Текст книги "Шут"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Эндрю Гросс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Часть четвертая
Сокровище

Глава 79

Громадного роста неуклюжий мужчина в овечьей телогрейке неспешно правил изгородь, легко орудуя тяжелым деревянным молотком.

Я только что выбрался из леса и еще не успел сменить изодранный в клочья наряд шута на полученную от Эмили монашескую рясу. Путь домой занял почти неделю. Избегая встреч с людьми, я держался подальше от дорог и почти ничего не ел. У меня не было с собой ничего, ни денье, ни корки хлеба.

– Ты никогда не починишь забор, если будешь так лодырничать, – крикнул я.

Здоровяк опустил молоток, повернулся и, нахмурив густые, кустистые брови, посмотрел в мою сторону.

– Эй, вы только посмотрите, кто вылез из лесу! Замызганная белка в костюме феи.

– Я бы тебе ответил, Одо, если б не молоток в твоей руке.

Кузнец прищурился.

– Я тебя знаю, пьянчужка?

– Знаешь, если только с нашей последней встречи мозги у тебя не заплыли жиром, как брюхо.

– Хью? – воскликнул кузнец.

Мы обнялись, и Одо даже подбросил меня вверх.

– А мы слышали, что ты умер. – Он покачал головой. – Потом узнали, что тебя видели в Трейле в костюме шута. Поговаривали еще, что ты перебрался в Боре. Что убил того хрена, Норкросса. Скажи, во всем этом есть хоть немного правды?

– Все правда. Кроме одного. Как видишь, я не умер.

– Ну-ка, ну-ка, дружище, посмотри мне в глаза. Ты и впрямь убил кастеляна герцога?

Я вздохнул и улыбнулся, как смущенный незаслуженной похвалой младший брат.

– Да, убил.

– Ха, я так и знал, что ты их перехитришь, – рассмеялся кузнец.

– Да, Одо, много чего случилось. И веселого, и грустного.

– Нам тоже есть что рассказать. Давай садись. Предложить, правда, нечего, кроме вот этого забора. Он, конечно, не такой мягкий, как подушки у Болдуина... – Мы присели. – Последний раз, когда я тебя видел, ты умчался как сумасшедший в лес, преследуя дух жены.

– Не дух, Одо. Я знал, что она жива, и оказался прав.

– Что? Софи жива?

– Я нашел ее в тюрьме. В Боре.

– Вот же сукин сын! – хмыкнул кузнец, и глаза его весело заблестели. Но уже в следующее мгновение он снова посерьезнел. – Но из леса ты выполз один. Где же...

Я опустил голову.

– Она умерла, Одо. Умерла у меня на руках. Я нашел Софи слишком поздно. Они держали ее там как заложницу, думали, будто у нас есть что-то ценное, что-то принадлежащее им. Я вернулся, чтобы рассказать обо всем ее брату Мэттью.

Он тяжело вздохнул.

– Очень жаль, Хью, но это невозможно.

– Почему? Что случилось?

– Люди Болдуина... они снова побывали здесь. Искали тебя. Называли тебя убийцей и трусом. Говорили, что ты сбежал из армии и убил кастеляна. Потом разграбили деревню. Предупредили, что тот, кто укроет тебя, будет повешен. Некоторые из нас...

Порыв ветра ударил в лицо, принеся с собой отвратительный запах, от которого живот выворачивало наизнанку.

– Что это за вонь, Одо?

– Мэттью пытался заступиться за тебя, – продолжал кузнец. – Сказал, что с тобой обошлись не по справедливости. Что кастелян сжег твой дом, убил сына и забрал жену. Что если Норкросс сдох, то так ему и надо. Мэттью показал им постоялый двор, который начал восстанавливать заново. И знаешь, они словно с цепи сорвались. Повесили Мэттью. Потом, когда он еще висел, привязали веревкой к коням... В общем, его разорвали на части.

– Нет!

Я застонал от боли. Еще одна смерть из-за меня. Бедный Мэттью. Чем он провинился перед ними? Боже, когда же кончится этот кошмар?

