Текст книги "Хуже некуда"

Автор книги: Джеймс Ваддингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Флейшман ни во что не вмешивался. Он преспокойно сидел в машине сопровождения, опустив стекло, и наблюдал за коленопреклоненной фигурой в черных шортах и ослепительно розовой майке, густо усеянной логотипами («В начале было Слово…»). Даже если в эту минуту он мечтал о том, чтобы campionissimoнавсегда примерз ко льду, то сохранял по крайней мере внешнюю невозмутимость.

Когда Барис поднялся, мужчины обменялись понимающими улыбками. Этторе вскочил в седло, привстал, дабы скорее разогнаться, и остервенело закрутил педали. Только тогда он позволил себе окинуть взглядом дорогу, высматривая соперников. Из уважения к молитве набожного спортсмена те промчались мимо без единого злорадного выкрика. Сейчас их спины виднелись далеко за следующим поворотом. Барис всерьез принялся за работу. Дева Мария посулила ему особое покровительство на любом опасном склоне.

Так вот и была одержана фантастическая победа. И это единственное официальное объяснение безумному спуску Этторе.

Вечером в отеле, где разместилась команда «КвиК», царило отчаяние. Саенц в открытую заявил, что завязывает.

– Не пори горячку, – возразил Эското. – Сам посуди, это второе по важности мировое состязание, и пока у тебя почетное второе место. Ты цел, невредим. И не забудь, многим обязан – своей команде, спонсорам… Нате вам – уйти с гонки!.. Сейчас? Да как у тебя язык повернулся?

– Нет, не с гонки. Я имел в виду – совсем. Из велоспорта. Из жизни.

– А, это другое дело, – согласился Фернанд. – И все-таки не разрешаю. Даже не заикайся. Суицид не предусмотрен твоим контрактом, ясно?

И Акил не сдался. В «Джиро де Италия» он был вторым. Между прочим, Патруль Азафран пересек финишную черту сразу после него. Потрясающий результат для человека, столь беззаветно изнуряющего собственное сердце в угоду лидеру и спонсорам.

Одиннадцатый этап

Вентас де Янки – маленькая деревушка у реки. В местном ресторане полы выложены красной плиткой, и ручаюсь, такого отменного хека, запеченного с пригоршней чеснока, вы не отведаете больше нигде.

Улучив несколько свободных деньков между «Дофине Либере» и Туром, Патруль вернулся домой. Отчасти чтобы набраться сил, отчасти чтобы позаботиться о душевном состоянии Акила. В течение долгих шести часов товарищи колесили по окрестным селениям и горным перевалам. К вечеру оба почувствовали усталость, не говоря уже о волчьем голоде, и Перлита предложила отправиться в «Дубки», поужинать за бутылочкой вина. Merluzza con ajo [15]15
  Хек с чесноком ( исп.).


[Закрыть]и пяток свежих булок – это вам не сиюминутная прихоть гастрономической моды, а настоящая еда, исконная. Посетителей ожидал приятный, вполне дружелюбный прием. Кое-кто из местных признал прославленного гонщика – да и как не признать, если тот жил неподалеку и время от времени проносился мимо, ослепляя солнечными бликами на спицах колес и танцуя на педалях, – а кое-кто попросту залюбовался изящной супружеской парой в дорогих нарядах, а также их ладным спутником, глаза которого могли смеяться или мрачнеть, но всегда смотрели мудро и необычайно живо. Ни единой душе не пришло в голову попросить автограф, а тем более вмешаться в личную беседу троицы. Приветственный взмах руки, улыбка, хлопок по плечу – этого достаточно, чтобы ощутить себя дома.

– Давайте оценим результаты с точки зрения статистики, – говорил между тем Саенц, – опуская непонятные смерти. Что получается? Если не усложнять, вывод лежит на ладони: по сравнению с другими достижения мои ухудшились. Теперь я вечный номер два. Впрочем, кто знает, завтра будет номер три, и далее по экспоненте. Однажды я приду пятьдесят пятым – или сто пятьдесят пятым, какая разница.

Когда лидер предается подобным настроениям, когда он готов опустить руки, задача верного оруженосца – помочь ему выплыть на поверхность.

– Как это – «опуская смерти»? Трое гонщиков зверски убиты. Нельзя же не считаться с их гибелью!

– Уверен? – Акил ухмыльнулся и смерил друзей таким взором, как если бы его мозги, не выдержав напряжения, соскочили на одну шестеренку.

