Текст книги "Космический психолог"

Автор книги: Джеймс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

В соответствии с высоким положением, которое он занимал в медицинской иерархии госпиталя, старший преподаватель Мэннен сидел на единственном «человеческом» стуле, а О'Мара и Торннастор, которому садиться было незачем, стояли перед письменным столом Крейторна. Голос майора звучал тихо и сдержанно, но было видно, что он очень и очень зол.

– Доктора, – сказал он, – я пригласил вас главным образом для того, чтобы принести извинения за поведение лейтенанта О'Мары. Как правило, я поощряю инициативу своих сотрудников и потому обязан нести полную ответственность за их возможные ошибки, но в данном случае была проявлена сверхинициатива, вышедшая за все допустимые рамки. Надеюсь, вы не станете разглашать подробности происшедшего и позволите мне решить все дело, как внутренний дисциплинарный вопрос?

– Безусловно, майор, – сказал Мэннен и неожиданно улыбнулся. – Но вы бы все-таки с ним... полегче.

Крейторн озадаченно покачал головой и обратился к тралтану.

– Теперь, когда О'Мара стер четыре мнемограммы, записанные вам два дня назад, – могу ли я предположить, что вы вернулись к психологической норме, доктор, и что пережитое вами не оставило эмоциональных последствий?

– Вы можете этого не предполагать, а знать точно, – ответил Торннастор. – Однако, хотя обращение «доктор» вполне допустимо и вербально более просто для разговорного общения, вам следует знать, что сегодня утром меня утвердили в звании Старшего врача.

– В таком случае, пожалуйста, примите мои поздравления, Старший врач Торннастор, – улыбнулся майор, однако вид у него остался обеспокоенный. – Но в чем же я ошибаюсь? Вы по-прежнему страдаете от дезориентации сознания после стирания мнемограмм.

– Естественно, некоторая степень дезориентации сохранилась, – подтвердил тралтан, – но она обусловлена только тем, что была стерта эмоционально проблематичная кельгианская мнемограмма, а остальные три, с разрешения старшего преподавателя Мэннена и по договоренности с лейтенантом О'Марой, я решил оставить на постоянной основе.

– Но... но почему? – опешив, проговорил Крейторн. – Это было... и есть очень рискованно. Мы не представляем, какие у этого могут быть последствия для психики. Такого прежде никогда не делалось.

– Но будет делаться впредь, – заявил Мэннен, глянув на О'Мару и Торннастора. – И притом неоднократно.

Майор покачал головой.

– Вам придется объяснить.

Торннастор ответил:

– Как только мое сознание наполнили воспоминания и черты характера четырех представителей других видов, эффект получился именно такой, какой прогнозировал О'Мара. Высокая степень сосредоточения, потребовавшаяся от меня во время проведения операции, обусловила приток в мой разум исключительно медицинских познаний всех четверых доноров мнемограмм. При этом нежелательный эмоциональный компонент кельгианской мнемограммы отступил на задний план. Мне удалось воспользоваться опытом и навыками четверых блестящих хирургов и, синтезировав полученные знания, применить принципиально новую методику оперативного вмешательства. Без наличия всех мнемограмм исход операции не был бы успешным.

– Старший врач, – подхватил Мэннен, – говорил мне о том, что сможет без труда адаптироваться к троим партнерам по разуму и мечтает о том, чтобы они гостили в его сознании постоянно. А если это по силам Торннастору, то почему бы по его стопам не пойти и другим? Естественно, майор, нам потребуются консультации с вашим отделением относительно эмоциональной стабильности и общей годности кандидатов к записи нескольких мнемограмм одновременно, но вы должны понимать, какая у этого начинания перспектива.

До сих пор, – торопливо продолжал Мэннен, как бы для того, чтобы не дать майору прервать его, – наш план состоял в том, чтобы нагружать оперирующего хирурга всего лишь одной мнемограммой, необходимой для проведения конкретной операции конкретному пациенту, принадлежащему к тому или иному виду. Затем мы предполагали стирать эту мнемограмму, а затем в будущем при необходимости снова записывать ее либо другую – сколь угодно многое число раз. Но когда у нас появятся доктора, являющиеся одновременно носителями сразу нескольких мнемограмм, рамки наших потенциальных возможностей сразу расширятся.