Я поднял голову. Новый страх уже холодил грудь.

– Ты не ответил... Что это за запах?

Одо покачал головой.

– Они сожгли наш городок, Хью.

Глава 80

Вместе с Одо я прошел по разоренной, пустынной местности, которую всего лишь два года назад называл своим домом.

Все вокруг – поля, избы, амбары – превратилось в почерневшие холмики из камня и золы. Тут и там виднелись заваленные мусором пепелища; кое-где дома уже начали отстраивать заново. Мельница, еще недавно самое красивое строение в городе, лежала в развалинах поперек реки.

Завидев нас, люди опускали молотки, откладывали пилы. Игравшие на улице дети сначала с любопытством уставились на чудного незнакомца, потом, узнав меня, замахали руками и закричали:

– Это же Хью! Хью! Ты насовсем вернулся?

Скоро меня сопровождала целая процессия любопытных. Странное я, должно быть, являл зрелище – в потрепанной клетчатой тунике и рваных зеленых чулках. Мы с Одо направились к площади. В прошлый раз, ошеломленный известием о смерти сына и исчезновении жены, я так спешил, что ничего не заметил. Сейчас все выглядело по-новому, непривычно и жалко.

– Слава Богу, это Хью! – кричали одни. – Он вернулся.

Другие плевали на дорогу передо мной.

– Уходи, Хью. Ты хуже дьявола. Посмотри, что с нами сделали. Из-за тебя.

К тому времени как я добрался до площади, там собралось человек семьдесят, почти весь наш городок. Люди обступили меня плотным кольцом.

Я остановился перед нашим домом. Две новые бревенчатые стены опирались на каменные колонны. Взявшись за восстановление постоялого двора, Мэттью намеревался сделать его лучше, красивее и прочнее, чем прежде. И снова злость всколыхнулась во мне черной волной. Будь они прокляты! Это я убил Норкросса. Я проник в замок. Какое же они имели право мстить всему городу?

Слезы подступили к глазам. Я плакал. Плакал так, как не плакал много-много лет, с тех пор как был ребенком.

Будь ты проклят, Болдуин. И будь проклят я сам. За глупую гордость.

Я опустился на колени. Жена, сын... Мэттью... Все погибли. Все погибло. Сколько смертей.

Люди стояли молча, давая мне выплакаться. Потом кто-то положил руку мне на плечо. Я проглотил слезы и поднял голову. Отец Лео. Раньше я никогда не обращал особого внимания ни на него самого, ни на его проповеди. Сейчас я молил о том, чтобы он не убирал руку, потому что только она не позволяла мне упасть на землю под бременем стыда и горя.

– Не кори себя, Хью, – тихо сказал священник. – Это не ты сделал, а Болдуин.

– Да, Хью, ты ни при чем, – поддержали его из толпы. – Ты не виноват. Это дело рук Болдуина.

– Мы платим положенное, и вот как этот ублюдок благодарит нас, – крикнула какая-то женщина.

– Хью должен уйти, – возразила другая. – Он убил Норкросса. Из-за него у нас одни несчастья.

– Да, он убил Норкросса. И правильно сделал! Кому еще из нас выпало такое горе?

Голоса звучали все громче. Одни защищали меня, другие проклинали. Несколько человек начали бросать в меня камни.

Одо и отец Лео пытались вразумить недовольных.

– Пожалей нас, Хью, – услышал я. – Пожалуйста, уходи, пока рыцари не вернулись.

Шум перекрыл громкий женский голос. Все повернулись и замолчали.

Это была Мари, жена мельника. Я помнил ее. Она была лучшей подругой моей Софи, и в тот день, когда Норкросс утопил ее сына, они вместе ходили к колодцу.

– Мы потеряли больше, чем вы. – Выступив вперед, она обвела толпу горящим взглядом. – Двух сыновей. Одного забрал Болдуин, другого – война. Да еще и мельница... Но Хью пострадал сильнее всех. Вы вините его, потому что боитесь указать на истинных виновников. Не Хью сжигал наши дома, а Болдуин.

