Текст книги "Шут"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Эндрю Гросс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 48

Несколько дней спустя, когда я ужинал вечером на кухне, кухарка Бетт, подмигнув, отвела меня в сторонку.

– Есть один способ, – шепнула она. – Если ты еще хочешь попасть в Таверну.

– Как? – Я наклонился к ней. – И когда?

– Вообще-то никакой особой тайны и нет. Людям ведь надо есть, верно? Солдатам, стражникам... даже заключенным. Каждый день в подземелье из моей кухни носят ужин. Вряд ли кто-то будет возражать, если это сделает шут, верно?

Я едва не вскочил со скамьи. Шут на побегушках у кухарки? Что ж, это могло сработать.

– Сделаю, что смогу, – сказала Бетт. – Остальное за тобой. Если твоя жена там, то вытащить ее будет нелегко. Одной лишь удачи мало, Хью. Только не навлеки на мою голову гнев нашего господина.

Я сжал ей руку.

– Я не навлеку на тебя ничего, кроме благодарности. Спасибо тебе, Бетт.

– Я перед тобой в долгу, Хью, не забывай.

– Мне кажется, дело не только в том, что я сделал для Жофрея, Изабель и Томаса.

Она улыбнулась и бросила в котелок репу.

– Болдуин наш сеньор, но наши сердца ему неподвластны. Я понимаю, почему ты пришел сюда. Вижу, что ты влюблен. Эти руки, может быть, грубы и некрасивы, но сердечные дела мне не чужды.

Я почувствовал, что краснею.

– Неужели это так заметно?

– Не беспокойся, милок, никто ничего не замечает. Они лишь слышат твои глупые шутки да хохочут над твоими ужимками.

Я поднял луковицу, как другие поднимают кубок, чтобы провозгласить тост.

– Сохраним доверие друг друга, Бетт.

Она подняла репу. Мы чокнулись.

– Чувствую, у меня заболит голова. – Кухарка нахмурилась. – Завтра. Будь здесь к сумеркам. – И вот что еще, Хью. Ты спрашивал, держат ли в Таверне светловолосую женщину. Я проверила. Есть там одна. По крайней мере под твое описание вроде бы подходит. Светловолосая. И постоянно говорит о ребенке.

Эти слова... Для моей души они прозвучали магическим заклинанием. То, что долгое время было лишь надеждой, внезапно ожило. Софи здесь! Теперь я знал это точно. Я увижу ее завтра! Наконец!

Я так крепко обнял Бетт, что бедняжка едва не свалилась в котел с супом.

Глава 49

Весь следующий день я с нетерпением ожидал наступления сумерек. Время не шло, оно тянулось. Вдобавок ко всему Болдуин позвал меня развлекать его, пока пришедший обувщик снимал мерку для новых сапог.

Какой мерзавец. Мне приходилось валять перед ним дурака, едва удерживаясь от того, чтобы вонзить кинжал в его сердце.

Снова и снова повторял я про себя слова Бетт. Что мне предстоит сделать. Как все провернуть. Передо мной стояло лицо Софи, лицо, знакомое с детства. Я снова видел нас в нашем постоялом дворе.

Мы отстроим его заново. Начнем новую жизнь. У нас будет ребенок.

Потом я сидел в своей каморке на голом тюфяке и смотрел, как солнце сползает к горизонту. Наконец дневной свет стал меркнуть, наступили сумерки. Пришло время отправиться на поиски Софи.

Я спустился в кухню. Бетт суетилась, как обычно, громко жалуясь на больную голову и прижимая ко лбу влажную тряпицу.

– Мне надо лечь, – причитала она. – Да еще приготовить для герцога ужин. А кто отнесет похлебку в Таверну? Хью? Какая удача! Может, ты будешь так добр...

– У меня всего лишь две руки, – пошутил я, – и один... – Я выставил палец и, принюхавшись, наморщил нос. – Кого почесать?

– Две руки? Больше и не надо. – Бетт отвела меня в сторонку. – Главное, чтобы они держались подальше от похлебки.

Она сняла котел с огня и громко произнесла:

– Отнеси его Арману, надзирателю. И прихвати кувшин с вином. Молодец, шут, выручил. – Кухарка взяла меня за руку и заговорщически прошептала: – Удачи тебе, Хью. Будь осторожен. Место, куда ты идешь, опасное. Это настоящий ад.