Эти врачи смогут не только разрабатывать и осуществлять новые методы оперативного вмешательства, как это сделал присутствующий здесь Торннастор, – взволнованно продолжал старший преподаватель. – Они сумеют возглавить разработку оригинальных исследовательских проектов в области ксенобиологии и многовидовой медицины. И если нам, не дай Бог, придется иметь дело с аварией на корабле, где нам встретятся представители незнакомого доселе вида, эти особые доктора, чей разум будет полон сведений по физиологии и патологии множества изученных форм жизни, будут способны дать рекомендации по лечению этих существ. С их помощью мы сумеем существенно снизить риск обследования и терапии таких пациентов, улучшить прогноз их выживаемости.

Мэннен умолк. Он, казалось, чуть ли не устыдился из-за того, что утратил объективность опытного клинициста и продемонстрировал волнение и радость в предвкушении перспектив развития любимой науки. Он глянул на часы, встал и развернулся к двери. Торннастор уже топал в этом направлении.

– Лекции, – сказал Мэннен. – Мне пора. – Но тут он остановился, улыбнулся О'Маре и добавил:

– Майор, я уже просил вас обойтись с лейтенантом полегче. А теперь я прошу вас обойтись с ним как можно легче.

Когда за Торннастором и Мэнненом закрылась дверь, Крейторн кивком указал О'Маре на свободный стул и сказал:

– Лейтенант, у меня такое впечатление, что вы довели нарушение субординации до уровня высокого искусства, и бывают времена – вот как сейчас, к примеру, когда мне предельно легко сорваться и повести себя с вами деспотично. Однако у вас уникальный талант выходить сухим из воды за счет того, что вы всегда оказываетесь правы. Поэтому... – Он хлопнул ладонью по стопке папок, сложенных на столе. – ...я поручаю вам долгое, нудное, рутинное задание – можете рассматривать его как дисциплинарное взыскание. Это последние данные об успехах наших практикантов. Если вы обнаружите нечто достойное внимания – изучите их психофайлы. Думаю, вам вряд ли удастся – вернее говоря, надеюсь, что вам не удастся – измыслить нечто в плане творческого нарушения субординации, выполняя это поручение. Как только вы завершите просмотр, отправляйтесь на сто одиннадцатый уровень и попрактикуйтесь там в проповедовании практикантам того, что вы проповедовали мне и Мэннену – то бишь вашу идею насчет того, как славно трапезничать всем вместе и наслаждаться слушанием храпа особей разных видов.

Крейторн умолк, продолжая в упор глядеть на О'Мару.

– Сэр, – произнес О'Мара, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.

– Относительно истории с Торннастором, – продолжал Крейторн. – Сделано все было хорошо, независимо от того, ведали ли вы, что творите. В свете эмоционального содержания мнемограммы Маррасарах, мы впредь не будем ее записывать никому. Вы нарушили действующие инструкции в первый и в последний – если желаете остаться в госпитале – раз. Нарушение состояло в самозаписи мнемограммы на несколько часов, после чего она была стерта, верно? Следовательно, инцидент исчерпан.

С этими словами майор выразительно приподнял стопку папок. О'Мара молча кивнул. Майор Крейторн был хорошим человеком, и О'Мара не хотел лгать ему, потому, на кельгианский манер, промолчал. Да, О'Мара записал себе кельгианскую мнемограмму. Вот только он ее не стер.

На выполнение принудительных работ ушло всего два часа. Действительно, работа это была рутинная, но не такая уж скучная. На взгляд О'Мары, скука, равно как и красота, пребывала в глазах смотрящего.

