярные ежедневные упражнения, и я бы порекомендовала это лекарство вам в гораздо большем количестве, чем, как мне кажется, вы привыкли его принимать.
– О! Я очень люблю заниматься, – ответил он, – и намереваюсь подолгу гулять, пока я здесь, если погода позволит. Я буду выходить на прогулку каждое утро перед завтраком, прогуливаться по Террасе, и вы часто сможете видеть меня в Трафальгар-хаусе.
– Но ведь вы же не считаете прогулку в Трафальгар-хаус интенсивным упражнением?
– В том, что касается расстояния, конечно нет, но ведь холм такой крутой! Если подниматься по нему в середине дня, то меня наверняка бросит в пот! К тому моменту, как я доберусь до вершины, мне можно будет принимать ванну! Я очень сильно потею, а это не может не считаться первым признаком нервозности.
Они приближались к таким глубинам физики, что Шарлотта сочла появление слуги с чаем очень удачным поводом прервать их беседу.
Все мгновенно переменилось. Молодой человек сразу же потерял к ней интерес. Он взял чашку какао для себя с подноса, на котором стояло почти столько же чайничков, сколько было человек в комнате. Мисс Паркер, которая пила чай, настоянный на одних травах, и мисс Диана, чай которой был настоян на других, придвинулись поближе к огню и начали обращаться с Артуром, как с тяжелобольным, чем явно доставили ему немалое удовольствие. Все угощались ломтиками хлеба, поджаренными на тостере. И пока с приготовлениями не было покончено, Шарлотта не слышала голоса Артура – только неясное бормотание и восклицания, выражавшие одобрение. Однако же, когда с этим тяжким трудом было покончено, он снова придвинул свой стул поближе к ней, столь же галантный, как и раньше, и доказал, что думал не только о себе, радушно предложив ей отведать какао и хлеба. Она уже пила чай, чем несказанно удивила его, настолько он погрузился в собственные мысли и хлопоты.
– Я думал, что я успею вовремя, – заявил он, – но какао так долго нужно подогревать.
– Я вам очень благодарна, – ответила Шарлотта, – но я предпочитаю чай.
– Тогда я выпью его сам, – сказал он. – Большая кружка слабого какао по вечерам – это именно то, что мне нужно.
Однако ее поразило, что, когда он начал наливать свое «довольно-таки слабое какао», оно потекло ровной, темной струей, и в это же мгновение обе сестры вскричали:
– О! Артур, с каждым вечером ты завариваешь себе какао все крепче и крепче!
Тот смущенно пробормотал в ответ, что нынче вечером оно действительно получилось несколько крепче обыкновенного, и Шарлотта убедилась, что Артур совсем не был таким сторонником голодания, как бы хотелось его сестрам или как считал он сам. Он с явным удовольствием переключился на поджаренные хлебцы, чтобы больше не слышать своих сестер.
– Надеюсь, вы все-таки попробуете этих хлебцов, – продолжал он, – я полагаю, что они мне особенно удаются. Они у меня никогда не подгорают. Я не кладу их слишком близко к огню, зато, как видите, все края ровно и аккуратно подрумянены. Надеюсь, что вам нравятся сухие хлебцы.
– Когда на них сверху положен толстый слой масла, тогда конечно, – заметила Шарлотта, – и никак иначе.
– И я такого же мнения, – сказал он, чрезвычайно довольный. – В этом вопросе мы мыслим одинаково. И хотя сухие хлебцы считаются полезными, я думаю, они очень вредны для желудка. Если на них нет масла, которое смягчает их, они могут повредить слизистую желудка. Уверен, что так оно и есть. Я буду иметь удовольствие намазать для вас гренок маслом, а потом намажу еще один для себя. Очень плохо для стенок желудка – они раздражают его и действуют подобно рашпилю, но некоторых людей переубедить невозможно.
Чтобы получить масло, Артуру пришлось выдержать нешуточную борьбу, его сестры обвинили его в том, что он слишком много ест и что ему нельзя верить. Он же возражал, говоря, что ест исключительно для того, чтобы не раздражать слизистой желудка, кроме того, масло ему требовалось только для мисс Хейвуд.
Подобная мольба возымела действие. Он получил масло и намазал его с таким тщанием, которое доставило ему несомненное удовольствие, но, когда с ее гренком было покончено и он взял в руки свой, Шарлотта едва сдержалась, глядя, с каким выражением он смотрит на своих сестер. Он соскреб почти все масло, которое намазал, но потом, улучив момент, вновь нанес толстый слой и мгновенно отправил гренок в рот.
Совершенно очевидно, инвалидные радости мистера Артура Паркера чрезвычайно отличались от радостей его сестер, и уж никак их нельзя было назвать духовными. Вокруг него и в нем самом явственно ощущалось нечто земное. Шарлотта не могла не заподозрить его в том, что он сознательно выбрал себе подобный стиль жизни, главным образом по лености характера, и не намеревался обзаводиться никакими расстройствами, кроме тех, которые могут быть вызваны теплой комнатой и хорошим питанием. Однако вскоре она убедилась в том, что он все-таки кое-что усвоил от своих сестер.
– Как! – заявил он. – Вы выпиваете две чашки крепкого зеленого чая за вечер? Какие же у вас должны быть нервы! Я вам завидую. А вот если бы я выпил хотя бы одну чашечку, знаете, какой эффект это произвело бы на меня?
– Вероятно, вы всю ночь не сомкнули бы глаз, – предположила Шарлотта, намереваясь грандиозностью своих умопостроений упредить все его попытки удивить ее.
– О! Если бы только это! – воскликнул он. – Нет, он действует на меня подобно яду, и у меня сразу же отнялась бы правая сторона, не успел бы я сделать нескольких глотков. Это звучит невероятно, но это случалось со мной так часто, что я уже не сомневаюсь в результате. Правая сторона у меня совершенно отнимается на несколько часов!
– Действительно, это звучит довольно странно, – прохладно заметила Шарлотта, – но, осмелюсь предположить, это будет признано самой обычной вещью, признано теми, кто занимался изучением правой стороны и зеленого чая с научной точки зрения и кто в совершенстве разбирается во всех возможных проявлениях их взаимодействия.
Вскоре после завершения чаепития из гостиницы доставили письмо для мисс Дианы Паркер.
– От миссис Шарль Депюи, – сказала она, – я узнаю ее руку.
Прочитав несколько строчек, она громко воскликнула:
