Текст книги "#В поисках янтарного счастья"
Автор книги: Джейн Бартош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Первым в бытовку к соседям заглянул брат, осторожно и одновременно настойчиво позвал маму. Когда мама выглянула на улицу, я уже еле стояла, из последних сил опираясь на кусок забора из сетки-рабицы. Сначала мама ничего не поняла, но, когда я повернулась спиной, она истошно закричала папе «Срочно в больницу!», кинулась ко мне, причитая и расспрашивая о случившемся. Я не могла разобрать ни единого ее слова, моя голова как будто погрузилась в туман. Меня трясло от боли и ужаса, словно я еще видела рядом пасть разъяренной псины.
– Я же говорил, что надо бежать, – вымолвил брат с сочувствием.
Папа взял меня на руки и понес в машину. Мы отправились в ближайшую больницу. Из машины папа также нес меня на руках, а мама открывала двери, пропуская нас вперед.
Медицинские работники, увидев мои окровавленные штаны, тут же провели нас в приемный кабинет к врачу, который бросил принимать пациентов и безотлагательно занялся мной. Меня положили на кушетку, родителей попросили выйти. Доктор снял с меня штаны и начал осмотр, параллельно задавая вопросы о случившемся. Потом врач открыл дверь и позвал родителей. Вердикт был неутешительным, и мама заплакала. Я ничего не поняла. Мне было очень холодно. Пришла медсестра и, накрыв меня простыней, покатила прямо на каталке в какую-то комнату. Когда дверь за нами захлопнулась, я попыталась осмотреть место. Но как только слегка повернулась, медсестра посмотрела на меня так, что вертеться мне расхотелось.
– Не шевелись, – строго сказала медсестра. – Сейчас я переложу тебя на стол.
– Но я не хочу на стол! – жалобно пискнула я, перепугавшись до смерти второй раз за несколько часов.
– Это операционный стол. Тебя будут оперировать, – не вдаваясь в подробности, сухо произнесла тощая женщина средних лет в белом халате.
Медсестра сделала мне укол в ягодицу и оставила лежать посреди холодного металлического стола, накрытого рыжей клеенкой, в небольшой квадратной комнате с тусклым освещением. Меня трясло то ли от страха, то ли от холода. Простынку, которой женщина накрывала меня, видимо, забрали. Перед глазами все расплывалось, я почувствовала прилив тепла и покалывание в ногах; нога немела.
Не знаю, сколько я так лежала… мне показалось, что вечность. Пришел врач. Он был высокий, в белом халате и шапочке, в маске и перчатках.
Он подкатил к столу металлическую тумбочку, на которой лежал поднос с инструментами, позвякивающими во время движения.
– Сейчас подлатаем тебя, – бодро заявил хирург.
– Может, не надо?! – я сглотнула ком в горле.
– Не бойся, ты ничего не почувствуешь, тебе сделали местную анестезию.
Мне очень хотелось посмотреть, как будет проходить операция, но собака укусила меня сзади, и, хотя я лежала на боку, мне были видны только руки врача, который заправлял белую нитку в какой-то странный изогнутый крючок. Потом я почувствовала, как что-то втыкается в мою плоть и как нить медленно скользит через малюсенькое отверстие в коже. Мне не было больно, но доктор все же обманул меня: я чувствовала себя тряпичной куклой, которой пришивают ноги. Каждый шов отдавался ужасом в моей голове, я не могла понять, как можно шить тело человека. Я представляла страшные картины: дыру до самых костей, следы огромной пасти на ноге, висящее клочьями мясо. Даже мысли о холоде не помогали отвлечься.
Когда все закончилось, мне забинтовали ногу и одели в мои окровавленные ярко-зеленые штаны.
Обеспокоенные родители ждали в кабинете у доктора, куда меня вернули на каталке.
– Доктор, ну как все прошло? – напала на врача мама с вопросами. Она всегда любила поговорить. – Что теперь делать? Когда на прием? Как долго будет заживать рана?
