Текст книги "Космический психолог"

Автор книги: Джеймс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Официально – нет, – сухо отозвался О'Мара. Его отделение считало то или иное событие или положение дел официальным, когда в психофайле того или иного сотрудника какие-либо сведения высвечивались красным или оранжевым цветом.

Креск-Сар продолжал:

– Она... то есть Варнагх-Лут... Она ближе мне по возрасту и ее темперамент меня больше устраивает. Однако она военный медик, и хотя то отделение, в котором она работает, занимается медицинским обслуживанием сотрудников, служащих в Корпусе Мониторов, ее могут в любой момент отправить на другой край Галактики. Не будь это так, мы бы давным-давно официально объявили о своем супружестве. А теперь вот... Кранг-Суви все так... осложнила. Понимаете?

О'Мара кивнул.

– Вы и сохранность вашего психологического здоровья для данного учреждения намного ценнее, чем настроение любого практиканта, как бы он... или она ни были одарены. Молодую нидианку можно вернуть на родную планету немедленно, как с объяснением, почему это сделано, так и без оного. Верно?

– Нет! – яростно воскликнул Креск-Сар. – В этом нет необходимости. Помимо всего прочего, это будет непростительно в плане того, что мы пожертвуем будущим медицинским светилом. Я просто хочу, чтобы Кранг-Суви от меня отстала, вот и все. Я пытался добиться этого, но она меня попросту игнорирует, ну а мне... мне трудно игнорировать ее. Не могли бы вы просто попробовать втолковать ей эту ситуацию и... ну, поговорить с ней, как строгий отец, что ли? Помнится, когда я был практикантом, вы со мной именно так и разговаривали, и не раз.

Ощутив значительное облегчение, О'Мара понимающе кивнул. Он ценил существ, которые сами предлагали выход из своих проблем.

– Конечно, я могу оказать вам такую любезность, – ответил он. – Но на мой взгляд, для начала вашими маленькими неприятностями стоит заняться Ча Трат. Нежелательно сразу делать из мухи слона и привлекать к этой пикантной ситуации внимание Главного психолога – дело сразу примет официальный характер. Ча Трат – также существо женского пола, и, к счастью, единственная соммарадванка в госпитале, потому к Кранг-Суви отнесется с большим сочувствием. Словом, наше отделение вам поможет.

И о Кранг-Суви, и о Ча Трат О'Мара говорил, не делая большого акцента на их половой принадлежности. Для представителя одного вида пол другого значения не имел – за исключением тех случаев, когда приобретал смысловую важность. Во множестве случаев различия между полами внутри одного и того же вида на первый взгляд были не видны, и в первые годы работы госпиталя на этой почве между сотрудниками возникало немало неловкостей. Поэтому для О'Мары все, кто не были землянами, являлись существами среднего рода, а сотрудники, принадлежавшие к другим видам, точно так же воспринимали землян. Кроме того, на взгляд О'Мары, такое отношение было еще более удобно в случаях с существами, которые время от времени пол меняли.

Главный психолог решил, что пора вернуться в образ – уж больно он размягчился, решая проблему Креск-Сара.

Суховато и холодно он осведомился:

– Вас еще что-нибудь беспокоит, доктор?

– Нет, сэр, – ответил нидианин, соскользнул с высоковатого для него мельфианского сиденья на пол и повернулся к двери. – Но мне хотелось бы поздравить вас с новым назначением. Вы его целиком и полностью заслужили.

О'Мара учтиво кивнул и вдруг порывисто проговорил:

– Пользуясь привилегиями, которые мне дает работа на посту Главного администратора госпиталя, я постараюсь позаботиться о том, чтобы Варнагх-Лут никуда не отзывали из госпиталя по делам Корпуса Мониторов, если таково ваше обоюдное желание. – Он кисло усмехнулся и добавил:

– В конце концов, мне не имеет никакого смысла обладать абсолютной властью, если я хоть время от времени не буду ее превышать.