– Мари права, – поддержал ее муж, Жорж. – Убив Норкросса, Хью отомстил и за нашего сына. – Он протянул мне руку и помог подняться. – Я рад, что ты вернулся.

– И я, – прогремел Одо. – Надоело пригибаться каждый раз, когда к городу приближается всадник.

– Верно, – закивал портной Мартин. – Не Хью виноват в наших бедах, а Болдуин. Но что мы можем сделать? Мы же все связаны с ним клятвой.

И вот тогда, в тот самый миг, когда я, глядя в глаза соседей и друзей, видел страх и беспомощность, меня вдруг осенило:

– Тогда откажемся от клятвы.

Все как будто онемели.

– Откажемся от клятвы? – ахнул портной.

Люди переглядывались и качали головами, как будто я предложил что-то безумное.

– Если откажемся от клятвы, Болдуин вернется. И тогда запылают уже не только наши дома.

– Когда он вернется, мы будем готовы к встрече, – громко сказал я.

Настороженная тишина повисла над площадью. На меня смотрели как на еретика, навлекшего своими словами кару на головы всех.

Я же знал одно: только это, эти слова и эта идея, принесет нам свободу.

Я вскинул руку и крикнул:

– Долой клятву!

Глава 81

Пробежав мимо опешившей стражи, Эмили постучала в дверь спальни Анны.

– Пожалуйста, госпожа, мне нужно...

Один из стражников попытался остановить девушку:

– Госпожа отдыхает.

– Мне нужно!

В ней все кипело. Герцог вернулся только поздним вечером, но сейчас Эмили даже не думала о нем – ее мысли занимала Анна. Анна, ее госпожа. Анна, которой она служила. Анна, преступившая черту, отделяющую добро от зла.

С самого утра она думала, ломала голову и молилась, но так и не нашла ответа на вопрос: что делать? Эмили понимала, что и сама преступила черту, когда помогла Хью. Помогла человеку, убившему одного из людей герцога. Уже за одно это ей грозила тюрьма. Снова и снова девушка спрашивала себя: "Если ты пересекла черту, готова ли идти дальше и потерять все? Лишиться семейного благословения, положения при дворе. Имени..." И каждый раз сама же себе отвечала: "А разве ты могла поступить иначе?"

Она толкнула дверь.

Девятилетний сын герцогини, Уильям, уже одетый для прогулки, собирался уходить, и Анна, увидев Эмили, поспешила выпроводить его.

– Иди, иди. Отец ждет тебя, сынок. Добудь для меня приз.

– Хорошо, мама, – крикнул мальчик, выбегая.

Анна, несмотря на поздний час, еще не встала.

– Вы больны, моя госпожа? – спросила Эмили.

– Судя по тому, как вы ворвались в мою спальню, вас вряд ли заботит мое здоровье, – сердито сказала герцогиня.

– Вы ошибаетесь, госпожа. Я и пришла только для того, чтобы обсудить с вами кое-что, касающееся непосредственно вас.

– Обсудить... – Анна вздохнула. – Могу предположить, что предметом обсуждения будет ваш протеже, этот шут, этот глупец...

– Да, он шут. Да, глупец. Но вся его глупость в том, что он поверил вам, госпожа. Как и я.

– Вот как. Значит, речь пойдет не о нем. Понятно. Но мы с вами...

– Вы поступили с ним не по справедливости, госпожа. Вы обошлись с ним жестоко и бесчестно. И тем самым оскорбили меня.

– Я оскорбила вас? – Анна презрительно рассмеялась. – Вашего Хью разыскивают за убийство. Он преступник. Его ищут в двух герцогствах и скоро найдут. А когда найдут, повесят на площади.

Эмили побледнела.

– Я слышу ваш голос, госпожа, но эти слова не могут принадлежать вам. Вы были мне все равно что мать. Что же стало с вами? Что стало с женщиной, не боявшейся выступать против мужа? С той, которая в его отсутствие сумела проявить и твердость, и благородство духа?

– Уходите, дитя мое. Пожалуйста, уходите. Не пытайтесь наставлять меня в том, чего сами не понимаете.

