Текст книги "Ледниковый щит и люди на нем"

Автор книги: Джеймс Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Скотт Джемс
Ледниковый щит и люди на нем

Джемс Скотт

ЛЕДНИКОВЫЙ ЩИТ И ЛЮДИ НА НЕМ

В книге указано, что это полный перевод с английского оригинала. Углубленный поиск в Интернете других изданий на русском языке настоящего труда не принес результата. Скорее всего, он не переиздавался.

Все фотоматериалы, а также две штриховые схемы, приведенные в книжном варианте, представлены в каталоге FIGS. Дополнительный рисунок (9.jpg) является компиляцией выполнившего OCR. Добавлен взятый в Сети фотопортрет профессора Альфреда Вегенера.

Каталог Maps_Greenland содержит следующие карты Гренландии: из данной книги – показаны все маршруты пересечений Ледникового щита до 1931 г. включительно (Greenland_1.gif), из [Фрейхен П. Зверобои залива Мелвилла. М.: Географгиз. 1961. – 232 с.] (Greenland_2.gif) и из Сети (Greenland_3.gif).

Примечания к основному тексту, составитель которых в книге не указан ("Прим. анонима"), вместе с примечаниями редакции и "Примечаниями выполнившего OCR" сделаны в виде всплывающих сносок в .doc.

Попытка найти в Сети (преимущественно на иноязычных сайтах) какие-либо дополнительные фотоматериалы об экспедиции Джино Уоткинса (поиск: [Gino Watkins + Greenland + 1931]) и ее участниках практически не привела к успеху. Отыскано одно фото собаки, аналогичное представленному в книжной версии, и еще одно, на котором виднеется смутное изображение Уоткинса (лица не различить), копошащегося в снегу (не приводится).

Фотографии автора книги Джемса Скотта (поиск в сочетании со словом "Гренландия") в Сети не обнаружены (сведения на 10.04.2003). Исходя же из представленного труда вырисовывается какая-то сверхскромность Джемса Скотта: если для ряда других участников экспедиции в книге имеются индивидуальные фото, то для самого автора – нет. Единственный его облик на групповой фотографии не лучшего качества (2.jpg) почти не несет индивидуальной информации. Если дело не в скромности, то остается предположить, что в экспедиции никто, кроме Скотта, не умел фотографировать (один раз кто-то попробовал, да плохо вышло). Ибо маловероятно, что английская или советская редакции осуществили по собственному произволу столь странную селекцию фотографий.

Не удалось также узнать полное написание имен Скотта в английском оригинале.

Версия содержит дополнительные материалы об экспедициях Дж. Уоткинса и профессора А. Вегенера (сборник !Intro_after.doc), в том числе "Предисловие" к данной книге член-корр. АН СССР С.В. Обручева. Примечания к этим дополнительным материалам находятся в том же файле !Intro_After.doc.

В электронной версии проставлено ударение на "o" в словах типа бoльшая. Следует иметь в виду, что "o" является не буквой, а одним из символов в Word (Латиница 1). Есть "a" и "e" (фр.). В *.txt подобные символы не воспроизводятся, а в *.htm же они отображаются корректно только когда при конвертировании задают не кириллицу, а многоязыковую поддержку.

Автор книги, цитируя дневники участников экспедиции, заменял ругательства (в переводе, правда, почти отсутствуют) более культурными словами, однако представлял их разреженным шрифтом. Еще разреженным шрифтом выделены имена составивших дневники, фрагменты из которых приводятся. В электронной версии все это также представлено разреженным шрифтом; при конвертировании в *.txt и *.htm он не отображается.

В одном фрагменте текста (вошел в "Вместо эпиграфа" – см. ниже) неудачный применительно к собаке перевод "волосы" заменен на "шерсть".

