Текст книги "Викинги. Ирландская сага"
Автор книги: Джеймс Л. Нельсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава вторая
Редко можно найти тех,
Кто достоин доверия,
Среди людей, что обитают
Под недремлющим оком Одина,
Ведь вероломный разрушитель уз
Обменял смерть брата на золото.
Церковь, которая скрывалась за стенами форта, оберегавшими Тару[6]6
Автор допускает анахронизм. В первой половине I тыс. н. э. Тара представляла собой комплекс культовых сооружений и была важнейшим цен – тром духовной жизни Ирландии, но к IX веку потеряла свое значение и была полностью разрушена.
[Закрыть], столицу высокого короля Бреги и, по мнению некоторых, всей Ирландии, не представляла собой ничего примечательного, поскольку Тара, да и сама Ирландия, обретались на задворках цивилизованного мира. Она была прямоугольной, обшитой досками и не отличалась особенно внушительными размерами. Но островерхую крышу недавно покрыли свежим камышом, и длинные высохшие тростинки переплетались в изящные узоры вокруг конька и карнизов. Стены, сложенные из тростника и глины, были побелены до ослепительного блеска, особенно заметного в те редкие дни, когда на небе проглядывало солнце. В окнах же красовались самые настоящие стекла.
Внутри царили строгий порядок и уют. Церковь была выскоблена и дочиста подметена от молельни до выхода на паперть. Она выглядела настолько хорошо и опрятно, насколько это вообще было возможно, в чем не было ничего удивительного, поскольку в тот самый день, когда Торгрим Ночной Волк и Харальд сын Торгрима готовились к кровавой сече на ирландской земле, в ней должна была состояться королевская свадьба.
Если бы сейчас было лето, то стропила, потолочные балки и алтарь в глубине помещения украсили бы яркими брызгами разноцветных полевых цветов – вьюнка, иван-чая, васильков и ромашек, – собранных в маленькие букетики. Быть может, на голубом небе даже сияло бы солнце, двери и окна церкви распахнули бы настежь, чтобы впустить внутрь ласковый теплый ветерок.
Но, увы, время года на дворе стояло совсем другое. Была ранняя весна, небо набрякло серыми тучами, сочившимися унылым дождем. Церковь была задрапирована яркими отрезами ткани, которые, впрочем, не могли соперничать красками с полевыми цветами. Окна и двери заперли, чтобы преградить доступ надоедливому дождю. Полумрак, царивший внутри, рассеивали факелы и свечи, но большая час ъ помещения так и осталась погруженной в темноту – и это несмотря на то, что полдень еще не наступил. Каменный пол уже стал скользким от грязи, а ведь в церкви находились лишь аббат да придворные дамы, украшавшие церковь ради столь знаменательного события.
Распоряжалась церемонией, руководя приготовлениями, как король своей армией, Морриган ник Конайнг. Она широким шагом расхаживала по церкви, стараясь не поскользнуться на блестящем полу. Вот она приостановилась у алтаря, окинула взглядом проход между рядами и нахмурилась. К тому времени как здесь соберутся гости, грязь превратит его в опасное место. Невеста может запросто поскользнуться и грохнуться прямо на каменный пол.
Хм… Морриган ненадолго задумалась. «А что, собственного, в этом плохого?» Существовали обстоятельства, делавшие подобный исход благоприятным и даже весьма желательным. Но ведь выдавать замуж невесту и вести ее по проходу будет не кто иной, как ее брат Фланн мак Конайнг[7]7
Фланн мак Конайнг (умер в 868 г.) – верховный король Бреги.
[Закрыть]. Падая, невеста может увлечь за собой и его. И если он окажется на грязном полу в объятиях никчемной шлюхи в якобы белом платье, это никак не будет способствовать укреплению его положения в Таре.
– Эй ты, Брендан, – резко бросила она рабу, который соскребал потеки воска с каменного пола.
– Госпожа? – с должным смирением переспросил тот.
