Текст книги "Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4"

Автор книги: Джеймс Клавелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Нет, мы могли бы вас подбросить, если хотите.

– А можно прямо сейчас? Извините, но я боюсь, что я опять отключусь, если не займусь этим сразу.

Гаваллан бросил взгляд на Мак-Айвера.

– Мак, поедем сейчас… может быть, мне удастся перехватить Талбота. У нас еще есть время вернуться и повидать Азадэ и Ноггера, если он здесь.

– Хорошая мысль.

Гаваллан встал и надел свое толстое пальто.

Петтикин сказал Россу:

– Я дам вам пальто и пару перчаток. – Он увидел, как взгляд капитана заскользил по коридору. – Вы хотите, чтобы я разбудил Азадэ?

– Нет, спасибо. Я… я просто загляну тихонько.

– Вторая дверь по левой стороне.

Они наблюдали за тем, как он прошел по коридору, поступь у него была бесшумная, как у кошки, тихо приоткрыл дверь, постоял там мгновение, потом закрыл ее снова. Он взял свой карабин и оба кукри, свой и Гуэнга. Подумав секунду, он оставил свой на каминной полке.

– На случай, если я не вернусь, – сказал он, – передайте ей, что это подарок, подарок для Эрикки. Для Эрикки и для нее.

ГЛАВА 47

Дворец хана. 17.19.Староста Абу-Мард стоял на коленях, каменея от страха.

– Нет, нет, ваше высочество, я клянусь, это мулла Махмуд приказал нам…

– Он не настоящий мулла, ты, шелудивый пес, всем это известно! Клянусь Аллахом, ты… ты собирался побить камнями мою дочь? – вскричал хан; его лицо пошло пятнами, дыхание было прерывистым и хриплым. – Ты решил? Ты решил, что ты собираешься побить камнями мою дочь?

– Это все он, ваше высочество, – пролепетал староста, – это мулла решил, когда допросил ее, и она созналась в прелюбодеянии с этим диверсантом…

– Сын собаки! Ты был в сговоре с этим ложным муллой… Лжец! Ахмед рассказал мне, как все было! – Хан оперся на подушки, позади него стоял телохранитель Ахмед и еще два охранника находились рядом со старостой перед ним, Наджуд, его старшая дочь, и Айша, его юная жена, сидели по одну сторону, пытаясь спрятать свой ужас перед его гневом, замирая от страха, что он может обратиться на них. На коленях возле двери в своей грязной с дороги одежде и тоже наполненный страхом стоял Хаким, брат Азадэ, который только что прибыл, без промедления доставленный сюда под охраной, в ответ на вызов хана и который с тем же гневом слушал рассказ Ахмеда о том, что произошло в деревне.

– Сын собаки! – снова крикнул хан, брызжа слюной. – Ты позволил… ты позволил этому псу-диверсанту бежать… позволил ему утащить мою дочь с собой… сначала ты укрываешь диверсанта у себя, потом… потом осмеливаешься судить члена моей… МОЕЙ… семьи и готов побить камнями… не испросив моего… МОЕГО… одобрения?

– Это все мулла! – воскликнул староста, повторяя эти слова снова и снова.

– Заткни ему пасть!

Ахмед с силой ударил старосту по уху, на мгновение оглушив его. Потом грубо вздернул с пола опять на колени и прошипел:

– Скажешь еще одно слово, вырежу тебе язык.

Хан пытался отдышаться.

– Айша, подай мне… подай мне одну из этих… этих таблеток… – Она торопливо придвинулась к нему, не поднимаясь с колен, открыла пузырек, положила таблетку ему в рот и вытерла его от слюны. Хан передвинул таблетку во рту под язык, как говорил ему доктор, и через мгновение грудь отпустило, громовые удары в ушах ослабли и комната перестала покачиваться. Налитые кровью глаза хана вернулись к старику, который плакал и дрожал всем телом и никак не мог унять дрожь. – Ты, сын собаки! Значит, ты смеешь кусать руку, которая тобой владеет, – ты, твой мясник и вся твоя паршивая деревня. Ибрим, – приказал хан одному из своих охранников, – отведи его назад в Абу-Мард и побей камнями, пусть вся деревня побьет его камнями, побьет его камнями, потом отрежь руки мяснику.

