Текст книги "Быстрая Молния"

Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Теперь они двигались медленно, потому что Быструю Молнию больше не манила к себе далекая и таинственная неизвестность. Дни слагались в недели. Они пришли в страну обширных лесов, пересекли реки и озера и проложили свой след через самое сердце великих болот. Необычность и острота новой жизни вызывали радостное оживление в душе Быстрой Молнии. Не раз он слышал голоса своих собратьев, но теперь это были серые лесные волки. И была пища – больше пищи, чем он когда-либо видел за всю свою жизнь. Болота просто кишели ею. Возле одного из них они прожили десять дней. Снег был утоптан бесчисленными следами кроликов. Шел Wapoos oo skow – «большой год» кроликов в этих местах, и их были здесь тысячи, десятки, сотни тысяч. Местами мягкие подушечки их лап так утрамбовали снег, что он стал твердым, как лед. Ночью, при свете звезд, постоянно слышалось: «тумп, тумп, тумп» – топот их ног, похожий на непрерывный глухой барабанный бой. Их было здесь великое множество. Охота на них перестала вызывать возбуждение. И по мере того как солнце с каждым днем все выше поднималось на небо, Быстрая Молния и Светлячок продолжали отъедаться и жиреть в обретенном ими раю.

Даже у колли не возникало теперь особого желания покинуть этот новый мир. Единственным ее стремлением было находиться рядом с Быстрой Молнией; а однажды, когда она случайно забрела слишком далеко, Быстрая Молния в тревоге издал такой дикий и отчаянный вой, что он вдаль и вширь разнесся по лесной чаще. Трижды они набредали на жилища людей и с дюжину раз пересекали следы их лыж и мокасин. В двух случаях из трех Светлячок делала попытки зайти в хижину, но Быстрая Молния удержал ее от подобного опрометчивого поступка. На третий раз, почувствовав по его осторожности, что здесь может крыться нечто для них нежелательное, она без колебаний последовала за ним, когда он поспешно увел ее назад, в заросли густого леса.

А потом пришла весна.

К этому времени Светлячок уже сама стала истинной обитательницей дикого леса. Ее золотистая шерсть удлинилась и огрубела. Она научилась пользоваться своими молочно-белыми клыками, чтобы убивать ради пищи, и в ее крови теперь пылало древнее азартное возбуждение погони. За три месяца странствий с Быстрой Молнией она познала и повидала столько, что другому бы хватило и на три года. Умерший хозяин не был забыт, но время, когда он жил, казалось ей чем-то давно прошедшим. Быстрая Молния целиком заполнял ее жизнь и ее мир. Но все же временами яркие и живые воспоминания посещали ее – воспоминания о мужчине, о женщине и обо всем другом, что она знала когда-то. И пока длились эти грезы, она тихонько скулила, и тогда Быстрая Молния клал голову ей на спину, как будто он все понимал…

II

Дни перед началом проливных дождей застали Быструю Молнию и Светлячка к юго-западу от Большого Невольничьего озера, в почти незнакомой местности посреди широкой излучины Скалистой реки, там, где в нее с востока впадает безымянный ручей. В верховьях этого ручья, который даже на официальных картах обозначался лишь пунктирной линией, они набрели на великолепные охотничьи угодья. Это была самая прекрасная страна, какую Быстрая Молния когда-либо видел, – пересеченная местность, изобилующая высокими холмами, глубокими оврагами, озерами, реками и превосходными лесами. Местами холмистые гряды вздымались настолько высоко, что напоминали небольшие горы; между ними пролегали таинственные долины, и из них вытекали тысячи маленьких ручейков, которые впадали в безымянную реку, текущую на запад. Никогда Быстрая Молния не видел такой зеленой, мягкой и густой травы под ногами и не вдыхал такого множества приятных запахов, насыщавших воздух. Ибо вся земля до краев переполнялась радостью жизни, цветения и весны. Снег исчез даже из затененных укромных уголков. Ели, кедры и пихты надели новый сверкающий наряд. Появились первые ранние цветы. Почки на тополях набухали и лопались, превращаясь в маленькие нежные листочки. Отовсюду доносились жужжание и треск, голоса, запахи и радостное ликование новой жизни. Черные медведи выходили кормиться на зеленые склоны холмов, куда прежде всего попадали солнечные лучи. По заросшим травой долинам меж холмов бродили лоси и карибу. Озера кишели дичью, и брачное пение птиц неумолчным хором разносилось над зарослями и болотами. И сопутствовал всему этому непрерывный монотонный музыкальный звук, неизменно стоявший в воздухе, звук, не менявший громкости и тембра ни днем ни ночью, – журчащая мелодия тысяч маленьких водяных потоков и ручейков, сбегавших по склонам холмов, весело струившихся между ними и деловито протекавших в долинах.