Я понес котелок и кувшин с вином через двор. Руки подрагивали от напряжения. У входа в подземелье стояли два стражника, к счастью, не те, что прогнали меня накануне.

– Динь, динь, динь... ужин несу, – пропел я.

– Черт возьми, и кого только они ставят работать в кухне, – проворчал один.

– Теперь все свалили на меня... шутки на десерт. Герцогу приходится экономить.

– Да уж. Раз он послал тебя, то, должно быть, совсем обнищал, – заметил второй.

К счастью, никаких вопросов задавать не стали. Один из стражников открыл тяжелую дверь.

– Будь у тебя зад покруглей да сиськи побольше, я бы с тобой спустился, – ухмыльнулся он.

Дверь захлопнулась, и я облегченно вздохнул.

Передо мной протянулся узкий каменный коридор, освещенный лишь свечами. Еще более узкая лестница в конце его уходила куда-то вниз.

Сначала потянуло сквозняком. Потом до меня донеслись звуки – лязг железа... крик... долгий, протяжный вопль... Я осторожно сделал первый шаг вниз. Сердце едва не выскакивало из груди, лоб покрылся холодным потом...

Я медленно, шаг за шагом спускался по неудобной, зажатой с обеих сторон стенами лестнице, держа в руках котел и прижимая к груди кувшин с вином.

Жуткие звуки становились все слышнее, запахи все отвратительнее – пахло горелым мясом. Вспомнился Киботос.

Бедняжка Софи. Я понимал, что если найду ее, то должен буду обязательно вытащить отсюда. Сегодня же.

Спуск наконец закончился. Я оказался в подземной тюрьме, в самом низу башни. Отовсюду воняло человеческими отходами. Я услышал крики лишившихся рассудка, ужасные стоны и пронзительные, душераздирающие вопли. Возле горящего очага лежали раскаленные добела железные инструменты.

В животе у меня свился тугой комок страха. Я вдруг понял, что не знаю, как поступлю... если найду Софи.

За деревянным столом сидели, раздевшись до туник, два солдата. Один из них, смуглый, с мощными плечами, при виде меня усмехнулся.

– Что за хрень! Ты только посмотри, кто принес нам ужин.

Я подтащил к столу котел.

– Ты Арман?

Он пожал плечами.

– Если ты наш новый повар, то герцог точно свихнулся. Где Бетт?

– Слегла, голова у нее разболелась. Прислала меня вместо себя.

– Ладно. Оставь все здесь и забери грязный котел.

Я кивнул.

– Много ли гостей сегодня в Таверне?

– А тебе-то что? – спросил второй солдат.

– Никогда здесь не бывал. – Я огляделся. – Весело тут у вас. Ничего, если я пройдусь?

– Ты не на рынке, шут. Сделал свое дело и проваливай, не задерживайся.

Уйти, так ничего и не узнав? Нет. Я понимал, что любой ценой должен задержаться и увидеть пленников.

– Перестань. Лучше позволь мне самому раздать им похлебку. Целый день рассыпал глупые шуточки да вертелся как волчок. Хочется взглянуть, как тут... – Я поставил перед ними кувшин с вином. – Неужели вам действительно так хочется возиться со всем этим дерьмом?

Арман тут же подтащил кувшин к себе и, сделав добрый глоток, передал его товарищу.

– Какого черта... – Он пожал плечами и подмигнул напарнику. – Пусть дурак получит удовольствие. Иди и бери все что хочешь. У нас тут бесплатно – только попроси.

Глава 50

Свернув за угол, я увидел наконец камеры, в которых держали узников. Вонь здесь стояла невероятная, почти невыносимая.

Бог мой, Софи...

Я поставил котел на пол и принялся за работу. Людей нужно было накормить, а заодно попытаться найти Софи.

Разливая но чашкам жидкую бурду, я всматривался в погруженные во мрак, схожие с пещерами камеры. Руки дрожали. Сердце гремело как тревожный колокол.

Я отнес две чаши к первой камере.

Сначала она показалась мне пустой – выбитое в скале углубление шириной в несколько футов. Ни света, ни звука. Только вонь. У меня на глазах из темноты выскользнула мокрая крыса.