В каждом из двухсот с лишним файлов содержались сведения об успехах практикантов в прошлом и настоящем, имелись отметки о посещении лекций и семинаров, о выполнении клинической практики. Особо преподавателями и Старшими палатными медсестрами подчеркивался момент личного контакта с пациентами.

В большинстве случаев записи состояли в поспешно нацарапанных фразах типа «Успехи удовлетворительные» или «Прогрессирует, но медленно». Одна пометка, написанная рукой Мэннена, гласила: «Неохотно работает с илленсианами, но с другой стороны – кто с ними работает охотно? Нужна еще одна тренировка в защитном скафандре в хлорсодержащей среде. К психотерапии не прибегать, если страхи не станут более выраженными».

О'Маре попалось еще две подобных приписки, обе принадлежали Мэннену. Первая была такая: «Крисик (муж.), МСВК. В первое время успехи отличные, быстрый прогресс, но недавно скатился ниже среднего уровня. Наблюдение». А вторая – «Нинил (жен.), МСВК. Начинала туговато, но теперь быстро набирает темп. Сообразительна, изыскала, похоже, дополнительные резервы, но при этом склонна к обморокам. Было предложено меньше свободного времени уделять интенсивной учебе».

Ни в том, ни в другом случае о необходимости обследования психологом речи не шло, но у О'Мары почему-то появилось такое ощущение (а может быть – всего лишь надежда развеять скуку), что было бы неплохо немного разобраться с этой ситуацией – вдруг бы да удалось предотвратить большую беду. Он отложил эти две папки для более тщательного изучения и решил, что навестит этих практикантов, живущих на сто одиннадцатом уровне, тем более, что он так и так туда собирался.

Вернувшись к отложенным папкам, О'Мара решил, что прежде, чем он приступит к тайному, неофициальному исследованию психики практикантов, было бы неплохо навести справки об их среде обитания и потребностях организма. Пока он знал только, что один из них мужского пола, а другой – женского, что они учились на разных курсах и что на лекциях и палатных дежурствах они не встречались – следовательно, единственное, что их объединяло, была принадлежность к одному и тому же виду. О'Мара соединился с библиотечным компьютером и запросил общие сведения, данные по среде обитания, социологии и медицине относительно физиологической классификации МСВК – то бишь эврилиан.

На сто одиннадцатом уровне О'Мару на сей раз приняли менее враждебно. Большая часть табличек на дверях гласила «НА ДЕЖУРСТВЕ» и «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Те же практиканты, которые открывали двери в ответ на звонок О'Мары, за исключением кельгиан, выслушивали его вежливо и немного нетерпеливо. Это можно было понять – ведь все то, о чем им говорил О'Мара, они уже слышали от Мэннена, Крейторна да и от него самого. Эквиваленты храпа, доносившиеся из-за закрытых дверей, звучали не так ужасающе – хотя, вероятно, О'Мара просто начал привыкать к их звучанию.

Дверь в комнату Крисика была приоткрыта, на ней висела табличка «НЕТ ДОМА», а на двери Нинил на табличке было написано «ДОМА», и в ответ на звонок О'Мары сразу открыли.

– Практикантка Нинил, – только и успел произнести О'Мара, и был тут же прерван громким щебетанием.

– Крисик, – уточнил эврилианин. – Я уже ухожу.

– Прошу вас, не торопитесь, если вы уходите из-за меня. Я хотел побеседовать с вами обоими. Если для вас это не составит неудобства, мне бы хотелось поговорить с вами одновременно.

– Тогда входите, О'Мара, – отозвался Крисик. О'Маре впервые представилась возможность взглянуть на жилище эврилиан с более близкого расстояния – в прошлый раз он смог лишь заглянуть в щель приотворенной двери Однако он не стал пренебрегать хорошими манерами, и вместо того, чтобы таращиться, скосил глаза в сторону насеста, с которого спрыгнула вторая эврилианская особь. За насестом располагались ниша для занятий и видеоблок.

– Я Нинил, – мелодичным щебетом представилась эврилианка. – Мы вас слушаем.