– Конечно, дорогóй, – промолвила Перлита и накрыла его ладонь своей. – Ты ведь не думаешь, что это случайность.

Саенц впился взглядом в ее лицо.

– Тебе никогда не казалось, будто все вокруг посвящены в игру, а ты нет? И любая так называемая случайность происходит по общему согласию, знаешь, как на тех вечеринках-сюрпризах, когда внезапно загорается свет и вместо пустого зала тебя окружают множество людей, приятели, знакомые, враги, они хохочут, кричат, сыплют конфетти горстями, а ты стоишь себе, словно ребенок, только что пробудившийся в чуждом доме, среди незнакомых лиц?

– Любимый, – откликнулась Перлита столь проникновенным тоном, что Азафрану сделалось даже как-то не по себе, будто бы человеку, который совершил в своей жизни пару-тройку не слишком благовидных поступков. – Любимый мой. – Она коснулась внутренней стороны его локтя и слегка пощекотала нежную кожу.

– А все-таки? – упирался Акил. – Я же ничего не видел. Ну да, Ян пялился на дорожный знак, да, Этторе на обочине молился Царице Небесной. Но я же не видел Эрнесто, разделанного, как свиная туша, или разукрашенный труп Агаксова на башне. Может, это особые рекламные трюки? Запросто! Если все как следует распланировать, меня не так уж и сложно провести. Я велогонщик, а не светский лев.

– Лев, и еще какой, – возразил Азафран. – И потом, как насчет нас?

– А что – насчет вас? – Саенц нависает над столом, переводя глаза с жены на товарища и обратно.

– Эй, постой-ка, ты хочешь сказать, что против тебя плетется заговор и мы, то есть Патруль и я, в нем замешаны, – ты это хочешь сказать?

Кажется, ему начхать на гнев супруги. Акил сохраняет ледяное, пугающее спокойствие.

– Неужели вы не испытывали ничего подобного, а? Хотя бы раз. Вдруг понимаешь: вся твоя жизнь – чей-то хитроумный план. Суть его тебе недоступна, но только потому, что ты – снаружи, словно ребенок у закрытых дверей, за которыми болтают и смеются взрослые…

Что ж, миру пришлось-таки потрудиться, чтобы одурачить меня, отрицать не стану. Однако если это правда, не будет ли разумно признать и вас участниками дикого розыгрыша? Давайте посмотрим фактам в лицо: ведь вы-то не я, следовательно, должны быть в курсе!

И опять косится то на жену, то на друга, туда-сюда, с точным двухсекундным интервалом, будто метроном, только щелчков не слышно.

– Сознайтесь, ведь и вас посещали такие мысли, а?

– Ну да, да, все мы ненароком пугаемся, когда за спиной смеются: не подстава ли? – Перлита больше не гладит руки мужа и говорит без тени сочувствия, будничным тоном. – От паранойи никто еще не зарекался. Но вот ответь: было такое, чтобы к тебе подходили насчет меня,ну там, давали вызубрить роль и все такое?

– Нет.

– Видишь? – Де Зубия улыбается, отчаянно желая обратить недобрые толки в шутку.

– С другой стороны, – размышляет вслух Акил, – и это тоже могло быть частью плана.

– Разумнее некуда, – кивает Патруль. – Комар носа не подточит. Цельная теория вселенной. Честно говоря, в далеком прошлом и мне лезла в голову подобная заумь. Думаю, мы не одни с тобой такие. Вопрос в том, веришь ли ты?

– А ты поверил?

– Когда?

– Когда подумал.

– Нет, иначе уже свихнулся бы.

– Так я сумасшедший?

Азафран поджал губы, посмотрел в глаза товарищу и покачал головой, словно доктор, которого вызвали к неизлечимому больному, а показали здорового как бык человека. Стоит ли упоминать, что именно в этот миг в душу его закрались первые сомнения?

Акил повернулся к де Зубии.

– Сумасшедший, да? – повторил он грудным, до странного драматичным голосом.

Внезапно Перлита ухватила его за ворот голубой шелковой рубашки. Головы супругов сблизились.