Потом я увидел мерцающие во мраке глаза. Испуганные, дрожащие. Потом проступили очертания головы. И наконец я рассмотрел лицо: впалые, покрытые язвами щеки, безволосый череп, сухие бесцветные губы.

Узник подполз ко мне.

– Должно быть, я сдох, если ко мне прислали шута.

– Лучше встретиться с шутом, чем со святым Петром.

Я опустился на колени и просунул через решетку чашку с похлебкой.

Тонкие бледные руки жадно вцепились в деревянную миску. Я испытал острый приступ жалости, хотя и не имел ни малейшего представления о том, за что его бросили в подземелье. Впрочем, в Трейле, чтобы попасть в темницу, необязательно быть в чем-то виноватым.

Но я пришел сюда не ради него...

В следующей камере, свернувшись на голом каменном полу, лежал обнаженный грязный мавр, у ног которого ползали голодные крысы. Едва взглянув на меня остекленелыми глазами, он пробормотал что-то на своем языке и отвернулся.

– Крепись, старик, – сказал я, ставя перед ним чашку. – Твое время почти истекло.

Позабыв о похлебке, я двинулся к следующим камерам. Как и в первой, узники больше походили на посаженных в клетку зверей, чем на людей. Они стонали и настороженно наблюдали за мной измученными желтоватыми глазами. Несколько раз я отворачивался, сдерживая позыв к рвоте.

Потом откуда-то донесся жалобный вой. Женщина! Тело мое невольно напряглось. Софи? Я не знал, хватит ли сил подойти к ней.

– Вот и твоя подружка, шут, – крикнул со своего места Арманд. – Не стесняйся, залезай. Язычок у нее просто волшебный.

Сжав кулаки, я направился к дальней камере. За поясом у меня был заткнут нож. Если это Софи, я убью стражников. И Норкросса тоже.

Ее вопль эхом пронесся но узкому коридору.

– Живей, шут! Полезай к ней! Эта сучка не любит ждать, – прокричал Арманд.

Затаив дыхание, я остановился перед камерой. Запах здесь был совершенно нестерпимый. Почему?

Она лежала, сжавшись в клубок в глубине камеры. Луч света перечеркивал длинные спутанные волосы. Прижимая к себе какую-то игрушку, женщина хныкала, как брошенный ребенок.

– Мое дитя... мое дитя... Пожалуйста, моему ребенку нужно молоко.

Рассмотреть ее было трудно; я не мог ни определить возраст, ни взглянуть в лицо. Собравшись с силами, я спросил:

– Это ты, Софи?

На мгновение страх парализовал меня. Грудь как будто сжали тиски. Держать человека в таких условиях... ей было бы лучше умереть.

Женщина бормотала что-то себе под нос, но я разбирал только отдельные бессвязные фразы.

– Бедный малыш... малыш хочет молочка... – Потом что-то, прозвучавшее как... Филипп?

О Господи! Я замер, шагнул к решетке. Что они сделали с ней?

– Софи, – позвал я.

Язык едва повернулся, чтобы произнести это имя. Волосы, формы... ее? Пожалуйста, повернись ко мне. Дай мне взглянуть на тебя.

– Маленький хочет молочка... – снова пробормотала она. – Что же мне делать? Мои груди высохли.

Слезы навернулись на глаза.

– Софи! – позвал я уже чуть громче, настойчивее и прижался к решетке.

– Маленькому нужно молочко... – шептала и шептала она и вдруг издала пронзительный, раздирающий душу вопль, резанувший меня, как острое лезвие.

Я просунул руки через решетку, и женщина наконец увидела меня. Дыхание мое остановилось. Ее соломенные волосы падали на лицо, но глаза смотрели на меня. Желтые. С красными прожилками. Плоский, испещренный оспинами нос...

О Боже! Это не она...

Ноги у меня подкосились. Не она. Голова закружилась – радость смешалась с отчаянием...

– Мой маленький...

Ее голос звучал так умоляюще. Она протянула мне куклу.

Господи, это была не кукла. Ребенок был настоящий. Крошечный. Очевидно, только что рожденный. И мертвый.

– Чем я могу помочь тебе? – прошептал я. – Чем?

– Разве ты не видишь? – Она поднесла ребенка к решетке. – Ему нужно молоко.