– Спасибо, – выдавил О'Мара, все еще стараясь делать вид, что он не рассматривает самым внимательным образом убранство комнаты. На стенах висели картины – эврилианские пейзажи и марины, фотография – скорее всего мгновенный снимок семейной стаи и сертификат в простой, но довольно красивой рамке. Судя по тому, что сертификат был повешен на почетном месте над учебным компьютером, он был получен по окончании какого-то уважаемого учебного заведения. Четверть площади пола занимало разместившееся в одном из углов круглое гнездо с краями высотой до эврилианского плеча. Гнездо было выложено пышными подушками, с одного его края свисали пушистые простыни. О'Мара продолжал:

– Визит у меня скорее светский, нежели профессиональный. Я хотел рассказать вам о том, какие меры мы собираемся предпринять в отношении ночного шума.

Крисик склонил голову набок и объявил:

– Наш старший преподаватель и ваш майор Крейторн уже оповестили нас об этом и рассказали о неизбежной отсрочке установки генераторов заглушающего поля и замены мебели в столовой. У нас обоих сложилось такое впечатление, что, видимо, эти проблемы нам придется решать самостоятельно. Вы еще что-нибудь хотели сказать?

– Хотел только спросить, нет ли каких-нибудь еще сложностей или жалоб, – изрек О'Мара, всеми силами стараясь продолжить разговор. – Ваш вид для землян крайне необычен. Скажите, как вы тут приживаетесь, на новом месте?

Крисик снова склонил голову набок и сказал:

– Если вас интересует, каким образом существа на трех ногах и без рук способны заниматься хирургией, то вы не первый, кто нас об этом спрашивает. Вместо отсутствующих пальцев мы работаем клювом. Что именно вы хотели бы узнать?

Библиотечный компьютер в свойственной для него ненавязчивой манере поведал О'Маре обо всем том, что требовалось знать дилетанту об эволюции и истории эврилиан. Все это было изложено на столь элементарном уровне, что О'Мара невольно вспомнил времена учебы в начальной школе. Эврилиане утратили способность летать, потому что давным-давно посредством всевозможных ухищрений избавились от сонма многоногих и зубастых хищников, спастись от которых в свое время можно было только по воздуху. Их длинные, гибкие клювы вкупе с необычайно хорошо управляемыми шейными мышцами превратились в орудия труда, и постепенно на планете Эвриль появилась технически развитая цивилизация, со временем овладевшая космическими полетами. Тут уж эврилианам пришлось орудовать не только клювами, но и мозгами. В хирургии они применяли целый ряд полых конусообразных инструментов, подгоняемых под форму клюва. В тех случаях, когда требовались неотложные операции, хирургам-эврилианам, способным быстро и ловко выклевывать, к примеру, инородные тела, поистине не было равных. Эврилиане делали все – ну то есть практически все – своими клювами.

Но прежде, чем О'Мара успел показать, что он не полный невежда, Нинил издала негромкую трель, которую транслятор переводить не стал, и сказала:

– Лично я тут всем довольна и совершенно счастлива.

«Более вдохновенного ответа я, пожалуй, не ожидал», – подумал О'Мара, гадая, скажет ли о чем-нибудь эврилианам его неожиданная улыбка.

– Ваша удовлетворенность отражается на вашей учебе и практике. Старший преподаватель очень доволен вашими успехами в последнее время, а я, как психолог, очень рад, что в основе этих успехов лежит то, что вы всем довольны.

– Между тем, – встрял Крисик, – моими успехами старший преподаватель недоволен. Вы из-за этого пришли?

На взгляд О'Мары, в вопросе эврилианина прозвучал неприкрытый гнев – и еще, пожалуй, некая доля вины. Он постарался не солгать, оставаясь в рамках буквальной правды.

– Ваши успехи остаются удовлетворительными, и меня никто не просил побеседовать с вами. Однако в отчете за неделю доктор Мэннен выражает некоторую озабоченность относительно симптомов слабости и рассеянности, которые у вас обоих обозначились в последнее время. Вот и все.

