Текст книги "Гордость и гордыня"

Автор книги: Джейн Остин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 25

После недели, потраченной на изъявления любви и планы грядущего счастья, настала суббота и разлучила мистера Коллинза с его любезной Шарлоттой. Однако для него муки расставания могли смягчаться приготовлениями для приема молодой жены, ибо он имел основания полагать, что вскоре после его следующего приезда и Хартфордшир будет назначен день, который сделает его счастливейшим из смертных. Он попрощался со своими родственниками в Лонгборне с теми же церемониями, что и прежде, вновь пожелал своим прелестным кузинам здоровья и счастья, а их отцу обещал еще одно письмо с выражением своей признательности. В следующий понедельник миссис Беннет имела удовольствие принять своего брата и его жену, которые, как обычно, приехали провести Рождество в Лонгборне. Мистер Гардинер был умным человеком с манерами джентльмена, далеко превосходивший сестру и качествами своей натуры, и образованностью. Сестрицам мистера Бингли было бы трудно поверить, что человек, который занимался торговлей и жил в двух шагах от собственных складов, мог быть столь воспитанным и приятным во всех отношениях. Миссис Гардинер, на несколько лет моложе миссис Беннет и миссис Филипс, была доброй умной женщиной с превосходным вкусом и пользовалась большой любовью всех своих лонгборнских племянниц. Между ней и двумя старшими привязанность была особенно теплой, и они часто гостили у нее в столице.

По приезде первым делом миссис Гардинер было раздать подарки и описать новейшие моды. Когда оно завершилось, вторым ее делом было в свою очередь сидеть и слушать. У миссис Беннет имелось много горестей, о которых следовало рассказать, и еще больше причин для жалоб и сетований. C тех пор, как она в последний раз виделась с сестрой, с ними со всеми обошлись очень жестоко. Две ее дочери, казалось, вот-вот выйдут замуж, и все кончилось ничем.

– Я не виню Джейн, – продолжала она, – потому что Джейн вышла бы за мистера Бингли, если бы могла. Но Лиззи! Ах, сестрица! Так тяжко думать, что теперь она уже могла быть женой мистера Коллинза, если бы не ее вздорное упрямство. Он сделал ей предложение в этой самой комнате, а она ему отказала. И вот теперь леди Лукас выдаст дочку раньше меня, а лонгборнское имение так и осталось майоратом. Лукасы очень хитрые люди, сестрица. Только и думают, как бы прибрать к рукам все, что сумеют. Мне не по душе говорить о них так, да что поделать. У меня нервы разыгрываются, и мне дурно становится из-за такой дерзкой непокорности в собственной семье и из-за соседей, которые только о себе и думают, нет чтобы подумать о других! Однако твой приезд в такое время – великое для меня утешение, и я очень рада была услышать то, что ты рассказывала о длинных рукавах.

Миссис Гардинер, которая уже знала большую часть этих новостей из писем Джейн и Элизабет, сказала в ответ два-три ничего не значащих слова и, из жалости к племянницам, перевела разговор на другую тему.

Однако потом, оставшись наедине с Элизабет, она к ней вернулась.

– Видимо, это была бы прекрасная партия для Джейн, – сказала она. – Мне жаль, что все кончилось ничем. Но подобное встречается так часто! Молодой человек вроде мистера Бингли, если судить по твоему описанию, легко влюбляется в хорошенькую девушку на несколько недель, а затем, если случай их разлучает, столь же легко ее забывает. Такое непостоянство совсем, совсем не редкость.

– По-своему прекраснейшее утешение, – сказала Элизабет, – но не для нас. Мы страдаем не по воле случая. Не так-то часто бывает, чтобы вмешательство друзей убедило бы молодого человека, обладателя собственного независимого состояния, забыть о девушке, в которую он был безумно влюблен всего лишь несколько дней назад.

– Выражение «безумно влюблен» настолько избито; настолько неопределенно и неточно, что оно мне ничего не говорит. Его столь же часто употребляют для описания чувства, возникшего после получасового знакомства, как и настоящей сильной и постоянной любви. Так насколько безумной была любовь мистера Бингли?

– Я никогда не видела более многообещающей склонности. Он совсем не обращал внимания на других, видел и слышал только ее. При каждой их новой встрече это становилось все заметнее и определеннее. На собственном балу он обидел двух-трех барышень, не пригласив их танцевать, и я сама дважды заговаривала с ним и не получала ответа. Могут ли быть более ясные признаки? Ведь невежливость ко всем окружающим – это же самая суть любви?

