Текст книги "Последний оракул"

Автор книги: Джеймс Роллинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Откройте сумку!

Грей понимал, что протестовать или сопротивляться бесполезно. Он бросил сумку на асфальт, расстегнул ее и достал единственный находившийся в ней предмет – электрическую шлифовальную машину. Тот, кто его обыскивал, перевернул сумку и потряс ее над тротуаром, желая убедиться, что в ней ничего не осталось, а затем махнул рукой, веля Грею убираться прочь.

Проходя мимо собаки, Грей заметил мужчину в костюме, стоящего поодаль. На нем не было бронежилета, зато в его ухе было закреплено телефонное блютус-устройство. Мужчина отдавал незримому собеседнику какие-то приказы, и было очевидно, что он тут главный. Грей сразу вспомнил, что видел этого же человека в погрузочной зоне Музея естественной истории. Поравнявшись с ним, Грей скосил глаза на служебную карточку, прикрепленную к нагрудному карману пиджака, и прочитал три буквы: АВР. Агентство военной разведки.

Значилось на карточке и имя ее владельца: «МЭППЛТОРП».

Пока загадочный Мэпплторп не обратил внимания на проявляемый к его персоне интерес, Грей ускорил шаг, направляясь к Эспланаде. Вскоре он присоединился к двум остальным, поджидавшим его в отдалении от музея. Со стороны они не могли выглядеть подозрительно: трое обычных работяг, собравшихся поболтать во время перерыва.

Грей вновь постучал по микрофону рации. Он пытался поднять «Сигму» по тревоге. Наконец ему ответил знакомый голос:

– Грей! Куда ты запропастился?

Это был Пейнтер Кроу.

– Нет времени объяснять,– ответил Грей.– Мне нужна машина без опознавательных знаков. Пусть остановится на углу Четырнадцатой и Конститьюшн.

– Сейчас будет.

Направляясь к оговоренной точке эвакуации, Грей протянул руку в сторону Ковальски. Великан отдал ему одну из банок с краской.

– Мне противно даже нести эту гадость. Прямо мурашки по коже. Когда банка оказалась у него, Грей вздохнул с облегчением. На дне ее лежал странный маленький череп. Грей справедливо рассудил, что вряд ли кому-то захочется шарить рукой в густой латексной краске, особенно если банку несет рабочий, чей комбинезон заляпан этой же краской. После того как череп очистят, возможно, они наконец сумеют получить хоть какие-то ответы.

– У нас получилось! – торжествующе произнесла Элизабет. Грей промолчал.

Он знал, что до завершения этой истории еще очень далеко.

Через полмира от Вашингтона, в темной комнате без окон, проснулся мужчина. На стоявшей рядом панели круглосуточно работающих приборов светились маленькие огоньки. Он узнал моргание и ритм электрокардиографа, его нос уловил запах антисептика и йода. Ошеломленный, он резко дернулся на кровати. Огоньки поплыли перед глазами разноцветными испуганными рыбками.

Эта картинка вызвала к жизни что-то важное. Воспоминания.

Огоньки в темной воде...

Он пытался сесть, но локти были привязаны к поручням кровати. Больничной кровати. Он даже не мог оторвать руки от одеяла. Обессилевший, он снова упал на подушку.

«Я что, попал в аварию?»

Сделав вдох, мужчина вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Это было какое-то тревожное, щекочущее чувство. Он повернул голову и с трудом разглядел прямоугольник дверного проема. На пороге стояла темная фигура. Вот она двинулась, послышался звук шагов по кафельному полу, а затем шепот на незнакомом языке. Судя по звучанию слов, это был русский.

– Кто здесь? – хрипло спросил он.

Его гортань горела, словно он хлебнул кислоты.

Молчание. Темнота была неподвижна, словно смерть. Задержав дыхание, он ждал.

Внезапно у двери вспыхнул свет. Он слепил, причинял боль глазам. Мужчина инстинктивно попытался поднять руку, чтобы заслонить глаза, забыв о том, что руки привязаны к кровати.