АННОТАЦИЯ РЕДАКЦИИ

Ледниковый щит Гренландии издавна был овеян славой недоступности. Для береговых жителей – эскимосов он представлялся страной смерти. В 1888 г. Ф. Нансен первый пересек южную часть Щита. Впоследствии было выполнено еще несколько пересечений, но только в 1930 г. удалось организовать две первые круглогодичные метеорологические станции в средней части Щита.

В книге Скотта рассказывается о том, как группа молодых англичан организовала в 1930 г. южную из этих станций и об их полной драматизма борьбе с холодом, снегом, льдом и ветром.

В основу автор положил самые правдивые и искренние документы дневники участников экспедиции, которые они вели день за днем в любых, самых тяжелых условиях, даже на пороге гибели.

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

Третьего дня Фредди отрезал Хингсу хвост, который торчал из снега. Фредди думал, что подрезает только шерсть, но вчера утром нашел в снегу половину хвоста. Собака вела себя как ни в чем не бывало.

Дж. Скотт. "Ледниковый щит и люди на нем"

ОГЛАВЛЕНИЕ

С.В. Обручев. Предисловие (!Intro_After.doc)

Глава 1. Фон

Глава 2. Первые впечатления

Глава 3. Рили и Линдсей на станции "Ледниковый щит"

Глава 4. Зима наступает внезапно

Глава 5. Пятнадцать миль за пятнадцать дней

Глава 6. Чепмен, Курто и Уэйджер

Глава 7. Д'Ат, Бингхем и последние несколько километров

Глава 8. "Ледяной центр" Вегенера

Глава 9. Зимой в одиночестве

Глава 10. Первая попытка спасения

Глава 11. Кульминация

Глава 12. Заключительные штрихи.

Глава 1

ФОН

На расстоянии 3200 километров от Лондона и Нью-Йорка все еще продолжается ледниковый период. Самый большой в мире остров1 почти целиком покрыт вечным льдом. Этот ледниковый щит занимает 1.900.000 квадратных километров, что примерно равняется Англии, Шотландии, Уэльсу, Франции, Италии, Голландии, Бельгии и Норвегии, вместе взятым.

В течение миллионов лет снег, выпадавший в центральной части Гренландии, не успевал полностью растаять. Он все нагромождался и нагромождался, удерживаемый, подобно муке в глубокой тарелке, кольцом прибрежных гор. Весь снег, за исключением верхних слоев, спрессовался в плотный лед.

Вдоль медиальной линии2 толщина льда достигает, вероятно, 1800-2100 метров. Покоясь на каменном основании, ледник образует волнистое плато, над которым выступают отдельные вершины высотой в 3000 метров над уровнем моря, понижающееся (подобно нашей куче муки) к краям. Там, стремясь излиться наружу, твердая вода прокладывает себе путь сквозь горные ущелья. Концы этих ледников отрываются и падают в море, образуя айсберги. Так Ледниковый щит регулирует свой ледовый баланс. Это одна из причин, по которой его размеры не увеличиваются.

Материковый лед испаряется слабо, хотя в более низких местах температура летом иногда поднимается выше точки замерзания. Значительно более важной причиной потерь являются, по-видимому, бури. Ветры, часто достигающие скорости 160 километров в час, устремляются из возвышенной центральной области к морю и гонят перед собой снег огромными массами; прижавшись ко льду, вы испытываете такое ощущение, словно находитесь на дне мутной реки.

Итак, наш первый грубый набросок рисует гренландский Ледниковый щит в виде огромной, почти материкового размера, груды льда и снега, имеющей форму груши и окаймленной крутыми черными горами, долины которых заполнены ледниками – прочно скованными холодом реками.

Северный берег Гренландии находится в шестистах пятидесяти километрах от полюса. Ее южная оконечность лежит на шестидесятой параллели – широте Шетландских островов3. Хотя Гренландия расположена сравнительно близко от густонаселенных стран северного полушария, она совершенно отлична от них и безразлична для них. Жизнь на Ледниковом щите невозможна. Там нечего есть; вода повсюду, но ни одной капли, чтобы напиться. Нет даже микробов в воздухе. Время от времени какая-нибудь перелетная птица забирается туда и умирает, как подчас приходится птицам умирать среди океана или в пустыне. Но ледяной покров не уничтожает трупа. Он сохраняет его, погребает, приобщает к своему холодному бессмертию. Он ничего не разрушает, кроме жизни.