– Разложи в проходе свежий камыш, но не раньше, чем гости начнут занимать свои места.
– Будет сделано, госпожа. – Это было все, что хотела услышать Морриган.
Невестой была Бригит ник Маэлсехнайлл, дочь Маэлсехнайлла мак Руанайда[8]8
Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд (умер в 862 г.) – верховный король Миде (843/845—862) и правитель всей Ирландии (846–862).
[Закрыть], покойного верховного короля Тары, погибшего в одной из бесконечных мелких стычек в борьбе за власть, в которых неизменно принимали самое деятельное участие многочисленные короли Ирландии. Оплакивая смерть Мазла и скрежеща зубами, в глубине души Морриган прекрасно сознавала, что он был жестокой и бесчеловечной скотиной. Она была уверена, что его безнравственность и нечестие не укрылись от внимания Владыки Небесного, и не сомневалась в том, что тело его еще не успело коснуться земли, как Господь отправил душу презренного короля прямиком в ад.
Его врагом на поле боя в тот день оказался Кормак Уа Руайрк, король Гайленги, брат покойного супруга Бригит. Хитросплетения союзов, вражды и интриг в Ирландии очень походили на резные изображения мифических чудовищ норманнов, которые переплетались в самых замысловатых позах, так что понять, кто есть кто, было весьма непросто.
В тот день Кормак потерпел поражение. За то, что он попытался узурпировать власть верховного короля, властителя Брега, его привязали к шесту и вспороли ему живот на глазах у остатков его армии. Положительным моментом во всей этой истории стало то, что выжившие солдаты Кормака с облегчением приняли крепостное рабство, ярмо которого им отныне предстояло нести на себе до самой смерти.
А вот как погиб Маэлсехнайлл, не знал никто. В пылу отчаянного сражения никто не заметил, как он упал. И только когда солдаты Гайленги запросили пощады и побросали оружие, было найдено тело короля, забрызганное грязью, с выпученными глазами и зияющей раной на шее от удара мечом.
Морриган вновь окинула критическим взором внутреннее убранство церкви и нахмурилась, глядя на высокие свечи, горевшие по обеим сторонам алтаря. Одна была на добрых десять дюймов короче другой. Разумеется, они выглядели бы куда лучше, если бы были одинаковой длины, но вот стоило ли прибегать к дополнительным расходам и менять их на новые? Однако, если она оставит все, как есть, то не будет ли это выглядеть так, будто ей нет никакого дела до свадьбы Бригит? Хотя в действительности все обстояло как раз наоборот. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме Бригит и того, к каким последствиям приведет этот брак. И подобные мысли доводили ее до бешенства. Она надувалась от гнева, как бурдюк с вином, готовая лопнуть в любой момент, но сдерживалась из последних сил и таила свое недовольство в себе.
Нет, свечи и так выглядят хорошо.
Морриган услышала, как открылась дверь; огоньки свечей испуганно затрепетали, но тут же вновь встали по стойке «смирно», когда дверь закрылась. В церковь скользнул Доннел, его промокшая насквозь накидка тяжело обвисла на плечах, а башмаки и облегающие штаны стали коричневыми и блестели от облепившей их грязи.
Доннел и его брат Патрик были пастухами, во всяком случае, оставались таковыми вплоть до того дня, когда наткнулись на молодого лорда, который вез Корону Трех Королевств в Тару и у которого норманны похитили ее. Пастухи привели юного вельможу к Маэлсехнайллу, и Тара, как только они увидели ее, пришлась им по вкусу. А Морриган понравилось то, что увидела она, когда юноши предстали перед нею: молодые, крепкие и смекалистые, они были согласны на все, лишь бы только не пасти овец вновь.
– Доннел, – приветствовала его Морриган, – ты только что вернулся?
– Да, госпожа, – ответил Доннел и коротко поклонился, похожий в этот момент на важного епископа, с опаской преклоняющего колени. – И прямиком направился к вам, госпожа.
Морриган одобрительно кивнула.