– O да! Той любви, которой, по моему мнению, пылал он. Бедняжка Джейн! Мне так ее жаль – ведь с ее характером она вряд ли скоро оправится. Уж лучше бы это случилось с тобой, Лиззи! Ты бы куда раньше излечила свою рану смехом. Но как ты думаешь, удастся ли ее уговорить уехать с нами, когда мы вернемся? Перемена места может помочь, да не помешает и немножко отдохнуть от родительского дома.

Элизабет предложение тетушки чрезвычайно обрадовало, и она не сомневалась, что ее сестра тотчас согласится.

– Надеюсь, – прибавила миссис Гардинер, – что мысли об этой молодом человеке ей не помешают. Мы живем совсем в другой части столицы, все наши знакомства в совсем разных кругах, и, как тебе известно, мы очень мало выезжаем, так что весьма маловероятно, что они могут встретиться. Разве только он сам приедет сюда с визитом.

– Вот это совершенно невозможно, так как он теперь находится под полным влиянием своего друга, а мистер Дарси не потерпит, чтобы он отправился с визитом к Джейн в эту часть Лондона! Милая тетенька, как вы могли вообразить подобное? Быть может, мистер Дарси и слышал, что в Лондоне есть Грейсчерч-стрит, но он сочтет, что и за месяц не отмоется от вульгарности, если ступит туда хоть ногой. A мистер Бингли, поверьте, без него и шагу не ступит.

– Тем лучше. Надеюсь, они не встретятся. Но ведь Джейн переписывается с его сестрой? Вот ей будет необходимо навестить ее.

– Она просто положит конец своему знакомству с Джейн.

Однако вопреки уверенности, с какой Элизабет высказала это предположение вместе с даже еще более интересным, что мистеру Бингли мешают увидеться с Джейн, она ощутила тревогу, после некоторого раздумья убедившую ее, что она не считает положение совершенно безнадежным. Ведь было вполне возможно, а иногда ей казалось – так и очень вероятно, что его любовь вновь пробудится, а влияние его близких будет побеждено более естественным влиянием красоты и душевной прелести Джейн.

Мисс Беннет приняла приглашение тетушки с удовольствием, и Бингли появлялся в ее мыслях, лишь когда она тешила себя надеждой, что сможет иногда проводить утро с Каролиной без опасения встретиться с ее братом, так как та живет не у него.

Гардинеры погостили в Лонгборне неделю, причем и дня не обходилось без приглашения то от Лукасов, то от Филипсов и без встреч с офицерами. Миссис Беннет так усердно заботилась о развлечениях для брата с невесткой, что они даже ни разу не пообедали в тесном семейном кругу. Среди приглашенных обязательно оказывалось несколько офицеров, а из них одним обязательно оказывался мистер Уикхем. B таких случаях миссис Гардинер, у которой Элизабет, горячо его расхваливая, пробудила некоторые подозрения, внимательно за ним наблюдала. Ей не показалось, что они серьезно влюблены друг в друга, но их взаимноепредпочтение вызывало у нее некоторое беспокойство, и она положила поговорить с Элизабет до своего отъезда из Хартфордшира, чтобы убедить ее в том, как неосторожно поощрять подобную склонность.

Для миссис Гардинер Уикхем оказался очень приятным собеседником по причине далекой от прочих его достоинств. Лет за десять – двенадцать до этого Рождества, еще до своего замужества, она довольно долго жила в той самой части Дербишира, откуда был родом он. А потому у них оказалось много общих знакомых. И хотя после того, как пять лет назад скончался отец Дарси, Уикхем редко бывал там, он все-таки мог сообщить ей более свежие новости о ее былых друзьях, чем те, которыми она располагала.

Миссис Гардинер побывала в Пемберли и понаслышке очень хорошо знала покойного мистера Дарси. Это служило неистощимой темой для разговоров. Сравнивая свои воспоминания о Пемберли с подробными описаниями, на которые не скупился Уикхем, отзываясь с почтением и похвалами о прежнем владельце поместья, она доставляла большое удовольствие и себе, и своему собеседнику. Узнав, как обошелся с ним нынешний мистер Дарси, она попыталась припомнить, не приходилось ли ей слышать какие-нибудь упоминания о характере этого джентльмена, пока он был еще в нежных летах, которые пояснили бы его нынешнее поведение. И под конец не сомневалась, что о мистере Фицуильяме Дарси тогда говорили как об очень гордом, заносчивом мальчишке.