Он беспомощно моргал. Свет исходил из маленького фонарика-ручки, и благодаря ему он увидел, как в его комнату крадучись вошли три маленькие фигуры. Дети. Фонарик держал мальчик лет двенадцати или тринадцати. Другой рукой он заботливо обнимал за плечи девочку на год или два младше его. Последним шел маленький мальчик, не старше восьми лет. Они подошли к кровати – боязливо, словно приближались к логову льва.

Самый высокий мальчик, который явно был их вожаком, повернулся к самому маленькому и что-то сказал ему по-русски. Слов было не разобрать, но, судя по интонации, это был вопрос. Он назвал своего спутника именем, напоминавшим английское Питер. Младший кивнул, указал на кровать и забормотал что-то на русском, причем в голосе его звучала уверенность.

Мужчина повернулся на кровати и наконец сумел с усилием прохрипеть:

– Кто вы? Что вам нужно?

Старший заставил его замолчать, направив ему в лицо луч фонарика, и с тревогой посмотрел на открытую дверь. После этого дети разделились. Старший мальчик и девочка принялись распутывать ремни, которыми были примотаны к кровати его конечности, а самый младший продолжал стоять на прежнем месте с широко открытыми глазами. Как и его спутники, он был одет в широкие штаны, темно-серую водолазку, а также курточку и вязаную шапочку того же цвета. Мальчик смотрел прямо на него, и это раздражало, поскольку мужчине казалось, будто ребенок читает что то у него на лбу.

Когда его руки оказались свободны, он сел. Комната снова поплыла перед глазами, но не так сильно, как в первый раз. Чтобы обрести равновесие, он провел рукой по голове и обнаружил, что его череп совершенно лыс. Несколько швов, которые он нащупал за левым ухом, утвердили муж чину в его первоначальном предположении. Вероятно, он действительно попал в аварию, и ему обрили голову для проведения хирургической oпeрации. И все же ощущение лысой головы под собственной ладонью по чему-то казалось до боли знакомым и естественным.

Прежде чем он успел разрешить в уме эту дилемму, мужчина поднес к глазам вторую руку. По крайней мере, попытался. Потому что она заканчивалась культей в районе запястья. От испуга и неожиданности его сердце гулко забилось. Авария, в которую он попал, видимо, была поистине страшной. Его целая рука гладила аккуратные стежки швов за ухом, как будто читая азбуку Брайля. Да, несомненно, это следы недавней операции. Однако его культя выглядела давно зажившей и даже огрубела. Он как будто почувствовал отсутствующие пальцы и от охватившего его отчаяния сжал их в невидимый кулак.

Старший мальчик отступил от кровати.

– Пойдем,– проговорил он на английском языке.

Из того, как скрытно действовали его избавители и какой таинственностью было обставлено его освобождение, мужчина сделал вывод о возможном существовании некоей опасности. Одетый в больничную пижаму, он спустил ноги на холодный кафельный пол. Комната снова пришла в движение.

– О-о-ох...

К горлу подступила тошнота.

– Скорее! – поторопил его старший мальчик.

– Подожди,– простонал мужчина, хватая ртом воздух, чтобы утихомирить желудок.– Объясни, что происходит.

– Нет времени,– сказал мальчик и двинулся к двери.

Он был неуклюжим, словно состоял только из рук и ног. Он пытался говорить властным тоном, но ломающийся голос выдавал его юный возраст и владеющий им страх. Приложив ладонь к груди, мальчик представился:

– Меня зовут Константин. Ты должен идти. Пока не стало поздно.

– Но я... Я не...

– Да. Ты растерян. Пока же знай: тебя зовут Монк Коккалис. Усмехнувшись, мужчина покрутил головой.

Монк Коккалис.

Это имя ему ничего не говорило. Он собрался возразить, исправить эту ошибку, но вдруг осознал, что его память обезоружена, а в том ее месте, где должно было находиться его имя, остался холостой патрон. Сердце сжалось, превратившись в болезненный комок, охватившая его паника мешала видеть. Как такое возможно? Мужчина снова пощупал швы за ухом. Он получил удар по голове? Оказался контужен? Он пытался отыскать внутри себя хоть какие-то воспоминания, помимо тех минут, которые, проснувшись, провел в этой комнате, но там, где он искал, не было ничего. Сплошная пустыня. Что же произошло?