– Так, значит, вы всего-навсего решили поинтересоваться причиной этого легкого, незначащего и не угрожающего жизни недомогания? – вопросил Крисик. Перья у него на шее встали дыбом, он запрыгал на тоненьких птичьих ножках. – И почему только земляне придают сексу такое большое значение?

Глава 16

Повисла неловкая пауза. О'Мара силился подыскать слова, чтобы выпутаться из деликатной ситуации так, чтобы не оскорбить эврилиан. Делая вид, что не рассматривает комнату, он на самом деле заметил неприбранное гнездо и догадался, почему оно в таком виде. Но конечно, он не собирался никоим образом даже намекать на это. Неожиданно Нинил снова издала кокетливую мелодичную трель. Она явно пыталась смягчить возникшую неловкость.

– Психологи, – сказала она, – всегда озабочены сексом. И у нас на Эвриле, да, наверное, и на любой цивилизованной планете в Галактической Федерации.

О'Мара еще ни разу в жизни не целовал женщину. Глядя на длинный, гибкий, морщинистый клюв Нинил, снабженный крошечными острыми зубками, он, естественно, не должен был испытывать ни малейшего желания ее расцеловать. Но он был настолько благодарен эврилианке за то, что она дала ему возможность продолжить разговор, что на какой-то миг у него, против воли, возникло такое искушение.

– Я не собирался разговаривать о сексе, – сказал О'Мара, глядя на Нинил, – но похоже, вы от меня этого ожидаете. Если так, то я сказал бы, что данная активность весьма положительно сказывается на вашей работе. Почему именно – это вам судить, но вы можете рассказать мне об этом, только если сами пожелаете. Ведь это, в конце концов, дело сугубо интимное и личное.

Взглянув на Крисика, О'Мара продолжал:

– Этим также может объясняться и некоторое снижение вашей физической и умственной работоспособности. В такой ситуации, когда возникают новые отношения с необычайно привлекательной партнершей... – На самом-то деле О'Мара не видел между двумя эврилианами ярко выраженных внешних различий. Просто ему хотелось сделать Нинил комплимент. – ...для начального периода характерны... скажем так: излишний энтузиазм, следствием которого является определенная степень физического истощения. Случается, что в таком состоянии разуму крайне трудно сосредоточиться на ком-либо и чем-либо еще. Но со временем страсти улягутся, процесс стабилизируется, и когда... или если возникнут долгосрочные планы...

Крисик перестал подпрыгивать. Перья на его шее улеглись.

– О'Мара, – спросил он, – у вас большой опыт в этой области?

– Нет, – честно признался О'Мара, – но я изучил большое количество фактического материала и литературы на эту тему. Мои познания носят исключительно теоретический характер.

Крошечные глазки Нинил задорно сверкнули.

– Верится с трудом, – сказала она. – Мои фактологические познания по анатомии ДБДГ говорят мне о том, что для мужской особи своего вида вы необычайно крупны и снабжены могучей мускулатурой и начисто лишены неприглядных наростов жировой ткани. Я не способна судить о красоте черт вашего лица, но в конце концов... – Она мелодично чирикнула и, склонив головку набок, любовно воззрилась на Крисика. – В конце концов, мужчине и не так уж обязательно быть красавцем. Наверняка в составе персонала госпиталя была или есть женская особь ДБДГ, которая...

– Нет! – проговорил О'Мара более громко, чем намеревался, и, оправдываясь, добавил:

– Как вам известно, моя работа не располагает людей, да и не только людей, ко мне, а занятость почти не позволяет искать женского общества.

– Насколько я знаком с физиологией ДБДГ, – заметил Крисик, – я бы сказал, что происшедшая перемена в окраске кожных покровов лица О'Мары – при том, что он в данный момент не занят физической активностью, которая могла бы спровоцировать оную перемену, – указывает на смущение. Перестань смущать его, милая.