Креск-Сар пролаял непереводимые изъявления благодарности и поспешно выкатился из кабинета – так, словно жутко торопился поскорее сообщить кому-то радостные новости. О'Мара, злясь на себя, вздохнул. «Вот видишь, – подумал он, – ты точно мягчеешь на глазах». Затем он нажал клавишу интеркома, благодаря чему его голос стал слышен в приемной, и сказал:

– Входите все. И поторопитесь.

Глава 3

Подчиненные О'Мары вошли в кабинет строем в порядке, обратном старшинству. Первым был тарланин, в прошлом – хирург-капитан, а ныне священник госпиталя, падре Лиорен. За ним шли соммарадванка, в прошлом хирург, целитель воинов, Ча Трат. Замыкал шествие номинальный заместитель О'Мары, Брейтвейт. О'Мара вяло махнул рукой, приглашая вошедших садиться.

– Разговор будет долгий, – сообщил он. – Усаживайтесь поудобнее.

Брейтвейту повезло – в том смысле, что в кабинете шефа имелось одно нормальное кресло. Остальным пришлось устраиваться с той мерой комфорта, какую они могли изыскать. Дело в том, что обставляли кабинет главного психолога мебелью еще в ту пору, когда тарланскую и соммарадванскую цивилизации еще не обнаружили. Наверняка эксплуатационники, которые полагали, что все, что не срочно, может подождать, должны были ликвидировать это упущение через год-другой.

О'Мара сделал вид, что самым внимательным образом разглядывает свои руки, сложенные на столе, но на самом деле следил за подчиненными из-под нахмуренных бровей, пока те удобно или неудобно усаживались и переговаривались между собой. Он думал о том, что сумасшествие в анамнезе – не обязательное условие для прихода на работу в Отделение Межвидовой Психологии, однако у такого анамнеза явно имелись бы преимущества – даже тогда, когда речь шла о главе отделения. У каждого из его подчиненных в прошлом были те или иные промашки, граничащие с ненормальным поведением, но сегодня О'Мара смотрел на них в принципиально новом ракурсе.

Брейтвейт выглядел вальяжно, самоуверенно и невероятно аккуратно и подтянуто. Даже тогда, когда он, как теперь, сидел в мягком кресле, форма его выглядела так, словно он ждет инспекции командующего флотом. Ча Трат была существом разряда физиологической классификации ДЦНФ. Ее крупное коническое туловище покоилось на четырех кургузых ножках, было снабжено четырьмя конечностями на уровне, если можно так выразиться, талии, и еще четырьмя – на уровне плеч. Верхние конечности заканчивались пучками тонких, чувствительных пальцев. Лиорен внешне чем-то напоминал Ча Трат. Правда, его туловище, ноги и руки были длиннее и не такие мускулистые, и вообще сходства между ними было не более, чем между жирафом и лошадью.

О'Мара поднял голову.

– Мне хотелось бы вкратце обговорить с вами мое назначение на должность администратора госпиталя, – сказал он, – и вытекающие из этого последствия для работы нашего отделения. Мы поговорим о той смене акцентов, которая произойдет в работе каждого из вас, и о том, чего я ожидаю от вас в этой связи. Можете прерывать меня, если почувствуете, что вам действительно есть что сказать. Начну я с того, что выскажусь, в порядке продолжительности вашей работы в госпитале и имеющегося опыта, о каждом из вас.

О'Мара дождался полной тишины и продолжал:

– Я знаю, что все вы так или иначе нарушали правила, заглядывая в конфиденциальные психофайлы друг друга, и потому то, что я вам скажу, не должно повергнуть вас в замешательство. Если повергнет – крепитесь. Сначала о Брейтвейте.

Не дрогнув, не шевельнувшись в кресле, лейтенант каким-то образом все же ухитрился показать шефу, что он – весь внимание.