Быстрая Молния и Светлячок любили охотиться на берегах безымянной реки, которая представляла собой одну из нередко встречающихся на севере рек с очень широким руслом и множеством песчаных мелей и перекатов. Места здесь, дикие и живописные, обещали отличную охоту. Берега реки отлого спускались к воде, словно берега озера, и состояли из песка и мелкой и крупной гальки. Эти широкие пологие берега и бесчисленные песчаные наносы за много лет накопили на себе огромную массу всякого рода веток, поваленных деревьев, кустов и прочего плывущего по течению мусора. Местами такие высохшие и выцветшие до меловой белизны кучи достигали высоты десяти и даже пятнадцати футов. До наступления весенних паводков река была настолько мелкой, что Быстрая Молния и Светлячок не раз переправлялись через нее вброд или переплывали по мелководью от одной мели до другой. Дело в том, что гигантские нагромождения высохшего плавника на отмелях содержали в себе нечто весьма для них привлекательное и интригующее. Азарт и любопытство заставляли их карабкаться по этим речным завалам, исследуя их тайны и загадки.

В том месте, где река лениво и медленно текла по мелкому руслу шириной в одну восьмую мили, расположился Куаху, Великий Затор. С десяток лет тому назад бродячие охотники-индейцы, случайно очутившись в этих местах, окрестили его так. Прочно, словно якорями, уцепившись корнями и сучьями полузатопленных деревьев за песчаную мель посреди речного русла, он в течение многих лет бросал вызов всякого рода паводкам и наводнениям, успешно противоборствуя с ними. Около сотни футов в длину и дважды столько в ширину, он выглядел так, будто его построила армия могучих плотников специально для того, чтобы посмеяться над силами вод. Сотни и тысячи древесных стволов нагромоздились и сплелись воедино, такие же белые, как кости скелета, отбеленные солнцем пустыни.

В тот вечер Куаху – огромная речная запруда – лежал в малиновом свете заката, дремотно нежась под теплыми лучами вечернего солнца, когда Быстрая Молния и Светлячок отправились его навестить. Река здесь в самой широкой части русла была настолько мелкой, что они едва замочили холки, перебираясь сюда. Вершина запруды, которая возвышалась на пять или шесть футов над уровнем воды, оказалась еще более привлекательной, чем представлялось с берега. Гладкие, лишенные коры белые стволы и кряжи так тесно переплелись и спрессовались друг с другом, что напоминали искусственный настил, и в течение целого дня они впитывали в себя тепло солнечных лучей. На одном краю затора несколько бревен задрались вверх, упершись противоположными торцами в речное дно; они образовали такое уютное и удобное укрытие для двоих, какого Быстрая Молния и Светлячок еще не находили. Оно было особенно привлекательно тем, что в предыдущие годы воды паводков нанесли сюда несколько охапок речного тростника, высохшего и прогревшегося на солнце. Это был превосходный приют на ночь, и Светлячок выразила свое одобрение и желание остаться здесь, осторожно обнюхав весь тростник и потрогав его лапой, давая тем самым знать Быстрой Молнии, что он ей понравился.