– Все хорошо, и ваша дочка держалась огурцом. Но для начала расскажите мне про собаку, которая напала на ребенка. Она бездомная или у нее есть хозяин?
– Если честно, мы ее не видели, – ответила мама, – это произошло в деревне Сосновка. Вряд ли там есть бездомные собаки.
– Мне принципиально важно это выяснить, – не унимался врач. – Вам придется съездить в ту деревню и поговорить с хозяином псины. Нужно привезти собаку в клинику и взять у нее анализы на бешенство.
– Как бешенство?! – ахнула мама.
Пока мама допрашивала врача, папа помог мне слезть с каталки и посадил на стул.
– Если собака так агрессивно настроена и бросается на людей, не исключено, что у нее бешенство. Это очень опасно, поэтому нужно будет назначить сорок уколов в живот. И чтобы не делать их зря, нужно предварительно проверить собаку.
Когда мы уехали из больницы, родители были не на шутку обеспокоены и всю дорогу домой обсуждали случившееся, решая, когда же они смогут выбраться в деревню, чтобы разыскать хозяина и взять анализы у собаки. Но через несколько дней родители и думать забыли про собаку и ее возможное бешенство. Мама посчитала, что собака не могла болеть бешенством, ведь у нее был хозяин, да и возить меня на уколы возможности не было. Поэтому мы съездили в больницу один-единственный раз, чтобы снять швы, и мама убедила врача, что уколы мне не нужны. Родители были из тех людей, которые с доверием и добротой смотрели на мир и верили, что с хорошими людьми ничего плохого не случается.
Я была очень рада, что мне не стали делать уколы в живот, – больше всего на свете я боялась врачей, больниц и шприцев с длинными иглами. На радостях мы с друзьями весь день носились по двору, а когда мама пригрозила, что если я не перестану бегать, то швы разойдутся и придется зашивать меня снова, я решила пойти поиграть со Светкой в куклы.
Хотя я и была сорвиголовой, но девчачьи забавы были мне не чужды, и иногда мы вылезали из окопов, чтобы поиграть в дочки-матери: с важным видом шествовали по дорожкам, толкая перед собой кукольные коляски с пупсами внутри, укрывали «детей» от ветра одеялами и спорили, как их воспитывать.
Я зашла домой попить, как тут же услышала Светкин голос под окном: «Анька! Анька!» Боясь, что мама посадит меня за уроки или нагрузит работой по дому, я пулей помчалась к окну. В два счета распахнув оконную раму, залезла на подоконник.
– Чего тебе?
– Пойдем играть! У меня сюрприз! – засветилась Светка, явно распираемая чувством гордости и своего превосходства.
– Сейчас у мамы спрошу, можно ли потом уроки доделать.
– Подумаешь, уроки! Как узнаешь, что у меня, – про все дела позабудешь.
Любопытство взяло верх, поэтому я схватила свою авоську с куклой Синди и направилась к входной двери. Выйдя на улицу, я начала доставать Светку расспросами:
– Покажи, что у тебя там?
– Погоди! Придем и покажу!
– А куда мы идем?
– Пойдем в солдатскую комнату отдыха, там сейчас должно быть пусто, потому что все на плацу маршируют, – объяснила Светка.
Мы без препятствий пробрались в здание, прошли по коридору и поднялись по лестнице на второй этаж. Вторая дверь слева и была той самой комнатой отдыха для солдат.
Мы отворили дверь и прошли в пустое помещение. В одном краю комнаты стоял диван и телевизор на тумбочке, а в другом – столы и стулья. Здесь солдаты могли почитать книгу или написать письмо домой. В канун новогодних праздников солдаты делали открытки своими руками, а мы открыв рты наблюдали за невероятным преображением – как строгие дяденьки с автоматами становились добрыми, творческими и очень сентиментальными мальчишками. Они рассказывали, как скучают по дому. Исписывали по несколько листов с двух сторон, рассказывая мамам о своей службе. Кто-то писал возлюбленной, кто-то рисовал прямо в письме.