Ибрим и еще один телохранитель подняли воющего старика на ноги, ударом кулака заставили его замолчать и открыли дверь, чтобы выйти, но остановились, когда Хаким хрипло произнес:

– Потом сожгите деревню!

Хан посмотрел на него, прищурившись.

– Да, потом сожгите деревню, – словно эхо, повторил он, не сводя глаз с Хакима, который не отвел глаз, стараясь найти в себе мужество. Дверь закрылась, и теперь тишина сгустилась, нарушаемая одним лишь натужным дыханием хана. – Наджуд, Айша, оставьте нас! – сказал он.

Наджуд замешкалась, ей очень хотелось остаться, хотелось услышать, как Хакиму будет вынесен приговор, она злорадствовала, что Азадэ застали за прелюбодеянием и поэтому накажут, когда бы ни поймали снова. Хорошо, хорошо, хорошо. Вместе с Азадэ сгинут они оба, Хаким и Рыжеволосый с Ножом.

– Я буду рядом, если ваше высочество соизволит позвать меня, – сказала она.

– Ты можешь идти в свои покои. Айша, ты жди в конце коридора.

Обе женщины ушли. Ахмед удовлетворенно закрыл дверь: все шло по плану. Два других охранника стояли в молчании.

Хан шевельнулся, болезненно поморщившись, и махнул им рукой.

– Подождите снаружи. Ахмед, ты останься. – Когда они ушли и в большой холодной комнате их осталось трое, его взгляд опять вернулся к Хакиму. – «Сожгите деревню», – сказал ты. Хорошая мысль. Но это не извиняет твоего предательства или предательства твоей сестры.

– Ничто не может извинить предательства против отца, ваше высочество. Но ни Азадэ, ни я не предавали вас и не замышляли заговора против вас.

– Лжец! Ты слышал Ахмеда! Она призналась в том, что предавалась блуду с диверсантом, сама призналась в этом!

– Она призналась в том, что любила его, ваше высочество, много-много лет назад. Она поклялась перед Аллахом, что никогда не совершала прелюбодеяния и не предавала своего мужа. Никогда! Перед всеми этими паршивыми псами, сыновьями собаки и еще хуже, перед этим муллой левой руки, что должна была сказать дочь хана! Разве она не старалась сберечь твое имя перед лицом этой подлой кучи дерьма?

– Все играешь словами, все пытаешься защитить шлюху, которой она стала?

Лицо Хакима посерело.

– Азадэ влюбилась, как в свое время влюбилась мама. Если Азадэ шлюха, значит, вы сделали шлюхой мою мать!

Кровь снова бросилась хану в лицо.

– Как ты смеешь говорить такое!

– Это правда. Вы возлегли с ней до того, как поженились. Потому что она любила вас, она тайно впустила вас в свою комнату, рискуя при этом жизнью. Она рискнула своей жизнью, потому что любила вас и потому что вы умоляли ее. Разве наша мать не убедила своего отца принять вас и уговорить вашего отца позволить вам жениться на ней вместо вашего старшего брата, который хотел взять ее второй женой? – Голос Хакима пресекся, когда он вспомнил ее умирающей, ему было семь, Азадэ шесть, они еще мало понимали, видя лишь то, что их мама страдает от ужасных болей из-за чего-то, что все называли «опухоль», а снаружи, во дворе дворца их отец Абдолла убивается от горя. – Разве она не вступалась всегда за вас перед вашим отцом и старшим братом, а потом, когда вашего брата убили и вы стали наследником, разве не она залечила разрыв между вами и вашим отцом?

– Ты… ты не можешь знать подобные вещи, ты был… ты был слишком мал!