– Послушай, счастье мое, – зашептала женщина так тихо, что за соседними столиками не услышали ни слова. – Ты что же, возомнил себя, или меня, или прочих беспомощными тварями, дамскими панталонами в стиральной машинке мира? Великий Тот-кто-умеет-ездить-по-горам, когда только до тебя дойдет, что у нас, остальных, своих хлопот по горло? Мы, знаешь ли, тоже бьемся за то, чтобы стать реальными людьми, которые просыпаются по утрам, ходят на работу, общаются, едят, преодолевают разные трудности. Полагаешь, все это дается само собой? Не-ет, каждому требуются мужество и большая сила. Никто не примет решение за другого. А теперь прочисть уши. Ты, лично ты – никакой не сумасшедший. Так что определяйся, что лучше: оставаться прежним, здравомыслящим парнем, которого мы знали, или загреметь в психушку. Выберешь второе – черт с тобой.

К этому времени она закрутила ворот рубашки на сильный кулак и слегка повысила тон. Сплюнув последние слова, де Зубия выпятила губы и влепила супругу смачный поцелуй. Посетители, во все глаза наблюдавшие за бурной сценой, со вздохами вернулись к забытым тарелкам, стаканам и собеседникам.

– А кто этот самый «я», который должен принять решение, кем же мне стать? – невинно спросил Саенц. – Ведь он должен быть другим «я», не мной?

– Да пошел ты, – прошипела Перлита.

– Ладно, я пошел. – Акил расплылся в совершенно нормальной улыбке. – Надо бы отлить.

Как только он исчез, де Зубия выпалила:

– Патруль, тебе нужно сделать одно дело, и побыстрее.

– О чем речь?

– Разберись, пожалуйста, с этим дерьмом.

– О, разумеется. Как?

– Прошу тебя.

Легко сказать. Не каждый способен во имя любви сойти в преисподнюю.

– Обойдемся без кислых мин. Съезди и побеседуй с этой шлюхой Гомелес.

– С удовольствием. У меня как раз найдется лишний день перед «Тур де Франс».

Перлита иронии не уловила. Даму занимали собственные мысли.

– Да, и еще…

– Что, свет моих очей?

– Не вздумай с ней переспать.

– А если я представлю тебя на ее месте?

– Тогда хорошо, трахни сучку от моего имени.

Удивительно, какие непристойности слетают с женского язычка в короткие минуты между по-настоящему важными событиями.

Вернувшись из уборной, Акил жарко и на полном серьезе принялся толковать о свойствах титана. Тем не менее Азафран уже решил навестить единственное официальное лицо, чья заинтересованность в происходящем давала основания надеяться, что не все полицейские рассматривают ужасные смерти велосипедистов как трагическую цепочку случайностей.

Двенадцатый этап

Долгой неспешной беседы с детективом-инспектором Гомелес Патруль так и не дождался. Габриела явно не собиралась покидать удобный офис ради того, чтобы прокатиться с ним к ущелью Десфиладеро де Деспеньяперрос [16]16
  Ущелье Брошенных Псов ( исп.).


[Закрыть].

– Но почему? – настаивал Патруль.

– Овраг, куда местные бросают со скалы дохлых псов?.. – Собеседница вздохнула. – Я не больше привязана к здешним краям и не больше разбираюсь в обычаях, чем вы. К тому же у полицейских довольно жесткий график работы. Это, знаете ли, очень помогает. Через десять минут, например, у меня назначена встреча.

– Я специально проделал долгий путь на аэроплане, потом на взятой напрокат машине, да еще и вместе с велосипедом.

Габриела зажгла сигарету. При любых иных обстоятельствах Патруль не позволил бы засорять свои легкие дымом, особенно за неделю до Тура. Теперь же гонщик лишь отмахнулся от серых клубов и даже извинился за неучтивость.

– Ничего, – откликнулась сеньора Гомелес без тени улыбки. – Почему вас так интересует это дело?

– Я Патруль Азафран, – ответил мужчина.

– Знаю. Вы представились, когда вошли.

– Я Патруль Азафран, équipper fideleАкила Саенца. И вы еще спрашиваете?..

– Понятно. – Габриела выпустила еще одно облако дыма над головой посетителя. – Видите ли , мне-то все равно.

– Вы ведь расследуете убийство Эрнесто Сарпедона, инспектор. Или разгадка уже найдена?

Короткие волосы сеньоры Гомелес отливали золотом. На ней были джинсы, черная рубашка, застегнутая всего на пару пуговиц по причине жары, и явно ничего более. В кабинете витал крепкий аромат «Битчи Вирбуно».

Габриела заговорщически склонилась к велогонщику:

– А что, мы бились над какой-то загадкой?