Мы выбрали стол у окна, уселись на стулья, и я стала выжидательно глядеть на Светку. Подруга почувствовала, что пора нарушить интригу, и достала из своей авоськи новенькую, блестящую куклу Барби. Настоящую, в сногсшибательном атласном платье и с гнущимися коленями. У нее было стройное загорелое тело, длинные белоснежные волосы, стильный макияж и несколько сменных нарядов.
– Мне родители привезли из Польши, – гордо сообщила Светка.
Мой мир померк. Я так долго мечтала о настоящей Барби, но мои родители не выезжали в Польшу, поэтому кукла мне не грозила. Я достала свою Синди – дешевую подделку под настоящую Барби. А Светка в свою очередь вытащила круглую жестяную коробку из-под импортного печенья, где у нее хранились кукольные наряды. Мы сами их шили, поэтому кукольная одежда была простой и с массой огрехов: то рукава разной длины, то по шву торчали нитки…
Момент с куклой стал досадным разочарованием – помню, как упрашивала маму купить мне Барби, уж очень мне хотелось иметь самую красивую куклу на свете. Но мама убеждала меня, что нужно иметь собственные желания, а не навязанные рекламой и обществом, поэтому в следующую поездку в город она приобрела для меня тонкую картонную книжечку, на обложке которой красовалась девушка в нижнем белье, а на страницах книжечки были изображены всевозможные наряды: платья, головные уборы и даже маленькие туфельки. По краям нарисованной одежды в районе плеч, талии, рук и ног были размещены белые клапаны. Как оказалось, нужно было вырезать одежду вместе с ними, а потом надевать на куклу, загибая эти клапаны назад, за плечи и за талию картонной красавицы. «Вот тебе красивая кукла, иди играй. И забудь ты уже про Барби!» – сказала мама. Прижимая к груди картонную девочку, я поняла, что поблажек не будет. Ни импортных сладостей, ни заграничных кукол.
Двери в нашем доме всегда были открыты – к родителям часто приезжали друзья, собирались шумными компаниями, пели песни, шутили и смеялись. Мы любили гостей, потому что нам часто перепадали сладости или милые безделушки. Один из друзей папы привез нам видеокассеты и свой видеоплеер, и с тех пор мы собирались в большой комнате и смотрели красочные американские фильмы. «Один дома», «Трудный ребенок, «Няньки», «Полицейский из детского сада» – мы засмотрели эти кассеты до дыр, выучили наизусть диалоги. Это были первые фильмы после советских и индийских, которые мы видели. И жизнь на экране была нам в диковинку – люди жили в просторных домах с красивой мебелью, слишком зеленой травой на лужайке, с дорогими машинами и яркими игрушками. Мы никогда не видели ничего подобного…
Однажды я получила двойку за контрольную по математике. Это была первая в моей жизни двойка, и всю дорогу домой моим терзаниям не было конца. «Анька, ну и глупая ты курица», – повторяла я, представляя, как расскажу о двойке родителям и как буду наказана. Боялась, что мне запретят смотреть фильмы. Новых видеокассет у нас не появилось, но мы были рады пересматривать имеющиеся четыре кассеты снова и снова. Придя домой, я накрутила себя так, что места себе не находила, сразу юркнула в свою комнату и села за уроки. И только к вечеру, справившись с домашним заданием и наведя идеальный порядок в комнате, я нашла в себе силы признаться маме о двойке. Я сидела на кровати и ждала вердикт, но, к моему изумлению, мама довольно спокойно отнеслась к моей трагедии.
Я плакала, рассказывая маме, что не поняла новую тему и перепутала задание, а она гладила меня по голове, приговаривая ласковым голосом:
– Анечка, не переживай! У тебя в жизни еще будут двойки, не нужно так убиваться из-за небольшой неудачи!
А потом папа пришел домой, и выглядел он понурым и вместе с тем чем-то озабоченным. Он был явно не в себе, курил одну за другой сигареты, выдыхая дым в раскрытую форточку. Они с мамой долго сидели на кухне и что-то обсуждали.