Он вновь посмотрел на электрокардиограф, от которого к его груди тянулись провода. В углу стоял измеритель кровяного давления, рядом – металлический шест для капельниц. Но если он в состоянии назвать все окружающие предметы, почему ему не удается вспомнить собственное имя? Он шарил в своем прошлом в поисках чего-то, за что можно уцепиться, но за пределами этой комнаты царила пустота. У него больше не было памяти.

Самый маленький из детей словно почувствовал отчаяние, охватившее взрослого, и подошел к кровати. Свет от тонкого фонарика отражался в его голубых глазах. Монк, если это действительно было его имя, почувствовал, что малыш знает о нем больше, чем он сам. Словно доказывая это, мальчик прочитал все, что творилось у него в душе, и произнес единственные слова, которые могли заставить его подняться с кровати. Протянув руку ладонью вверх, будто прося милостыню, он сказал:

– Спаси нас.

5

5 сентября, 21 час 30 минут

Вашингтон, округ Колумбия

– Чернобыль? – переспросила Элизабет.– Что понадобилось отцу в России?

Она смотрела на двух мужчин, сидевших напротив нее за кофейным столиком. Сама она устроилась в кресле, спиной к окну, выходившему на зелень парка Рок-Крик. Их привезли в это место после того, как забрали от музея. Грей сказал, что это конспиративная квартира и совершенно безопасное место, но от его слов Элизабет вовсе не почувствовала себя в безопасности. Все происходящее чересчур напоминало шпионский роман. Однако очарование дома – уютного, двухэтажного, построенного из клинкерного кирпича и обшитого обожженным тигровым деревом – успокоило ее.

Хотя бы немного.

По приезде сюда она долго умывалась: оттирала руки и плескала водой в лицо, но ее волосы все равно пахли дымом, а ногти были испачканы краской. После этого Элизабет долго сидела на крышке стульчака, спрятав лицо в ладонях и пытаясь разобраться в событиях последних часов. Она не осознавала, что плачет, пока не почувствовала, что ладони мокры от слез. Слишком много всего на нее обрушилось. У нее до сих пор не было времени свыкнуться с мыслью о том, что отца больше нет. Хотя у нее не было сомнений в том, что это правда, Элизабет пока не была готова смириться с этим жестоким фактом.

И не будет готова до тех пор, пока не получит ответы на некоторые вопросы.

Именно эти вопросы в конце концов выгнали ее из ванной.

Элизабет смотрела на нового для нее человека, сидевшего за кофейным столиком. Он был представлен ей как босс Грея, директор Пейнтер Кроу. Элизабет изучала его. У него были угловатые черты и загорелое лицо– Будучи антропологом, она сразу же прочитала в его глазах наследие, доставшееся ему от его предков, американских индейцев, и их леденистый голубой цвет не мог ввести ее в заблуждение. Над ухом в его черных волосах белела седая прядь, напоминавшая перо цапли.

Мужчины сидели на диване, склонившись над ворохом бумаг, рассыпанных на столе.

Раньше чем она успела задать мучившие ее вопросы, с кухни вернулся Ковальски в носках. Его полированные ботинки стояли на полке холодного камина.

– Вот, нашел крекеры «Ритц» и что-то типа сыра,– оповестил он присутствующих.– В этом я, правда, не уверен. Зато у них есть салями.

Он наклонился и поставил тарелку перед Элизабет.

– Спасибо, Джо,– сказала она, тронутая этим незатейливым проявлением заботы посреди царящей вокруг неразберихи.

От смущения у великана вспыхнули уши.

– Не за что,– прогудел он и выпрямился, затем ткнул пальцем в тарелку, но позабыл, что хотел сказать, и, помотав головой, ретировался к камину, чтобы в очередной раз осмотреть свои ботинки.