Дотемна бродили они по белому деревянному настилу Куаху. Солнце в тот вечер погасло как-то внезапно. Едва оно зашло, с запада донесся отдаленный и глухой рокот грома, и вскоре вслед за этим сверкнула далекая молния. Быстрая Молния повел носом и почуял приближение грозы. Инстинкт, хоть и рожденный на краю замерзшего моря, предупредил его о необходимости немедленно вернуться на берег; но при первых раскатах грома Светлячок забилась в дальний конец своей деревянной пещерки на вершине Куаху. Она всегда ужасно боялась грома и молнии, и Быстрая Молния несколько раз бегал туда и обратно, возвращаясь к ней с края затора, зовя ее за собой. В сгущавшемся мраке глаза овчарки светились ровно и неизменно, но она не двигалась с места. Наконец Быстрая Молния забрался в пещерку между бревен и улегся рядом с ней, продолжая тихонько скулить от растущей тревоги. В ответ Светлячок глубоко и облегченно вздохнула и положила голову ему на плечо.

Буря стремительно налетела на лесной мир. Она примчалась во все усиливающихся раскатах грома, наполнив черные небеса электрическими разрядами. Вслед за этим донесся звук, похожий на рев ветра. Это был ливень. Он обрушился на Куаху в сверкании молний, и всякий раз, когда призрачные кости затора отчетливо проявлялись в их мертвенно-белом ослепительном свете, Светлячок теснее прижималась к Быстрой Молнии и прятала голову за его спиной. С верховьев реки шла паводковая буря. Десятки тысяч мелких струек между холмами внезапно превратились в такое же количество оживленных стремительных потоков, переполнивших ручейки в ложбинах и оврагах; вода из этих оврагов заполнила русла более крупных ручьев, а отсюда бурным потоком хлынула в мелкие речушки, которые впадали в безымянную реку. Ливень продолжался целый час, после чего превратился в непрерывный проливной дождь. Он шел всю ночь и продолжал идти с рассветом. Он был уже не таким сильным, как прежде, но шел с монотонным, назойливым постоянством, и небо оставалось серым и тусклым.

Ранним утром Быстрая Молния и Светлячок вышли из своего укрытия и под моросящим дождем по скользкому деревянному настилу Куаху подошли к воде. Слух их заполнило не вчерашнее ласковое журчание, а грозный и стремительный рев вздувшейся реки. Теплые песчаные мели и перекаты, через которые они перебирались вчера, исчезли. Между ними и берегом несся грохочущий поток. Они обошли Куаху по периметру со всех сторон и везде встретили то же самое. Они оказались отрезанными от мира в самом начале весеннего паводка, и Куаху был их единственным убежищем и спасением.

Вода в реке час за часом поднималась с невиданной быстротой. Дождь дважды в течение утра переходил в ливень, и к середине дня вода была уже в двух футах от вершины затора. Рев стоял оглушительный. Под могучим напором взбесившейся реки Куаху шатался и дрожал, но его потайные глубокие якоря держались крепко, как они держались и прежде в течение многих лет. Пораженные, хоть и не очень испуганные, Быстрая Молния и Светлячок наблюдали этот необычный спектакль. Леса, болота и песчаные отмели приносили в жертву ревущему потоку все что могло плыть и не сумело удержаться на твердой почве. Мимо них проплывали отдельные стволы и целые вереницы кустов и деревьев. Изредка какое-нибудь вывороченное с корнем чудовище со страшной силой налетало на Куаху и гигантский затор вздрагивал и трясся от удара но неизменно выстаивал, отбрасывая всякую мелочь и позволяя ей плыть дальше по потоку. Однажды мимо них совсем близко проплыло дерево, и на ветке этого своеобразного ковчега сидел дикобраз. Потом что-то тупо ударилось неподалеку о конец Куаху, и на сей раз Светлячок и Быстрая Молния увидели раздутый труп лося, прыгающий по волнам наподобие огромного волосатого шара Наконец стемнело, и в течение всей ночи дождь продолжал лить, не переставая. Буйство паводка усилилось Грохот несущегося потока возрастал и становился все более глухим и угрожающим. Кости Куаху тряслись и скрипели, но все еще держались крепко. Ни Быстрая Молния ни Светлячок не сомкнули глаз ни на минуту. Из своего укрытия они неотрывно следили за неистовством бури, нетерпеливо дожидаясь рассвета. Он наступил наконец, и они вышли наружу посмотреть на то, что осталось от Куаху. Часть затора была оторвана напрочь, и вода поднялась так высоко, что заливала его нижние края. Но тем не менее огромный массивный центральный участок его около сотни футов в поперечнике, сохранился.