– Старая нянька Фатима рассказала нам, перед смертью она рассказала нам все, что смогла вспомнить…

Хан едва слушал его, тоже захваченный картинами прошлого, он вспоминал тот несчастный случай на охоте, стоивший жизни его брату, который он так тонко подстроил, – старая нянька могла знать и об этом тоже, а если это так, то, значит, об этом знает Хаким, и знает Азадэ, значит, еще больше причин заставить их замолчать. Вспоминал он и все те волшебные мгновения, которые провел с Напталой Прекрасной, до и после брака и во все дни, пока не началась боль. Они были женаты меньше года, когда родился Хаким, два, когда появилась Азадэ, Наптале тогда было всего шестнадцать, крошечная, телом похожая на Айшу, но в тысячу раз прекрасней, ее длинные волосы были как золотая канитель. Еще пять божественных лет, детей больше не было, но это не имело никакого значения, разве у него не растет сын, крепкий и стройный, тогда как все его три сына от первой жены родились болезненными и быстро умерли, а его четыре дочери были уродливыми и сварливыми. Разве его жене не было всего двадцать два года, полной здоровья, такой же сильной и чудесной, как двое детей, которых она произвела на свет? Времени полно, будут и еще сыновья.

Потом возникла боль. И сделалась страшной. Никакой помощи от врачей из Тегерана.

«Иншаллах», – сказали они.

Облегчение приносили только наркотики, все более сильные по мере того, как она иссыхала. Аллах, даруй ей покой райского сада и позволь мне отыскать ее там.

Он смотрел на Хакима и видел в нем Азадэ, которая была копией своей матери, слушая, как тот продолжает говорить:

– Азадэ просто влюбилась, ваше высочество. Если она любила того человека, неужели вы не сможете простить ее? Разве ей не было всего шестнадцать и она не была изгнана в школу в Швейцарии, как позже и я был изгнан в Хой?

– Потому что оба вы были коварными, неблагодарными и ядовитыми предателями! – прокричал хан, чувствуя, как в ушах снова начинается гром. – Убирайся! Ты… ты будешь жить здесь отдельно от всех остальных, под охраной, пока я не пошлю за тобой. Ахмед, распорядись, потом возвращайся сюда.

Хаким поднялся, подавляя слезы, зная, что теперь произойдет, и не имея сил предотвратить это. Он вышел, с трудом переставляя ноги, Ахмед отдал необходимые распоряжения охраннику у двери и вернулся в комнату. Хан теперь полулежал с закрытыми глазами, его лицо было совсем серым, дыхание более натужным, чем раньше. Молю тебя, Аллах, не дай ему пока умереть, помолился про себя Ахмед.

Хан открыл глаза и сосредоточился.

– Я должен решать, как с ним быть, Ахмед. И быстро.

– Да, ваше высочество, – начал его советник, с осторожностью подбирая слова, – у вас всего два сына, Хаким и младенец. Если Хакиму суждено умереть или, – он странно улыбнулся, – случайно ослепнуть и стать калекой, тогда Махмуд, супруг ее высочества Наджуд, будет регентом до тех по…

– Этот идиот? Наши земли и наша власть будут утрачены, не пройдет и года! – На лице хана заалели багровые пятна, ему было все труднее мыслить ясно. – Дай мне еще таблетку.

Ахмед подчинился и подал ему воды запить лекарство, успокаивая его:

– Вы в руках Аллаха, вы поправитесь, не волнуйтесь.

– Не волноваться? – пробормотал хан, борясь с болью в груди. – То была воля Аллаха, что мулла умер вовремя… странно, Петр Олегович сдержал слово… хотя он… мулла умер слишком быстро… слишком быстро.

– Да, ваше высочество.

Через некоторое время боль утихла.

– Ка… каков будет твой совет насчет Хакима?

Ахмед какое-то время притворялся, что раздумывает:

– Ваш сын Хаким – правоверный мусульманин, его можно обучить, он управлял вашими делами в Хое хорошо и не сбежал, как, возможно, мог бы сделать. Он не вспыльчивый человек… разве что когда защищает сестру, а? Но это очень важно, потому что в этом лежит ключ ко всему. – Он подошел ближе и тихо проговорил: – Объявите его своим наследником, ваше вы…

– Никогда!

– …при условии, что он поклянется Аллахом оберегать своего младшего брата, как он оберегал бы сестру, а также при условии, что его сестра немедленно и по своей воле вернется в Тебриз. Если откровенно, ваше высочество, у вас нет никаких подлинных доказательств его вины, только показания с чужих слов. Доверьте мне выяснить всю правду про него и про нее и тайно доложить вам.

Хан следил за его мыслью, слушая сосредоточенно и внимательно, хотя это усилие давалось ему нелегко.