Глава 26

При первом же разговоре с Элизабет наедине миссис Гардинер не замедлила с большой добротой предостеречь ее. Прямо высказав ей свои соображения по этому поводу, она продолжала так:

– Ты достаточно благоразумная девушка, Лиззи, чтобы не влюбиться, если тебя против этого предупреждают, и поэтому я не боюсь говорить откровенно. Поостерегись, прошу тебя. Не дай пробудиться в себе и не старайся пробудить в нем чувство, которое из-за отсутствия у вас обоих состояния было бы весьма неразумным. Я не могу сказать о нем ничего плохого. Он очень интересный молодой человек, и, если бы получил завещанный ему приход, я бы сочла, что вы с ним отличная пара. Но при нынешних обстоятельствах не позволяй своему воображению взять над тобой власть. Ты обладаешь здравым смыслом, и мы все ждем, что ты его послушаешься. Твой отец, я не сомневаюсь, полагается на твое благоразумие и примерное поведение. Ты не должна разочаровать своего отца.

– Милая тетенька, вы говорите так серьезно!

– Да, и, надеюсь, ты отнесешься к моим словам столь же серьезно.

– В таком случае вам не о чем тревожиться, я позабочусь о себе и о мистере Уикхеме тоже. Он в меня не влюбится, если в моих силах помешать этому.

– Элизабет, будь же серьезной!

– Прошу у вас прощения. Попытаюсь еще раз. Пока я не влюблена в мистера Уикхема. Решительно нет. Однако он, вне всяких сомнений, самый привлекательный молодой человек из всех, кого я знаю, и если он начнет испытывать ко мне нежное чувство… я полагаю, лучше, чтобы подобного не случилось. Я понимаю, насколько это было бы неразумно. Ах, я не вы ношу мистера Дарси! Мнение папеньки обо мне большая для меня честь, и я не хотела бы его лишиться. Однако папенька благоволит к мистеру Уикхему. Короче говоря, милая тетенька, мне было бы очень грустно причинить кому-нибудь из вас горе. Однако каждый день мы видим, что для влюбленных отсутствие у них средств к существованию лишь очень редко становится помехой, так как же я могу поручиться, что окажусь разумнее столь многих, если подвергнусь соблазну? Или даже сочту, что противиться ему разумно? Поэтому я могу лишь обещать вам, что не буду спешить. Что не потороплюсь поверить, будто я для него важнее всего на свете. И в его обществе не буду предаваться мечтам. То есть я сделаю все, что в моих силах.

– Пожалуй, будет лучше, если ты постараешься, чтобы он не бывал здесь столь часто. Хотя бы не напоминай своей маменьке, что она забыла его пригласить.

– Как я сделала вчера! – сказала Элизабет с виноватой улыбкой. – Совершенно верно, будет разумно избегать подобного. Но не думайте, будто он всегда бывает здесь столь часто. На этой неделе его приглашали ради вас. Вы ведь знаете, как маменька убеждена, будто ее гостям необходимо общество. Но, честное слово, я правда попробую поступать как можно благоразумнее, и, надеюсь, вы мною довольны?

Тетушка заверила ее, что только этого и желала. Элизабет поблагодарила ее за добрые советы, и они расстались. Замечательный пример того, как подобные наставления не были выслушаны с раздражением и досадой.

Мистер Коллинз прибыл в Хартфордшир вскоре после отбытия Гардинеров с Джейн, но остановился у Лукасов, избавив миссис Беннет от всяких хлопот. Приближался день его свадьбы, и она наконец настолько смирилась, что признала ее неизбежной и очень кислым тоном повторяла, как она желает, чтобы «они были счастливы». Бракосочетание было назначено на четверг, и в среду мисс Лукас пришла к ним с прощальным визитом. Когда она поднялась, собираясь уходить, Элизабет, стыдясь неприязни, с какой ее маменька произносила свои добрые пожелания, и искренне расчувствовавшись, вышла из гостиной вместе с ней. Когда они спускались по лестнице, Шарлотта сказала:

– Я надеюсь, ты будешь мне часто писать, Элиза.

– B этом ты не обманешься.

– И я хочу просить тебя еще об одном одолжении. Ты не приедешь повидать меня?

– Мы, надеюсь, будем часто видеться в Хартфордшире.

– Некоторое время я, конечно, буду жить в Кенте безвыездно. Поэтому обещай, что приедешь в Хансфорд.

Отказать ей Элизабет не могла, хотя полагала, что визит этот никакой радости ей не доставит.