На его наружной границе, расположенной против течения паводок нагромоздил новые кучи плавника, и Светлячок с Быстрой Молнией отправились исследовать их. Прошло почти сорок часов с тех пор, как они ели в последний раз и голод уже давал себя знать. Охотничий инстинкт подсказывал им, что вместе с плывущими деревьями и кустами сюда могла прибиться и какая-нибудь живность.

И это было действительно так. Огромный мохнатый зверь с горящими раскосыми глазами глядел на них, растянувшись плашмя на животе и положив голову между передними лапами. Здесь, в лесах, Быстрой Молнии не раз случалось видеть рысей, но никогда еще ему не встречалась такая громадная кошка, как та, которую выбросило течением на Куаху. По виду Пайсью, рыси, можно было судить, что она тоже страдает от голода. Она еще дольше, чем они, вынуждена была обходиться без пищи. Быстрая Молния осторожно обошел ее стороной. Из его горла вырвалось угрюмое рычание, на что Пайсью никак не ответила, лишь слегка сморщила нос, чуть оскалилась и ощетинила свои бакенбарды. Светлячок заскулила и подбежала к своему спутнику, умоляя его поскорее вернуться на их собственный конец затора.

И тут, так неожиданно и быстро, что никто из них не успел даже шевельнуться, произошло удивительное событие.

Вниз по стремнине разъяренного гремящего потока неслось самое хрупкое из всего того, что когда-либо разбивалось о Куаху, Великий Затор. Это было каноэ из березовой коры. В нем находились мужчина, женщина и тесно прижавшийся к ее груди ребенок. Лицо женщины было смертельно бледным, что ещё более подчеркивала густая масса блестящих черных волос, рассыпавшихся в беспорядке по ее мокрому лицу, плечам и шее. В лице мужчины также не было ни кровинки. Ибо за последние полчаса – с тех самых пор, как они вынуждены были покинуть свое разрушенное наводнением жилище и бороться за жизнь, ища спасения в этом утлом каноэ, – Гастон Руже ежеминутно видел перед собой смерть. Тщетно изо всех сил старался он приблизиться к берегу; единственное, что было пока в его силах, это держать нос своей лодчонки строго по течению взбесившейся реки.

А тут, прямо на его пути, лежал затор.

– Жанна, ma cherie,[3]3
  Моя дорогая (фр.)


[Закрыть] теперь нечего бояться! – храбро окликнул он женщину, сидевшую перед ним на каноэ. – Это Куаху, и вода переливается через его край. Я направлю лодку прямо туда. Держи крепче маленькую Жаннет…

Светлячок, Быстрая Молния и Пайсью, огромная рысь, были свидетелями того, что случилось потом. Каноэ налетело на подводный край Куаху. От резкого удара оно развернулось боком, и женщина выпала из него, все еще прижимая к себе девочку. Гастон Руже бросился сломя голову за ними, борясь с потоком, словно у него вдруг выросло бесчисленное количество рук и ног. Он схватил женщину и ребенка, в отчаянии прижимая их к своей груди, в то время как облегченное каноэ рыбкой скользнуло через подводный край затора и унеслось прочь вместе с их съестными припасами, ружьем, одеялами и остальным скарбом, который им удалось спасти от наводнения.

Видя, как все это безвозвратно уплывает вниз по течению, Гастон крепче прижимал к себе своих любимых, и ужас, еще более сильный, чем прежде, проникал в его сердце. Только сейчас он понял, что отсюда, из этого последнего убежища, им не выбраться в течение многих дней, а вместе с каноэ исчезли хлеб и мясо и все то, что могло бы продлить им жизнь. Но тут, подняв голову, он увидел Пайсью, гигантскую кошку, притаившуюся на торчащем над водой суку, а позади нее, явственно различимые на светлом фоне затора, силуэты двух не то собак, не то волков – настороженных и готовых в любую минуту исчезнуть. Рука его инстинктивно потянулась к единственному оружию, которым он теперь обладал, – к ножу, висевшему на поясе; холодная дрожь оставила его, потому что в этих трех существах, попавших сюда до него, он увидел то, что считал невозвратимо утраченным: пищу и жизнь на много дней.