– Мне достаточно того, что я знаю. Ваши люди разграбили его деревню. Они убили его сына, похитили и бросили в тюрьму его жену. Она умерла. Здесь, в вашей темнице. И вы знали об этом.

– Знала? Откуда? Откуда мне было знать, что какая-то грязная шлюха, которую держат здесь за решеткой, на самом деле жена вашего шута? Тафуры не подчиняются мне. Только мой муж имеет над ними какую-то власть. Я понятия не имею, откуда они взялись и какие безумства творят здесь.

Их взгляды встретились.

– Их безумства отныне на вашей совести, госпожа, – твердо произнесла Эмили.

– Уходите! – воскликнула герцогиня. – Неужели вы думаете, что если бы я знала, кто такой на самом деле этот шут, он был бы сейчас на свободе? Неужели вы думаете, что я упустила бы того, кого мы все давно и тщетно ищем? Да он уже давно висел бы на площади или гнил в тюрьме со своей женой.

– Вы ищете Хью? – Эмили непонимающе уставилась на герцогиню. – Но зачем?

– Потому что ваш шут владеет величайшим сокровищем всего христианского мира и сам не догадывается об этом.

– Каким сокровищем? У него ничего нет. Вы лишили его всего.

– Уходите! – Анна откинулась на подушки. – И уносите с собой ваше понятие о справедливости, добре и зле и прочую чушь. Все то, из-за чего вы сбежали как от своего отца, так и от предназначенной вам судьбы. Ступайте, Эмили!

В порыве злости герцогиня вскочила с постели и...

– О Боже, что это? – вырвалось у девушки.

Правую сторону лица Анны украшал багровый синяк. Другие покрывали шею и плечи.

– Не подходите.

Герцогиня упала на подушки.

– Пожалуйста, госпожа, не отворачивайтесь от меня. Откуда эти синяки?

Анна тяжело вздохнула.

– У каждого своя тюрьма, дитя мое. Хотите увидеть – смотрите!

Эмили охнула и, подбежав к лежащей на кровати женщине, села рядом с ней и обняла за плечи.

– Это сделал Стефен?

– Да, дитя мое. И это та самая правда, сторонницей которой вы так отважно себя провозглашаете. Правда женщины.

Глава 82

Первым делом я поднялся на холм, где покоился в могиле мой сын, Филипп.

Я опустился на колени и перекрестился.

– Твоя мать, Филипп... Перед смертью она говорила о тебе. – Я сел на землю. – Мой дорогой, мой милый сын...

Я не знал, что искали те ублюдки. Они хотели забрать то, чего у меня определенно не было. То, из-за чего умерли самые близкие, самые дорогие люди на свете.

Я разгреб землю и достал безделушки, которые принес с собой из Святой земли.

Позолоченная шкатулка для благовоний, купленная в Константинополе. Как я радовался, покупая ее. Как был уверен, что вернусь домой с богатством и во славе. И чем все обернулось...

Нико, Робер, Софи... все они умерли. Слезы навернулись на глаза, и я не стал их вытирать.

Ножны с инкрустацией и загадочной надписью... Я нашел их на горном перевале. Золотой крестик из церкви в Антиохии. И это – сокровища? И это то, что навлекло на меня страшное проклятие? Если я верну их им, неужели наш город оставят в покое?

К боли утраты добавилась злость.

– Неужели это все из-за вас? – крикнул я. – Неужели из-за вас умерли моя жена и сын?

Я схватил крест и швырнул его в траву. Безделушки! Мелочь! Разве стоите вы того, что я потерял?

В памяти всплыли вдруг последние слова Софи. Не отдавай им то, что они ищут.

Что, Софи, что они ищут? Чего я не должен им отдавать?

Обхватив голову руками, я сидел на могиле Филиппа и плакал.

– Что ты хотела мне сказать, Софи? Что я не должен отдавать?

Я не знаю, сколько часов просидел там. Приближался вечер, когда я наконец поднялся, положил все на место, засыпал сверху землей и, вздохнув, попрощался с сыном.

Не отдавай им то, что они ищут.

Хорошо, Софи, я ничего им не отдам.