– Папенька и Мария приедут ко мне в марте, – добавила Шарлотта, – и я бы очень хотела, чтобы ты приехала с ними. Право, Элиза, я буду ждать тебя с не меньшим нетерпением, чем их.

Бракосочетание свершилось, молодожены прямо от церковных дверей отбыли в Кент, и всем нашлось что сказать и что выслушать по этому поводу ровно в той мере, какая положена в подобных случаях. Элизабет вскоре получила от подруги первое письмо, и они начали обмениваться посланиями так же часто и аккуратно, как в прежнее время, но былая откровенность теперь стала невозможной. Элизабет всякий раз, когда садилась за письмо, не могла не почувствовать, что утешительной душевной близости между ними больше нет, и хотя решила поддерживать переписку, но лишь ради прежних дней, а не нынешних. Первые письма Шарлотты вскрывались с большим любопытством. Элизабет не терпелось узнать, как она отзовется о своем новом доме, как ей понравилась леди Кэтрин и насколько счастливой она посмеет себя назвать. Однако всякий раз, кончая читать, Элизабет убеждалась, что обо всем этом Шарлотта писала именно так, как она и ожидала. Письма дышали бодростью, Шарлотта, казалось, ни в чем не испытывала недостатка и ни о чем не отзывалась кроме как с похвалой. Дом, меблировка, окрестности и дороги оказались совершенно в ее вкусе, а обхождение леди Кэтрин было самым добрыми любезным. Именно так мистер Коллинз рисовал Хансфорд и Розингс, только в более восторженных тонах. И Элизабет пришла к выводу, что узнать остальное она сможет, только когда поедет туда сама.

Джейн уже прислала сестре коротенькую записку, сообщая, что они благополучно добрались до Лондона. И Элизабет надеялась, что в своем втором письме она сможет что-нибудь сообщить о Бингли и его сестрах.

Нетерпение, с каким она ждала этого второго письма, было вознаграждено именно так, как обычно вознаграждается нетерпение. Джейн провела в столице неделю, не повидав Каролины и не получив от нее даже записочки. Однако она нашла этому объяснение: видимо, ее последнее письмо из Лонгборна по несчастной случайности где-то затерялось.

– «Тетенька, – продолжала она, – завтра едет в ту часть города, и я воспользуюсь случаем побывать на Гросвенор-стрит».

Она написала после этого визита, когда повидала мисс Бингли. «Мне показалось, что Каролина невесела, – были ее слова, – но она была очень рада мне и попрекала меня за то, что я не сообщила ей, когда приеду в Лондон. Я была права: она не получила моего письма. Разумеется, я осведомилась о ее брате. Он здоров, но все время проводит с мистером Дарси, и они почти его не видят. Я узнала, что они ждут к обеду мисс Дарси. Как бы я хотела ее увидеть! Мой визит продолжался недолго, потому что Каролина и миссис Хэрст как раз собирались ехать с визитами. Полагаю, я скоро увижу их здесь».

Читая это письмо, Элизабет покачивала головой. Оно убедило ее, что мистер Бингли не узнает про приезд Джейн в столицу, если только не вмешается случай.

Миновали четыре недели, но Джейн его таки не увидела. Она пыталась убеждать себя, что ничуть об этом не жалеет. Но уже не могла оставаться слепа к пренебрежению мисс Бингли. Две недели, проводя каждое утро в ожидании и каждый вечер придумывая новые оправдания Каролине, она наконец удостоилась ее визита. Но его краткость и перемена в обхождении мисс Бингли не позволили Джейн долее себя обманывать. Письмо, которое она написала сестре тогда же, откроет все ее чувства.