– Слава Всевышнему, – проговорил он, обращаясь к своей жене Жанне, но не сводя пристального взгляда охотника с кошки, собаки и волка. – Нам повезло, что нас выбросило на Куаху, моя Жанна! Нам здорово повезло!

III

В короткие мгновения драматических событий, только что разыгравшихся у них на глазах, чудо взаимопонимания быстро распространилось среди обитателей сидящего на мели огромного плота из принесенных паводком деревьев. За эти несколько минут причудливые хитросплетения случайных совпадений, именуемые судьбой, сменили для Светлячка и Быстрой Молнии предвкушение заманчивых приключений на еще более волнующее чувство надвигающейся трагедии.

Обнаружив Пайсью, гигантскую рысь, они сразу же распознали в ней смертельного врага; и огромная кошка, неотрывно следившая за ними с толстой ветки недавно прибитого течением дерева, в свою очередь дрожала от страстного и неодолимого желания добраться до горла колли, шотландской овчарки. В основе их инстинктов лежал голод. Сильнее всего он проявлялся в худой и тощей кошке. Быстрая Молния еще не страдал от него настолько, чтобы видеть в Пайсью лишь мясо, которое следует убить и пожрать; тем не менее присущее ему бесстрашие и пока еще неопределенное ощущение голода удерживало его на месте, когда Светлячок пыталась увести его прочь. Он в любой момент готов был сразиться с любым противником, кроме человека. А Пайсью, скорчившись на своем суку, ожидала, пока расстояние между ними сократится настолько, чтобы она могла сделать прыжок. И во время этого ожидания появился человек.

Присутствие существа, господствующего над всем животным миром, мгновенно влило в их жилы нечто совершенно иное, чем ненависть и жажда убийства. То был страх – вековой страх перед человеком. Пайсью еще теснее прижалась к бревну, стараясь стать незаметной. Быстрая Молния отпрянул назад, рыча, оскалясь и прижав уши к затылку. И лишь Светлячок, шотландская овчарка, не двинулась с места, широко раскрыв блестящие глаза, полные изумления от столь неожиданного и чудесною появления здесь мужчины, женщины и ребенка, глядевшего сейчас на нее, крепко уцепившись ручонкой за руку женщины. С не меньшим изумлением на овчарку уставился Гастон Руже. Ни за что в жизни среди волков не могло родиться подобное существо! Он прошептал это на ухо женщине, крепче сжимая в пальцах рукоять ножа. Собака! Он окликнул ее и сделал к ней несколько шагов, протягивая руку. Он окликнул ее на языке индейцев Кри, по-французски и по-английски, и, пока он подходил, Пайсью, крадучись, уползла назад, прячась в самую гущу веток и листьев своего плавучего жилища. Гастон успел подойти к овчарке на десять шагов, прежде чем Светлячок повернулась и отбежала к Быстрой Молнии.

Чувство опасности каким-то таинственным способом передавалось ей от Выстрой Молнии. Она стояла рядом с ним. Она ощущала дрожь его тела. Она видела его оскаленные клыки и слышала необычное рычание, вырвавшееся у него из горла. И тем не менее в эту минуту ей страстно хотелось подойти к людям, а особенно к женщине и ребенку. Казалось, будто ее хозяин восстал из небытия, хотя она отлично знала, что это не ее хозяин. Казалось, будто ее хозяйка явилась к ней, хотя она помнила, что это не ее хозяйка. Маленький ребенок был похож на детей, с которыми она играла давным-давно, хотя он не был тем ребенком. Мужчина понял. Лицо его осветилось улыбкой удовлетворения. Он обожал женщину с длинными блестящими волосами. Душа его была полна трепетной любви к маленькой Жаннет. Они лицом к лицу столкнулись со смертью; теперь же перед ними мелькнул проблеск жизни. В кармане у Гастона лежали спички. Под ногами было множество сухого дерева. На поясе у него висел нож. И он предвидел, что золотисто-желтую собаку, сбежавшую откуда-то с волками, нетрудно будет приманить и нетрудно убить. Они не погибнут от голода на Куаху. Le bon Dieu[4]4
  Господь (фр).