– Клойн?
– Предупреждены за неделю или даже раньше.
– Клондалкин? – продолжала допытываться Морриган.
– И Клондалкин тоже, если только вашим людям в Дуб-Линне можно хоть немного доверять.
– А ты им веришь?
– Верю, госпожа. Им есть что терять, и при этом они ничего не выигрывают. Патрик думает также.
Морриган кивнула. Эти юноши быстро учатся, осваивая правила игры. Осведомленность. Знания. Именно этому она сама научилась у ублюдка Маэлсехнайлла. Покойный верховный король старался знать обо всем, что происходило в его королевстве.
Ну или почти обо всем.
– Ты хорошо поработал, Доннел. А теперь ступай и обсохни, а заодно поешь и отдохни немного. Ты мне еще понадобишься, так что будь поблизости.
А Морриган действительно был нужен Доннел. И Патрик. И вообще все те люди, что сейчас трудились не покладая рук, но оставались при этом в тени. Брат Морриган, Фланн мак Конайнг, пришел к власти в Таре после смерти Маэлсехнайлла мак Руанайда. Среди королей рангом пониже у Фланна были свои последователи и сторонники, так называемые ри туата, считавшиеся вассалами верховного повелителя в Таре. Сам Фланн входил в дербфине Маэлсехнайлла – в семью, которая включала в себя представителей четырех поколений. Собственно говоря, все они были троюродными родственниками, чего, по ирландским обычаям, было вполне достаточно, чтобы дать Фланну законное право на трон.
Но то, что Фланн мог предъявить права на трон и даже сидел на нем сейчас, вовсе не означало, будто трон принадлежит ему навеки. Фланн не являлся танистом, первым наследником. Если Бригит родит сына, внука Маэлсехнайлла, то именно этот маленький ублюдок может стать непосредственным прямым наследником, а Фланна – и Морриган – вышвырнут на помойку сразу же, как только Бригит сумеет провернуть эту интригу. Что не должно было случиться ни при каких обстоятельствах.
Несмотря на ее королевское происхождение, много лет назад Морриган захватили в плен дуб галл, и она превратилась в рабыню в Дуб-Линне. Долгие годы она страдала от издевательств и унижений, от насилия, побоев и голода. А когда она уже готова была бежать оттуда, ей передали, что Маэлсехнайлл желает, чтобы она и впредь оставалась там, дабы наблюдать за норманнами в Дуб-Линне и сообщать в Тару об их планах и замыслах. Ей пришлось еще несколько лет испытывать неисчислимые страдания, ужас и позор, пока наконец она не помогла Торгриму Ночному Волку с его отрядом бежать от датчан и не покинула город вместе с ними.
Нет. После всего, что ей пришлось пережить, после того, как брат ее взошел на трон в Таре, завладев Короной Трех Королевств, после того, как сама она возвысилась благодаря его положению, Морриган не позволит, чтобы ее оттеснила в сторону какая-то пустоголовая маленькая шлюха. Кроме того, ее нынешнее место в Таре позволяло ей погасить жаркое пламя, бушующее у нее в груди, унять ненависть к этим свиньям-язычникам, что приплыли из-за моря на своих драккарах и обесчестили ее Ирландию. Если она чему-нибудь и научилась у этого мерзавца Маэлсехнайлла, так это тому, как нужно захватывать и удерживать власть. И она не сидела сложа руки, вовсе нет.
– Благодарю вас, госпожа, – отозвался Доннел.
Он вновь отвесил ей короткий и неуклюжий поклон, неумело подражая придворной моде, которая была совершенно чуждой ему еще какой-нибудь год назад, после чего повернулся и вышел вон.
– Слушайте все! – Морриган громко хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание слуг и рабов, трудившихся в разных уголках церкви. – Пора, заканчивайте свои дела, и побыстрее.
Минуло уже по меньшей мере полчаса с тех пор, как колокола пробили «Ангелюс»[9]9
«Ангелюс» – колокол, призывающий к чтению молитвы Богородице (читается трижды: утром, в полдень и вечером). (Примеч. пер.)