– Чепуха! – возразила Нинил. – Психологи никогда не испытывают никакого смущения, говоря о сексе. Мы с тобой сначала помалкивали – но только потому, что это дело личное, но при чем тут смущение? И я вовсе не против того, чтобы О'Мара знал, если он уже сам не догадался, о том, что мои успехи в стажировке продиктованы желанием получить квалификацию вместе с тобой. Если мы благополучно закончим практику по межвидовой хирургии в Главном Госпитале Сектора, в Федерации не будет медицинского учреждения, которое бы не мечтало принять нас на работу. Но если бы ты захотел остаться здесь, я бы тоже осталась, и...

– И мы бы стали неразлучны и вместе насиживали твои яйца, что бы ни случилось...

О'Мара очень обрадовался тому, что два голубка (он даже мысленно не хотел их оскорбить этим словом) разворковались и избавили его от смущения. Однако радость его оказалась преждевременной.

– О'Мара, – заявила Нинил. – Я никак не возьму в толк, почему вы лишаете себя такого великого удовольствия, такой радости, такого эмоционального комфорта. Однако из прошлого опыта вам должно быть известно...

– Нет, – прервал ее О'Мара и тут же пожалел о том, что на кельгианский манер не промолчал. Что заставляло его говорить этим двоим правду?

Пару мгновений влюбленные, склонив клювастые головы набок, молча взирали на него. Первым подал голос Крисик.

– Удивляться нечему. Вы же психолог, стало быть, и у вас с головой не все в порядке.

– Не надо шутить, Крисик, – урезонила возлюбленного Нинил. – Это дело серьезное. О'Мара, не хотите ли вы сказать, что вам никогда не хотелось, что вы никогда не ощущали потребности ни в чьей любви за всю вашу взрослую жизнь?

– Я этого не говорил, – ответил О'Мара, проклиная себя на чем свет стоит за то, что снова сказал правду. Да что с ним такое творилось? На его совести не было черных пятен, ему не за что было себя винить, но почему-то внешняя злость мешалась в его душе с беспомощной, безнадежной тоской.

Нинил негромко, сочувствующе проворковала и спросила:

– Вы кого-то любили без взаимности?

– Нет, – отвечал О'Мара.

– Вы сейчас питаете чувства к кому-то, – упорствовала Нинил, – но вы молчите о них, и потому эта особа даже не догадывается о том, что вы влюблены?

– Да, – ответил О'Мара.

– О'Мара, – заявила Нинил, – вы должны поговорить с этой дамой. Каков бы ни был ее ответ, вы должны открыть ей свое сердце. Если ответ будет отрицательным... что ж, и среди особей нашего вида безответная любовь – состояние тяжелое, но редко смертельное...

– И кто из нас шутит? – поинтересовался Крисик.

– Я говорю совершенно серьезно, – возразила Нинил. – Скажите все прямо и откровенно, О'Мара. Тогда вы по крайней мере узнаете, каковы чувства вашей избранницы к вам, и тогда начнется ваша личная, а быть может, и совместная, эмоциональная жизнь.

– Эта особа, – сказал О'Мара, – даже не знает о моем существовании и живет на другом краю Галактики.

Он раздосадованно покачал головой, злясь на себя за то, что не владеет ситуацией. То, о чем он говорил... Он и не думал, что способен признаться в этом хоть одной живой душе, и уж конечно, никогда не стал бы откровенничать на эту тему с Крейторном. Наверняка тот бы немедленно его уволил. И вот теперь он вдруг изливал душу – пусть и в самых общих чертах, не называя имен и не упоминая подробностей, – перед парочкой влюбленных эврилиан. С этим следовало как можно скорее покончить и убираться отсюда.

– Простите, – сказал он. – Я предполагал нанести вам светский визит. Я пришел для того, чтобы поговорить с вами, но не о том, о чем я никогда не разговаривал ни с кем. Я, психолог, не понимаю, почему я говорю сейчас об этом с вами. Вероятно, я завидую вам, потому что у вас есть то, чего нет у меня...

Нинил и Крисик сочувственно защебетали, склонили головы набок и переглянулись.