[Закрыть] смилостивился над ними, и теперь они выживут, дождутся, пока спадет вода, и переберутся на берег.

Под постоянным, непрерывно льющимся дождем мужчина вышел на середину бревенчатого затора, держа женщину за руку. Вода мелкими струйками стекала с ее длинных черных волос, и более светлые волосы маленькой Жаннет свисали мокрыми сосульками вокруг ее личика и шеи. Мужчина прежде всего подошел к бревнам, образовавшим сухое гнездышко, которое занимали Быстрая Молния и Светлячок; заглянув сюда, он издал радостное восклицание. Светлячок и ее спутник с небольшого расстояния наблюдали за действиями бесцеремонных захватчиков. Они видели, как те вошли в их деревянную пещерку, и в глухом рычании Быстрой Молнии явственно прозвучали мрачные угрожающие нотки. Внутри пещерки мужчина снял с ребенка мокрую одежду, а женщина собрала волосы в тугой комок и обеими руками принялась выжимать из них воду. Затем, совершенно неожиданно, она вдруг наклонилась, обняла обоих и поцеловала мужа. Гастон Руже тихо засмеялся и спустя некоторое время принялся ножом щепать лучину из сухого елового бревна. Вскоре после этого Быстрая Молния и Светлячок увидели прозрачную пелену серого дыма, поднимавшуюся из их захваченного жилища, а Пайсью, гигантская рысь, почуяла его запах в насыщенном влагой воздухе.

Весь этот день Куаху дрожал и трясся под могучим напором паводка, но его потайные якоря глубоко под водой держали прочно. Мужчина то и дело выходил из своего укрытия и пытался приблизиться к овчарке. Трижды вместе с ним выходила и женщина, и один раз Светлячок позволила ей подойти так близко, что та могла почти коснуться ее. В голосе женщины не было подозрительной и коварной интонации, как у Гастона, который свои намерения держал от жены в секрете. Глаза ее светились мягко и ласково. Голос звучал приветливо и нежно. В жесте ее протянутых рук чувствовалось желание обнять, приласкать и подружиться с овчаркой. Но, несмотря на это, Светлячок постоянно оставалась вне предела ее досягаемости, предупреждаемая грозным рычанием Быстрой Молнии. Из-за этих заигрываний со стороны захватчиков их жилища они несколько раз вынуждены были отступать к недавно прибившейся к затору свежей куче плавника, которую удерживала за собой Пайсью. Гигантская кошка следила за ними с голодным вожделением, и Быстрая Молния всякий раз был начеку и готов к битве.

Снова наступила ночь. Она была темной и непроглядной, хоть дождь и прекратился. Пайсью соскользнула со своего сука, и ее когти с голодной яростью впились в дерево под мягкими подушечками лап. Широко раскрыв глаза, светящиеся зеленоватыми огоньками, Быстрая Молния тревожно наблюдал, выжидая и с опаской принюхиваясь к ночному воздуху. В пещерке из бревен спали лишь женщина и ребенок. Мужчина бодрствовал, положив ладонь на крепкую дубину, которую он подобрал себе среди многочисленных сучков и поленьев затора. Маленькая Жаннет что-то жалобно пробормотала во сне. Гастон понял. Голод и здесь начинал давать о себе знать. Мужчина высунул голову наружу и прислушался. Грохот потока заглушал все остальные звуки, но он заметил блеск пары зеленоватых глаз и услышал нечто, похожее на царапанье когтей по дереву. Это была Первая ночь на мертвых костях Куаху, когда плоть возжаждала плоти. Мужчина с дубиной в руках выбрался из-под бревенчатого укрытия. Через некоторое время он вернулся. А еще позже в углублении между двумя бревнами, служившем ей в качестве ложа, Светлячок тихо заскулила про себя; в ней стала неукротимо расти непреодолимая тоска по женщине, по ее ласковым глазам и мягкому, нежному голосу.