Пейнтер откинулся на спинку дивана, и Элизабет переключила внимание на него.

– Что касается Чернобыля, то мы не знаем, зачем ваш батюшка ездил туда. Более того, мы проверили его паспорт, и там нет записей о том, что он выезжал из страны, посещал Россию и затем вернулся в Соединенные Штаты. Последняя запись о его путешествиях сделана пять месяцев назад. Он летал в Индию. Больше о его перемещениях нам ничего не известно.

Элизабет кивнула.

– Он часто ездит туда. По крайней мере дважды в год.

– В Индию? Зачем? – спросил Грей.

– У него исследовательский грант. Будучи неврологом, он изучал биологическую основу инстинктов. Он работал совместно с профессором психологии в университете Мумбая.

Грей посмотрел на своего босса.

– Я проверю,– сказал Пейнтер.– Мне уже приходилось слышать о том, что ваш отец проявляет интерес к изучению инстинктов и интуиции. Собственно говоря, именно по этой причине его и взяли в «Ясоны».

Последняя фраза была адресована Грею, но Элизабет напряглась при упоминании этой организации. Она не могла скрыть отвращения.

– Так вы о них знаете... о «Ясонах».

Пейнтер посмотрел на Грея, а затем вновь перевел взгляд на Элизабет.

– Да, мы знаем, что ваш отец работал на них.

– Работал? Уместнее сказать, что он был одержим ими.

– Что вы имеете в виду?

Элизабет рассказала о том, как работа с военными переросла у отца во всепоглощающую страсть. Каждое лето он пропадал на один-два месяца, а иногда и больше, остальная же часть года была посвящена выполнению им своих обязанностей в качестве профессора Массачусетского технологического института. В результате дома он бывал очень редко. Это привело к тому, что отношения между ее родителями стали крайне напряженными, взаимные обвинения переходили в ссоры. Мать думала, что у отца роман на стороне.

Подобная обстановка в доме еще больше отдалила отца от семьи. Крепкий некогда брак рассыпался на куски. Мать, уже находившаяся на грани алкоголизма, перешагнула эту грань. Когда Элизабет было шестнадцать, мать, напившись до чертиков, села за руль их внедорожника и свалилась на нем в реку Чарльз. Был ли это несчастный случай или самоубийство, установить так и не удалось.

Но Элизабет знала, кто являлся истинным виновником случившегося.

После этого она редко разговаривала с отцом. Каждый из них замкнулся в своем собственном мире. Теперь не стало и отца. Навсегда. Несмотря на горечь потери, она все же не могла окончательно вырвать из сердца обиду на этого человека. Даже его странная смерть превратилась для нее в мучительный кроссворд.

– Как вы считаете, участие отца в деятельности «Ясонов» как-то связано с его смертью? – спросила она наконец.

– Трудно сказать,– покачал головой Пейнтер.– Расследование только началось. Но мне удалось узнать, с каким из секретных военных проектов была связана работа вашего отца. Этот проект назывался...

– «Звездные врата»,– закончила за него Элизабет. Удивление, отразившееся на лице директора, польстило ей. Ковальски, сидевший в кресле у камина, встрепенулся.

– Эй, я смотрел этот фильм! Там инопланетяне и всякое такое, да?

– Нет, Джо, это не те «Звездные врата»,– ответила Элизабет.– А вы, мистер Кроу, не волнуйтесь. Мой отец не разглашал государственных секретов. Простоя пару раз случайно слышала, как он упоминал название этого проекта. А потом, лет десять спустя, я прочитала рассекреченный доклад ЦРУ, обнародованный благодаря закону о свободе информации.

– В чем суть этого проекта? – осведомился Грей.

Пейнтер мотнул головой в сторону лежавшей на столе стопки документов.

– Все детали – здесь, вплоть до времен холодной войны. Официально проект курировал второй по величине мозговой центр страны, Стэнфордский исследовательский институт, который впоследствии разработал технологию «стеле». Но тогда, в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, ЦРУ поручило институту выяснить, возможно ли использовать парапсихологию для сбора разведданных.