– А-а, брат будет приманкой для сестры, как она была приманкой, чтобы заманить в ловушку ее мужа?

– И как оба они являются приманкой один для другой! Да, ваше высочество, разумеется, вы подумали обо всем этом задолго до меня. В обмен на возвращение брату вашего благоволения она должна поклясться перед Богом, что останется здесь и будет помогать ему.

– Она это сделает, о да, она поклянется!

– Тогда они оба будут у вас под рукой, и вы сможете играть с ними в свое удовольствие, давая и отказывая по своему желанию, будь они виновны на самом деле или нет.

– Они виновны.

– Если они виновны, а я узнаю это быстро, если вы дадите мне полную власть, чтобы провести расследование, тогда по воле Аллаха они умрут немедленно, а вы объявите, что ханом после вас станет муж Фазулии, немногим лучше, чем Махмуд. Если они не виновны, то Хаким и дальше будет наследником при условии, что она останется. И если уж так случится, опять по воле Аллаха, что она станет вдовой, она даже может быть выдана за человека по вашему выбору, ваше высочество, чтобы удержать Хакима здесь как вашего наследника – хотя бы и за советского, если он сумеет избежать ловушки, нет?

Впервые за сегодняшний день хан улыбнулся. Сегодня утром, когда Армстронг и полковник Фазир прибыли, чтобы заполучить Петра Олеговича Мзитрюка, они притворились надлежащим образом встревоженными состоянием здоровья хана, как и он внешне притворился более больным, чем на самом деле чувствовал себя в тот момент. Он говорил голосом тусклым и неуверенным, отчего им приходилось подаваться в его сторону, чтобы его услышать.

– Петр Олегович приезжает сюда сегодня. Я собирался навестить его, но вместо этого попросил его приехать сюда из-за моей… потому что заболел. Я послал ему просьбу приехать, и он должен быть на границе на закате. В Джульфе. Если вы отправитесь туда немедленно, успеете с хорошим запасом времени… он пересекает границу на маленьком советском военном вертолете, который садится рядом с боковой дорогой у шоссе Джульфа – Тебриз, где его ждет машина… этот поворот пропустить невозможно, он там единственный… в нескольких километрах к северу от города… это единственная боковая дорога, местность пустынная, быстро переходит в грунтовую. Как вы… как вы его будете брать – это ваше дело, и… и поскольку сам я не могу присутствовать, вы передадите мне кассету с… с материалами расследования?

– Да, ваше высочество, – сказал ему Хашеми. – Как бы вы посоветовали нам взять его?

– Перекройте дорогу по обе стороны от поворота с шоссе парой старых, тяжело груженных фермерских грузовиков… дрова или ящики с рыбой… дорога там узкая, извилистая, вся в рытвинах, и машин там всегда много, поэтому устроить засаду не должно составить большого труда. Только… только будьте осторожны, там всегда есть машины с людьми из Туде, которые его прикрывают и следят, чтобы другие машины его не беспокоили, он человек мудрый и бесстрашный… в лацкан пиджака у него вшита капсула с ядом.

– С какой стороны?

– Не знаю… я не знаю. Его вертолет приземлится незадолго до заката. Поворот вы не пропустите, он единственный…

Абдолла-хан вздохнул, погруженный в свои мысли. Много раз тот же самый вертолет подбирал его, чтобы доставить на дачу в Тбилиси. Много раз он хорошо там гостил: обильное угощение, женщины молодые и уступчивые, с сочными губами и стремящиеся услужить – потом, если ему везло, Вертинская, эта дикая кошка из преисподней, для дальнейшего развлечения.

Он увидел, что Ахмед наблюдает за ним.

– Надеюсь, Петр избежит ловушки. Да, было бы хорошо, если бы он… взял ее себе. – На него накатила усталость. – Теперь я посплю. Пришли охранника назад и, после того как я поем сегодня вечером, собери здесь мою «преданную» семью, и мы поступим так, как ты предложил. – Он цинично улыбнулся. – Это мудро – не питать никаких иллюзий.

– Да, ваше высочество. – Ахмед поднялся на ноги.

Хан позавидовал его гибкому и мощному телу.