Ранним утром, когда тьма сгустилась и стала еще более плотной, чем ночью, овчарка осторожно приблизилась к деревянной пещерке. Лежавший в десяти футах мужчина расслышал стук ее когтей по настилу; он отложил дубину, вынул нож и замер, выжидая. Все ближе и ближе подходила овчарка, – и в десяти шагах за ней следовал Быстрая Молния, сверкая глазами, тихим тревожным ворчанием призывая ее к благоразумию. Минуты, пока Светлячок подходила ко входу в пещерку, показались мужчине часами. Овчарка просунула в отверстие голову, и он услышал, как она фыркает, принюхиваясь. Затем появились шея и туловище, – даже в темноте он понял, что собака наполовину вошла в пещерку. Мужчина оперся на руку и осторожно, дюйм за дюймом, подтянулся, занеся над головой нож. В следующее мгновение он рванулся вперед – быстро, как сама Пайсью, – и его пальцы вцепились в густую мягкую шерсть. Нож пронзил угольный мрак и впился в тело и кость. Отчаянный визг овчарки, полный испуга и боли, предшествовал яростному щелканью клыков Быстрой Молнии, метнувшегося в пещерку. Женщина с криком проснулась, а Гастон еще дважды вслепую ударил ножом. Но Светлячок убежала, оставив в его руке пригоршню золотисто-желтых волос. Нож попал ей в лопатку, прорезав мышцы, и струйка крови из раны отметила ее путь на самый дальний конец Куаху, куда она отбежала, сопровождаемая Быстрой Молнией.

Через несколько минут после этого Пайсью, гигантская кошка, двинулась по теплому кровавому следу; ее большое тело подергивалось, лапы шаг за шагом, крадучись, бесшумно передвигались сквозь мрак, пока наконец, обогнув комель древесного ствола, она не встретилась глазами с Быстрой Молнией. Первым прыгнул предводитель волчьих стай. Посреди затора, разыскивая тяжело раненную – как он надеялся – собаку, Гастон Руже услыхал шум и суматоху драки, перекрывавшие даже грохот потока. В сердце его появилась новая надежда. Раненая собака уползла прочь, а волк и рысь подрались из-за права ее прикончить – так рассудил он. Осторожно, держа дубину в руке, он приблизился к месту, откуда доносился шум битвы. Подойдя к катающемуся и рычащему клубку, он дважды в темноте ударил дубиной наугад. Глаза Пайсью, обладающие ночным зрением, первыми заметили его, и рысь одним прыжком метнулась через затор и скрылась во мраке. Третий удар задел плечо Быстрой Молнии, и он тоже исчез. Став на четвереньки, Гастон пустился на поиски. Пальцы его нащупали теплую кровь. Но овчарки, мертвой или раненой, здесь не было. Она вместе с Быстрой Молнией притаилась у самой воды на нижнем уровне затора.

Мужчина вернулся в пещерку, где его ждали перепуганные Жанна и маленькая Жаннет. Пайсью снова вышла из своей берлоги на плавучем дереве и жадно принюхивалась к кровавым следам, оставленным Светлячком. Глаза Быстрой Молнии, чьи бока были до крови изодраны острыми когтями рыси, ощупывали мрак, словно зеленоватые прожекторы. Инстинкт, более могущественный, чем голод, владел всеми его помыслами. Это было страстное, неотвратимое стремление зверя защитить свою подругу. Светлячок тихонько поскуливала от боли. Он осторожно касался ее носом, утешая и успокаивая ее, но тело его оставалось твердым как сталь. Прежде чем наступил рассвет, он несколько раз видел в отдалении среди белых стволов Куаху зловещий фосфорический блеск глаз Пайсью.

Этот день прошел спокойно. Гастон Руже знал, что, хотя дождь и прекратился, паводок будет бурлить еще много дней. Сердце его упало, когда он увидел, что Светлячок жива и лишь слегка хромает, перебираясь по бревнам затора рядом с Быстрой Молнией.

Теперь даже женщина не смела приблизиться к овчарке. Она ни на шаг не отступала от плеча Быстрой Молнии.