– Парапсихологию? – переспросил Грей, удивленно вздернув брови. Пейнтер кивнул.

– Телепатию, телекинез... Но в первую очередь они сосредоточили свои усилия на изучении ясновидения. Этот феномен называется также «дальновидением» или «видением на расстоянии». Индивидуумы, обладающие таким даром, могли бы следить за различными местами и событиями, находясь за тысячи миль от них, одной только силой своего сознания.

Ковальски в своем углу презрительно фыркнул.

– Психошпионы!

– Да, это звучит безумно, но не забывайте: в самые мрачные дни холодной войны любое преимущество, завоеванное Советами, должно было стать достоянием нашей разведки. Любой технологический перевес в пользу противника считался недопустимым. Советский Союз шел на все ради достижения цели. Для Советов парапсихология являлась мультидисциплинарной областью знаний, в которую входили бионика, биофизика, психофизика, психология и нейрофизиология.

Пейнтер кивнул в сторону Элизабет.

– Вот и работы вашего отца в области исследования интуиции и инстинктов. Это из области нейрофизиологии.

Элизабет покосилась на Грея. Взгляд его был недоверчивым, однако он молчал и слушал. Она решила последовать его примеру.

– В отчетах ЦРУ говорится, что Советы добились первых успехов. В тысяча девятьсот семьдесят первом году советская программа, хотя она и без того относилась к разряду секретных, была засекречена вообще на мертво – так, будто ее и не бывало. Ручеек информации пересох. Единственное, в чем мы были уверены, так это в том, что исследования в России продолжаются и финансирует их КГБ. Нам было необходимо дать адекватный ответ, иначе мы остались бы позади. Вот тогда к работе и подключили Стэнфордский исследовательский институт.

– И какими были результаты? – спросил Грей.

– В лучшем случае смешанные,– ответил Пейнтер. Элизабет тоже читала рассекреченный доклад.

– Откровенно говоря, этот проект оказался не очень успешным,– сказала она.

– Это не совсем так,– возразил Пейнтер.– В официальных отчетах говорится, что ясновидение давало результаты в пятнадцати процентах из ста, а это гораздо выше среднестатистических показателей. Кроме того, имелись и вовсе исключительные случаи. Взять, к примеру, нью-йоркского художника Инго Сванна. Он был способен в мельчайших деталях описать здание, получив только его географические координаты – широту и долготу. Его попадания, по словам некоторых официальных лиц, достигали восьмидесяти пяти процентов.

Пейнтер, должно быть, прочитал сомнение в глазах своих слушателей и постучал пальцем по стопке бумаг.

– Эксперименты Стэнфордского исследовательского института были продублированы в Форт-Миде[4]4
  Форт-Мид – город в американском штате Мэриленд, где расположена штаб-квартира Агентства национальной безопасности США.


[Закрыть] и лаборатории по изучению аномальных явлений Принстонского университета. Один из самых известных случаев связан с похищением и спасением бригадного генерала Джеймса Дозьера. По словам физика, курировавшего проект, один ясновидящий назвал город, куда перевезли похищенного, а второй описал здание, в котором его держали. Описал детально, вплоть до кровати, к которой был прикован генерал. От таких результатов трудно отмахнуться.

– И все же отмахнулись,– проговорила Элизабет.– Насколько мне известно, исследования заморозили в середине девяностых. Затем программу вообще закрыли.

– Не совсем,– загадочно произнес Пейнтер.

Но прежде чем он успел объяснить свою реплику, его перебил Грей.

– Однако если вернуться к началу... Какое отношение все это имело к «Ясонам»?

– Ага, я как раз хотел перейти к этому. Судя по всему, Стэнфордский исследовательский институт, подобно Советам, начал расширять границы своих исследований, распространяя их на другие дисциплины.

– Вроде нейрофизиологии, которой занимался доктор Полк,– подсказал Грей.

Пейнтер кивнул.