– Позволь мне помочь тебе.

– Молока! Накорми его!

Я был бессилен. Несчастная мать сошла с ума от горя.

Еще мгновение я смотрел на нее, потом повернулся и бросился но коридору. К лестнице. К выходу.

Вдогонку мне летел громкий издевательский смех надзирателей.

– Что так рано уходишь? – кричал Арманд. – Эй, шут! Что, и не пошутишь на прощание?

Я взлетел по ступенькам и выскочил из темницы.

Глава 51

В холодном поту добежал я до замка и поспешил в свою каморку под лестницей, где сразу бросился на тюфяк. Сердце стучало, как будто за мной гнались призраки.

Ее там нет.

Моя возлюбленная Софи, должно быть, мертва.

Впервые я понял то, что уже давно поняли все остальные: жители нашего городка, брат Софи, даже Норберт, мой наставник. Надежды нет. Ее оторвали от сына, над ней надругались и оставили умирать у дороги. Теперь я знал это, получив самый жестокий в жизни урок.

Я опустил голову и закрыл лицо руками. Глупая игра закончилась. Я цеплялся за надежду, как за соломинку, и вот теперь надежда испарилась. Нужно уходить. Я сорвал с головы шутовской колпак и швырнул его на пол. Шута из меня не получилось. Я оказался глупцом. Величайшим из когда-либо живших дураков.

Еще долго я сидел в темноте, свыкаясь с открывшейся истиной.

Шаги. Кто-то осторожно шел к моей кровати. Затем голос...

– Ты здесь, Хью?

Я поднял голову и увидел... Эстеллу, жену управляющего.

Она часто подавала мне знаки внимания, подмигивала, улыбалась. Хватала за руку. Дразнила. Сейчас на ней была едва прикрывающая плечи, легкая свободная накидка; густые каштановые волосы, всегда собранные в пучок и заколотые, падали на шею. Круглые глазки проказливо поблескивали. И время – худшего нельзя было и представить!

– Уже поздно, госпожа. Я не на работе.

– А может, я пришла за другим?

Эстелла сделала еще шаг и оказалась совсем близко. Повела плечами, и накидка медленно поползла вниз, открывая свободный лиф.

– Какие поразительно рыжие волосы, – прошептала она. – И почему такой пылкий шут грустит и печалится?

– Пожалуйста, госпожа, я не настроен шутить. Потерпите до утра и увидите меня таким, как всегда, веселым и забавным.

– Мне нужен от тебя не смех, Хью. Я хочу почувствовать тебя по-другому.

Эстелла села рядом со мной. Ее тело распространяло запах свежей лаванды и лилий. Она протянула руку и погладила меня по щеке – я отпрянул.

– Никогда не видела таких волос. Они того же цвета, что и огонь. Какой ты на самом деле, Хью, когда свободен от всех этих шуток?

Она придвинулась еще ближе. Прижалась. Я чувствовал упругую полноту ее тяжелых грудей. Перекинула ногу через мои...

– Пожалуйста, госпожа...

Но Эстелла не унималась. Вслед за накидкой сполз к талии лиф. Ее груди подпрыгивали передо мной. Я отвернулся и почувствовал прикосновение горячего языка к щеке.

– Уверена, огонь у тебя не только в волосах, Хью. Дотронься до меня. Если не прикоснешься, я скажу герцогине, что ты пытался залезть мне под платье. Простолюдин лапает жену управляющего... Вряд ли тебе придется по вкусу такая роль.

Я понял, что попал в западню. Отвергни ее домогательства и будешь обвинен в домогательстве. Она ущипнула меня. Ее рука оказалась под туникой, пальцы сжали мой...

И в этот момент острие кинжала уткнулось в шею. Я замер. Мужской голос прогремел:

– Что это здесь, черт возьми, происходит?

Глава 52

Кинжал медленно отвели, и я повернулся. Норкросс! Негодяй усмехался, глядя на меня сверху вниз.

Он снова поднял клинок, и я почувствовал, как по шее побежала теплая струйка крови.

– В незавидном положении ты оказался, шут. Госпожа Эстелла – жена управляющего, члена двора. Надо быть сумасшедшим, чтобы делать с ней то, что ты делаешь.

Меня подставили! Я понял это слишком поздно.