Коренные обитатели Гренландии – эскимосы, или гренландцы. Они живут в раскиданных вдоль побережья поселениях, в каждом из которых несколько семей, и добывают себе пропитание в море. Если только их не заставляет необходимость, они никогда не забираются на Ледниковый щит. Он населен или был населен в дохристианские времена – злыми духами. Во всяком случае там нет тюленей. Эскимосы чрезвычайно практичные и нетребовательные люди, стремящиеся лишь к тому, чтобы их животы были набиты и чтобы время от времени им удавалось хорошо поохотиться. Поэтому они и выжили.

Примерно около 1000 года н. э. норвежцы основали колонию в Южной Гренландии. В течение четырех столетий – такой же период отделяет нас от эпохи королевы Елизаветы4 – они пытались возделывать узкую прибрежную полосу земли. Одно время в Эстербюгде и Вестербюгде жили и трудились три тысячи христиан. Они строили каменные дома и церкви. У них были овцы и крупный рогатый скот. Но колонисты все умерли, оставив после себя лишь развалины и скелеты. Насколько нам известно, они никогда не решались проникнуть на Ледниковый щит.

Первая серьезная попытка исследования щита была предпринята лишь восемьдесят лет назад. Пионеры, пересекшие огромное белое пятно, сделали наброски той картины, изображению которой посвящена настоящая книга.

В 1888 г. Нансен5 впервые пересек Ледниковый щит от берега до берега, затем туда проник Норденшельд6. За ними последовали Пири7, де Карвен8, Кох9, Расмуссен10, и несколько сегментов Щита было отсечено. Во время этих путешествий исследователям приходилось запасаться всем необходимым, везя с собой все, что нужно для поддержания жизни – пищу, одежду, топливо, кров. Естественно, такие экспедиции совершались преимущественно в наиболее благоприятное время года, и никто не знал, что представляла собой середина Ледникового щита в середине зимы.

Для того чтобы это установить, в 1930 г. в Гренландию направились две экспедиции. Одна состояла из немецких ученых, и ею руководил профессор, которому шел пятидесятый год. Руководителем второй экспедиции, состоявшей из четырнадцати человек, чей средний возраст равнялся двадцати пяти годам, был английский студент. Оба руководителя своей главной задачей считали организацию станции на медиальной линии Ледникового щита или вблизи от нее; станция должна была функционировать целый год. Оба в основном достигли цели. Одна экспедиция кончилась трагически. Другая, после множества лишений и тревог, благополучно завершила работу.

Эта книга почти исключительно посвящена одной из них – Британской арктической экспедиции по изысканию воздушной трассы под руководством Джино Уоткинса11. Дать картину страны ледникового периода и жизни там современных людей мне облегчили два обстоятельства. Я смог использовать дневники, которые вели разные люди в то самое время, когда они находились на Ледниковом щите. А я сам был одним из участников экспедиции. Поэтому я могу дать пояснения в тех случаях, когда это необходимо.

Отрывки из дневников составляют наиболее важную часть книги, и я должен на них несколько остановиться. Я ручаюсь за то, что они подлинные и неприукрашенные. За исключением нескольких мелких исправлений ошибок в орфографии и пунктуации – вполне естественных в тех условиях, – они приведены точно в таком виде, в каком писались карандашом при свете свечи, в палатке, закоченевшими пальцами, со слипающимися от сна глазами, в ожидании, пока сварится ужин или просохнут носки. Записи делались не для опубликования. Они представляли собой непосредственные впечатления данного момента, выраженные без особой заботы об общепринятом стиле, нередко синтаксически неправильно – наспех нацарапанные заметки о мыслях, чувствах и событиях дня. Поэтому дневники, вероятно, являются наилучшим материалом для воссоздания как общей картины страны, так и образов авторов в качестве фигур переднего плана.