Потому что и сам не знаю, что им нужно.

Глава 83

Лето уступило место осени, и я понемногу втянулся в привычную жизнь деревни.

Дело у меня было.

Я продолжил то, что начал Мэттью. Днем таскал тяжелые бревна, ставил на место, поднимал, сбивал, а с наступлением темноты отправлялся спать в лачугу Одо, где мы все – сам кузнец, его жена, двое детей и я – ютились в одной-единственной комнатушке.

Мало-помалу городок возрождался, оживал. Крестьяне готовились убирать урожай. Разрушенные жилища латали, крыши покрывали соломой, дыры закладывали камнями, стены замазывали глиной. С наступлением осени на рынке появлялось все больше приезжих, а приезжие оставляли деньги. За деньги покупались продукты и одежда. В домах и на улице все чаще слышался смех, люди уже заглядывали вперед, думали о будущем.

Что касается меня, то я стал в городке чем-то вроде героя. Мои рассказы о выступлениях перед двором в Трейле и схватке с рыцарем Норкроссом сделались частью местного фольклора. Детишки хватали меня за руку. "Покажи фокус, Хью. Расскажи, как ты выбрался из цепей". И я рассказывал о походе и далеких землях, развлекал их нехитрыми трюками, доставал бусинки из ушей и кувыркался. Их смех заживлял мне душу. Да, воистину – смех лечит. То был великий урок, который я постиг, будучи шутом.

А еще я оплакивал мою дорогую Софи. Каждый вечер, перед закатом, я поднимался на холм, с которого открывался вид на всю деревню, и подолгу сидел у могилы сына. Я разговаривал с Софи, словно и она покоилась вместе с ним. Рассказывал, как идет строительство, как люди помогают мне, делился новостями.

Иногда я разговаривал с ней об Эмили. О том, каким другом она стала для меня. Как с первого взгляда увидела во мне что-то особенное, то, чего не было у других, благородных и знатных. Я вспомнил о том, как Эмили помогла мне спастись, о том, что не будь ее, я бы истлел в лесу после стычки с кабаном.

И каждый раз, произнося ее имя, я чувствовал, как в крови будто вспыхивает пламя. Мысли устремлялись к нашей последней встрече, к поцелую. Для чего она это сделала? И как его воспринимать? Как случайный порыв? Попытку поддержать меня в миг отчаяния? Или последнее дружеское "прощай"? Что такого увидела она во мне, чтобы подвергать себя огромному риску? Я повторял ее слова, сказанные перед расставанием. В тебе есть нечто особенное. Я поняла это при первой же нашей встрече, когда посмотрела в твои глаза.

Нечто особенное... Ты слышишь, Софи? Иногда я даже чувствовал, что краснею.

Однажды вечером, когда я возвращался в деревню после посещения кладбища, ко мне прямо на улице подбежал Одо.

– Скорее, Хью, тебе нельзя возвращаться. Ты должен спрятаться!

– Что случилось?

Вместо ответа он протянул руку. Я повернулся и увидел приближающихся к каменному мостику четырех всадников. Один, важного вида толстяк, был в ярких одеждах и шляпе с плюмажем на голове.

Сердце мое дрогнуло и остановилось.

– Это бейлиф Болдуина, – сказал Одо. – И с ним трое солдат. Если они увидят тебя здесь, нам всем несдобровать.

Я быстро отступил за деревья, лихорадочно соображая, что делать. Одо прав – я не мог вернуться. Но что, если кто-то меня выдаст? Конечно, можно убежать, но город... Город призовут к ответу.

– Принеси мне меч, – сказал я.

– Меч? Ты видишь солдат? Уходи. Беги что есть сил. Представь, что нищий стянул у тебя кошелек.

Пригнувшись к земле, чтобы никто не заметил, я побежал к лесу, подступавшему к деревне с востока, перешел речку по мелководью и укрылся в кустах.

Площадь была передо мной как на ладони; я видел, как бейлиф въехал на нее с таким самодовольством, что ему позавидовал бы и Цезарь.