[Закрыть]. Монахи из монастыря на территории форта уже завершали свои молитвы и обращали мысли к брачной церемонии.
Шум дождя, идущего снаружи, внезапно стал громче, и Морриган обдало порывом сырого холодного ветра, когда главная дверь в церковь отворилась и внутрь вошел отец Финниан, поспешно захлопнув ее за собой. Сквозняк подхватил несколько связок камыша и разбросал их по полу нефа.
– Отец Финниан, – приветствовала его Морриган, почтительно склонив голову.
– Морриган. – Финниан поднял руку и осенил Морриган крестным знамением, и та склонилась еще ниже и тоже перекрестилась в знак благодарности за благословение.
«Разумеется, именно его она попросила совершить подобное непотребство», – подумала Морриган. Сама Морриган была крепка в своей вере. Именно вера поддерживала ее все долгие годы плена. Она часами думала о страданиях Иисуса Христа и обожаемого ею святого Патрика, который тоже был рабом. Это была одна из тех немногих вещей, которые облегчали выпавшие на ее долю мучения и тяготы.
Она любила всех священников и всю братию монастыря. Они были славными простыми людьми, несмотря на всю свою ученость, набожными и честными. Но отец Финниан был другим. Он представлялся ей загадкой. Во-первых, он отличался немногословностью. Это выгодно выделяло его среди всех остальных, готовых трещать без умолку с утра до ночи, словно они выражали благодарность за то, что им не пришлось принимать обет молчания. Не выказывал отец Финниан и особого почтения к новому статусу Морриган. Прочие, не зная, чем закончится борьба за власть, добивались милостей у всех подряд, но Финниан прибег к другой тактике и, казалось, вообще не искал чьего-либо покровительства.
При этом нельзя было сказать, будто Финниан выказывает неуважение кому-либо. Отнюдь нет. Просто он проявлял сдержанность. Да, пожалуй, именно это слово характеризует его лучше всего. Сдержанность. Он был еще не стар, ему едва перевалило за тридцать, и даже тонзура не портила его привлекательного лица, как и просторный коричневый балахон священника не мог полностью скрыть его мускулистую, развитую и крепкую фигуру. Ирландия была изобильной страной, и монахи отнюдь не страдали от голода, что было особенно заметно по внушительным формам некоторых из них. Но к отцу Финниану это не относилось.
Морриган находила его весьма привлекательным. Иногда он приходил к ней во сне, в непрошеных ночных видениях, что изрядно смущало ее. Но на исповеди она не могла признаться в том, что ее влечет к нему, – на ум ей пришло слово «похоть», вызвав отвращение и испуг. Неспособность признаться в этом грехе и получить отпущение дамокловым мечом висела над нею.
– Я могу сделать еще что-нибудь, отец Финниан? – спросила Морриган.
Монах обвел церковь взглядом, не упустив ни вязанки свежего камыша на полу, ни яркие пятна тканевого убранства, ни свечи, украшающие алтарь. Вот он кивнул, и губы его сложились в некое подобие улыбки.
– Нет, дитя мое. Похоже, ты позаботилась обо всем. Иногда мне кажется, что церковь, как и вся Тара, пришла бы в полное запустение, если бы не ты. – И хотя он похвалил ее, его тон был ничуть не более подобострастным, чем если бы он говорил, к примеру, о погоде.
– Что ж, – заметила Морриган, – церковь преспокойно простояла все те годы, что я пребывала в рабстве у датчан. – И слова эти прозвучали с куда большей горечью, чем она хотела бы выказать.
Она почувствовала, как лицо ее заливает жаркий румянец, но отец Финниан ограничился кивком головы и понимающим взглядом.
– Она выстояла, дитя мое, но далось ей это нелегко.