Я позволил себе лишь две вольности: замаскировал некоторые собственные имена и изменил кое-какие прилагательные и существительные. Последнее сделано ради того, чтобы не создать ложного впечатления. В отсутствии женщин мужчины употребляют непристойные слова, играющие роль предохранительного клапана, и постепенно это входит у них в бессмысленную привычку. В этом нет ничего постыдного, но у читателя, сидящего у себя дома в кресле, могло бы сложиться неправильное мнение. Я заменял ругательства более приличными словами, выделяя их разрядкой, чтобы признаться в допущенной вольности. В тех случаях, когда требовались немедленные пояснения, я давал их в квадратных скобках.

Интересно поразмыслить над тем, почему люди, писавшие в таких трудных условиях, давали чрезвычайно подробный отчет о событиях, о которых достаточно было бы упомянуть в нескольких словах. Я думаю, эти записи являлись выражением естественного стремления поделиться своими переживаниями с кем-нибудь одним: с самим собой или с той, кого он любил. В сущности они являлись проявлением тяги к уединению.

Ледниковый щит пустынен. Но стало уже избитой истиной, что пустынность имеет мало общего с уединением. Там у нас было гораздо меньше возможностей для уединения, чем в обычной жизни. Мы спали, пробуждались, одевались, варили пищу, ели, путешествовали вместе. Естественные потребности мы отправляли на расстоянии десятка сантиметров друг от друга. Мы вели почти стадный образ жизни. Уединение являлось нам лишь в сновидениях или мечтах, либо, в несколько иной форме, когда мы писали дневники. Они носили глубоко личный характер. Должно было пройти немало времени, должны были окрепнуть узы дружбы, чтобы я получил, наконец, возможность опубликовать выдержки из них.

Один дневник велся в обстановке одиночества и уединения. Огастайн Курто описывает день за днем пять месяцев, которые он провел один на расстоянии 225 километров не только от ближайшего человека, но вообще от ближайшего живого существа. Я попросил разрешения использовать эти интимные записи, затем попросил дневники у других участников экспедиции. Не без колебаний, но в то же время охотно они предоставили их в мое распоряжение.

Моя книга не является ни научным, ни историческим трудом. Она задумана и не как книга о путешествии в обычном смысле слова. Это эскизное изображение на фоне Ледникового щита молодых людей среднего уровня по образованию, традициям и силе воображения. Мне представляется поучительным проследить, насколько отразилась на поведении и интересах людей жизнь в первобытных условиях ледникового периода – таких же суровых, в каких вынуждены были существовать наши доисторические предки.

Глава 2

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Впервые Ледниковый щит мы увидели в кристально ясное и безветренное утро лета 1930 г., когда "Квест"12 медленно двигался по зеркально-гладким водам защищенной бухты к югу от Ангмагсалика. Хотя уже совершенно рассвело, было еще очень рано – пять или шесть часов утра. Мы вышли на палубу и жадно вглядывались в белый Ледниковый щит и сдерживающие его темные горы.

Перед нами была земля, к которой мы стремились, вначале борясь со штормами Северной Атлантики, а затем прокладывая себе путь сквозь паковый13 лед на перегруженном и переполненном людьми корабле. Это была та сцена, на которой в течение целого года нам предстояло быть ведущими актерами, совершать большие путешествия на собаках, пешком, в открытых двухместных самолетах и на маленьких шлюпках. Каждый из нас, четырнадцати участников, в тайниках души приготовился к проверке своих личных качеств, к упорной борьбе, к лишениям и опасностям. И все это выпало на нашу долю.