– Погоди, было ведь… было кое-что еще. – Хан на минуту задумался, процесс оказался странно утомительным. – Ах да, где Рыжеволосый С Ножом?

– С Чимтаргой, возле границы на севере, ваше высочество. Чимтарга сказал, что они, возможно, будут отсутствовать несколько дней. Они улетели ночью во вторник.

– Вторник? А какой сегодня день?

– Суббота, ваше высочество, – ответил Ахмед, скрыв свою озабоченность.

– Ах да, суббота. – Новая волна усталости. Его лицо вдруг показалось ему чужим, он хотел было поднять руку, чтобы потереть его, но обнаружил, что это усилие для него слишком велико. – Ахмед, выясни, где он. Если что-то случится… если у меня будет еще один приступ и я… в общем, проследи, чтобы… чтобы меня немедленно доставили в Тегеран, в Международную больницу. Немедленно! Ты понял?

– Да, ваше высочество.

– Узнай, где он и… и следующие несколько дней держи его рядом… что бы ни говорил Чимтарга. Держи Человека С Ножом под рукой.

– Да, ваше высочество.

Когда охранник вернулся в комнату, хан закрыл глаза и почувствовал, что проваливается в бездонные глубины.

– Нет божества, кроме Аллаха… – пробормотал он, сильно напуганный.

Недалеко от северной границы, к востоку от Джульфы. 18.05.До заката оставалось немного времени, и 212-й Эрикки стоял под грубым, наспех возведенным навесом, на крыше которого уже лежало снега на полторы ладони после вчерашней метели, и Эрикки знал, что, если его вертолет простоит на морозе достаточно долго, он его потеряет.

– Вы не можете дать мне одеял, или соломы, или чего-нибудь, чтобы согревать машину? – спросил он у шейха Баязида, едва они вернулись назад с телом старой женщины, их предводительницы, два дня назад. – Вертолету нужно тепло.

– У нас этого и для живых-то не хватает.

– Если вертолет замерзнет, он не сможет летать, – сказал Эрикки, опасаясь, что шейх не позволит ему тут же улететь в Тебриз, до которого было едва шестьдесят миль, – он смертельно тревожился за Азадэ и спрашивал себя, что сталось с Россом и Гуэнгом. – Если он не сможет летать, как мы выберемся из этих гор?

Шейх с неохотой отдал приказание своим людям построить навес и дал ему несколько козьих и овечьих шкур, которые Эрикки использовал в тех местах, где, как он думал, они принесут наибольшую пользу. Вчера после рассвета он попытался улететь. Он пришел в полнее смятение, когда Баязид сообщил ему, что собирается отдать его и его 212-й за выкуп.

– Вы можете вести себя терпеливо, капитан, и свободно передвигаться по деревне в сопровождении спокойного охранника, заниматься своим вертолетом, – сердито объяснил ему Баязид, – или вы можете быть нетерпеливым и злым, и тогда вас свяжут и посадят на веревку, как дикого зверя. Мне не нужны проблемы, капитан, я не хочу их и не хочу никаких споров. Мы обратились за выкупом к Абдолле-хану.

– Но я же говорил вам, что он ненавидит меня. Он не станет помогать мне и платить вы…

– Если он откажется, мы обратимся куда-нибудь еще. К вашей компании в Тегеране или к вашему правительству. Может быть, к тем советским, которые вас наняли. Тем временем вы будете находиться здесь как гость, есть, что едим мы, спать, как спим мы, имея во всем равную долю. Или связанным, на привязи и голодным. В любом случае вы останетесь здесь, пока не будет заплачен выкуп.

– Но на это могут уйти месяцы, и…

– Иншаллах!

Весь день вчера и половину ночи Эрикки провел, пытаясь придумать, как ему выбраться из этой западни. У него забрали гранату, но оставили ему нож. Однако его стража была бдительной и все время находилась рядом. По такому глубокому снегу ему, в его летных ботинках и без зимней одежды, было бы почти невозможно спуститься в долину внизу, да и в этом случае он оказался бы на враждебной территории. До Тебриза было всего тридцать минут лета на 212-м, но пешком…

– Сегодня опять выпадет снег, капитан.