– Вы, – без паузы продолжал О'Мара, – хорошо справляетесь с офисной рутиной и неплохо ладите с народом, независимо от видовой принадлежности. Когда требуется сочувствие, вы его проявляете, вы способны проявить решительность, когда какое-либо существо делает слишком мало для того, чтобы помочь вам решить его или ее проблему, и вы никогда, никогда не выходите из себя. К вашему нынешнему шефу вы относитесь уважительно, но не проявляете излишней услужливости, и тактично, но твердо отвергаете любые попытки волюнтаризма с его стороны. Для меня вы – почти идеальный заместитель. Интеллигентный, работоспособный, преданный делу, не любитель жаловаться, напрочь лишенный амбиций. Несмотря на то, что в стенах госпиталя вы прошли медицинскую практику, от экзамена Корпуса Мониторов на звание хирурга-лейтенанта вы отказались. Нишу для себя вы нашли в Отделении Межвидовой Психологии и не желаете куда-либо переходить и заниматься чем-либо еще. Когда вам предложили значительное повышение по службе за пределами госпиталя, вы от него отказались.

Но на этом с комплиментами покончим, лейтенант, – продолжал О'Мара. – И поверхностное, и более глубокое рассмотрение вашего характера показывает, что вы – настолько гармоничная личность, что это даже почти пугает. Ваш единственный недостаток состоит в том, что в одном-единственном отношении вы полный и бесповоротный трус. Вы желаете быть и остаетесь верным и способным заместителем, вторым игроком в команде, который наслаждается авторитетом и преимуществами, которые ему дает такая позиция, однако вы жутко боитесь той окончательной ответственности, которой чревата работа руководителя.

Нимало не изменившись в лице, Брейтвейт кивнул. Он знал правду о себе, и это не вызвало у него никакого протеста.

О'Мара перевел взгляд на Ча Трат.

– В отличие от лейтенанта, – сказал он, – вы не боитесь ничего. На Соммарадве вы были выдающимся хирургом, целительницей воинов. В свое время вы спасли жизнь руководителя группы, прилетевшей на вашу планету с целью установления контакта с соммарадванцами. Он стал для вас первым пациентом, принадлежавшим к виду, отличному от вашего, и тем не менее вы сумели осуществить необходимые хирургические процедуры и, повторяю, спасли ему жизнь. Вследствие той благодарности, которую испытала к вам группа контактеров, а также и в связи с тем, что они желали выслужиться перед соммарадванскими властями и облегчить установление контакта с вашей планетой, вас прислали сюда на практику, хотя администрация госпиталя и возражала против этого – скорее по политическим, нежели по медицинским причинам.

Впоследствии вы доказали, что вы – опытный хирург, – продолжал О'Мара несколько кисло, – однако ваше нерушимое пристрастие к соммарадванской медицинской этике оказалось пагубным. Вам позволили и впредь посещать лекции, однако на практику в отделения вас не желал пускать никто. Мы подыскали для вас место техника в Эксплуатационном отделе, где вы работали хорошо и подружились со многими практикантами – как медиками, так и технарями, но и там вы наделали дел. До сих пор не пойму, как это вышло, что вы очутились здесь. Некоторые полагают, что я вас пожалел.

Эти некоторые, – сухо добавил О'Мара, переведя взгляд на Лиорена, – плохо меня знают.

Тут он сделал довольно продолжительную паузу. Он думал о том, что сказать этому существу, которое столько перестрадало и продолжало страдать. Речь и манеры О'Мары менялись в зависимости от того, с кем он разговаривал – с сотрудником или с пациентом. С существом, чувства которого были ранены, главный психолог мог стать мягким и сочувствующим – настолько, насколько этого требовала ситуация, но с психологически здоровыми непациентами О'Мара предпочитал не напрягаться и быть самим собой – то есть вспыльчивым и саркастичным субъектом. Несмотря на то, что в поведении тарланина за последние два года наметился значительный прогресс, в глазах О'Мары он находился где-то в промежутке между врачом-терапевтом и пациентом. Однако, что бы он ни сказал, падре наверняка воспринял бы это стоически, поскольку искренне полагал, что по-прежнему заслуживает любой физической и ментальной жестокости.