– Вам известно, кто порешил Сарпедона?

– Разве и так не ясно?

Патруль потешно сморщил лоб и выпятил губы.

– То есть вы в курсе, кто устроил резню?

– Здесь тоже не над чем ломать голову. Братья Сото, кто же еще?

– Вы шутите.

Она ответила красноречивым взглядом.

– Они ведь покойники!

– Слушай, чико [17]17
  парень ( исп.).


[Закрыть], как бы ты узнал при встрече настоящего бандита? Бандит – это парень из дешевого вестерна, не слишком увлекающийся личной гигиеной, весь в коже и никеле, и на голове дурацкая шляпа. – Габриелу явно не впечатлил местный тип истинного мужчины. – На днях я провела некоторое время в селении Вента-Кемада, жители которого выглядят людьми вполне порядочными и разумными. Находятся, конечно, отдельные снобы, немало таких и среди богатеньких любителей крутить педали, кто считает крестьян чересчур косными и синкретичными приверженцами общинного строя, но я не столь высокомерна.

– Полегче на поворотах, – предупредил спортсмен. – Моя бабка всю жизнь собирала крокусы на горных пастбищах.

– Какое значение имеет ее привязанность к определенным цветам?

– Из них делают шафран. Можете не рассказывать мне о крестьянах.

– В таком случае наши взгляды сходятся. Если население Вента-Кемада сообщает о трех вонючих бандитах, явившихся с гор и назвавшихся братьями Сото, у меня нет причин не верить столь неопровержимому свидетельству.

– Что такое «синкретичный»?

Одной из привычек Азафрана, которая и помогла ему превзойти свое деревенское происхождение, если не вовсе оторваться от корней, была постоянная жажда знаний и смирение перед их счастливыми обладателями.

– Кажется, мы говорили о другом.

– И верно, – благородно согласился посетитель.

– Итак, нам известно, чьими руками совершено убийство. Братья Сото – всего лишь исполнители. До сих пор мы не обнаружили, где они прячутся. Полицейские прочесали горы, Марсель, Неаполь, Гибралтар и окрестности, однако что-то мне подсказывает, что злодеев нам не найти, если только не выведем на чистую воду подлинного преступника, я имею в виду того, по чьему заказу пролилась кровь.

– И кто это?

– Разве не ясно? – в который раз повторила сеньора Гомелес.

Патруль поморгал широко раскрытыми глазами, ожидая услышать имя.

Женщина сощурилась так, что под ресницами заблестели узкие полоски, загасила окурок и выдохнула на велогонщика новую порцию ядовитого дыма.

– Позвольте сделать одно замечание, – подал голос Азафран. – Ваши привычки и неприятны, и провоцируют собеседника. Под провокацией я понимаю, во-первых, агрессию, а во-вторых, сексуальные позывы. Как профессиональный спортсмен, в чьи сегодняшние обязанности и, надеюсь, удовольствия среди прочего включена четырехчасовая разминка перед состязанием «Тур де Франс», начинающимся уже в эту субботу, я не слишком расположен к агрессии, сексу и сигаретам. Не сочтите за оскорбление, но могу ли я попросить вас несколько сменить стиль общения?

– По поводу удовольствий – ко мне даже не подкатывай, чико.

– Я попросил бы вас, как мужчина, которому, бесспорно, чужды всяческие предрассудки в отношении полового неравенства…

Габриела втянула верхнюю губу, так что потухший кончик сигареты вздернулся к потолку, чиркнула зажигалкой, и собеседника окутали новые клубы сизого дыма. Патруль решил вернуться к прежней теме.