Было так тихо, что ландшафт казался нарисованным. В движении находился только "Квест" да бесшумные, расходящиеся под острым углом волны за его кормой. Над поверхностью тихого фьорда, защищенного мысом от океанского волнения, мирно выступали айсберги, подобно водяным лилиям в пруду. Но то был пруд, в который смотрелись исполины – стремящийся вперед белый Ледниковый щит и крутые черные горы, сдерживающие его.

Ледниковый щит вытянулся к морю двумя рукавами. Левый, южный рукав круто обрывался к бухте, тут и там образуя отвесные утесы. Его можно было сравнить с замерзшими речными порогами или водопадом. Он имел трагический и угрожающий вид. Время от времени от него с оглушительным грохотом отрывалась глыба льда величиною с дом и со страшным плеском падала в воду, вздымая разбегавшиеся волны, на которых покачивались корабль и все плавучие айсберги. В чудесный день нашего прибытия это были единственные громкие звуки и стремительные движения.

Второй рукав не производил такого сильного впечатления. По долине среди голых скал он вытянулся к морю, но до самого берега не доходил. Этот правый ледник, по-видимому, представлял собой более доступную дорогу к центру Ледникового щита – к белой пустыне, терявшейся вдали. Находясь на уровне моря, мы почти не могли различить эту белую пустыню, так как ближайшие крутые склоны скрывали все остальное.

Горы, сдерживающие Ледниковый щит, производили величественное впечатление – такие они были дикие и голые. Впрочем, растения там имелись, и даже разнообразные; они укрывались в маленьких защищенных долинах или же теснились вокруг горных озерков на узкой прибрежной полосе. Но с корабля мы не могли их увидеть. Мы видели только лед и камни, воду и небо.

Картина может показаться унылой. Но это было совершенно не так. Конечно, Ледниковый щит вырисовывался холодной белой линией на фоне голубого неба. Но ближе, где лед разламывался на глыбы, и особенно там, где плавал в прозрачной воде, он сверкал всеми красками, подобно драгоценностям – изумруду, аквамарину, бирюзе и перламутру. Мы никогда не подозревали, что существует столько оттенков зеленого, синего и фиолетового. Эти нежные тона сочетались между собой так, что наилучшим образом гармонировали с господствующим черно-белым фоном. А весь мир казался таким спокойным и светлым. То была страна чудес.

Но нас ждала работа. Мы трудились с бешеной энергией, разбившись на ночную и дневную смены, иногда по две смены подряд, возбужденные новизной обстановки, используя прекрасную погоду. Мы разгрузили корабль, построили барак, установили радиомачты, совершили рекогносцировки... Мы вошли в бухту 26 июля. Через две недели мы были готовы выступить в первые маршруты.

Нас прибыло четырнадцать человек. Руководителем являлся Джино Уоткинс. Ему было в то время двадцать три года, на два года меньше среднего возраста всех участников партии. Он совершил уже две экспедиции на север. Во время одной из них, на Лабрадор, я его сопровождал. Огастайн Курто также бывал раньше в Арктике, правда, только летом. Спенсер Чепмен изучал птиц в Исландии. Джон Раймил был уроженцем Австралии. Хемптон, Рили, Стефенсон и Уэйджер недавно окончили Кембриджский университет. Остальные были военными: Бингхем служил на флоте, Лемон и Линдсей в армии, Д'Ат и Козенс в авиации.

Большинство участников экспедиции первым делом должно было приступить к топографической съемке – с небольших шлюпок или самолетов – побережья к северу от бухты. Лемону предстояло остаться в Базовом лагере и поддерживать с ними связь по радио. Остальные пятеро – Мартин Линдсей, Квинтин Рили, доктор Бингхем, Джон Раймил и я – получили задание отправиться на нартах на Ледниковый щит и организовать Центральную метеорологическую станцию. Первое дежурство на станции будут нести Мартин и Квинтин.