О'Мара задержал взгляд на Крисике и продолжал:

– Как бы то ни было, я заглянул к вам в не самое удобное время и теперь мне надо уйти. А вам уходить не стоит.

– Вы чрезвычайно деликатны, О'Мара, – ответил Крисик. – Но мне действительно нужно уйти. Если я задержусь, мы с Нинил не сумеем сделать домашнее задание.

С этими словами он запрыгал к двери. Когда О'Мара направился следом за ним, его окликнула Нинил.

– Это не правильно, О'Мара, – сказала она. – Вы должны разыскать эту особу и открыться ей. Обещайте мне, что вы так и сделаете.

О'Мара, не ответив эврилианке, вышел в коридор. Промолчал он потому, что не мог обещать невозможного, но не хотел отрицательным ответом обидеть Нинил. Нинил производила впечатление очень милого и в данный момент чрезвычайно счастливого создания, которому хотелось, чтобы все вокруг были так же счастливы, как она. С грустью и завистью О'Мара мысленно пожелал ей и ее избраннику счастья.

Он думал об этом разговоре с эврилианами еще целых четыре дня, пока они с майором усиленно занимались решением разнообразных проблем. Заняты оба были настолько, что все общение сводилось к тому, что они кивали друг другу при встрече. Как-то раз, когда О'Мара остался в отделении один, он ощутил огромную благодарность к эврилианской парочке. Виноградная лоза больничных сплетен – экзотическое растение быстрого реагирования, чьи нервные и речевые центры располагались в столовой, пока не плодоносило слухами о нем, о его таинственной безответной любви. Стало быть, эврилиане не были болтунами и сплетниками. Пока О'Мара с ними больше не виделся, но чем дальше, тем больше думал о них с теплотой и признательностью.

На взгляд О'Мары, из Нинил получился бы неплохой психотерапевт, если бы Крисик остался работать в госпитале. Он решил запомнить это и поговорить с Крейторном, если бы тот завел разговор о еще одном ассистенте. И тут, словно услышав мысли О'Мары, в отделение вошел Крейторн и знаком попросил О'Мару пройти к нему в кабинет.

– Садитесь, лейтенант, и расслабьтесь, – сказал майор. – Насколько мне известно, у вас все в порядке. Поговорить нам надо о многом, но никаких особо срочных дел нет. – Он на миг пристально вгляделся в глаза О'Мары. – Если только, судя по выражению вашего лица, у вас нет на уме предложения обсудить нечто более важное и срочное.

– Это тоже не срочно, сэр, – отозвался О'Мара. – Но быть может, вы примете это как информацию к размышлению.

– Говорите, лейтенант.

– На данном этапе нет нужды упоминать о конкретных лицах и виде, к которому они принадлежат, – осторожно начал О'Мара, – но во время разговоров с обитателями сто одиннадцатого уровня мне стало ясно, что среди них начался процесс формирования пар. В принципе, нашему отделению до этого не должно быть никакого дела, но тут ситуация такая...

– При той ситуации, которая сложилась на сто одиннадцатом уровне, – сухо произнес Крейторн, – практиканты будут только рады, что некоторые из них укладываются в постель, не издавая храпа. Простите, О'Мара. Мои шутки всегда не смешны. А если серьезно, что вас беспокоит? Надвигающийся демографический взрыв?

– Нет, сэр, – покачал головой О'Мара. – В данный момент – нет. Но те практиканты, которые после аттестации захотят остаться здесь и приобретут статус, как это говорится у кельгиан, пожизненных партнеров, в конце концов пожелают создать семьи. У нас могут возникнуть сложности с властями их родных планет, не говоря уже о Конституции Федерации, если мы станем ограничивать их права. Когда госпиталь заработает на полную катушку, через несколько лет у нас будет, о чем подумать.

Майор кивнул.