Сегодня отец Финниан надел белую ризу, а не грубый коричневый балахон, который носил почти постоянно. Среди монахов ордена (принадлежавшего к самым многочисленным в Ирландии, не в последнюю очередь из-за той защиты от не– прекращающихся набегов норманнов, которую обеспечивал форт Тары) отец Финниан был одним из немногих, кто имел высший духовный сан, и в этом качестве он мог проводить таинство бракосочетания. Низ его одеяния промок и был забрызган грязью, и Морриган едва удержалась, чтобы не наклониться и не попробовать оттереть ее.
И тут над их головами зазвонили церковные колокола, призывая всех, кто ждал этого события, – дружинников Тары, ри туата и тех, кто обладал хоть каким-либо влиянием и властью на двадцать миль вокруг, – на свадьбу Бригит ник Маэлсехнайлл, дочери ныне покойного и оплакиваемого Маэлсехнайлла мак Руанайда.
Отец Финниан повернулся к Морриган.
– Время пришло, – проронил он.
«И впрямь пришло», – подумала Морриган.
Глава третья
Торгрим Ночной Волк устал.
Он устал от странствий, устал от тысячи забот, которые всегда являются уделом вожака, устал от долгих раздумий и беспокойства. Но при этом он не мог не ощущать, насколько веселее побежала по его жилам кровь, когда под носом «Громовержца», первым из кораблей флотилии достигшего берега, заскрежетала галька.
По правому и левому борту «Черного Ворона» гребцы в последний раз налегли на весла, и драккар по инерции прошел оставшиеся пятьдесят футов до берега. Арнбьерн скомандовал: «Суши весла!» – и гребцы одновременно описали ими полукруг и подняли их стоймя. Торгрим старался не смотреть в сторону Харальда, но не удержался и метнул на сына взгляд украдкой, однако юноша обращался с веслом ничуть не хуже своих куда более опытных товарищей.
Безудержный набег викингов. Несмотря на всю свою усталость, Торгрим по-прежнему любил это занятие. Оно напоминало ему, что он еще жив. А еще он знал, что если через какой-нибудь час это утверждение станет неправдой, значит, он погибнет так, как и подобает настоящему мужчине.
– Что это за тип? – обратился Торгрим с вопросом к Арнбьерну, в то время как «Черный Ворон» быстро накатывался на берег.
На носу драккара один из членов его команды буквально вертелся волчком на месте. На нем были лишь облегающие штаны, он не надел ни кольчуги, ни рубашки, а шлем не прикрывал всклокоченную копну его волос. Его борода торчала в разные стороны, словно буйно разросшийся куст. В левой руке он держал короткий меч, а правой сжимал боевой топор. Он был тощим, как скелет, и в одежде мог бы показаться изнуренным и слабым, но сейчас на его обнаженном до пояса теле проступали мускулы и сухожилия, словно искривленные корни дерева.
– Старри Бессмертный, – отозвался Арнбьерн. – Берсерк. Вожак отряда берсерков.
Торгрим кивнул. Он с первого взгляда распознал в Старри берсерка, приверженца культа воинов, приходивших в исступление в предчувствии битвы. Они бросались в схватку с яростью, которой наделяли их боги, и кровожадностью, даже среди викингов считавшейся ненормальной. Торгиму уже доводилось сражаться рядом с берсерками, и он с легкостью распознал все их признаки у этого воина: презрение к доспехам и неистовую энергию в решающие минуты перед боем.
– До сих пор я его что-то не замечал, – обронил Торгрим.
Большую часть времени он предпочитает проводить в одиночестве. Но в бою его трудно не заметить.
В следующий миг «Черный Ворон» вылетел на песок, и Торгрим покачнулся и переступил с ноги на ногу из-за неожиданной остановки. Воины вскочили, убрали весла и закрепили их на палубе у мидель-шпангоута, и Торгрим почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Он с наслаждением вслушивался в глухой стук, с каким щиты покидали свои места на планшире, и в металлический шорох и лязг кольчуг, когда воины перепрыгивали через низкие борта корабля. Они с шумом обрушивались в пенный прибой и хватались за выступающие деревянные крепления, изо всех сил налегая на них. Неглубоко сидящий в воде корабль со скрежетом выехал дальше на песок. Затем настала очередь длинных швартовочных канатов, которые обмотали вокруг валунов, чтобы удержать судно на месте.