Эрикки оглянулся. Баязид стоял в шаге от него, а он и не услышал, как тот приблизился.

– Да, и еще пара дней на таком морозе, и моя птичка, мой вертолет, уже не взлетит: аккумулятор разрядится, и большая часть приборов выйдут из строя. Я должен завести его, чтобы зарядить аккумулятор и прогреть оборудование, должен. Кто будет платить за сломанный 212-й в этих горах?

Баязид задумался на мгновение.

– Как долго должны будут работать двигатели?

– Десять минут в день, и это абсолютный минимум.

– Хорошо. Вы можете делать это каждый день сразу после наступления полной темноты, но сначала будете спрашивать у меня. Мы поможем вам выкатить вашу птичку… кстати, почему «птичка», почему не «орел», почему женский род, а не мужской или средний?

Эрикки нахмурился.

– Не знаю. В английском языке все корабли относятся к женскому роду, это тоже корабль, только воздушный. – Он пожал плечами.

– Очень хорошо. Мы поможем вам выкатить ее из-под навеса, и вы сможете ее завести, и, пока двигатели работают, в полутора метрах от вас будет пять стволов, чтобы вы не испытывали искушения.

Эрикки рассмеялся:

– Тогда я не буду испытывать искушения.

– Хорошо. – Баязид улыбнулся. Он был красивым мужчиной, хотя зубы у него были совсем гнилые.

– Когда вы пошлете известие хану?

– Оно уже послано. При таком снеге уходит день, чтобы спуститься к дороге, даже верхом, но добраться оттуда до Тебриза не займет много времени. Если хан ответит положительно и сразу, возможно, мы узнаем об этом завтра, или послезавтра, это будет зависеть от снега.

– Или никогда. Как долго вы намерены ждать?

– Все люди с Севера так нетерпеливы?

Эрикки вскинул подбородок.

– Древние боги были очень нетерпеливы, когда их заперли против их воли; они передали нам это качество. Это плохо, когда тебя удерживают против твоей воли, очень плохо.

– Мы – бедные люди, сейчас идет война. Мы должны брать все, что истинный Бог посылает нам. Брать выкуп – древняя традиция. – Его губы тронула улыбка. – Мы научились у Саладина проявлять благородство по отношению к своим пленникам, в отличие от многих христиан. Христиане не славятся рыцарским благородством. С нами обраща… – Его слух был острее, чем у Эрикки, как и его глаза. – Смотрите, внизу, в долине!

Теперь Эрикки тоже слышал рокот вертолета. Через мгновение его глаза отыскали низко летящий вертолет с камуфляжной окраской, приближавшийся с севера.

– Ка-16, советский армейский вертолет непосредственной огневой поддержки… что он здесь делает?

– Направляется в Джульфу. – Шейх сплюнул. – Эти сыновья собаки прилетают и улетают, когда им захочется.

– А много их теперь сюда проникает?

– Немного… но и один – уже слишком.

Недалеко от поворота на Джульфу. 18.15.Извилистая боковая дорога, тянувшаяся через лес, была вся в снегу, ее не расчищали. Несколько следов от телег и грузовиков, и одна пара – от старого полноприводного «шевроле», который был припаркован под соснами рядом с открытым пространством в нескольких шагах от главной дороги. В бинокли Армстронг и Хашеми отчетливо видели двух человек в теплых пальто и перчатках, сидевших на переднем сиденье с открытыми окнами и напряженно вслушивавшихся в тишину.

– Времени у него немного остается, – заметил Армстронг.

– Возможно, он так и не приедет.

Они уже полчаса вели наблюдение с небольшой, заросшей деревьями возвышенности, с которой хорошо было видно посадочную площадку. Их машина с остальными люди Хашеми была неприметно припаркована на главной дороге внизу и позади них. Было очень тихо, почти безветренно. Над головой пролетели какие-то птицы, издавая жалобные крики.

– Аллилуйя! – прошептал Армстронг, приходя в возбуждение.