Когда Лиорен поступил на работу в Главный Госпиталь Сектора, он был носителем Синей Мантии, то есть по земным меркам он был лауреатом Нобелевской премии по медицине. Он проявил себя как необычайно талантливый и преданный делу межвидовой терапевтии хирург, но затем перешел на службу в Корпус Мониторов, где вскоре вполне заслуженно получил звание капитана-хирурга.

А потом произошла ужасная катастрофа на планете Кромзаг.

Лиорен возглавлял бригаду медиков, которая занималась оказанием экстренной помощи кромзагарцам, страдавшим от какого-то тяжелого эпидемического заболевания, и совершил ошибку, из-за которой численность населения планеты уменьшилась в десятки раз. В итоге его судил трибунал по обвинению в профессиональной халатности, и Лиорен был оправдан. Однако тарланин не согласился с приговором, чувствуя, что заслуживает самого сурового наказания. Ему казалось, что он никогда не сумеет простить себя, и в конце концов он дал себе торжественную клятву в том, что более не посвятит себя возлюбленному искусству врачевания до конца дней своих, которые он полагал считанными. Однако с помощью на редкость неортодоксального лечения, предложенного О'Марой, Лиорену удалось отчасти простить себя и улучшить собственный прогноз относительно продолжительности жизни. Но тарлане отличались тем, что никогда не давали торжественных клятв просто так, походя, потому к медицине Лиорен возвращаться так и не собирался.

Вместо этого он научился сублимировать свою потребность к облегчению чужих страданий и облегчать их стал не хирургическим ножом, а мягкими, понимающими, сочувственными словами. Его слова действительно оказывали на пациентов нешуточное положительное воздействие, поскольку, слушая Лиорена, они убеждались в том, что перед ними – существо, страдания которого куда как более сильны, нежели их собственные.

О'Мара прекрасно знал, что для любого пациента любой больницы всегда отыщется другой пациент, который болен серьезнее, чем он сам, В таком положении дел менее серьезно больные пациенты всегда, во все времена находили надежду и утешение и даже приходили к выводу о том, что им несказанно повезло, раз они не так страдают, как вон тот бедняга, их сосед по палате.

Вот этот психологический трюизм и дал возможность Лиорену употребить свои нравственные муки конструктивно. Он предпочитал общаться с самыми безнадежными пациентами или сотрудниками, угодившими в стрессовые ситуации и не поддававшимися лечению обычными психотерапевтическими методами. Не обходил он стороной и тех, кто нуждался в духовной поддержке, занимался и теми, кто был смертельно болен и боялся смерти. Лиорен, обладавший блестящим умом, проработал колоссальный объем информации обо всех религиозных верованиях и ритуалах, известных в Галактической Федерации, а таковых насчитывалось как минимум по двенадцать на каждой обитаемой планете. Результаты этого беспримерного труда, учитывая, какое трудное с точки зрения эмоциональной поприще избрал для себя Лиорен, оказались весьма и весьма неплохими.

«Моральная трусость в сложной ситуации, – решил О'Мара наконец, – первое прибежище разумных существ». Он продолжал:

– Падре, о вас все известно всем и каждому в госпитале, а вы выше любых экивоков, потому говорить о вас будет пустой тратой моего времени и сил. Отправным пунктом моей беседы с вами было то, что все вы в свое время совершили те или иные ошибки, однако это никак не сказалось на качестве вашей работы во вверенном мне отделении. В вашем случае как раз наоборот, это придало вам большую чуткость и интуицию в общении с пациентами. Однако в свете моего нового назначения с этих пор я ожидаю от вас лучшего и большего.