Харальд оглянулся на Торгрима, взглядом спрашивая у отца разрешения присоединиться к остальным. Тот едва заметно кивнул, и юноша сорвался с места, словно пущенная стрела. Подбежав к борту, он в мгновение ока перепрыгнул через него, оказавшись на мелководье. На нем был железный шлем и кольчуга, на левой руке висел щит, а правой он сжимал боевой топор. Торгриму же он по-прежнему казался маленьким мальчиком, каким был когда-то, бегающим по хутору в Вике с деревянным топором и игрушечными доспехами.
Шлем, кольчугу и оружие Харальда, как и снаряжение Торгрима, они позаимствовали у Арнбьерна перед тем, как выйти с ним в море. Несмотря на то, что в Вике Торгрим владел стадами коров и овец, землей, зданиями и рабами, в Ирландии он стал фактически нищим, потеряв все в сражениях с местными жителями. Единственное оставшееся имущество оказалось, по счастью, и самым ценным – меч Железный Зуб, который у него отобрали датчане и который вернула ему (он до сих пор не знал, как именно) рабыня по имени Морриган.
В конце концов на борту остались только они с Арнбьерном. Они прошли на нос корабля, к тому месту, где с него можно было сойти прямо на берег. Торгрим поставил ногу на планширь, взобрался на него и тяжело спрыгнул на песок. Арнбьерн последовал за ним. Последние суда флотилии викингов уже причалили к берегу. Узкая полоска земли, на которую с одной стороны наступало море, а с другой – высокие, поросшие кустарником скалы, быстро заполнялась воинами, пришедшими убивать.
Выпрямившись, Торгрим обнаружил, что оказался совсем рядом со Старри Бессмертным, который продолжал кружиться волчком, и Ночной Волк поспешно отступил на шаг, чтобы не попасть под удар боевого топора берсерка. В это самое мгновение взгляды их встретились, и Старри вдруг замер на месте как вкопанный, глядя прямо в глаза Торгриму. Берсерк прищурился и склонил голову к плечу, словно вглядываясь в нечто, видимое ему одному. Торгрим выдержал его взгляд, не желая первым отводить глаза, хотя и не понимал, что происходит. Никто не заставит его опустить голову, даже берсерк. Особенно берсерк, чьего общества вне поля боя чурались и избегали остальные воины.
Но взгляде Старри не было ни угрозы, ни вызова, ни даже намека на враждебность. Тем не менее Торгрим решительно терялся в догадках, что у берсерка на уме. А потом Старри заговорил, и голос его прозвучал на удивление спокойно:
– Как тебя зовут?
– Торгрим. Торгрим сын Ульфа, из Вика.
– Но ведь тебя называют еще и по-другому, не правда ли?
– Люди зовут меня Торгрим Ночной Волк.
– Да, да. Ночной Волк. Ты – ночной волк, и боги благоволят тебе. – Кивнув, Старри отвернулся и заковылял прочь, словно Торгрим выпустил из него все его сумасшествие.
– Странный малый, – заметил Арнбьерн.
– Они все такие, – отозвался Торгрим.
– Вон, смотри. – Арнбьерн кивнул в сторону. – Хескульд Железноголовый собирает предводителей отрядов. Идем со мной.
Торгрим заколебался.
– Я – не ярл и даже не владелец корабля. Под моей рукой нет воинов. И на таких собраниях мне не место.
– Вздор! И это говорит Торгрим Ночной Волк? Твой совет всегда будет кстати. Идем.
И Торгрим последовал за Арнбьерном Белозубым туда, где чуть выше по берегу собрались командиры судов флотилии, чтобы выслушать Хескульда Железноголового.