На следующее утро, проводив папу на работу, между приготовлением каши и заплетанием косичек, тяжело вздохнув, мама объявила:
– Папина служба на этой заставе подошла к концу. Его отправляют служить в Москву.
– Как в Москву? А как же мы? Как же моя школа? – отозвалась я.
– Мы, конечно же, переедем вместе с папой.
– Но мы не хотим! Можно нам остаться здесь? – Я не могла представить, как уеду и оставлю своих друзей, любимую школу и привычную жизнь.
Несмотря на то что мы жили как беспризорники, постоянно попадали в передряги, разбивали лбы и коленки, набивали шишки, я обожала свое детство, полное приключений, свободы и восторга.
После школы я прибегала домой, бросала рюкзак и вновь бежала на улицу – гулять. В условленном месте за поленницей мы встречались с мальчишками, которые перелазили через забор на нашу территорию, чтобы погулять вместе с нами. Самый взрослый из ребят, Ваня, был старше меня на три года, но мы хорошо ладили. Когда он узнал про наш скорый переезд, то заявил мне с явным разочарованием в голосе: «Если бы ты осталась здесь, то мы бы поженились после окончания школы». Я не очень хорошо понимала, что значат эти слова, но мне льстило предложение старшеклассника.
Мы собирали вещи, упаковывая всю нашу жизнь в коробки, прокладывая хрустальные вазы газетой, заворачивая книги, игрушки и мелкие безделушки. Мне до боли хотелось отодрать с корнем вид за окном и увесистым рулоном сложить с собой, запихать в контейнер машины и увезти. Я не хотела уезжать. Мое сердце оставалось здесь.
– Тебе всего восемь лет, у тебя вся жизнь впереди! – успокаивала меня мама.
– Мне не нужна другая жизнь! Мне нужна эта! Я не хочу уезжать! – отвечала я, наполняясь лютой ненавистью к незнакомой и далекой Москве.
Но что я могла сделать? Была мысль убежать из дома, это отсрочило бы наш отъезд на несколько дней. Мучительно долго я бродила по знакомым дорожкам, прощалась с каждым деревом, с каждым видом, открывающимся за поворотом. Чувствовала, что мы сюда не вернемся. Меня подташнивало и выворачивало наизнанку от этих мыслей. В голове не укладывалось, как можно встать и уехать из своей такой любимой и обустроенной жизни. Я знала, что больше никогда не увижу эти края…
Балтийская коса
На следующее утро, когда Аня спустилась на кухню, чтобы выпить кофе, Роза обратилась к ней с просьбой:
– Анечка, не могла бы ты съездить на велосипеде к моей знакомой? Нужно забрать у нее небольшую вещь для Луки.
– Да, конечно! Я могу сходить пешком, – отозвалась Аня.
– Нет, нужно на велосипеде. В руках ты не донесешь, тяжело будет. А у велосипеда есть корзинка, туда положишь, – загадочно улыбнулась Роза.
– Хорошо, – с готовностью согласилась девушка. – Только кофе выпью.
– Ну конечно! Я как раз сварила! Знакомая живет на другом конце города, я тебе сейчас объясню, как ее найти.
Позавтракав, Аня надела спортивный костюм и кроссовки, выкатила из гаража велосипед с металлической корзинкой спереди и помчалась по указанному адресу. Ветер трепал ее волосы, велосипед подпрыгивал на неровностях дороги, проносясь мимо современных коттеджей и старинных домиков.
Остановившись у нужного дома, она нажала на звонок на деревянной калитке, за которой виднелся старенький немецкий домик с обветшалыми стенами и поросшей мхом черепичной крышей. Кое-где черепица осыпалась, и домик казался нежилым и заброшенным. Вокруг росли такие же старые яблони – своими ветвями они упирались в стены дома, словно придерживали его, не давая ему рассыпаться. Калитку открыла пожилая женщина – она представилась Лидией – и пригласила Аню войти во двор. Немногословная хозяйка прошла на задний двор и остановилась у кустов гортензий, плотной стеной окруживших дом, с нее ростом, с пышными шапками голубых, розовых и белых соцветий. Не говоря ни слова, женщина взяла садовые ножницы и, пробираясь сквозь разноцветные заросли, начала формировать букет. Собрав охапку размером со взрослого лабрадора, женщина протянула букет Ане.