Собравшаяся толпа встревоженно гудела. Хороших новостей от гостя не ждали – только увеличения податей да новых указаний.

Бейлиф достал из сумки два документа.

– Добрые граждане Вилль-дю-Пер... – Он откашлялся и продолжал: – Ваш сеньор и господин, Болдуин, приветствует вас, своих подданных. В соответствии с законами страны, действующими в правление Филиппа Капета, короля Франции, герцог Трейльский, Болдуин, объявляет, что каждый, кто приютит у себя или окажет иную помощь преступнику по имени Хью де Люк, трусливому убийце и дезертиру, будет считаться его сообщником и понесет немедленное и суровое наказание. Для тех, кто не понял, объясню, что такого сообщника повесят за шею, пока он не умрет.

Кроме того, земли, собственность и прочее имущество пособника подлежат безотлагательному изъятию, конфискации и возврату в собственность герцога, а все ближайшие родственники, то есть супруг или супруга, дети и внуки, свободные или крепостные, будут обязаны нести пожизненную службу своему сеньору.

Кровь закипала у меня в жилах. Город наказывали за мои преступления. Люди теряли все: нажитую нелегким трудом собственность, землю, которую обильно полили своим потом, семью... Затаив дыхание, я ждал. Меня мог выдать кто угодно: женщина, доведенная до отчаяния и испугавшаяся угроз; неразумный ребенок...

Бейлиф обвел толпу презрительным взглядом и грязно выругался.

– Думаете? Подумайте хорошенько.

Тишина над площадью повисла такая, словно все разом затаили дыхание. Но никто не проронил ни слова. Никто.

И тогда вперед выступил отец Лео.

– Наш сеньор, Болдуин, мудрый и милостивый господин. Мы снова убедились в этом.

Бейлиф пожал плечами.

– Иначе нельзя, святой отец. Нам донесли, что этого негодяя видели в здешних краях.

– А что в другом документе? – крикнул кто-то из толпы. – Какие хорошие новости ты принес нам, бейлиф?

– Чуть не забыл... – Бейлиф улыбнулся, почесал голову, развернул пергамент и, не читая, пришпилил его к стене церкви. – Увеличение податей и сборов. На десятую часть. Всех без изъяна.

– Что? – выдохнула толпа. – Несправедливо. Такого не может быть. Мы не согласны.

– Могу только посочувствовать. – Бейлиф равнодушно пожал плечами. – Причины вам известны. Сухое лето, плохой урожай, много скота пало...

Он оборвал себя на полуслове. Как будто увидел что-то. Взгляд его уперся в постоялый двор. Я замер.

– Не тот ли это постоялый двор, что несколько недель назад был сожжен до основания? Не тот ли это постоялый двор, который принадлежал преступнику, которого мы ищем? – Все молчали. – Кто посмел отстраивать его заново? Если я правильно помню, последний его владелец... плохо кончил.

Люди беспокойно зашевелились.

– Я спрашиваю, кто его отстраивает?

Он наклонился и поднял с земли камень.

Все, подумал я. Это конец.

– Его отстраивает город, – прозвучал над площадью звучный голос. Отец Лео выступил вперед. – Нам нужен постоялый двор.

В глазах бейлифа вспыхнули злобные огоньки.

– Весьма похвально, святой отец. И очень благородно. Тем более что такие уверения я слышу от человека, в честности которого никто не сомневается. Тогда скажите мне, кто будет им управлять?

Снова молчание.

– Я! – Мари, жена мельника, встала рядом с отцом Лео. – Я буду присматривать за постоялым двором, пока мой муж чинит мельницу.

– Какая расторопность! Что ж, хороший выбор, если принять во внимание, что у вас, кажется, нет наследников, которым перешла бы мельница.

Бейлиф смотрел на Мари и, наверно, никак не мог решить, верить ей или нет. Наконец он бросил на землю камень, который все еще держал в руке, и положил руку на седло.

– Надеюсь, вы меня не обманули. Возможно, в следующий раз я задержусь здесь подольше. – Его взгляд снова уперся в Мари. – И тогда у меня будет возможность удостовериться в вашем гостеприимстве.