– Не сомневаюсь, что все вы видели всадников на кряже, – как раз говорил Железноголовый, когда они присоединились к остальным. – Они будут готовы, и будут ждать нас. Сколько их, мы не знаем.
Хескульд был крупным мужчиной, а с годами еще и раздался в талии, но в манерах его и речи чувствовалась властность. На нем была кольчуга тонкой работы и шлем, который сверкал бы, будь на небе солнце, а на плечах красовалась накидка из какого-то дорогого меха. Горностаевая, скорее всего. Он был состоятельным и могущественным ярлом, о чем свидетельствовал весь его облик.
– В Клойне есть башня. Может, она достаточно высокая, и с первыми лучами рассвета они заметили нас, – предположил один из ярлов.
– Башня? – переспросил Арнбьерн. – Впервые слышу о какой-то башне.
Хроллейф Отважный, владелец корабля «Серпент», лицо которого почти полностью скрывала густая бородища, пожал плечами с таким видом, словно это не имело никакого значения, и Торгрим про себя согласился с ним. Это действительно не имело никакого значения.
Но ярлы желали высказаться, и каждого надо было выслушать, поэтому разговор затянулся еще на несколько минут. Болли сын Торвальда, мелкий ярл откуда-то с севера Норвегии, владелец «Ока Одина», самого маленького корабля во всей флотилии, предложил как можно скорее выступить вперед. Но у Арнбьерна нашлось встречное предложение:
– Давайте отрядим треть наших людей, чтобы они зашли с юга. Если нас поджидает серьезное войско, тогда основные наши силы нападут на них, и, как только завяжется сражение, треть наших людей ударит им во фланг.
После его слов последовало молчание. Кое-кто из воинов согласно кивнул, без особого, впрочем, энтузиазма. Хроллейф сплюнул на песок, а потом отер слюну, которая повисла у него на бороде.
– Слишком мудрено. Слишком уж мудрено, вот что я вам скажу, – заявил он. – Идем и нападем на них в лоб, и все дела.
– Торгрим Ночной Волк, – вдруг обратился к нему Хескульд Железноголовый, чем застал Торгрима врасплох, – ты провел в этой всеми богами проклятой стране уже некоторое время, и что ты нам скажешь?
Торгрим на мгновение задумался. В глубине души он был согласен с Хроллейфом, но сейчас он состоял на службе у Арнбьерна Белозубого. А Арнбьерн был совсем не дурак, и его идея могла оказаться не такой уж и глупой. Нет ничего постыдного в том, чтобы обдумать ход сражения заранее или попытаться перехитрить врага. Тем не менее…
– У ирландцев не будет доспехов, а если и будет, то совсем немного, – после долгого молчания проговорил Торгриим, – а боевых топоров у них нет вовсе. Некоторые будут верхом на созданиях, которых они называют лошадьми, но я не удивлюсь, если кто-либо из вас примет их за свиней. – При этих его словах некоторые воины заулыбались, другие согласно закивали головами. – Мне нравится то, что предлагает Арнбьерн, но я думаю, что самая большая опасность исходит попросту из того, что ирландцев очень много, а значит, они будут иметь над нами численный перевес. Потому мне бы не хотелось разделять наши основные силы.
Завязался недолгий и беспорядочный спор, когда все воины, казалось, заговорили одновременно, но было очевидно, что большинство согласно с Торгримом, и потому была принята предложенная им тактика.
– Более всего мы должны опасаться этого самого кряжа, – заявил один из мужчин, которого Торгрим не знал. Он указал в сторону холмистой местности, начинавшейся сразу же за полоской берега, которую разрезал узкий, поросший кустарником проход. – По этой тропе мы сможем подняться только по два или три воина в ряд. Если эти ирландцы еще не окончательно спятили, они устроят нам засаду именно там, чтобы вырубить нас подчистую.
Хескульд Железноголовый положил конец спору:
– Вот для этого боги и дали нам берсерков, – сказал он.