«Моя милая Лиззи, я уверена, не способна позлорадствовать, если ее суждение оказалось вернее моего, когда я признаюсь, что глубоко заблуждалась касательно расположения мисс Бингли ко мне. Однако, милая сестрица, хотя ты оказалась права, не сочти меня упрямой, если я по-прежнему считаю, что, памятуя, как она со много обходилась, мое доверие к ней было столь же естественным, как твои подозрения. Я совершенно не понимаю, зачем она пожелала подружиться со мной, но, повторись что-либо подобное, я уверена, что вновь обманулась бы. Каролина вернула мой визит лишь вчера, а до этого я не получила ни единой записки, ни единой строчки. Когда же она приехала, было видно, что ей этого совершенно не хотелось. Она небрежно извинилась, что не заехала раньше, ни слова не сказала о том, что хочет снова со мной увидеться, и во всех отношениях так переменилась, что я, когда она уехала, твердо решила больше не поддерживать это знакомство. Мне жаль ее, хотя я не нахожу ей оправдания. Она поступила очень дурно, оказывая мне столь особое внимание. Я могу не колеблись утверждать, что она, а не я искала нашей дружбы. Однако я жалею ее, потому что она не может не чувствовать, насколько дурно поступала, и потому, что причиной, я совершенно убеждена, была тревога за брата. Думаю, ты понимаешь, что я подразумеваю. Хотя мы обе знаем беспричинность подобной тревоги, но если она ее испытывает, то в ней-то и кроется причина такого обхождения Каролины со мной. Он так – и вполне заслуженно – дорог своей сестре, что любая тревога, которую она за него испытывает, вполне естественна и похвальна. Но я не могу не удивляться, что она и сейчас питает подобный страх, ведь если бы он испытывал ко мне хоть какую-нибудь нежность, то мы увиделись бы уже давным-давно. Ему известно, что я в Лондоне, в этом меня убедили некоторые ее слова. Тем не менее она держалась так, будто хотела убедить себя в его расположении к мисс Дарси. Я не могу этого понять. Если бы я не опасалась судить ее слишком строго, то, наверное, не удержалась бы и сказала, что все это слишком похоже на обдуманный обман. Но я постараюсь отогнать все печальные мысли и буду думать только о том, что делает меня счастливой. O твоей любви ко мне и неизменной доброте милых дяди и тети. Поскорее ответь мне. Мисс Бингли сказала что-то о том, что он больше не вернется в Недерфилд, не станет продлевать аренду. Однако без большой уверенности, так что лучше не упоминай об этом. Я чрезвычайно рада, что ты получаешь такие хорошие известия о наших друзьях в Хансфорде. Прошу, поезжай повидать их с сэром Уильямом и Марией. Я уверена, ты очень хорошо проведешь там время.

Твоя… и прочее, и прочее».

Это письмо немного расстроило Элизабет, но она повеселела, подумав, что Джейн хотя бы больше не будет обманываться в Каролине Бингли. Все надежды на брата последней надо было оставить. И она даже не хотела бы, чтобы его ухаживания возобновились. Он все больше и больше падал в ее мнении. И она начинала серьезно думать, что самой заслуженной карой для него, да и лучшим для Джейн, был бы его скорый брак с мисс Дарси, так как, судя по рассказу Уикхема, та заставила бы его горько пожалеть о том, что он так легкомысленно отверг.

Примерно тогда же миссис Гардинер напомнила Элизабет о ее обещании касательно Уикхема и потребовала новостей. То, что могла ответить Элизабет, должно было скорее обрадовать ее тетушку, чем доставить удовольствие ей самой. Его видимое предпочтение было забыто, он больше не оказывал ей знаков внимания и теперь ухаживал за другой. Элизабет была достаточно наблюдательной, чтобы все заметить. Но и смотреть на это и писать об этом не причиняло ей особой боли. Ее сердце было покорено лишь самую чуточку, а тщеславие вполне удовлетворялось мыслью, что она была бы его первой и единственной избранницей, если бы того пожелала фортуна. Нежданно обретенные десять тысяч были главным очарованием барышни, поклонником которой он теперь стал. Тем не менее Элизабет, пожалуй, оказалась тут более близорукой, чем с Шарлоттой, и не ставила ему в вину его желание обрести благосостояние и независимость. Напротив, ничто не могло быть натуральнее. И полагая, что отказ от нее очень разумное решение, удачное для них обоих, и могла искренне пожелать им счастья.

Все это она сообщила миссис Гардинер и, изложив обстоятельства, продолжала так: «Теперь я убеждена, милая тетенька, что нисколько не была влюблена; ведь если бы я действительно испытывала эту чистую и возвышенную страсть, я сейчас ненавидела бы самое его имя и желала бы ему всяческого зла. Однако я испытываю добрые чувства не только к нему, но даже и к мисс Кинг. Я не нахожу в себе никакой ненависти к ней, никакого желания выискивать в ней изъяны и недостатки. Значит, никакой любви не было. Моя осторожность принесла плоды, и хотя, без сомнения, я была бы предметом особого интереса всех моих знакомых, будь я без памяти в него влюблена, не могу сказать, что меня огорчает отсутствие такого интереса. Всеобщее внимание иногда покупается слишком дорогой ценой. Китти и Лидия куда больше принимают к сердцу эту его измену. Они слишком юны, чтобы разбираться в путях света, и еще не пришли к грустному заключению, что красивым молодым людям средства к существованию нужны не менее, чем некрасивым».