– Поскольку проект был засекречен, власти привлекли к работе двух ученых из числа «Ясонов», поручив им проводить параллельные исследования. Одним из них был ваш отец, Элизабет, а вторым – доктор Трент Макбрайд, инженер-биомедик, специальностью которого являлась физиология мозга.

Это имя было знакомо Элизабет. Она помнила поздние визиты в их дом, когда отец надолго запирался в своем кабинете с различными людьми, среди которых был и доктор Макбрайд. Да и сложно было забыть этого громогласного и добродушного мужчину. Он приносил ей подарки – первые издания книг про Нэнси Дрю.

– Я пытался связаться с доктором Макбрайдом,– продолжал Пейнтер,– но повсюду мне говорили только одно: о нем никто ничего не слышал вот уже пять месяцев.

Элизабет почувствовала озноб.

– Пять месяцев... Именно тогда отец улетел в Индию. Они с Греем обменялись обеспокоенными взглядами. Что же, в конце концов, происходит?

21 час 40 минут

Юрий Раев вышел из лифта на подземном этаже исследовательского учреждения. После того как Юрию перезвонили, ему понадобилось сорок пять минут, чтобы доехать до Военно-медицинского исследовательского института Уолтера Рида в Мэриленде. Здание представляло собой полмиллиона квадратных футов лабораторных площадей, большая часть которых была предназначена для проведения биологически опасных исследований. Это означало, что здесь работают со всеми разновидностями инфекционных заболеваний.

Чтобы связаться с «Ясонами», Юрий использовал пароль тревоги – «Пандора». Потребовалось еще десять минут для того, чтобы его вызов дошел до тех, кто был ему нужен, «тайного кабинета» организации, представители которого сотрудничали с русскими в осуществлении проекта, направленного «на благо обеих наций». Юрий надеялся заручиться поддержкой «Ясонов», которые могли бы помочь ему вырвать Сашу из лап Мэпплторпа. «Ясоны», обладая разносторонними научными познаниями, понимали, с какой деликатностью необходимо обращаться с подобным ребенком – как в физиологическом, так и в психологическом плане. А вот Мэпплторп, наоборот, балансировал на грани допустимого, движимый политическими амбициями и слепым эгоизмом. Юрий не доверял этому человеку.

Однако теперь, когда Саша пропала, ему были нужны союзники на американской земле.

Юрию было предложено встретиться с доктором Джеймсом Ченом, неврологом и членом «тайного кабинета», чтобы выработать план совместных действий. На встрече должен был присутствовать еще один член «Ясонов». «Человек, который сможет помочь»,– сказали ему.

Получив четкие инструкции и пропуск в здание, Юрий шел по коридору. В столь поздний час все двери были закрыты. На этом уровне было мало лабораторий. Запах хлорки щекотал нос и маскировал другой, мускусный запах. За одной из дверей послышались звуки, напоминавшие обезьяний визг. Должно быть, здесь держали подопытных животных, поэтому и людей тут сейчас не было.

Он заглянул в бумажку с номером комнаты, где ему назначили встречу.

В-2 340.

Отыскав нужную дверь с матовым стеклом, Юрий постучал. По стеклу промелькнула тень, и дверь распахнулась.

 – Доктор Раев? Спасибо, что пришли.

На пороге стоял молодой мужчина азиатской внешности в белом лабораторном халате, из-под которого выглядывали синие джинсы. На его темечке, стеклами вверх, красовались очки, словно он их там забыл. У одной стены стоял незатейливый стол, вдоль противоположной выстроился ряд железных клеток. В пространство между прутьями время от времени высовывались влажные черные носы, из клеток доносилось шуршание и царапанье маленьких когтей. Лабораторные крысы. Только эти были безволосыми, если не считать усов.

Доктор Чен провел его к открытой двери в задней части комнаты. За ней располагался кабинет, в котором царил форменный кавардак: стальной стол был завален книгами записей, белая доска изрисована квадратиками с напоминаниями о том, что предстоит сделать, шкаф забит стеклянными банками со всевозможными образцами.