Во время этого путешествия мы получили первое представление о Ледниковом щите. Он ввел нас в заблуждение. Пройдя некоторое расстояние и поднявшись до высоты в полторы-две тысячи метров по достаточно пересеченной местности, при достаточно холодной погоде, встретив достаточно затруднений, мы решили, что узнали и преодолели тяготы и лишения ледникового периода. Пожалуй, мы не заблуждались, но лето в ледниковый период, вероятно, бывало довольно приятным – во всяком случае, если не приходилось путешествовать далеко. Погода стояла теплая. Мы были введены в заблуждение, ибо не могли себе представить, что через три месяца условия станут совершенно иными и что перемена произойдет с такой потрясающей внезапностью.

* * *

Товарищи помогли нам перетащить грузы и провести собак по каменистым склонам до подножия ледника. Там они попрощались с нами и вернулись к кораблю, чтобы подготовиться к плаванию на шлюпках и полетам на самолетах.

Когда они покинули нас, мы стояли среди груды ящиков, мешков и скатанных палаток, извивающихся связок альпинистских веревок, кучи потягов и постромок и двадцати восьми почти незнакомых эскимосских собак, составлявших наши четыре упряжки. Только мне одному приходилось раньше ездить на собаках. Джон Раймил был опытным лыжником, но остальные трое имели дело со снегом лишь как обыкновенные горожане. Перед нами, подобно древней лестнице великанов, тянулся все вверх и вверх ледник, который вел к собственно Ледниковому щиту. Но ледник был круче самой крутой лестницы. Весь снег растаял, и на поверхность выступил голый лед – твердый, местами с остроконечными выступами и все же очень скользкий.

Грузы надо было рассортировать и распределить по нартам. Нансеновские нарты гибкие. Их достоинство заключается в том, что они двигаются, подобно ящерицам, через неровности почвы, легко поворачиваясь, наклоняясь и скользя, как по волнам. Достичь этого можно лишь в том случае, если груз на нартах правильно распределен и привязан достаточно крепко, чтобы выдержать резкие толчки.

Необычные хозяева, не знавшие строгих порядков каждой упряжки, должны были запрячь собак и – самое худшее – надеть им ботинки – маленькие брезентовые мешочки, привязывавшиеся к лапам для защиты от острых игл голого льда. Собаки сопротивлялись. Мы поднялись сегодня в шесть часов утра и лишь незадолго до полудня двинулись, наконец, в путь, беспрестанно подталкивая нарты; мы двигались под аккомпанемент громких криков, шелестящего топота обернутых в брезент лап, скрипа и скрежета нарт, взбиравшихся и скользивших среди ледяных бугров.

Однако записи в дневниках, сделанные в этот вечер, не говорят о том, чтобы кто-либо из нас был охвачен паническим страхом. Бингхем писал:

"Нагрузили нарты и тронулись в путь. За весь день прошли километра четыре по очень сильно пересеченной местности и остановились на ночь у подножия крутого ледяного утеса, где нас застиг дождь, прежде чем мы успели разбить лагерь".

Крутой склон передней части ледника, почти что ледопад, впоследствии вежливо именовался в печати "Пугало-стеной". На этот раз нам потребовалось два дня, чтобы взобраться по нему, причем мы все вместе тащили в один прием нарты с половинным грузом, толкая их сзади или становясь на четвереньки и впрягаясь вместе с собаками.

Но погода была теплая, и когда хотелось пить, мы могли найти воду; если нам случалось останавливаться, мы могли спокойно отдохнуть; во время холодов ни то ни другое удовольствие недоступны. Выше "Пугала" на льду лежал мокрый, усеянный лужами снег. Как ни изнурительно было продвижение, Ледниковый щит пока не пускал в ход своих главных ресурсов – мороза и ветра.

Но он пользовался другими. Лед был еще относительно нетолстый. Медленно двигаясь по неровной поверхности каменистого ложа, он разрывался, образуя трещины, многие из которых прикрывал тонкий слой снега. На пути нам встретились два отдельных лабиринта трещин, и понадобилось еще три дня, чтобы мы смогли отыскать путь среди них, маркируя дорогу красными флажками. Все это время прибрежные горы находились сбоку или совсем близко позади нас.