Один человек в «шевроле» открыл боковую дверцу и вышел из машины. Он стоял, вглядываясь в северный сектор неба. Водитель завел мотор. Потом, поверх его урчания, они услышали стрекот приближавшегося вертолета, увидели, как он появился из-за горы и нырнул в долину, скользя над самыми верхушками деревьев, его поршневой двигатель аккуратно сбросил обороты. Вертолет идеально приземлился посреди облака снежной пыли. Им был виден пилот и человек, сидевший в кабине рядом с ним. Пассажир, маленький человечек, вылез из кабины и пошел навстречу человеку из «шевроле». Армстронг выругался.

– Ты узнаешь его, Роберт?

– Нет. Это не Суслев, не Петр Олегович Мзитрюк. Я уверен. – Армстронг был сильно разочарован.

– Пластическая хирургия?

– Нет, дело совсем не в этом. Тот был здоровым сукиным сыном, плотно сбитым, одного со мной роста. – Они смотрели, как он подошел ко второму человеку и что-то протянул ему.

– Это было письмо? Что он ему передал, Роберт?

– Выглядело как посылка. Могло быть и письмо, – пробормотал Армстронг, чертыхнувшись, и сосредоточился на их губах.

– О чем они говорят? – Хашеми знал, что Армстронг умеет читать по губам.

– Не знаю. Это не фарси и не английский.

Хашеми выругался и подправил свой и без того идеально настроенный бинокль.

– Мне показалось, что письмо.

Человек из вертолета произнес еще несколько слов и вернулся в кабину. Пилот тут же прибавил газу, поднял машину в воздух и улетел. Второй человек побрел по снегу назад к «шевроле».

– Что теперь? – Хашеми был расстроен.

Армстронг следил за человеком, шедшим к машине.

– Два варианта: перехватить машину, как запланировано, и выяснить, что это было, при условии, что мы сумеем нейтрализовать их быстрее, чем они успеют это уничтожить, – только подобные действия выдадут им то, что нам известно место приземления Большого Босса, – или просто проследить за ними, полагая, что это послание хану с указанием новой даты. – Он вполне оправился от разочарования, что Мзитрюк не попал в капкан. В нашей игре ты должен быть еще и везучим, напомнил он себе. Ладно, в следующий раз мы его заполучим, и он приведет нас к предателю в наших рядах, к четвертому, пятому, шестому человеку, и я помочусь на их могилы и на могилу Суслева – или как там Петр Олегович Мзитрюк себя теперь называет, – если удача будет со мной. – Нам даже не нужно следить за ними: он отправится прямиком к хану.

– Почему?

– Потому что хан является жизненно важным стержнем всего Азербайджана как для Советов, так и против них, поэтому они захотят из первых рук узнать, насколько плохи дела с его сердцем и кого он выбрал в качестве регента, пока младенец не достигнет совершеннолетия или, что более вероятно, не вознесется на небеса. Разве власть не передается вместе с титулом, вместе с землями и богатством?

– И тайный номерной счет в швейцарском банке – лишний повод приехать немедленно.

– Да, но не забывай, что в Тбилиси могло произойти что-нибудь серьезное, что объясняет эту задержку: Советы так же злятся и нервничают по поводу того, что творится в Иране, как и мы.

Они видели, как человек уселся в «шевроле» и начал что-то подробно рассказывать. Водитель отпустил сцепление и выехал на главную дорогу.

– Давай вернемся к нашей машине.

Обратный путь вниз по склону был относительно легким, движение на дороге Джульфа – Тебриз внизу было плотным, некоторые машины уже включили фары, и их жертве никак не удалось бы избежать засады, если они решили бы ее устроить.

– Хашеми, другое возможное объяснение состоит в том, что Мзитрюк мог в самый последний момент узнать о том, что сын его предал, и послать предупреждение хану, что его прикрытие тоже провалилось. Не забывай, мы так и не узнали, что случилось с Ракоци после того, как твой ныне покойный друг генерал Джанан отпустил его.

– Этот пес ни за что бы не осмелился сделать это по собственной инициативе, – сказал Хашеми с кривой ухмылкой, вспоминая то безбрежное ликование, которое он ощутил, нажав на кнопку передатчика и увидев, как в следующий миг взорвавшийся автомобиль уничтожил этого врага вместе с его домом, его будущим и его прошлым. – Приказ должен был поступить от Абрима Пахмуди.

– Почему?