На тот случай, если совершенный институт больничных сплетен опустил подробности, – продолжал психолог, обведя взглядом подчиненных, – скажу, что нынешнее мое положение таково: меня назначили администратором госпиталя с сохранением за мной поста и обязанностей Главного психолога на неопределенный период, в течение которого я обязан найти, оценить, подготовить и избрать своего преемника, который также сумеет совмещать обе эти должности. Принято решение о том, что впредь занимать этот пост должно лицо сугубо гражданское, дабы оно, он или она не испытывали на себе влияния или давления со стороны Корпуса Мониторов. Кроме того, кандидат на этот пост должен иметь формальное медицинское образование и опыт работы в области межвидовой психологии, что позволит ему или ей понимать специфические медицинские и немедицинские потребности данного учреждения и удовлетворять их. В связи с чрезвычайной важностью этого поста и необычностью квалификационных требований к кандидату объявление о потенциальной вакансии распространено по всем профессиональным коммуникационным сетям. Большая часть моего времени будет уделена ознакомлению с моими новыми обязанностями, а вы будете должны помочь мне отобрать подходящие кандидатуры, причем, желательно, с дальним прицелом – с тем, чтобы мы могли составить короткий перечень соискателей и затем сосредоточились бы на одном-двух из них, кто мог бы справиться с этой работой.

Он коротко кивнул, дав своим подчиненным понять, что совещание окончено, но добавил:

– Не задавайте мне никаких вопросов до тех пор, пока их хорошенько не обдумаете. С этого момента я буду пристально наблюдать за вами и время от времени намерен одаривать вас сюрпризами. Ча Трат, Лиорен, если вы устали, можете передохнуть в приемной. Брейтвейт, а для вас у меня есть работа.

Как только тарланин и соммарадванка вышли, О'Мара сказал:

– Лейтенант, диагност Юрзедт должна зайти ко мне через полчаса. У нее тревожные сны, а при пробуждении – эпизоды психосоматической периферической невропатии, вызванные одной из мнемограмм. Побеседуйте с ней, выясните, что это за мнемограмма, и сотрите ее. Затем замените эту мнемограмму другой, принадлежащей представителю того же вида, с тем же объемом опыта в медицине, но при этом более устойчивого психологически. Я же до вечера буду занят промыванием мозгов нашего уволившегося администратора, и еще мне наверняка придется отбиваться от приглашений на прощальную вечеринку.

На миг О'Мара задержал взгляд на лице Брейтвейта, но заговорив, не позволил себе снизойти до сочувствия:

– Случай Юрзедт может оказаться сложным. Вам предстоит впервые самостоятельно стереть мнемограмму и записать новую. Если у вас возникнут проблемы, лейтенант, ко мне не обращайтесь. Отдаю это задание целиком и полностью под вашу ответственность.

Брейтвейт кивнул и направился к выходу. Осанка у него была безупречная, форма – с иголочки, выражение лица – бесстрастное, вот только он сильно побледнел.

О'Мара вздохнул, прикрыл глаза и погрузился в воспоминания о том, какова техника опроса кандидата на трудную и ответственную работу.

В том смысле, в котором эта техника относилась к нему самому.

Глава 4

Кабинет был тот же самый, но в те годы стены были покрыты только зеленой антикоррозийной краской и никаких пасторальных пейзажей, являющих собой красоты десятка различных планет, не было и в помине. Не было и разнообразной мебели для инопланетян, из-за обилия которой теперь кабинет напоминал средневековую камеру пыток. Тогда здесь стояло всего два жестких стула с прямыми спинками. Между стульями стоял длинный стол, пластиковая крышка которого была погребена под ворохом компьютерных распечаток. На одном стуле сидел майор Крейторн, на другом – О'Мара.

Это рабочее собеседование с перерывами на еду, сон и длительную практику длилось уже три года.

О'Мара вдруг мысленно вернулся в тот кабинет и в то время. В тот день он был сильно взволнован – а может быть, просто бунтовал его желудок, выражая возмущение по поводу запихнутой в него наспех еды. Даже сейчас ему казалось, будто он, как тогда, чувствует запах краски, которая, по идее, пахнуть была не должна, и слышит прерывистый визгливый звук мощной дрели, которой кто-то орудовал неподалеку. Майору этот звук так досаждал, что он время от времени умолкал и более или менее безобидно ругался.