Миновав трещины, мы водрузили особенно большой красный флаг на трехметровом бамбуковом шесте. (Впоследствии это место назвали "Склад большого флага".) Оттуда мы могли двигаться прямо и сравнительно быстро в нужном нам направлении. Идя вперед, но время от времени оглядываясь, мы видели, как горы постепенно, одна за другой, исчезали за горизонтом. Через день мы не видели уже ничего, кроме снега и нашей маленькой партии. Повсюду вокруг небо опускалось к белому горизонту. Выпуклая поверхность Ледникового щита скрыла от нашего взора землю, подобно тому, как кривизна Земного шара скрывает ее на море.

Я описываю наше путешествие очень кратко. То был лишь летний маршрут, едва ли служивший более показательной пробой наших сил, чем любая трудная экскурсия во время каникул. Подлинный интерес появляется с наступлением зимы, характерного для Севера времени года. Но чтобы читатель лучше понял последующие путешествия, надо теперь же кое-что пояснить.

Местоположение будущей станции на Ледниковом щите было рассчитано таким образом, чтобы она находилась в точке пересечения проектируемой воздушной трассы с осью Ледникового щита. От Большого флага за трещинами мы держали путь внутрь Гренландии к этому пункту почти так, как ведут навигацию на море, прокладывая курс по компасу и внося поправки с помощью астрономических наблюдений. Джон Раймил исполнял обязанности штурмана, пользуясь при определении долготы и широты теодолитом14 и радиоприемником для приема сигналов точного времени. Ему помогал Мартин Линдсей. Квинтин Рили был метеорологом, Бингхем – врачом и, как моряк, мастером на все руки. На мою долю выпало собачье хозяйство и общее руководство. Но то, что раньше являлось моим секретом, уже давно стало общим достоянием. На Ледниковом щите, лишенном всяких ориентиров, погонять собак означало лишь тщательно следить, чтобы упряжки шли в одну линию. Все обязанности погонщика сводились к тому, чтобы сдвинуть с места свои нарты, крепкой руганью заставляя собак приняться за работу, время от времени распутывать постромки и (самое утомительное) не давать тяжело нагруженным нартам опрокинуться на волнах снеговых заструг15.

Через каждые восемьсот метров мы маркировали дорогу красными матерчатыми флажками, прикрепленными к метровым бамбуковым палкам. Расстояние мы определяли с помощью одометра16, привязанного к задку передних нарт. Нам стоило большого труда устанавливать флажки точно по прямой линии и в правильном направлении. Мы следили за тем, чтобы они держались прочно, заколачивая их в фирн17, твердый, почти как мел, и воздвигая вокруг основания небольшой холмик. Я определил, что на установку каждого флага тратилось не меньше шести минут. Мы двигались до тех пор, пока было достаточно ясно или светло, чтобы, устанавливая флаг, можно было видеть предыдущий. Каждые сутки распределялись примерно следующим образом: завтрак, снятие лагеря и нагрузка нарт – 4,5 часа; утренний переход – 4 часа; второй завтрак – 0,5 часа; дневной переход – 4,5 часа; разбивка палаток, кормежка собак и самих себя – 3 часа; чтение, писание, мелкие починки, сушка носков и рукавиц – 1 час; сон – 6,5 часа. Этот твердый распорядок нарушался только остановками для астрономических наблюдений или непогодой.

Так до 28 августа мы двигались по белому однообразному плато к намеченной точке. Мы все время шли вверх – до высоты около 2700 метров над уровнем моря. Поверхность не была гладкой. Она напоминала подернутую рябью океанскую зыбь, где рябь изображали снеговые заструги, а зыбь – длинные валы с промежутками от гребня до гребня чуть не в километр.