– Это вам от Луки, – только и сказала она.
– Как мне? Наверное, это для Розы? – удивилась девушка.
– Нет, именно вам от молодого человека. Я еще не совсем из ума выжила.
– Но как же я повезу их?
– Это не ко мне! – произнесла женщина, следуя обратно к калитке. – Вам повезло с таким поклонником.
Аня кое-как разместила гортензии в корзинке, они загораживали руль, наклонив свои макушки в разные стороны и образуя огромное яркое облако. Сначала неуверенно, но после уже смелее, убедившись, что цветы надежно держатся, Аня постепенно разгонялась, крутя педали все быстрее.
И вот она уже ехала по центральной улице, выложенной старинной брусчаткой, гортензии ритмично покачивались в корзинке, вызывая у Ани блаженную улыбку. Редкие прохожие оглядывались в ее сторону. Давно ей не было так хорошо.
В середине июля на побережье пришла жара. И хотя море по-прежнему было прохладным, городок оживился, наполнился туристами и местными жителями, спешащими понежиться на солнышке, поэтому с самого утра вереница людей тянулась к морю. Узкие тротуары главной улочки озарялись улыбками людей в предвкушении отдыха, детским радостным смехом и веселой толкотней. Кого только не было на этой улочке! И скромные пожилые пары, и молодежь, и родители с детьми, везущие перед собой коляски и несущие огромных надувных фламинго, крокодилов, дельфинов. Путь на море напоминал праздничное шествие.
Из-за чересчур бодрящей воды, температура которой редко превышала 18–19 градусов, многие отдыхающие заходили в море по колено или по пояс, стояли на одном месте, а спустя пару минут со спокойной душой возвращались к лежанию на теплом песке. На балтийском побережье вода в море день ото дня отличается своей температурой: если вчера она была теплая, то завтра может оказаться ледяной. Аня несколько раз приходила на пляж в самый жаркий день, по словам Розы, «аномально жаркий, несвойственный этим краям», а в воду было не зайти – она была словно из колодца. В таких резких переменах были виноваты сильные ветры, которые сгоняли теплую, прогретую солнцем воду в открытое море, а на ее место с глубины поднималась холодная. И нужно было несколько дней ждать, пока море снова прогреется, и надеяться, что ветер перестанет похищать верхние слои воды.
Аня продолжала приходить по утрам на пляж к порту, хотя в глубине души тосковала по дождливому июню, когда легко дышалось и вольно гулялось на пустынном побережье. Занятия йогой пришлось отложить – в девять утра теперь было слишком душно и людно, чтобы предаваться медитациям. Зато она стала часто брать у Роберта сап-доску и выходить в море. Вода теперь была спокойная, и она приноровилась плавать вдоль берега, недалеко от буйков.
Когда солнце начинало нещадно опалять кожу, Аня окуналась в море и тут же вылезала на доску. Долго находиться в воде по-прежнему было холодно. Она проводила на доске по несколько часов, гребла веслом отчаянно, изо всех сил, развивая хорошую скорость. В это лето она мало ела и много ходила пешком, переживала из-за своих неразделенных чувств, мучилась бессонницей и выглядела сногсшибательно. Никогда еще она не была такой стройной, загорелой и мускулистой. Она надеялась, что Роберт оценит все ее муки.
Вытащив доску на берег, Аня поставила ее на ребро и, взявшись за ручку посередине доски одной рукой и за весло другой рукой, пошла в сторону серф-станции.
– Какая красивая девушка и без охраны! – воскликнул Роберт, когда она поравнялась с ним. В руках он держал неизменный одноразовый стаканчик с бодрящим напитком, словно у него в микроавтобусе была спрятана кофемашина.
– И вам привет! – ответила Аня с улыбкой. Утром он опаздывал, и контейнер, где хранились яхты, паруса и доски, открывал паренек, которому тренер доверил ключи. Поэтому Аня не стала дожидаться его приезда, а взяла доску и ушла на воду.