Сердце бешено заколотилось.

– Нет! Я не виноват, господин.

– Даже не шевельнулось, – со вздохом объявила Эстелла. – Кажется, у него весь пыл в волосах.

Норкросс схватил меня за тунику и рванул на себя, держа кинжал у моего горла. Внезапно в глазах мерзавца вспыхнули огоньки. Он узнал меня.

– Волосы... Я видел тебя где-то раньше. Где? Отвечай!

Судьба моя решилась. Я пронзил его взглядом.

– Моя жена... Что ты сделал с Софи?

– Твоя жена? – Рыцарь ухмыльнулся. – Что я мог сделать с женой какого-то презренного шута? Разве что поимел.

Я рванулся к нему, но Норкросс схватил меня за волосы и, держа у горла нож, заставил опуститься на колени.

– Слушай меня, шут. Слушай хорошо. Я видел тебя. Но где? Где я видел тебя раньше?

– Вилль-дю-Пер, – выплюнул я ответ в его мерзкую физиономию.

– Дерьмовый городишко, – фыркнул Норкросс.

– Ты сжег мой дом. Ты убил мою жену и моего сына, Филиппа.

Он задумался, словно вспоминая что-то. Отвратительная усмешка тронула его губы.

– Да, припоминаю. Ты тот дурачок, который пытался помешать мне утопить сына мельника.

Усмешка расплылась по лицу.

– А как же хвастливый Хью? Шут из шутов, учившийся у самого Норберта из Боре? – Норкросс вдруг расхохотался. – Ты? Содержатель постоялого двора! Трактирщик! Мошенник.

Я снова рванулся к нему, но острие кинжала проткнуло кожу. Еще одно движение, и я был бы мертв.

– Ты забрал мою жену. Ты бросил в огонь моего сына.

– Что ж, если я это и сделал – тем веселее, ты, червяк. – Он пожал плечами и подмигнул Эстелле. – Вижу, госпожа, вы подверглись оскорблению. Ступайте и доложите о нападении.

Она поправила одежду и проскользнула к двери.

– Обязательно доложу. Спасибо, господин, вы появились вовремя. – Эстелла исчезла за дверью. – Стража! – Теперь ее крик разносился уже по коридору. – Помогите! Стража!

Норкросс повернулся ко мне. Он чувствовал себя победителем.

– Что скажешь, шут? Похоже, последним все-таки буду смеяться я.

Глава 53

Связанного по рукам и ногам, меня бросили в темную, пустую камеру на первом этаже замка.

Я знал – участь моя решена. Эстелла выступит в роли оскорбленной женщины. В той самой, которую она так успешно сыграла вечером. Норкросс предстанет в облике героя, вставшего на защиту чести благородной дамы от посягательств презренного шута. Кто поверит простолюдину в споре с такими знатными людьми? И смех меня больше не спасет.

От нерадостных мыслей отвлек громкий скрип двери. В камеру проник луч света. Наступил день. Три дюжих стражника переступили порог, капитан схватил меня за тунику и рывком поднял на ноги.

– Ну что, морковная голова, если у тебя еще остались хорошие шутки, сейчас самое время...

Меня бесцеремонно втолкнули в большой зал. Как и в мой первый день, помещение заполняли рыцари и придворные. Запыхавшийся посланец рассказывал окружившим его о некоем почтенном рыцаре, жестоко убитом разбойниками в соседнем герцогстве.

Болдуин, уже занявший место в своем кресле на возвышении, подозвал гонца к себе.

– Так ты говоришь, что почтенный Адемар убит в своем собственном доме?

– Не просто убит, мой господин... – Посланец явно чувствовал себя неуютно, сообщая такие новости. – Прибит к стене часовни... рядом с женой. Распят...

– Распят... – Болдуин медленно поднялся. – Значит, разбойники подняли его с постели?

– Да. Они были вооружены и в боевых доспехах, а лица скрывали за забралами шлемов. Никаких отметок, никаких знаков. За исключением черного креста.

– Черного креста? – удивленно переспросил Болдуин. Я так и не смог определить, было ли его удивление искренним или поддельным. – Норкросс, тебе известно что-нибудь о такой банде?

Из толпы выступил Норкросс. На нем была длинная красная туника, а на поясе висел меч.