Хашеми прикрыл глаза и искоса взглянул на Армстронга, но не прочел на его лице никакой скрытой хитрости. Ты знаешь слишком много секретов, Роберт, знаешь о кассетах с показаниями Ракоци и, что хуже всего, знаешь о моей «группе четыре» и о том, что я помог Джанану попасть в ад – где к нему скоро присоединится хан, как и Талбот, чей срок наступит через пару дней, и ты, мой старый друг, когда мне будет угодно. Рассказать ли тебе, что Пахмуди приказал наказать Талбота за преступления против Ирана? Рассказать ли тебе, что я с удовольствием окажу ему эту услугу? Много лет я хотел, чтобы Талбота убрали, но не осмеливался пойти против него в одиночку. Теперь вина ляжет на Пахмуди, да поразит его Аллах огнем, и еще одной колючкой в моем боку станет меньше. Ах да, и сам Пахмуди на следующей неделе – но ты, Роберт, ты будешь тайным убийцей, избранным для этой операции, в которой ты, вероятно, погибнешь. Пахмуди не стоит жизни одного из моих настоящих тайных убийц.

Он весело фыркнул про себя, спускаясь по склону, не чувствуя холода, не тревожась из-за того, что Мзитрюк не появился. У меня есть дела поважнее, думал он. Я любой ценой должен сохранить своих людей из «группы четыре» – мою гарантию личного рая на земле с властью даже над самим Хомейни.

– Пахмуди – единственный человек, который мог отдать приказ об освобождении Ракоци, – сказал он. – Скоро я выясню, где Ракоци сейчас. Он либо в советском посольстве, либо на советской конспиративной квартире, либо в подземелье для допросов в САВАМА.

– Либо благополучно выбрался из страны.

– Тогда он благополучно мертв: КГБ не прощает предателей. – Хашеми сардонически улыбнулся. – На какой из вариантов ты ставишь?

Секунду Армстронг не отвечал, озадаченный этим вопросом, таким необычным для Хашеми: иранец не одобрял азартных игр, как и он сам. Так. Последний раз он ставил деньги в Гонконге в 63-м году, взятку, которую положили в ящик его рабочего стола, когда он был суперинтендантом в Департаменте уголовных расследований. Сорок тысяч гонконгских долларов – около семи тысяч американских долларов в те времена. Вопреки всем своим принципам он взял эту хьюнг йо,«благоухающую подмазку», как ее там называли, из ящика и в тот же день на скачках поставил ее всю до цента на лошадь по кличке Рыба-Лоцман, всю сумму в одной безумной попытке отыграть проигранные им деньги – на скачках и на фондовой бирже.

Это была первая взятка, которую он принял за восемнадцать лет работы в полиции, хотя недостатка в предложениях никогда не было. В тот день он крупно выиграл и вернул деньги в ящик стола до того, как полицейский сержант, положивший их туда, смог заметить, что их трогали, – у него осталось больше чем достаточно, чтобы расплатиться с долгами. И все равно он чувствовал отвращение к себе и ужасался своей глупости. Он больше никогда не играл, никогда не прикасался к хьюнг йо,хотя возможность неизменно предоставлялась. «Ты полный болван, Роберт, – говорили ему некоторые из его коллег, – что за беда, если ты отложишь немного шальных деньжат себе на пенсию?»

Пенсию? Какую пенсию? Господи, двадцать лет беспорочной полицейской службы в Гонконге, одиннадцать столь же беспорочных лет здесь, помогая этим кровожадным придуркам, – и все улетело в чертову трубу. Слава богу, мне не о ком тревожиться, кроме себя самого: жены теперь нет, детей тоже, только я сам. Все равно, если я заполучу этого проклятого Суслева, который приведет меня к одному из наших высокопоставленных предателей, у которых руки по локоть в британской крови, значит, я не зря потратил эти годы.

– Как и ты, я человек неазартный, Хашеми, но если бы мне пришлось… – Он остановился, достал пачку сигарет, и они с наслаждением закурили. Дым смешивался с холодным воздухом и был хорошо виден в сгущающихся сумерках. – Если бы мне пришлось, я бы сказал, что Ракоци, скорее всего, был пешкешем твоего Пахмуди какой-нибудь советской шишке, просто чтобы прикрыть себя и с этой стороны.