– Вы весь пляж смущаете своей фигурой, – произнес Роберт, понизив голос.
– Это плохо? – ответила Аня, довольная услышанным.
– Это прекрасно. Но меня вы тоже смущаете.
– И что мы будем с этим делать? – кокетливо спросила она.
Он промолчал, достал из кармана сигареты, чиркнул спичкой и закурил.
– Мы в эти выходные едем на Балтийскую косу, будет большая компания и две ночи в палатках на берегу моря. Вы должны поехать с нами! – сказал Роберт.
Аня не любила путешествия с палатками и ночевки на природе и по этой причине ехать не хотела. Но соблазн провести время наедине с Робертом и его пронзительный взгляд, которым он пожирал ее, уговаривали согласиться.
– Не думаю, что это хорошая идея. У меня и палатки-то нет!
– Найдем мы вам палатку! Поехали, будет весело.
– Я с детства не ночевала в палатках и, честно говоря, не горю желанием настолько сближаться с природой, – ответила Аня, пожав плечами.
– Это совсем недалеко от цивилизации! Нужно будет доехать до Балтийска на машинах, переправиться на пароме через пролив – и сразу за поселком Коса, в пешей доступности от паромной переправы, разместим наш палаточный лагерь. Там такие красивые места, чистейшая вода, белоснежный песок и, главное, мало народа.
– Звучит обнадеживающе, – отозвалась Аня. Она колебалась. Она плохо представляла, где возьмет палатку и как будет спать в ней на песке.
– Ну же, решайтесь! Когда еще вы побываете на Балтийской косе? Это ведь уникальное место! Большая часть косы – это дюны, частично поросшие лесом, и километровые пляжи с чистым песком. У немцев там был аэродром «Нойтиф» с гаванью для гидросамолетов, очень хорошо оснащенный, говорят, даже с подогревом полосы – это еще до войны, можете себе представить?! Теперь, правда, все находится в запустении, но природа сохранилась в первозданном виде. И вообще, в отличие от Куршской косы, которая является национальным парком, побывать на Балтийской косе желающих гораздо меньше, поэтому там не будет толп туристов и можно будет насладиться красивыми видами. Вы же знаете, какие восхитительные закаты у нас на Балтике?
– На Балтийской косе так же, как на Куршской?
– Абсолютно нет! Это два очень разных места, несмотря на сходство природы. Балтийская коса подразумевает отдых дикарем: ее никто не охраняет и за ней никто не следит, сюда не стремятся переехать жить или открыть ресторан, здесь не развивают туризм и не приводят поселок в порядок, эта коса на любителя. В то время как Куршская коса является объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО и имеет развитую инфраструктуру, она нарядная, чистенькая, ухоженная и очень туристическая. Но я больше люблю Балтийскую косу именно за ее самобытность.
– Очень заманчиво, но смущают бытовые вопросы. Например, как готовить еду на природе?
– Проще простого. Все берут с собой немного провизии: макароны, хлеб, тушенку, печенье, чай. На месте складываем все в общую кучу и готовим на костре. У нас будет дежурный по костру и ответственные по питанию. Не переживайте, голодной вас не оставим! В поселке есть магазин, так что мы будем недалеко от цивилизации. У вас есть два дня на подготовку.
Аня вздохнула и согласилась. Роберт расцвел в улыбке и поцеловал ее в щеку.
– Правильное решение! Вам понравится!
– Надеюсь, – сказала она. – Мне пора идти, много работы накопилось.
– Завтра придете на пляж?
– Постараюсь.
– Я буду вас ждать, – ответил Роберт и затянулся сигаретой.
Ей не нравилась его привычка курить. Это напоминало ей об отце, а это были не самые лучшие воспоминания. Рядом с Робертом она вспоминала ту часть своего прошлого, которая ее тяготила. Эти воспоминания волнами, приступами тошноты подступали к горлу. Ей необходимо было найти тихую гавань в жизни, опереться на крепкое мужское плечо и обрести наконец твердую почву под ногами вместо того штормящего моря, что кидало ее из стороны в сторону, вынуждало совершать несвойственные ей поступки.