– Значит, по-вашему, за все эти смерти несет ответственность…

– Уважаемый господин… – Сеньора Гомелес прикинулась, будто заглядывает в свои записи, – Азафран. Мне известно имя преступника. Полагаю, вам оно известно не хуже меня. Загвоздка в том, что полиция сбита с верного следа. Убийцы Агаксова Финбо позаботились об этом. Видите ли, для основной части человечества велогонки не представляют никакого интереса. Неотличимые друга от друга парни в обтягивающих трусах вертят педали – процесс уже сам по себе достаточно однообразный – по нескольку часов, а то и дней кряду, пока не приедут к финишу и наконец-то не остановятся. Вот как это смотрится со стороны. Трудно ожидать, что людей, имеющих вес в обществе, хотя бы краешком заденут проблемы ваших «больших гонок». О нет, чтобы взволновать нас до сáмой уретры, нужно кое-что иное. К примеру, намек на серийное кровопролитие. Сериализация, и только она, создает из набора гнусных эпизодов целую эпическую поэму, посвященную танцам старухи с косой. И вот мы имеем историю о маньяке-убийце, испытывающем патологическую привязанность к бравым парням в лайкровых шортах, а полицейские отчеты прямо-таки дублируют перечень велозвезд из новейшего таблоида. Любые прочие соображения, которые могли бы вывести нас на конкретного злоумышленника – будь то политические, коммерческие, философские, – отбрасываются, дабы сохранить наименьший общий знаменатель от популистских толкований. Боюсь, что подвешенное на парапете ла Мангла видоизмененное тело вашего товарища вырвало обсуждаемые здесь происшествия из контекста закона и криминалистики, тем самым переместив их в туманную и магическую область доисторической эстетики.

– Правда? – переспросил Патруль, делая вид, будто понял каждое слово. И вдруг выпалил: – Тогда как же поймать злоумышленника?

Габриела наградила гостя сердитой, если не оскорбленной улыбкой:

– Говорю вам, это уже не моя забота.

– Вас кто-то запугал.

– Не будьте глупцом. Меня отпугивает запах этой истории. Преступник – а если уж нам очевидно, кто он, то и любой другой сообразит при желании, – так вот, преступник исхитрился, приложив уйму организаторских усилий, а следовательно, и немалое количество денег, совершить целых три громких убийства, при расследовании которых полицейские силы Европы сбились с ног и ровным счетом ничего не обнаружили. Как бы дико ни прозвучали мои слова, никакой реальной связи между злополучными событиями, кроме той, что бросается в глаза, установить нельзя. Отталкиваясь от вышеупомянутых событий, в частности от гибели Сарпедона, мы можем проследить кое-какие подробности вроде наемного вертолета. Однако после начинаются неувязки, ошибки, странности. Экстраполируясь от злоумышленника все далее, мы упираемся в противоположную сторону все той же пространственно-временной прорехи. Остается только перемахнуть через пропасть, с одного берега на другой.

– И что, это так сложно?

– Продолжайте.

– Ну, не знаю. Покопайтесь в дерьме Этторе.

– С превеликим удовольствием. Надеюсь, вы захватили с собой пару кило?

Патруль похлопал по воображаемым карманам слаксов и майки:

– Надо же, как это я вышел из дому без…

– Международные визиты всегда были затруднительны, особенно в ту эру, когда сверхмощные лидеры избирались на основании старческой дряхлости. В стране, где устраивали состязания, строили целые дворцы с роскошными унитазами чеканного золота, с инкрустацией из бриллиантов, так и манящие заезжую Звезду расслабиться. В качестве ответной меры личная охрана стала предупреждать мирового лидера, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не вздумал во время незапланированного посещения местных удобств оставить на очке хотя бы каплю испражнений, если не желает, чтобы она угодила в научную лабораторию, в результате чего доскональный отчет обо всех болезнях спортсмена уже на следующий день сделался бы достоянием всеобщей гласности.

– Я могу попробовать, – вызвался Патруль: – В канализациях я дока. Должен же быть у дома Этторе люк.

– Бариса круглосуточно охраняют полицейские. – Сеньора Гомелес покачала головой, словно говорила с неугомонным ребенком. – Во избежание заказного убийства. Того, кто рискнет ковыряться поблизости в сточной канаве, уложат на месте. Не просто пристрелят, а изрешетят. Не советую пытаться.

– А копы из охраны, почему бы им самим?..

– Это противозаконно.

– Черт, я не имею в виду официально. Но если узнать наверняка, что за дрянь он принимает, полиция изобрела бы легальный способ…

Габриела насмешливо повела плечом: дескать, телохранители для гонщика отбирались явно не за их пристрастие к отвлеченному понятию «правосудия», а скорее за умение метко стрелять.

– В честности вам не откажешь, – вздохнул Азафран. – Добавите еще что-нибудь?

Собеседница опять пожала плечами.

– Только одно, – взмолился спортсмен.

– Ну? – Инспектор посмотрела на него, ожидая четко сформулированного вопроса.

– В смысле, скажите мне только одну вещь. Большую такую и важную, полезную вещь, которая на данный миг сокрыта от моего разума.

– Синкретичный значит «всякая всячина, сваленная в одну кучу».