Достигнув назначенного пункта, мы сгрузили с нарт специальную палатку, множество приборов, пять санных ящиков, содержавших полный рацион для двух человек на пять недель (но так как люди не будут двигаться, полных рационов им не понадобится), мешок бобов, горох и чернослив, немного чаю и сто десять литров керосина. Рили и Линдсею предстояло прожить этими запасами до тех пор, пока не придет первая смена из Базового лагеря, находившегося на расстоянии двухсот двадцати пяти километров пути, отмеченного линией красных флажков.

Глава 3

РИЛИ И ЛИНДСЕЙ НА СТАНЦИИ "ЛЕДНИКОВЫЙ ЩИТ"

28 августа Квинтин Рили записал в дневнике:

"Вот мы и здесь – Мартин и я – на шесть или восемь недель. Приятный вид: перед нами до самого горизонта ровно ничего".

Джон Раймил, док Бингхем и я задержались на полтора дня, чтобы помочь установить палатку. Она по форме напоминала раскрытый зонтик без ручки и состояла из восьми изогнутых деревянных ребер, обтянутых двойным слоем брезента. В поперечнике палатка имела 2,7 метра, в вышину под самым куполом – чуть больше 180 сантиметров. В центре купола проходила, напоминая выступающий над верхушкой кончик зонта, короткая медная трубка, служившая для вентиляции. Ни двери, ни окна не было. Для сообщения с внешним миром служил шестиметровый туннель, доходивший до пола палатки. Теоретически это был наилучший тип входа, так как холодный воздух, который тяжелее теплого, мог бы проникать из туннеля в палатку только по мере необходимости, когда вы открывали вентилятор. Установив палатку и вырыв туннель, мы устроили торжественный обед (впрочем, только из продуктов санного рациона) в помещении станции, впоследствии получившей название "Ледниковый щит".

На следующее утро – я снова цитирую Рили – "Все позавтракали вместе, после чего начались приготовления к отъезду Джеми, Раймила и Бингхема. Партия поспешно покинула станцию около четырех часов дня. Становилось холодно, так что Мартин и я вернулись в палатку и выпили по чашке какао. Мы немного прибрали снаружи и разложили свои вещи внутри. После ужина Мартин и я сыграли партию в шахматы, и он придумал очень красивый мат. Глава из "Ярмарки Тщеславия"18, а затем в постель".

В моем дневнике в этот вечер была сделана запись:

"Запрягли по девять собак в каждые нарты и быстро помчались в обратный путь; 33 километра за 4,5 часа".

Это расстояние отделяло уже Мартина и Квинтина от какого бы то ни было общества. Они остались на станции, чтобы каждые три часа производить метеорологические наблюдения, но в своем рассказе я уделяю больше внимания тому, как они ладили друг с другом и какой образ жизни вели.

Они сильно отличались по своему прошлому и по интересам. Мартин называл себя (не совсем правильно) типичным солдатом. Он побывал в Индии и в Африке, ему приходилось стрелять крупного зверя, а на родине он развлекался охотой и проводил праздники в поместье. В личных привычках он был склонен к небрежности и вечно что-нибудь терял.

Квинтин учился в Кембридже, где был рулевым на гоночной яхте. Единственным видом спорта, о котором он разговаривал, являлся парусный. Другими главными темами служили, насколько я помню, религия и его семья. Он был ревностным, догматичным католиком и мог без конца рассказывать о своем доме на острове Джерси, где его отец, Этелстан Рили, жил в замке Трините. В личных привычках он имел склонность к суетливости и педантичности. Больше, чем кто-либо из нас, Квинтин заботился о комфорте. Он привез с собой на Ледниковый щит резиновую грелку. Вынужденные экономить топливо, мы по дороге варили утром овсянку на воде из грелки.

31 августа Квинтин записал в дневнике:

"Чувствую, что жить с Мартином будет чудесно. Ничто не выводит его из равновесия, и он самый добродушный человек из всех, с кем мне приходилось встречаться. Поистине великолепный партнер для такой игры".