Юрий был удивлен, увидев знакомую фигуру, ссутулившуюся за столом. Человек говорил по сотовому телефону. В этом пятидесятилетнем мужчине без труда угадывались шотландские корни: массивное сложение, красные щеки и рыжая с сединой борода – аккуратно подстриженная и скрывающая выступающую вперед нижнюю челюсть. Он возглавлял группу «Ясонов», выделенную в помощь русским, а также являлся коллегой и давним другом доктора Арчибальда Полка.

Доктор Трент Макбрайд.

– Он только что вошел,– проговорил Макбрайд в трубку, приветственно кивнув Юрию.– Я всех проинструктирую примерно через час.

Он закрыл телефон, встал и протянул Юрию руку.

– Мне сообщили новые детали в связи с вашей ситуацией. Учитывая нестабильное состояние девочки, это дело первостепенной важности. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ребенка.

Юрий пожал американцу руку и сел на стул. Он хоть и был удивлен, но при этом испытывал облегчение, обнаружив здесь Макбрайда. Под обычной для того маской добродушной бравады таился острый, практичный ум.

– Значит, вы понимаете, насколько важно отыскать ее, причем как можно скорее? – спросил Юрий.

Макбрайд кивнул и задал встречный вопрос:

– Как долго девочка может продержаться без своих лекарств?

– Тридцать два часа.

– А последняя инъекция была сделана...

– Семь часов назад,– мрачно ответил Юрий. Значит, чтобы найти Сашу, остается чуть больше суток.

– В таком случае нам придется поторапливаться,– сказал Макбрайд.– Как вы можете догадаться, Мэпплторп уже звонил мне. Собственно говоря, именно по этой причине я приехал сюда лично.

– Я думал, вы находитесь в Женеве. Разве вы не приняли решение уйти со сцены и оставаться за кулисами?

– Лишь до тех пор, пока не будет разрешен вопрос с Арчибальдом.– Иго взгляд, направленный на Юрия, стал жестким.– Теперь это произошло, но исход мог бы быть и получше.

– Вы не хуже меня знаете, что доктор Полк не прожил бы и нескольких дней. Я должен был сделать то, что сделал.

Макбрайд немного смягчился.

– И, как вы помните, я голосовал против того, чтобы привлечь доктора Полка к исследованиям.

Макбрайд откинулся на спинку кресла, которое жалобно скрипнуло под его внушительным весом.

– Я искренне верил в то, что Арчибальд будет более сговорчивым, особенно после того, как познакомится с проектом поближе. В конце концов, этот проект является продолжением работы, которой он посвятил всю свою жизнь. И, учитывая опасность, которую доктор стал собой представлять, единственным выходом было...

Американец печально развел руками.

Доктор Полк подобрался слишком близко к самому сердцу проекта. Даже Макбрайд не знал, насколько близко. В их распоряжении оставалось лишь два варианта: либо завербовать его, либо уничтожить.

Вербовка провалилась, причем – с катастрофическими последствиями. Будучи привезен в Муравейник, Полк бежал оттуда, прихватив с собой важную улику и сверхсекретные сведения. Им не оставалось ничего другого, кроме как ликвидировать его.

– Я весьма сожалею по поводу Арчибальда,– проговорил Юрий.

Это было правдой. Смерть доктора, хотя и являлась трагической необходимостью, стала при этом невосполнимой утратой. Профессор в одиночку добился огромных успехов и был готов обнародовать достижения, которые русские «ранили в строжайшем секрете от американцев. В конце концов и те и другие осознали, насколько полезен был доктор Полк.

И до его похищения, и после.

– Что касается пропавшей девочки...– заговорил Юрий, но Макбрайд его перебил:

– Насколько я понимаю, она – один из объектов вашей программы «Омега»?

Юрий утвердительно кивнул.

– Ее эффективность доходит до девяноста семи процентов. Она жизненно необходима для нашей программы. Да и для вашей тоже. Боюсь, Мэпплторп не понимает, насколько деликатным должен быть баланс, чтобы сохранить омега-субъект живым и дееспособным.