Аня не сообщила Луке, что уезжает с Робертом на выходные. Ее мучила совесть, хотя она и понимала, что ничего ему не должна. Но Лука был слишком добр к ней и относился с заботой, которую она не заслуживала, он наверняка бы отговорил ее от этой затеи. Поэтому она, словно беглянка, собрала кое-какие вещи, закупила продукты и предупредила Розу, что уедет к подруге на пару дней.
Роберт в компании друзей отправился в поход ранним утром, Аню задержали рабочие дела, поэтому ее подхватили его знакомые. К вечеру Аня ступила на берег Балтийской косы.
Балтийская коса – узкая полоска суши, отделенная от Балтийска судоходным проливом. Коса раскинулась на 65 км в длину, ее ширина составляет от 300 метров до 9 км. Чуть больше половины косы (35 км) принадлежит России, а 30 км – Польше, где коса именуется Вислинской. Чтобы добраться на косу из Балтийска, нужно воспользоваться паромом через пролив. Пролив между Балтийском и косой является единственным судоходным путем в Калининград, именно здесь проходит морской канал. Балтийская коса является уникальным местом с белоснежными дюнами, дикими пляжами и лесами.
Балтийская коса,
https://baltkosa39.ru/
Вид с парома на Балтийск
Пока плыли на пароме, местный житель – старик без возраста, с обветренным лицом, всю жизнь занимающийся рыболовством, – рассказал, что во время сильных штормов переправа не работает и люди оказываются оторванными от материка, не могут добраться до города. Дети не ездят в школу, взрослые – на работу. В магазины не поставляют продукты, и люди не могут попасть в больницу.
– И сколько же времени паром может не курсировать? – спросила Аня с любопытством.
– Бывает, что и всю неделю. Зимой штормит сильно.
– Но как же тогда местные добираются до дома?
– Обычно жителей косы заранее предупреждают о приближении шторма и отплытии последнего парома и в случае надобности отпускают с работы пораньше, чтобы они могли добраться домой.
– Как это мило со стороны работодателей.
– Да не, это же необходимость. Тут вариантов других нет – людям нужно помочь попасть на тот берег до шторма. Вот только море может штормить долго, и работник пропустит следующие трудовые дни. Поэтому жителей косы на работу берут неохотно, не любят их, – разоткровенничался старик.
– Почему же люди живут на косе? Неужели они не хотели бы переселиться в Балтийск?
– Там их дом, они привыкли так жить. Да и нет у них денег, чтобы в другое место переехать.
– А что они делают, если опоздали на паром? – не унималась Аня.
– Ночуют у знакомых. Моя внучка частенько останавливается у подруги в городе, если не успевает на последний паром. У нее даже своя полка с вещами есть в шкафу подруги на такие случаи. Выкручиваются люди! Приспосабливаются, что ж делать, – ответил старик и закашлялся.
– А как же, если скорая нужна, а шторм? – ахнула Аня.
– А никак! Сколько раз было, что соседки рожали дома в шторм. Но страшнее – пожары. На моем веку много домов погорело – ни врачи, ни пожарные не могли добраться с того берега.
– Суровые условия жизни тут, – вздохнула Аня.
– Это море, с ним всегда нужно быть начеку. На косе то шторма разбушуются и до жилых домов доходят, то кочующие пески все засыпают. Раньше пески могли за ночь замуровать людей в домах. Жители даже двери устанавливали, как на Севере, чтобы внутрь открывались и можно было выйти в случае чего. Местные ходят дюны укреплять, чтобы пески остановить.
Аня слушала рассказ рыбака с нарастающим волнением. Ехать в такое место, из которого не всегда можно выбраться обратно, было страшно. Хоть бы летом сильных штормов не случалось!
Она сразу же подумала о Луке, который будет волноваться, если она окажется в передряге. Чужой человек, который ничего ей не должен, вел себя как близкий родственник. И она чувствовала в нем крепкое плечо, которого ей так не хватало.