Габриела поднялась и протянула руку для прощания. Ее рубашка распахнулась, как у мужчины. Патруль не стал притворяться, что не пялится. Он даже указал подбородком в сторону открывшейся груди:

– Э-э-э… Остается лишь сожалеть…

– Как-нибудь в другой раз.

И вот невдалеке показался Этторе Барис; катил он на средней скорости, ровно, плавно, как вода в ручье, стремительно, однако без напряжения. У него было все, чем обладал Акил Саенц, и вдобавок еще нечто.

Азафран поставил ногу на педаль, запрыгнул в седло, поймал другую педаль и разогнался вслед за первым на текущий момент номером в мире, размышляя об этом «нечто». О непомерном источнике силы, которая вырывается наружу крайне редко, зато позволяет Барису останавливаться у дороги для молитвы – и все-таки побеждать, в то время когда Саенц лезет из кожи вон, а приходит вторым.

– Да пребудет с тобою мир Божий, брат Патруль, – прокричал Этторе с противоположной стороны дороги, когда спортсмены поравнялись.

Азафран успел услышать шум подъезжающей машины. «Полиция», – мелькнуло в голове. В следующий миг автомобиль охраны вклинился между гонщиками, резко завернул вправо и отшвырнул велосипед Патруля вправо на обочину со сломанными тормозами. Азафран полетел на землю. Правая нога застряла в креплении педали. На лайкровых шортах со стороны бедра растеклось багровое пятно. Колено, лодыжка и локоть закровоточили. Переднее колесо мерно вращалось на солнце, сверкая спицами. Этторе продолжал тренировку в сопровождении второй машины. Зато из первой выскочили двое полицейских в штатском и направили на поверженного дула пистолетов.

– Ах, чтоб вам… – Из уст упавшего полился поток вполне ожидаемых и уместных для данного случая выражений. – Вы что, не соображаете? У меня в субботу гонка!

Копы выглядели настоящими громилами, но при этом достаточно расторопными, чтобы простому человеку начисто расхотелось иметь с ними дело, в особенности если бы он распластался на земле и не мог вытащить ногу из крепления.

Азафран попытался привстать.

– Лучше не двигайтесь, – предупредил тот, который носил бороду и усы. – Пуля в колене вряд ли увеличит ваши шансы на победу.

– Было бы очень жаль, – прибавил второй, гладко выбритый. – Мы, знаете ли, страсть как любим «Тур де Франс».

– Что возвращает нас к теме разговора: зачем вы преследовали нашего подопечного? Каким именно способом вы намеревались повредить ему, вынудив свернуть на обочину и подстроив аварию? Какого рода технические повреждения рассчитывали нанести?

Патруль рухнул обратно наземь.

– Ничего я не собирался наносить. Просто потолковать с глазу на глаз, как профессионал с профессионалом. Не смейте заявлять, будто я хотел напасть на него.

– Глядите-ка, вы порезались! – Гладко выбритый прикоснулся тонкой подошвой ботинка из черной кожи к шишковатой косточке у коленного сустава (осколки гравия вдавились на пару микрометров глубже в живую ткань) и вытер ногу о траву.

– Надо бы скорее промыть, – согласился бородач, – а то хуже станет. Разумеется, вы хотелинапасть. Иначе мы бы не стали вмешиваться, верно? К счастью, угрозы больше нет.

– Обычное спортивное соперничество, как мы полагаем. Но вы правда не думали его убивать?

– Нет, – угрюмо подтвердил Патруль. – Не думал.

– Вот и хорошо, – произнес бородач. – А что же вы не вытащите свою ногу? Мы посмотрели бы, чем тут можно помочь. Пройдемте в машину.

В автомобиле единственный полицейский, на котором была форма, ловко поколдовал с бинтом и перекисью водорода, так что когда через десять минут, расписавшись во всех протянутых блокнотах и оставив еще несколько автографов «для детишек», Азафран забрался в седло, раненая нога обещала полностью выздороветь к началу гонки.

– Значит, просто желали поговорить, – сочувственно повторил бородач, помогая велосипедисту поставить ногу на педаль. – Досадно, что прежде вы не спросили нас. Теперь его не догнать. Сеньор Барис умеет набирать скорость… С таким талантом, наверное, надо родиться.

– Удачи, сеньор Азафран.

Они легонько подтолкнули его, вернулись в машину и разом захлопнули двери. Автомобиль на всех оборотах ринулся вслед за Этторе.