– Вы должны помнить о том, О'Мара, – не в первый раз повторил Крейторн, – что ваша внешность и манеры не внушают доверия. Черты вашего лица не говорят ни о глубине, ни о тонкости ума, хотя нам обоим известно, что этими качествами вы обладаете и что в ряде случаев вам удалось добиться определенного успеха в работе с пациентами других видов. Со стороны ваша техника психологических консультаций выглядит жесткой, но при этом эффективна. Жесткость же ваша такова, что ваши бедолаги-пациенты и представить не в состоянии, насколько глубоко и тонко они обследованы в процессе ваших немилосердных атак. А вам никогда не приходило в голову испытать такой прием, как... ну, скажем, наигранная вежливость?

О'Мара сердито и нетерпеливо вздохнул, но губы при этом разжал еле заметно, чтобы Крейторн его вздоха не заметил.

– Знакома ли вам земная пословица, сэр – «Мягко стелет, жестко спать»? Вы же знаете, в атмосфере притворного дружелюбия мне работается из рук вон плохо.

Крейторн сдержанно кивнул, но был ли его кивок ответом на вопрос о пословице или подтверждением заявления О'Мары, тот так и не понял.

– Давайте пока забудем об этом, О'Мара. Ваше следующее задание будет состоять в том, чтобы вы обосновались в группе кельгиан. При общении с ними неискренность и вежливость будут пустой тратой времени, поскольку оба эти понятия им чужды. Вот где вы будете чувствовать себя как дома. Вам прежде приходилось работать с особями этого вида?

О'Мара отрицательно покачал головой.

Майор улыбнулся.

– Будь у меня время рассказать вам о них, вы бы мне не поверили. К несчастью, именно сейчас времени у меня положительно нет. Они прибывают через два часа. Перед тем как с ними встретиться, вам следует вкратце ознакомиться с информацией, заложенной в компьютер нашей библиотеки...

В это мгновение за дверью (на самом деле двери в кабинете еще не было) кто-то уронил что-то металлическое и тяжелое, из-за чего вся комната сотряслась и зазвенела, словно плохо настроенный колокол. Крейторн вздрогнул и подчеркнуто спокойно закончил:

– ...которая, на счастье, является одной из немногих служб нашего благословенного учреждения, которые уже приведены в божеский вид и работают.

Майор был человеком, которого О'Мара с превеликой радостью возненавидел бы, но увы, возненавидеть не мог, поскольку тот был редкостным симпатягой. Как бы и почему бы кто-либо из его подопечных ни оступался, Крейторн никогда не выходил из себя. Вместо того, чтобы бушевать и устраивать провинившемуся разнос, майор принимал такой разочарованный и тоскливый вид, что тому, кто совершил ошибку, сразу делалось так стыдно, что больше он этой ошибки ни за что и никогда не совершал. Манеры у Крейторна были безупречные, он был всегда и во всем корректен. Седеющие волосы, тонкие, живые черты лица – так мог бы выглядеть дипломат-карьерист. Даже в рабочей одежде он смотрелся безукоризненно. Казалось, будто бы зловредная взвесь маслянистой смазки и металлической пыли, которой был пропитан воздух госпиталя и которой в те дни были заляпаны с ног до головы все сотрудники, к Крейторну прилипнуть просто не осмеливается. Он производил впечатление доброго человека – и не только производил впечатление, он и был добрым человеком. Он предложил О'Маре работу тогда, когда все остальные оказались для него недоступны.

– Майор, – с завистью проговорил О'Мара, – и как вам все это удается?

Крейторн улыбнулся и покачал головой.

– Вы пытаетесь заглянуть в мои скрытые глубины, а я – в ваши. Однако попытка использовать психоанализ для раскрутки глубоко закопанных психозов друг друга – пустая трата времени, поскольку мы, будучи психолотами, не имеем права на психозы. Мы должны быть разумными, психически здоровыми, гармоничными личностями. Это прописано в наших контрактах.