Сойдя с парома, Аня оторвалась от новых знакомых, чтобы пройтись пешком и изучить местность. Взору открывалась одна-единственная деревенская улочка, тянувшаяся вдоль берега, с домами, маленьким продуктовым магазинчиком и кафе. От старика Аня узнала, что на косе можно посмотреть несколько фортификационных сооружений времен Восточной Пруссии (старый люнет, разрушенный форт «Западный», береговую зенитную батарею «Лемберг»), заброшенный немецкий аэродром.
Небрежные заборы из чего попало, полуразрушенные домишки, заброшенность и запустение, ржавые останки автомобилей, горы мусора вдоль дороги навевали грустные мысли и погружали в меланхолию. Нищета, оторванность от всего мира, безысходность наделяли это место непередаваемым чувством отчаяния и скорби. Аня как могла гнала прочь плохие предчувствия.
Подходя к зарослям шиповника, разросшимся перед дюнами, она услышала громкий и веселый голос Роберта, перекрикивающий музыку. Будучи душой компании и видным мужчиной, он охотно пользовался своим положением и блистал перед собравшимися вокруг друзьями. Поднявшись на песчаный холм, Аня увидела картину, которую несколько недель рисовала у себя в воображении и которая в действительности сильно уступала той, идеальной. Посреди вытоптанного холма громоздился палаточный лагерь, вперемешку с машинами, тентами, сумками с провизией и мангалами. Некоторые палатки раскинулись на отдалении, Роберт занял центральное место, собрав вокруг себя компанию сверхобщительных любителей дикой природы.
Хотя на деле дикой оказалась не природа, а отдыхавшие на ней люди, о чем свидетельствовали горы мусора, сваленные под кустами, музыка «Сектора Газа», оравшая из колонки рядом с одной из палаток, и смятые жестяные банки из-под пива, валяющиеся на траве.
Когда Аня подошла к шумной компании, Роберт радостно поприветствовал ее и представил друзьям. Смеркалось. Ее спина ныла от тяжести походного рюкзака, вены на руках вздулись, палатка, свернутая в мешок, напомнила о себе болью в фалангах пальцев: своей тяжестью ручки мешка сильно давили.
– Бросай вещи, садись к нам! Скоро шашлыки будут готовы! – проговорила симпатичная молодая девушка, разливавшая по пластиковым стаканчикам собравшейся компании вино, сок или пиво. – Что тебе налить?
– Спасибо, мне нужно собрать палатку до темноты. – Аня глазами встретилась с Робертом, надеясь, что ему и без намеков станет понятно, что она рассчитывает на его помощь.
– Да ладно тебе, Ань, посиди с нами, позже соорудим тебе дом, – произнес Роберт.
Несмотря на усталость от дороги и туманные перспективы собирать палатку при свете фонаря, она сдалась. Проделав такой путь и оказавшись в непривычной для себя ситуации (она терпеть не могла шумные компании, избегала подобных тусовок, предпочитая общаться тет-а-тет с человеком, а если уж оказывалась в круговороте людей – чувствовала себя неловко и обычно молчала, не вступая в дискуссии и не выделяясь), Аня набралась храбрости и, взяв стаканчик с белым вином, присела на один из складных стульчиков.
Она приехала сюда с одной-единственной целью – провести время с ним. События последних недель и его повышенное внимание, интерес к ней и то, как горячо он звал ее в это путешествие на выходные, вселили в нее уверенность, что их чувства взаимны и необходимо предпринять хоть какие-то действия, чтобы дать ему возможность побыть с ней наедине.
И тем удивительнее было его поведение, которое нисколько не изменилось с момента ее появления. Роберт продолжал увлеченно рассказывать какую-то историю из жизни, которых у него, бывалого укротителя морской стихии, было немало. Он сыпал остротами, вызывая восторженный смех гламурных девушек, место которых было в салоне красоты или в бутике одежды, но никак не на пляже рядом с палатками.