– Нет, мой повелитель.

– Бедняга Адемар, – пробормотал, сглатывая, Болдуин. – Скажи, посланец, какое же сокровище искали эти трусы?

– Не знаю. – Посланец покачал головой. – Адемар лишь недавно вернулся из Святой земли, где был ранен. Говорили, что он привез с собой ценные трофеи. Я слышал, говорили о прахе самого святого Матфея.

– Прах святого Матфея, – снова повторил Болдуин. – Такая реликвия стоит целого королевства.

– Но есть еще более ценная, – заметил Норкросс.

Глаза Болдуина вспыхнули.

– Копье Лонгина! То самое, на котором осталась кровь Спасителя.

Таинственные всадники... поджоги... убийства... Я не сомневался, что за всеми этими преступлениями стоит Норкросс. И я был готов перерезать ему горло.

– Господин, – продолжал Норкросс, – Адемар уже в могиле, а у нас есть еще одно дело.

– Ах да, дело нашего шута. – Болдуин жестом отпустил посланца и, откинувшись на спинку, поманил меня пальцем. – Мне сообщили, шут, что ты позволяешь себе непозволительное. За короткое время ты успел оскорбить множество людей и нажить немало врагов.

Я посмотрел на Норкросса.

– Это мне нанесено величайшее оскорбление.

– Тебе? Как так? – усмехнулся герцог. – Может, жена Бримона не угодила?

Он взял из чаши горсть орехов и начал неспешно жевать.

– Я до нее не дотронулся.

– Однако ж свидетели утверждают противоположное. Твои слова противоречат показаниям члена моего двора. И разумеется, показаниям оскорбленной особы. Получается, слова шута, который, как выясняется, еще и не настоящий шут...

– Этот член вашего двора убил мою жену и ребенка...

Толпа затихла.

Норкросс покачал головой.

– Шут вбил себе в голову, что я таким образом наказал его за уклонение от обязательств перед вами, когда он сбежал в крестовый поход.

– И что же, рыцарь? Было такое? – спросил Болдуин.

Норкросс пожал плечами.

– Откровенно говоря, господин, я не помню.

По залу как будто рассыпался смех. Жестокий, беспощадный.

– Рыцарь не помнит, – развел руками Болдуин. – Так ты настаиваешь на своем, шут?

– Я знаю, что это был он, мой господин. Как и в случае с тем бедным рыцарем, о котором говорили сегодня.

Схватившись за меч, Норкросс шагнул ко мне.

– Ты снова оскорбляешь меня, шут. Я разрублю тебя надвое.

– Успокойся. – Герцог поднял руку. – У тебя еще будет такая возможность. Ты выдвинул серьезное обвинение, шут. Однако же, насколько мне известно, крестовый поход продолжается, и армии Раймунда и Боэмунда уже вышли к Святому городу. А вот ты каким-то образом оказался здесь. Как же получилось, что твоя служба закончилась так рано?

На это обвинение у меня ответа не было. Я опустил голову. Болдуин криво усмехнулся.

– Ты говоришь о нанесенном тебе оскорблении, шут, однако твои собственные преступления не исчерпываются вчерашним. К прелюбодеянию и мошенничеству должно добавить дезертирство.

Не в силах сдерживать злость, я бросился к Норкроссу, но, прежде чем успел сделать первый шаг, люди герцога повалили меня на землю.

– Шут рвется посчитаться с тобой, Норкросс, – заметил Болдуин.

– А я с ним, мой господин.

– Ты его получишь. Но драться с ним на поединке унизительно для тебя, рыцарь. Думаю, ты уже достаточно пострадал от этого прохвоста. – Он махнул рукой. – Уведите его. – И, повернувшись к Норкроссу, добавил: – Завтра в полдень можешь срубить ему голову.

– Вы оказываете мне честь.

Рыцарь поклонился.

Болдуин удрученно покачал головой.

– Шут, содержатель постоялого двора, лазутчик... как ни назови, а получается плохо. Жаль, жаль. Придется вернуться к Палимпосту. Что ж, по крайней мере ты успел хорошо нас посмешить. – Он встал и завернулся в плащ, собираясь уходить. – И вот что еще, Норкросс...

– Да, мой господин?

– Шея шута не заслуживает острого лезвия.