В больших черных глазах старшей Жанны затаился растущий ужас, маленькая Жаннет плакала и все чаще просила еды. Гастон обнимал их обеих и весело хохотал, чтобы поднять их настроение. Весь день он бесцельно бродил по затору, не выпуская дубины из рук. Наконец, к вечеру, его осенила гениальная идея, когда он заметил три или четыре места, где Пайсью входила и выходила из своей берлоги среди кучи плавника. Гастон рассказал жене об этой идее, и Жанна со вновь вспыхнувшей надеждой проворно распустила тяжелый узел длинных густых волос, каждая блестящая прядь которых была для него бесценна. Тем не менее Гастон отрезал от них достаточно, чтобы сплести три силка, более прочных, чем веревка или проволока: и до наступления сумерек следующей ночи он поставил эти три силка на Пайсью, гигантскую рысь.

После наступления темноты он опять стал ждать, положив дубину поближе к себе. Маленькая Жаннет уснула беспокойным сном, убаюканная тихим и ласковым голосом матери. В эту ночь женщина тоже не сомкнула глаз, но сидела, склонив голову на плечо Гастона, всем сердцем молясь, чтобы произошло то, что он ей обещал.

Пайсью, рысь, прожила много лет и встречалась со множеством опасностей. Ей были знакомы запах человека и угроза, исходившая от него; и когда в темноте, не разбавленной ни луной, ни звездами, она натолкнулась на первую волосяную петлю, ее аромат заставил хищницу замереть на месте. Это был аромат, который так любил мужчина, – приятнее, чем запах полевых цветов, как не раз говорил он своей Жанне. Но для Пайсью он был отвратителен, поскольку таил в себе ядовитый привкус зловещей угрозы. Она обошла петлю и проделала себе новый выход сквозь спутанные ветки и листья плавучего дерева.

За эту ночь она еще более осунулась и похудела. Ее поступками и стремлениями руководил теперь не просто голод. Это было помешательство. Ее лапы с мягкими подушечками бесшумно ступали по бревнам, пока она не уловила ветер, который донес до нее запах овчарки. Целых полчаса лежала она неподвижно, распластавшись на животе. Затем осторожно, по нескольку дюймов за раз, она принялась подкрадываться к своей добыче. Жестокий голод придавал ей невероятную смелость. Она не боялась Быстрой Молнии; она не испугалась бы даже двух или трех Быстрых Молний. Острыми кривыми когтями задних лап она с одного удара распарывала брюхо карибу. Когда ей исполнилось два года, она убила волка. Она была великаншей среди своих сородичей, и она сходила с ума от голода.

Быстрая Молния не почуял запаха врага, поскольку ветер дул от него, но вовремя разглядел зеленоватые огоньки рысьих глаз, когда та все ближе и ближе подползала сквозь мрак. Если бы Пайсью умела соображать, она бы прикрыла глаза и, лишь приблизившись на расстояние прыжка, открыла бы их вновь. То, что ей видны были сдвоенные огоньки глаз Быстрой Молнии, отнюдь не подсказывало ей, что и ее собственные глаза также можно видеть и что ее приближение не осталось незамеченным. Подобные сопоставления были чужды примитивным инстинктам огромной кошки. Она подкрадывалась против ветра, и именно это было для Пайсью основной гарантией успеха.

Быстрая Молния не делал попыток избежать дальнейшего развития событий, которые, как он чувствовал, могли привести к большой трагедии. Испуганное поскуливание овчарки, тоже заметившей приближение пылающих глаз, прибавило ему твердой решимости выполнить то, что подсознательно сформировалось в его мозгу. Некая загадочная, непостижимая для человеческого разума сила снова воодушевляла и вдохновляла его на бой за свою подругу. Он не сдвинулся ни на дюйм, но Светлячок постепенно отползала все дальше и дальше назад по мере того, как зеленоватые глаза Пайсью становились все ближе. Из своей деревянной пещерки Гастон и Жанна тоже вглядывались в угольную черноту, напряженно прислушиваясь и ожидая. Они тоже заметили сверкание глаз, и мужчина шепотом объяснил жене смысл того, что сейчас произойдет и как это отразится на их дальнейшей судьбе. Предстояла смертельная битва, и от ее исхода зависело, будет ли у них мясо, чтобы прокормиться до тех пор, пока не спадет паводок.