– В вашем контракте, может быть, так и прописано, – начал было О'Мара.

Крейторн мягко прервал его:

– Если вы не знакомы с тем, как работает новый библиотечный компьютер, то имейте в виду, что в библиотеке полным полно безумных гениев, которые с превеликой радостью помогут вам освоиться.

Из грузовых подъемников работало пока только несколько, а в их кабинах чаще всего было полным-полно людей и оборудования, так что ждать в надежде втиснуться в переполненную кабину смысла не имело. И потом, О'Мара уже привык находить путь по многокилометровым коридорам недостроенного госпиталя, хотя сейчас различить их можно было только благодаря намалеванным на стенах краской номерам уровней и самих коридоров – на перекрестках. О'Мара сбавил шаг, чтобы обойти двоих здоровяков в зеленой форме Корпуса Мониторов, которые, взмокнув от пота и немилосердно ругаясь, устанавливали какую-то трубу в потолке. Нижний ее конец упал на пол. Сержант окликнул О'Мару:

– Эй, ты, – резко проговорил он, – помоги нам поднять эту хреновину и установить на место. Я тебе сейчас покажу, куда она вставляется...

Куда должна была вставляться эта хреновина, и так было ясно. Не говоря ни слова, О'Мара пододвинул поближе к месту происшествия стоявшую неподалеку скамью, уложил на нее упавший конец трубы, после чего сам вспрыгнул на скамью. Затем он поднял конец трубы к потолку и подтянул точно к тому месту, куда ее следовало вставить. Двое военных без труда укрепили трубу.

– Вот спасибо, дружище, – осклабился сержант. – Ты малый сообразительный, так что я тебя займу делом на пару часов. Если у тебя что-то другое было на уме, лучше об этом забудь.

О'Мара покачал головой и спрыгнул на пол.

– Да ты не бойся, все нормально, – произнес сержант тоном человека, не привыкшего к отказам, – а с твоим командиром я договорюсь. Тут сейчас первым делом положено исполнять приказы офицеров Корпуса, а уж потом делать все, что взбредет в голову гражданским.

– Простите, – покачал головой О'Мара, – но мне действительно пора. Меня ждут в другом месте. – Он развернулся и успел сделать несколько шагов.

– Стой. Ни с места, – сердито рявкнул сержант. – Ты, видно, туго соображаешь... В чем дело, Бейтс?

Сержант умолк. О'Мара обернулся. Ему не впервой было решать спор кулаками. Но подобные случаи имели место в недобрые старые времена, и Крейторна такой рецидив не порадовал бы. Кроме того, второй из мониторов, Бейтс, пристально смотрел на него и усиленно дергал сержанта за рукав.

– Я его знаю, сержант, – сказал он негромко. – Не надо.

О'Мара отвернулся и продолжил свой прерванный путь к библиотеке. Отойдя от вояк на двадцать ярдов, он услышал, как сержант оглушительно громко воскликнул:

– Ассистент майора Крейторна, говоришь? Но... на кой черт какому-то психологу сдались такие бицепсы?!

Этот вопрос О'Маре доводилось не раз слышать за его жизнь. Надо сказать, что отвечать на него ему самому чаще всего не приходилось – то есть не приходилось отвечать вербально.

Подобными недоразумениями жизнь О'Мары изобиловала с детства. В три года он лишился обоих родителей, а его тетка, отчасти из-за собственного слабого здоровья, а отчасти из-за того, что юный О'Мара был поистине несносным ребенком, и не думала защищать его от взрослых и учителей, которые только тем и занимались, что непрестанно твердили мальчику, где ему следует быть и что следует делать.

Учителя сразу отправили его на спортивную площадку, а его тягу к учебе считали забавной и ненужной аномалией.