– Вы правы. Но я искренне надеюсь, что это произойдет не завтра. Потолкуйте об этом с Мэнненом. Он, надо сказать, любит разговаривать с вами – говорит, что вы умеете быстрее меня излагать суть дела. Так что обсудите с ним эту проблему, и пусть он нам скажет, когда и каких акушеров-гинекологов подключить к записи мнемограмм. – Крейторн негромко рассмеялся и продолжал:

– Если на то пошло, первым пациентом госпиталя, как вам хорошо известно, был новорожденный худларианин. Вы еще что-то хотели сказать?

– Нет, сэр.

– Хорошо, – кивнул Крейторн. – Значит, можно обсудить более злободневную проблему. Через шесть месяцев в госпиталь начнут прибывать представители более экзотичных видов – СНЛУ, ТЛТУ, ВТХМ и так далее. Их обустройство – дело Эксплуатационного отдела. Они вызывают инженеров, специалистов по созданию среды обитания соответствующих видов. Палата для тельфиан станет частью нашего главного ядерного реактора. Пока я не способен дать ответ на вопрос о том, как мы будем справляться с эмоциональными проблемами существ, дышащих перегретым паром при колоссальном атмосферном давлении, или метанодышащих кристаллоподобных форм жизни, живущих при температуре, близкой к абсолютному нулю, или особей, поглощающих жесткое излучение и формирующих единые существа-сообщества. Для нас это означает, что нам придется углубиться в дебри библиотечной базы данных. Естественно, отделению понадобится расширение штатов.

Крейторн сделал паузу. О'Мара молчал.

– Не волнуйтесь, лейтенант, – продолжал майор. – Новый сотрудник – человек, офицер Корпуса Мониторов в отставке, который добровольно вызвался послужить на ниве межвидовой психологии. На вас он не похож совершенно. Он стар, немощен и мягок характером, как мне сообщили – мягок во всем, кроме философских споров. Он прибудет через две недели.

– С нетерпением буду ждать встречи с ним, – сказал О'Мара, вот только особого энтузиазма в его голосе не прозвучало.

Крейторн покачал головой:

– Встретиться с ним сразу вам не удастся, лейтенант, потому что, когда он прибудет, вас не будет в госпитале.

О'Мара, утратив дар речи, не мигая, смотрел на майора. Он-то думал, что у него дела идут на лад, что он прогрессирует, что ему мало-помалу удается сглаживать острые углы при общении со всеми. Но видимо, он все еще был повинен в том, что порой вел себя подобно слону в посудной лавке, и потому его решили заменить старым, немощным и мягкохарактерным отставником Корпуса Мониторов. Крейторн взгляда не отводил. Он явно видел горькое разочарование, отразившееся в глазах О'Мары. Наконец он снова покачал головой.

– Не делайте поспешных выводов, лейтенант, – посоветовал майор. – Вы упорно и старательно трудились в отделении на протяжении двух лет, однако у вас отмечаются признаки стресса. Не знаю, что именно сказывается на вашей психике, и понимаю, что вы ни за что не признаетесь в собственной слабости и уж тем более не станете откровенничать с высшим по званию о том, что вас гнетет, но вас точно что-то гнетет. Вам предоставляется самая удачная возможность на время отбыть из стен госпиталя, поэтому я хочу, чтобы вы расслабились, отдохнули, или как минимум позанимались чем-нибудь менее напряженным некоторое время и поразмыслили о жизни и о себе. У вас накопился приличный отпуск. Вот и возьмите его.

О'Мара и не догадывался, что все это время сидел, затаив дыхание. Наконец он испустил долгий вздох облегчения.

– Спасибо, сэр. Но у меня нет родственников и друзей на других планетах. Я никуда не хочу лететь и не хочу ничем заниматься.

Майор нахмурился.

– Лейтенант, – сказал он, – ваш ответ лежит в промежутке между хроническим отсутствием воображения и маниакальной преданностью работе. Как психотерапевт я предписываю вам шестинедельную смену обстановки, а как старший по званию облекаю это предписание в форму приказа. Отправляйтесь куда вам вздумается, но отправляйтесь.