Макбрайд потер переносицу.

– Во время нашего телефонного разговора Мэпплторп высказал предположение относительно того, что, возможно, нам стоит отловить ребенка самостоятельно и для собственных нужд.

– Чего-то в этом роде я от него и ожидал.

За спиной Юрия дверь кабинета открылась, и он услышал, как доктор Чен кого-то приветствует – сухо и формально. Он повернул голову и с ужасом увидел, как в комнату входит предмет их разговора. Выражение обвисшей физиономии Мэпплторпа было даже более кислым, нежели обычно. В душе Юрия зашевелились самые дурные предчувствия.

Макбрайд встал.

– А, Джон! Мы как раз говорили о вас. Улыбнулась ли вашей команде удача в возвращении похищенного черепа?

– Нет, хотя мы облазили оба музея – от подвала до чердака.

– Странно,– произнес Макбрайд, нахмурившись.– А относительно девочки какие-нибудь новости имеются?

– В небе барражируют вертолеты, прочесывая город квадрат за квадратом. Пока – ничего. И сигнал от следящего устройства до сих пор не поступал.

– Следящее... Какое следящее устройство? – вскинулся Юрий. Макбрайд обошел стол и, подойдя к Юрию, поднес к его лицу сжатый кулак. Когда он разжал пальцы, на его ладони лежал крохотный предмет, чуть больше булавочной головки. Юрию пришлось наклониться ближе, чтобы рассмотреть его.

– Чудо нанотехнологий,– сказал Макбрайд.– Пассивный микропередатчик с короткоимпульсным аттенюатором и стерильным полимерным корпусом. Во время последнего посещения Муравейника я ввел такие устройства всем детям.

Юрий ничего не знал о подобных имплантациях, но, с другой стороны, даже ему говорили далеко не все.

– Мартова одобрила введение этих следящих устройств? Макбрайд посмотрел на Юрия и вздернул бровь, словно говоря: «Вы же умный человек, доктор Раев!» Юрий понял: Савина ничего не знает об этом. Макбрайд ввел детям крохотные приборы по собственному почину, втайне от всех остальных. Юрий имел постоянный и неограниченный доступ к детям, но при этом сам находился под постоянным наблюдением.

Он смотрел на передатчик. Тот был настолько мал, что ввести его в организм или тело человека можно было сотней способов. Но для чего Макбрайду...

Мозг Юрия лихорадочно анализировал различные возможности, вероятности и последствия. Макбрайд, должно быть, действительно ввел передатчики всем детям. После этого ему оставалось лишь активировать соответствующий сценарий, чтобы один или несколько детей покинули гнездо.

Перед внутренним взглядом Юрия возникло лицо Арчибальда Полка в последние секунды его жизни, и тут же осознание страшной истины сразило его, как удар в солнечное сплетение.

– Это все было подстроено,– выдохнул Юрий.– Побег доктора Полка...

– Очень хорошо,– улыбнулся Макбрайд, как учитель, довольный успехами ученика.

Тень Мэпплторпа наковальней упала на Юрия.

Его одурачили.

Он посмотрел на Макбрайда.

– Вы были в Муравейнике, когда Арчибальд сбежал. Это вы организовали его побег!

Последовал кивок.

– Нам было необходимо извлечь одного из ваших омега-субъектов на свет божий.

– Вы использовали доктора Полка в качестве наживки. Вашего друга и коллегу!

– К сожалению, это было необходимо.

– А он... Арчибальд знал, что его используют? Макбрайд устало вздохнул.

– Я думаю, он мог подозревать, хотя... выбирать ему было не из чего. Либо умри, либо пройди сквозь строй. Иногда приходится быть патриотом помимо собственной воли. И должен сказать, у него это получилось отлично. Он почти добежал до финиша.

– И все это для того, чтобы похитить ребенка? Макбрайд снова помассировал переносицу.

– Мы подозревали, что вы, русские, что-то скрываете. Разве не так? Лицо Юрия оставалось бесстрастным. Это было правдой, но он не знал масштабов того, что скрывали от американцев.