Позднее он постоянно озадачивал армейских офицеров. Те никак не могли поверить, что молодой человек с такой неинтересной квадратной физиономией и такими здоровенными плечищами, что голова, сидящая на них, казалась до потешного маленькой, может всерьез интересоваться такой заумной ерундой, как электроника, медицина и психология. О'Мара отправился в космос в надежде, что хоть там положение дел изменится и ему встретятся люди с более гибким мышлением, но увы... Невзирая на постоянные попытки во время собеседований произвести на людей впечатление своим недюжинным интеллектом, впечатлял их О'Мара исключительно своей мышечной массой. Его выслушивали, а на заявлениях неизменно проставляли штамп:

«ГОДЕН К ТЯЖЁЛОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ РАБОТЕ».

Вот он и мотался с одного строящегося космического объекта на другой и всегда работал с людьми, мозг которых был так же мускулист, как плечи. В конце концов судьба занесла его на заключительные сборочные работы в Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора. Тут О'Мара решил хоть немного разбавить свой каждодневный монотонный физический труд и применить свой интеллект для тайных вылазок в область чужой психики.

Он понимал, что так не годится поступать с друзьями, но в ту пору у него друзей не было.

Его секретные эксперименты (тайная психотерапия коллеги-землянина и проведенное на авось лечение осиротевшего в космосе и ужасно страдавшего малыша-худларианина весом в полтонны) привлекли внимание Крейторна. Офицер-исследователь не только снял с О'Мары все обвинения в несчастном случае, из-за которого погибли родители худларианского младенца, но и добился того, что в ходе судебного разбирательства выяснились тончайшие подробности успешного терапевтического подхода к решению О'Марой эмоциональных проблем страдавшего тяжелым неврозом товарища по работе. Эти достижения О'Мары настолько впечатлиди Крейторна, что майор предложил ему работу с испытательным сроком. Работать предполагалось мозгами, а не мышцами, а испытательный срок должен был продлиться до того момента., как стало бы ясно, что О'Мара с работой не справляется. Работа оказалась самой трудной и самой благодарной в жизни О'Мары.

Эту работу он не хотел потерять.

Однако приступив к изучению сведений о кельгианах, он понял, что на этот раз порадовать майора будет нелегко. Собственно говоря, ни одно из последних заданий, порученных О'Маре Крейторном, нельзя было назвать легким. При работе с первым в своей жизни инопланетянином О'Мара чуть не погиб, хотя бывали дни, когда ему не хотелось заниматься чем-либо более обременительным, чем кормление, купание и баюканье капризничающего детеныша-худларианина весом в полтонны.

Через два часа О'Мара уже находился на тридцать седьмом уровне у шлюза "F", к которому причаливали звездолеты, доставлявшие сотрудников, и смотрел на кельгиан, которых видел впервые в жизни, а не на картинках, и которые в данный момент семенили вдоль переходной трубы. «По крайней мере они хотя бы теплокровные кислорододышащие, как и я», – попытался мысленно утешить себя О'Мара. Однако только этим сходство людей с кельгианами и ограничивалось.

Они были похожи на разжиревших гусениц, покрытых серебристой шерстью. Длина тела кельгиан, от конической, заостренной головы до кончика торчащего вверх хвоста составляла более двух метров. Они быстро переступали двенадцатью парами коротеньких лапок, но те четыре пары, что располагались ближе к голове, были немного длиннее, тоньше и заканчивались мягкими розовыми пальчиками. Мелкие, собранные к носу черты физиономий кельгиан были чересчур инопланетянскими, чтобы О'Мара мог понять их выражение, но из усвоенных им сведений он знал о том, что все свои эмоции кельгиане выражают непроизвольными движениями чрезвычайно подвижной шерсти. Шерсть была способна прилегать к телу, вставать дыбом и гулять по телу кельгиан рябью или волнами. Таким вот способом представители этого вида давали знать о своем настроении всем окружающим, и их сородичи как минимум их прекрасно понимали. В итоге при общении с кельгианами было совершенно бесполезно лгать или даже скрывать правду.